Текст книги "Корпорация Богги"

Автор книги: Роберт Линн Асприн

Соавторы: Эстер М. Фриснер (Фризнер)
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Когда Дов прилетел в Сиэтл, там шел дождь. К счастью, ему удалось разыскать местечко, где продавали горячий кофе. Дову очень хотелось немного согреться, а потом уж отправиться в мастерскую Мартина Агпарака.

– Мне, пожалуйста, маленькую чашечку кофе, легкого, сладкого, – сказал он девушке, хозяйничавшей в крошечном киоске на углу того квартала, где обитал Агпарак.

– Какого?

– Обычного. Главное, чтобы в нем был кофеин.

Дов чуть-чуть отвел в сторону зонт и одарил девушку одной из своих улыбок из разряда «бумажный носовой платок» – такой же чистой, дешевой и разовой, как этот предмет личной гигиены.

– Одинарный, двойной или тройной?

– Что именно?

– Кофеин. Или вы хотите эспрессо?

К изумлению Дова, девушка не произнесла последнее слово как «экс-прессо».

– Гм, ладно, конечно, эспрессо так эспрессо, почему бы и нет? Чашечку. Одинарного, – уточнил он.

– Какого? – снова осведомилась девушка.

– Я же вам сказал: одну чашечку эспрессо, легкого и... Постойте, постойте, если уж эспрессо, то тут о легкости говорить не приходится, но все равно, пожалуйста, пусть...

– Сорт. Какого сорта кофейные бобы вы предпочитаете? Тут у нас выбор небольшой, не такой, как в любом из наших магазинов. Если окажется, что мы не в состоянии приготовить ваш любимый сорт, простите. Однако сегодня у нас есть суматранский кофе, бразильский, колумбийский, никарагуанский, костариканский, эквадорский, мадагаскарский, ямайский...

У Дова возникло такое ощущение, будто он угодил в бесконечное странствие по сломанному аттракциону в Диснейленде, где кругом торчали безмерно радостные и озверевшие от кофеина куклы всех времен и народов, до зубов вооруженные кофемолками. Девушка еще продолжала тараторить, перечисляя сорта кофе, когда Дов не выдержал и прервал ее:

– А вы бы мне какой сорт порекомендовали?

– О, конечно же, ямайский.

– Отлично. Пойдет. Его и давайте.

– Какого?

– Прошу прощения?

– Из какой области острова? То есть вы-то, конечно, наверняка предпочтете горные районы, но может быть, вас интересуют конкретно западные, северные, южные или восточные склоны?

– О-о-о, – простонал Дов. – А-а-а... Из середины у вас ничего нет? Не хотелось бы никого обидеть.

Так выбирать здесь явно не было принято. Девушка глянула на него так, будто он пукнул в церкви, но потом вспомнила о том, что она – деловая женщина, а не специалист по обучению безнадежно отсталых в деле кофейного гурманства недотеп.

– Какой обжарки? – спросила она.

– Все равно. Ну... как там поджаривали Жанну д'Арк? Послушайте, я просто хочу самую обычную треклятую чашку кофе, легкого и сладкого. Я не заказывал у вас испанскую Инквизицию!

– Испанской обжарки? – Девушка нахмурилась и нырнула под прилавок. Через мгновение она выскочила, будто чертик из табакерки, держа в руке пластиковый совочек, наполненный кофейными зернами. – Хорошо, но имейте виду: такой способ обжарки убивает вторичный букет. Вы уверены? Я в том смысле, что покупатель, конечно, всегда прав, но просто мне не хотелось бы, чтобы вы потом вернулись ко мне и начали жаловаться, что ваше мягкое небо не различает всей вкусовой гаммы.

– А почему бы нам не послать мое мягкое небо куда подальше? Пусть оно живет само по себе, а вы, может быть, все-таки нальете мне, черт бы вас побрал совсем, чашку уродского кофе?!!

Сильная рука легла на плечо Дова и развернула его на сто восемьдесят градусов. Перед ним предстало улыбающееся лицо того самого человека, ради встречи с которым он, собственно, и прилетел в Сиэтл.

– Дов Богги? – учтиво поинтересовался Мартин Агпарак. Дов нашел силы только кивнуть в ответ. – Так я и думал. У меня на автоответчике от вас сообщение. Я вас ждал. Пойдемте ко мне в мастерскую, и я угощу вас этим... уродским кофе.

Дов, чрезвычайно ошеломленный, пошел за Мартином, как послушная овечка. Позади он услышал голос девушки из киоска:

– Если уж он все-таки попросит ямайского испанской обжарки, Марти, ты уж смотри вари на дистиллированной воде, а не на родниковой! Только это и может спасти его!

Дождь барабанил по полотнищам брезента, накрывавшим рабочую зону, где Мартин мастерил свои стилизованные тотемные столбы. Дов уселся на обрубок бревна, вытесанный в форме головы Региса Филбина, и прихлебывал кофе. Мартин проявил любезность и дал ему полотенце, чтобы промокнуть одежду в тех местах, где ее не защитил зонтик, и теперь полотенце висело на шее у Дова, словно укороченное кашне.

– Я только сделаю на этой штуковине пару-тройку последних штрихов – и присоединюсь к вам, – сказал скульптор, готовясь к работе.

Он нацепил защитные очки и наушники-глушители и включил электропилу. Ее громогласный голодный вой оказался громче, чем ожидал Дов. Он встал и передвинул свое «сиденье» поближе к голове Алекса Требека[52]52
  Алекс Требек – популярный американский телеведущий.


[Закрыть], стоявшей в ближайшем к выходу углу.

Агпарак заметил движение. Он отключил пилу, снял очки и наушники и сказал:

– Простите. Я порой забываю, как это трудно с непривычки. Я вам вот что предлагаю: давайте сначала поговорим, а за работу я возьмусь потом, после того, как вы уйдете, ладно?

В душу Дова закрались подозрения.

– Похоже, вы намерены устроить мне прием по системе «ага».

– Это как?

– Ну, знаете, будете притворяться, будто слушаете меня, кивать и все время произносить «ага, ага, ага» – так, что если бы я оказался совсем тупым, я, пожалуй, и поверил бы, что вы вправду обращаете на меня внимание. Ну а потом вы бы от меня избавились как можно скорее – но так, чтобы не выглядеть полным невежей.

– Ага. – Агпарак понимающе кивнул и усмехнулся. – Кстати о невежах. Я в данный момент разговариваю с президентом клуба? Вы себя-то когда-нибудь слушаете, Богги? Пока что я спас вас от девицы из кофейного киоска, а ведь еще чуть-чуть – и вы бы разнесли этот кисок к чертям собачьим, а она вызвала бы копов. Итак: я спас вас, я приготовил вам чашку кофе, не наставляя вас при этом в «кофейном катехизисе», я дал вам полотенце, а теперь выразил готовность прервать работу, чтобы узнать, ради чего вы проделали такой путь и что желаете мне поведать. Елки-палки, куда уж невежливее!

Дов повесил голову.

– Простите... – пробормотал он. – Мне не следовало так себя вести. Ужасно грубо с моей стороны. В последнее время мне здорово не везет... но это, конечно, не оправдание для моего поведения и всего прочего.

– Конечно, понимаю. – Скульптор потрепал Дова по спине. – Наверняка это нелегко – переживать за здоровье матери, и всякое такое.

– Ну... Дело в том, что я ничем не могу ей помочь, кроме как постараться добиться того, чтобы компания работала с высочайшей эффективностью. – Дов рассеянно опустил руку и начал ковырять пальцем в носу у Требека. – Вот почему я прилетел к вам. Хочу узнать, может быть, вы хотите о чем-то попросить или предложить какие-нибудь изменения или, может быть, вы хотите пожаловаться на то, что мы не учитываем ваших потребностей.

– Вы – из правительства и хотите мне помочь? – Агпарак обладал непревзойденным талантом превращать скептические усмешки в очаровательные. – Я уже говорил вашей сестре, что хочу пробиться в крупные художественные галереи на востоке, чтобы мои работы увидели большие люди. Увидели и купили. Голодным художником может быть кто угодно. А я предпочел бы быть художником, который говорит: «Я умираю с голоду. Пойдем перекусим в „La Cote Basque“.[53]53
  «Страна басков» (фр.). Название дорогого ресторана.


[Закрыть]

– Вы стали одним из наших главных клиентов, мистер Агпарак, – заметил Дов. – Думаю, у меня есть такие связи, которые нужны для продвижения ваших произведений искусства. Не могли бы вы предварительно ознакомить меня с ними?

– С чем именно?

– С теми произведениями, которые вы будете выставлять, когда я устрою ваш галерейный дебют в Нью-Йорке.

– О! – Мартин Агпарак кивнул и сказал: – На одном из них вы сидите.

Дов опустил глаза, осмотрел голову Алекса Требека и удержался от комментариев.

– Я его изготовил ради практики, – продолжал скульптор как ни в чем ни бывало. – Окончательная работа будет представлять собой тотемный столб, в котором соединятся Требек, Баркер[54]54
  По всей вероятности, имеется в виду Клайв Баркер – английский писатель, киносценарист и режиссер, автор фильмов «ужасов».


[Закрыть], Филбин[55]55
  Регис Филбин – популярный американский телеведущий.


[Закрыть] и еще... как же его звали, этого парня из старинной телевикторины пятидесятых годов – ну, той самой, где всех за мухлевание наказывали банкротством... Ну, не важно, в общем, этот малый будет внизу, а Ванна Уайт – на самом верху. Для идеальной инсталляции только этого столба и не хватает. Я уже закончил тотемные столбы с талисманами Национальной футбольной лиги, товарными знаками систем быстрого питания и героями научно-фантастических телесериалов. Вот, кстати, в чем еще мне могла бы помочь компания: может, вам удастся прижать Шэтнера, чтобы он подписал приказ о релизе. У меня это точно не выйдет.

Дов некоторое время переваривал поступившую информацию, а потом рассмеялся и проговорил:

– Теперь я понял! У вас смешные вещи. Как комиксы, только деревянные. Это очень мудро и тонко, Агпарак. Нет, каково, а? «Ротко[56]56
  Марк Ротко (1903 – 1970), американский живописец, родился в России. Представитель абстрактного экспрессионизма.


[Закрыть] встречается с Этаном Алленом».

Он мог бы продолжать расхваливать деловую хватку скульптора на все лады, если бы не заметил, что Агпарак смотрит на него убийственным взглядом.

– В тотемном столбе нет ничего «смешного», – изрек Мартин. – Если, конечно, вы не имеете обыкновения захаживать в собор Святого Патрика, чтобы там от души похихикать.

– Послушайте, я про тотемные столбы все знаю, – возразил Дов и смиренно поднял руки вверх, дабы защититься от любых обвинений в бесчувственном отношении к религии. – Я с глубочайшим уважением отношусь к тому, что символизируют настоящие столбы, но согласитесь: если бы кто-то взял, да и нахлобучил на купол собора Святого Патрика здоровенный пропеллер, вы бы хохотали, глядя на это, вместе со мной, пока у вас, извините, задница не отвалилась бы.

– «Настоящие»? – переспросил Агпарак. – А чем же это мои столбы не такие настоящие, как те, к которым вы относитесь с уважением? Вы их потому считаете ненастоящими, что вместо медведя, лиса и ворона я вырезаю на них изображения командных талисманов? Медведь – зверь великой силы, его лапы способны исцелять, но большинство людей ценит его выше, если он держит в этих самых лапах футбольный мяч. Если я вырежу тотемный столб с древними образами, люди поглядят на него, вежливо поулыбаются и скажут: «Как это волшебно, как загадочно». И то, что я изготовил этот столб всего неделю назад, не будет иметь никакого значения: люди будут все равно смотреть на такой столб как на реликвию, находку, артефакт. Но если я внесу в дизайн столба что-то свое, если я сделаю так, что на нем появятся вещи или идолы, которым поклоняются сейчас, то люди скорее поймут, что это – не просто декоративная религиозная болванка, что это живая, живущая икона с духовным значением.

Дов задумчиво сдвинул брови и попытался уяснить все, что сказал Агпарак. Наконец он проговорил:

– Вы полагаете, что люди придут в галерею, увидят ваши работы и уйдут, готовые поклоняться Регису Филбину?

Настала очередь Агпарака смеяться.

– Я ожидаю, что, увидев мои работы, они уйдут, размышляя о собственной духовности. Я повидал слишком много людей, которые называют себя религиозными, хотя на самом деле они – всего лишь рабы привычки. Они осуществляют те же самые ритуалы, которые были знакомы их отцам и дедам, но никогда не задумываются над тем, что значат в этих ритуалах слова и действия. Они не чувствуют духа внутри себя. Вера должна быть частью жизни, чем-то таким, что вас действительно волнует, как то, чтобы не пропустить показ любимого игрового шоу по телеку каждое воскресенье, как привычка «болеть» за любимую команду. Подумайте о том, что потеряли многие люди, мистер Богги, – потеряли, хотя никто у них этого не отнимал. А потом подумайте о том, что бы они могли иметь и насколько бы это обогатило их жизнь, если бы они только удосужились открыть глаза и увидеть.

Дов встал и торжественно пожал заскорузлую руку скульптора.

– Вы можете рассчитывать на мою поддержку, мистер Агпарак, – сказал он. – Могу ли я рассчитывать на вашу?

Агпарак помедлил с ответом.

– Я вам уже говорил, что ваша сестра здесь побывала? – спросил он.

Что-то в том, как он это сказал, заставило сработать сигнализацию в мозгу у Дова. «Ой-ой-ой... Так вот с этим парнем переспала Пиц? Не для того ли она это сделала, чтобы обеспечить себе его поддержку в деле захвата компании? Эта противная маленькая... Ну уж нет. Это не ее стиль. Но как бы то ни было, можно об заклад побиться: она его на свою сторону не перетянула. Но и вреда ей от этого большого не было, это точно».

Дов применил дружелюбную, покровительственную улыбку № 982 и сказал:

– Мистер Агпарак, я вас целиком и полностью понимаю. Вы хотите учесть все «за» и «против», прежде чем примете решение. Я к такой позиции могу отнестись только уважительно. Но еще большее уважение у меня вызвал ваш рассказ о тех целях, которые вы преследуете в искусстве. Но я говорю вам это вовсе не для того, чтобы к вам подлизаться. Говорю то, что думаю. Кому бы вы ни оказали предпочтение, для меня стало большой честью знакомство с вами. – Он отпустил руку скульптора и сказал напоследок: – Не откажетесь ли вызвать мне такси до аэропорта?

– Конечно, без проблем. – Агпарака явно порадовало все, что сказал Дов. И польщен он был – это тоже было явно. Он вытащил из кармана мобильный телефончик размером с пачку жевательной резинки, набрал номер и сообщил: – Машина уже выехала. Может, еще чашечку кофе, пока будете ждать?

– Конечно, спасибо. Легкого и сладкого.

– Какого?

– Шутите, да? Я там у вас в буфете на полочке заприметил банку «Максвелл Хаус», мятежник вы и популист в одном лице.

– Верно, есть там такая банка, но я-то насчет «легкого и сладкого» интересуюсь. Разве я хороший хозяин, если не спрошу вас: со сливками, «пятьдесят на пятьдесят», с цельным молоком, с однопроцентным, с двухпроцентным, с обезжиренным, с коровьим или с козьим, с белым сахаром, с коричневым, с «демерара», с гранулированным, кусковым, с рафинадом, с сахарином, с аспартамом?..

Дов заорал так пронзительно, что деревянная голова Алекса Требека раскололась надвое.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

– Ты сказала преподобному Ассорти что? – требовательно вопросил Мишка Тум-Тум, и его пуговичные глазки в самом прямом смысле вылезли на пушистый лобик.

– Я сказала ему, что подумываю об уходе, – тихо и спокойно ответила Пиц. – Ну, ты же все прекрасно понимаешь: хочу отказаться от этого дурацкого соревнования за приз в виде поддержки моей кандидатуры, и пусть после смерти мамы компанию возглавляет кто угодно. Но ты-то почему себя ведешь так, будто это – невесть что, что-то такое необыкновенное?

Пиц взяла в аэропорту машину напрокат и теперь ехала к месту встречи, предложенному Сэмом Индюшачье Перо, а встретиться он предложил в туксонском торговом центре. Его выбор несколько озадачил Пиц, но не сильно. Она больше не отягощала свое сознание раздумиями о возможных задних мыслях всех тех, с кем ей приходилось встречаться. Если бы Эдвина знала, она бы так гордилась своей маленькой девочкой: Пиц наконец научилась плыть по течению.

Она – но не Мишка Тум-Тум. Единственное течение, которое сейчас представлял себе маленький плюшевый медвежонок, была река кипящей лавы в милю шириной, текущая... к какому-то мистеру Какого-Черта! Пиц извлекла медвежонка из дорожной сумки и пристегнула ремнем безопасности к сиденью рядом с собой, надеясь, что созерцание окрестностей успокоит его. И вообще она очень плохо себя вела с того самого момента, как поведала ему обо всем, что он пропустил за время посещения ею Купели преподобного Ассорти.

– Я так и знал! – вымолвил медвежонок, глядя в потолок салона взятого напрокат автомобиля – так, словно этот потолок был способен разверзнуться, и над ним возникли бы ангелы милосердия и унесли бы его прочь, и положили бы конец его страданиям. – Я так и знал, что это случится, если я хотя бы на секундочку, на одну-единственную секундочку закрою глаза. Я виноват. Во всем виноват я.

– Прекрати. Ноешь, как стереотипная еврейская мамаша, – тихо проговорила Пиц. – Помимо всего прочего, глаза закрывать ты не умеешь.

– Но тайм-аут я взять могу, а? – заспорил Мишка Тум-Тум. – Особенно если некоторые – не будем показывать пальцем – засовывают меня вверх лапами на самое дно своей дорожной торбы – туда, где доживают последние денечки древние, всеми забытые «тик-таки», и эти некоторые бросают меня там одного, во мраке. О, ты-то, конечно, считаешь, что лучшего я не заслуживаю. В конце концов, что я такого особенного для тебя сделал? Всего лишь отдал тебе годы – годы беззаветной любви, поддержки и руководства! Помогал тебе, щедро снабжал советами, неоднократно спасал и делал все, что было в моих силах, чтобы ты не выглядела идиоткой – а это бывало так часто, что на моих плюшевых лапках пальцев не хватит, чтобы сосчитать. Полюбуйся на эти лапки! Нет, ты только полюбуйся на них!

Он вытянул вперед все четыре лапы и устремил на Пиц умоляющий взгляд.

– Да что с ними не так? – спросила Пиц и тут же поняла, что жестоко пожалеет об этом вопросе.

– Не так? Ничего... если только ты не любительница лохмотьев! Когда меня только-только сшили, подушечки на моих лапках были замшевые! А теперь во что они превратились? Истрепались, изорвались, сносились и стали шифоновыми! Слышишь меня – шифоновыми! Вот скажи честно и откровенно: ты умерла бы на месте, если бы взяла бы ниточку с иголочкой, сделала бы стежочек тут, стежочек там, а может быть, даже снизошла бы до того, чтобы присобачить свеженькие заплаточки на мои многострадальные лапки? Но нет. На это у тебя нет времени. А вот на всякие там уходы, увольнения, на то, чтобы сдаваться, бросать, как это у вас говорится, полотенце, – вот на всякое такое у тебя времени выше крыши! Для такого ты время сама создаешь!!!

Пиц вздохнула.

– В данный момент у меня есть сильное искушение спросить, как добраться до Гранд-Каньона и сверзиться вместе с тобой на самое дно, – призналась она. – Ты меня, похоже, именно туда ведешь. И доведешь. Понятия не имею, почему ты безумствуешь: я сказала, что передумала. Или ты просто перестал меня слышать в тот момент, когда у тебя вата в голове окончательно свалялась? Читай по губам: я не собираюсь отказываться от борьбы за управление компанией.

– Вот спаси-ибочки! – Мишка Тум-Тум оскалился так, что ему позавидовал бы целый отряд закаленных в боях шестнадцатилетних амбарных крыс. – Значит, ты не сдаешься. Читай по стежкам, которые у меня вместо губ: поду-у-умаешь! Говоришь, что вернулась на поле боя, но в качестве кого? Генерала с пятью звездочками на погонах или какого-нибудь тупоголового рядового, которого призвали в армию, а он и не заметил, бедолага?

– А почему ты думаешь, что я не готова употребить ради этого все, чем владею?

– Только не пытайся меня одурачить: я тебя насквозь вижу. Кто тебя знает лучше меня, детка? Тебе по-прежнему предстоит борьба за твою финансовую жизнь, схватка с твоим братишкой-головорезом, но ты готова на это наплевать. А почему? А потому, цто наса маненькая Пиц-ценька походи-ля-походиля, и все ее иввюзии лазбились. Ц-ц-ц... Ай-ай-ай! Беднязецка!

– Все мое что разбилось? – попробовала уточнить Пиц.

– Твои иллюзии, – буркнул медвежонок, оставив детское сюсюканье. – Итак: преподобный Ассорти с головой погряз в шоу-бизнесе, а шайке Рея Ра только бы тусоваться да притворяться молоденькими, а Фиорелла тебя отбрила, а Агпарак тебя... ну ладно, ладно, вот эта встреча тебе, пожалуй, кое-что хорошее дала, но ты все равно готова хныкать, потому что либо с тобой не желают знаться главные клиенты Эдвины, либо ты не желаешь знаться с ними. Почему? Потому что ты считаешь их халтурщиками и трепачами. Ну и что? Чеки не пахнут.

– Тум-Тум, дело не только в деньгах.

– А я что, выгляжу так, словно меня только вчера ватой набили? И в деньгах тоже!

Пиц покачала головой и сосредоточилась на дороге.

– С тобой разговаривать бесполезно, когда ты такой, – сказала она. – Я сдаюсь.

– Ну, это ты умеешь, – ухмыльнулся Мишка Тум-Тум, не пропустив последнего слова Пиц.

– Мистер Индюшачье Перо, я полагаю? – проговорила Пиц, протянув руку индейскому духовному вождю. Они встретились, как и было договорено ранее, возле бутика с товарами фирмы «The Gap».[57]57
  Название этой фирмы, производящей верхнюю одежду, переводится как «Бездна», «Провал» (англ.).


[Закрыть] (Сэм выразился по этому поводу так: «В наши дни хотя бы от такой бездны человека увести – и то хлеб».) – Или вы предпочитаете, чтобы вас называли Общипанным Индюком?

Глаза Сэма раскрылись шире. Он явно был приятно удивлен.

– Откуда вам это известно?

– А я люблю покопаться в анналах, – ответила Пиц. – Мне кажется, узнать о клиенте или о коллеге все возможное – это проявление любезности к нему.

– Похвально. Можно мне взять вашу сумку, мисс Богги?

– Какую сумку?

Пиц озадаченно огляделась по сторонам. Ее дорожная сумка была надежно заперта во взятой напрокат машине.

– Ту самую, в которой упакован ваш главный консультант по копанию в анналах, – ответил Сэм. – Медвежонок, если не ошибаюсь?

– Откуда вы знаете про Мишку Тум-Тума? – промямлила Пиц.

Индеец рассмеялся.

– Не только вы любите поскрести по сусекам. Если мы оба постарались узнать друг о друге как можно больше, это можно назвать любезностью, а не шпионажем. Что касается вашего вопроса – да, я бы предпочел, чтобы вы назвали меня Общипанным Индюком, но если желаете знать, что мне нравится больше всего, то больше всего мне нравится, когда меня называют просто Сэмом.

– Согласна. Если вы будете назвать меня просто Пиц.

Они обменялись улыбками, которых не было в обширном репертуаре Дова.

Вскоре их уже мчал по автостраде грузовик Сэма. Мишка Тум-Тум, вынутый из дорожной сумки, упрятанной в багажник наемного автомобиля, прижался к ветровому стеклу и распевал «Девяносто девять бутылок пива»[58]58
  Народная песенка на манер «Двенадцати негритят» или «Двенадцати поросят». В каждом куплете становится на одну бутылку меньше. Однако в оригинале все начинается с десяти бутылок, да и что они с пивом – не уточняется. Вероятно, это собственная версия Тум-Тума.


[Закрыть] во всю свою набитую ватой глотку.

– Это вы настаивали, чтобы я взяла его с собой, – заметила Пиц. – Теперь довольны?

– Жить можно, – ответил Сэм, мрачно поджав губы. – Вот сижу и уговариваю себя: после всего того, что пережил мой народ от рук Белого Человека, зловредный плюшевый медвежонок – не самое большое зло на свете. Твержу, как заклинание.

– И получается?

– Нет. В данный момент он у меня по ранжиру находится где-то между нарушенными договорами и одеялами, зараженными ветрянкой.

– Эй, я решительно возражаю! – Мишка Тум-Тум прервал бесконечную песенку, чтобы высказаться, и тут же проворчал: – Проклятие. Ну вот, сбился. Придется опять сначала начинать. Девяносто девять бутылок пивка на стене, девяносто девять бутылок пи... Ой-ой-ой!

Сэм остановил грузовик.

– Вообще-то не стоило его из окошка выбрасывать, Пиц.

– Знаю. – Пиц смущенно опустила голову. – Но это было так здорово!

Почти час она искала медвежонка. Пробродив столько времени под палящими лучами полуденного солнца, Пиц уже не чувствовала того азарта и вдохновения, которые охватили ее в то мгновение, когда она вышвырнула Тум-Тума из окошка кабины.

– Вот ты где! – тяжело дыша, выкрикнула Пиц, наконец схватив медвежонка. Он лежал, раскинув лапки, в тени большого кактуса. – Что же ты голоса не подавал, не подсказал мне, где тебя искать? Я уж и возвратное заклинание читать пыталась – но все без толку. Почему-то. – Она устремила на медведя подозрительный взгляд. – Это ты мне мешал, Тум-Тум?

– Ах, простите, извините, – с издевкой отозвался Тум-Тум. – Грешен. Решил, что это ты не желаешь меня видеть и слышать. Мамочки родные, и откуда у меня только могла взяться такая нелепая мысль? Неужели только из-за такой малости, как то, что меня вышвырнули из окошка мчащегося на полной скорости грузовика ?

– Ой, будет тебе. Ты не живой. У тебя внутри – вата. Тебе не было больно.

– Телу, пожалуй, не было. – Тум-Тум поежился и утер со стеклянных глазок воображаемые слезы. – Но ты разбила мое бедное, несчастное сердечко. Гадкая. Мерзкая.

Пиц рассмеялась.

– Вот он, мой Мишка Тум-Тум, во всей красе! – Она крепко обняла медвежонка и поспешила к грузовику.

– Нашли? – вежливо осведомился Сэм. – Ну, поехали. – Он завел мотор, грузовик тронулся с места. Все время, пока шла поисково-спасательная операция, он мирно дремал в кабине, оборудованной кондиционером, и даже не подумал чем-то помочь Пиц. Настало время отыграться.

– Да, нашла, – сердито буркнула Пиц. – И не благодаря вам, следует отметить.

– А при чем тут я? Не я же выкинул его в окошко.

– Может, и так, но только не лгите: вас это тоже порадовало.

Сэм пожал плечами.

– Вот вечно так с вами, с городскими. Сначала вытворите что-нибудь такое, о чем я вас не просил, а может быть, даже такое, чего я и не хотел вовсе, а потом вы мне заявляете, что меня это тоже порадовало, и потому я тоже обязан за это расплачиваться. Но хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь спросил меня о том, как, на мой взгляд, все будет обстоять потом? Кто-нибудь поинтересовался, станет ли в результате моя жизнь лучше, или в результате вы решите, что моя жизнь стала лучше – по вашим понятиям?

– Ого! – восхитился Мишка Тум-Тум. – Не многовато ли упреков за одно только то, что кто-то вышвырнул плюшевого медвежонка в окошко?

– Дружок, у меня полным-полно упреков, которые я никогда никому не высказываю и не выскажу, – ответил Сэм. – Не выскажу – и это добрая весть. У меня и без того дел по горло.

– Угу. К примеру, стричь купоны со всяких там скво и белых мужиков, – съехидничал медвежонок. – Уж мы-то отчетики о вашей бурной деятельности изучили, прежде чем сюда отправились. Берете шайку сосунков-богатеев, закидываете их в пустыню, вручаете им погремушку, бутылку фирменной родниковой воды и объявляете им, что их истинные имена – Толстая Ящерица или Тот-Кто-Танцует-с... (нужное вписать), а потом просите их расписаться в положенном месте на квитке от престижной кредитной карточки. «Лю-ди гиб-нут за ме-талл! Лю-ди ги…» Ой-ой-ой!

Пиц с укором посмотрела на Сэма.

– Ну вот. Теперь ваша очередь его искать. Сэм резко притормозил.

– А вы вправду хотите, чтобы он нашелся?

– Да, вправду!

– Вот и ищите, если так.

– Эй! Но ведь это вы его?..

Сэм проворно развернулся и схватил Пиц за плечи.

– Речь не о том, чтобы найти этот много о себе понимающий клочок искусственного меха. Речь о том, чтобы найти что-то для себя.

– Путь Видений? – улыбнулась Пиц. – Я так не думаю. Уже смеркается. И потом: разве я похожа на дурочку, которая мечтает получать духовное просветление за восемь минут в день?

– Потешаетесь над чем-то, в чем ни черта не смыслите? От дочери Эдвины я ожидал большего. – Сэм стал окончательно серьезен. – Не валяйте дурака, Пиц. То, чем я занимаюсь, это вовсе не называется «стричь купоны» со всяких дурачков и дурочек. Этого я мог бы добиться легче и намного быстрее, если бы только тем и занимался, что торговал фетишными бусами или наладил массовое производство торбочек с индейскими лекарственными травами. Да знаете ли вы, что «крутым» – тем людям, которые могут купить себе все, что только продается за деньги, – порой тоже кажется, что им нужна пресловутая духовность? Ее ведь в банк не положишь, и в бизнесе она – не подмога, и престижную бабу с ее помощью не раздобудешь.

Пиц покачала головой.

– Не знаю... Но мне хотелось бы знать. Понимаете... Когда я только затеяла это путешествие, все только к этому сводилось: деньги, власть, самомнение. А теперь...

Она прикусила губу, не зная, что сказать.

– А теперь все иначе, – закончил за нее Сэм. Его голос зазвучал мягче. – Теперь стало нужно что-то еще, так?

На этот раз Пиц кивнула.

– Я думала: то, что предлагает «Э. Богги, Инк.», – это что-то вроде тех торбочек с травками, про которые вы говорили. Бизнес – простой и откровенный. Теперь, когда я вышла из кабинета и повидала кое-кого из участников корпорации, я поняла, что тут есть что-то большее. Даже самая показушная и на вид халтурная церемония способна дать людям то, что им, похоже, нужно.

– Да, нынче в городах жить стало трудновато, – сочувственно изрек Сэм. – Там трудно сохранить контакт с природой, уследить за сменой времен года, за приходом и уходом великих циклов, трудно по-настоящему оценить нечто вроде праздника сбора урожая или Дня Благодарения, когда всю еду покупаешь в супермаркете. Но как бы мы ни старались поплевывать на силы природы, мы все равно остаемся их частью. Мы дети, Пиц, а ребенок, который отворачивается от своей матери до того, как сможет твердо встать на ноги, далеко не уйдет. Вот почему столь многих людей тянет к религиям, которые возвращают им контакт с землей. По-своему это делают все религии. Но похоже, некоторым людям не удается найти то, что они ищут, в той вере, к которой их приучили в детстве. Для них религиозные ритуалы превращаются в нечто такое, что делаешь раз в неделю, а то и только раз в год. А ведь даже прическу обычно меняют чаще, верно? И важно не то, как люди заново открывают в себе духовную сторону. Важно, как долго они этим занимаются.

– Они этим занимаются, вы им помогаете, а «Э. Богги, Инк.» помогает вам. – Пиц задумалась. – Я подумывала о том, чтобы отказаться от борьбы за руководство компанией. Меня огорчило увиденное мной торгашество, но теперь я понимаю, что это всего лишь поверхностный блеск. В сердцевине того, чем мы занимаемся, лежит искренность. Мама не просто сотворила курицу, несущую золотые яйца. Она увидела, что нужно людям, и создала самый превосходный способ удовлетворения этих нужд. Теперь все это мне понятно. Но я не знаю, я ли – тот человек, который должен возглавить корпорацию.

– Может быть, как раз это тебе и следовало бы поискать, – проговорил Сэм, перегнувшись через нее и открывая дверцу кабины, – пока ты будешь разыскивать своего медвежонка.

– Двойная задача? – Пиц смущенно улыбнулась старому индейцу и вышла из кабины грузовика. – Вот что: если я не вернусь до рассвета, вы уж проверьте, может, мне встретился кто-то с погремушкой, ладно?

С этими словами она зашагала в глубь пустыни.

Первые розовые, лиловые и золотистые полоски засветились над линией горизонта, когда Пиц вернулась, прижимая к груди Мишку Тум-Тума. Лицо ее было озарено глубочайшей безмятежностью. Сэм это сразу заметил.

– Похоже, ты нашла то, что искала, девочка, – тихо проговорил он.

Пиц молча забралась в кабину. Даже Мишка Тум-Тум безмолвствовал. Сэм запустил мотор и повел машину на восток. Грузовик покатился по дороге, а Сэм испытующе посмотрел на Пиц.

– С тобой все в порядке? Замерзла? Кофе хочешь? Я знаю одно местечко...

– В аэропорт, пожалуйста, – попросила Пиц. Она устремила взгляд на что-то, чего глазами не увидишь. – Мне нужно поспеть на ближайший рейс до Нового Орлеана. – Она повернула голову и посмотрела на Сэма. – Это было, Сэм. Это все время было внутри меня. Просто нужно было найти время и очутиться в тишине, а иначе я не нашла бы ответ.