Текст книги "Возвращение Борна"

Автор книги: Роберт Ладлэм

Соавторы: Эрик ван Ластбадер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Официантка вновь наполнила его чашку, и он стал потягивать кофе, поглядывая на часы и дожидаясь, пока откроется ателье «Портняжки Файна Линкольна». Однако при этом Борн не терял времени даром. Он вытащил из кармана блокнот, который забрал из библиотеки Алекса, и снова стал рассматривать надпись, отпечатавшуюся на верхнем листке: «NX-20». В этом наборе символов было что-то таинственное, угрожающее, хотя на самом деле за ними могло скрываться все, что угодно, вплоть до обозначения какой-нибудь новой модели компьютера.

Оторвавшись от блокнота, он поднял голову и посмотрел на посетителей вагончика, беспрестанно входящих и выходящих, обсуждавших самые наболевшие проблемы, вроде выплат по социальной страховке, цен на наркотики, случаев избиения полицейскими чернокожих, внезапных смертей членов семьи, болезней друзей, томящихся за решеткой. Из всего этого и состояла их жизнь – еще более чуждая для него, чем жизнь обитателей Азии или Микронезии. И без того тяжелую атмосферу еще больше отравляли витавшие здесь злость и горечь.

В один из моментов мимо окон вагончика медленно, словно, огибающая риф акула, проехала полицейская машина, и все находившиеся в закусочной мгновенно умолкли, окаменев, словно участники групповой фотографии за секунду до того, как щелкнет затвор. Борн отвернулся от окна и стал смотреть на официантку, которая в свою очередь провожала взглядом удаляющиеся задние огни полицейской машины. В вагончике явственно послышался общий вздох облегчения. То же ощущение испытал и Борн. Похоже, в кои-то веки он оказался в компании людей, столь же мало желающих пообщаться с полицией, как и он сам.

Мысли Борна вернулись к его преследователю. Черты лица этого сталкера выдавали его азиатское происхождение, и все же он явно не являлся стопроцентным азиатом. Почему это лицо казалось Борну знакомым? Из-за прямой и тонкой линии носа, уж точно не имеющей никакого отношения к Азии? Или из-за очертаний полных губ, весьма характерных для азиатов? Может, он пришел из прошлого Борна – откуда-нибудь из Вьетнама? Впрочем, нет, это невозможно. Судя по внешности этого человека, ему от силы под тридцать, значит, когда Борн находился в Азии, парню было не больше пяти лет. Кто же он в таком случае и что ему нужно?

Вопросы множились, не давая Борну покоя. Резким движением он поставил недопитую чашку на стол. Кофе, похоже, уже начал прожигать дыру в его желудке.

Через минуту Борн вернулся в украденную им машину, включил радио и стал крутить ручку настройки, пока не нашел станцию, передававшую выпуск новостей. Сначала диктор говорил о грядущем саммите, посвященном борьбе с терроризмом, затем последовал короткий блок национальных новостей, потом – сводка местных. Номером первым, разумеется, шло сообщение об убийстве Алекса Конклина и Мо Панова, но никакой новой информации, как ни странно, обнародовано не было. «Теперь – еще одна порция свежих новостей, – продолжал диктор, – но сначала – вот это важное сообщение».

"…Важное сообщение». В тот же момент Борн позабыл недавнюю трапезу и всех, кто находился рядом с ним в закусочной. Память накатилась ревущей волной и смыла его в прошлое, отбросив на годы назад. Он снова очутился в том самом кабинете в Париже, на Елисейских Полях, окна которого смотрели прямо на Триумфальную арку. Он стоит рядом с кожаным креслом шоколадного цвета и держит в правой руке хрустальный бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью. Глубокий мелодичный голос за его спиной говорит что-то о времени, которое потребуется для того, чтобы Борн получил все необходимое. «Беспокоиться не о чем, мой друг, – произносит голос с сильным французским акцентом, ухитряясь грассировать даже английское „r“. – Моя задача – передать вам это важное сообщение».

Все еще находясь за кулисами своих воспоминаний, Борн поворачивается, чтобы посмотреть на говорившего, но видит лишь голую стену. Воспоминания растаяли, как аромат старого скотча, оставив Борна сидеть в краденой машине, уставившись невидящим взглядом на грязные окна старой закусочной.

* * *

Приступ необузданной ярости заставил Хана схватить трубку и набрать номер Спалко. Дозвониться удалось не сразу, но через некоторое время на другом конце линии все же послышался голос.

– Чем обязан такой чести, Хан? – проговорил Спалко.

Внимательно вслушавшись в голос собеседника, Хан безошибочно определил, что язык последнего немного заплетается. Значит, он опять навеселе. Привычки его бывшего работодателя были известны Хану лучше, чем мог бы предположить сам Спалко, если, конечно, данный факт вообще имел для него хоть какое-то значение. Хан, к примеру, знал, что Спалко неравнодушен к спиртному, напропалую волочится за женщинами и много курит, причем отдается трем этим увлечениям самозабвенно. Теперь Хан подумал: если в данный момент Спалко пьян хотя бы вполовину, а не столь сильно, как ему кажется, это может стать его преимуществом, а такое, когда имеешь дело со Спалко, случается крайне редко.

– Досье, которое вы мне передали, – либо фальшивка, либо далеко не полное.

– И что же привело вас к столь печальному умозаключению? – Голос Спалко начал твердеть, как вода, превращающаяся в лед. Хан слишком поздно сообразил, что избрал чересчур агрессивный тон. Спалко, возможно, был умнейшим человеком, а в душе, без сомнения, считал себя чуть ли не провидцем, но и он порой поддавался влиянию инстинктов, таившихся в самой глубине его сущности. Именно они сейчас вывели его из полупьяного ступора и заставили ответить агрессией на агрессию. Ему и раньше были свойственны вспышки неконтролируемой ярости, что весьма странным образом контрастировало с его тщательно культивируемым имиджем респектабельного и публичного джентльмена. Впрочем, под повседневной маской благообразия этого человека таилось еще много чего недоступного постороннему взгляду.

– Вебб повел себя очень странно, – вмиг сбавив тон, сказал Хан.

– Правда? И как же именно? – Голос Спалко тоже помягчел, и в нем снова зазвучала ленивая хмельная расслабленность.

– Университетские профессора так себя не ведут.

– Не понимаю, какое это имеет значение. Вы его убили?

– Еще нет. – Сидя в припаркованной у тротуара машине, Хан наблюдал за тем, как у остановки на противоположной стороне улицы затормозил автобус. Его двери с шипением открылись, выпуская пассажиров: пожилого господина, двух мальчиков-подростков и молодую маму с ребенком, только начинающим ходить.

– У вас изменились планы? – осведомился Спалко.

– Видите ли, мне захотелось сначала поиграть с ним.

– Понятно… Но вопрос в другом: как долго вы намереваетесь с ним… гм… играть?

Игра, которую Хан затеял со своей будущей жертвой, превратилась в подобие шахматного поединка – тонкого и напряженного, и ему оставалось только гадать, чем она закончится. Что такого в этом Веббе? Почему Спалко решил разыграть его в качестве пешки, выставив в роли убийцы двух правительственных чиновников – Конклина и Панова? И зачем вообще Спалко понадобилась их смерть? В том, что дело обстояло именно так, Хан не сомневался.

– Я подожду до тех пор, пока не буду готов и пока он не осознает, кто его палач.

Хан смотрел, как молодая мама ставит ребенка на тротуар. Мальчик пошел на заплетающихся ногах, и мать, глядя на сына, весело смеялась. Малыш задрал голову, посмотрел на маму и тоже засмеялся, корча от удовольствия уморительные рожицы. Женщина взяла его крохотную ручку.

– Надеюсь, у вас нет никаких задних мыслей?

Хану показалось, что в голосе Спалко зазвучала настороженность, даже напряжение, и в тот же момент он подумал: а действительно ли Спалко пьян? Хану хотелось спросить собеседника, какое тому вообще дело до того, убьет ли он Вебба или нет, но, поразмыслив, он подавил в себе это желание, испугавшись, что тем самым выдаст себя.

– Нет у меня никаких задних мыслей, – ответил он.

– Видите ли, под шкурами, которые носит каждый из нас, мы с вами одинаковы: наши ноздри раздуваются, учуяв запах смерти.

Не зная, что ответить, и погрузившись в собственные мысли, Хан закрыл крышку сотового телефона. Он приложил ладонь к стеклу водительской двери и сквозь расставленные пальцы стал смотреть, как мать с сыном удаляются по улице. Она шла маленькими шажками, пытаясь приспособиться к неуверенной детской походке малыша.

Спалко лжет ему, в этом не может быть сомнений. В какой-то момент реальный мир поплыл перед глазами Хана, и он вновь оказался в джунглях Камбоджи. Больше года он был рабом вьетнамца, промышлявшего контрабандой оружия. Хозяин морил его голодом, избивал, а на ночь – привязывал, как собаку. Хан дважды пытался бежать, но только на третий раз ему удалось освободиться от своего мучителя, и то – лишь после того, как он превратил голову спящего контрабандиста в месиво, изрубив ее лопатой, которой тот обычно копал для себя отхожие ямы. Это стало его первым жизненным уроком. А потом в течение еще десяти дней Хан буквально выживал, пока не был подобран американским миссионером по имени Ричард Вик. Его накормили, вымыли в горячей воде, одели и уложили в чистую постель. В благодарность он не стал сопротивляться, когда миссионер принялся учить его английскому языку. Овладев грамотой, Хан получил от миссионера Библию, которую ему также предстояло изучить.

Хану казалось, что Вик желает не столько спасти его душу, сколько ввести его в лоно цивилизации. Пару раз он и сам пытался растолковать Вику природу буддизма, но, поскольку был еще слишком мал, постулаты, которые он усвоил в раннем детстве и теперь излагал миссионеру, звучали в его устах не очень убедительно. Впрочем, они в любом случае вряд ли заинтересовали бы Вика. Миссионер не желал иметь ничего общего с любой религией, которая не исповедует веру в Бога Отца и сына его Иисуса.

Взгляд Хана сфокусировался на событиях, происходивших вокруг. Молодая мама вела своего ковыляющего отпрыска вдоль хромированного фасада закусочной с огромной кофейной чашкой на крыше. А чуть дальше, на противоположной стороне улицы, сквозь отсвечивающее лобовое стекло машины Хан видел мужчину, которого он знал под именем Дэвида Вебба. Надо отдать ему должное: он достойно прошел смертельно опасный путь, приведший его сюда от самого поместья Конклина. Хан мог судить об этом с уверенностью профессионала, поскольку на протяжении всего этого пути неотступно следовал за ним. Хан видел фигуру человека, наблюдавшего за ними с проселочной дороги. Когда он взобрался туда, вырвавшись из хитрой ловушки Вебба, того уже и след простыл, но с помощью инфракрасного прибора ночного видения, брошенного незнакомцем, Хан мог наблюдать за тем, как Вебб выбирается на шоссе и голосует. Когда тот сел в остановившуюся попутку, Хан был готов следовать за ним.

Теперь он смотрел на Вебба, зная то, что Степану Спалко было известно уже давно: Вебб – очень опасный человек. Такому было наверняка наплевать на то, что он оказался единственным белым в набитой неграми закусочной. Он выглядел одиноким. Впрочем, Хану было трудно судить об этом, поскольку для него самого одиночество являлось совершенно чуждым понятием.

Хан вновь перевел взгляд на мать с сыном. Их смех доносился уже издалека и казался нереальным, словно сон.

* * *

Борн приехал в расположенное в Александрии[3]3
  Александрия – город-спутник Вашингтона.


[Закрыть] ателье «Портняжки Файна Линкольна» в пять минут десятого. Оно выглядело в точности так же, как все остальные частные заведения старого города, иными словами, старомодным, словно всплывшим на поверхность сегодняшнего дня из глубины времен колониальных завоеваний.

Сделав несколько шагов по тротуару, вымощенному красным кирпичом, Борн толкнул дверь и вошел внутрь. Зал для посетителей был разделен пополам своеобразным барьером в половину человеческого роста, состоявшим из прилавка в его левой части и вереницы раскроечных столов – в правой. Швейные машинки стояли в паре метров позади прилавка, а работали на них три женщины явно латиноамериканского происхождения. Когда Борн вошел, они даже не подняли глаз. За прилавком стоял тощий человечек в рубашке с короткими рукавами и расстегнутой полосатой жилетке, сосредоточенно изучая нечто, лежавшее перед ним. У него был высокий выпуклый лоб, светло-каштановая челка, впалые щеки и мутные глаза. Он поднял очки, и они каким-то чудом держались у него на темечке. У мужчины была пренеприятнейшая привычка то и дело щипать свой крючковатый нос, будто тот его беспокоил. Он не обратил внимания на открывшуюся дверь, но, когда Борн приблизился к прилавку, все же оторвался от своего занятия.

– Здравствуйте, – произнес он, выжидающе глядя на посетителя, – чем я могу вам помочь?

– Вы – Леонард Файн? Я видел ваше имя на витрине ателье.

– Да, меня зовут именно так, – ответил Файн.

– Меня послал к вам Алекс.

Портной растерянно моргнул.

– Кто?

– Алекс, – повторил Борн. – Алекс Конклин. Меня зовут Джейсон Борн. – Он оглянулся. Никто в ателье не обращал на них внимания. Слышалось только стрекотание швейных машинок.

Файн очень медленно опустил очки на переносицу своего горбатого носа и смерил визитера пронизывающим взглядом.

– Я его друг, – сказал Борн, чувствуя, что этого парня необходимо подстегнуть.

– У нас не зарегистрировано никаких заказов на имя мистера Конклина.

– Я и не думаю, что он у вас что-нибудь заказывал, – мотнул головой Борн.

Файн ущипнул себя за нос.

– Друг, говорите?

– Очень старый друг.

Не говоря больше ни слова, Файн распахнул дверцу прилавка, заставив Борна отступить на шаг в сторону.

– Полагаю, нам лучше побеседовать в моем кабинете.

После этого он провел Борна через дверь, ведущую в глубь ателье, за которой начинался пыльный коридор, переходящий в длинную и узкую лестницу. Кабинет не представлял собой ничего особенного: квадратная комната с вытертым линолеумом, голыми трубами от пола до потолка, заляпанным металлическим письменным столом зеленого цвета, крутящимся стулом, двумя дешевыми железными ящиками для документов и грудами картонных коробок. Изо всех углов исходил запах плесени, словно из болота, наполненного гниющими стволами. Позади стола располагалось маленькое квадратное оконце – настолько грязное, что через него невозможно было рассмотреть даже аллею, на которую оно выходило.

Файн подошел к столу и выдвинул один из ящиков.

– Выпьете что-нибудь?

– Вроде бы рановато для выпивки, – ответил Борн, – вам не кажется?

– Да, – пробормотал Файн, – пожалуй, вы правы. Но если вы не хотите выпить, я могу угостить вас вот этим. – Резким движением он выхватил из ящика пистолет и направил его в грудь Борна. – Пуля не убьет вас сразу, но, истекая кровью, вы будете жалеть об этом.

– Не стоит так горячиться, – равнодушным тоном проговорил Борн.

– Стоит, еще как стоит! – возразил портной. От волнения его зрачки сошлись у переносицы – так, что это стало похоже на косоглазие. – Конклин мертв, и, как я слышал, на тот свет его отправили именно вы.

– Нет, – ответил Борн, – это сделал не я.

– Валяйте, выкручивайтесь! Главное – все отрицать. Ведь именно так вас учат в ваших шпионских школах? – На лице портного появилась хитрая усмешка. – Садитесь, мистер Вебб… или Борн, или как вы называете себя сегодня?

Борн посмотрел Файну в глаза.

– Вы из агентства?

– Вовсе нет, я – сам по себе. Если только Алекс не рассказал им, я думаю, вряд ли кто-нибудь в агентстве вообще подозревает о моем существовании. – Улыбка на лице портного разъехалась чуть ли не до ушей. – Именно поэтому я и был первым, к кому пришел Алекс.

Борн кивнул.

– Именно об этом мне и хотелось бы услышать.

– Не сомневаюсь! – хмыкнул Файн и потянулся к телефону на своем столе. – Но, с другой стороны, когда до вас доберутся ваши коллеги и станут задавать вам множество разных вопросов, у вас, боюсь, останется слишком мало времени, чтобы интересоваться любыми другими вещами.

– Не делайте этого! – резко приказал Борн.

Файн застыл, не выпуская трубки:

– Почему?

– Я не убивал Алекса. Наоборот, я пытаюсь выяснить, кто это сделал.

– Нет, это сделали именно вы. Газеты пишут, что в момент убийства вы находились в его доме. Вы видели там кого-нибудь еще?

– Нет, но к тому времени, когда я приехал туда, Алекс и Мо были уже мертвы.

– Вранье! Не понимаю только, за что вы их пришили. Может, из-за доктора Шиффера?

– Никогда не слышал ни о каком докторе Шиффере.

Портной хрипло засмеялся.

– Опять вранье! Вы, поди, ничего не слышали и об АПРОП? Так я вам и поверил!

– Отчего же! Об этих-то я как раз наслышан. Это ведь Агентство перспективных разработок в области оборонных проектов, не так ли? Доктор Шиффер работал именно там?

– Ну все, довольно! – выдохнул Файн и с гримасой отвращения стал набирать номер на телефонном аппарате. В то мгновение, когда он перевел взгляд на диск телефона, Борн бросился на него.

* * *

Директор ЦРУ находился в просторном угловом кабинете, разговаривая по телефону с Джеми Халлом. Через окно лился ослепительный солнечный свет, от которого яркие узоры ковра переливались, словно драгоценные камни. Однако эта феерическая игра цветов не производила на Директора никакого впечатления. Он по-прежнему пребывал в отвратительном расположении духа. Невидящим взглядом Старик смотрел на фотографии, где он был запечатлен с разными президентами Соединенных Штатов в Овальном кабинете, с лидерами иностранных государств в Париже, Бонне и Дакаре, со звездами шоу-бизнеса в Лос-Анджелесе и Лас-Вегасе, с евангелистскими проповедниками в Атланте и Солт-Лейк-Сити и даже, как ни абсурдно, с тибетским далай-ламой – вечно улыбающимся и в неизменном одеянии ярко-оранжевого цвета – во время его визита в Нью-Йорк. Созерцание этих картинок не только не улучшило настроение Директора, но, наоборот, заставило его еще более остро ощутить груз прожитых лет, тяжелым камнем пригибающих к земле.

– Это просто кошмар, сэр, черт бы его побрал! – ругался Халл из далекого Рейкьявика. – Начнем с того, что выстраивать схему обеспечения безопасности совместно с русскими и арабами – это все равно что гоняться за собственным хвостом. На пятьдесят процентов я просто не понимаю, чего они хотят, а на вторые пятьдесят – не доверяю переводчикам. Ни нашим, ни их. Я не могу быть уверен, что они переводят правильно.

– Вам следовало уделять больше внимания изучению иностранных языков, Джеми, – устало проговорил Директор. – Ну ладно, если хотите, я пришлю вам других переводчиков.

– Да, сэр? И откуда, интересно знать, вы их возьмете? Насколько мне известно, мы отсекли от операции всех наших арабистов, разве не так?

Директор тяжело вздохнул. Это была чистая правда. Почти все сотрудники арабского происхождения были априори записаны в разряд «сочувствующих делу ислама», поскольку они в один голос осуждали вашингтонских «ястребов» и доказывали, насколько миролюбивы представители исламского мира. Поди объясни это израильтянам!

– Ничего, выкрутимся. У нас скоро должны появиться новые из Центра разведывательных исследований. Парочку я уже зафрахтовал для тебя.

Халл поблагодарил, но прозвучало это неискренне, и от этого Директор разозлился еще больше.

– Ну что еще? – прорычал он, а сам подумал: может, убрать все эти фотографии к чертовой матери? Вдруг это поможет изменить мрачную атмосферу, царящую в кабинете?

– Не хочу плакаться вам в жилетку, сэр, но это очень непросто – обеспечивать безопасность мероприятия, находясь на территории иностранного государства и пытаясь постоянно микшировать причастность к этому Соединенных Штатов Америки. Мы не оказываем им помощи, и они, естественно, плюют на нас. Я козыряю именем президента и что получаю в ответ? Пустые, равнодушные взгляды. Все это втройне усложняет мою задачу. Я – представитель самой могущественной нации на земле, я знаю об обеспечении безопасности больше, чем все исландцы, вместе взятые. Но где же уважение, которого я, как мне кажется, заслуживаю?

Зажужжал сигнал внутренней связи, и Директор с удовольствием временно отключил Халла.

– Ну что там еще? – рявкнул он в динамик интеркома.

– Простите за беспокойство, сэр, – раздался голос дежурного офицера, – но только что поступил звонок по личному каналу экстренной связи мистера Конклина.

– Что за бред? Алекс мертв!

– Я знаю, сэр, но его линия пока никому не передана.

– Так, продолжайте…

– Я поднял трубку и услышал звуки драки, а потом – имя. По-моему, Борн.

Директор агентства выпрямился, словно в него вогнали железный кол. От мрачного настроения не осталось и следа.

– Борн? Ты не ослышался, мой мальчик?

– Сэр, я уверен, что имя звучало именно так. И тот же самый голос произнес что-то вроде «убью тебя».

– Откуда поступил звонок? – требовательным тоном спросил Старик.

– Он оборвался буквально через несколько секунд, но я все же сумел отследить его. Телефонный номер, с которого звонили, принадлежит пошивочному ателье «Портняжки Файна Линкольна».

– Молодчина! – От возбуждения Директор даже встал со стула. – Немедленно высылайте туда две бригады оперативников. Сообщите им, что Борн наконец-то вынырнул на поверхность. Приказываю ликвидировать его при первой же возможности!

* * *

Борн отобрал у Файна пистолет столь мастерски, что тот не успел сделать ни единого выстрела, а затем ударил мужчину с такой силой, что, приложившись спиной о противоположную стену, портняжка сшиб висевший на ней календарь и сполз на пол. Телефонная трубка осталась в руке Борна, и он положил ее на место, разъединив связь. Затем он прислушался, пытаясь определить, донесся ли шум короткой, но ожесточенной борьбы до ушей работниц, трудившихся в главном помещении.

– Они уже едут, – проговорил очнувшийся Файн. – Скоро вас сцапают.

– Не думаю, – ответил Борн, лихорадочно соображая. Звонок поступил на главный пульт агентства. Там просто не сообразят, что к чему.

Файн покачал головой. На его лице появилось подобие улыбки. Он словно прочитал мысли Борна.

– Этот звонок миновал главный пульт и поступил прямиком к дежурному офицеру в приемной директора ЦРУ. Конклин приказал мне запомнить этот номер, чтобы воспользоваться им в самом крайнем случае.

Борн тряхнул Файна с такой силой, что зубы портняжки лязгнули.

– Что вы наделали, идиот!

– Я всего лишь отдал свой последний долг Алексу Конклину.

– Но я ведь сказал вам, что не убивал его!

В этот момент в мозгу Борна вспыхнула неожиданная мысль. Последняя, отчаянная, быть может, безнадежная попытка привлечь Файна на свою сторону, заставить его раскрыться, получить ключ к разгадке загадочного убийства Конклина.

– Я докажу вам, что я – действительно от Алекса.

– Соврете что-нибудь новенькое? Только теперь уже поздно!

– Я знаю про NX-20.

Файн окаменел. Его лицо стало белым как мел, глаза вылезли из орбит.

– Нет, – пробормотал он, а затем закричал: – Нет, нет, нет!!!

– Он сам рассказал мне! Алекс! Лично! И сам послал меня к вам. Теперь – верите?

– Алекс никогда и никому не сказал бы ни слова об NX-20!

Испуганное выражение исчезло с его лица, и теперь на нем было написано осознание сделанной ошибки, исправить которую было уже невозможно.

Борн кивнул:

– Вот именно! Мы с Алексом дружили еще с Вьетнама, поэтому я и ваш друг. Именно это я и пытаюсь вам доказать!

– Боже всемогущий! Я как раз говорил с ним по телефону, когда… Когда это случилось. – Файн обхватил голову руками. – Я услышал выстрел.

Борн схватил портного за жилетку.

– Леонард, возьмите себя в руки! У нас нет времени распускать нюни.

Файн посмотрел на Борна взглядом человека, который прозрел. Видимо, такова была реакция на то, что было произнесено его имя.

– Да. – Он кивнул и облизнул губы. Файн напоминал человека, который проснулся после долгого сна. – Да, я понимаю.

– Люди из агентства окажутся здесь с минуты на минуту. К этому моменту меня здесь быть не должно.

– Да, конечно, понимаю. – Файн скорбно качал головой. – А теперь отпустите меня.

Борн выпустил из рук жилетку портного, после чего тот опустился на колени, снял решетку, закрывавшую радиатор центрального отопления, и взгляду Борна предстал вмурованный в стену сейф самой современной конструкции. Файн набрал цифровой код, открыл тяжелую дверцу и вынул из сейфа небольшой конверт. Затем он закрыл сейф, сбросил код и, поднявшись с колен, протянул конверт Борну.

– Вот, это было доставлено для Алекса прошлой ночью. Он позвонил мне вчера утром, чтобы удостовериться в том, что «почта» пришла, и сообщил, что лично приедет забрать ее.

– От кого этот конверт?

Файн не успел ответить, так как в этот момент у входа в ателье послышались громкие мужские голоса, отдававшие приказания.

– Они уже здесь, – сказал Борн.

– О господи! – лицо Файна стало белым, как простыня.

– У вас тут есть запасной выход?

Портной утвердительно мотнул головой и рассказал Борну, как выбраться из здания.

– А теперь не теряйте времени, – взволнованно сказал он. – Спешите, а я их задержу!

– Вытрите лицо, – посоветовал ему Борн и, когда портной утер со лба обильно выступивший на нем пот, удовлетворенно кивнул. Затем портной кинулся в главное помещение ателье, чтобы предстать перед прибывшими агентами, а Борн побежал по захламленному коридору. Ему оставалось надеяться лишь на то, что Файн не расколется под натиском цэрэушников, в противном случае Борна можно будет считать покойником.

Ванная комната оказалась гораздо просторнее, чем можно было ожидать. В левой ее части находилась старая керамическая раковина, под которой валялись столь же старые банки из-под краски с зазубренными отогнутыми крышками. У дальней стены располагался унитаз, слева от него – душ. Следуя инструкциям, полученным от Файна, Борн вошел в душевую кабину, нащупал на обложенной кафелем стене замаскированную панель, надавил на нее и вошел в открывшийся проход, плотно закрыв за собой дверь потайного хода. Затем он нашел на стене старомодный электрический выключатель на конце провода, свисавшего с потолка, нажал на кнопку и осмотрелся. Он находился в узком коридоре. По всей видимости, это было уже другое, соседнее здание. Здесь царило невыносимое зловоние, источник которого находился на виду: между стенами, обшитыми неоструганными досками, были навалены большие пластиковые мешки с отбросами. Большинство из них были прогрызены крысами, сожравшими все съедобное и разбросавшими все остальное.

В тусклом свете мутной лампочки, висевшей под потолком, Борн увидел выкрашенную потускневшей краской металлическую дверь, выходящую на аллею позади вереницы магазинов. Он толкнул ее, дверь открылась нараспашку, и Борн лицом к лицу предстал перед двумя агентами ЦРУ, сверлящими его глазами, и двумя бездонными дулами пистолетов, направленных прямо ему в лоб.