Текст книги "За далью волн"

Автор книги: Роберт Линн Асприн

Соавторы: Дэвид ап Хью
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Глава 48

Питер расхаживал по своему шатру, до боли сжав зубы. Ланселот неумолимо рвался на волю.

«Он хочет вернуть себе свое тело. Его право. Ответь ему взаимностью. Убирайся, убирайся, УБИРАЙСЯ!» Питер схватился за голову. Боль немного унялась, но он понимал, что пройдет еще дня два-три, и он окончательно перестанет владеть собой. Ланселот отвоюет свое тело, а Питеру придется вернуться в свое – в лабораторию Уиллкса.

Ему и так уже с превеликим трудом удавалось сосредоточиться и вспомнить реальный мир – привычные, современные слова и понятия ускользали. Временная афазия. Чуть раньше этой ночью Питер целый час не мог вспомнить слово «пистолет» и для чего он нужен.

Он мерил шатер шагами. Пять туда, поворот, пять обратно. Всякий раз, доходя до стенки, Питер не пригибался, задевал макушкой холодную ткань, и ее прикосновение хоть немного его успокаивало.

«Думай, думай, думай».

Самая неприятная часть операции начиналась тогда, когда командир, сделав все, что от него зависело, ждал, как поведет себя враг. Питер пытался придумать, кого бы приставить к Медрауту в шпионских целях, но так и не придумал.

Гвин выполнял еще более ответственное поручение – он шпионил за Мирддином. Корс Кант отсутствовал. Наверное, догадался, откуда к Меровию попала бутылка с отравленным вином, и потому сам себя уволил с должности штатного шпиона Ланселота.

Как бы то ни было, и бард, и Анлодда исчезли вскоре после того, как Питер расстался с ними на биваке Артуса. Воины, посланные Питером на поиски Корса Канта и его подружки, вернулись ни с чем.

Кей и Бедивир, по всей вероятности, ломали головы над тем, как бы поскорее избавиться от Ланселота и учинить бунт против Артуса, так что на них положиться было нельзя. Меровий умер. Гвинифра и Моргауза, скорее всего, оставались в Камланне, в трех неделях пути от места завтрашнего сражения. В любом случае ни та, ни другая на роли шпионок не годились.

Питер решил, что лучше всего для слежки за Медраутом подходит Хир Амрен. Они уже воевали, так сказать, в одной упряжке под командованием Меровия, когда производили захват триремы. Теперь Питер произвел Хира Амрена в командиры кавалерии, что по современным понятиям равнялось званию полковника. Под командование Хира Амрена были отданы две когорты личной гвардии легата. Но в преданности этого человека Питер не был уверен на все сто.

«Проклятие! Он пытался посмотреть на часы.., я точно знаю!» Питер мысленно проклинал себя на все лады, продолжая расхаживать по шатру. «Почему я не послушался инстинктивного чутья, почему не прикончил Медраута, когда у меня была такая возможность?

Потому, что и так пролилось уже слишком много крови.

Много. Но недостаточно. Должны погибнуть еще двое. Убей двоих – Мирддина и Медраута, и покончи с этим!» Поставив себя на место Селли, Питер решил, что она наверняка тоже следит за ним с чьей-нибудь помощью. Это мог быть человек верный, который докладывает Селли обо всех действиях Питера. Следовательно, если он примет решение прикончить и Мирддина, и Медраута, и первым убьет не того, кого следовало бы, Селли немедленно узнает об этом и испарится, не дав Питеру найти себя, кем бы она при этом ни была. Она поспешит осуществить свое грязное дело, а Питер останется один-одинешенек, без готового оказать ему помощь Бланделла, и тогда ему придется только ждать предательского удара в спину.

Разницы никакой. Питер так или иначе не был готов совершить убийство. Ведь на самом деле он – не Ланселот из Лангедока. Жизнь человека слишком много значила для Питера, чтобы он мог просто так взять и убить парня – только потому, что ему, видите ли, показалось, что тот глянул на несуществующие часы, когда Питер спросил его, который час. Мирддин – либо Селли, либо Марк Бланделл. Но несмотря на то, кто из двоих ученых из двадцатого века обосновался в теле старого чародея, оставался еще и сам Мирддин.., и кому об этом лучше знать, кроме Питера. Убить тело Мирддина означало расправиться с самим Мирддином – ни в чем не повинным старым маразматиком.

А уж это было бы самое настоящее убийство – непростительный смертный грех.

Если в теле Мирддина жила Селли Корвин, то Питер мог оправдать себя за убийство старика желанием предотвратить еще большее зло: что бы ни задумала сотворить Селли, из-за этого всему миру Питера грозило превращение в девственный лес – похоже, необитаемый. Ни городов, ни промышленной революции, ни техники.

Ни войн, ни преступлений, ни страданий.

«Дерьмо собачье! Откуда мне знать? А вдруг в этом мире царят голод и эпидемии?

Вот так ты думаешь? Там все, как в реальном мире?» Питер расхаживал по шатру, время от времени остужая голову прикосновением к холодному полотну. Ткань пахла копченым сыром – в этом шатре многие годы жгли очаг, и дым выходил через дыру наверху. «Если Мирддин – это Селли, я убью его». Питер принял решение, и на душе у него сразу полегчало. А если Мирддин – это Бланделл? И как быть с Медраутом?

Питер дошагал до края шатра, развернулся и сделал пять шагов к выходу. Настал самый волнующий момент: он сделал все, что мог, и теперь должен был ждать шага со стороны треклятой Селли Корвин.

Питер услышал шаги. Кто-то приближался к его шатру. Смит остановился, замер, глядя на полог, закрывавший вход. Сердце его часто забилось. Он весь дрожал мелкой дрожью.

«Если чему-то суждено произойти, то это произойдет СЕЙЧАС».

Здоровенный верзила – младший командир – откинул полотнище, отсалютовал Питеру. Тот ответил кивком – побоялся поднять для приветствия дрожавшую руку.

– Прошу прощения, принц легат, твой с.., я хотел сказать: твой оруженосец, Галахад Младший, к тебе.., с гостем Гвин оттолкнул стражника и ввалился в шатер. За собой он тащил за руку старого склеротика – а может быть, террористку из ИРА – Мирддина.

– Скажи ему то, что сказал мне, – распорядился Гвин.

– Час пробил, Питер! – воскликнул Мирддин. – Она вот-вот нанесет удар. Мы должны остановить ее!

Питер вдруг ощутил ледяное спокойствие. Яснее ясного: ожиданию конец. Так или иначе – он вышел на финишную прямую.

– Оставь нас, – велел Питер сыну Ланселота.

– Государь, я следил за ним, как ты повелел, но он меня заметил и начал говорить… – Гвин умолк. Питер выжидательно смотрел на него. Тот обиженно отпустил руку Мирддина и вышел из шатра.

Мирддин ждал этого мгновения, нервно переминаясь с ноги на ногу. Когда полотнище, закрывавшее вход, опустилось, он повторил голосом, дрожащим от волнения:

– Час пробил! Она того и гляди, нанесет решающий удар.

– Вот как? Значит, ты знаешь, кто она?

Мирддин глубоко вдохнул, облизал пересохшие губы.

– Я говорю о сыне Артуса, Медрауте. «Естественно. Вот только кто из вас – кто?» – Я приставил несколько человек наблюдать за Артусом, – объяснил Мирддин, – рассудив, что удар, скорее всего, будет направлен именно на него. Ты же помнишь, какова была цель Селли? Слава Богу, я оказался прав. Медраут исподтишка всю ночь занимается тем, что заменяет гвардейцев Артуса своими людьми, а только что у него была тайная встреча с Кеем. Началось, Питер!

– Ну, и конечно, ты хочешь, чтобы я это дело предотвратил. Ради Сына Вдовы, Марк?

– Что?

– Кто Сын Вдовы?

– О чем ты… А, понятно. – Мирддин заговорщицки обернулся, огляделся по сторонам и протянул Питеру морщинистую руку. Они обменялись рукопожатием, и Мирддин изобразил положенный масонский знак. Наклонился, шепнул Питеру на ухо:

– На этой ступени я призван ответить тебе, что Сын Вдовы – это Хирам Абифф, тот царь, что выстроил храм Соломона.

«Проклятие, – думал Питер. – Если бы Мирддин не знал ответа – и думать было бы нечего. Он Селли Корвин, и дело с концом». Но при знании ответа вопрос оставался вопросом. В конце концов Питер и сам узнал о масонских знаках и обрядах исключительно путем ознакомления с соответствующей литературой. Точно так же о них могла проведать и Селли. Может, она подставная масонка, а может, ее папаша – тайный масон. А может, Бланделл по пьяной лавочке много о чем протрепался, лежа с Селли на одной подушке.

Настала пора действовать. Пришел ненавистный миг:

Питер должен был исполнить то, что умел делать лучше всех, но это было ему нестерпимо: дать змее совершить бросок, но вовремя перехватить ее за шею.

– Веди, Макдуфф, – распорядился Питер.

Как только они вышли из шатра, Мирддин проворчал:

– Там было «живи», а не «веди». Ты разве в школе не учился, Питер?

Питер скрипнул зубами. Еще одна утраченная возможность. Либо Мирддин – это Бланделл, либо Селли лучше подкована в классике, нежели он ожидал. Ночь была холодна.

– Где твоя лошадь? Мирддин пожал плечами.

– У меня нет лошади. Этот парень, Гвин, посадил меня позади седла на своего коня. Я с тобой поеду.

«Черта с два ты поедешь со мной!» – хотел было ответить Питер, но вовремя спохватился. «Играй, играй свою роль, – подумал он. – Не сбивайся». «Если ты считаешь, что это Марк, то с какой стати тебе возражать против его компании?» Питер сглотнул слюну и велел конюшему подвести Эпонимуса.

«Стало быть, вот такой у меня план, да? Ехать к черту на рога по безлюдной пустоши с Мирддином за спиной, и дать ему полную возможность порезвиться на славу и воткнуть мне кинжал между лопаток?» Конюший подвел к Питеру здоровенного боевого жеребца, уже оседланного на такой случай, оставалось только подтянуть подпруги. Конюший сделал это, а затем опустился на четвереньки, превратившись в живую табуретку. Питер смущенно наступил на спину юноши и прыгнул в седло. Грум-легионер передал ему поводья.

Мирддин растерялся. Вид у него был крайне озабоченный. Питер протянул руку, и чародей неуверенно ступил на спину парнишки-конюшего, после чего поспешно вскарабкался на круп Эпонимуса и уселся позади Питера.

Раб встал и низко поклонился.

Питер повел коня по пустоши в сторону лагеря Артуса. Густой туман застилал землю, клубился у копыт Эпонимуса, качался вокруг океанскими волнами. Небо заволокло тучами. Звезд видно не было, и только тусклое пятно обозначало полную луну, клонившуюся к закату. До зари оставалось совсем немного времени. Питер бы сразу заблудился в тумане, но Эпонимус знал дорогу.

Мирддин молчал, он только цепко держался, обхватив Питера за пояс, а Питер старался свести их телесный контакт к минимуму. Мурашки бегали у него по спине вверх и вниз. «Решится она или нет? Если да – то когда?» Сердце его, немного было успокоившееся, снова бешено билось. Он ждал неотвратимого удара клинка.

Он надеялся, что сумеет по движениям Селли догадаться о том, что она сейчас ударит его, и тогда он успеет уклониться и прожить достаточно долго для того, чтобы разделаться с ней.., если Мирддин – это Селли Корвин, и если она не откажется от блестящей возможности избавиться от своего заклятого врага.

Эпонимус шел быстрой рысью, а время, казалось, ползло медленно. Питер в уме твердил «Отче Наш» и «Богородице, Дево, Радуйся!» – те молитвы, что помнил со времен катехизации. Дважды он поймал себя на том, что вытаскивает из чехла боевой топор… «У кого бродят мысли об убийстве – у меня или у Ланселота?» – гадал Питер.

От тумана промокла одежда Питера, он замерз. Но еще холоднее ему было от того, что за спиной у него сидел Мирддин, от которого исходил адский холод – холод девятого круга Дантова ада. Неужели так бывает – чтобы один человек высасывал из другого все тепло? Питеру казалось, что за спиной у него не живой старик, а дыра, отверстая в бездну, где томятся потерянные души. Хрупкое, бездушное тело» чародея излучало зло.

Питер покачал головой. «Просто я дал волю воображению», – решил он. Согреться возле этого старого шарлатана, конечно, и мечтать было нечего, но все-таки он же не один из жутких старикашек со страниц ужастиков Лавкрафта!

«Старик как старик, самый обыкновенный, и кровь у него течет еле-еле, короче – все нормально», – уговаривал себя Питер.

Но вдруг.., рука Мирддина осторожно скользнула по бедру Питера.

Майор Смит затаил дыхание, гадая, не сбросить ли ему старого склеротика с коня, и немедленно. «Но я должен понять! Я должен узнать наверняка!» Он стиснул зубы, прищурился. Теперь удар мог быть нанесен в любой миг…

Прошла минута, другая… Украдкой покосившись вбок, Питер увидел, что Мирддин, оказывается, всего-навсего обернул руку полой плаща. Но когда друид подал голос, у Питера чуть сердце в пятки не ушло.

– Сюда бы мою старую полярную куртку да сапоги с электроподогревом, – проворчал Мирддин. – У этого старика кровь холодная, как у рыбы.

Питер не удержался от смеха, и смеялся слишком долго – шутка явно того не заслуживала.

– Может, мне стоит завязать с физикой, – продолжал Мирддин, – и попробовать посочинять для «Красного Карлика»?

Питер не понял, о чем речь. Скорее всего – о каком-то телешоу. Питер хранил молчание, а Мирддин остальную часть пути развлекал его болтовней о холограмматике «Феликсе Ангере» и его злоключениях с компьютером-маразматиком.

Но как только Эпонимус оказался на вершине холмистого кряжа, откуда открывался вид на лагерь Артуса, Мирддин крепко сжал плечо Питера. Питер вздрогнул – он этого не ожидал. Он понимал, как рискует. Перехватить удар – задумано, слов нет, неплохо, но ведь это все равно, что опередить звуковую волну летящей пули. Если Мирддин – Селли, и если она захочет, чтобы Питер отправился на тот свет, он туда отправится.

– Пора, – изрек Мирддин. – Ради всех людей доброй воли, и все такое прочее.

Питер пробурчал в ответ что-то неразборчивое, нагнулся к холке коня. Эпонимус послушно перешел в галоп. Питер приподнялся в седле, но скакать в таком положении без стремян было трудно, почти невозможно. Мирддин подпрыгивал у него за спиной, словно теннисный мячик над ракеткой.

Питер остановил коня неподалеку от шатра Артуса. Подбежал мальчишка-раб, взял у Питера поводья. Питер быстро спешился и строго-настрого запретил рабу кому-либо рассказывать об их с Мирддином появлении в лагере, а также попросил по возможности спрятать Эпонимуса от любопытных глаз.

«Хотя бы Медраут не узнает о том, что мы здесь», – утешал себя Питер. Опередить его и Мирддина не мог никто. Если им повезет, они сумеют оказаться в шатре Артуса до того, как там окажется Медраут (если Медраут на самом деле – Селли Корвин), и его лазутчики не успеют их выследить.

Они перебегали из тени в тень, прячась за шатрами, избегая встречи со случайными прохожими. Дозорных бояться не приходилось: как только они замечали Ланселота и Мирддина, они тут же давали им дорогу. В конце концов, немного не дойдя до высоченного командирского шатра Артуса, Питер и старый чародей залегли в тумане, скрытые ночными тенями и густым кустарником.

Глава 49

Питер Смит и чародей Мирддин лежали на земле молча. Один раз Мирддин начал было что-то шептать, но Питер одарил его таким свирепым взглядом, что старик тут же отполз в сторону и замолчал.

Время тянулось мучительно медленно. Судя по внутреннему хронометру Питера, вот-вот должно было рассвести, но затянутое тучами, низко нависшее небо не становилось светлее, чем в полночь. Питер ждал восхода, надеясь, что тогда развиднеется, но общая видимость осталась нулевой и тогда, когда по всем расчетам Смита, солнце уже взошло.

Что-то шевельнулось в тумане. Питер облизнул пересохшие губы. Он затаился и ждал, словно волк; выслеживающий зайца.

Наконец Питер разглядел какого-то человека, невероятно медленно приближавшегося к шатру Артуса.

Человек шел, выпрямившись во весь рост, но при этом старался держаться в тени – точно так же, как до того Питер с Мирддином. «О Боже!» – мысленно воскликнул Питер. У него противно засосало под ложечкой. Он узнал силуэт этого человека. К шатру приближался тот самый, кого Питер видел ночью в покоях Dux Bellorum.

Анлодда вернулась, чтобы завершить работу – лживая принцесса все-таки явилась, чтобы убить Артуса.

Питер чуть было гневно не окликнул девушку, чуть не вскочил, хотя понимал, что поступи он так, в его действиях было бы желание удержать Анлодду от убийства.

Но тут злодей оглянулся через плечо и шагнул на открытое пространство. Свет фонаря, озарявший окрестности шатра Артуса, выхватил из тумана лицо злоумышленника: то был Медраут.

«Жаль, что это он, – подумал Питер. – Но хвала Иисусу и Богородице за то, что это не Анлодда».

Мирддин нервно коснулся плеча Питера и указал на Медраута, что в общем-то было совершенно не нужно. Питер молчал. Пока Медраут приближался к шатру, Смит заметил, что за юношей кто-то крадется. Оказалось, что это гвардеец из преторианской гвардии. Стало быть, личная охрана Артуса заметила Медраута.

Вскоре пятеро гвардейцев окружили юношу, но узнав его, препроводили ко входу в шатер. Один из стражников вошел внутрь, и почти тут же вышел обратно. Гвардейцы откинули полотнище на входе и пропустили Медраута в шатер.

– Пора, – сказал Питер. – Представление началось. Завидев Питера, гвардейцы вытянулись по струнке и отсалютовали ему. Питер ответил на приветствие и шагнул ко входу в шатер.

– Гм.., государь… – неуверенно проговорил один из стражников. – Dux Bellorum просил, чтобы его не беспокоили.

– А теперь побеспокойся о том, чтобы не беспокоили нас, – распорядился Питер тоном, не допускающим возражений.

– Но у него там сейчас этот парень. Тот, который.., ну, в общем, ты знаешь, о ком я говорю, государь.

– Медраут здесь? Вот и прекрасно, не придется за ним посылать. Вернись на свой пост, легионер.

Явно сомневаясь в том, правильно ли поступает, слушаясь Ланселота, гвардеец из команды Какамври посторонился и пропустил главнокомандующего войска Артуса в шатер.

Следом за Питером туда же скользнул Мирддин. Питер быстро пересек «прихожую» и нашел дверь, ведущую в «штаб». Оттуда доносились голоса Артуса и Медраута. Питер отыскал щелочку и заглянул в нее.

– Гвинифра здесь, в лагере? – удивленно спросил Медраут.

Артус кивнул.

– Я сам предложил ей поехать с обозом на следующий день после нашего выступления. Они прибыли вчера, через некоторое время после того, как мы встали лагерем. Предстоит самое славное сражение в моей жизни, и мне бы хотелось, чтобы в этот день со мной рядом были моя супруга.., и мой сын.

Медраут озадаченно смотрел на Артуса.

– Да, ты не ослышался, – кивнул Артус. – Как только мы сломаем хребет королю Грюндалю и изгоним ютов с наших северных земель, я наконец объявлю о том, что признаю тебя своим сыном и наследником, как мне следовало поступить много лет назад, мальчик мой. Пока я не могу передать тебе легионы. Это право ты должен заслужить, как заслужил в свое время я. Легионы – не моя личная собственность, и потому я не могу просто так отдать их тебе. Наверное, я мог бы просто объявить тебя следующим Dux Bellorum, но как я всегда говорю, cucullus non facit monachum. He сутана делает монаха монахом. Они не пойдут за тобой, сын мой.

Но у меня достаточно много богатств, земли, домов и вилл, и все это будет поделено между тобой и Гвинифрой, когда я умру.., и боюсь, что это произойдет очень скоро.

Артус прижал руку к груди и печально улыбнулся.

«У него жуткий цвет лица. Землисто-серый!» – ужаснулся Питер. Артус явно страдал тяжелой болезнью сердца – скорее всего, это сердечно-сосудистая недостаточность в довольно запущенной стадии. По сравнению с тем, как выглядел Артус в день выступления из Камланна, здоровье его явно ухудшилось. Когда Питер беседовал с Артусом этой ночью, он решил, что, скорее всего, все дело в тусклом освещении. Теперь же было ясно: сердце Dux Bellorum пошаливало, и притом серьезно.

Медраут смотрел на Артуса – своего биологического отца. Но разум его витал в миллионе миль вдали.., или в пятнадцати сотнях лет.

«Юноша» был испуган, он весь дрожал от волнения. «Господи, – думал Питер, – Медраут явно готовится к прыжку».

– Но пока я жив, мне еще многое нужно успеть, – сказал Dux Bellorum, – и я хочу, чтобы ты помог мне. Меровий мертв. Наверняка ты слышал об этом. Он отнял у себя жизнь в споре со своей совестью – почему, это мне не ведомо.

Однако из-за этого я, как говорится, остался на дереве, а лестницу унесли. Я обязан расширить Новую Римскую империю от Британии до Сикамбрии, а оттуда – по всей Европе, пока не померк свет, пока мои легионы не отступились от меня, пока люди не возвратились к звериному варварству и почитанию Павла.

«Бог мой, – подумал Питер, – да он пророк!» Безусловно, Питер и сам верил в то, что именно Церковь предотвратила окончательный откат человечества к варварству в Темных Веках, но, по всей вероятности, интерпретировать эти события можно было по-разному.

Речи Артуса повергли Медраута в замешательство. Он попятился, отступил в тень и оказался совсем недалеко от Питера. Дышал он хрипло, прерывисто. «Она вот-вот решится – эта сучка все-таки осуществит задуманное!» Марк был прав.

Медраут завел руку за спину, сжал в пальцах рукоятку кинжала, но почему-то растерялся. Артус ничего не заметил. Питер видел, что Dux Bellorum – на волосок от гибели.

И сразу все стало ясно. Естественно, Селли Корвин мечтала о том, чтобы «Новая Римская империя» Артуса распалась, и чтобы власть перешла в руки Церкви.., потому что Селли Корвин, или как там ее звали по-настоящему, была ревностной, фанатичной католичкой.

План Селли, начиная с первого и заканчивая сорок девятым днем, состоял в том, чтобы убить короля Артура до срока, прежде чем он выиграет свое последнее сражение и сделает Англию великой страной и великой нацией.

Так вот почему во времена Питера все исчезло, постепенно превратилось в девственный лес.., потому что Англия так и не достигла величия во времена правления легендарного короля Артура!

Мир замер в неподвижности. Артус застыл в позе оратора с вытянутой рукой, не успевшей очертить воображаемые границы земли, которой суждено будет стать прекрасной, зеленой Англией. Медраут не шевелился, сжав в руке вынутый из чехла кинжал и пряча его за спиной. Почему-то он медлил – то ли не мог, то ли не желал нанести удар.

Совсем, как принц Датский.

Питер отлично видел спину Медраута – нет, спину Селли Корвин, и у него времени на растерянность не было, и на этот раз он не чувствовал ни сомнений, ни угрызений совести.

Он резко шагнул вперед и выхватил клинок, даже не подумав прятать его. Пока ни Артус, ни Медраут его не видели.

Бесстрастно, совсем как в Лондондерри и Харлеке и на десятке других роботских заданий, Питер Смит обхватил согнутой в локте рукой горло Медраута и рванул его на себя. Медраут раскинул руки, выгнул спину. Питер как раз этого и ждал. Как только Медраут запрокинулся назад, Питер крутанулся вправо, дабы обрести нужный угол атаки, и вогнал клинок по самую рукоять в почку Медраута.

Выхватив клинок, Питер отпустил юношу, и тот рухнул наземь.

Артус не двигался – он не понимал, что происходит.

– Ланселот, – проговорил он изумленно, – откуда ты взялся? Ланс.., помоги мальчику подняться, похоже, у него обморок.

Dux Bellorum поспешил к Медрауту, нежно коснулся щеки юноши. Тот часто моргал и не сводил глаз с правой руки, залитой кровью. В ней он все еще сжимал собственный клинок – теперь окровавленный.

– Ты упал и накололся на свой клинок, – проговорил Артус срывающимся голосом. – Не шевелись. Сейчас мы пошлем за лекарем. Это простая рана, ты поправишься. Только не шевелись.

Артус прижал к груди голову сына, гладил его волосы.

– Ланселот! – приказал он. – Позови лекаря! Питер чуть было не бросился исполнять приказ Артуса – настолько поразила его уверенность Dux Bellorum в его верности. Он опустил дрожащую руку на плечо Артуса.

– Рана смертельна, полководец.

– Ланс, о чем ты говоришь? Ступай за лекарем!

– Государь… – и Питер указал на растекшуюся по земле лужу крови. Артус уставился на нее. Он, опытный воин, прекрасно понимал, какая рана смертельна, а какая – нет. Он отпустил голову Медраута, бережно уложил его на землю.

– Прости… Прости меня, сын мой. Мне следовало.., давным-давно я должен был признать тебя… Медраут взглянул на Артуса.

– Селли? – прошептал он. – Ты убила меня? «Селли?!» – Все хорошо, сын мой, – сказал Артус и поцеловал сына в лоб. – Ты ведь не нарочно это сделал. Ты не попадешь в ад. Это случайность, нелепая, жуткая случайность.

– Селли? Но я думал, что мы с тобой… – У Медраута перехватило дыхание. Он сделал вдох, и кровь, вытекавшая из раны, вспузырилась.

– Проколото легкое – поставил диагноз Питер.

– Марк? – окликнул он умирающего.

– Селли? – Медраут перевел взгляд с Артура на Питера. – Кто?..

– Я – Питер.

Медраут покачал головой и жутко закашлялся. Струйка крови стекла с его губ.

– Питер – чародей.

– Мирддин – это Питер? Медраут вяло кивнул.

– А Артус – Селли?

Юноша посмотрел на Артуса, открыл рот. Кровь текла оттуда все сильнее, она мешалась со слюной.

– Я в-все пере.., путал, да? – спросил Медраут. Питер молчал. – Пит… Питер, это ты?

– Да, я здесь, Марк.

– Сделай для меня.., кое-что.

– Хорошо.

– Ради Сына В… – Медраут вновь закашлялся, и вдруг к нему как будто вернулись силы. Ему даже удалось немного приподняться.

– Сын мой! – вскричал Артус. – Тебе лучше? – Если предыдущий разговор и заинтриговал его, он не подал виду.

– Ради Сына Вдовы, – закончил фразу Медраут.

– Хорошо. О чем ты просишь?

– Зако… Закопай что-нибудь.

– Что закопать?

– Что угодно. Письмо. Записку. Здесь.

– Закопать записку? О чем говорил Бланделл? Здесь, на Динас Эмрисе?

– Закопай записку, – повторил Медраут. Он дышал все чаще и прерывистее. – Сунь ее в какой-нибудь.., сосуд.., глиняный.., запечатай глиной.., нет, воском.., крепко-накрепко… Только обязательно.., подпишись.., что ты – Питер… Мы ее найдем.., потом.

Питера Смита озарило.

– Ты хочешь, чтобы я здесь закопал записку, чтобы вы могли откопать ее в наше время и доказать, что мы с тобой здесь побывали?

Медраут улыбнулся, кивнул и закрыл глаза.

– Крепко-накрепко.., запечатай, – повторил он. – Как свитки.., из Мертвого моря. – Но вдруг он открыл глаза. – Селли! – воскликнул он. Откинулся на спину, еле слышно прошептал:

– Жаль.., думаю.., мы так и не.., узнаем.., кто она.

Медраут не шевелился. Артус склонился к сыну, обнял его и тихо заплакал.

– Тебе не придется ни о чем жалеть, брат мой Марк, – проговорил Питер. Оглянувшись, он обнаружил, что Мирддин, он же Селли Корвин, испарился.

Майор Питер Смит поднялся. Теперь он уже едва-едва владел телом Ланселота. Ноги не слушались его. Ланселот окреп, он плевать хотел на оковы, которыми его опутал Питер. Глаза застилал туман, голова кружилась. Ланселот не желал сдаваться, не хотел смотреть на мир глазами Питера.

Питер опустил глаза. С ног до головы он был залит кровью. «Это ты все перепутал, идиот никчемный!» – выругал он себя.

Селли Корвин и не думала убивать Артуса. С какой стати? Он и так умер. Но в реальной истории Артус Dux Bellorum умер, не создав своей Римско-кельтской империи.

– Господи Иисусе, какой же я глупец! Артур, Артус не был английским королем. Он был валлийцем. Кельтом. Извращенный разум Селли Корвин представлял его героем, сражавшимся против англов и саксов – англосаксов, которые дали Англии ее народ, ее культуру, и даже ее название – Англландия.

Но Артур победил их. Он изгнал их со своих земель, почти освободив страну от владычества саксов. Саксы удержались лишь кое-где, скорее всего – в Западной Саксонии, Восточной Саксонии и Южной Саксонии – Уэссексе, Эссексе и Сассексе. А теперь их союзники, юты, наступали на владения Артура с севера.

Но победят ли они? В оригинальной версии это не стоило им особого труда, потому что Артур умер, не успев дать им отпор, – погиб от руки своего незаконнорожденного сына, Мордреда – Медраута.

Того самого Медраута, которого только что убил Питер, полагая, что тем самым предотвратит покушение на Артуса.

– Бог мой, Селли… – прошептал Питер. – До чего же ты хитра, пташка! Она поработала им, словно молотком для крокета, – не дала Медрауту обойти Артуса, главного игрока своей команды.

«Скорее всего, теперь Артус проживет достаточно долго для того, чтобы изгнать ютов из Гвинедда», – догадался Питер. А как только север обретет свободу, он сосредоточит свои усилия на засевших на юге саксах, и займется ими – не в этом году, так в следующем.

«И это ему так или иначе удастся – ведь он Артур! Британия никогда не станет Англией. Промышленной революции не суждено произойти – по крайней мере здесь. Мой мир прекратит существование.

Нет, еще хуже: его не будет вовсе!» Питер посмотрел на Артуса Пендрагона, Dux Bellorum. Короля-прародителя Англии, валлийского кельта. Артус сжимал в объятиях своего мертвого сына, но он больше не плакал. Казалось, он обезумел. Взгляд его был устремлен в одну точку.

«Проклятие, где же Какамври со своей преторианской гвардией?» – гадал Питер. Но тут же понял, в чем дело: убийство Медраута произошло почти бесшумно. Артус был слишком ошеломлен для того, чтобы позвать на помощь охрану, он только просил Питера «Ланселота» привести лекаря. А «Ланселот», герой Каэр Камланна, консул, легат, носитель черного и серебряного цветов, стоял, молчал и смотрел на то, как двое невинных людей умирают в одном теле – теле Медраута.

Но пока никто не знал об убийстве.

Он смотрел на Артуса, своего командира. Своего отца. «Ты послал меня в Сэндхерст. Ты отправил меня в армию. Отец, ты хоть представлял, чем я занимаюсь? Разве тебе, простому полковнику, воевавшему в Северной Корее, понять, что такое – днями и ночами охотиться за ирландскими гадюками на манер святого Патрика, и ждать пули в затылок или бомбы под ногой?» Он смотрел на Артуса, которому только что спас жизнь и тем самым обеспечил ему пожизненную защиту. На человека, который в реальной истории должен был погибнуть.

– У меня нет времени, – сказал Питер. Моргнул – слезы застилали глаза, текли по щекам. – У меня нет времени. Нет времени.

Он опустился на колени, схватил Dux Bellorum за волосы, запрокинул его голову и резким движением перерезал сонную артерию острым, но все же недостаточно острым кинжалом.

Перед глазами Питера возникла строчка – что-то вроде титра в конце учебного военного фильма: «Вот так Питер Смит обрек мир на гибель своим эгоизмом и любовью, совершив ритуальное убийство».

«Я стал агентом Закона Сохранения Реальности», – мелькнула у Питера горькая мысль.

Артур выпучил глаза, уставился на Питера, поднял руку к шее и повалился ничком на мертвое тело сына. Губы его сжимались и разжимались, глаза с сожалением глядели на лучшего друга – он словно старался загладить вину Ланселота.

– Гвинифра, – произнес он еле слышно. – Не дай ей увидеть.., не дай ей возненавидеть тебя.

Его голова тяжело упала на грудь Медраута, глаза закрылись.

– У меня нет времени, – повторил Питер. Грудь его сковала жуткая боль. – Ни для короля, ни для страны. Я всего-навсего особый поверенный в делах Закона Сохранения Реальности.