Текст книги "Ультиматум Борна"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Пожилой человек, болезненно скривив лицо, с трудом преклонил колени перед святым крестом. Затем, вернувшись к рядам скамеек и присев рядом с центральным проходом в шестом ряду от алтаря, он принялся следить за секундной стрелкой на наручных часах. Через две с половиной минуты он поднял голову и как можно незаметнее огляделся. Его подслеповатые глаза вскоре привыкли к полумраку собора, и он не очень ясно, но достаточно хорошо мог видеть окружающих. Вокруг него находилось около двадцати посетителей. Некоторые, опустив головы, тихо шептали слова молитв, другие, погруженные в свои мысли, молча взирали на огромное золотое распятие над алтарем. Но не они интересовали мужчину. Увидев наконец того, кого искал, пожилой человек успокоился. Все шло по плану. Священник в темном церковном одеянии быстро прошел по крайнему правому проходу вдоль рядов скамеек и скрылся за темно-красной занавесью в глубине собора.

Пожилой человек бросил еще один взгляд на часы – самое время. Монсеньор никогда не опаздывал. Точность была основным правилом Шакала. Выждав еще одну минуту, мужчина с видимым усилием поднялся со своего места, еще раз, насколько позволяло ему состояние его тела, преклонил колени и не очень уверенной старческой походкой прошел ко второй слева кабинке для исповеданий. Отодвинув рукой занавесь, он вошел внутрь.

– Анджелус Домини, – прошептал он и, встав на колени, повторил те же условленные между ними слова, что и несколько сот раз до того в течение последних пятнадцати лет.

– Анджелус Домини, сын божий, – ответил ему голос, принадлежащий невидимой фигуре за черной кисеей. Благословение завершилось тихим, с трудом сдерживаемым, скребущим кашлем. – Не испытываешь ли ты в чем-то недостатка, хорошо ли протекают твои дни?

– Более чем. Благодаря моему другу… Неизвестному другу.

– Что сказал доктор о здоровье твоей жены?

– Он сказал мне то, что, слава богу, не сказал ей. Как это ни странно, но, похоже, я переживу ее. Ее убийственный недуг очень быстро распространяется по телу.

– Очень жаль. Сколько ей осталось?

– Месяц, два… не больше. Очень скоро она окажется полностью прикованной к постели. После этого наши отношения прекратятся.

– Но почему?

– Вы ничем мне больше не обязаны, и я не потребую от вас ничего. Вы были добры к нам, и я сумел отложить кое-что, мои потребности очень малы. Откровенно говоря, предчувствуя то, что ожидает меня, я ощущаю огромную усталость…

– Это чудовищная неблагодарность с твоей стороны! – Голос во мраке за кисеей дрожал. – И это после того, что я сделал для тебя, после того, что я обещал тебе!

– Прошу прощения?

– Готов ли ты умереть ради меня?

– Конечно, на этом был основан наш договор.

– Тогда я спрошу иначе: готов ли ты жить ради меня?

– Если это именно то, что вы требуете от меня, то конечно. Единственное, что мне хотелось сообщить вам, – это то, что очень скоро мы больше не будем обременять вас. Может быть, я не точно выразился.

– Никогда не позволяй себе со мной ничего подобного!

Рвущаяся наружу ярость в шепоте человека во мраке за кисеей вылилась в глухой кашель, который подтверждал слухи, передающиеся из уст в уста в глухих переулках Парижа. Шакал был болен, может быть, смертельно болен.

– Вы держите в руках не только наш достаток, но и наши жизни. Я готов служить вам.

– Но мне показалось… Ладно. Итак, ты и твоя жена должны будете уехать. Мы позаботимся об удобстве вашего путешествия. Для этого все уже готово. Вы вместе отдохнете в одном из чудеснейших уголков мира. Ты уже можешь забрать документы и деньги в обычном месте.

– Могу ли я спросить вас, куда мы отправляемся?

– Монтсеррат. Карибское море. Необходимые инструкции будут предоставлены тебе в аэропорту Блэкбурн. Следуй им неукоснительно.

– Конечно… И еще, мне хотелось бы знать суть задания?

– Найти женщину с двумя детьми и подружиться с ними.

– И после этого?

– Убить их всех.

Брендан Префонтейн, бывший федеральный судья штата Массачусетс, вышел из банка «Бостон Файф» на залитую ярким солнцем Школьную улицу, имея в кармане пятнадцать тысяч долларов. На человека, прожившего последние пятнадцать лет в бедности, обладание такими деньгами действовало сильнее любого виски. После того как он вышел из тюрьмы, он еще никогда не имел при себе более пятидесяти долларов. Сегодняшний день стал для него особым днем. Но если подумать, то можно найти в этом положении вещей еще много интересного. Особенно поражало его то обстоятельство, что Рэндольф Гейтс согласился заплатить такую сумму, этого от него бывший судья никак не ожидал. Отдав такие баснословные деньги, Гейтс совершил непростительную ошибку, выдав тем самым всю крайнюю серьезность движущих им мотивов. Он превозмог свою жадность, ставшую притчей во языцех, поскольку влип, по всей видимости, во что-то очень опасное и, может статься, смертельное. Префонтейн не мог даже гадать, кем были эта женщина и дети и в каких отношениях они состояли с Рэндольфом фон Гейтсом, но кем бы они ни были, Дэнди-Рэнди не желал им ничего хорошего. Влиятельная фигура в мире юриспруденции с профилем Зевса вряд ли заплатила бы лишенному права на судебную деятельность, опозоренному, отвергнутому «подонку», каким был Брендан Патрик Пьер Префонтейн, такую кучу денег только потому, что в душу славного рыцаря снизошли ангелы. Тем более если его душой завладел Люцифер. И коль скоро дело обстояло именно так, то для этого «подонка» могло оказаться очень прибыльным добыть и использовать еще немного знаний, несмотря на избитую фразу серых людишек: «Знания – опасная вещь». Но только для тех, кто смотрит на них со стороны. В умелых руках определенные пикантные подробности могут стать золотой жилой, как это неоднократно бывало раньше. Пятнадцать тысяч сегодня могут запросто превратиться в пятьдесят завтра, если… если наш «подонок» сам долетит до Монтсеррата и начнет задавать там вопросы. Кроме того, подумал судья, и при этом ирландец в нем довольно хихикнул и потер руки от удовольствия, а француз вознегодовал, у него не было нормального отпуска уже целую вечность. Пора дать отдых душе и телу. Но не останавливая при этом активной мозговой деятельности. Так что вперед!

И Брендан Патрик Пьер Префонтейн помахал рукой такси, чего он в трезвом виде не делал вот уже лет эдак десять. Усевшись в машину, он обратился к подозрительно рассматривающему его шоферу и попросил отвезти в магазин мужской одежды Луиса на Фенейл Холл.

– Что, дедуля, пенсию получил?

– Более чем достаточную, чтобы заплатить за твою стрижку и выведение прыщей у тебя на лице, молодой человек. Запускай мотор, Бен Гур. Я тороплюсь.

В магазине, куда его доставили, продавалась готовая одежда, но весьма хорошего качества и довольно дорогая. После того как Префонтейн показал продавцу с подозрительно красными губами пачку стодолларовых кредиток, тот моментально стал необычайно вежливым и суетливым. В скором времени среднего размера чемоданчик из блестящей коричневой кожи наполнился подходящим для отдыха в тропиках платьем, а сам Префонтейн, распрощавшись со старой, изношенной одеждой, облачился в новые костюм, рубашку и туфли. Через час он уже ничем не отличался от достопочтенного Брендана П. Префонтейна десятилетней давности. (Второе П. он всегда отводил под Пьер, по некоторым причинам.) Следующий таксомотор домчал его до арендуемых им меблированных комнат на Ямайка Плейн, где он взял еще кое-что необходимое в дороге, включая паспорт, который всегда держал готовым к отъезду благодаря привычке, приобретенной им после пребывания в тюремных стенах. После чего такси доставило его в аэропорт Логана. Водитель этой машины уже не имел к бывшему судье вопросов по поводу его кредитоспособности. «Конечно, не одежда делает человека, – подумал Брендан, – но часто может исключить ряд неприятных сомнений окружающих в вашей личности».

На информационном табло аэропорта Логана значилось, что Бостон и острова Монтсеррат соединяют три авиалинии. Префонтейн справился у стойки о ближайшем рейсе и приобрел на него билет. Само собой разумелось, что Брендан Патрик Пьер Префонтейн всегда летал только первым классом.

В аэропорту Орли, близ Парижа, стюард «Эр Франс» осторожно вкатил по наклонному пандусу в салон «Боинга-747» кресло-каталку. Хрупкая и очень болезненная на вид женщина в кресле имела на лице чрезмерный слой косметики, наложенный на старомодный манер, грубовато и не слишком аккуратно. На ней также была широкополая шляпа с перьями австралийского какаду. Она вполне могла бы выглядеть комично, если бы не глаза, смотрящие из-под локонов небрежно выкрашенных в красное седых волос. Взгляд ее был живым, все понимающим и наполненным юмором. Всем, кто встречался с ней взглядом, открыто говорилось: «Ерунда, mesamis[2]2
  Мои друзья (фр.).


[Закрыть], я нравлюсь ему именно такой, а остальное меня не беспокоит. Вы, с вашим мнением, для меня просто кучка merde» [3]3
  Дерьма (фр.).


[Закрыть]. Он был ее спутником, пожилым человеком, осторожно ступающим по трапу рядом с креслом и то и дело легко дотрагивающимся до плеча своей подруги, как будто для поддержки собственного равновесия, но, как любому было нетрудно видеть, поэзия этого жеста говорила, что дело совсем не в том, а в них самих. Еще более внимательный взгляд мог обнаружить капельки влаги в уголках его глаз, которые мужчина быстро и как можно более незаметно для женщины время от времени утирал рукой.

– Il est ici, mon capitane[4]4
  Он здесь, мой капитан (фр.).


[Закрыть], – провозгласил стюард, обращаясь к первому пилоту, уже спешащему навстречу двум первым пассажирам авиалайнера, чтобы приветствовать их лично. Капитан осторожно взял левую руку дамы и, низко нагнув голову, прикоснулся к ней губами, затем вытянулся по стойке «смирно» и, подчеркнуто по-военному, обратился к ее седовласому спутнику с маленькой ленточкой Почетного легиона в петлице.

– Для нас это большая честь, мсье, – торжественно произнес капитан. – Я командир этого лайнера, но сегодня вы – мой командир.

Они пожали друг другу руки, и пилот продолжил:

– Если я и члены экипажа могут быть вам чем-то полезны во время полета, прошу не стесняться и обращаться прямо ко мне, мсье.

– Вы очень добры.

– Мы все знаем вас, вся страна, вся Франция.

– Ничего особенного, право…

– Напротив. Присутствовать в одном месте с Чарльзом Ле Грандом, героем Сопротивления, исключительное, особенное событие. Года не в силах затмить вашу славу.

Капитан щелкнул пальцами в направлении трех стюардесс в пока еще пустом салоне первого класса.

– Быстро, мадемуазель! Сделайте все возможное для отважного воина Франции и его леди.

После этого убийца с множеством кличек и фальшивых паспортов в прошлом был торжественно препровожден к первому почетному ряду кресел, в который была осторожно перенесена из кресла-каталки его жена. Сам он занял место рядом с ней. На подносах перед их креслами появились бокалы и бутылка дорогого шампанского. Первый бокал был поднят капитаном. Он произнес тост в честь почетной пары и еще раз пожелал им приятного полета. Когда наконец суета вокруг них улеглась и первый пилот вернулся в кабину экипажа, женщина неожиданно молча и очень лукаво подмигнула мужу. Глаза ее весело смеялись. Салон начал наполняться пассажирами. Многие из них узнавали пожилую пару в головных креслах. Над рядами кресел начали перелетать приглушенные шепотки: «Герой Сопротивления… Сам Большой Чарльз… Говорят, в Альпах он пустил в расход шестьсот бошей. А может быть, и всю тысячу…»

Через некоторое время огромный реактивный лайнер все быстрее и быстрее покатился по взлетной полосе и взмыл в летнее безоблачное небо. Пожилой «герой Франции», весь героизм которого, как сам он мог припомнить, за время войны и Сопротивления сводился к воровству, стремлению выжить любой ценой, мести за обиды, причиненные его жене, и яростному желанию находиться как можно дальше от всех армий мира или трудовых отрядов, постоянно пытавшихся включить его в свои ряды, опустил руку во внутренний карман и достал свои новые документы. В паспорте имелась его фотография, но это было единственным относящимся к нему пунктом. Остальное – имя, дата и место рождения, а также место жительства – все было незнакомым, включая список наград и привилегий, который был более чем впечатляющим. Не любопытства ради, а преимущественно из опасения не преуменьшить ненароком перед кем-нибудь свои заслуги он решил заранее изучить данный список, да и все остальное тоже. Ему сообщили, что оригинал, носящий используемое мужчиной в данный момент имя и владеющий данными паспорта, не имел живых родственников и друзей, а также что этот человек исчез из своей квартиры в Марселе, предположительно отправившись в кругосветное путешествие, да так и не вернулся из него до сих пор.

Посыльный Шакала снова открыл страничку паспорта с именем. Его нужно было обязательно запомнить и отзываться на него в любой ситуации. Хотя с таким распространенным именем это будет нетрудно. Мужчина снова и снова повторял про себя свое: Жан-Пьер Фонтейн, Жан-Пьер Фонтейн, Жан-Пьер Фонтейн.

Звук! Острый, режущий. Что-то не то, ненормальное, выпадающее из привычного набора шумов. Борн выхватил из-под подушки пистолет, кубарем слетел с кровати и замер, прислонившись к холодной стене. Опять! Короткий, громкий, одиночный стук, в дверь его номера. Он потряс головой, что-то припоминая… Алекс? «Я постучу один раз». Джейсон тихо подошел к двери и прижался ухом к деревянной панели.

– Кто там?

– Открывай, черт возьми, а то меня сейчас заметят! – судя по голосу за дверью, Конклин уже кипел от ярости. Борн распахнул дверь, и отставной разведчик, прихрамывая, ворвался внутрь, отбросив трость в сторону с таким видом, будто она ему больше не понадобится.

– Похоже, ты уже совсем потерял сноровку, – продолжал он, усаживаясь в кресло. – Я уже минут пять барабаню в дверь.

– Я не слышал.

– Дельта услышал бы. Джейсон Борн – тоже. А Дэвид Вебб не слышит ничего.

– Через пару дней ты и следов Дэвида Вебба не найдешь.

– Рассказывай. Хотелось бы чего-то посерьезней обычной твоей болтовни.

– А ты что здесь делаешь? В такой-то час? Кстати, сколько сейчас времени?

– Я распрощался с Кассетом на шоссе в 3.20. Но с тех пор много путешествовал. Продирался сквозь кусты и карабкался через ограду.

– Ого?

– Вот так. Через ограду. А ты попробуй-ка проделать это с моей-то ногой… Знаешь, в колледже, я помню, выиграл забег на пятьдесят ярдов.

– Воспоминания в сторону. Что произошло?

– Ох, и снова я слышу Вебба…

– Что произошло? И кто этот Кассет, о котором ты столько говоришь? Ты работаешь с ним?

– Он единственный из тех, кому я доверяю в Лэнгли. Только ему и Валентино.

– Так ты скажешь мне наконец, кто это такие?

– Они аналитики, но честные и прямые ребята.

– Ну тогда в чем же дело?

– А в том, что настали такие времена, что мне хочется послать все ко всем чертям…

– Алекс, переходи к делу. Скажи, зачем ты пришел сюда?

Конклин бросил на Дэвида быстрый взгляд, после чего наклонился, поднял свою трость и яростно сжал ее.

– Я получил досье на наших филадельфийцев.

– И поэтому ты здесь? И что там на них?

– Нет, дело совсем не в них. Это интересная информация, но основная причина моего визита другая.

– Так назови ее! – воскликнул Джейсон, постепенно теряя терпение. Он присел в кресло у окна, не ожидая услышать ничего хорошего. – Наш высокопрофессиональный коллега не станет бросаться на ограды вокруг частных владений в три часа утра и с его-то ногой без особых на то причин.

– Причины у меня были.

– Уповаю на то, что ты хоть когда-нибудь расскажешь мне о них. Ну?

– Это Де Соле.

– Кто еще такой?

– Де Соле из Лэнгли.

– Все еще не понял.

– Главный манипулятор из Лэнгли. Ничего нигде не случается и не начинается без его ведома. Все проходит через его руки.

– Я все еще в тумане.

– Мы в глубоком дерьме.

– И об этом я тоже в курсе.

– Снова Вебб.

– Сделай несколько глубоких вдохов и соберись с мыслями.

– Ладно, дай хоть дух перевести.

Конклин решил оставить свою трость в покое и прислонил ее к подлокотнику кресла.

– Знаешь, я никогда не доверял грузовым лифтам. Поэтому всю дорогу до твоего этажа я шел по лестнице.

– Потому что мы в дерьме?

– Да.

– Из-за Де Соле?

– Точно, мистер Борн. Стивен Де Соле. Человек, который держит палец на всех кнопках всех компьютеров в Лэнгли. Он один способен раскрутить всю машинку и если захочет, то может засадить твою старую деву тетку Грейс в тюрьму как провокатора.

– И что в итоге?

– Он связан с Брюсселем. С Тигартеном в НАТО. Кассет разузнал в верхах, что их прямая связь, о которой говорил наш посол в Лондоне, идет именно через Де Соле. Для этого имеются специальные компьютерные коды, позволяющие получать доступ к информации в обход всех существующих паролей.

– Что это означает?

– Кассет еще ничего не знает, но он чертовски зол.

– Много ли ты ему рассказал?

– Только минимум. Сказал, что я прорабатывал некоторые варианты и случайно всплыло имя Тигартена, и, мол, это больше похоже на накладку, чем на то, что мы собираемся дискредитировать его. Но я все равно хочу знать, с кем в Управлении он может связаться, подозревая, что это Питер Холланд. Я попросил Чарли осторожно прощупать это предположение.

– Надеюсь, конфиденциально и без имен.

– Сто раз да. Кассет самый сметливый парень в Лэнгли. Больше я ему ничего не говорил. Он обещал разобраться. Теперь и у него появилась дополнительная головная боль.

– Что он собирается предпринять?

– Я просил его пару дней ничего не делать, и он согласился. Но не более. Через сорок восемь часов он собирается разобраться с Де Соле.

– Не стоит, – ровным голосом сказал Борн. – Что бы эти люди ни прятали, мы можем использовать это для столкновения их с Шакалом. Использовать это для того, чтобы выманить Шакала, так же как и они использовали меня тринадцать лет назад.

Конклин задумчиво опустил взгляд на пол, затем снова поднял голову и посмотрел на Борна.

– В основе этого может лежать его самомнение, не так ли? – спросил он. – Чем больше самомнение, тем больше страх…

– Чем крупнее наживка, тем больше рыба… – закончил Джейсон. – Много лет назад ты говорил мне, что гонор Карлоса так же силен, как его голова, благодаря чему он и продержался так долго в своем бизнесе. Это тогда оказалось правдой, и это остается правдой до сих пор. Если мы сможем заставить кого-то из правительственных шишек послать ему письмо с просьбой заняться мной, убрать меня, то он клюнет на это, выпрыгнув из воды по пояс. И знаешь почему?

– Я уже сказал. Самомнение.

– Именно. Но и это еще не все. Это еще и уважение к его персоне у окружающих, заработанное Шакалом за двадцать лет непрерывной работы, начиная с Москвы. Он уже сделал себе несколько миллионов, но его клиентами всегда были наиболее неотесанные чурбаны на земле. При всем том страхе, который он вызывает, он обычный психопат. Он не оброс за свою жизнь легендами и славой, а только накопил презрение к людям, и в конце концов оно должно переполнить чашу его терпения и подтолкнуть к опасной черте. Тот факт, что через тринадцать лет он вдруг взялся сводить со мной счеты, только подтверждает мою гипотезу. До сих пор я остаюсь для него насущной проблемой, и мое убийство – тоже, потому что я являюсь продуктом нашей разведки и нашего государства. Единственное, что он хочет, так это доказать, что он лучше нас всех, вместе взятых.

– Похоже, что дела обстоят именно так. Кроме того, он до сих пор верит, что ты можешь его опознать.

– Я думал об этом, но, пойми, прошло уже тринадцать лет, и с нашей стороны не было никаких движений в его сторону, так что это маловероятно.

– Итак, ты решил начать отбивать хлеб у Мо Панова и заняться исследованием психики кровопийц?

– У нас свободная страна.

– По сравнению со многими – да, но вопрос: куда нас это может привести?

– Я знаю, что прав.

– Не слишком убедительный довод.

– Никаких фальшивок и подделок, – уверенно продолжал Борн, наклоняясь вперед, ближе к Конклину, упираясь локтями в колени и сжимая кулаки. – Карлос раскусит любую фальшь – это будет первое, что он станет искать. Наши сотрудники «Медузы» подлинные, и страх их неподдельный.

– Да, похоже на то.

– Требуется довести их до такого состояния, когда они будут готовы завязать знакомство с таким типом, как Шакал.

– Вот чего не знаю…

– Этого никто не знает, – перебил его Джейсон, – и не узнает до тех пор, пока мы не выясним, что конкретно они так тщательно скрывают.

– Если мы попытаемся использовать для этой цели Лэнгли, то Де Соле сразу окажется в курсе. И кем бы он ни был, черт возьми, он растревожит остальных.

– Тогда работаем без Лэнгли. У меня достаточно данных для самостоятельного продолжения дела, все, что мне еще нужно, это их адреса и домашние телефоны. Ты раздобудешь их мне, не так ли?

– Естественно. Это детская работа. Но что ты собираешься с этим делать?

Борн улыбнулся и спокойно, даже с некоторой нежностью, ответил:

– Собираюсь перерыть их дома или, может быть, колоть в зады иголками, между аперитивом и закусками. Как тебе такая перспектива?

– Вот теперь я слышу Джейсона Борна.

– Он перед тобой.