Текст книги "Парижский вариант"
Автор книги: Роберт Ладлэм
Соавторы: Гейл Линдз
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Субъект вернул удостоверение и слегка кивнул, признавая в Смите вышестоящего офицера.
– Пароль, подполковник? – спросил он.
– Локи.
Охранник кивнул.
– Генерал вас ждет. Третья дверь по коридору.
Постучав и дождавшись хриплого «Входите», Джон распахнул двери в светлую комнату. За широкими окнами сплетались ветви цветущих деревьев – сад, достойный кисти Моне. У окна стоял субъект только лет на десять старше и на сорок фунтов легче своего собрата в коридоре, тощий, словно жердь. Не оглядываясь на входящего, он глядел на акварельно-прекрасный сад.
– Ну и чего нам ожидать от этой новой технологии, которая, как меня убеждают, «где-то рядом»? – осведомился генерал, стоило Джону захлопнуть дверь. – Это штуковина масштаба ядерной бомбы или детский пугач? Или вообще пустышка? Чего мы боимся?
Голос у него был несообразный росту – могучий, басовитый, грубый, как кора секвойи, хриплый – верно, сорванный в далекой молодости, когда молодому Хенце приходилось отдавать приказы на поле боя.
– Это я и должен выяснить, сэр.
– Никаких намеков?
– Я пробыл в Париже несколько часов, сэр. За это время неизвестный убийца пытался расстрелять из автомата и меня, и доктора Зеллербаха, сотрудника Шамбора.
– Слышал, – признался генерал.
– Кроме того, за мной следили. Довольно профессионально. Плюс, конечно, инцидент на Диего-Гарсия. На мой взгляд, это ни в коем случае не пустышка.
Генерал обернулся:
– И все? Никаких гипотез? Никаких догадок? Вы же ученый. К тому же медик. На что мне рассчитывать? На дешевую распродажу армагеддонов или просто на очередной пинок нашему чувствительному американскому самолюбию?
Смит невесело усмехнулся:
– Ученым, а тем более медикам, не положено измышлять гипотез перед генералами, сэр.
Хенце расхохотался:
– Пожалуй.
Генерал Карлос Хенце, главнокомандующий объединенных сил НАТО в Европе, был жилист, точно взведенная пружина. Джон обратил внимание на его прическу. Хотя уставом и предписана короткая стрижка, Хенце предпочел не красоваться солдатским ежиком, как то было в обычае, например, у генералов морской пехоты и прочих солдафонов, только и ждущих случая продемонстрировать, какие они крутые ребята, не хуже всех прочих героев привычные к марш-броскам. Седеющие волосы генерала были уложены столь же аккуратно, сколь безупречен был покрой его угольно-черного костюма. Главнокомандующий походил скорее на главного администратора какой-нибудь крупной корпорации. «Новая порода, – подумал Смит. – Высокотехнологические генералы двадцать первого века».
– Хорошо, подполковник. – Хенце решительно кивнул. – Давайте так – я расскажу вам все, что знаю. Садитесь. Да хоть вон туда.
Смит устроился на бархатной софе – судя по вычурности, эпохи Наполеона III, – а генерал, словно забыв о своем собеседнике, вновь отвернулся к окну, упиваясь буколическими видами. Джону пришло в голову, что эту привычку Хенце мог приобрести в поисках способа навести страх божий на полную комнату младших командиров. Если так, то способ получился хороший, и Джон решил испробовать его как-нибудь на своих коллегах-исследователях, славящихся разгильдяйством.
– Значит, – проговорил генерал, – что мы имеем – это устройство, способное получить доступ к любому компьютеру и любой программе планеты, невзирая на любые коды, шифры, электронные ключи запуска ракет, иерархии доступа и запрещающие команды. Надеюсь, этим способности нашего гипотетического противника ограничиваются?
– С военной точки зрения – пожалуй, – согласился Смит.
– Остальное меня пока не тревожит. Думаю, так же, как вас. Остальным займется история. – Генерал поднял взгляд к затянувшим майское небо свинцовым тучам, словно опасаясь никогда больше не увидеть солнца. – Судя по всему, создатель машины мертв, а от его записей остался лишь пепел. Ответственности за взрыв никто на себя не взял – среди террористов дело необычное, но неслыханным я бы его не назвал.
Хенце приостановился. Плечи его чуть заметно опустились, спина сгорбилась в ожидании ответа.
Смит подавил вздох.
– Да, сэр. Могу только добавить попытку убийства доктора Зеллербаха в больнице этим утром. Убийца остался неизвестен.
– Именно. – Теперь Хенце обернулся и, рухнув в обтянутое парчой кресло, пронзил агента совершенно генеральским взглядом. – У меня для вас тоже есть новости. Президент лично приказал мне оказывать вам полное содействие и держать ваше существование в секрете, а я привык исполнять приказы. Вот что выяснили мои люди вместе с ЦРУ: в вечер взрыва у институтских ворот на рю де Волонтер стоял черный микроавтобус, он отъехал буквально за пару минут до теракта. Вы знаете, что у Шамбора был лаборант?
– Да. Последнее, что я слышал, – французские власти его ищут. Нашли уже?
– Он мертв. Самоубийство. Покончил с собой вчера вечером в дешевенькой гостиничке на окраине Бордо. Он проводил отпуск на побережье – рисовал рыбаков, представляете? Если верить одному из его парижских знакомых, Шамбор убедил парня, что тот слишком много работает и заслужил отпуск. У этих французов странные представления об отдыхе. Так вот – что он делал в том клоповнике по другую сторону Гаронны?
– А это точно самоубийство?
– Так утверждает полиция. Но ЦРУ донесло мне – хозяин клоповника вспомнил, что при лаборанте был саквояж – это совершенно точно, поскольку обычные его «постояльцы» не имеют при себе и этого. И юноша был один – ни девчонки, ни парня. А саквояжа в номере не нашли.
– Считаете, что это работа террористов? Выдать убийство за самоубийство и забрать саквояж вместе со всем содержимым?
Хенце вскочил и принялся нервно расхаживать между столом и своим любимым наблюдательным постом у окна.
– Президент уверял меня, что подобные умозаключения скорее в вашей компетенции. Но ЦРУ, должен заметить, тоже сочло, что это «самоубийство» дурно попахивает, хотя Сюрте ничего не заподозрила.
Джон призадумался.
– Лаборант не мог не знать, как продвигаются исследования Шамбора, но для убийства это недостаточный повод. После гибели Шамбора, учитывая слухи, мы просто обязаны предположить, что ученый сумел создать действующий молекулярный компьютер. Так что я полагаю, причина «самоубийства» в другом. Видимо, это саквояж, как вы и думали. Заметки лаборанта… возможно, собственноручные записи Шамбора… что-то, что террористы считали опасным или жизненно для себя важным.
– Да, – проскрежетал Хенце, мрачно глядя на своего собеседника. – А после Диего-Гарсия стало похоже, что террористы заполучили-таки результаты работ Шамбора, то есть натуральный, действующий молекулярный компьютер…
– Прототип, – поправил Джон.
– А какая разница?
– Вероятно, это устройство тяжелое и хрупкое. Стекло, капилляры, контакты. Не карманная модель будущего.
– Суть в другом. – Генерал раздраженно нахмурился. – Работать оно будет?
– При наличии опытного программиста? Похоже, оно уже работает.
– Тогда какая разница? Чертова штуковина у них, а нам остается бубкес. А теперь скажите мне, что мы не в заднице!
– Не могу, сэр. Я бы сказал, что мы в глубокой заднице.
Хенце очень серьезно кивнул:
– Тогда вытащите нас, подполковник.
– Сделаю все, что смогу, генерал.
– Извольте сделать больше. Я свяжу вас со своим натовским заместителем – это будет генерал Лапорт, он француз. Их военные, само собой, тоже напуганы, а поскольку это все же их страна – Белый дом требует поглаживать французов по головке, но сведениями делиться только в самом крайнем случае, поняли? Лапорт уже начал вынюхивать, кто вы такой и как связаны с Зеллербахом. Думаю, он подозревает, что его пытаются оставить за бортом, – хитрый французик. Я ему сказал, что вы друг доктора Зеллербаха, но, боюсь, он мне не поверил – до него уже дошли слухи о заварушке в госпитале Помпиду. Так что приготовьтесь к вопросам личного свойства. И постарайтесь не отвечать на них.
Генерал открыл перед вставшим с софы Джоном дверь.
– Держите с нами связь. Если что будет нужно – звоните. Сержант Маттиас вас проводит.
Джон пожал протянутую ему стальную ладонь.
Невысокий широкоплечий Маттиас явно был не рад необходимости покинуть уютный пост и даже открыл дверь, чтобы возразить, – настоящий старый сержант, – но, уловив настроение босса, явно передумал. Он молча провел агента на первый этаж, мимо консьержки, потягивавшей «Житан», – при этом Джон заметил выпирающую из-под юбки рукоять пистолета. Похоже было, что охрана генерала Карлоса Хенце шутить не любит.
Сержант подождал в дверях, покуда агент не пересек дворик и, пройдя воротной аркой, не ступил на тротуар. Джон остановился под деревом, по привычке оглядываясь… как вдруг сердце его ухнуло в пятки.
Стремительно обернувшись, он во второй раз мельком увидел лицо на заднем сиденье заезжающего во дворик такси. Агент заставил себя досчитать до пяти, прежде чем метнуться обратно, туда, где из-за кустов он мог наблюдать за дверями пансиона.
Даже густая тень от широких полей шляпы не помешала ему различить смуглое лицо, пышные усы. Теперь он признал и тощую сутулую фигуру. Это был лжесанитар, пытавшийся убить Марти в больнице, тот, что оглушил самого Джона. Убийца подошел к дверям пансиона – тем самым, откуда секунду назад вышел Смит. Сержант еще не успел отойти. Он вежливо отступил в сторону, пропуская убийцу, потом, как истый профессионал, выглянул на улицу – не следит ли кто? – и только тогда закрыл дверь.
Глава 7
Когда Джон Смит, расплатившись с шофером, вышел из такси, на предместье Сен-Дени, что на севере Парижа, за Окружным бульваром, тяжелым одеялом легли густые весенние сумерки. В жарком, пахнущем озоном воздухе висела грозящая дождем духота.
Сунув руки в карманы плаща, агент прошелся, приглядываясь, туда и обратно мимо узкого фасада бежево-кирпичного трехэтажного дома, где, по словам Майка Кирнса, жила Тереза Шамбор. Причудливо-живописное здание островерхой крышей и декоративной кладкой выделялось из ряда похожих домов, построенных, видимо, в конце пятидесятых или начале шестидесятых. Если судить по расположению окон, то в доме было всего три квартиры – по одной на этаж, – и на каждом этаже горел свет.
Отвернувшись, Джон бросил взгляд вдоль улицы, вдоль рядов машин, припаркованных, как принято в Париже, на тротуаре. Мимо промчался, сверкая фарами, спортивный «Форд». Квартал был короткий и хорошо освещенный. В другом его конце, у станции надземки, возвышалось ультрасовременное восьмиэтажное здание отеля, чьи бетонные стены были выкрашены в бежевый цвет, чтобы не выделяться из общего ряда жилых домов.
Развернувшись, агент решительно зашагал к отелю. Добрых полчаса он проторчал в вестибюле, делая вид, будто кого-то ждет, а на самом деле наблюдая сквозь высокие окна, не следит ли кто за ним. Но «хвоста» не было, и за это время никто не выходил из дома Терезы Шамбор и не входил в него.
Еще немного побродив по отелю, Джон обнаружил, что дверь черного хода выводит в переулок, и, выскользнув из здания, поспешил обратно к перекрестку. Он не заметил слежки ни в вестибюле, ни вообще в окрестностях гостиницы – шпиону негде было бы спрятаться здесь, разве что в выстроившихся по обе стороны улицы машинах, но все они были вроде бы пусты. Кивнув самому себе, Смит твердым шагом двинулся к дому мадемуазель Шамбор.
В подъезде был установлен домофон; карточка с именем Терезы Шамбор была вставлена в паз у звонка в третью квартиру. Джон позвонил, назвав свое имя и цель визита.
Когда двери лифта распахнулись, хозяйка уже стояла в дверях. На ней был белый вечерний костюм, белая же шелковая блуза с высоким воротником и туфельки цвета слоновой кости на высоком каблуке. Тереза Шамбор походила на одну из картин Энди Уорхола – белое на белом, и только кроваво-красные пятна притягивали и приковывали взгляд – помада на полных губах и коралловые цепочки-серьги, да еще кудри цвета воронова крыла, зловещей тучей окаймлявшие бледное лицо. Эффект получался совершенно театральный. «Действительно, – подумал Джон, – прирожденная актриса». Хотя с тем же успехом это мог быть и рефлекс, выработанный опытом.
Похоже было, что Тереза Шамбор собиралась уходить, – на плече ее висела черная, довольно тяжелая сумка.
– Не знаю, что нового я смогу вам рассказать об отце или о том несчастном в больнице, который, кажется, был с ним в лаборатории, когда… когда произошел взрыв, мистер… мистер Смит, да? – проговорила она, когда Джон шагнул к ней через порог. По-английски она говорила без малейшего акцента.
– Доктор Джон Смит, совершенно верно. Не уделите ли мне буквально десять минут? Мы с доктором Зеллербахом давние и близкие друзья, мы выросли вместе…
Тереза Шамбор глянула на часы, прикусив губу жемчужными зубками, будто подсчитывала что-то в уме.
– Хорошо, – кивнула она. – Десять минут. Заходите. Сегодня у меня спектакль, но разминку можно немного урезать.
Квартира выглядела совершенно иначе, чем ожидал агент, судя по вычурному фасаду здания. Две стены были на современный манер целиком стеклянными. Высокие, тоже стеклянные двери вели на балкон-галерею, огражденную чугунной решеткой.
С другой стороны, комнаты были просторными, но не громадными, обставленными изящной антикварной мебелью разных эпох – от Людовика Четырнадцатого до Второй империи, вперемешку. Только присущий парижанам вкус хозяйки позволял гостиной не выглядеть загроможденной и нелепой; скорее в этой анахронистичной обстановке проглядывала некая невозможная гармония. Сквозь полуоткрытые двери Джон мог заглянуть в остальные помещения – две спальни и маленькая, но разумно обставленная кухня. Все очень величественно, современно и одновременно уютно.
– Прошу, – окинув агента коротким взглядом, хозяйка указала на массивную софу эпохи Второй империи.
Джон улыбнулся про себя – похоже, Тереза Шамбор сумела с первого взгляда определить вес гостя, потому что сама она опустилась в гораздо более изящное кресло эпохи Людовика Пятнадцатого. В дверях она показалась ему рослой и крупной, но вблизи агент осознал, что в хозяйке дома не больше пяти футов шести дюймов. И все же она могла заполнить собой не только дверной проем, но и всю гостиную. Джон понял, что на сцене мадемуазель Шамбор могла казаться рослой или невысокой, нежной или грубой, юной или старой. Создаваемый ею образ скрывал истинный ее облик, подчиняя гостиную с тем же успехом, что и зрительный зал.
– Благодарю, – проговорил он. – Вы знали, что Марти… доктор Зеллербах работал с вашим отцом?
– Что это именно он – не знала. Мы с отцом были близки, но работа у нас обоих настолько разная и требующая таких усилий, что мы встречались не так часто, как нам хотелось бы. Но мы часто болтали по телефону, и отец вроде бы упоминал, что у него появился замечательнейший, хотя и весьма странный сотрудник – эксцентричный отшельник из Америки, страдающий от редкой формы шизофрении, и одновременно – компьютерный гений. Этот человек – отец называл его просто доктор Зет, – судя по его словам, просто ворвался к нему в лабораторию как-то утром, примчавшись прямо из аэропорта, и вызвался помочь. Когда отец понял, с кем имеет дело, то открыл ему все, и вскоре доктор Зет выдвинул несколько оригинальнейших идей. Он сильно помог отцу в работе… но это все, что я знаю о вашем друге. Мне очень жаль, – добавила она.
Ей действительно было жаль – Джон слышал это в ее голосе. Жаль Марти, и отца, и Джона Смита, и саму Терезу Шамбор. А еще в этом голосе слышались отзвуки взрыва, унесшего жизнь ее отца. Взрыва, оставившего ее в душевном оцепенении, в провале между безоблачным прошлым и жутким настоящим.
– Вам тяжелей, – промолвил он, заметив в ее глазах боль. – У Марти, по крайней мере, есть хороший шанс выкарабкаться.
– Да. – Тереза чуть заметно кивнула. – Пожалуй.
– Ваш отец ничего не говорил о том, что кто-то может желать ему смерти? Или кто-то хочет похитить его работу?
– Нет. Я уже говорила, доктор, мы виделись нечасто, но в последний год это происходило особенно редко. Мы даже по телефону мало говорили. Он почти не выходил из лаборатории.
– Вы знаете, над чем он работал?
– Да, над ДНК-компьютером. Все об этом знали. Он ненавидел тайны. Всегда говорил, что в науке нет места бессмысленному эгоизму.
– Я слышал, что за последний год он изменил свое мнение. Вы не догадываетесь о причинах этого?
– Нет. – Без колебаний.
– Новые друзья? Женщины? Коллеги-завистники? Нужда?
Тереза едва не улыбнулась.
– Женщины? Едва ли. Конечно, детям, особенно девочкам, судить трудно, но у отца едва хватало времени для мамы, когда та была жива, хотя он ее и обожал. Только это и позволяло ей мириться с соперницей-лабораторией. Отец был, как это у вас, американцев, говорят, работоголик. В деньгах он никогда особенно не нуждался – даже зарплату свою тратить до конца не успевал. Друзей у него почти не было, только коллеги, но все они работали с ним давно и особенной зависти не испытывали. Да и с чего бы – все они ученые с именем.
Смит готов был ей поверить. Нечто подобное можно было услышать о большинстве ведущих ученых; особенно часто звучало слово «работоголик». Завистников среди них тоже попадалось немного – для этого они слишком самолюбивы. Вот конкуренция в научной среде была необыкновенно жестокой, и мало что могло так порадовать ученого, как ошибки, фальстарты и неудачи коллег. Но если тот же коллега придет в научной гонке первым к финишу, ученый скорее поаплодирует удачливому сопернику – и вернется к работе, чтобы развить его успех.
– Когда вы с ним говорили в последний раз, – спросил Джон, – он не намекал, что близок к успеху? Может быть, уже создал рабочую модель?
Тереза покачала головой; черные кудри заскользили по плечам.
– Нет. Я бы запомнила.
– А ваша интуиция? Вы говорите, что были с отцом близки…
Тереза задумалась – достаточно надолго, чтобы бросить нервный взгляд на часы.
– Когда мы с ним в последний раз обедали, у него было до странного… приподнятое настроение. Мы сидели в бистро, недалеко от института…
– А когда это было?
– Недели три назад. Может, чуть меньше. – Она снова глянула на часы и встала. – Мне правда пора. – Она улыбнулась агенту – открыто и смело. – Не хотите проводить меня в театр? Посмотреть спектакль и, может быть, продолжить беседу за ужином?
Смит улыбнулся в ответ:
– С удовольствием, но не сегодня. Как говорят у нас в Америке – после дождя?
Тереза фыркнула.
– Вам придется как-нибудь мне объяснить, откуда взялось это выражение [20]20
В оригинале: «rain check» – первоначально так назывались билеты, выдаваемые бесплатно взамен неиспользованных, если мероприятие было отложено (например, матч, отмененный из-за дождя). Теперь это стало идиомой со значением «отложить до лучших времен».
[Закрыть].
– С удовольствием.
– У вас есть машина?
Смит признался, что машины у него нет.
– Вас отвезти? Я высажу вас, где вам будет удобнее.
Она заперла за выходящим гостем дверь квартиры, и они вместе шагнули в лифт. В вынужденной тесноте кабины Джон ощутил, что от Терезы Шамбор исходит слабый аромат сирени.
Джон по-джентльменски распахнул перед Терезой парадную дверь, за что был вознагражден ослепительной улыбкой.
– Merci beaucoup.
Она шагнула на улицу. Джон промедлил миг, любуясь ее изящной, уверенной походкой. Казалось, он вечность готов был смотреть, как колышется в темноте обтянутая белым жакетом спина. Но время уходило, и, подавив насмешливо-печальный вздох, агент шагнул за ней.
Он почувствовал движение в темноте прежде, чем периферическое зрение уловило слабый отблеск. Дверь ударила его в лицо. Со всей силы. Оглушенного агента швырнуло на пол.
На улице, в ночи, пронзительно завизжала Тереза Шамбор.
Выхватывая свой «зиг-зауэр», Джон с трудом поднялся на ноги. Он попытался вышибить дверь плечом, но та подалась свободно.
Когда он выскочил на тротуар, под ногами американца захрустело стекло. Джон вскинул голову – фонарь над крыльцом не горел. Хуже того – фонари были расстреляны вдоль всей улицы. Кто бы ни стоял за этим нападением, поработал он тщательно. Видимо, преступники пользовались глушителем, иначе выстрелы привлекли бы внимание. Тучи глушили свет луны и звезд. Квартал был погружен в непроглядную тьму.
Сердце агента, как оглашенное, билось в ребра.
Острое зрение Джона выхватило из темноты четыре затянутые в черное, от вязаных шапочек до кроссовок, и потому почти невидимые фигуры. Между ними молча билась бледная тень – отчаянно сопротивляющаяся Тереза Шамбор, которую преступники пытались затолкать в черный микроавтобус. Видимо, после первого отчаянного вопля ей успели залепить рот.
Джон рванулся к ней. «Быстрей! – шептал он себе, прибавляя ходу. – Быстрей!»
В ночной тишине выстрел из пистолета с глушителем прозвучал громким хлопком. Пуля пролетела так близко, что Джон ощутил ее жар щекой, ударная волна чуть не вышибла ему барабанные перепонки. Едва не ослепнув на миг от боли, он рухнул на асфальт и, перекатившись, вскочил снова, изготовившись к стрельбе. Накатила тошнота. Неужели он опять приложился головой?
Он сморгнул – мгла перед глазами продолжала расплываться. Тело Терезы Шамбор уже почти скрылось в раскрытых дверях микроавтобуса. Джон бросился вперед. Руки его тряслись от ярости, но он все же заставил себя сделать вначале предупредительный выстрел – под ноги похитителям.
– Стоять! – рявкнул он. – Стоять, а то всех поубиваю!
В голове мутилось от боли.
Двое нападавших разом обернулись и, припав на колено, открыли огонь, заставив агента вновь залечь.
Пока он поднимался на ноги, двое стрелков прыгнули в кузов, вслед за Терезой, в то время как третий забрался на сиденье рядом с водителем. Он не успел еще закрыть дверцу, когда микроавтобус, взвыв, дал задний ход. Боковая дверь оставалась открытой.
Смит попытался прострелить микроавтобусу шины, но ему помешал четвертый похититель, бежавший рядом с машиной, пытаясь заскочить в кузов. Обернувшись, тот выпустил в американца половину обоймы.
Две пули ударили в мостовую совсем рядом, осыпав Джона асфальтовой крошкой. Агент выругался про себя и выстрелил. Пуля попала уже стоящему на подножке похитителю в спину. Хлестнула в темном воздухе темная кровь, негодяй выпустил поручень и с воплем рухнул под колеса. Микроавтобус проехал по его телу и с визгом шин скрылся за поворотом.
Джон рванулся за ним, уже понимая, что догнать автомобиль ему не под силу, и все же бежал, покуда сердце тяжело не заколотилось в груди, а кровавые габаритные огни – последний знак того, что черная машина существовала на самом деле, а не явилась из жуткого кошмара, – не скрылись за поворотом.
Только тогда он остановился, переводя дыхание, опершись руками о полусогнутые колени и не выпуская пистолет из рук. Все мышцы болели – и не только они.
Тереза Шамбор – похищена.
Наконец ему удалось втянуть достаточно воздуха в легкие. Агент постоял еще секунду в круге желтого света от уцелевшего фонаря, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Во всяком случае, после пробежки перестала болеть и кружиться голова. А то он уже начал подумывать, что стычка с неудачливым убийцей в больнице этим утром наградила его легким сотрясением мозга. Впредь надо быть осторожнее… хотя отступить это его не заставит.
Ругнувшись, американец ринулся назад, туда, где на мостовой Сен-Дени валялся в луже крови четвертый похититель. Смит проверил пульс. Мертв.
Вздохнув, агент обшарил карманы покойника. Французские мелкие монеты, выкидной нож самого зловещего вида, пачка испанских сигарет, комок мятых бумажных салфеток. Ни бумажника, ни удостоверения личности. Пистолет валялся рядом, у поребрика, – старый, много повидавший «глок», но в отличном состоянии, блестящий от смазки. Смит внимательно осмотрел его. Рукоять заново обтянули замшей – не то для удобства, не то чтобы не звенеть металлом, а может, просто чтобы отличить этот пистолет от других. Всмотревшись, американец заметил почти стершееся тиснение – дерево с густой кроной, а под ним три обвивших ствол языка пламени.
Вдали завыли полицейские сирены. Джон поднял голову, тревожно вслушиваясь, потом сунул «глок» в карман и заторопился прочь. Его не должны застать рядом с местом преступления.
Отель «Жиль» располагался на левом берегу Сены, недалеко от пестрых лавочек и ресторанчиков бульвара Сен-Жермен. В этой тихой гостинице Джон Смит останавливался всякий раз, как судьба заносила его в Париж. Вот и сейчас, в два шага пройдя крохотный вестибюль, он подошел к покрытой сусальным золотом чугунной решетке ручной работы, за которой находилась стойка портье. С каждой секундой его тревога за Терезу Шамбор росла.
Портье приветствовал постоянного гостя с чисто галльской экспансивностью. Выскочив из-за стойки, он заключил Смита в объятия.
– Подполковник Смит! – воскликнул он. – Как я восхищен! У меня нет слов! Вы надолго у нас?
– Я тоже рад тебя видеть, Эктор. Может быть, на пару недель, но наездами. Оставь мой номер свободным, даже если я там не ночую, пока я не съеду. Ладно?
– Сделано.
– Merci beaucoup, Эктор.
Поднявшись в старомодный и уютный номер, агент смог наконец опустить на пол свой компьютер и рюкзак. С мобильника позвонил Фреду Клейну. Пришлось подождать, пока шифрующее устройство перебрасывало сигнал между бессчетными релейными станциями, выискивая, где находится абонент.
– Ну? – поинтересовался Клейн с другой стороны Атлантики.
– Похищена Тереза Шамбор.
– Мне уже доложили. Один из ее соседей видел почти всю заварушку. Включая психа, который пытался задержать преступников. Это информация от французской полиции. К счастью, лицо психа сосед не видел.
– К нашему большому счастью, – сухо согласился Джон.
– Полиция не имеет понятия, кому и зачем понадобилось похищать дочь Шамбора. Зачем убивать ученого, а его дочь – только захватывать? Если террористы получили все данные по молекулярному компьютеру, зачем им вообще эта Тереза? Она в руках тех, кто взорвал Пастеровский и прикончил Шамбора, или это какая-то другая команда? Возможно, мы имеем дело с двумя группами – одна, получившая записи ученого, и другая, которая к этому стремится. Она и похитила мадемуазель Шамбор, чтобы чего-то добиться от нее.
– Вот эта идея мне совсем не нравится. Вторая группа… черт!
– Будем надеяться, что я ошибаюсь. – Судя по голосу, Клейн и впрямь пребывал в расстройстве.
– Ага. Будем. Но исключать это мы не можем. Что насчет полиции и моей встречи с Терезой Шамбор? Мне не пора менять прикрытие?
– Покуда ты чист. Они допросили таксиста, который отвез человека, подходящего под твое описание, на Елисейские Поля, где тот зашел в ночной клуб. К счастью для нас, никто в клубе не запомнил тебя в лицо, а по имени ты, само собой, не назвался. Других следов у полиции нет. Молодец.
– Спасибо, – устало бросил Смит. – Мне нужна помощь. Кому принадлежит символ: дерево с широкой кроной и горящие в его корнях три костра?
Он объяснил, где видел это изображение.
– Я проверю. Как прошли встречи с Майком Кирнсом и генералом Хенце?
Смит пересказал все услышанное за день, включая историю о черном «Ситроене», регулярно забиравшем Шамбора с работы.
– И еще кое-что вам следует знать. Надеюсь, что мои опасения окажутся ложными, но… – И Джон поведал главе «Прикрытия-1» о лжесанитаре, которого сержант-охранник спокойно пропустил в тщательно охраняемый пансион, где агент встречался с генералом Хенце.
Клейн выругался.
– Что за черт?! Я не верю, что генерал может быть в чем-то замешан. Не с его биографией. Если это не просто нелепое совпадение, я буду сильно удивлен. Но проверить надо. Я этим займусь.
– Может быть, проблема в сержанте? Двойной агент?
– Это тоже невозможно, поверь. – Голос Клейна посуровел. – Не бери в голову. И не пытайся выйти из-под прикрытия. Сержантом Маттиасом тоже займусь я. И выясню насчет твоего дерева. – Он повесил трубку.
Смит устало вздохнул. В душе его теплилась надежда, что, раскрыв значение тисненного на рукояти пистолета рисунка, он выйдет на похитителей Терезы. Если повезет… террористы окажутся у него в руках.
Он тяжело рухнул на привычный уже жесткий французский матрас. Сейчас ему больше всего хотелось заснуть, не вставая. Но он все же заставил себя раздеться и залезть по душ – когда он занимал этот номер в прошлый раз, здесь имелась только старинная ванна. Смыв с себя грязь и усталость, агент накинул махровый халат на плечи и, присев на подоконник, распахнул ставни, за которыми открывалась панорама черепичных парижских крыш.
Черное небо рассекла молния. Прокатился громовой раскат, и миг спустя хлынул ливень, которым грозили небеса весь этот долгий день. Высунувшись из окна, Джон подставил лицо холодным тяжелым каплям. Трудно было поверить, что еще вчера он в своей лаборатории в Форт-Коллинзе встречал встающую над прериями Колорадо зарю.
Опять вспомнилось безжизненное лицо Марти. Отгоняя тревожные, сбивчивые мысли, Джон захлопнул ставни и под ритмичный топоток дождевых капель набрал номер госпиталя. Если кто-то и подслушивает входящие звонки – пусть они услышат голос простого американского парня, озабоченного здоровьем друга. Ничего подозрительного.
Дежурная сестра сказала, что состояние Марти в целом не изменилось, но признаки улучшения продолжают появляться. Джон с искренней благодарностью пожелал ей «bonsoir» и перезвонил в службу безопасности госпиталя. Пьер Жирар уже ушел домой, но его заместитель сообщил, что ничего тревожного или подозрительного со времени покушения на Марти в больнице не случилось и, да, полиция усилила меры безопасности.
Немного расслабившись, Джон повесил трубку. Побрившись, он уже готов был лечь, когда мобильник тихонько зажужжал из чехла.
– Дерево и костер, – без предисловий сообщил Фред Клейн, едва Джон ответил на вызов, – эмблема распавшейся группировки баскских сепаратистов, именовавшей себя «Черное пламя». Предполагалось, что им пришел конец еще несколько лет назад, во время перестрелки в Бильбао, когда все их главари оказались или убиты, или в тюрьме. Что характерно, из последних выжил только один, остальные почему-то «покончили с собой». О них уже давно не было ни слуху ни духу, и, кроме того, баски обычно не скрывают своей ответственности за теракты. Правда, к самым озверелым это не относится… для этих важнее не пропагандистский эффект, а реальные достижения.
– Для меня тоже, – отозвался Смит. – И у меня перед ними есть преимущество.
– Какое же?
– Они не пытались всерьез от меня избавиться. Значит, им неизвестно, чем я на самом деле занят. Мое прикрытие действует.
– Логично. Теперь выспись. А я попробую накопать еще чего-нибудь на твоих басков.
– Еще одну услугу. Покопайся в прошлом Эмиля Шамбора. От самого рождения. Мне почему-то кажется, что мы упустили важную деталь… или он мог бы нам рассказать что-то важное, если бы только был жив. Тереза могла знать об этом, сама того не подозревая, и поэтому ее похитили… В общем, стоит проверить.
Агент выключил телефон.
Он сидел один в темной комнате, слушая, как топчется за ставнями дождь и шуршат по мокрому асфальту шины, думая об убийцах, о генерале Хенце, о банде басков-фанатиков, вернувшихся к своей кровавой борьбе… целеустремленных фанатиков. Сердце его грызла тревога. Куда придется следующий их удар… и жива ли еще Тереза Шамбор?