Текст книги "Пропавшая девушка (ЛП)"

Автор книги: Роберт Лоуренс Стайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Что со мной происходит?

Я пытался ударить по тормозам. Вдруг показалось, что мой ботинок весит не меньше тонны. Нога отказывалась подчиняться. По мышцам разлилась слабость. Я… я не мог остановить снегоход. И свернуть тоже не мог. Не мог уклониться. Даже напрягаясь изо всех сил, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой!

Парень брел, опустив голову. Руки его слегка покачивались при ходьбе. Он не слышал меня. Он не видел меня.

Я беспомощно смотрел, как мой снегоход врезался в него с яростным грохотом. Удар пришелся парню в бок и отшвырнул назад. Я смотрел, как его ноги отрываются от земли, и он взмывает в воздух, подброшенный ударом.

Я увидел, как его глаза сделались дикими и услышал его отчаянный вопль. Вопль, который я буду слышать до конца дней моих. Вопль боли и ужаса.

Мой снегоход пронесся мимо него. Внезапно я вновь обрел возможность двигаться. К рукам вернулась подвижность. Я сжал и разжал пальцы. Действуют. Ноги тоже работали.

У меня не было времени искать причины этого необъяснимого паралича. Я заглушил мотор и скользил по инерции, пока не остановился, въехав в высоченный сугроб. Посидел несколько секунд, пытаясь отдышаться, чувствуя, как кружится голова, вздрагивая всем телом от потрясения.

Потом встал, встряхнулся, прогоняя головокружение, и обернулся. Молодой человек распростерся на снегу лицом вверх, одна нога его изогнулась под неестественным углом. Капюшон слетел, и длинные темные волосы разметались по снегу вокруг головы.

Лиззи уже стояла возле него на коленях. Склонившись над молодым человеком, она прижимала ладонь к его груди. Увидев, что я подбегаю, она повернулась ко мне. Глаза ее были широко раскрыты.

– Он мертв, Майкл! – закричала она. – Ты убил его!

16

Ее пронзительные вопли звенели у меня в ушах. Голова пульсировала болью. Я зажал руками уши, чтобы не слышать ее слов.

Он мертв, Майкл. Ты убил его!

У меня вырвался протяжный стон. Тут подъехали и остальные, выстроились в линию перед нами. Они остались сидеть на снегоходах, словно боялись слезать.

Пеппер обхватила себя руками за плечи. Я видел, что ее всю трясет. Диего склонился над рулем, лицо угрюмое. Кэтрин и Гейб приставили ладони козырьком к глазам, чтобы лучше разглядеть лежащее на снегу тело.

– Майкл, ты несся прямо на него. Ты что, не видел его? – спросил Гейб.

– А он почему не видел меня? – огрызнулся я. Мне не хотелось никому рассказывать, как мои руки и ноги вдруг онемели. Я сам этого не понимал. Никогда прежде я не испытывал такой паники. – Я… не мог остановиться, – добавил я. – Я пытался, но…

– Нужно валить отсюда, – произнес, озираясь, Диего. – Пока никто сюда не пришел.

– Ты спятил? – вскричала Пеппер. – А его просто бросить тут?!

– Он мертв. Ему уже ничем не помочь, – настаивал Диего. – Слушай, нельзя нам тут болтаться. Мы пили пиво, так? Полиция нас заметет.

– Это был несчастный случай, – возразил я.

– А им без разницы, – сказал Диего. – Заставят дыхнуть и враз определят, что мы под мухой.

– Это целиком был несчастный случай… – твердил я, все еще испытывая слабость и головокружение. Снег слепил глаза. Все казалось каким-то нереальным.

– Диего прав, – сказал Гейб. – Нас арестуют. Скажут, что мы нажрались. Пьяные школьнички решили полихачить и сбили парня. Про поступление в универ можно будет забыть. Все полетит к чертям собачьим. Наши жизни пойдут прахом.

– Но нельзя же его оставлять, – не сдавалась Пеппер. – Он точно мертв? Лиззи, он не дышит? У только голова слегка кровоточит. Может быть…

– Поехали! Валим к черту! – заорал Диего, заводя мотор.

– Нет. Подождите! – настаивала Пеппер. – Подождите. Всем сохранять спокойствие. Нужно подумать трезво.

– Я трезво думаю о нашем будущем, – сказал Гейб. – Смысл себе жизнь ломать? Парень погиб. Ему уже ничем не поможешь. Себя спасать надо.

Неожиданно вмешалась Лиззи. Она все еще стояла на коленях в снегу, склонившись над телом молодого человека.

– Я… по-моему, я его знаю, – сказала она и смахнула с его лба прядь черных волос. Его глаза бессмысленно уставились в небо.

На снег пала тень. Подняв глаза, я увидел того самого красного ястреба, пикирующего вниз. На половине пути он круто развернулся и полетел в сторону леса.

Кругом воцарилась тишина. Мы стояли, оцепенев, и ждали, что Лиззи продолжит.

– О Боже. Да. Я его знаю, – проговорила Лиззи. – Его зовут Энджел. Он… он учился в моей прежней школе, пока… – Ее голос сорвался. Она резко отвернулась от него и подняла глаза на меня. – Он учился в моей прежней школе, Майкл, но влип неприятности. Нешуточные неприятности.

Я сглотнул.

– Какого рода неприятности?

– Он избил двоих ребят. До полусмерти. Все знали, что это сделал Энджел. Но он как-то сумел выкрутиться.

– Ого, – пробормотал Диего. – Тот еще гад.

– Он конченный психопат, – продолжала Лиззи. – Кроме шуток. Все от него были в ужасе. Он был самым злобным человеком из всех, кого я знала. Однажды он схватил в столовой учителя и разбил его головой стеклянную дверь. Учитель после этого бросил преподавать.

– Поехали, – сказал Диего, вновь заводя мотор. – Валить отсюда нужно.

– Он прав. – Лиззи вскочила и обеими руками отряхнула джинсы от снега. Она оседлала снегоход. – Это был отпетый мерзавец. Едем. Скорее.

На сей раз никто спорить не стал. Мы развернули снегоходы и погнали вниз по склону Ривер-Ридж. Никто из нас не оглядывался назад.

Я убил человека. Эта мысль беспрестанно повторялась у меня в голове.

Я все время представлял себе ошеломленное лицо Энджела, когда мой снегоход врезался ему в бок. Видел, как он взмывает в воздух, дико размахивая руками и ногами. Как мог я выбросить эту сцену из головы?

И, прокручивая ее перед глазами снова и снова, я не мог забыть и то необъяснимое чувство – как меня словно парализовало, какими вдруг слабыми и беспомощными сделались мои руки и ноги. Столбняк. С перепугу на меня напал столбняк. Как иначе это объяснить?

Мы неслись под гору по широкой трассе вдоль Ривер-Роуд. Впереди мчались мы с Лиззи, за нами следовали Диего и Кэтрин. Гейб и Пеппер замыкали.

Солнце все еще стояло высоко в небе. Мы летели вниз по склону, без труда вписываясь в повороты.

Внезапно я поднял руку и резко затормозил.

– Подождите! – гаркнул я, перекрикивая рев моторов. Обернувшись, я наблюдал, как остальные тоже затормозили свои снегоходы, образовав неправильный круг. Со стороны это выглядело как авария на шоссе, когда одновременно сталкивается несколько автомобилей.

Авария. Совсем как авария. Это слово не давало мне покоя.

– Майкл, в чем дело? – крикнул Гейб. – Зачем ты остановился?

– Мы должны вернуться, – произнес я. – Мы были идиотами.

Все заговорили одновременно. Я опять поднял руку, пока они не умолкли.

– Мы совершили чудовищную ошибку! – прокричал я, и мой голос разнесся над склоном холма. – Что, если он еще жив? Плевать я хотел, хороший он человек или плохой! Мы не можем бросить его умирать в снегу! Тогда это будет уже не несчастный случай. Это будет убийство.

– Слишком поздно, Майкл, – заспорил Диего. – Мы не можем…

– Мы не можем покидать место происшествия, – перебил его я. – Головой надо было думать. По-твоему, полиция не заметит следы снегоходов? Уж конечно заметит. А чтобы выяснить, кто их оставил, много времени не уйдет.

– Майкл прав, – подхватила Пеппер. – Шесть снегоходов из магазина его отца? И часу не пройдет, как нас всех уже вычислят. И будет еще хуже, потому что мы оставили парня там лежать.

– Развернемся и поедем назад, – сказал я. – Вызовем полицию. Расскажем, как дело было. Все согласны?

Возражений никто не имел.

Мое внимание привлекла Лиззи. Она сидела, опустив голову, словно напряженно что-то обдумывала. Затем она подняла взгляд на меня. Ее темные глаза смотрели на меня изучающе. Она кивнула. Она была со мною согласна. У меня возникло странное ощущение. Как будто между нами возникла некая связь, как будто мы с нею вдруг сделались очень близки.

Мы развернули наши снегоходы и поехали обратно в гору. Ветер теперь ледяными порывами хлестал в лицо, так, что больно было щекам. Я натянул пониже лыжную шапку, но лицо защитить не мог.

Казалось, минуло не меньше часа, прежде чем мы снова взобрались на Ривер-Ридж. Страх, разливавшийся тяжестью в животе, казался мне холоднее вьющегося вокруг ветра.

Я первым достиг рокового места у лесной опушки. Остановился. Заморгал. Пригляделся получше.

– Где он? – закричала Лиззи. Остальные, не веря своим глазам, что-то невнятно забормотали.

Парень исчез. Я видел лишь отпечаток в снегу. Видел, где лежала его голова. Спина. Нога, выгибавшаяся под неестественным углом. Видел тонкую полоску порозовевшего снега там, где из его головы кровь натекла.

Но никакого тела. Никакого тела, распростертого на снегу.

– По крайней мере, мы знаем, что он жив, – с трудом вымолвил я.

– Но он психопат, Майкл, – проговорила Лиззи тоненьким голоском. – И он знает, кто мы такие. Он знает, кто мы. Мы… боюсь, теперь мы влипли по-крупному.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Шейдисайд, 1950

17

Джина Пальмьери испытала облегчение, увидев у своей двери двоих полицейских. Вот уже пять дней ждала она хоть каких-нибудь новостей, не в силах заниматься ничем еще. В доме царил беспорядок. В раковине громоздились немытые тарелки. Она даже не застилала постель.

Да и спать она не могла. Как можно было уснуть без Энджело рядом? Бет тоже исчезла. О них не было никаких вестей.

Постоянно приезжали родственники, чтобы составить ей компанию, но она не в силах была с ними говорить. Разве обязана она с ними разговаривать? Может, они ожидают, что она и угощать их будет?

Сама она не могла есть. Желудок превратился в тугой узел. Сейчас она сидела на диване, держа в руках нераскрытый журнал, а рядом на столике остывала чашка забытого чая. Тогда-то она и увидела из окна гостиной, как двое полицейских в черной униформе шагают по дорожке к дому. Она оказалась у входа прежде, чем они успели позвонить в дверь.

Как только они сняли фуражки, она по выражению их лиц поняла, что новости будут плохими.

Да и как могло быть иначе?

Энджело и Бет не могли вместе уехать на отдых. Они не стали бы праздновать открытие конюшни без нее.

Без сомнения, с ними произошло что-то ужасное. Миссис Пальмьери отвела мрачных офицеров в гостиную и жестом пригласила их присесть на низкую коричневую софу. Сама она встала позади кресла, вцепившись руками в его спинку, словно в спасательный круг.

– Миссис Пальмьери, полагаю, вам нужно присесть, – произнес тот, что представился сержантом О’Брайеном, делая жест рукой.

Она покачала головой. Ее темные глаза избегали его взгляда.

– Мне и здесь хорошо.

О’Брайен кивнул. Его напарник, офицер Манелли, ерзал, словно ему было некомфортно. Джина знала, что кушетка уже старая, и сидеть на ней некомфортно никому, но здесь причина явно крылась в другом.

– Вы нашли моего мужа? – Собственный голос показался ей сдавленным карканьем. Она ни с кем не разговаривала с самого утра. – Мою дочь Бет?

Офицеры переглянулись.

– У нас плохие новости, – сказал О’Брайен, теребя в руках фуражку. – Ваш муж мертв, миссис Пальмьери.

Джина ничего иного не ожидала, и тем не менее, ее дыхание оборвалось. Она знала, что голос офицера, произносящий слово мертв, отпечатается у нее в памяти навечно. Знала и что воспоминание, о нем она никогда не сможет стереть.

О’Брайен склонился над кофейным столиком.

– Мы нашли тело вашего мужа в лесах Фиар-Стрит.

Джина почувствовала, что ноги ее не слушаются. Она обогнула кресло и упала в него. Сердце рвалось в груди. Она думала, что может умереть. Присоединиться к Энджело. Наверное, смерть стала бы для нее сейчас избавлением.

– В лесах? Что он мог делать в лесах? – Слова вырывались сами собой, бездумно. У нее возникло чувство, будто она видит сон, очень реалистичный сон, в котором она находится вне собственного тела и со стороны видит себя, сидящую в гостиной и говорящую о мертвом Энджело в лесу.

– Мы не знаем, м-м, мадам, – сказал Манелли. – Наше расследование только началось и…

– Могу я увидеть его? – Ее голос все еще звучал, как хриплое карканье.

– Не думаю, что это будет разумно, – проговорил Манелли.

– Какие-то животные, должно быть, добрались до тела, – сказал О’Брайен. – Возможно, волки. Его тело… оно… э-э… там… боюсь, от него не слишком много осталось.

Из горла Джины вырвалось рыдание. Я не заплачу, твердила она себе. Я не заплачу, пока они не уйдут. Только тогда я буду плакать по тебе, Энджело. Я буду плакать по нам обоим. Долго, долго…

– Понимаю, это ужасное потрясение, – мягко проговорил О’Брайен. – Но нам придется искать убийцу. Вашего мужа связали и затащили в лес. Еще раньше, чем до него добрались животные.

Джина вздохнула, горло ее сжалось, каждый мускул в теле окостенел.

– Понимаю, что сейчас вам не хочется разговаривать, – тихо сказал О’Брайен. – Не нет ли у вас предположений… кто? – Его голос прервался.

Джина стиснула подлокотники так, что заболели руки.

– Что насчет моей дочери? – спросила она, не обращая внимания на вопрос О’Брайена. – Где она? Что случилось с Бет?

– Мы не знаем, – отвечал О’Брайен, понизив голос почти до шепота. – Возможно, она убежала куда-то, спасаясь от убийцы. Также убийца вашего мужа мог поймать ее, связать и похитить, увезти с собой.

Сузив глаза, Джина посмотрела на О’Брайена.

– Убежала? Если бы Бет убежала, она бы уже позвонила мне, где бы ни находилась. Она не могла пропасть на пять дней и ни разу не позвонить. И почему вы говорите о похищении? Я… я не получала никаких звонков с требованием выкупа.

У нее снова вырвалось рыдание.

– Моя девочка не придет домой. Моя девочка умерла.

О’Брайен вздохнул.

– Всегда остается надежда, миссис Пальмьери.

Надежда, думала она. Посмотреть только на его лицо. Я что-то не вижу на нем никакой надежды.

– Все эти пять дней мы прочесывали леса в поисках вашей дочери, – проговорил Манелли, нервно сжимая и разжима кулаки. – Никаких следов. Боюсь, мы вынуждены свернуть поиски.

– Значит, вы все же считаете, что она мертва, – подытожила Джина.

Мужчины пожали плечами. Их форменные рубашки казались жесткими, неудобными. У обоих лица блестели от пота.

– Мартин Дули убил моего мужа, – сказала вдруг Джина, вялым, сухим, безжизненным голосом. Она проговорила это сквозь сжатые зубы.

Двое полицейских уже вставали с дивана. Но, услышав эти слова, тут же снова сели.

– Что вы сказали? – спросил Манелли.

– Вы меня слышали, – произнесла она шепотом. – Мартин Дули убил моего мужа, и, вполне вероятно, мою дочь тоже.

– Почему вы так говорите? – спросил Манелли.

– Я уже говорила другим офицерам несколько дней назад, – гневно сказала Джина. – Вы друг с другом вообще разговариваете? Я… не понимаю, почему никто меня не слушает, почему никто не воспринимает меня всерьез.

О’Брайен поскреб ежик седых волос на затылке. Ранняя седина, усталые глаза и глубокие складки на лице свидетельствовали о том, что он посвятил службе в полиции немало лет.

– Вы сообщали, что Мартин Дули угрожал вашему мужу.

Джина кивнула.

– И весьма недвусмысленно, офицер. Говорил, что не позволит Энджело открыть собственную конюшню. Обещал позаботиться, чтобы его конюшня не продержалась и года.

– Но Дули не угрожал вашему мужу насилием? – уточнил О’Брайен.

– Дело… кончилось перепалкой, – сказала Джина. – Боюсь, Энджело вышел из себя. Он ударил Мартина Дули, чуть в нокаут его не послал.

– И тогда Дули пригрозил его убить? – спросил Манелли.

Джина покачала головой.

– Он сказал, что заставит его заплатить. И заставил, офицер. Еще как заставил. Он не стал откладывать в долгий ящик. Он убил моего мужа и мою дочь, и я никак не пойму, почему вы двое просиживаете тут штаны за разговорами со мной, пока он преспокойно разгуливает на свободе!

Манелли начал что-то говорить, но О’Брайен жестом велел ему умолкнуть.

– Мы допрашивали Мартина Дули несколько раз, миссис Пальмьери, – произнес он, глядя ей в глаза. – Штанов мы не просиживаем.

– У Мартина Дули имеется алиби, – добавил Манелли. – Весь вечер он провел дома со своей семьей и двумя соседями. Он никуда не выходил.

– Он лжет! – Джина вскочила на ноги. – Он гнусный лжец!

– Его семья ручается за это, как и соседи, – сказал О’Брайен. – Они устроили небольшой званый ужин. Слушали по радио выступление Боба Хоупа.[6]6
  Боб Хо́уп – американский комик, актёр театра и кино, теле– и радиоведущий.


[Закрыть] Потом играли в карты примерно до начала десятого. Мы допросили их всех поодиночке, и все показания сходятся. Мартин Дули не мог расправиться с вашими мужем и дочерью.

Джина сжала холодеющие руки в кулаки.

– Вы ошибаетесь. Я знаю, что он это сделал. Я знаю, он убил их. – Она встала перед офицерами, потрясая перед ними кулаком. – Что мне прикажете делать? Доказывать это самой?!

18

Часовня была убрана цветами, длинные разноцветные букеты лежали на алтаре, пышные венки украшали боковины двух сосновых гробов, венок поменьше покоился на кафедре.

Джина дала себе зарок не плакать на похоронах. Но сильный аромат лилий заставлял ее глаза слезиться. Она опустила пониже траурную вуаль своей шляпы. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее лицо.

Серое, беспросветное утро, мокрый снег с дождем – будто нарочно по такому случаю, думала она. Не имеет значения, сколько вокруг цветов, отныне мне предстоит вечно жить в этом сером, лишенном красок мире.

Мысль провести двойные похороны пришла ей в голову отнюдь не из соображений экономии. Она не сомневалась, что Бет мертва. Зачем продлевать страдания? К тому же, Бет наверняка хотела бы упокоиться рядом с отцом. Эти двое были очень близки, думала Джина, их отношения не походили на бурную мыльную оперу, как у меня с ней.

И все же… Бет знала, что я люблю ее. Она всегда это знала.

Алтарный служка с лоснящимся от пота лицом вел по проходу тетушку Ханну. В последнее время старушка двигалась еле-еле, опираясь на две трости.

Достигнув передних рядов, Ханна взяла руки Джины в черных перчатках и крепко сжала. Ни одна из женщин не произнесла ни слова. Да и что тут можно было сказать? Это до убийства им случалось беседовать по два-три раза на дню.

Ханна надолго задержала руки Джины в своих руках. Затем она отвернулась и побрела назад, чтобы занять свое место во втором ряду возле кузена Дэвида и Марианны. Их сынишке, как обычно, не сиделось на месте, и он беспрестанно дергал и теребил галстук в черно-белую полоску, который с трудом надели на него родители.

– Почему мне нельзя видеть дядю Энджело? – требовательно спросил он.

От его вопроса Джину передернуло, но она не повернулась к Питеру. Она до боли закусила нижнюю губу, чтобы не зарыдать. Как ужасно, что бедному, невинному Питеру в столь раннем возрасте пришлось столкнуться со смертью… Как он, наверное, растерян и перепуган…

– В церкви нужно вести себя тихо, помнишь? – увещевала его Марианна.

– Почему мне нельзя видеть дядю Энджело? – повторил малыш, на этот раз громким шепотом.

Джина повернулась на скамье.

– Не тревожься, – сказала она Питеру. – Дядя Энджело видит тебя. С небес.

Питер вытаращился на нее. Должно быть, ее слова озадачили его. Впрочем, пусть – лишь бы он перестал задавать этот вопрос.

Прежде чем снова повернуться вперед, Джина обвела взглядом собравшуюся толпу. Часовня была почти переполнена. У Энджело имелось много друзей. Много родственников и много друзей. Печальные, безмолвные лица свидетельствовали о том, каким любовью и уважением пользовался он в городе.

Но постойте…

Джина сощурилась под вуалью. Должно быть, ее зрение искажено черными кружевами. Наверное, ее начали мучить видения.

Сердце рванулось вдруг из груди к самому горлу. Отбросив вуаль, она вскочила на ноги. И в потрясении уставилась на Мартина Дули.

Мартин Дули, в черном костюме, с шляпой в руках. Мартин Дули сидел у прохода в заднем ряду, беззаботно разговаривая с человеком, которого Джина не знала.

Хриплый крик вырвался у Джины. Даже не сознавая того, она побежала к нему, расталкивая людей на своем пути, спотыкаясь, пробираясь между рядами, выкрикивая слова, которых сама не слышала из-за ярости, ревущей в ушах.

Она налетела на Мартина Дули и выхватила шляпу у него из рук, пытаясь разодрать ее, разорвать пополам.

– Как ты смел?! Как ты смел явиться на его похороны?! – завизжала она.

Зловещая тишина повисла в часовне. Люди начали оборачиваться. Органист резко прекратил играть. Из вестибюля заглянул испуганный священник – отец МакКэн.

Джина швырнула шляпу в лицо Мартину Дули.

– Как тебе духу хватило сюда заявиться? – Она положила дрожащие руки на пояс, грудь ее ходила ходуном.

Дули и глазом не моргнул. Он спокойно взирал на нее. Лишь пунцовые пятна, проступившие на гладко выбритых щеках, выдавали его волнение.

– Я пришел отдать дань уважения, – тихо проговорил он.

– Отдать дань уважения? Ты, убийца! – вскричала Джина. Она накинулась на него, метя ногтями ему в лицо. Но подбежали двое алтарных служек и, схватив ее за руки, удерживали на месте.

– Я пришел отдать дань уважения, – повторил Дули, даже не пытаясь встать. – Вы судите меня превратно, миссис Пальмьери. Энджело работал на мою семью еще с той поры, как был мальчишкой. Я любил его, как родного сына.

– ЛЖЕЦ! – завопила Джина. – Лжец! – Она пыталась вырваться из хватки юных служек, но оба мальчика держали ее крепко.

– Разве вы забыли? – продолжал Дули. – Я в ту же самую ночь лишился своего племянника. Аарон пропал без вести.

Джина нависла над ним, тяжело дыша. Если бы только она могла убить его взглядом! Метнуть разряд молнии ему в голову, разнести вдребезги эту самодовольную физиономию…

– Я потерял Аарона в ту ночь, помните? – повторил Дули. – Нисколько не сомневаюсь, что ваша Бет как-то к этому причастна. Всем известно, что ваша дочь была ведьмой!

Боль пронзила виски Джины, и она обхватила голову руками, словно пытаясь избавиться от этого страшного слова. Что-то в ней надломилось. Она чувствовала, как вспыхнуло в ней нечто свыше ярости, свыше всего, что ей когда-либо доводилось переживать.

Со звериным воплем она извернулась так, что оба перепуганных служки отлетели назад.

– УБИЙЦА! УБИЙЦА!

Она, шатаясь, попятилась назад. Выхватила горящую свечу из стенного подсвечника в проходе. А потом устремилась вперед и с размаху всадила ее в левый глаз Мартина Дули.

Его надсадный вопль эхом отразился от стропил часовни, когда он вскочил на ноги, и тут же, вторя ему, разразились воплями окружающие.

Он, шатаясь, побрел по проходу, горящая свеча так и торчала у него из глазницы. Руки его беспомощно молотили по бокам, словно он был слишком напуган, чтобы соображать, слишком напуган, чтобы схватить свечу и вытащить ее.

Джина отступила назад и смотрела, как лицо Дули занялось пламенем. А в следующее мгновение с трескучим свистом вспыхнули его волосы.

– Сделайте что-нибудь! – визжала какая-то женщина у нее за спиной. – Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь!

Джина скрестила на груди руки и смотрела.