Текст книги "За далью волн"

Автор книги: Роберт Линн Асприн

Соавторы: Дэвид ап Хью
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Целых пятнадцать веков Питер смотрел на два мертвых тела, плохо понимая, что он натворил.

А потом он встал. Его руки обагрила кровь Артуса.

– Иисусе! – прозвучал чей-то возглас у него за спиной. Питер обернулся. У входа стояла Гвинифра, бледная как смерть. Ее золотистые волосы были покрыты сеткой, украшенной сапфировыми звездочками. На ней была пушистая желтая туника, отделанная парчой.

Гвинифра, не сводя глаз с трупов, шагнула вперед. Она смотрела на окровавленные тела отца и сына. Подойдя, она опустилась на колени, забыв о том, какие дорогие на ней одежды, и прежде всего потрогала запястье Артуса. А потом – шею Медраута.

Она поднялась, поглядела на затянутые в перчатки из телячьей кожи руки – так, словно видела их впервые в жизни. Теперь и ее руки были залиты кровью. Голос ее дрожал от ужаса, но только голос, да испуг в глазах выдавали ее переживания.

– Ужасно, Ланс. Ужасно. Я бы сказала, что это ты убил их, и наверное, они не стали бы с этим спорить. – Она кивнула в сторону выхода из шатра, где стояли на посту гвардейцы.

– Да, я, – отозвался Питер, все еще не вполне владеющий собой.

– Я знаю. О, Бригитт! Молю, заверь меня, что ты сделал это не из-за любви ко мне. – Она смотрела на Питера, часто-часто моргая. Покачнулась, и неожиданно опустилась на походный трон Артуса.

– Нет.

– Хвала Господу и Богородице. Гвинифра закрыла лицо руками. «Она не рада этому», – решил Питер.

– Любовь моя, – сказал он. – Я не думал о тебе, когда.., когда делал это.

Принцесса опустила руки на колени. Похоже, она немного оправилась от потрясения. На лице ее застыла маска непередаваемой тоски.

Нет, ей никогда не пережить случившегося. Как она сможет такое пережить? Уже сейчас не осталось следа от прежней Гвинифры – она стала холоднее, трезвее. Она понимала, что им больше никогда не суждено будет увидеть друг друга после того, как вина Ланселота в гибели ее мужа и его сына будет доказана.

– Могу ли я спросить, зачем ты сделал это? Питер печально покачал головой. Как он мог ей объяснить?

Принцесса нахмурилась, чуть было не поднесла руку к губам, но вспомнила, что она в крови. Единственная горючая слеза стекла по ее щеке.

– Что ж.., тогда нужно как-то выпутаться. Но как мне помочь тебе?

Питер ошарашенно смотрел на Гвинифру.

– Ты хочешь мне помочь? После того, как я признался в убийстве твоего мужа? Неужели ты его совсем не любила?

– Очень любила. Но теперь его нет, Галахад. Его больше нет у меня. У меня остался только ты.., и тебя я тоже люблю.

– Гвинифра, я не знаю, долго ли нам суждено быть вместе.

– О? – испуганно воскликнула она, потрясенная мыслью о том, что ей, быть может, суждено потерять сегодня еще одного возлюбленного. Потерять?

Питер задумался. Зачем ему возвращаться? Еще несколько дней – какая разница, в конце концов?

– Гвинифра.., прошу тебя, поверь: я сделал это не из ревности, не для того, чтобы отобрать тебя у него… Я любил его.

– Я знаю.

– Но.., я люблю тебя. И я останусь с тобой – так долго, как сумею. Если я покину тебя, то не по своей воле. Скажи, когда ты поняла, что любишь меня?

Она пристально посмотрела на Питера, и, похоже, поняла смысл его вопроса.

– Несколько недель назад, когда ты вдруг так переменился. Просто описать не могу… О, Ланс, он мертв! Мертв!

Питер глубоко вдохнул, медленно выдохнул.

– Гвинни… Я – не Ланселот из Лангедока. Она опустила голову, кивнула.

– Я так и думала. Ты бог. Но какой? Питер пожал плечами.

– Какой угодно. На самом деле я вовсе не бог, любимая. Я… Чародей из далекой страны послал сюда мой дух. Я завладел телом Ланселота.., но он слишком могуч, и скоро изгонит меня.

Как бы то ни было, я не вправе долее владеть его телом. Я и так натворил уже слишком много зла.

Гвинифра устремила на Питера взгляд, полный надежды.

– Далеко ли ты уйдешь?

Питер собрался было ответить, но никак не мог подобрать нужных, понятных Гвинифре слов. Но дело тут было не во временной афазии: он просто не имел права еще раз разрывать ей сердце.

– Гвинифра, единственная моя, ты не сможешь уйти туда вместе со мной. Никогда.

– Но ты.., ты не смог бы вернуться сюда? Быть может, в чье-нибудь еще тело? Что, если бы кто-то согласился время от времени принимать в себя твой дух?

– Кто бы согласился на такое?

– А если бы согласился? Мог бы ты вернуться? Питер покачал головой.

– Так не получится. Я не могу сам выбрать… Тут все решает случай.

– Мне все равно, в чьем теле ты окажешься! Я люблю тебя, кем бы ты ни был, а не то тело, в котором ты живешь.

– Я мог бы оказаться в теле женщины.

– Мне все равно.

– Я мог бы оказаться старой каргой, рабом, рабыней, маленьким мальчиком.

Ее взгляд не выдал ни малейших колебаний.

– И еще… Наша встреча может произойти через много месяцев.., или наоборот, я могу вернуться задолго до сегодняшнего дня.

Она прикусила губу и наконец разрыдалась по-настоящему.

– Но ты можешь хотя бы попытаться? Ланс… О, Господи, как тебя зовут?

– Питер. Питер Смит.

– Питер-кузнец, я буду ждать тебя… Я буду ждать тебя вечно, если так будет нужно. Дай мне знак, чтобы я узнала тебя, когда ты вернешься, кем бы ты ни оказался.

– Я скажу… – Питер на миг задумался и решительно кивнул. – Я скажу, что я – Сын Вдовы.

– Это правда? Ты – потомок Иисуса? Питер покачал головой.

– У Иисуса не было потомков. Он умер на кресте и никогда не был мужем Марии Магдалины. Это всего-навсего жуткая ересь, и из-за этого глупого, злого мифа страшная волна крови заливает всю землю.

Так оно и было. Если бы не Василидова ересь, Артус, наверное, и не возмечтал бы об империи, Меровий был бы жив, и руки Питера не были бы обагрены кровью.

– Но.., но что же мы скажем преторианской гвардии? – Гвинифра встала с трона. Она, кутаясь в тунику, расхаживала по шатру. Взгляд ее метался по сторонам. Классическая картина стресса.

– Скажи им, что Медраут убил Артуса, а я убил Медраута. Она кивнула.

– Да. Так все и было. Я все это.., видела.., собственными глазами. Ты готов? Сейчас я закричу.

И Гвинифра испустила вопль, от которого у Питера чуть не лопнули барабанные перепонки. На крик прибежало с десяток воинов, чуть не до смерти напуганных звуком «сирены». Гвинифра убежала в угол шатра, съежилась, закрыла лицо окровавленными руками, став похожей на леди Макбет. Вопила и содрогалась она настолько натурально, что Питер уже готов был броситься к ней и умолять успокоиться.

Сам же Питер стоял посередине шатра, сжимая в руке окровавленный клинок. Вид у него был самый глупый и ошарашенный.., и эта роль давалась ему легко.

Какамври допрашивал его целый час. Стражники пустили слух о том, что Медраут убит, но пока ни словом не обмолвились о смерти Артуса.

После предварительного допроса Какамври не слишком охотно поверил в рассказ Питера и Гвинифры, но предупредил их о том, что позднее всенепременно воспоследует настоящий суд, во время которого им обоим придется произнести самые священные клятвы.

Пришел лекарь, измерил кинжал Питера, осмотрел рану Медраута и объявил, что, скорее всего, юноша был убит именно этим оружием. Конечно, он не мог сказать ничего определенного о резаной ране на шее Артуса, кроме того, что она нанесена более или менее острым клинком. В качестве предполагаемого оружия убийства вполне годились как кинжал Питера, так и клинок Медраута – и тот, и другой были покрыты запекшейся кровью.

Гвинифру, которая во время допроса «упала в обморок», вынесли из шатра помощники лекаря-брадобрея.

Питера в конце концов отпустили, учитывая то обстоятельство, что предстоял великий бой, а легион Питера – «Ланселота» – стоял в лиге от лагеря Артуса.

Питер вернулся к стойлам, где был привязан Эпонимус, и обнаружил там Мирддина. Селли Корвин сидела на наковальне и ждала его.

– Поздравляю, – ухмыльнулась она. – Я слышала, что ты отправил на тот свет злобного убийцу Медраута и не дал ему прикончить Артуса.

В сознании Питера бушевал Ланселот. Он то вырывался на волю, то отступал. «Ночь длинных ножей» продолжалась. Вряд ли Питеру удалось бы продержаться в теле Ланселота еще день.

– Зачем, Селли? – спросил Питер, не особо надеясь на то, что получит честный, прямой ответ. Она удивила его.

– Артур умер, и мы, саксы, завладели этим прекрасным островом. Теперь не завладеем. – Селли улыбнулась, пожала плечами. Она весьма экзотично выглядела в теле дряхлого старика.

«Мы – саксы?» – Но пока Артус жив, – возразил Питер, – Римский католической Церкви никогда не установить здесь свое владычество… Артур – кельт, но он отступник, еретик! Как же ты можешь вот так запросто лишить спасения весь свой народ?

Селли, похоже, удивилась такому вопросу. Она погладила седую бороду Мирддина.

– Церковь? Но с какой стати ты решил, что я – католичка?

Питер обмер.

– Если уж считать меня верующей, – продолжала Селли, – то я англиканка, дружок.

– Но как же.., как же Ирландская Революционная армия…

– Я к ней не имею ровным счетом никакого отношения, милый. О да, я правда давала им денег на покупку бомб, и вообще в том, что касается торговли с ними дело иметь исключительно приятно. Платят вовремя и никогда не задают глупых вопросов.

Питер покачнулся. Ланселот отчаянно рвал сковывавшие его путы. Правая половина тела начала собственную жизнь. Рука потянулась к несуществующему топору. Но все же Питеру удалось одержать верх, и хотя бы на миг он вновь загнал Зверюгу в темницу.

– Чувствуешь его? – искренне полюбопытствовала Селли. – Ланселот выталкивает твое сознание, как и Мирддин – мое? Тебе, наверное, потруднее приходится – тяжко небось сражаться с таким великим воином. А Мирддин – всего-навсего трусливый старый отставной колдунишка.

– Селли Корвин – это твое настоящее имя? Она кивнула.

– Ты.., англичанка?

– Такая же, как Фрэнк Китц и Г.Б. Сэмьюэлс. «Анархисты».

– Ты анархистка?

– Наверное. Нет, не совсем.

– Но тогда.., почему? Господи Иисусе, почему, Селли? Я правда, правда очень хочу понять!

Она оскалилась, словно готовящаяся сожрать добычу акула, обнажив при этом гнилые зубы Мирддина.

– Потому что я до смерти ненавижу всех вас, мерзкие ублюдки саксы!

Питер не сводил с нее глаз. Отвращение подкатило к глотке, словно жгучая желчь.

– Селли, но ведь ты и сама – одна из этих самых мерзких ублюдков саксов!

– Да? Знаешь, на этот счет я могла бы процитировать Джона Куэйла. «Знай я, что за мерзость эта жизнь, я бы и не подумала рождаться на свет». Сам понимаешь, я в этом не виновата.

– Мне кажется, ты сама не понимаешь, зачем сделала это. Она улыбнулась, откинулась назад, прислонилась к стенке стойла.

– С меня вполне хватит того, что я уничтожила тебя, твой народ, твою страну, твою культуру. Всех вас. Мало не покажется, а, гаденыш Питер Смит? Я сделала это потому, что смогла, мерзкий подонок.

– А ты… Питер Смит Кровавые Руки, ты хоть раз в жизни смотрел на себя в зеркало? Может, там и отражаться нечему? Ты, небось, и тени в полдень не отбрасываешь! Ты убил его, убил этого мальчика, Медраута, только потому, что думал: он – это я!

– Но разве ты теперь не понимаешь, почему я должен был сделать это?

Она злорадно ухмыльнулась. Устремила на Питера пристальный, долгий взгляд – ни дать ни взять, вылитый Чарли Мэнсон.

Питер не мог найти слов, которые разрушили бы упоение Селли победой. Он вытащил из ножен кинжал – тот самый, что уже прервал сегодня две жизни. Что теперь значила еще одна?

«Выходи, ну, выходи же, где бы ты ни был!» – призвал Питер Ланселота.

Селли, завидев обнаженный клинок, ухмыльнулась так широко, что странно, как только кожа не треснула на морщинистой физиономии Мирддина.

– Бери меня! – радостно воскликнула она. – Я твоя! Отправь меня обратно! Я вернусь, ты прекрасно знаешь, что я вернусь и окажу Dux Bellorum помощь в самый трудный час.

– Откуда ты вернешься? Из девственного леса, в котором и в помине нет никакой машины времени?

– Что?

– Я видел этот мир, прежде чем отправился сюда, Селли. Там никакой техники – даже автомобилей нет. – «Убей ее. Убей немедленно!» Но запертый в клетке сикамбриец почему-то не показывал зубы.

– Что ж, замечательно. Как хорошо, что я искушена в истории развития науки, – произнесла Селли, полуприкрыв веки под нахмуренными кустистыми бровями. – На восстановление тороида уйдет несколько лет, но я рассчитаю время и вернусь в Камланн через несколько недель.

– О… – проговорила она чуть погодя. – Похоже, я забыла тебе кое-что сообщить. Когда мы на днях беседовали с Марком – очаровашкой Медраутом, – он проболтался. Там, в реальном времени, твое тельце умерло, Питер, птичка моя.

Ты мертв. Когда ты умрешь здесь, когда Ланселот в конце концов изгонит тебя из своего тела, тебе крышка. Ты станешь достоянием истории. Adios, ты – призрак! – и она зловеще расхохоталась.

Неожиданно Питер заметил, что они уже не одни. Кучка легионеров обступила их с Мирддином. Воины стояли с отвисшими челюстями и наблюдали за их перепалкой. Питер услышал взволнованный шепот. «Вернусь.., в самый трудный час…» – «Mors ultima ratio», – проговорил Питер, шагнул к Мирддину и воткнул кинжал в грудь старика. Друид умер мгновенно, не издав ни звука.

«Проклятие! – вспомнил Смит. – Я ведь ей так и не сказал, что Артус убит. Теперь весь мир – к услугам саксов, он открыт для тебя и меня, старая перечница».

Vaya con dios «Ступай с богом (исп.).», кровавая Селли Корвин. Надеюсь, ты неплохо отдохнешь в «Краме».

Толпа воинов разразилась испуганными возгласами. Легионеры попятились от разбушевавшегося Ланселота, который теперь окончательно занял свое место. Еще несколько мгновений Питер смотрел на мир из своей новой тюрьмы – смотрел глазами Зверюги.

А потом он уплыл, улетел на крыльях смерти, мысленно навсегда простившись с Гвинифрой – единственной своей настоящей любовью.

«Cave canem» – была его последняя мысль. «Берегись собаки».

Глава 50

Анлодда теснее прижалась к Корсу Канту. Он нежно целовал ее. Шли часы, но юноша никак не мог уснуть. «У меня есть ответ», – сказал старый король, но больше не проронил ни слова. Ушел, оставив их с Анлоддой в своем павильоне, строго-настрого наказав не высовывать носа отсюда и сидеть тише воды, ниже травы.

– Гм-м-м… Анлодда, – неуверенно проговорил бард.

– Да, милый?

– Ведь в конце концов.., мы любим друг друга, верно?

– Да.

– И несмотря на то, что нам никогда не суждено пожениться, мы будем всегда любить друг друга?

– Да?.. – Она нахмурилась и подозрительно посмотрела на Корса Канта. – Корс Кант Эвин, надеюсь, ты не предлагаешь, чтобы мы накинулись друг на дружку, словно парочка диких свиней?

– Нет! Нет! – поспешно возразил юноша.

– Ты должен понимать: если я и выйду в конце концов за кого-нибудь замуж и если этот кто-то окажется человеком цивилизованным, вряд ли ему придется по душе мой отпрыск, зачатый раньше срока, и к тому же внешне как две капли воды похожий на одного барда. Так что.., если у тебя нет при себе мешочка из телячьей кожи, которые римляне надевают.., ну ты знаешь, на что.., то лучше бы нам воздержаться.

– Но ведь с Ланселотом.., ты…

– Питер? Он научился владеть собой. К тому же тогда со мной это было впервые. В первый раз не забеременеешь. Корс Кант посмотрел на возлюбленную.

– Бывает и такое, – заявил он уверенно.

– Нет, не бывает.

– Говорю тебе – бывает! Мои отец и мать зачали меня с первой же попытки.

Брови Анлодды взлетели вверх.

– Правда? Ну и ну… Ну что ж… Если волна нахлынет, придется ее одолеть.

– Ну а если ты, – продолжал Корс Кант, – вступишь в брак с каким-нибудь кельтом, язычником вроде Гвинифры? Эти любого ребенка принимают, для них это всего лишь доказательство того, что их жена не бесплодна.

– Гвинифра тут при чем? Я предпочла бы выйти замуж за мужчину.

– Ты понимаешь, о чем я говорю!

– Что ж, и этот мост будет сожжен, когда мы до него доберемся. – Она легла ближе к нему, нежно коснулась его щеки. – Корс, я хочу тебя. Но прошу, пойми меня, и не взваливай на меня новую ношу, покуда мы не разобрались, в какой миг в какие сапоги обуться и какой надеть плащ. А не то получится как тогда, когда перед голодной лисицей одновременно окажутся миска с едой и лающая гончая!

– Я только хотел удержать тебя, – солгал Корс Кант и скрестил ноги.

– Конечно, – прошептала она и прижалась к нему. Миновало еще несколько мгновений – и Анлодда крепко заснула, и к изумлению барда захрапела так громко, что могли проснуться тени в Гадесе. Даже если бы юноша так не переживал за то, что будет с ними, и не гадал, какое же решение принял Лири, он не уснул бы рядом с Анлоддой.

«Похоже, придется к этому привыкнуть, – грустно подумал он. – Может, уши воском заливать!» Это ухищрение помогло Улиссу, чтобы ни он, ни его соратники не слышали убийственного пения Сирен. Вскоре и он задремал, и ему приснились багряноволосые Сирены, дующие в бараньи роги.

Разбудил Корса Канта король Лири, вернувшийся после своей тайной вылазки.

– Вставайте же! – ворчал Лири, тряся за плечо Анлодду. – Ужасное происшествие!

– Происшествие?

– Медраут мертв, его убил Ланселот. А некоторые болтают, будто и Dux BeIIorum отправился к праотцам.

– Что?!! – Корс Кант вскочил на ноги, Анлодда приподнялась и села.

Барда словно парализовали страшные вести. Совсем как та лисица, о которой недавно говорила Анлодда, он разрывался между двумя огнями. Священный долг повелевал ему бежать к своему господину, но он понимал, что сейчас его возлюбленная нуждается в нем сильнее, чем когда бы то ни было.

– Стой, не шевелись, – распорядился король Лири тоном, не допускающим возражений, и Корс Кант без раздумий повиновался. «Это все фокусы Строителей, – мелькнула у юноши дикая мысль. – Так уже делали и Анлодда, и Меровий».

Бард тяжело вздохнул, вспомнив о том, что Длинноволосого Короля, получеловека-полурыбы, как о нем говорили (а теперь Корс Кант понимал, откуда взялось это предание – он хорошо знал, символом какого предка Меровия была рыба), уже нет на свете.., и еще Корс Кант помнил о том, что только ему одному вверена величайшая тайна престолонаследования Меровиуса Младшего.

«Ты будешь призван зачесть этот свиток, когда остынет прах Артуса Пендрагона…» Эти слова пылали в мозгу у Корса Канта – пророческие слова Меровия, произнесенные в кабинете у Артуса, когда оба они были живы.

– Артус мертв? – в страхе воскликнула Анлодда, все еще плохо соображавшая, что происходит.

– Нет, нет. Точно пока неизвестно. Если он мертв, тут такая неразбериха начнется… Как бы то ни было, Ланселот прикончил Медраута, а…

Корс Кант громко, отчаянно закричал и тяжело повалился на спину.

– О Господи, только не это! Мирддин и Артус – они оба… Нет!!! Слезы ручьями бежала по его щекам.

Анлодда села рядом с ним, обняла, прижала его голову к груди, принялась гладить, успокаивать.

– Все хорошо, – тихо говорила она. – Я не отпущу тебя. Я никогда не умру, мы с тобой всегда будем вместе, как два созвездия на небесах.

Корс Кант не в силах был вымолвить ни слова. Он только тихо плакал.

– Дети мои, все это очень трогательно, но только нам надо поторопиться. Нам нужно как можно скорее убираться отсюда, а до того еще многое надо успеть сделать. Познакомьтесь с моим большим другом, отцом Фиделиусом Дамасусом – одним из капелланов легионов Ланселота и представителем римской церкви. Я бы раздобыл самого Патрика, но он сейчас жутко занят – обращает все мое треклятое королевство в христианство.

Анлодда нерешительно пожала руку священника, пробормотала какие-то невнятные слова приветствия.

– Святой отец, – пояснил Лири, – пришел сюда для того, чтобы совершить церемонию венчания по церковному канону.

– Я не могу выйти замуж, – грустно вздохнула Анлодда. – Потому что Корс Кант родился простым горожанином, он даже не рыцарь, не говоря уже о том, что он – не дворянин. – Голос ее звучал холодно и тоскливо.

Лири ухмыльнулся. Как ни печальна была Анлодда, она не могла не ответить на извечное добродушие дяди.

– Да не за него, принцесса. За меня.

Тут бард словно очнулся от летаргического сна.

– Ты? – вскричал юноша. – Ты хочешь жениться на Анлодде?! Это и есть найденное тобою решение?

Анлодда ахнула, но тут же стала успокаивать разгорячившегося барда.

– Это настоящее озарение! Если ты не видишь этого, Корс Кант Эвин, значит, ты – такой же тупица, как Бедивир. Уж конечно, дядя Лири не станет возражать против того, чтобы мы с тобой…

– Кхе-кхе! – предупреждающе покашлял Лири и указал на священника.

Анлодда тут же умолкла, хотя явно была не против продолжить тираду.

– А ты будешь шафером, парень, – подмигнул Корсу Канту Лири.

Тупо, почти не соображая, что происходит, что случилось с миром за последние несколько минут (уж не захватила ли над ним власть Эрида – греческая богиня хаоса?), бард встал туда, куда указал священник. Мало того, барду даже удалось отрицательно покачать головой, когда святой отец спросил, не ведомы ли ему какие-либо причины, из-за которых Анлодда не могла бы вступить в брак с королем Лири.., своим отцом.

«То ли никто не сказал об этом священнику, – гадал Корс Кант, – то ли последователи святого Павла куда более терпимы, чем мне рассказывали».

Как только отец Дамасус завершил обряд бракосочетания, Лири подобрал с пола плащи барда и девушки, швырнул им и вытолкал обоих из шатра. Священник, в это время занятый приличествующими случаю записями, оторвался от пергамента.

– Но государь! – воскликнул он. – По правилам следует устроить званый ужин…

– Нету времени, нету времени! – весело замахал руками Лири. – Как бы к первой брачной ночи не опоздать – вот что!

И он следом за молодыми вышел из шатра. Лири дал Корсу Канту и Анлодде обогнать себя, чтобы они могли переговорить наедине.

– Любовь моя, единственный мой, – торопливо шептала Анлодда. – Это – наилучший выход. Я не договорила там, в шатре, дядя попросил меня умолкнуть – напомнив, что и у священников, и у стен есть уши, но он обязательно даст нам свободу, вот увидишь. Ты станешь моим придворным бардом – ведь теперь я королева Эйра, и будем вместе навсегда.

– Свободу? Когда, интересно знать. А вдруг этот старый козел истребует право первой брачной ночи?

– Но без этого брак не может быть признан настоящим. И потом – в чем дело? Разве ты сам не говорил мне, что готов любить меня всегда – сколько бы у меня ни было других мужчин.., и даже женщин, по-моему, ты даже так сказал! А теперь, если у меня родится дитя (от Ланселота, от Лири и даже от тебя, любимый мой), Лири сделает его принцем или принцессой. Кроме того, – продолжала Анлодда, – я уверена, что одна ночь с Лири научит меня всему, что нужно для того, чтобы я могла услаждать тебя на ложе.., ну, так мне говорили. – Она взглянула на Корса Канта и едва заметно улыбнулась. – О, я думаю, это очень романтично…

– Но.., любовь моя.., ведь он – твой отец! Он, наверное, твой отец. Тебе не кажется, что это как-то.., дурно?

– Нет, милый, мне кажется, что это так романтично – он жертвует собой ради счастья своей дочери.

Корс Кант поежился, мысленно представив себе эту жуткую брачную ночь.

– Боже, и так все хуже некуда. Так теперь еще и он станет моим повелителем? Этот нецивилизованный язычник из Эйра?

– Думай, что говоришь, Корс Кант Эвин. Ты оскорбляешь моего супруга. – И Анлодда, гордо откинув назад голову, отстала от барда и поравнялась с королем Лири.

Они пробирались сквозь мятущуюся толпу. В лагере царила полная неразбериха. Когда легионеры не дождались Артуса, они решили, что их владыка на самом деле убит. В конце концов преторианские гвардейцы признались в том, что это правда.

Никто не понимал, как быть, и что теперь будет. Состоится ли сражение с ютами? Или будет приказано отступать? Что скажет Ланселот? Как поступит Кей?

На последние два вопроса ответы пришли быстро. Легион Ланселота прибыл в лагерь Артуса в боевом строю под командованием Хира Амрена. Легионеры потребовали освободить своего легата, но оказалось, что того никто и не собирался пленять.

Затем прибыл и Кей со своими легионами, и вскоре стало ясно, что как только найдется невесть куда подевавшийся Ланселот, Кей объединится с ним. При этом со смертью Артуса оба легиона отделялись от какой бы то ни было империи.

В конце концов пришли в движение легионы Орла и Дракона. Хотя воины Артуса и не построились к бою, числом они значительно превосходили мятежников и лучше действовали в пешем строю. Разгорелась короткая гражданская война, которую быстро погасили уважаемые легаты и младшие военачальники. Войска были разведены. Вот через какой хаос предстояло пробраться Лири, Корсу Канту и Анлодде. Девушка ехала верхом на Мериллуин, Корс Кант – на лохматом пони, а король Эйра – на упрямом осле, который, по мнению барда, как нельзя лучше ему подходил.