Текст книги "Вопль Маски Одержимости (ЛП)"

Автор книги: Роберт Лоуренс Стайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Р. Л. Стайн
ВОПЛЬ МАСКИ ОДЕРЖИМОСТИ

1

Я включила в подвале свет. Потом вцепилась за металлические перила и сделала первый шаг вниз. Под ногою скрипнула ступенька. Словно пропищала мышь.

Я сделала еще один шаг, щурясь от света. Холодные ступени студили босые ноги. Я приподняла подол своей длинной ночной сорочки, чтобы не запнуться об него по дороге вниз.

Растрепанные со сна каштановые пряди спадали мне на лицо. Я убрала волосы за плечи одной рукой. Рука дрожала от страха.

Я услышала, как внизу загудела, включаясь, печь. Еще одна ступенька взвизгнула под ногами. Я замерла на середине лестницы.

– Что же я делаю?

Произнесла я эти слова – или только подумала?

Зачем я посреди ночи тайком спускаюсь в подвал?

Это была не моя идея. Мне не хотелось этого делать. Меня тянуло туда… тянуло против моей воли.

Карли Бет… Карли Бет… – взывала ко мне ужасная маска. Безобразная маска – Маска Одержимости, что пыталась однажды разрушить мою жизнь… пыталась лишить меня рассудка… пыталась обратить меня во зло.

И теперь она призывала меня. Она заставляла меня спуститься по лестнице и брести вперед, босиком по холодному полу подвала.

Карли Бет… Карли Бет…

Я осознавала, что не сплю. Слишком живо ощущался страх. Я включила свет в игровой комнате. Лампа на потолке вспыхнула, осветив красные виниловые стулья и диван. Я вцепилась в край столика для пинг-понга. Я пыталась остановить себя. Пыталась удержать себя на месте.

Но притяжение маски было слишком сильно.

Я вдруг почувствовала себя ужасно маленькой и слабой – словно пылинка, засасываемая мощным пылесосом. Мои пальцы соскользнули со стола. Я заковыляла вперед, пальцы ног тонули в длинном ворсе на белом ковре.

Мои плакаты с лошадьми… красные настенные часы… старый трехколесный велосипед моего брата Ноа… дверца шкафа, оклеенная семейными фотографиями… все слилось в расплывчатой дымке, когда я, шатаясь, брела вглубь подвала.

К кладовой в дальнем его конце. К горе из картонных коробок и старой мебели, через груды детских игрушек, ветхой одежды и макулатуры. Там я похоронила маску. Глубоко-глубоко под грудами ненужного хлама, где никто, никогда не смог бы ее найти.

А теперь она звала меня… тянула меня к себе…

Карли Бет… Карли Бет…

Быть может, ее шепот звучал только у меня в голове? От звука ее голоса, взывающего ко мне по имени, ледяная дрожь – волна за волной – прокатывалась вниз по тыльной стороне моей шеи.

Я знала, чего она хочет. Я знала, зачем она разбудила меня и вытащила из спальни.

Она хотела, чтобы я откопала металлическую шкатулку, в которой похоронила ее. Чтобы я отперла шкатулку и освободила ее. Чтобы надела ее, как в прошлом году. Чтобы снова позволила ее злобе мной завладеть.

Маска Одержимости готова была вновь подчинить себе мой разум и заставить меня творить зло.

Я не могла этого допустить. Я никогда не позволю этому случиться снова.

И тем не менее, я была здесь, стояла посреди темной кладовой. Вглядывалась в груды картонных коробок и старой мебели. Я была здесь, и ничего не могла с этим поделать.

Мои ноги тряслись, когда я взяла первую картонную коробку. Вся дрожа в своей тоненькой ночной сорочке, я сняла коробку с груды вещей и поставила ее на пол. И тут же потянулась за следующей.

– Я не могу остановиться! – произнесла я сдавленным шепотом.

Мне хотелось отвернуться. Мне хотелось бежать. Вместо этого я нагнулась и вытащила из тайника металлическую шкатулку. Старую черную шкатулку с тяжелой защелкой. У меня вырвался испуганный вздох. Шкатулка была горячей!

Что же я делаю? Почему не могу остановить собственные руки?

Сердце мое упало. Издав какой-то сдавленный звук, я отперла шкатулку и приподняла крышку.

Маска, сложенная внутри шкатулки, испускала таинственное зеленое свечение. Я воззрилась на два ряда острых кривых клыков. Толстые резиновые губы изогнулись в торжествующей усмешке.

– Стой, Карли Бет! Стой! Не делай этого! – умоляла я саму себя.

Но я уже не управляла собой. Я взялась одной рукою за бугристый безволосый затылок маски и вытащила ее из шкатулки.

– О-о-о-о-ой! – простонала я. На ощупь маска была совсем как человеческая плоть.

Заостренный подбородок подергивался вверх-вниз. Резиновые губы причмокивали.

Я не могла дышать. Грудь, казалось, вот-вот взорвется.

Я выронила шкатулку и подняла безобразную маску высоко над головой. Ее глазницы расширились. Губы, похожие на жирных червей, все так же причмокивали.

Подвальный холод охватил меня. Я чувствовала, как напряглись мои мускулы. Все мое тело закостенело от страха.

Я начала опускать маску… опускать ее себе на голову…

Я чувствовала, как теплая резина коснулась волос. Я потянула ее вниз. Горячая, словно человеческая кожа, маска заскользила по моему лбу.

А потом…

– НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ! – вырвался у меня отчаянный крик.

Крик, в котором смешались воедино ярость и страх.

Звук собственного крика придал мне сил. Я дернула маску вверх и сорвала с головы.

– НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!! Тебе меня не одолеть! Я никогда не надену тебя, никогда, никогда, никогда!

Я вцепилась обеими руками в бородавчатые щеки маски. И ахнула, когда теплые резиновые губы вновь начали причмокивать.

Губы раздвинулись, обнажая клыки.

И Маска Одержимости распахнула рот в протяжном, душераздирающем ВОПЛЕ!

2

На следующий день мы с моей подругой Сабриной Мэйсон пришли на остановку и сели в автобус. Каждый день после уроков мы ездили на внеклассные занятия.

– Карли Бет, с тобой все в порядке? – спросила Сабрина, сбрасывая с плеч рюкзак. – Выглядишь не лучше той бяки, что выкашляла вчера моя кошка.

Я рассмеялась:

– А ты не приукрашиваешь?

Мы с Сабриной с третьего класса не разлей вода. Поэтому мы, как правило, можем говорить без обиняков, не боясь друг друга задеть.

Нам обеим по двенадцать лет. Но Сабрина выглядит как минимум на шестнадцать. Она высокая, смуглая, грациозная, и со своими длинными черными волосами и огромными черными же глазами выглядит потрясающе.

Мне же «повезло» иметь лицо как у крошки-эльфа, маленький носик пуговкой и тощее мышиное тело. На самом деле, я на месяц старше Сабрины. Но меня постоянно принимают за ее младшую сестру!

Автобус подпрыгнул на колдобине. Мы с Сабриной чуть не впечатались лбами в спинки передних сидений. Мы побросали рюкзаки на пол. Сабрина принялась завязывать волосы в хвост.

Она повернулась ко мне:

– Итак? Дай сама угадаю. Ты провела бессонную ночь в раздумьях о Гэри Стедмэне.

– Что? – Я с силой пихнула ее в плечо. – Алло-о? Земля вызывает Сабрину. Я не втрескалась в Гэри Стедмэна.

Темные глаза Сабрины заблестели:

– А что я видела в прошлую пятницу у Стива на вечеринке?

Я почувствовала, как щеки наливаются жаром. Я поняла, что ужасно краснею. Жаль, что ничего нельзя с этим поделать. Интересно, есть на свете какой-нибудь способ никогда не краснеть?

– Сабрина, не будь крысой, – сказала я. – Хочешь начистоту? Он попытался меня поцеловать, и его зубные скобки порезали мне губу.

Мы дружно расхохотались. Тут автобус опять подскочил на ухабе, да так, что я икнула.

Сабрина оправила коричневую замшевую жилетку, которую она носила поверх двух кофточек. Последнее время она сильно заморачивалась со шмотками. Я же обычно надеваю джинсы и первую подвернувшуюся под руку футболку.

– Ладно, Карли Бет, раз ты не провела бессонную ночь в грезах о Гарри Стедмэне, откуда тогда круги под глазами? Я не шучу. Ты весь день какая-то бледная и подавленная.

Я вздохнула и уставилась в забрызганное грязью окно автобуса. Тротуары были покрыты одеялом из бурых листьев, сорванных ветром. Мы проехали мимо здания библиотеки с высокими белыми колоннами. Затем – мимо цветочного магазина Ромера, у витрины которого стояла тачка, полная оранжевых и желтых цветов.

Должна ли я рассказать Сабрине всю правду?

Да, решила я. Никому больше я не могла бы поведать о страшных событиях минувшей ночи. Никто бы мне не поверил. Мама наверняка бы сказала, что мне не нужно больше смотреть телеканалы с фантастикой.

Но Сабрина была со мной в прошлый Хэллоуин. Она видела Маску Одержимости. Она видела, что случилось, когда я надела ее. Сабрина поверит.

И я выложила ей все, как на духу, от начала и до конца. Как я проснулась в три часа ночи. Как я не могла себя остановить. Как меня потянуло в подвал. Как мне пришлось открыть шкатулку и достать оттуда страшную маску.

Понизив голос, я рассказала Сабрине, как начала уже натягивать маску на голову. И как, в конце концов, нашла в себе силы сорвать ее с головы и отшвырнуть прочь.

Мой голос дрожал, когда я рассказывала Сабрине, как у меня ушли все силы на то, чтобы запихнуть кричащую маску обратно в шкатулку. Она не переставала кричать, пока я не заперла крышку. И к тому времени, как я, шатаясь от усталости, поднялась по лестнице наверх, до похода в школу оставались считанные минуты.

К концу своего рассказа я тяжело дышала. И чувствовала, что лицо по-прежнему горит от стыда.

Сабрина положила ладонь мне на руку. Покачала головой.

– Послушай меня, Карли Бет, – прошептала она. – Тебе необходимо убрать эту мерзость из своего дома. Ты не на шутку меня пугаешь.

Я сглотнула. Ужасно вдруг пересохло во рту.

– Но куда же я ее дену? – спросила я. – Мне совсем не хочется, чтобы ее кто-нибудь нашел.

– Да куда угодно, – сказала Сабрина, сжав мою руку. – Зарой в лесу. В речку кинь.

– Но… что если она всплывет? – возразила я. – Что если кто-нибудь решит порыбачить и выудит ее? Я не могу допустить, чтобы это случилось с кем-то еще, Сабрина. Это же просто чудовищно! Когда я ее надела, она изменила меня. Ты ведь помнишь. Я стала злой и жестокой. Мы не могли ее снять. Она приросла к моей коже!

– Тс-с-с! – Она прижала палец к губам. – Разумеется, помню. – Она подняла обе руки. Ее пластиковые браслеты забряцали. – Смотри. Я дрожу. Я вся дрожу. Вот почему ты должна немедленно убрать эту дрянь из своего дома.

На меня нахлынули гнетущие воспоминания.

– Снять ее можно лишь символом любви, – пробормотала я.

– Что? – вытаращилась на меня Сабрина.

– Помнишь? – сказала я. – Я нашла символ любви. Это единственный способ снять маску и остановить зло.

Сабрина вздрогнула:

– Давай не будем об этом? Ты меня не на шутку пугаешь. Сменим тему. Я хочу услышать больше о Гэри Стедмэне.

Но я не могла остановиться.

– Я могу сказать лишь одно хорошее о прошлом Хэллоуине, – сказала я. – Маска Одержимости изменила меня. После всего этого ужаса я стала совсем другим человеком.

Сабрина картинно закатила глаза.

– Честное слово! – настаивала я. – Ты же помнишь. В классе я слыла отчаянной трусихой. Я шарахалась от собственной тени. Правда. Но победив маску, Сабрина, я изменилась. Мне теперь ничего не страшно.

И тут что-то сухое и теплое обвилось вокруг моей шеи.

По моему горлу, сверкая желтыми глазками, скользила змея. Она подняла голову и широко раскрыла пасть…

3

Змея отвела голову назад и щелкнула челюстями.

У меня за спиной послышался смех.

Я обхватила змею пальцами и бережно сняла ее с шеи. После чего повернулась к двум мальчишкам, сидевшим позади меня.

– Напугали тебя! – провозгласил Чак Грин. Он и его закадычный дружок Стив Босуэлл радостно загоготали и стукнулись кулаками.

Я ласково провела пальцами по телу змеи, поглаживая ее. Затем вручила ее Чаку.

– Я знала, что ты собирался принести Герби на урок естествознания, – сказала я. – Тоже мне, удивил. – Я повернулась на сиденье так, чтобы лучше видеть этих двоих. – Шуточки у вас никудышные. Бросьте, ребята. Больше вам никогда меня не напугать.

Почему-то мои слова привели их в еще больший восторг.

– Лыбитесь, как два бабуина, – проворчала Сабрина.

Они принялись чесаться подмышками и визжать «их-их-их!», точно обезьяны.

Чак и Стив не родственники, но похожи, как родные братья. Оба высокие и худые, с прямыми каштановыми волосами, темно-карими глазами и одинаковыми дурковатыми ухмылочками.

Они и одеваются одинаково. Всегда носят мешковатые выцветшие джинсы и черные футболки с длинными рукавами. Почему – не знаю. Но их хлебом не корми – дай напугать меня до истошного визга. Им ума не хватает понять, насколько я изменилась.

Стив подался вперед и взъерошил мне волосы.

– Скоро Хэллоуин, – сказал он. – Собираешься отсидеться под кроватью, пока все не закончится?

Чак опять загоготал. Как будто это была действительно смешная шутка.

Мы с Сабриной дружно закатили глаза.

– Видела я тут сейчас кое-что реально жуткое, – сообщила я.

– А именно? – спросил Стив.

Я показала в окно:

– Не твой ли там дом мелькнул, квартала три-четыре назад?

– Что?! – Они вскочили, похватали рюкзаки и бросились к кабине водители. – Эй, остановите! ОСТАНОВИТЕ!

Мы с Сабриной покатились со смеху, глядя, как они вывалились из автобуса. Когда автобус тронулся, мы помахали им из окна.

– Никак не повзрослеют, – подытожила Сабрина. – Слушай, может их снова в четвертый класс отправить, а?

Я пригладила волосы обеими руками. Затем устроилась на сиденье поудобнее. Я до сих пор ощущала на шее прикосновение змеиной чешуи.

Сабрина помахала кому-то в окно. Ее пластиковые браслеты снова брякнули. Потом она повернулась и принялась о чем-то оживленно болтать.

Но я не слышала ее. Ее голос звучал где-то далеко-далеко. Ее голос был для меня сейчас как эхо от эха.

Тонул в пронзительном, душераздирающем вопле.

Вопле Маски Одержимости.

Я пыталась слушать Сабрину, но не могла заставить умолкнуть истошный вой маски. Не могла заставить его умолкнуть. Не могла заставить его умолкнуть. Я зажала уши, надеясь, что он прекратится сам.

– В чем дело, Карли Бет? – Сабрина схватила меня за руки и хорошенько встряхнула. – В чем дело?

– Ты тоже слышишь это?! – вскричала я.

Она прищурилась:

– Слышу что?

Нет. Нет. Неужели маска проникла в мой голову?

Что же мне делать?

4

Мы вылезли из автобуса на конечной. Вопль, звучавший у меня в ушах, постепенно утих, но голова кружилась, и было как-то не по себе.

Я с наслаждением вдохнула полной грудью. Здесь, на окраине, воздух благоухал свежестью. Пахло скошенной травой, осенними листьями и цветами.

Мы с Сабриной зашагали по усыпанной гравием дорожке к высокому белому фермерскому дому. Окно на фасаде светилось багрянцем в лучах заходящего солнца.

Вокруг дома раскинулось просторное зеленое пастбище. На краю пастбища был разбит роскошный яблоневый сад.

Под ногами похрустывал гравий. Мы миновали табличку с надписью «Обветшалая Ферма». Табличка покачивалась на холодном октябрьском ветру.

Стая черных дроздов облюбовала огромную спутниковую тарелку за домом. Высоко в небе парил красный ястреб – он то пикировал вниз, то вновь взмывал в вышину. Ветер колыхал высокую траву на лугу то в одну, то в другую сторону.

– Скоро Хэллоуин, – пробормотала Сабрина, согнувшись навстречу ветру. – Надо бы придумать по такому случаю какие-нибудь забавы для зверенышей.

Наша внеклассная работа заключалась в том, чтобы помогать миссис Лэнг заботиться о восьми малышах из детского садика – владелица Обветшалой Фермы тесно сотрудничала с нашей школой.

– Не называй их зверенышами, – укоризненно сказала я. – По-моему, они милые.

– Милые?! – темные глазищи Сабрины гневно сверкнули. – По-твоему, запихивать в нос цветные мелки – это мило?

– Это делал только Джесси, – сказала я. – И мы же их вытащили, в конце концов, он даже почти не плакал…

– А миссис Лэнг, между прочим, говорит, что одна паршивая овца все стадо портит, – заявила Сабрина.

Я покачала головой:

– Джесси – не паршивая овца. Ему же всего пять!

– Вот Колин – мой любимчик, – сказала Сабрина. – Прямо миниатюрный пожилой джентльмен. Скажешь ему что-нибудь сделать – он отсалютует и сделает.

– Колин до сих пор сосет большой палец, – напомнила я.

Она пожала плечами:

– Никто не совершенен.

– Анджела совершенна, – возразила я. – С этими своими рыжими кудряшками и зелеными глазками могла бы стать детской супермоделью.

– Суперцацей, – сказала Сабрина. – Разве не она постоянно просится на коленки?

– Она милашка, – не сдавалась я. – Тебе просто завидно.

Мы поднялись на деревянное крыльцо и вытерли ноги о половичок. Из дома доносились детские голоса, визгливые и сердитые. Очевидно, у них там разгорелась перепалка. Я слышала, как Джесси пытается перекричать остальных.

Обветшалая Ферма – одна из старейших ферм во всем штате. Папа рассказывал, что когда-то это была действующая ферма, где выращивали картошку, помидоры, кукурузу и множество других культур. Но семья, владевшая фермой, продала ее и уехала много лет назад.

Сейчас это место люди посещают по выходным. Прямо как парк аттракционов. Тут имеются яблоневый сад, домашний зоопарк, пара ресторанчиков, художественная галерея, большая сувенирная лавка, катание на тракторе и детский клуб.

Я распахнула дверь, и мы вошли в переднюю. Теплый воздух сразу обдал мне лицо. Я вдохнула его полной грудью. В доме пахло шоколадом: по пятницам миссис Лэнг всегда печет печенье.

– Отдай! Отдай! – услышала я вопли Джесси из игровой комнаты.

Мы сбросили рюкзаки и куртки на скамью возле двери и поспешили в игровую. Первой, кого я увидела, была Анджела – она сидела на столике для рисования и плакала. Перед ней лежала на боку опрокинутая чашка. По столу расползалась большая лужа шоколадного молока.

Я повернулась к окну и увидела Джесси и Гармони, яростно вырывающих друг у друга красный пластиковый диск «Фрисби».

– Отдай! Отдай! – Джесси просто неистовствовал!

В комнату вбежала Лора Генри, прижимая к груди рулон бумажных полотенец. Она склонилась над Анджелой и принялась вытирать разлитое шоколадное молоко. При виде нас с Сабриной она испустила вздох облегчения.

– Слава Богу, вы здесь! – воскликнула она. – Дети сегодня совсем распоясались. Думаю, всему виной полнолуние!

Я рассмеялась:

– Так ведь еще даже и не стемнело!

Я направилась к Джесси и Гармони – войне за «Фрисби» пора было положить конец. Сабрина схватила несколько носовых платков и поспешила к Говарду, который громогласно извещал всех, что ему срочно нужно высморкать нос.

– Где миссис Лэнг? – спросила я.

– У нее возникла проблема в одном из ресторанов, – ответила Лора. – Она оставила меня тут за главную. – Лора сдула прядь волос со лба. – Но потом ситуация вышла из-под контроля.

Лоре, как и нам, двенадцать лет. Она невысокая и худенькая, с очень бледной, белой кожей, серебристо-серыми глазами и спутанными прядями светлых, тоже почти белых волос, которые она постоянно отбрасывает назад, теребит и накручивает на пальцы.

Сегодня на ней была короткая джинсовая юбка поверх черных леггинсов и красно-белая кофточка с эмблемой Обветшалой Фермы, рукава которой она закатала по локоть.

Лора не ходит в нашу школу. Насколько мне известно, она учится в какой-то частной гимназии. Думаю, живет она где-то неподалеку от фермы. Она помогает миссис Лэнг управляться с детьми и вообще по хозяйству.

Характер у нее какой-то скрытный. По-моему, она страшно застенчива.

Я отняла «Фрисби» у Джесси и Гармони и спрятала его за спину.

– Никаких «Фрисби» в доме, – сказала я. – Найдите себе другое занятие, ладно?

Гармони повернулась и побежала к Анджеле. Джесси отступил на шаг.

Внезапно глазенки его расширились, а рот перекосился от ужаса. Он показал на меня пальцем:

– Твое лицо! – закричал он. – Карли Бет, твое лицо! Почему ты такая страхолюдина?!

Я ахнула. На что он уставился?

Неужели… маска?

Как это могло случиться?!

5

Я отшатнулась. Поднесла руки к щекам…

Джесси взорвался хохотом.

– Попалась! – гаркнул он и грубо пихнул меня. – Попалась, Карли Бет! – Он принялся выделывать по комнате дикие коленца, хохоча, как дикарь.

Я почувствовала себя круглой дурой. Да что со мной такое? Это ж надо – позволить пятилетке себя напугать!

Держись, Карли Бет!

В комнату рысцой вбежала миссис Лэнг. Она никогда не ходит. Она всегда бегает. Она высокая и грузная, на вид старше моих родителей, с огненно-рыжими волосами, румяным лицом и зелеными глазами. Она носит мешковатые клетчатые фланелевые рубашки, длинные юбки до пола и ковбойские сапоги.

А энергии в ней – что в трансформаторной будке. На моей памяти она ни разу не присела! И говорит она так же быстро, как и двигается.

– Чегой-то все в четырех стенах киснут? – пробасила она и принялась собирать пустые чашки. – Марш наружу! Хоть свежим воздушком подышите.

Она вытащила что-то из волос у Колина. Потрепала по щечке Анджелу.

– Придумала! Идите собирать яблоки. Их там куча нападала. Ведерки – за домом. И чтоб до краев, слышите? А теперь – марш! – И она практически вытолкала нас за дверь.

Сабрина вышла следом за мной.

– А что, хорошая идея, – сказала она. – Пускай выпустят пар.

Что ж, этим они и занялись. Они гурьбой помчались по пастбищу, вереща, вопя, толкая друг дружку и приплясывая. Мы с Сабриной похватали ведерки и побежали за ними.

– Эй, держимся вместе! – прокричала я, нагоняя их в яблоневых зарослях. – Держимся вместе! Не теряемся!

Под сенью яблонь было ощутимо холоднее. Земля, укрытая толстым ковром опавшей листвы, была мягкой и сырой.

– Джесси, не кидайся яблоками! – завопила Сабрина. – Эй, хорош!

– Не швыряться! – заорала и я. – Можешь подбить кого-нибудь. Эй!

Анджела подбежала ко мне, плача и потирая лобик:

– Джесси подбил меня!

Я обняла ее и чмокнула в ушибленное место:

– Ничего, до свадьбы заживет…

– Ой, фу-у-у, – скорчил рожу Говард, склонившись над ворохом опавших листьев. Остальные дети спешили присоединиться к нему. – Ой, фу. Какая гадость!!!

Я подбежала к ним. Джесси тыкал во что-то веточкой. Я опустила глаза. Это оказалось гнилое яблоко, кишащее лиловыми червями.

– Буэээ! – простонал Говард. – Ща, походу, сблюю. – Он зажал рот рукой.

Я ласково взяла его за плечи и отвела в сторонку.

– А ты не смотри на него, – сказала я. – И все будет в порядке.

Вместе с Сабриной мы отогнали всех от злополучного места. Они снова принялись носиться среди деревьев, дико вопя и визжа.

Я подняла два ведерка:

– Эй, кто хочет собирать яблоки?

– Мы пришли собирать яблоки! – надрывалась Сабрина. – Эй, кто-нибудь!

Мимо моей головы просвистело яблоко. Некоторые дети засмеялись.

– Прекрати, Говард! – донесся до меня вопль Гармони. – И вовсе не смешно!

Саму ее я не видела. Она пряталась за стволом одной из яблонь. Вокруг хрустели листья – малышня разбегалась в разные стороны.

– Когда-нибудь чувствовала себя такой беспомощной? – спросила меня Сабрина.

Я засмеялась:

– Ты была права. Они звереныши. По-крайней мере, сегодня.

Мы поспешили за детьми к дальнему краю сада. Некоторые из них уже вовсю перепрыгивали через покосившуюся деревянную изгородь. За оградой простиралось поле, поросшее высокой травой и сорняками.

А в углу поля…

Я прищурилась в лучах послеполуденного солнца, багровым шаром повисшего над деревьями.

– А это еще что? – спросила я у подоспевшей Сабрины. – Похоже на длинный дом или сарай. Но зачем строить дом так далеко?

– Это конюшня, – сказала Сабрина. Она приставила ладонь козырьком ко лбу, защищая глаза от солнца. – Причем давным-давно заброшенная. Вон, разваливается вся.

Да. Окна все были выбиты. Одна из стен рухнула. Часть черепичной крыши провалилась.

Я повернулась и увидела Джесси и Говарда, которые мчались через поле, волоча за собою Гармони. Они держали курс на полуразрушенную конюшню.

– А ну вернитесь! – завопила Сабрина. – Эй, ребята! Вернитесь!

Они захихикали и продолжали бежать. Несколько других детей припустили за ними.

Я сложила ладони рупором и попыталась докричаться до них. Но замолчала, услышав какой-то звук.

Я напряженно прислушалась. Неужели заржала лошадь?

В заброшенной конюшне?

Не может быть, сказала я себе. Но потом – потом я услышала это снова.

Я ткнула Сабрину в бок:

– Ты это слышала?

Она нахмурилась:

– Слышала что?

– По-моему, я что-то слышала. Может быть, лошадь, – сказала я. – Давай посмотрим в конюшне. – Я начала пробираться сквозь высокую траву.

– Нет. Погоди. – Сабрина схватила меня за руку и удержала на месте. – Знаю, Карли Бет, ты большая любительница лошадей. Но конюшня выглядит стремно. Того гляди развалится. Нужно остановить детей. Отведем их обратно к миссис Лэнг.

– Идем же, – уперлась я. – Мы только на секундочку заглянем – и все. – С этими словами я схватила Сабрину за руку и потащила через поле.

Впрочем, далеко мы не ушли.

Едва мы успели сделать четыре или пять шагов, как кто-то испуганно закричал у нас за спиной:

– НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ! НЕ ХОДИТЕ ТУДА!