Текст книги "Возвращение Борна"

Автор книги: Роберт Ладлэм

Соавторы: Эрик ван Ластбадер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Вы взяли его? – спросил Линдрос. – Вы задержали Борна?

– К сожалению, нет.

– Почему? Где он?

– Это загадка. – Молчание на другом конце провода длилось так долго, что Савуа был вынужден спросить: – Месье Линдрос, вы меня слышите?

– Да, инспектор, я просто сверяюсь со своими записями. – И снова молчание, но теперь не такое долгое. – Алекс Конклин поддерживал тайный контакт с одним из ваших высокопоставленных чиновников. С человеком по имени Жак Робиннэ. Знаете такого?

– Certainement[16]16
  Конечно (фр.).


[Закрыть]. Месье Робиннэ является министром культуры Франции. Но не станете же вы убеждать меня в том, что человек, занимающий столь высокое положение, находится в сговоре с этим вашим сумасшедшим!

– Разумеется, нет, – ответил Линдрос. – Однако Борн уже убил мистера Конклина. Если он сейчас в Париже, вполне может статься, что такая же участь ожидает и Робиннэ.

– Минутку, не вешайте трубку, пожалуйста. – Инспектор Савуа был уверен, что имя Робиннэ уже попадалось ему сегодня, вот только где? Он сделал знак своему помощнику, и тот передал ему стопку листов. Это были отчеты полицейских и сотрудников спецслужб, которые сегодня утром опрашивали посетителей и сотрудников аэропорта Шарля де Голля. Ну да, конечно же, вот он – Робиннэ! Савуа торопливо приложил трубку к уху. – Месье Линдрос, оказывается, господин Робиннэ был здесь сегодня утром.

– В аэропорту?

– Да, и не просто в аэропорту. Он находился в том же терминале, что и Борн. Из доклада полицейских, говоривших с ним, следует, что, услышав имя вашего беглеца, он не на шутку встревожился и даже попросил наших сотрудников проводить его до автомобиля.

– Это доказывает правоту моих слов. – В голосе Линдроса звучала смесь возбуждения и тревоги. – Инспектор, вы должны разыскать Робиннэ, и как можно скорее!

– За этим дело не станет, – ответил Савуа. – Я могу просто позвонить в приемную министра.

– А вот этого как раз делать не следует! – жестко возразил Линдрос. – Я требую, чтобы эта операция проводилась в строжайшем секрете!

– Но не сможет же Борн…

– Инспектор, хотя я занимаюсь этим расследованием всего несколько дней, я уже успел усвоить, что фраза «Борн не сможет» – бессмысленна, поскольку он непременно сможет! Это чрезвычайно умный и опасный убийца. Любой человек, который оказывается вблизи него, рискует жизнью. Вы понимаете меня?

– Простите, месье?

Линдрос заговорил медленнее:

– Разыскивая Робиннэ, вы должны делать это скрытно, не используя открытых каналов связи – телефона, рации и так далее. Если вам удастся незаметно подкрасться к министру, возможно, вас не заметит и Борн.

– D’accord[17]17
  Согласен (фр.).


[Закрыть]. – Савуа встал и посмотрел на свой плащ.

– Слушайте внимательно, инспектор, – сказал напоследок Линдрос. – Мистеру Робиннэ угрожает смертельная опасность. Теперь все зависит только от вас.

* * *

Бетонные глыбы домов, офисные здания, фабрики – приземистые и квадратные, словно построенные по американскому образцу, – в сумрачном свете пасмурного утра эти чудища выглядели еще более уродливыми. Вскоре Робиннэ свернул с шоссе и поехал по дороге CD47 навстречу стене приближающегося ливня.

– Куда мы направляемся, Жак? Мне срочно нужно в Будапешт!

– D’accord, – кивнул Робиннэ. Время от времени он бросал взгляд в зеркало заднего вида, проверяя, не увязалась ли за ними национальная полиция или любой другой подозрительный автомобиль. Кэ д’Орсей использовала машины без опознавательных знаков, причем каждые несколько месяцев меняла марки, перераспределяя автомобили между различными подразделениями. – Я забронировал вам место на рейс, который вылетел пять минут назад. Но перед вылетом, как мне стало известно, внезапно был заменен весь экипаж, вплоть до бортпроводников. Агентство жаждет вашей крови, Джейсон, и его голодный вой слышен во всех уголках света, включая и мою страну.

– Но должен же быть какой-то выход…

– Конечно, он есть, mon ami, – улыбнулся Робиннэ. – Выход всегда существует. Когда-то меня научил этому некто по имени Джейсон Борн. – Он вновь свернул на север, на дорогу № 17. – Пока вы отдыхали в багажнике моей машины, я не терял времени даром. В четыре часа дня из Орли вылетает военно-транспортный самолет.

– Но ведь это еще так не скоро! – расстроился Борн. – А есть ли возможность добраться до Будапешта на автомобиле?

– Боюсь, это чересчур опасно – дороги кишат национальной полицией. Более того, ваши взбесившиеся от злости американские «друзья» задействовали даже Кэ д’Орсей. – Робиннэ пожал плечами. – Однако все уже улажено. Ваши новые документы – у меня. Прикинувшись военным, вы избежите ненужных расспросов и выяснений. Кроме того, нужно немного выждать, чтобы полицейские поостыли после инцидента в Третьем терминале, не так ли? – Робиннэ обогнал какую-то машину, которая тащилась с черепашьей скоростью. – А до того момента вам нужно где-то отсидеться.

Борн отвернулся и стал смотреть на отчаянно скучный промышленный пейзаж за окном. После последней схватки с Ханом он чувствовал себя так, будто его переехал поезд. Невольно он прислушивался к тупой боли, точившей его изнутри. Точно так же человек, у которого болит зуб, нет-нет да и прикоснется к нему пальцем, пытаясь определить, насколько сильна эта боль. Та часть его сознания, которая отвечала за анализ поступающей информации, подсказывала: Хан на самом деле ничем не доказал, что ему и впрямь известно многое о Джошуа или Дэвиде Веббе. Да, он изображал из себя всезнайку, делал какие-то туманные намеки, но не более того.

Чувствуя, что Робиннэ внимательно изучает его краем глаза, Борн продолжал смотреть в боковое окно. Неверно истолковав его продолжительное молчание, француз проговорил:

– Не волнуйтесь, mon ami, к шести часам вечера вы уже будете в Будапеште.

– Merci, Жак. – Борн мигом отбросил все свои мрачные мысли. – Спасибо вам за вашу доброту и заботу. Что же дальше?

– Alors, мы направляемся в Гуссанвиль. Не скажу, что это самый живописный город на земле, но там живет один человек, который, как я полагаю, вас заинтересует.

В течение всего остального пути Робиннэ молчал. Слова, сказанные им про Гуссанвиль, оказались сущей правдой: это был один из тех маленьких французских городков, которые благодаря своей близости к аэропортам превратились в современные индустриальные центры. Унылые ряды высоток, стеклянные фасады зданий, предназначенных под офисы, огромные супермаркеты, напоминающие «Уолл-Март», – все это скрашивали лишь плавные изгибы улиц да тротуары, обсаженные красочными цветами.

Под приборной доской Борн заметил рацию, которой, по всей вероятности, пользовался шофер Робиннэ, и, когда последний остановил машину на автозаправке, он спросил своего друга, на каких частотах ведут переговоры национальная полиция и Кэ д’Орсей. Пока Робиннэ заправлял автомобиль бензином, Борн прослушал обе названные ему частоты, но не услышал ни слова об инциденте в аэропорту или о собственной персоне.

Борн наблюдал за тем, как к бензоколонке подъезжают и отъезжают машины. Какая-то дамочка пристала к Робиннэ, желая узнать его мнение относительно того, не стоит ли ей подкачать левое переднее колесо. Вот остановился автомобиль с двоими молодыми мужчинами, и оба они вышли наружу. Один из них встал, прислонившись к крылу машины, второй пошел на заправку. Стоявший посмотрел на «Пежо» Робиннэ, но потом его внимание переключилось на дамочку, которая направилась к своему автомобилю, и он проводил ее оценивающим взглядом.

– Ну, что передают? – поинтересовался Робиннэ, снова усаживаясь на водительское место.

– Ничего.

– Ну что ж, и то хорошо, – констатировал француз, выруливая с бензоколонки.

Они ехали по еще более уродливым улицам, а Борн тем временем наблюдал в боковое зеркало, не следует ли за ними машина с двоими молодыми людьми.

– Гуссанвиль – это древний город со славным, поистине королевским прошлым, – рассказывал Робиннэ. – Давным-давно, в начале шестого века, он принадлежал Клотэр, жене короля Франции Кловиса. В те времена, когда нас, франков, еще считали варварами, он принял крещение, чтобы подружиться с римлянами. Император сделал его консулом. Так из варваров мы превратились в истинных ревнителей веры.

– Вот уж никогда не скажешь, что здесь когда-то находился средневековый город!

Министр свернул к веренице серых многоквартирных домов.

– Во Франции, – ответил он, – история зачастую скрывается в самых неожиданных местах.

Борн огляделся.

– Вы же не станете уверять меня в том, что здесь живет ваша нынешняя любовница? – недоверчиво проговорил он. – Помнится, когда вы в свое время знакомили меня со своей тогдашней пассией и в кафе неожиданно вошла ваша жена, мне пришлось притвориться, будто это моя подружка.

– А мне помнится, что вы в тот вечер неплохо развлеклись, – покачал головой Робиннэ. – Да нет, нет, конечно. У Дельфин – другие пристрастия: Диор, Ив Сен-Лоран, так что она скорее покончит с собой, чем поселится в Гуссанвиле.

– В таком случае что нам здесь понадобилось?

Министр некоторое время сидел молча, рассеянно глядя на струи дождя, а потом невпопад произнес:

– Поганая погода…

– Эй, Жак!

Робиннэ посмотрел на Борна и словно очнулся.

– Ах да, простите меня, mon ami. Я задумался о своем. Итак, я привез вас сюда, чтобы познакомить с Милен Дютронк. – Он склонил голову. – Вам знакомо это имя? – Когда Борн отрицательно мотнул головой, Робиннэ продолжал: – Я так и думал. Что ж, поскольку нашего общего друга уже нет в живых, полагаю, я могу сказать об этом: мадемуазель Дютронк была возлюбленной Алекса Конклина.

Борн сказал:

– Погодите, позвольте я сам догадаюсь: светлые глаза, длинные вьющиеся волосы и слегка ироничная улыбка.

– Он все-таки рассказал вам о ней? – изумленно спросил француз.

– Нет, я видел ее фотографию. Это практически единственная личная вещь, которую он хранил в своей комнате. – Борн помолчал. – Она… знает?

– Я позвонил ей сразу же, как только узнал сам.

Борн подивился тому, отчего Робиннэ не сообщил ей эту весть лично. Это было бы более по-человечески.

– Довольно разговоров, – резюмировал Робиннэ и взял атташе-кейс, стоявший на полу у заднего сиденья. – Пора повидаться с Милен.

Выйдя из «Пежо» под дождь, они пошли по узкой дорожке, вдоль которой росли цветы, и поднялись на невысокое крыльцо, к которому вели бетонные ступеньки. Робиннэ нажал на кнопку домофона под номером 4А, а через пару секунд зазвучал зуммер, и замок открылся.

Изнутри дом выглядел таким же безликим и непривлекательным, как и снаружи. Преодолев пять лестничных пролетов и поднявшись на четвертый этаж, мужчины прошли по длинному коридору, по обе стороны которого тянулись ряды неотличимых друг от друга дверей. Словно откликнувшись на звук их шагов, одна из них распахнулась. На пороге стояла Милен Дютронк.

Она была лет, наверное, на десять старше, чем на фотографии, и Борну подумалось, что ей сейчас около шестидесяти, но выглядела женщина по крайней мере на десяток лет моложе своего возраста: те же светлые, искрящиеся глаза, та же загадочная улыбка. На ней были джинсы и мужская рубашка, и этот наряд еще больше подчеркивал ее женственность, поскольку позволял любоваться прекрасно сохранившейся фигурой. Милен была в туфлях на низком каблуке, ее натуральные светло-пепельные волосы были убраны назад.

– Bonjour, Жак. – Слегка запрокинув голову, она поцеловала Робиннэ в обе щеки, но глаза ее тем временем смотрели на Борна.

Сейчас Борн получил возможность рассмотреть те детали, которые были скрыты на фотоснимке: цвет ее глаз, точеные линии ноздрей, белизну ее явно натуральных зубов. Во внешности Милен сквозила сила и одновременно мягкость.

– А вы, должно быть, Джейсон Борн? – спросила она, окидывая его оценивающим взглядом серых глаз.

– Примите мои соболезнования в связи с тем, что произошло с Алексом, – сказал Борн.

– Благодарю вас. Это известие потрясло всех, кто его знал. – Она отступила назад. – Проходите, пожалуйста.

Хозяйка закрыла за ними дверь и провела гостей в комнату. Борн внимательно осмотрелся. Мадемуазель Дютронк жила в самом сердце промышленного района, но, находясь в ее квартире, догадаться об этом было невозможно. В отличие от многих людей ее возраста Милен не пыталась окружить себя старой рухлядью, напоминающей о давно ушедших днях. Наоборот, каждый предмет ее обстановки был стильным, современным и удобным: стулья, два одинаковых маленьких диванчика, стоящих друг напротив друга по обе стороны кирпичного камина, нарядные шторы. После того как побудешь немного в этой квартире, из нее не захочется уходить, решил про себя Борн.

– Вы проделали долгий путь и, должно быть, голодны, как волк, – обратилась хозяйка к Борну, ни словом не обмолвившись о его жалком виде, и за это он был ей искренне благодарен.

Она усадила его за обеденный стол, на котором расставила еду и напитки, принеся их с типично европейской кухни – маленькой и темной. Закончив хлопотать, женщина села напротив него, положив на стол руки со сцепленными пальцами. Только теперь Борн заметил, что она недавно плакала.

– Он умер сразу? – спросила мадемуазель Дютронк. – Не мучился?

– Нет, – честно ответил Борн. – Смерть наступила мгновенно.

– Хоть какое-то утешение. – На лице женщины отразилось облегчение. Она откинулась на спинку стула, и, проследив за этим движением, Борн вдруг понял, что она почему-то держится очень напряженно. – Спасибо, Джейсон. – Милен смотрела прямо ему в лицо, и в серых глазах женщины читались все ее чувства. – Можно я буду называть вас Джейсон?

– Конечно, – ответил он.

– Вы ведь знали Алекса, не так ли?

– Настолько близко, насколько вообще можно было знать Алекса Конклина.

На какую-то долю секунды она перевела взгляд на Робиннэ, но этого оказалось достаточно.

– Мне необходимо сделать несколько звонков, – сказал министр, вынимая из кармана сотовый телефон. – Надеюсь, вы не осудите меня, если я покину вас на несколько минут.

Робиннэ встал и направился в гостиную. Женщина проводила его невидящим взглядом, а затем снова повернулась к Борну.

– Джейсон, то, что вы мне сейчас сказали, было сказано настоящим другом. Я повторила бы это даже в том случае, если бы Алекс ничего не рассказывал мне о вас.

– Алекс рассказывал вам обо мне? – Борн недоверчиво покачал головой. – Алекс никогда не говорил с посторонними о своей работе.

Она снова улыбнулась, но на сей раз в этой улыбке читалась нескрываемая ирония.

– Дело в том, что я не посторонняя, как вы изволили выразиться. – В ее руке оказалась пачка сигарет. – Вы не будете возражать, если я закурю?

– Пожалуйста, курите.

– Многие американцы терпеть не могут, когда рядом с ними курят. У вас это просто мания какая-то, верно?

Она не ожидала ответа, поэтому Борн промолчал. Он наблюдал за тем, как мадемуазель Дютронк закуривает, делает глубокую затяжку и медленно, элегантно выпускает дым из красивых ноздрей.

– Нет, я не посторонняя, это уж точно. – Клубы дыма кружились вокруг ее головы. – Я работаю в Кэ д’Орсей.

Борн сидел совершенно неподвижно. Его правая рука, оказавшаяся под столом, сжимала рукоятку керамического пистолета, который дал ему Дерон.

Словно прочитав его мысли, мадемуазель Дютронк покачала головой.

– Успокойтесь, Джейсон, и не думайте, что Жак заманил вас в ловушку. Здесь вы – среди друзей.

– Не понимаю, – медленно проговорил Борн. – Если вы действительно из Кэ д’Орсей, то Алекс ни за что не посвятил бы вас в свои служебные дела. Хотя бы для того, чтобы не скомпрометировать вашу лояльность.

– Совершенно справедливо, так оно и было, причем на протяжении долгих лет. – Мадемуазель Дютронк снова затянулась и снова выпустила дым сквозь ноздри. При этом она слегка поднимала голову, отчего становилась похожей на Марлен Дитрих. – Но совсем недавно что-то случилось. Я, правда, не знаю, что именно. Несмотря на все мои мольбы, он мне так ничего и не рассказал.

Несколько секунд она смотрела на Борна сквозь облачко табачного дыма. Любой сотрудник спецслужб умеет надевать на себя непроницаемую маску, сквозь которую невозможно прочитать его мысли и чувства, однако, глядя на Милен, Борн ощущал ее эмоции и понимал, что она отказалась от этого средства самозащиты.

– Вы давно дружили с Алексом и, как старый друг, скажите: вам хоть раз приходилось видеть его испуганным?

– Нет, – ответил Борн, – Алекс был абсолютно бесстрашным человеком.

– Так вот, в тот день он был очень напуган! Именно поэтому я умоляла его открыться мне, чтобы я смогла помочь или хотя бы убедить его сойти с опасного пути.

Борн подался вперед, напрягшись точно так же, как недавно была напряжена мадемуазель Дютронк.

– Когда это было?

– Две недели назад.

– Он вам вообще ничего не сказал?

– Только упомянул одно имя: Феликс Шиффер.

Сердце Борна учащенно забилось.

– Доктор Шиффер работал на АПРОП.

Она нахмурилась.

– Еще Алекс говорил, что работает в Управлении по разработке тактических несмертельных вооружений.

– Это управление существует при ЦРУ, – произнес Борн, обращаясь скорее к самому себе. Похоже, разрозненные кусочки головоломки потихоньку начали складываться в единое целое. Мог ли Алекс убедить Шиффера бросить АПРОП ради управления? В таком случае, конечно, для него не составило бы труда заставить Шиффера «исчезнуть». Если он осмелился вторгнуться на территорию министерства обороны и хозяйничать там по своему усмотрению, то его вполне могли и пристрелить за подобное браконьерство. Значит, должна быть иная причина, по которой Алекс хотел заполучить Шиффера.

Борн посмотрел на Милен.

– Именно доктор Шиффер являлся причиной испуга Алекса?

– Он не сказал, Джейсон, но могло ли быть иначе? В тот день Алекс сделал очень много телефонных звонков, и ему часто звонили, причем на протяжении короткого периода времени. Он был страшно напряжен, и я понимала, что он проводит какую-то сложную операцию, которая находится в точке своей кульминации. Имя доктора Шиффера в этих телефонных разговорах упоминалось неоднократно. Полагаю, именно он являлся объектом этой операции.

* * *

Инспектор Савуа сидел в своем «Ситроене», слушая шлепанье работающих «дворников». Он ненавидел дождь. Дождь шел в тот день, когда от него ушла жена, дождь шел и тогда, когда его дочь уехала учиться в Америку, чтобы больше никогда не вернуться. Она вышла замуж за банкира, занимавшегося инвестициями, и теперь жила в Бостоне. У нее было трое детей, дом, хозяйство – все, о чем только можно мечтать, а он сидел в этом задрипанном городишке – как его там? Ах да, Гуссанвиль, – обкусывая ногти чуть ли не до корней. И вдобавок ко всему снова лил дождь.

Но сегодня все было иначе. Ему удалось подобраться к человеку, которого ЦРУ хотело заполучить больше всего на свете. Если он сумеет взять Джейсона Борна, его карьера совершит скачок что твоя ракета. Возможно, на него обратит внимание сам президент. Савуа посмотрел на машину, стоящую через дорогу. «Пежо» министра Жака Робиннэ.

В базе данных Кэ д’Орсей он выяснил марку, модель и номерной знак министерской машины, а его коллеги с поста на выезде из аэропорта сообщили ему, что министр поехал на север по шоссе А1. Узнав в штаб-квартире, кто дежурит в северном секторе сети, раскинутой Кэ д’Орсей, Савуа методично связался с каждой из патрульных машин, помня при этом о предупреждении Линдроса и не используя обычный радиоканал, который можно было прослушать. Никто из тех, с кем он разговаривал, не видел машину министра, и Савуа уже было отчаялся, когда наконец ему улыбнулась удача. Офицер Жюстин Берар сообщила ему, что видела машину Робиннэ и даже разговаривала с ним на автозаправочной станции. Она запомнила этот эпизод потому, что министр показался ей очень нервным, встревоженным и даже несколько грубым.

– Значит, его поведение показалось вам странным?

– Вот именно, хотя в тот момент это не заставило меня насторожиться, – ответила Берар. – Теперь, конечно, я думаю иначе.

– Министр был один? – спросил инспектор Савуа.

– Не уверена. Шел сильный дождь, и стекла в машине были подняты. Кроме того, я смотрела только на месье Робиннэ.

– Да, он – весьма породистый представитель мужского сословия, – с легким раздражением откликнулся Савуа. Берар ему очень помогла. Она заметила, в каком направлении поехала машина министра, а к тому времени, когда инспектор добрался до Гуссанвиля, уже обнаружила ее стоящей в квартале от бетонных многоквартирных домов.

* * *

Взгляд мадемуазель Дютронк остановился на шее Борна, и она решительно затушила сигарету.

– Ваша рана снова начала кровоточить. Ею нужно заняться. Пойдемте.

Она отвела его в ванную комнату, выложенную плиткой двух цветов – кремового и цвета морской волны. Сквозь крохотное оконце с улицы проникал тусклый свет. Усадив Борна на край ванны, она обмыла рану водой с мылом, а затем обработала покрасневшую кожу антисептической мазью.

– Ну вот, кровотечение почти прекратилось, – констатировала Милен. – Ведь это – не случайная рана? Вам пришлось сражаться?

– Дорога из Соединенных Штатов оказалась непростой, – уклончиво ответил Борн.

– Вы так же неразговорчивы, как и Алекс. – Женщина сделала шаг назад, как если бы хотела получше рассмотреть его. – Грустный. Какой же вы грустный, Джейсон!

– Мадемуазель Дютронк…

– Зовите меня просто Милен. Я настаиваю. – Она умело наложила на рану повязку из стерильной марли и хирургического бинта. – Вы должны менять ее не реже чем раз в три дня, договорились?

– Договорились, – улыбнулся он в ответ. – Merci, Милен.

Женщина ласково приложила ладонь к его щеке.

– Вы такой грустный. Я знаю, как близки вы были с Алексом. Он относился к вам как к сыну.

– Он так вам сказал?

– В этом не было необходимости. Когда он говорил о вас, на его лице появлялось особое выражение. – Мадемуазель Дютронк еще раз придирчиво осмотрела повязку. – Теперь я знаю, что не мне одной тяжело.

Борн почувствовал необъяснимое желание рассказать ей все. Что причиной его душевной боли является не только смерть Алекса и Мо, но и стычка с Ханом. Однако, поразмыслив, он промолчал. Хватит с нее и собственного горя. Вместо этого Борн спросил:

– Какая кошка пробежала между вами и Жаком? Вы ведете себя так, словно ненавидите друг друга.

Милен отвернула голову и посмотрела на непрозрачное стекло оконца, по которому снаружи хлестали плети дождя.

– С его стороны было смелым поступком привезти вас сюда. Должно быть, обратиться ко мне за помощью стоило ему немало нервов. – Она повернула голову обратно и посмотрела на Борна. Ее серые глаза были полны слез. Смерть Алекса высвободила и без того много эмоций, а теперь они в придачу перемешались с эмоциями, бурлившими в ее душе на заре юности.

– В этом мире так много скорби, Джейсон. – По щеке Милен покатилась слезинка и упала на плиточный пол. – До Алекса у меня был Жак.

– Вы были его любовницей?

Она отрицательно качнула головой.

– Тогда Жак еще не был женат. Мы оба были очень молоды, мы занимались любовью, как безумные, и именно поэтому – из-за нашей молодости и глупости – я забеременела.

– У вас есть ребенок?

Милен вытерла глаза.

– Нет, он так и не родился. Я не любила Жака, и мне нужно было забеременеть, чтобы понять это. А Жак любил меня по-настоящему, и к тому же он – ревностный католик.

Она грустно усмехнулась, а Борн вспомнил рассказанную ему Жаком историю Гуссанвиля и то, как церковь одержала верх над варварами франками. Обращение короля Кловиса в католичество являлось дальновидным решением, но оно было продиктовано не верой, а практичностью и желанием выжить.

– Жак так и не смог простить меня. – В голосе Милен не было слышно жалости к самой себе, и от этого ее исповедь звучала еще более щемяще. Борн наклонился и нежно поцеловал ее в обе щеки, а она, всхлипнув, на мгновение привлекла его к себе.

Милен оставила Борна принимать душ, а когда он помылся и отдернул занавеску, то обнаружил на крышке туалета аккуратно сложенную французскую военную форму. Одевшись, он выглянул в окно. Ветер трепал ветви липы, а внизу из машины вышла красивая женщина лет сорока и направилась к «Ситроену», в котором сидел мужчина неопределенного возраста и с ожесточением грыз ногти. Открыв пассажирскую дверь, женщина забралась в автомобиль.

Казалось бы, в этой сцене не было ничего необычного, если не считать того, что Борн уже видел эту женщину – на бензоколонке, где они останавливались, чтобы заправиться. Именно она спрашивала Жака, нужно ли ей подкачать колесо.

Кэ д’Орсей!

Борн поспешил в гостиную, где Жак все еще беседовал с кем-то по телефону. Увидев выражение его лица, министр тут же прервал разговор.

– Что случилось, mon ami?

– Нас выследили, – сказал Борн.

– Что? Каким образом?

– Понятия не имею, но в черном «Ситроене» через дорогу сидят два агента Кэ д’Орсей.

Из кухни вышла Милен.

– И еще двое наблюдают за улицей позади дома, – сообщила она. – Но не стоит беспокоиться, они даже не знают, в каком доме вы находитесь.

В этот момент позвонили в дверь. Борн выхватил свой пистолет, но Милен сверкнула на него глазами, безмолвно велев ничего не предпринимать. Она мотнула головой, и Борн с Робиннэ скрылись в другой комнате. Затем Милен открыла дверь. На пороге стоял взъерошенный инспектор.

– Bonjour, Ален, – приветствовала его хозяйка дома.

– Извините, что беспокою вас в ваш выходной, – проговорил инспектор с робкой улыбкой, – но я сидел в машине напротив и вдруг вспомнил, что вы здесь живете.

– Не хотите ли зайти? Может, выпьете чашечку кофе?

– Спасибо, но я не могу. Мне нельзя терять время.

Милен с облегчением сказала:

– А зачем вам понадобилось сидеть напротив моего дома?

– Мы ищем Жака Робиннэ.

Она широко раскрыла глаза.

– Министра культуры? Но что ему делать здесь, в Гуссанвиле?

– Я тоже задаю себе этот вопрос, – развел руками инспектор Савуа. – И тем не менее его автомобиль стоит на этой улице.

– Инспектор слишком умен, чтобы мы смогли обвести его вокруг пальца, – Милен, – проговорил Жак Робиннэ, входя в гостиную и на ходу застегивая рубашку. – Он нас раскусил.

Повернувшись спиной к Савуа, Милен бросила на Робиннэ быстрый взгляд, на который тот ответил едва заметной улыбкой. Подойдя к женщине, он обнял ее за плечи и прикоснулся губами к ее щеке. Савуа мучительно покраснел.

– Господин министр, я и не думал… У меня не было ни малейшего намерения вторгаться…

Жестом руки Робиннэ заставил его замолчать.

– Извинения приняты, но для чего вы меня искали?

С нескрываемым облегчением Савуа протянул ему скверного качества фотографию Джейсона Борна.

– Мы разыскиваем этого человека, господин министр. Это – убийца, работавший на ЦРУ. Не так давно он спятил и пустился во все тяжкие – стал убивать всех подряд. У нас есть основания полагать, что он замыслил убить и вас.

– Но это ужасно, Ален!

Борн, наблюдавший за этой сценой из укрытия, отметил про себя, что Милен выглядит по-настоящему потрясенной.

– Я не знаю этого человека, – сказал Робиннэ, – как не знаю и того, с какой стати ему меня убивать. Но, с другой стороны, разве поймешь, что на уме у этих убийц, а? – Он повернулся, и Милен протянула ему пиджак и пальто. – Но, как бы то ни было, я лучше вернусь в Париж, да побыстрее.

– А мы будем вас сопровождать, – тоном, не допускающим возражений, добавил Савуа. – Вы поедете со мной, а моя сотрудница отгонит вашу служебную машину. – Он протянул руку ладонью вверх. – Ключи, если позволите.

– Как вам будет угодно, – пожал плечами Робиннэ и отдал ему ключи от «Пежо». – Я в ваших руках, инспектор.

Затем он повернулся к Милен и нежно обнял ее. Савуа тактично удалился, сказав напоследок, что будет ждать в вестибюле.

– Отведи Джейсона на подземную автостоянку, – прошептал Робиннэ ей на ухо. – Возьми мой атташе-кейс и передай его содержимое Борну, а потом немедленно уходи. – Затем Робиннэ так же шепотом продиктовал ей цифровой код замка своего атташе-кейса, и Милен молча кивнула, давая понять, что все поняла и запомнила.

Милен подняла голову и крепко поцеловала его в губы, прошептав напоследок:

– Храни тебя Господь!

И он ушел.

Милен вернулась в гостиную, негромко окликнула Борна, и он тут же возник, словно из пустоты.

– Благодаря Жаку мы получили фору и должны использовать ее с максимальным эффектом.

– D’accord[18]18
  Согласен (фр.).


[Закрыть], – кивнул Борн.

Милен схватила чемоданчик Робиннэ.

– Пошли! Нам следует поторопиться!

Затем она открыла дверь, убедилась, что путь свободен, и повела его к подземной автостоянке. Задержавшись на секунду возле железной двери и поглядев в маленькое оконце, забранное металлической сеткой, Милен повернулась к Борну и сказала:

– Похоже, никого нет. Но вам все равно нужно соблюдать осторожность. Кто его знает…

Открыв атташе-кейс, она вынула оттуда пакет и передала его Борну.

– Здесь – деньги, которые вы просили, а также ваши документы и служебные бумаги. Липовые, разумеется. Теперь вас зовут Пьер Монфор. Вы – курьер министерства обороны и должны доставить сверхсекретные документы военному атташе Франции в Будапеште не позднее шести вечера по местному времени. – Милен уронила в ладонь Борна связку ключей. – В заднем парковочном ряду, ближе к правой стороне, вас дожидается военный мотоцикл.

Несколько секунд Борн и Милен стояли, глядя друг на друга. Он открыл было рот, но она опередила его:

– Запомните, Джейсон, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сожаления об ушедшем.

И Борн покинул ее. Выпрямив спину, будто в ней засел шомпол, он ступил в мрачное подземелье автостоянки – с голыми бетонными стенами и полом, заляпанным масляными пятнами. Шагая вдоль запаркованных машин, он намеренно не смотрел по сторонам, а пройдя три ряда, повернул направо и тут же увидел мотоцикл – серебристый «Вошан VB-1», с огромным двигателем объемом почти в тысячу кубических сантиметров. Борн приторочил свой чемоданчик к навесному багажнику, чтобы он постоянно находился на виду у агентов Кэ д’Орсей, надел мотоциклетный шлем, вывел двухколесную машину со стоянки, и уже через секунду, взревев мотором, она вылетела под струи дождя.

* * *

В тот момент, когда раздался звонок от инспектора Савуа, Жюстин Берар думала о своем сыне, которого звали Ив. В последнее время единственным способом наладить с ним хоть какой-то контакт оказались видеоигры. Когда она одержала над ним победу в игре «Большой автоугон», Ив впервые посмотрел на нее с интересом – как на живого, дышащего человека, а не просто надоедливое существо, которое стряпает и стирает его одежду. Правда, с тех пор он не отставал от нее, умоляя, чтобы она с ветерком покатала его на своей служебной машине. Пока что Жюстин удавалось тем или иным способом отвертеться от такой прогулки, но она понимала, что рано или поздно Ив додавит ее. И не только потому, что ей до смерти хотелось продемонстрировать сыну свое водительское мастерство, но еще и по другой, более весомой причине: она мечтала о том, чтобы Ив ею гордился.