Текст книги "Парижский вариант"

Автор книги: Роберт Ладлэм

Соавторы: Гейл Линдз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Париж, Франция

Оставаясь организацией неправительственной и бесприбыльной, Пастеровский институт тем не менее принадлежал к ведущим научным центрам мира, и двадцать его отделений раскинулись по всем пяти континентам. Правда, в штаб-квартиру института в Париже Джон Смит не заглядывал уже лет пять – с тех пор, как принимал участие в конференции ВОЗ по молекулярной биологии, одной из главных областей исследований института. Останавливая такси у дома номер 28 по улице Доктора Ру (названной именем одного из соратников самого Пастера), Джон как раз вспоминал об этом. Прикидывая, насколько мог измениться институт за эти годы, он расплатился с шофером и двинулся к будке у ворот придела.

Расположенный на востоке пятнадцатого округа столицы, Пастеровский институт не умещался в одном квартале – его территорию пересекала оживленная улица, причем квартал к востоку от нее называли просто «институтом» или «старой площадкой», а квартал к западу, хотя и более обширный, так и остался «приделом» этого почтенного учреждения. Сквозь густую листву деревьев по обе стороны улицы Джон различал очертания институтских корпусов – от вычурных фасадов девятнадцатого столетия до стекла и металла начала двадцать первого века. А еще солдат, патрулирующих улицы вокруг института и дорожки на самой территории, – зрелище необычное, но ставшее, без сомнения, следствием недавнего теракта.

Джон показал свое удостоверение личности охраннику в будке. За спиной охранника стоял часовой с автоматом «ФАМАС» калибра 5,6 мм на изготовку.

– Это там была лаборатория доктора Шамбора? – поинтересовался Джон у охранника по-французски, пряча удостоверение в карман и кивая в сторону поднимающегося над крышами бледного столба дыма.

– Oui. Там почти ничего не осталось – только стены да печали. – Охранник театрально понурился.

Джон только рад был возможности пройтись – привести в порядок мысли, но воспоминания о Марти не давали сосредоточиться, и, словно в ответ, дневной свет померк. Он поднял взгляд – на солнце наползла туча, стирая краски.

Он остановился, пропуская въезжающую на территорию машину, и двинулся по дорожке в сторону дымного столба, первого увиденного им материального следа катастрофы. Вскоре он увидел и второй – присыпавшую листья и асфальт сажу и сизый пепел. Ноздри тревожил запах гари. На лужайках валялись неубранные тельца пичуг – воробьев, соек, пустельг, – сметенных с небес взрывной волной или погибших от жара.

Чем дальше заходил Джон, тем толще становился полог праха, накрывавший саваном здания, деревья, траву и указатели… все вокруг. Ничто не осталось неоскверненным. И наконец, завернув за угол, Джон увидел сами руины – груды почерневших от сажи кирпичей и обломков. Три из четырех стен остались стоять, хотя и покосились, и теперь зловеще чернели на фоне серого неба. Агент невольно сунул руки в карманы, хотя было не холодно.

Приостановившись, он оглядел место взрыва. Лабораторный корпус был велик – с ангар размером. В кольце оцепления мрачные пожарники и спасатели вели раскопки. Служебные собаки вынюхивали выживших. У поребрика стояли два остова автомашин; указатель рядом сплавило в стальную фигу. Рядом ждала машина «Скорой помощи» – скорее на случай, если один из спасателей поранится сам, чем если найдется кто-то живой под руинами. Джон с тяжелым сердцем наблюдал за этой картиной.

Опасливый солдатик, не подходя близко, потребовал предъявить документы.

– Доктора Шамбора пока не нашли? – поинтересовался Джон, демонстрируя свою карточку.

– Не могу говорить, сударь.

Агент кивнул. Что же, у него есть и другие источники сведений. Теперь, увидев руины, он окончательно убедился, что здесь ничего не узнает. Только по счастливой случайности кто-то вообще уцелел при взрыве. Например, Марти. Он подумал о том, какие чудовища могли сотворить такое. И гнев вновь вспыхнул в его груди.

Вернувшись на улицу Доктора Ру, он перешел ее и направился к воротам «старой площадки». Там ему пришлось показать документы в третий раз – очередному институтскому охраннику и вооруженному часовому за его спиной. Убедившись, что Джон тот, за кого себя выдает, охранник объяснил, как пройти в лабораторию его коллеги и старого друга Майка Кирнса.

Проходя мимо старинного здания, где жил, работал, а теперь и покоился Луи Пастер, Джон поймал себя на мысли, что, невзирая на обстоятельства, ему приятно вернуться вновь в эту колыбель академической науки. В конце концов, именно здесь Пастер еще в девятнадцатом столетии провел свои блистательные эксперименты по определению природы брожения, приведшие его не только к первым бактериологическим опытам, но и к открытию стерилизации, переменившему взгляд мира на микроорганизмы и спасшему бессчетные миллионы жизней.

Шедшие по стопам Пастера исследователи совершали открытие за открытием, избавляя планету от таких напастей, как дифтерия, грипп [17]17
  Автор преувеличивает. Несмотря на создание вакцины, грипп остается одним из самых распространенных инфекционных заболеваний.


[Закрыть], чума, полиомиелит, столбняк, туберкулез и даже желтая лихорадка. Неудивительно, что из стен Пастеровского института вышло больше нобелевских лауреатов, чем из большинства стран мира. В сотне лабораторий и исследовательских комплексов трудились пять сотен постоянных сотрудников и еще около шестисот приезжих со всех концов света, работающих временно над конкретными проектами. К последним относился и доктор Майк Кирнс.

Кабинет Майка располагался в корпусе имени Жака Моно [18]18
  Моно, Жак (1910—1976) – французский биохимик и микробиолог, один из авторов концепции оперона, нобелевский лауреат (1965).


[Закрыть], где помещалось отделение молекулярной биологии. Дверь была открыта, и Джон с порога увидел заваленный листами вычислений стол, за которым сидел его рослый, плотно сложенный товарищ.

– Джон! – вскрикнул Майк, завидев гостя. – Господи, надо же! Что ты тут делаешь?!

Он вскочил так резко, что полы белого халата затрепыхались у него за спиной, и, двигаясь с ловкостью бывшего игрока «Айова Хокай», поспешно обогнул стол, чтобы энергично затрясти протянутую ладонь Джона.

– Черт, Джон, сколько лет, сколько зим!

– Пять лет, – напомнил ему Джон с улыбкой. – Как продвигается работа?

– Продвигается хорошо, да больно ее много, – рассмеялся Кирнс. – Как всегда. А тебя каким ветром занесло в Париж? Охотишься за вирусами для ВМИИЗ?

Джон помотал головой, воспользовавшись поводом перевести разговор в нужное русло.

– Нет. Я из-за моего друга, Марти Зеллербаха. Он пострадал при взрыве.

– Это тот Зеллербах, что, как говорят, работал с Шамбором? Никогда не встречался… Сочувствую, Джон. Как он?

– В коме.

– Черт. Прогноз?

– Одни надежды. У него серьезная черепно-мозговая травма, и в сознание он не приходил. Хотя есть признаки того, что он выйдет из комы. – Джон снова мрачно помотал головой. – О Шамборе никаких новостей? Тело не нашли?

– Все еще ищут. После взрыва там одни обломки. Чтобы все разобрать, уйдет не один день. Нашли… части тел, теперь пытаются опознать. Невесело все это.

– А ты не знал, что Марти работает с Шамбором?

– Вообще-то нет. Только из газет и выяснил. – Кирнс вернулся на свое место за столом, а Джону указал на ветхое кресло, заваленное какими-то бумагами. – Папки можешь свалить на пол.

Джон кивнул и последовал совету.

– Я сказал, что не встречался с Зеллербахом, да? Верней сказать, я даже не слышал, что он здесь. Официально его не зачисляли в штат, и я не видел его имени в списках гостей или специалистов, прибывших по обмену. Вероятно, он прибыл по личной договоренности с Шамбором. – Кирнс примолк. – Не стоит, наверное, тебе об этом говорить, но я беспокоился за Эмиля. В последний год он начал как-то странно себя вести.

– Странно? – вскинулся Джон. – В каком смысле?

– Ну… – Кирнс задумался, потом заговорщицки склонился вперед, опершись о груду бумаг и сплетя пальцы домиком. – Он был таким жизнерадостным, понимаешь? Общительным, открытым – свой парень, при всем его возрасте и опыте. Работал упорно, но никогда не относился к своим исследованиям слишком уж серьезно. И он был очень здравомыслящим. Не без собственных вывертов, как все мы, но, по сравнению с последним годом, ничего особенного. И к жизни он относился разумно – без самолюбования. Помню, мы как-то собрались компанией, выпивали, и он заметил: «Вселенная прекрасно обойдется и без нас. Всегда найдется кто-нибудь на наше место».

– Рисовка, конечно, но во многом – правда. А потом с ним что-то случилось?

– Да. Он словно вовсе пропал. Его не было ни в коридорах, ни на собраниях, ни в кафе, ни на «мозговых штурмах», ни на вечеринках…. И это произошло враз. – Кирнс демонстративно прищелкнул пальцами. – Как отрезало. Его – от нас. Будто ножом. Для большинства из нас Шамбор сгинул.

– И это случилось с год назад? Когда он перестал вводить результаты своих опытов в центральный компьютер?

– А об этом я не слышал! – непритворно изумился Кирнс. – Черт, получается, мы даже представления не имеем, чего он добился за последние двенадцать месяцев?

– Именно так. Ты знаешь, над чем он работал?

– Конечно. Все знают. Над молекулярным компьютером. Слышал, он добился больших успехов. Может, даже создаст его первым – лет через десять. Это не тайна, но…

– Но?

Кирнс откинулся на спинку кресла.

– К чему тогда эти секреты? Вот что в нем переменилось напрочь. Он стал скрытным, отчужденным, рассеянным, избегал коллег. На работу – домой – на работу, как маятник. Иногда он днями не вылезал из лаборатории, даже, я слышал, кровать с матрасом себе там поставил. Но мы это списывали на то, что Шамбор наткнулся на золотую жилу.

Джону не хотелось демонстрировать излишний интерес к Шамбору, его записям или ДНК-компьютеру. В конце концов, для Кирнса или любого другого он в Париже из-за Марти, и только.

– Не он первый так заработался. Ученому, который на это не способен, нечего делать в науке, – заметил он и после недолгой паузы поинтересовался как бы случайно: – А ты что думаешь по этому поводу?

Майк фыркнул.

– Если пофантазировать? Украденные открытия… шпионы… может быть, промышленный шпионаж. Игры плаща и кинжала.

– Тебя что-то наводит на такие мысли?

– Ну, всегда можно вспомнить о Нобелевской. Тот, кто первым создаст молекулярный компьютер, проходит без очереди. А это не только деньги, это еще и престиж – Осса и Пелион престижа. От нобелевки еще никто в Пастеровском не отказывался. Во всем мире – не откажется. В таких условиях любой может занервничать. Попытаться защитить свои работы, пока те не будут готовы к публикации.

– Мысль интересная.

«Но кража – одно, – подумал Джон, – а взрыв, равнозначный массовому убийству, – совсем другое».

– Но тебе ведь не с потолка пришла эта идея. Что-то навело тебя на мысль, будто Шамбор хочет защитить свои результаты…. может быть, что-то необычное, подозрительное даже?

– Ну, раз пошел такой разговор… мне не понравились люди, с которыми я пару раз видел Шамбора. Не в институте. И машина, которая его забирала иногда вечером.

Джон постарался скрыть охвативший его интерес.

– А что за люди?

– Обычные на вид… хорошо одетые французы. Я бы сказал – военные, но только по выправке. Хотя, если Шамбор продвинулся в создании молекулярного компьютера, это имеет смысл. Военные непременно захотели бы ознакомиться с его результатами. Если он им позволит.

– Естественно. А машина? Не помнишь хоть, какой модели, какой фирмы?

– «Ситроен», из последних, но модели не назову. Здоровый такой микроавтобус. Черный. Я с Шамбором сталкивался, если работал допоздна. Иногда его подбирала машина. Подъезжала, открывалась задняя дверь, Шамбор залезал, согнувшись пополам, – он был очень высокий, помнишь? – и уезжала. Я почему удивился – у Шамбора ведь был свой маленький «Рено»… и я его видел на стоянке после того, как «Ситроен» отъезжал.

– А что за люди его забирали – не видел?

– Нет. Да я и не смотрел – мне тогда было лишь бы до дому добраться.

– И «Ситроен» привозил его обратно?

– Не знаю.

– Спасибо, Майк, – медленно проговорил Джон, обдумывая слова Кирнса. – Не стану тебя больше отвлекать, у тебя, я смотрю, дел полно. Понимаешь, я пытаюсь выяснить, чем Марти занимался в Париже, чтобы понять, в каком он был состоянии перед взрывом, а тут нас что-то занесло с Шамбором… У Марти синдром Аспергера; обычно он компенсирован, но я с ним давно не виделся и хотел убедиться. Ты не знаешь, у Шамбора была семья? Может, они расскажут мне что-нибудь о Марти.

– Эмиль вдовец. Его жена умерла лет семь назад. Я тогда здесь не работал, но мне говорили, на него это тяжело повлияло. Он тогда тоже с головой ушел в работу и чуждался коллег. Еще у него есть дочь, но она уже взрослая.

– Адреса у тебя нет?

Адрес отыскался в компьютере Кирнса.

– Ее зовут Тереза Шамбор, – подсказал коллега, покосившись на Джона. – Она довольно известная актриса, больше театральная, но снялась и в паре французских фильмов. Как я слышал – красавица.

– Спасибо, Майк. Я тебе перезвоню, когда узнаю, что с Марти.

– Давай. И тогда выпьем вместе, пока ты не умотал домой. Удачи. Тебе и Марти.

– Спасибо. Хорошая идея.

Выйдя на улицу, Джон остановился на секунду, глядя на поднимающийся к облакам жидкий столб дыма, потом покачал головой и двинулся прочь. Вспомнив по дороге о Марти, он позвонил с мобильника в госпиталь Помпиду. Старшая медсестра отделения интенсивной терапии сообщила ему, что состояние Марти оставалось стабильным, с небольшими признаками улучшения. Это было немного, но Джон надеялся все же, что его старый друг вытянет.

– А как вы себя чувствуете? – поинтересовалась медсестра.

– Я? – Джон не сразу вспомнил, что, падая, ударился головой. Это казалось такой давней и незначительной мелочью в сравнении с разрушениями в Пастеровском институте. – Прекрасно, спасибо.

Выключив телефон, он двинулся по улице Доктора Ру, обдумывая услышанное от Майка Кирнса.

В последний год Эмиль Шамбор куда-то торопился, хранил какую-то тайну. И его видели с хорошо одетыми типами, похожими на военных в штатском.

Джон как раз пытался сообразить, что это все значит, когда почувствовал за собой слежку.

Зовите это как хотите – тренировка, опыт, шестое чувство, подсознательная оценка ситуации, паранойя или шуточки парапсихологии… Но эти иголочки, стягивающие кожу на затылке, невозможно ни с чем перепутать. Чей-то недобрый взгляд буравил спину агента с той минуты, как Джон Смит вышел из ворот Пастеровского института.

Глава 6

Капитану Дариусу Боннару казалось, что он почти ощущает запах верблюжьего пота, гниющих на солнце фиников, кускуса с козлиным жиром и даже стоячей воды из чудесно подвернувшегося на пути колодца. Сейчас он был одет не в форму, а в легкий цивильный костюм, но даже в нем капитану было слишком жарко. Под голубой рубашкой струился пот.

Боннар оглянулся. Он словно находился в одном из бессчетных бедуинских шатров, где ему приходилось корячиться на четвереньках, от Сахары до последних, забытых богом и людьми форпостов бывшей империи, где доводилось служить капитану. Марокканские ковры закрывали окна, в два слоя лежали на полу, по стенам были развешаны алжирские, марокканские, берберские драпировки и оружие. Немногочисленные сиденья из дерева и кожи были жестки и низки.

Капитан со вздохом опустился на скамеечку высотой от силы пару дюймов, благодаря судьбу хотя бы за то, что его не заставляют сидеть по-турецки. Накатило воспоминание о несбывшемся, и показалось, что вот сейчас из-под полога шатра дунет жаркий ветер, хлестнет по лодыжкам раскаленным песком.

Но Боннар находился не в Сахаре и не в шатре, и тревожили его сейчас отнюдь не иллюзии…

– Отправлять вашего человека, чтобы избавиться от Зеллербаха в госпитале, было сущей глупостью, мсье Мавритания! – яростно прошипел он по-французски. – Хуже – идиотизмом! Как, по-вашему, он мог бы сделать свое дело и скрыться незамеченным? Его бы схватили и выжали из него правду. Да еще этот врач, приятель Зеллербаха. Дерьмо! Теперь Сюрте удвоит бдительность, и убрать Зеллербаха будет вдесятеро труднее!

Лицо собеседника Боннара во время этой тирады оставалось совершенно бесстрастным. Капитан назвал этого человека «мсье Мавритания», и это было единственное имя, под которым тот был известен в потаенном мирке шпионов и преступников. Террорист был невысок и щекаст; мягкие наманикюренные ручки едва высовывались из белоснежных манжет. Жемчужно-серый костюм его явно вышел из рук эксклюзивного портного с Севиль-роу. Ясные голубые глаза взирали на беснующегося Боннара с долготерпением человека, вынужденного выслушивать тявканье брехливой шавки.

Когда капитан наконец выдохся, Мавритания бережно поправил выбившуюся из-под берета прядку темно-русых волос и только тогда ответил.

– Вы нас недооцениваете, капитан. – Голос его был столь же жесток, насколько нежными казались ручки. – Мы не так глупы. Мы никого не отправляли убивать доктора Зеллербаха, ни в больницу, ни куда бы то ни было. Это было бы глупо в любом случае, и тем более – сейчас, покуда неясно, придет ли он вообще в сознание.

– Но мы решили, – воскликнул захваченный врасплох Боннар, – что его нельзя оставлять в живых! Он слишком много знает.

– Это вы решили. А мы решили ждать. Это наше дело, а не ваше, – отрезал Мавритания. – В любом случае у нас есть более важные темы для спора.

– Например, кто послал убийцу, если не вы? И зачем?

Мавритания согласно склонил голову.

– Об этом я не подумал, но да – это важный вопрос, и мы выясним все, что сможем. А покуда – мы изучили переданные вами заметки лаборанта. По нашим наблюдениям, они точно совпадают с собственными данными Шамбора, хотя и не столь полны. В любом случае ни один из основных элементов работы не был упущен. Теперь, когда заметки в наших руках, проблем с этой стороны можно не ожидать. Дневник уже уничтожен.

– Что, как я и говорил, поможет сохранить в секрете нашу деятельность, – заметил Боннар. В голосе его звучала самоуверенная снисходительность колонизатора, которую капитан даже не потрудился скрыть. – Но я не уверен, что Зеллербаха можно оставить в живых. Я предлагаю…

– А я, – оборвал его Мавритания, – предлагаю вам оставить американца в покое. Обратите свое внимание на угрозы более серьезные. Например, следствие по делу о «самоубийстве» Шамборова лаборанта. Учитывая обстоятельства, вопросы начнет задавать не только полиция. Как продвигается официальное расследование?

Секунду капитан пытался побороть свое отвращение к наглому мавританцу… но он связался с террористом именно потому, что ему требовался человек столь же безжалостный и резкий, как сам Боннар. Так что иного и не следовало ожидать. Кроме того, логика была на стороне бербера.

– Ничего не слышно, – проговорил он, стараясь, чтобы голос не выдал его. – Но после того как ассистент заметил ваших людей и сбежал, он останавливался заправить машину. Там подтвердят, что юноша уже знал о гибели Эмиля Шамбора и был в полном расстройстве – собственно говоря, плакал. Жуткое горе. Это даст полицейским мотив. Бедняга не мог жить без учителя.

– И это все? Даже в штабе вашей, французской армии больше ничего не слышно?

– Ни звука.

Мавритания призадумался.

– Это вас не тревожит?

– Молчание – знак согласия, – холодно улыбнулся Боннар.

– Это западная поговорка, – Мавритания поморщился, – столь же опасная, сколь и нелепая. В таких делах молчание – далеко не золото. Трудно подделать самоубийство так, чтобы обмануть мало-мальски смышленого или опытного сыщика, не говоря уже об агентах Deuxime Bureau. Я бы предложил вам или вашим людям выяснить все-таки, что на самом деле известно полиции и спецслужбам о смерти лаборанта. И поскорее.

– Займусь, – неохотно согласился Боннар и поерзал на стульчике, намереваясь встать.

Мавритания поднял ручку, и капитан со вздохом опустился обратно на жесткое сиденье.

– И последнее, капитан Боннар. Этот приятель Зеллербаха… Что вам известно о нем?

Боннар постарался скрыть нетерпение – его уже скоро должны были хватиться на работе.

– Это подполковник Джонатан Смит. Старый знакомый Зеллербаха, врач, сюда приехал по поручению родных программиста – во всяком случае, так он заявил в госпитале, но, насколько я смог проверить по другим источникам, это правда. Зеллербах и Смит вместе выросли в… Айове. – Последнее слово далось ему с трудом.

– Но, судя по вашему описанию, при покушении на жизнь Зеллербаха этот доктор Смит действовал скорее как солдат или полицейский. Он ведь пришел в больницу вооруженным?

– Верно. И я согласен – вел он себя не как коновал.

– Возможно – агент? Направленный в больницу кем-то, кого не убедил наш маленький спектакль?

– Если Смит и агент, то направили его не ЦРУ и не МИ-6. Я знаю всех их сотрудников в Европе и в европейских отделах в Лэнгли [19]19
  Го родок в штате Виргиния, где находится штаб-квартира ЦРУ.


[Закрыть] и Лондоне. Он определенно американец, так что Моссад или русских тоже можно исключить. И он не из наших. Это я знаю совершенно определенно. Мои источники в американской разведке утверждают, что он действительно ученый-исследователь, приписанный к какому-то проекту медицинской службы армии.

– Стопроцентный американец?

– По одежде, по манерам, по акценту, по образу мыслей. Плюс мои контакты это подтверждают. Головой ручаюсь.

– Возможно, это все-таки человек Конторы? Лэнгли может и соврать. Это их работа. Они неплохо ее делают.

– Мои люди врать не станут. Кроме того, он не числится и в наших списках агентов.

– Возможно, он работает на организацию, о существовании которой вам неизвестно, или у вас нет в ней связных?

– Исключено. За кого вы нас принимаете? Если об организации неизвестно Второму бюро, ее вовсе нет в природе.

– Ну хорошо. – Мавритания кивнул. – И все же за ним стоит приглядеть. Вашим людям… и моим.

Он поднялся – одним текучим, ловким движением. Вслед за ним кое-как встал и Боннар. Ноги его совершенно затекли. Капитан никогда не мог понять, как эти кочевники не превращаются в калек все до единого.

– Возможно, – предположил он, растирая подколенное сухожилие, – этот Смит – тот, за кого себя выдает. В конце концов, Соединенные Штаты гордятся правом на ношение оружия.

– Но ему не позволили бы провезти оружие в Европу коммерческим рейсом, если только он не смог указать заранее веской причины для этого, – напомнил Мавритания. – И все же вы можете оказаться правы. Есть способы раздобыть оружие на месте, иностранцам в том числе, не так ли? Поскольку его друг пал жертвой насилия, Смит может искать мести. И в любом случае американцы всегда чувствуют себя увереннее с оружием в руках. Какой нелепый предрассудок.

У капитана Боннара осталось явственное ощущение, что загадочный и подчас вероломный главарь террористов с ним вовсе не согласен.

Джон Смит брел по бульвару Пастера – якобы высматривая такси, а на самом деле выискивая в толпе преследователей. Взгляд его метался по сторонам, но не в поисках подходящей машины, а пытаясь сквозь клубы выхлопных газов различить примелькавшиеся лица.

Он оглянулся – позади, у ворот института, охранники все так же тщательно проверяли документы входящих. В конечном итоге Джон выделил троих подозреваемых.

Первая – моложавая особа за тридцать. Совершенно непримечательная брюнетка, расплывшаяся лицом и фигурой, в черной юбке и кардигане, с преувеличенным восхищением на лице разглядывала каменно-кирпичный фасад мрачной церкви Святого Иоанна Крестителя Сальского.

Вторым подозреваемым оказался столь же бесцветный мужчина средних лет, одетый, несмотря на теплый майский день, в синюю спортивную куртку и вельветовые штаны. Этот задержался у тележки уличного торговца, перебирая разложенное на ней барахло с таким видом, будто вознамерился отыскать там вторую «Джоконду». Третьим был рослый старик, опиравшийся на трость черного дерева и взиравший из тени росшего у поребрика каштана на то, как тянется к небу дым тлеющих руин Пастеровского.

До назначенной президентом Кастильей встречи с генералом Хенце, командующим силами НАТО, оставалось почти два часа. Чтобы стряхнуть «хвост», времени потребуется гораздо меньше. Возможно, он еще успеет вызнать что-нибудь полезное.

Сделав вид, что дожидаться такси ему надоело, Джон театрально пожал плечами и двинулся по бульвару в сторону перекрестка, где свернул направо, лениво проходя вдоль шумного Отель-пассажа. Он поминутно останавливался, глядя то на стекло и сталь фасада, то в витрины многочисленных лавочек, поглядывал на часы, пока наконец не пристроился у столика под тентом у дверей кафе. Заказал пива demi, то есть в маленьком бокале, и, потягивая, принялся со счастливой улыбкой только что прилетевшего в Париж туриста разглядывать текущий мимо людской поток.

Первым из примеченной Джоном троицы показался старик с тросточкой, тот, что из тени каштана наблюдал за тем, как поднимается ввысь дым, – занятие само по себе подозрительное. Преступников, как известно, порой тянет на место преступления. Хотя этот тип казался на первый взгляд слишком дряхлым и слабым, чтобы выступить в роли бомбиста. Двигаясь по противоположной стороне улицы, старик ловко дохромал до кафе точно напротив того, которое облюбовал себе Джон, тоже занял столик на улице и, когда официант принес ему кофе с булочкой, уткнулся в вытащенную из кармана «Ле Монд». Джон Смит его, судя по всему, не интересовал – во всяком случае, американец не заметил, чтобы старик хоть раз оторвался от газеты.

Второй появилась непримечательная пухлолицая брюнетка – настолько непримечательная, что острый взгляд Джона заметил ее, только когда та проходила мимо кафе в пяти футах от него. Бросив на американца один короткий взгляд, женщина прошла мимо. Чуть дальше по улице она приостановилась, точно подумывая тоже чего-нибудь выпить, но, видимо, отказалась от этой идеи и скрылась в переполненном Отель-пассаже.

Третий – мужчина, с таким вниманием изучавший товар уличного торговца, – так из-за угла и не вышел.

Потягивая пиво, Джон снова и снова прокручивал в памяти образы рослого старика и неприметной брюнетки – их лица, ритм движений, походку, манеру поворачивать голову – и не встал с места, покуда не заучил их наизусть.

Только тогда он расплатился и торопливо направился обратно, к станции метро «Пастер» на перекрестке с рю де Вожирар. Вскоре за ним увязался и старик с тростью, двигаясь на удивление проворно для своих лет. Его Джон заметил сразу, но, продолжая краем глаза следить за стариком, все же высматривал и других преследователей.

Пришла пора воспользоваться старым шпионским трюком. Джон нырнул в метро. Старик за ним не последовал. Агент подождал на платформе, покуда не подъедет очередной поезд, и, слившись с толпой пассажиров, вновь выбрался на улицу, под свинцово-серое небо. Старик за это время одолел целый квартал. Для надежности Джон все же последовал за ним, покуда тот не остановился у двери под вывеской «Букинист» с табличкой за стеклом «Ушел на обед». Вытащив из кармана ключ, старик отпер дверь, перевернул табличку – с другой стороны значилось: «Открыто», пристроил трость на стойку за дверью и скинул плащ.

Продолжать слежку не было смысла, решил Джон, – раз уж у старика имелся ключ… Хотя, с другой стороны, лучше перестраховаться. Поэтому агент постоял еще минуту у витрины, наблюдая, как старик натягивает бежевую теплую кофту, методично застегивая ее на все пуговицы. Закончив, он взгромоздился на высокий табурет за прилавком и, подняв голову и увидев Смита, дружески поманил американца – заходите, мол. Ясно было, что он не то хозяин лавки, не то продавец.

Джон разочарованно понурился. И все же кто-то следил за ним. Или брюнетка, или покупатель у лотка. И кто бы это ни был, он понял, что Смит засек его, и вышел из игры.

Помахав букинисту, Джон заторопился было к метро, но сбился с шага. Сердце его ушло в пятки. Снова тот же недобрый взгляд цеплял волоски у него на шее. У дверей станции он остановился, оглянулся – никого. И все же «хвост» придется стряхнуть. Привести этих людей на встречу с генералом он не имеет права. Агент развернулся и ринулся вниз по лестнице.

Похожая на продавщицу неприметная женщина в черном глядела на озирающегося Смита из приоткрытых дверей, прятавшихся вдобавок за посадками декоративного кустарника. Темная одежда растворялась в сумерках за дверью. И все же женщина старалась не высовываться – несмотря на загар, лицо ее могло проступить из тени бледным пятном. А Смит был очень внимателен.

Сейчас на его лице отчетливо читались тревога и подозрение. На свой лад американец был красив – высокие, почти индейские скулы, правильное лицо и совершенно синие глаза. Сейчас они прятались за солнечными очками, но женщина помнила их цвет. Ее передернуло.

Наконец, будто решившись, американец нырнул в метро. Места для сомнений не было: он понял, что за ним следят, но ее не засек – иначе последовал бы за ней, когда женщина прошла мимо его столика, пригвоздив агента взглядом.

Брюнетка раздраженно вздохнула. Пора было отчитываться. Из кармашка под тяжелой шерстяной юбкой она достала мобильный телефон.

– Он заметил, что за ним следят, но не понял, что это я, – сообщила она связному. – В остальном, похоже, он действительно прилетел сюда, потому что тревожится за друга. Все его поведение свидетельствует об этом. – Она прислушалась. – Это ваше дело! – бросила она сердито. – Если полагаете, что стоит, – пошлите кого-нибудь другого. А у меня свое задание… Нет, ничего определенного, но жареным пахнет. Мавритания не примчался бы сюда без серьезной причины… Да, если он у него.

Выключив мобильник, она осторожно оглянулась и выскользнула из дверей. Джон Смит так и не вышел из метро, поэтому женщина поспешила к тому кафе, где американец пил пиво. Внимательно осмотрев мостовую под и вокруг его столика, она довольно кивнула себе. Понятное дело, ничего.

Джон Смит четырежды пересаживался с поезда на поезд, дважды выходил на улицу, чтобы тут же вновь спуститься в подземку, шарахался от каждой тени, но только через час смог убедить себя, что избавился от «хвоста». Со смешанным чувством облегчения и опаски он поймал такси, чтобы отправиться по адресу, названному Фредом Клейном.

Оказалось, что встреча должна была произойти в частном пансионе, в обвитом плющом трехэтажном кирпичном особняке чуть в стороне от шумной рю де Рено. Сидевшая за парадной дверью консьержка была столь же непримечательна, как и сам дом, – пожилая особа с бесстрастной физиономией и глазами, выражением напоминавшими мышеловки. Когда Джон спросил мсье Вернера, консьержка, не поведя и бровью, совсем не по-старушечьи вскочила, чтобы проводить гостя к лестнице. Джон заподозрил, что под ее кофтой и фартуком прячутся не только ключи.

В отношении невысокого субъекта с детективчиком Майкла Коллинза в руках, просиживавшего кресло на втором этаже, у Джона не возникло сомнений. Консьержка нырнула вниз по лестнице, как кролик в шляпу фокусника, а субъект, не вставая, принялся изучать удостоверение Смита. Под темным цивильным костюмом бугрилось нечто, опознанное Джоном без особых сомнений как пистолет «кольт 1911». Военная выправка проступала из каждой поры худощавого субъекта, точно невидимый мундир. Очевидно, это был сержант – офицер бы встал, – но сержант, высоко поднявшийся по карьерной лестнице, учитывая старый «кольт» 45-го калибра в кобуре под мышкой, – видимо, начальник генеральской охраны.