Текст книги "Ночь гигантских вещей (ЛП)"

Автор книги: Роберт Лоуренс Стайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Р. Л. Стайн
НОЧЬ ГИГАНТСКИХ ВЕЩЕЙ

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВО ДВОРЕЦ КОШМАРОВ

ЗДЕСЬ ВСЕГДА НАЙДЕТСЯ КОМНАТА ДЛЯ ЕЩЕ ОДНОГО КРИКА

Прежде, чем Вы войдете, вытрите, пожалуйста, ноги о коврик с надписью «НЕ ВХОДИТЬ!». Мы стараемся содержать полы в чистоте. Наша домотравительница давненько здесь не прибиралась, так что простите великодушно за кровавые пятна.

Да, Вы отыскали мой древний чертог, место, предназначенное лишь для совершенно особенных посетителей. Сюда приходят ребята, которым есть, что порассказать.

Присаживайтесь к огню. Нравится ли Вам, как языки пламени вздымаются до самого потолка? Какая досада, что у нас нет камина…

Я – Хранитель Историй. Здесь, в самом темном, самом укромном уголке Кошмарии, я всегда держу двери Дворца Кошмаров открытыми.

Сюда находят дорогу дети, пережившие ужас. Испуганные дети. Они горят желанием поведать мне свои истории. Я – Слушатель, и я же – Хранитель их историй.

Вас интересуют те призрачные лица на стене? Лица с глазами, вылезшими из орбит, и ртами, раскрытыми в крике ужаса? Это – изображения тех детей, что одарили меня своими историями.

Сегодня у нас посетитель. Вон тот мальчуган, что сидит на подлокотнике кресла у бушующего огня. Чтобы успокоить нервы, он жонглирует тремя красными шариками.

Зовут его Стивен Суини. Стивену двенадцать, и он собаку съел на магии и иллюзиях. Однако то, что случилось с ним – отнюдь не иллюзия.

– О чем твоя история, Стивен?

– Она про… опасные чудеса.

– Ты ведь любишь показывать фокусы, не так ли?

– Фокусы обычно забавны. То, что случилось со мною – ужасно!

– Что ж, Стивен, рассказывай. Я – Хранитель Историй. Начни с самого начала. Поведай мне свою историю.

Стивен позволяет красным шарикам упасть ему на колени. Его темные глаза впиваются мне в лицо.

– А вы уверены? Это чертовски странная история, – говорит он..

Давай же, Стивен. Не бойся. Во Дворце Кошмаров всегда найдется Комната Для Еще Одного Крика…

1

– Тяните карту. Любую.

Я держал колоду перед Авой и Кортни. Они мои одноклассницы. Ава Манро и Кортни Джексон.

Они дружно рассмеялись.

– Стивен, знаем мы твои штучки, – заявила Ава.

Ава – самая высокая шестиклассница в средней школе имени Эвереста. Она премиленькая, с волнистыми белокурыми волосами и голубыми глазами. Но сдается мне, что высоченный рост делает ее несколько воображалистой.

Она любит поглядывать на меня свысока. И это при том, что я всего-то на пару-тройку дюймов ниже ее.

Я помахал колодой у них перед носом.

– А вдруг это другой? Попробуйте. Вытяните любую карту и не говорите мне, какую.

Кортни скрестила руки на груди.

– Это червовый туз, – сказала она, не вытащив при этом ни одной карты.

Кортни – негритяночка с коротко стриженными волосами и большими темно-карими глазами. Она носит длинные серьги и много-много бус. А еще у нее смех замечательный.

Я слышу ее смех очень и очень часто. Потому что она любит посмеяться надо мной и моими магическими трюками.

– Откуда ты знаешь, что тебе выпадет червовый туз? – осведомился я.

– А у тебя в колоде одни червовые тузы, – ответила Кортни.

Они с Авой стукнулись кулаками и снова захохотали.

– Ладно, ладно, – проговорил я. – В этот раз ты угадала. – Я засунул свою шулерскую колоду в карман куртки. – Но есть у меня трюк, о котором вы даже не подозреваете. Может, перемените свое мнение?

Я протянул руку и извлек у Авы из носа четвертак.

Ава застонала.

– Стивен, это гадко. Зачем ты всегда так делаешь?

«Гадко» – одно из любимейших ее словечек. Ее брат – «гадкий». Ее собака – «гадкая». Сегодня она сказала, что ее ланч был «гадкий». Честное слово.

– Я буквально чувствую запах перемен, – произнес я и вытащил четвертак у Кортни из уха. Повертел между пальцами и заставил его исчезнуть.

– Знаете, где теперь четвертак? – спросил я. – Ну-ка, Ава, открой рот…

– Вот еще, – отрезала она и поскорей отвернулась.

– Стивен, оставь уже нас в покое, – попросила Кортни. – Мы уже видели все твои фокусы, помнишь?

Был прохладный осенний день. Порыв ветра растрепал мои волосы, отчего они упали на глаза. У меня длинные, прямые темные волосы. «Копна волос», как говорит мама. Она любит подождать, когда я причешусь, а потом взъерошить их обеими руками.

У нас в семье сплошные шутники.

Большинство пацанов в нашем классе стрижется очень коротко. Но мне нравится отпускать волосы подлиннее. Это придает эффектности, когда я выступаю со своими фокусами на сцене.

Ава, Кортни и я стояли у обочины на Эверест-Стрит. Уроки только-только закончились. Из школы все еще выбегали группки ребят. Ветер подхватывал с тротуаров опавшие листья и кружил их в стремительном танце.

Кортни спрятала руки в карманы голубой толстовки.

– Стало быть, завтра у нас шоу талантов?

Я кивнул.

– Ага. Мое выступление будет убойным.

– Это если мы с Кортни не убьем тебя раньше! – сказала Ава.

Ха-ха. ЛОЛ. Они по мне с ума сходят. Иначе бы такого не говорили, правильно?

– Вы мне ассистируете. Не забыли? – сказал я. – Мы должны отрепетировать представление. Отработать ваши действия.

Кортни прищурилась:

– Ты ведь не собираешься выхватывать четвертаки из наших носов перед всей школой, надеюсь?

– У тебя есть фокусы, которые не были бы гадкими? – спросила Ава.

– Конечно, – сказал я. – Вот. Зацени этот новый трюк.

Они не видели баллончика со спреем «Нить балбеса»[1]1
  «Нить балбеса» («Silly String») особый аэрозоль, который мгновенно загустевает на воздухе, превращаясь в длинные белые нити. Перестрелки при помощи баллончиков с «Нитью балбеса» – очень популярное развлечение на вечеринках в США и Европе. (Примечание переводчика).


[Закрыть], надежно припрятанного у меня под боком.

Я наклонился вперед. Потом сделал вид, будто чихнул на Аву. Вот так:

– А-А-А-П-Ч-Ч-ЧХИ-И-И-И!!!

И одновременно с этим выстрелил белой «Нитью балбеса», окатив весь перед ее свитера.

Она ахнула и в шоке отпрянула назад.

Это было шикарно.

Но потом Кортни попыталась выхватить баллончик у меня из руки.

И вот тогда-то все пошло кувырком.

2

Кортни протянула руку к баллончику. Мой палец непроизвольно нажал на кнопку. И я оросил этим веществом все ее лицо и волосы.

– Фу! – крикнула она и попыталась оттереть белую массу с глаз.

Потом Ава выхватила у меня баллончик и обрызгала уже меня. Я не успел увернуться. Она давила пальцем на кнопку и покрывала меня тоннами этой липучей дряни. Затем она отшвырнула баллончик на тротуар.

Я принялся стряхивать с себя белую гадость. Пытался отодрать ее от своей куртки. Кортни тем временем протирала глаза, размазывая спрей по щекам. Здоровенный комок застрял у нее в волосах.

– Стивен, ты знаешь, как произносится слово «месть»? – проговорила она сквозь стиснутые зубы.

– А ты знаешь, как произносится слово «прикол»? – отпарировал я.

Ребята хохотали и орали в восторге. Какой-то третьеклашка подобрал баллончик и попытался обрызгать своих друзей. Но там уже ничего не осталось.

– Ну и гад же ты, Стивен! Ты мне свитер испоганил! – кричала Ава.

– Ничего, сойдет, – сказал я. – На баллончике написано, что оно отмывается. Это была просто шутка, Ава.

– Сам ты шутка! – в гневе закричала она. Она попыталась засадить мне кулаком под дых, но я с легкостью увернулся. Я меньше и проворнее.

Я достал сотовый и проверил время.

– Опаздываю на музыку, – сообщил я.

И зашагал через дорогу. Но потом оглянулся и крикнул Аве:

– Я забегу к тебе после музыки, можем втроем порепетировать!

– Это если я не доберусь до тебя раньше! – прокричала она в ответ.

Кортни погрозила мне двумя кулаками сразу.

Я же говорил. Они по мне с ума сходят.

* * *

Мистер Пинкер – мой новый учитель музыки. Он дает частные уроки на дому, в двух кварталах от школы.

Живет он в большом доме из красного кирпича, расположенном на пригорке, так что широкий, поросший травою двор спускается под откос. Зимой он позволяет соседской ребятне гонять со склона на санках.

Дом очень старый; по одной его стене взбираются вверх разросшиеся побеги плюща. Он оснащен парой дымоходов и длинной застекленной верандой.

Я поднялся по склону к жилищу мистера Пинкера. Позвонил в парадную дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.

Прихожая была ярко освещена; повсюду на крючках висели куртки, шапки и зонтики. Из гостиной доносились звуки фортепиано: кто-то как раз заканчивал урок. И стоял аромат свежей выпечки.

Я поставил на пол рюкзак и повесил куртку на свободный крючок. Невысокая рыжеволосая девочка появилась из гостиной и одарила меня улыбкой, прежде чем скрыться за дверью.

– Здравствуй, Стивен. Заходи, – поприветствовал меня вышедший вслед за ней мистер Пинкер. – Это была Лиза. Она разогрела для тебя клавиши.

По-моему, он славный дядька. Лет ему где-то сорок или около того. Он высокий и сухопарый. Практически лысый, если не считать венчика рыжевато-каштановых волос вокруг макушки. На кончике носа сидят очки.

Одет он всегда в серый костюм с красным галстуком. Это был лишь третий мой урок у него, но всякий раз он встречал меня в одном и том же костюме.

Я последовал за ним в гостиную. На вид она довольно старомодная. Множество старых стульев и большой, коричневый кожаный диван, с которого местами слезает обивка. У высоких напольных часов, стоящих возле дальней стены, отсутствует секундная стрелка. И вообще они не ходят.

На одной из стен висят четыре черно-белые фотографии парусников. А на каминной полке стоит портрет дирижера, занесшего дирижерскую палочку.

На низком столике в углу свалены в стопки бесчисленные ноты. У другой стены, напротив окна, стоит пианино. На скамье у окна также свалены груды нот.

За окном порывистый ветер стучал веткой дерева в стекло. Звук был такой, словно кто-то бьет в барабан.

– Что это за белая гадость у тебя в волосах? – спросил мистер Пинкер. – Неужели в столь юном возрасте ты уже обзавелся перхотью?

Я потрогал волосы. Они были липкие.

– Это «Нить балбеса», – сказал я. – Была тут у нас небольшая войнушка…

Он кивнул.

– Главное, смотри, чтобы пальцы не были липкими. – С этими словами он вышел из комнаты.

Через несколько секунд он вернулся с большой тарелкой домашнего шоколадного печенья и стаканом молока.

– Я знаю, что после уроков шестиклассники всегда голодные, – проговорил он. – Поэтому каждый день пеку для них мое особое печенье.

Он протянул мне тарелку, а стакан с молоком поставил на крышку пианино. Я не был голоден, но мне не хотелось показаться невежливым. Я откусил большой кусок печенья.

Оно оказалось очень жестким и застревало в горле. Я постарался тут же запить его молоком.

Мистер Пинкер сунул мне тарелку под нос.

– Давай. Доешь, Стивен. Все ребята любят мое печенье.

Я заставил себя доесть печенье, запивая молоком каждый кусок.

Когда мистер Пинкер смотрел, как я ем, на лице его играла широкая улыбка. Глаза радостно светились, и он все время улыбался. Он наблюдал за мной, пока я не съел все до последней крошки.

Но ничего странного в этом нет… верно же?

3

– Это одно из ранних произведений Шопена, – проговорил мистер Пинкер. Он разложил передо мной ноты. – Думаю, ты найдешь его очень легким для исполнения, стоит только подобрать ритм.

– Я практиковался с другим отрывком, что вы мне дали на той неделе, – сказал я. – Но у меня дома только маленький синтезатор, так что правильно сыграть трудновато.

Мистер Пинкер похлопал меня по плечу:

– Как только твои родители услышат, как ты хорош, то сразу захотят купить тебе настоящее пианино.

По-моему, я и впрямь играю весьма недурно. Я не хвастаюсь. Музыка дается мне очень легко. Равно как и фокусы, и комедийные номера, и прочие выступления. Мне просто нравится выступать.

Папа говорит, что мой дядюшка Дэвид пел и играл на пианино в каком-то очень популярном в свое время танцевальном ансамбле. Он скончался еще до моего рождения. Но я, наверное, унаследовал от него свой талант.

Я подтащил табуретку поближе к пианино и склонился над нотами. Я пытался сообразить, как нужно расставить пальцы для первых нескольких аккордов.

Мистер Пинкер оказался не прав. Отрывок был не из легких. Очень быстрый и очень сложный. Я сразу понял, что мне придется практиковаться часами, прежде чем я научусь с должной скоростью двигать пальцами.

Мистер Пинкер пристроился на табурете рядом со мной.

– Давай попробуем несколько интервалов, – сказал он. – Я покажу тебе.

У меня во рту до сих пор стоял вкус шоколада. Печенье мистера Пинкера оказалось настолько тяжелым, что у меня крутило живот.

Я наблюдал за его руками, когда он начал играть. Время от времени я переводил глаза с его рук на ноты и обратно. Затем я сам попытался сыграть несколько аккордов… очень медленно.

Вместе мы трудились над этим отрывком минут двадцать. Он был страшно трудный. Но я уже потихоньку начинал разбираться.

Нас прервал телефонный звонок. Мистер Пинкер вскочил и направился в кухню.

– Мне нужно ответить, – сказал он. – Продолжай практиковаться по первым страницам.

Я склонился вперед и пробежался пальцами по клавишам. Руки вспотели. Я вытер их полотенцем, которое мистер Пинкер всегда держал на пианино.

У меня заныла спина. Вот уже как минимум полчаса я сидел неподвижно. Так что я решил встать и хорошенько размяться.

Кстати, где тут уборная? Самое время туда наведаться… Да вот беда – я до сих пор не был знаком с остальной частью дома.

Кухня располагалась слева. По правую же сторону находился длинный коридор. Я решил, что туалет должен быть в самом конце.

Я вышел в коридор. Там был выключен свет. Но я все равно разглядел, что по обе стороны его тянутся двери. Деревянные половицы поскрипывали у меня под ногами. Пахло хвоей, как от освежителя воздуха для туалетов.

Мои глаза постепенно привыкли к полумраку. Я увидел, что все двери в коридоре стоят закрытыми.

Я приоткрыл первую дверь, заглянул. Это оказалась кладовка с простынями и полотенцами, стопками разложенными на полках.

Я закрыл дверь и перешел к следующей. Эта была чуть-чуть приоткрыта. Заглянув, я увидел пару кроватей и комод. Должно быть, комната для гостей.

Наверное, мне следовало подождать и спросить мистера Пинкера, где здесь туалет. Но я был совершенно уверен, что он должен находиться где-то неподалеку.

Половицы под ногами попискивали да поскрипывали. Я подошел к следующей двери, открыл. Заглянул в комнату, несколько раз моргнул… и в изумлении ахнул.

Серый вечерний свет лился в помещение из двух окон на противоположной стене. Вцепившись в дверную ручку, я воззрился на пол.

Что я вижу? Неужели крошечный город? Город, весь состоящий из деревянных кукольных домиков?

Прежде чем я успел к нему приглядеться, коридор огласил гневный окрик мистера Пинкера:

– БРЫСЬ отсюда! ЗАКРОЙ дверь! БРЫСЬ, я сказал! КЫШ ОТСЮДА!

4

Я подскочил, наверное, на целую милю. И поспешно захлопнул дверь.

– Стивен! – рявкнул мистер Пинкер. – Ты что там делал?

– Ну… я… э… – прозаикался я. – Извините. Я туалет искал, мистер Пинкер.

– Туалет в конце коридора. – Он показал пальцем. Лицо его все еще было сердитым.

Меня маленько трясло. В самом деле, чего он так взбеленился?

Что такого хранится в той комнате? Что там за страшная тайна?

Закончив свои дела, я вернулся в гостиную. Мистер Пинкер сидел на табуретке возле пианино. Лицо его было задумчивым.

Я решил вернуть его в доброе расположение духа. Мне не хотелось, чтобы он на меня злился.

– Э… мистер Пинкер? – произнес я. – Можно мне еще печенья?

Он тут же просиял.

* * *

После урока музыки я отправился прямиком к Аве. Она живет в маленьком белом домике через дорогу от меня. Их гараж по размерам почти не уступает самому дому.

После пары огромных печений меня мучила тяжесть в животе. И я беспрестанно рыгал шоколадом. Мне было малость не по себе. Но я все равно рвался отрепетировать свой номер с Авой и Кортни.

Я нашел их на кухне: они резали овощи для салата.

Кортни возвела свои карие глазищи к потолку и простонала:

– Гляди, какую бяку кот в дом приволок!

– Ха-ха, – сказал я. – Очень умно, Кортни. Сама придумала, или кто надоумил?

– Как прошел урок музыки? – спросила Ава. Она бросила большую пригоршню салата-латук в деревянную миску, стоявшую на кухонной стойке. – Небось зачихал своей гадостью все пианино?

– Ничего подобного, – сказал я. – Я учил Шопена.

– И как, научился Шопен чему-нибудь? – спросила Кортни. – Или сам тебя проучил?

Кортни за словом в карман не лезет. Как говорит моя мама, она «остра на язычок».

На самом деле, я действительно нахожу ее очень остроумной. А что она меня поддевает – так это стопудово признак большой и чистой любви.

– Завтрашнее выступление будет просто чума, – сказал я. – Вам двоим нужно будет одинаково нарядиться. Уже нашли, что надеть?

– Да-да, уже подобрали, – ответила Ава. – Наденем балаклавы, чтобы нас никто не узнал.

Я ущипнул ее за щечку:

– Мне нравится твой энтузиазм!

В животе заурчало. Да уж, парочка таких печений доконает кого угодно.

Я повернулся к Кортни:

– Помнишь, что делать с волшебной палочкой? Сначала вертишь ею над головой, как дубинкой. Потом вручаешь ее Аве, та описывает ею круг и отдает ее мне.

Кортни тяжело вздохнула:

– То есть, как мы делали минимум сотню раз?

– Я лишь хочу быть уверен, что все пройдет гладко, – сказал я.

С этими словами я достал из стеклянной миски три яйца и принялся ими жонглировать.

– Стивен, положи, пожалуйста, – попросила Ава. – Маме из них омлет готовить.

– Пожалуй, завтра я немножечко пожонглирую, – задумчиво проговорил я. – У меня в цилиндре есть три игрушечных цыпленка. Может, вытащу их и начну жонглировать ими…

Я подбросил яйца немножко выше. Я – превосходный жонглер. Могу жонглировать быстро-быстро, ни разу не сбившись.

Мужик, что научил меня этому делу, когда-то работал в цирке братьев Рингли.

– Стивен, прошу тебя, прекрати, – сказала Ава. – Серьезно.

Я подбросил яйца еще выше. Мне нравилось смотреть на напряженные лица девчонок. Кортни замерла возле раковины. Ее глаза неотрывно следовали за летающими яйцами.

– Хочешь посмотреть, как я умею жонглировать пятью яйцами? – спросил я.

– Пожалуйста, не надо! – взмолилась Ава.

Я подбросил яйца чуть ли не до потолка. Руки работали быстро и слаженно. Бросил. Поймал. Бросил. Поймал.

Я подкинул два яйца – и надо же было Авиной мамаше именно в этот момент нагрянуть на кухню!

– О НЕТ!!! – Ее испуганный вопль ошарашил меня.

Я подбросил яйца слишком высоко. Они треснулись о потолок.

И тут же ухнули вниз. Оба приземлились на голову Аве.

Шмяк! Шмяк!

Этого звука мне не забыть никогда.

Ава заорала дурным голосом, когда густой желток размазался по ее волосам, залепил уши и потек по щекам.

Авина мама качала головой и горестно вздыхала.

Кортни подлетела к Аве и принялась вытаскивать куски скорлупы из ее слипшихся волос.

Я покатился со смеху.

– Это не моя вина! – воскликнул я и показал на миссис Манро. – Это из-за нее!

Интересно только, почему смеюсь я один?

Желтая дрянь стекала со щек Авы на шею.

Кортни обняла ее рукою за плечи и повела из кухни.

– Не переживай, – приговаривала она, – сейчас мы это шампуньчиком…

Она бросила на меня взгляд исподлобья.

Я крикнул им вслед:

– Вы что же, больше не хотите репетировать?

Никто не ответил. Потом Кортни крикнула мне из коридора:

– Ну все, Стивен, готовься к жесточайшей мести!

К мести? Ха-ха. К мести?

Я лишь громче захохотал.

Ну какой мести можно ждать от этих двоих?

5

А дома меня уже поджидал сюрприз.

Маму и папу я обнаружил в гостиной. Они сгрудились у подоконника, ласково воркуя над каким-то существом. И были так поглощены своим занятием, что даже не заметили, как я вошел.

Я подошел к ним, обогнув черное папино кресло, стоящее посреди комнаты. Оказывается, они хлопотали над небольшой бурой птичкой.

– Это что, попугай? – спросил я.

Родители дружно обернулись.

– А, Стивен, привет, – сказала мама. – Вот не знаем. Размером вроде с попугая. А с виду больше на ястребиного птенца похож.

– Он влетел в окно, – пояснил папа. – Наверное, чей-то. Видать, упорхнул из клетки.

Одним пальцем он погладил птичку по бурой макушке:

– Совсем ручной.

– Ах ты моя пташечка! – защебетала мама. – Ах ты моя славная!

Я простонал:

– Вы теперь только с птицей и будете разговаривать?

– А это я не с птицей. Это я с тобой, – сказала мама. Как я уже говорил, в нашей семье пошутить любят.

Мама очень похожа на меня. Она невысокая, круглолицая, и волосы у нее, как у меня, длинные и темные.

В юности она исполняла на фортепиано джаз. По ее словам, она и пела неплохо. Но все это она забросила еще до того, как я родился.

Полагаю, большинство моих талантов – это наследственное.

Папа – высокий, светловолосый и голубоглазый. Крепкое телосложение, широкие плечи и размашистая походка придают ему вид крутого парня. Мама говорит, что ему следовало бы стать звездой боевиков, а не детским хирургом (папа оперирует детей всех возрастов – даже грудничков).

Иногда он заводит разговор об очередной операции прямо за столом. А мы с мамой зажимаем уши руками и кричим, чтобы он заткнулся.

Родичи присели на подоконник и продолжили ворковать над птицей.

– Надо бы найти ему клетку, – сказал папа. – Слушай, вроде у нас в подвале была какая-то клетка.

Я сбросил рюкзак на диван и подошел к окну.

– То есть, мы оставим его себе?

– Твой папа уже и имя ему дал, – сообщила мама. – Букашкин.

– Чего-чего? – удивился я. – Почему Букашкин?

– А он промышляет букашками, – ответил папа. – Не так ли, Букашкин? Любишь букашек, да?

– Но он же, наверное, чей-то, – напомнил я. – Он не дикая птица, верно?

– Мы дадим объявление в Интернете, – сказала мама. – Глядишь, кто и откликнется.

– Может, вознаграждение дадут, – сказал я. – Может, он миллион баксов стоит.

Папа криво усмехнулся:

– Чувак! Мне нравится ход твоих мыслей!

Мы стукнулись кулаками.

Я наклонился и погладил пальцем спинку птицы. Перышки у нее были мягкие и теплые.

Букашкин издал низкий горловой звук, похожий на кошачье мурлыканье.

Его маленькие глазки блестели. Он повернул головку, открыл изогнутый желтый клюв и сомкнул его на моем пальце.

– А-А-А-А-А-А-А! – заорал я, отдернув руку. – Он укусил меня! Он отхватил мне палец!