Текст книги "Московский вектор"

Автор книги: Роберт Ладлэм

Соавторы: Патрик Ларкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Роберт Ладлэм, Патрик Ларкин
Московский вектор

Пролог

14 февраля, Москва

Вдоль тротуаров на Тверской улице, центральной магистрали в одном из важнейших деловых районов российской столицы, высились кучи снега, черного от выхлопных газов и промышленных выбросов. Пешеходы, тепло укутанные в поздний морозный час, шли по освещенному фонарями обледенелому асфальту. Мимо в обоих направлениях с ревом неслись потоки легковушек, грузовиков и автобусов. Под зимними шинами хрустели песок и соль, во избежание гололеда рассыпанные по многорядной дороге.

Врач Николай Кирьянов торопливо шагал по правой стороне улицы на север, стараясь не выделяться в толпе. Каждый раз, когда прохожий, молодой или старый, мужчина либо женщина, на ходу задевал его, Кирьянов вздрагивал и подавлял в себе порыв отскочить и со всех ног броситься прочь. Стоял трескучий мороз, но по лбу Кирьянова из-под меховой шапки стекали струйки пота.

Высокий сухопарый патологоанатом нес под мышкой подарочную коробку, борясь с желанием спрятать ее за пазуху от посторонних глаз. День святого Валентина вошел в список местных праздников сравнительно недавно, но пользовался среди россиян все большей популярностью: многие пешеходы, не только Кирьянов, держали в руках коробки с печеньем или шоколадом для жен и подруг.

«Спокойно! – строго велел себе врач. – Бояться нечего. Никто ни о чем и не догадывается. О наших планах знаем пока только мы».

«Какого же черта ты шарахаешься от каждой бледной тени? – бесстрастно прозвучал в его голове тонкий голосок. – А об испуганных взглядах и странных физиономиях коллег неужели забыл? И о телефонных звонках – каждый раз, как только ты поднимал трубку, связь обрывалась».

Кирьянов оглянулся, почти боясь обнаружить за спиной отряд людей в форме – милиционеров. Однако увидел лишь погруженных в личные заботы и тревоги, спешащих спрятаться от лютого мороза москвичей. На миг приободрившись, он повернул голову и едва не натолкнулся на низкорослую толстую старуху с полными продуктов пакетами в руках.

Та обвела его гневным взглядом и что-то проворчала себе под нос.

– Извините, бабуля! – пролепетал Кирьянов, огибая ее. – Прошу прощения.

Старуха плюнула патологоанатому под ноги и снова метнула в него злобный взгляд. Кирьянов поспешно продолжил путь, чувствуя, как пульс бьется где-то в ушах.

Впереди в сгущавшихся сумерках горели неоновые рекламы, ярко контрастируя с серостью массивных жилых зданий и гостиниц, возведенных в эпоху сталинизма. Кирьянов выдохнул. До кофейни, где он договорился встретиться с проявившей к делу интерес американской журналисткой, Фионой Девин, теперь рукой подать. В кафе Кирьянову осталось вручить ей материалы, ответить на все вопросы, а после спокойно бежать домой, в свою небольшую квартирку. Он прибавил шагу, мечтая поскорее оставить секретную встречу в прошлом.

Кто-то с силой толкнул его сзади в сторону черной ледяной глыбы. Кирьянов пошатнулся. Резко вскинул руки, потерял равновесие, повалился назад. Ударился головой о скованный льдом тротуар и, оглушенный волной адской боли, почти потерял сознание. Охая, он пролежал в немом оцепенении несколько бесконечных секунд.

Потом вдруг почувствовал на плече прикосновение чьей-то руки и, морщась, раскрыл глаза.

Светловолосый человек в дорогом на вид шерстяном пальто, опустившись на колени, многословно извинялся:

– Простите, очень вас прошу! Больно? Какой же я неуклюжий! Неуклюжий донельзя! – Он схватил пятерню Кирьянова обеими руками в перчатках. – Давайте, я помогу вам подняться.

Патологоанатом почувствовал, как нечто острое вонзается в его плоть. Раскрыв рот, чтобы закричать, он с ужасом осознал, что не в состоянии даже дышать. Легкие парализовало. Еще одна отчаянная попытка втянуть в себя столь драгоценный воздух не увенчалась успехом. Ноги и руки врача задергались в предсмертной агонии, он впился взглядом в склонившегося над ним Блондина.

Тонкие губы того тронула полуулыбка.

– Прощайте, доктор Кирьянов, – пробормотал он. – Надо было следовать указаниям и держать язык за зубами.

Захваченный в плен тела, которое больше не желало его слушаться, Николай Кирьянов замер, беззвучно крича, а мир вокруг погрузился в бездну кромешной тьмы. Сердце патологоанатома еще с несколько мгновений отчаянно трепетало, потом навек остановилось.

* * *

Блондин еще секунду смотрел на мертвеца, затем, притворившись пораженным и встревоженным, вскинул голову и оглядел лица собравшихся вокруг.

– С ним что-то страшное. Видимо, какой-то приступ.

– Или слишком сильно ударился, когда упал. Надо вызвать врача, – сказала модно одетая молодая дама. – И милицию.

Блондин живо закивал.

– Да-да, вы правы. – Он осторожно снял с руки перчатку и достал из кармана пальто сотовый. – Я позвоню.

Спустя пару минут у обочины остановилась красно-белая машина «Скорой помощи». Синяя мигалка на ее крыше осветила толпу зевак; по тротуару и стенам зданий заплясали кривые тени. Из задних дверей «Скорой» выпрыгнули два высоких крепких санитара с носилками, вслед за ними – довольно молодой, усталый на вид человек в помятом белом халате и узком красном галстуке. В руке он держал черный медицинский чемоданчик.

Врач склонился над Кирьяновым. Осветил фонариком застывшие широко раскрытые глаза, проверил пульс. Покачал головой.

– Бедняга мертв. Ему уже не поможешь. – Он взглянул на людей вокруг. – Ничем. Кто видел, что произошло?

Блондин многозначительно пожал плечами.

– Несчастный случай. Мы столкнулись, он поскользнулся, упал и ударился об лед. Я хотел поднять его на ноги… но ему вдруг… гм… будто не хватило воздуха. Это все, что я могу сказать.

Врач нахмурился.

– Понятно. Боюсь, вам придется проехать с нами в больницу. Заполните кое-какие бумаги. Потом дадите официальное показание милиции. – Он посмотрел на других свидетелей. – А остальные? Кто-нибудь заметил еще что-нибудь важное?

Толпа ответила молчанием. Зеваки уже медленно отступали назад и по одному либо парами расходились в разные стороны. Нездоровое любопытство было удовлетворено; желания убить вечер, отвечая на обескураживающие вопросы в мрачном отделении милиции, не возникло ни у кого.

Молодой врач фыркнул и подал знак санитарам с носилками.

– Грузите. Поехали. Нет смысла торчать на морозе.

Тело Кирьянова быстро положили на носилки и занесли в машину. Один из санитаров, врач и Блондин сели в салоне, возле трупа. Второй санитар с шумом закрыл за ними двери и забрался в кабину. Включив мигалку, машина тронулась с места, влилась в автомобильный поток Тверской улицы и устремилась на север.

Наконец-то скрывшись от любопытных зевак, доктор проворно обшарил карманы мертвеца, проверил, нет ли тайников под одеждой, обследовал бумажник и удостоверение врача, отбросил их. И, насупившись, посмотрел на товарищей.

– Ничего. Ровным счетом ничего. Ублюдок чист.

– Загляни-ка сюда, – бесстрастно предложил Блондин, бросая ему коробку Кирьянова.

Врач поймал ее, разорвал оберточную бумагу, поднял крышку. Из коричнево-желтых папок прямо на тело посыпались документы. Бегло просмотрев их, врач довольно кивнул.

– Копии выписок из историй болезни. Отлично. Задание, можно считать, выполнено.

Блондин сдвинул брови.

– По-моему, рановато ты радуешься.

– Почему это?

– А где украденные образцы крови и тканей? – спросил Блондин, щуря холодные серые глаза.

Врач посмотрел на пустую коробку в руке.

– Черт! – Он в смятении вскинул голову. – У Кирьянова есть сообщник. Образцы у него.

– Похоже на то, – согласился Блондин и, снова достав из кармана телефон, набрал введенный в память номер. – Я Москва-1. Срочно свяжите меня с Прагой-1. У нас проблемы…

Часть I

Глава 1

15 февраля, Прага, Чешская Республика

Подполковник Джонатан Смит, доктор медицины, задержался в тени под аркой древней готической башни, что высилась на восточном берегу реки у подножия Карлова моста. Мост, длиной почти в треть мили, соорудили более шестисот лет назад. Он тянется через Влтаву, соединяя Старе Място – Старый город – и Мала-Страну. Смит долго стоял, внимательно рассматривая пространство перед собой.

Подполковник нахмурился. Для такой встречи он предпочел бы другое место – оживленнее и с подходящими прикрытиями. По более новым и широким пражским мостам ездили трамваи и автотранспорт, Карлов же берегли для тех, кому доставляло удовольствие переходить через Влтаву пешком. В унылые предвечерние часы тут практически никого не было.

Знаменитый мост почти в любое время года считался одной из основных пражских достопримечательностей, благодаря его изяществу и красоте тут постоянно собирались толпы туристов и уличных торговцев. Сейчас же Прагу окутывал зимний туман, было зябко, сыро, повсюду в долине извилистой реки пахло затхлостью и нечистотами. Грациозные силуэты дворцов, церквей, жилых зданий, выполненных в стиле ренессанс и барокко, казались из-за серой мглы размытыми, нечеткими.

Содрогнувшись от промозглого зимнего холода, Смит застегнул «молнию» на кожаной куртке и зашагал к мосту. Подполковник был рослым человеком приятной наружности. Сорока с небольшим лет, широкоскулый, с гладко зачесанными темными волосами и зоркими голубыми глазами.

Сначала его шаги приглушенно отдавались от парапета, потом все звуки поглотил туман с реки. Вскоре концов моста было уже не различить. Прохожие, в основном государственные служащие и продавцы, внезапно выныривали из густо-серой пелены, проходили мимо, даже не глядя на Смита, и так же неожиданно исчезали.

Смит шел вперед. Карлов мост с обеих сторон украшали тридцать статуй праведников – безмолвно-недвижимые фигуры, неясно вырисовывающиеся в густом тумане. По ним-то, установленным на массивных опорах, Смиту и предстояло определить, где следует ждать. Достигнув середины моста, он остановился и взглянул на умиротворенный лик святого Яна Непомуцкого, духовника, замученного до смерти в 1393 году и сброшенного в реку с этого самого моста. В одном месте потемневшая от времени бронза ярко блестела – бесчисленные прохожие прикасались к святому, веря, что он поможет обрести счастье.

Повинуясь порыву, Смит тоже подался вперед и провел по архитектурному изображению пальцами.

– Не думал, что ты суеверен, Джонатан, – раздался у него за спиной негромкий утомленный голос.

Смит повернулся, смущенно улыбаясь.

– Это я так, Валентин. На всякий случай.

Врач Валентин Петренко, крепко держа в обтянутой перчаткой руке черный портфель, подошел ближе. Российский медик был на несколько дюймов ниже Смита и более крепкого телосложения. Он часто моргал, его печальные карие глаза прятались за толстыми линзами очков.

– Спасибо, что согласился встретиться со мной за пределами конференц-зала. Наверное, я нарушил твои планы?

– Не беспокойся, – ответил Смит. Его губы искривила улыбка. – Лучше пообщаться с тобой, чем несколько часов подряд ломать голову над тем, что же конкретно хотел сказать в своем докладе об эпидемии тифа и гепатита «А» доктор Козлик.

Задумчивые глаза Петренко на миг повеселели.

– Доктор Козлик оратор неважный, – согласился он. – Но теорию развивает по большому счету серьезную.

Смит кивнул, терпеливо ожидая, когда же Петренко объяснит, зачем устроил эту таинственную встречу. Оба приехали в Прагу на крупную международную конференцию, посвященную распространявшимся в странах Восточной Европы и в России инфекциям. Смертельные болезни, на которые в развитом мире давно нашли управу, вызрев за десятилетия в запущенности старых коммунистических порядков, разносились по территории бывшей Советской империи с пугающей скоростью.

Петренко и Смит активно участвовали в предотвращении катастрофы. Джон Смит, помимо всего прочего, был высококвалифицированным микробиологом при Медицинском научно-исследовательском институте инфекционных заболеваний Армии США в Форт-Детрике, Мэриленд. Петренко числился в штате Центральной клинической больницы в Москве как эксперт по редким болезням. Они много лет знали и уважали друг друга за профессионализм и редкий ум. Потому-то, когда несколько встревоженный Петренко отвел сегодня Смита в сторону и попросил о встрече после докладов, тот, не раздумывая, согласился.

– Мне нужна твоя помощь, Джон, – проговорил наконец Петренко. Он явно волновался. – У меня есть ценные сведения, которые необходимо передать компетентным западным специалистам.

Смит пристально посмотрел на него.

– Что за сведения, Валентин?

– О вспышке заболевания в Москве… Нового… С подобным я еще не сталкивался, – тихо произнес Петренко. – На меня эта болезнь нагоняет страх.

По спине Смита пробежал холодок.

– Продолжай.

– Первого пациента я увидел два месяца назад, – сообщил Петренко. – Ребенка, семилетнего мальчика. Поступил к нам с высокой температурой и жалобами на сильные боли. Лечащие врачи решили было, что это типичный грипп. Но состояние мальчика внезапно ухудшилось. У него стали выпадать волосы, тело сплошь покрылось кровоточащими язвами, он обессилел. В итоге печень, почки и наконец сердце – у него все отказало.

– Боже!.. – пробормотал Смит. – Да ведь это симптомы лучевой болезни!

Петренко кивнул.

– Да, сначала мы тоже так подумали. – Он пожал плечами. – Но радиационных источников, которые могли бы на него воздействовать, не обнаружилось. Ни в доме больного. Ни в школе. Нигде.

– Заболевание инфекционное? – спросил Смит.

– Нет. – Русский решительно покачал головой. – Мальчик никого не заразил. Ни родителей, ни друзей, ни работников больницы. – Он поморщился. – Мы провели все возможные тесты, однако не обнаружили ни одной из известных вирусных либо бактериальных инфекций. Не дало положительных результатов и химико-токсикологическое исследование – смерть ребенка вызвана не ядами и не вредными препаратами.

Смит негромко свистнул.

– Ужасно.

– Просто мороз по коже, – согласился Петренко. Все так же крепко держа в руке портфель, российский ученый снял очки, суетливо протер их и вновь надел. – Спустя некоторое время в больницу поступили другие пациенты с теми же страшными симптомами. Сначала старик, бывший аппаратчик компартии. Потом женщина средних лет. И наконец молодой человек, чернорабочий – до недавнего времени был здоров, как бык. Все умерли в муках буквально через несколько дней.

– В общей сложности всего четверо?

На губах Петренко мелькнула горькая улыбка.

– Мне известно лишь о четверых, – произнес он тихо. – Не исключено, что пострадали не только они. Чиновники из Министерства здравоохранения ясно дали нам понять: мы не должны задавать слишком много вопросов, дескать, дабы не «возбуждать панику среди населения». И во избежание сенсационных сообщений в средствах массовой информации.

Разумеется, мы обратились в высшие инстанции, но на требования провести более серьезное расследование нам ответили отказом. Даже разговаривать об этом позволили лишь с ограниченным кругом ученых. – Глаза Петренко погрустнели еще сильнее. – Один кремлевский служащий вообще заявил мне, мол, четыре необъяснимые смерти – дело обычное, «всего лишь фоновый шум». Посоветовал сосредоточить внимание на СПИДе и прочих болезнях, от которых в России-матушке гибнет так много народа. В общем, на сегодняшний день все, что касается загадочных смертей, – государственная тайна, достояние бюрократов.

– Идиоты! – процедил сквозь зубы Смит. – Ведь попытка утаить появление нового заболевания может привести прямиком к чудовищной эпидемии.

– Возможно, – ответил Петренко, пожимая плечами. – Но я не намерен плясать под их дудку. Потому и принес вот это. – Он бережно прикоснулся к портфелю. – Здесь все необходимые документы по четверым пациентам, образцы их крови и отдельных тканей. Надеюсь, вы с коллегами на Западе успеете разобраться в механизмах развития странной болезни, пока еще не слишком поздно.

– А что станет с тобой, если российское правительство узнает-таки, что именно ты передал нам сведения? – спросил Смит. – Можешь себе представить?

– Об этом и думать страшно, – признался русский. – Поэтому я и решил сообщить тебе о болезни с глазу на глаз. – Он вздохнул. – Судьба России вызывает у меня все больше опасений, Джон. Боюсь, наши руководители решили, что в управлении важнее запугивание и диктат, а не здравый смысл и увещевания.

Смит понимающе кивнул. Развитие событий в России все сильнее пугало его и настораживало. Президент страны, Виктор Дударев, некогда служил в Комитете государственной безопасности СССР, работал в Восточной Германии. После распада Советского Союза поспешил примкнуть к реформаторам и превратился в одну из центральных политических фигур обновленной России. Сначала стал директором ФСБ, нынешнего органа безопасности, спустя время – председателем правительства и, наконец, одержал победу на выборах и занял пост главы государства. Некоторые из россиян по сей день отчаянно верили в то, что Дударев – истинный поборник демократического порядка.

Дударев оказался совсем иным. Укрепившись в президентском кресле, бывший кагэбэшник незамедлительно скинул маску, и страна увидела, что выбрала в правители не борца за идеи демократии, а человека, увлеченного достижением личных корыстных целей. Сосредоточить максимум власти в руках – своих и приспешников – вот к чему в основном стремился Дударев.

Новым независимым теле-, радиокомпаниям и печатным изданиям он тотчас подрезал крылья, а со временем перевел их под полный контроль государства. Представителей местных властей, чье мнение в том или ином вопросе шло вразрез с кремлевским, уволил, издав соответствующий указ, либо лишил средств по сфабрикованным делам о неуплате налогов. Оппонентов угрозами заставил молчать или же при помощи карманных СМИ вовсе убрал с политической арены.

Сатирики окрестили Дударева «Царем Виктором». Теперь шутка все больше отражала жестокую действительность и уже не вызывала смеха.

– Сделаю все возможное, чтобы о тебе ничего не узнали, – пообещал Смит. – Но кто-то в вашем правительстве непременно следит за сохранностью информации, и рано или поздно, когда о болезни заговорят открыто, на тебя падет подозрение. А заговорят о болезни в ближайшем будущем. – Он многозначительно посмотрел на коллегу. – Может, тебе уехать вместе с документами?

Петренко вскинул бровь.

– Попросить политического убежища?

Смит кивнул.

Русский медик покачал головой.

– Нет, не хочу. – Он пожал плечами. – Несмотря на все свои грехи, я был, есть и навек останусь россиянином. Не брошу родину из-за страха. – Он грустно улыбнулся. – Как там говорят философы? Чтобы зло восторжествовало, добропорядочным людям стоит лишь опустить руки? По-моему, верно сказано. Нет, я останусь в Москве, продолжу, как могу, бороться с безумием.

– Prosim, muzete mi pomoci? – прозвучало из тумана.

Вздрогнув, Смит и Петренко повернули головы.

На расстоянии каких-нибудь нескольких футов от них стоял с протянутой рукой, будто прося денег, моложавый на вид человек с весьма суровой физиономией. В мочке его правого уха, проглядывая сквозь длинные, сальные, спутанные темные волосы, блестел крошечный серебряный череп. Вторую руку незнакомец держал в кармане черного пальто. Прямо за его спиной темнели фигуры еще двоих – в похожих одеждах, такого же мрачного вида. И в их ушах поблескивали выполненные в форме черепов серьги. Охваченный дурным предчувствием, Смит шагнул вперед, загораживая плечом невысокого российского ученого.

– Prominte. Простите, – произнес он. – Nerozumim. He понимаю. Mluvite anlicky? По-английски говорите?

Волосатик медленно опустил руку.

– Вы американец, так?

Оттого, каким тоном он задал вопрос, Смита взяла злоба.

– Верно.

– Чудесно. Все американцы богачи, а я бедный. – Взгляд темных глаз Волосатика перескочил на Петренко и вновь устремился на Смита. Он обнажил зубы в неожиданной хищнической усмешке. – И вы согласитесь отдать мне портфель приятеля. В качестве подарка, правильно?

– Джон, – встревоженно пробормотал русский из-за спины Смита. – Они не чехи.

Волосатик услышал его.

– Доктор Петренко прав. Какая проницательность! – Резкое движение, и в руке, которую он до сих пор прятал в кармане, Петренко и Смит увидели складной нож. Секунда, и нож раскрылся. Лезвие было острым точно бритва. – Но портфель вы мне все же отдадите. Сию минуту.

Проклятие, подумал Смит, глядя на мрачную троицу, уже двинувшуюся вперед, чтобы заключить жертв в кольцо. Он сделал осторожный шаг назад и уперся в каменный, спокойно созерцающий Влтаву парапет. Плохи дела, пронеслась в голове пугающая мысль. Попасться без оружия, в густом тумане. Их больше. Плохо, очень плохо.

Когда Волосатик столь небрежно и с такой уверенностью назвал фамилию Петренко, надежда отдать портфель и уйти целым и невредимым вмиг покинула Смита. Мерзавцы не просто уличные хулиганы. Если Смита не подвело чутье, они – истинные профессионалы. Такие не оставляют свидетелей в живых.

Он заставил себя едва заметно улыбнуться.

– Гм… Конечно… То есть, если это настолько важно. Главное, чтобы никто не пострадал, согласны?

– Разумеется, приятель, – ответил обладатель ножа, продолжая зловеще скалиться. – Пусть только чудесный доктор отдаст нам портфель.

Смит под стук учащенно бьющегося сердца набрал в легкие воздуха. Жизнь вокруг как будто замедлила ход, когда в кровь хлынул адреналин и ускорилась реакция. Пригнуться к земле. Давай!

– Policii! Полиция! – заорал он что было мочи. И еще раз, пронзая тягучее туманное безмолвие: – Policii!

– Идиот! – прорычал Волосатик, устремляясь к Смиту и выбрасывая вперед руку с ножом.

Смит успел увернуться. Лезвие просвистело прямо у его лица. Слишком близко! Он нанес мощный удар по скоплению нервных окончаний на внутренней стороне неприятельского запястья.

Волосатик взревел от боли. Нож вылетел из его внезапно онемевших пальцев и поскакал по мосту в сторону. Двигаясь ловко и быстро, Смит развернулся и изо всех сил двинул противнику локтем в узкое лицо. Хрустнула кость, в воздухе вспыхнула россыпь кровавых капель. Волосатик, вопя и шатаясь, отступил назад, опустился на колено и принялся ощупывать сломанный нос.

Второй мерзавец, тоже с ножом, обогнув вожака, бросился на Смита. Американец резко наклонился, уходя от удара, и заехал обидчику в солнечное сплетение. Нападающий от приступа безумной боли сложился пополам. Смит, пока противник не пришел в себя, схватил его сзади за пальто и швырнул головой вперед к каменному парапету. Тот упал лицом вниз и так и остался лежать – не шевелясь, не издавая ни звука.

– Джон! Берегись!

Услышав крик Петренко, Смит молниеносно повернул голову. Российский ученый, неистово и бессистемно размахивая перед собой портфелем, отбивался от третьего подонка. Внезапно яростный огонь в глазах Петренко погас, сменившись совершенным ужасом. Врач опустил голову и взглянул на свой живот, откуда торчал вогнанный по рукоять нож.

Послышался одиночный выстрел, по мосту раскатилось гулкое эхо.

Во лбу Петренко заалела кровавая дыра. Из затылка вылетели осколки черепной кости и брызги мозгового вещества, выбитые девятимиллиметровой пулей. Глаза врача закатились. Умирая, но и теперь не выпуская из рук портфель, он пошатнулся, упал на парапет и полетел вниз, в реку.

Краем глаза Смит заметил, что первый его противник поднимается на ноги. Лицо Волосатика было красным от крови, алые капли задерживались на щетине и летели вниз. В темных глазах пылала ненависть, в руке он держал пистолет – старенький «Макаров» советского производства. По неровной поверхности моста медленно, как в кино, катилась стреляная гильза.

Американец предельно напрягся, уже понимая: шансов почти нет. Противник слишком далеко, добраться до него не было возможности. Смит рванул в сторону и нырнул через парапет в густой туман. Опять прогремели выстрелы. Первая пуля пронеслась у Смита прямо над головой, вторая врезалась в куртку, чиркнула по коже, и плечо опалила адская боль.

Он пробил речную поверхность, подняв облако брызг и пены, вошел в ледяную, чернильно-черную воду. И устремился вниз – в самую глубь непроглядной тьмы и абсолютного безмолвия. Подполковника подхватило быстрое течение Влтавы, и, дергая за порванную куртку, за руки и ноги, швыряя из стороны в сторону и крутя, понесло на север, прочь от каменных мостовых быков.

Легкие Смита пылали, требуя воздуха. Превозмогая себя, он принялся грести и вырвался-таки из леденящих объятий бурной воды. Его голова наконец показалась на поверхности, и, жадно ловя ртом воздух, в котором его организм так остро нуждался, подполковник на какое-то время позволил себе расслабиться.

Потом, все еще плывя по течению, повернул голову и посмотрел назад. Карлов мост из-за тумана было уже не рассмотреть. Тут и там раздавались крики и взволнованные голоса. По-видимому, звуки выстрелов изрядно напугали расслабившихся в предвечерний час пражских жителей. Смит выплюнул попавшую в рот воду, повернул в сторону, устремившись к восточному берегу, борясь с течением, упорно пытавшимся увлечь его дальше за собой. Выбраться из воды следовало как можно быстрее – пока со зверским холодом не ушли остатки сил. Когда мороз, пробравшись сквозь пропитанную водой одежду, принялся жечь тело, у Смита застучали зубы.

В минуту отчаяния ему показалось, что до покрытого туманной пеленой берега уже не дотянуть. Сознавая, что времени у него в обрез, Смит собрался с силами и в последний раз рванул вперед. Наконец руки его коснулись тины и гальки – берег! В неимоверном напряжении подполковник выбрался из Влтавы на узкую полосу жухлой травы под аккуратно остриженными деревьями.

Трясясь от холода, чувствуя страшную боль в каждой мышце, он лег на спину и уставился в хмурое серое небо. Время шло. Смит отдался в руки судьбы, слишком изнуренный, чтобы действовать дальше.

Кто-то испуганно ахнул. Смит моргнул и повернул голову. На него во все глаза боязливо и изумленно смотрела миниатюрная старушка, закутанная в шубку. Из-за ног ее выглядывала, с любопытством водя носом, крохотная собачка. Воздух вокруг темнел с каждой секундой.

– Policii! – с трудом произнес сквозь стучащие зубы Смит.

Старушка расширила глаза.

Насилу оживив в памяти неважные познания в чешском, Смит прошептал:

– Zavolejte policii. Вызовите полицию.

Не успел он добавить и слова, как его поглотила быстро сгустившаяся тьма.