Текст книги "Ультиматум Борна"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

– Замечательная мысль, – перебил француз. – Bien.

– Очень bien, – подтвердил Борн. – Я буду настаивать, чтобы один открыли, а потом закричу, или упаду, или сделаю и то и другое, смотря что придет в голову, чтобы те, кто будет смотреть, надолго запомнили увиденное. Сен-Жак будет меня опекать – Джонни, погрубее и поубедительнее, – и в конце концов меня отведут на другую виллу, ближайшую к лестнице, ведущей на пляж в восточной части острова… Останется подождать.

– Этого Шакала? – спросил бостонец. – Он будет знать, где вы?

– Естественно. Многие, в том числе и прислуга, увидят, куда меня поселят. Он все узнает, для него это детская задачка.

– И вы будете ждать его, мсье? Вы считаете, что Шакал попадется на такую уловку? Это смешно!

– Совсем нет, мсье, – спокойно ответил Джейсон. – Начнем с того, что меня там не будет, а к тому времени, когда он это поймет, я уже найду его.

– Бог ты мой, почему ты так в этом уверен?! – почти прокричал Сен-Жак.

– Потому что я лучше его, – объяснил Джейсон Борн. – И всегда был лучше.

Все прошло по плану, и работники аэропорта Блэкбурн на острове Монтсеррат долго не могли прийти в себя от оскорблений рослого истеричного американца, который их всех обвинил в убийстве, в том, что позволили террористам убить его жену и детей – что они, черномазые, с радостью помогли подлым убийцам. Жителей острова не только охватила тихая ярость, были оскорблены их лучшие чувства. Ярость была тихая, потому что все сочувствовали его горю, а оскорбленными островитяне себя ощущали потому, что не могли понять, как он мог обвинять их, да еще такими обидными словами, которых никогда до этого не употреблял. Разве может такое быть, mon, что этот богатый брат веселого Джонни Сент-Джея, этот богатый-богатый друг, который вложил столько денег в остров Транквилити, на самом деле вовсе и не друг, а совсем наоборот, белокожий мусор, обвинивший их в ужасных вещах, к которым они не имеют никакого отношения, только потому, что у них черная кожа. Это ужасная загадка, mon. Это часть того безумия, того злого духа, что пришел через море с гор Ямайки и наслал проклятие на их остров. Следите за ним, братья. Следите за каждым его движением. Возможно, он тоже шторм, только не тот, что рождается на юге или востоке, а еще более опасный. Следите за ним, mon. В гневе он страшен.

И за ним стали следить. Все – от простых жителей до чиновников, потому что нервный Генри Сайкс держал слово. Официальное расследование находилось под его личным контролем. Оно было скрытым, тщательным – и несуществующим.

На пристани «Транквилити Инн» Борн повел себя даже еще хуже, он колотил собственного шурина, дружелюбного Сент-Джея, пока молодой человек его не успокоил и не отвел по лестнице к ближайшей вилле. Прислуга бегала взад-вперед, принося к воротам подносы с едой и напитками. Избранным посетителям разрешили принести свои соболезнования, включая главного помощника королевского губернатора при полном параде и орденах, символах королевской заботы. Еще был старик, прошедший войну и не понаслышке знакомый со смертью; он настоял на своем посещении убитого горем мужа и отца – его сопровождала одетая в форму сиделки женщина, в соответствии с моментом в шляпе с темной траурной вуалью. Пришли два постояльца отеля из Канады, близкие друзья владельца, которые оба встречались с Джейсоном, когда под канонаду грандиозного фейерверка отель «Транквилити Инн» открывали несколько лет назад, – они попросили позволить им выразить сочувствие и утешить несчастного. Джон Сен-Жак согласился, но с условием, что их посещение будет по возможности недолгим и что они с пониманием отнесутся к тому, что его зятю лучше оставаться в углу затемненной гостиной с зашторенными окнами.

– Все это так ужасно, так бессмысленно! – тихо произнес гость из Торонто, обращаясь к неясной фигуре в кресле в другом конце комнаты. – Я надеюсь, что вы верующий человек, Дэвид. Я – верующий. В такие моменты вера очень помогает. Ваши родные сейчас в руках господа.

– Благодарю вас. – Короткий порыв ветра с моря поколебал занавески, позволив прямому солнечному лучу проникнуть в комнату. Этого оказалось достаточно.

– Постойте, – произнес второй канадец. – Вы не… Бог ты мой, вы не Дэйв Вебб! У Дэйва…

– Тихо, – проронил Сен-Жак, стоя у дверей позади двоих посетителей.

– Джонни, я несколько часов провел в рыбачьей лодке вместе с Дэйвом, и я сразу его узнаю, когда увижу!

– Заткнитесь! – приказал владелец «Транквилити Инн».

– О боже! – тихо вскрикнул помощник королевского губернатора рубленым британским акцентом.

– Слушайте меня, вы оба, – сказал Сен-Жак, бросаясь между двумя канадцами и закрывая собой кресло. – Я жалею, что вообще вас сюда пустил, но с этим ничего не поделаешь… Я думал, вы придадите событию вес, как еще два свидетеля, на случай, если кто-нибудь станет задавать вопросы. А так и будет, и вот что вы скажете. Вы разговаривали с Дэвидом Веббом, утешали Дэвида Вебба. Понятно?

– Я ни черта не понимаю, – возразил сбитый с толку посетитель, который искал утешения в вере. – Кто это?

– Он старший помощник королевского губернатора, – пояснил Сен-Жак. – Я вам об этом говорю и надеюсь, что вы понимаете…

– Ты имеешь в виду эту армейскую шишку, который прибыл при полном параде со взводом черномазых солдат? – спросил гость, который рыбачил с Дэвидом Веббом.

– Кроме всего прочего, он еще и старший военный помощник. Он бригадный генерал…

– Но мы видели, как этот метис уходил, – запротестовал рыбак. – Из гостиной, мы все видели, как он уходил! Вместе со старым французом и сиделкой…

– Вы видели другого человека. Он был в черных очках.

– Это был Вебб?

– Джентльмены! – Помощник губернатора поднялся со стула, облаченный в скверно сидящую на нем куртку, в которой Джейсон Борн прилетел на Транквилити из аэропорта Блэкбурн. – Вы дорогие гости на нашем острове, но, как гости, вы будете выполнять чрезвычайные постановления Короны. И либо вы будете им следовать, либо мы будем вынуждены поместить вас под охрану, как мы обычно делаем в плохую погоду.

– Эй, Генри, перестань. Это друзья…

– Друзья не называют бригадиров «метисами»…

– Господин генерал, вы бы сделали то же самое, если бы вас понизили в звании до капрала, – вставил человек веры. – Мой друг не хотел вас обидеть. Задолго до того, как вся чертова канадская армия стала нуждаться в услугах инженеров его компании, он служил в пехоте. Кстати, о его компании. Ведь он не очень хорошо зарекомендовал себя в Корее.

– Хватит молоть всякую чушь, – перебил приятель Вебба по рыбалке. – То есть мы были здесь и говорили с Дэвидом, так?

– Да. И это все, что я могу вам сказать.

– Этого достаточно, Джонни. У Дэвида проблемы, чем мы можем помочь?

– Ничем – абсолютно ничем, просто следуйте расписанию мероприятий гостиницы. Час назад на ваши виллы принесли по копии.

– Лучше скажи сам, – заметил религиозный канадец. – Никогда не читаю эти чертовы увеселительные программки.

– Гостиница устраивает специальный ленч, все за счет заведения, и выступит работник метеоцентра с Подветренных островов с кратким сообщением о том, что произошло прошлой ночью.

– Это вы про шторм? – спросил пониженный в звании рыбак, а в настоящий момент владелец крупнейшей промышленной компании. – Шторм и есть шторм на этих островах. Что тут объяснять?

– Ну, почему они происходят и почему так быстро кончаются; как себя вести – в общем, успокоить общественность.

– И нужно, чтобы мы все там были, ты это хочешь сказать?

– Да, именно это.

– И это поможет Дэйву?

– Да, поможет.

– Тогда там будут все, я обещаю.

– Весьма благодарен, но как вы это устроите?

– Я разошлю еще одно приглашение, в котором будет сообщаться, что Ангус Макферсон Маклеод, председатель совета директоров «Ойл Канада Инжиниринг», платит десять тысяч долларов тому, кто задаст самый интересный вопрос. Как тебе это, Джонни? Богатеи всегда любили халяву, это наша главная слабость.

– Ловлю вас на слове, – только и смог ответить Сен-Жак.

– Пошли, – обратился Маклеод к своему религиозному другу из Торонто. – Мы будем со слезами на глазах распространять эти новости. А потом, дурацкий полковник – вот кто ты был, – где-нибудь через час мы сменим пластинку и станем рассказывать только про десять тысяч долларов и бесплатный ужин. При воздействии пляжа и солнца человеческое внимание можно удерживать приблизительно две с половиной минуты; в холодную погоду не более четырех. Поверь, я провел специальное компьютерное исследование… Джонни, на твоей вечеринке сегодня будет весь народ.

Маклеод повернулся и пошел к двери.

– Скотти, – прокричал верующий, торопясь за рыбаком. – Ты не думаешь, что говоришь! Внимание, две минуты, четыре минуты, компьютерное исследование – ни слову не верю!

– Правда? – спросил Ангус, уже взявшись за ручку двери. – Но ведь десяти тысячам долларов ты поверишь, не так ли?

– Само собой.

– Вот увидишь, это тоже мое маркетинговое исследование… Именно поэтому я владелец компании. А сейчас на мои глаза навернутся слезы – это еще одна причина, почему я глава компании.

В темной подсобке на четвертом этаже главного здания «Транквилити Инн» Борн, который уже сбросил военный мундир, и старый француз сидели на стульях перед окном, выходившим на восточную и западную аллеи, протянувшиеся вдоль берега. Внизу виллы располагались по обеим сторонам каменной лестницы, ведущей к пляжу и пристани. У каждого в руках было по мощному биноклю, через которые они внимательно оглядывали людей, прогуливавшихся по аллеям или поднимавшихся и спускавшихся по вырубленной в скале лестнице. На подоконнике перед Борном лежала переносная рация, настроенная на выделенную частоту отеля.

– Он поблизости, – тихо произнес Фонтейн.

– Что? – закричал Борн, отняв бинокль от глаз и поворачиваясь к старику. – Где? Скажите мне, где он!

– Мы не видим его, но он где-то рядом с нами.

– Что вы хотите сказать?

– Я его чувствую. Как животные чувствуют приближение грозы. Это сидит внутри вас; это страх.

– Что-то не совсем вас понимаю.

– Это касается только меня. Наверное, вы и не сможете понять. Соперник Шакала, человек со множеством лиц, Хамелеон – убийца, известный как Джейсон Борн, – не ведает страха, им движет исключительно храбрость, и это следствие его силы. Так нам говорили.

В ответ Джейсон мрачно усмехнулся.

– Выходит, вас обманывали, – тихо сказал он. – Часть этого человека охвачена таким животным страхом, какой редко кому приходилось испытывать.

– Мсье, мне трудно в это поверить…

– Уж поверьте. Ведь я и есть этот человек.

– Правда, мистер Вебб? Но все несложно исправить. Вам приходится мириться со своим вторым Я из-за этого страха?

Дэвид Вебб внимательно смотрел на старика.

– Господи, а что мне еще остается?

– Вы могли бы на время исчезнуть, вы и ваша семья. Вы могли бы мирно жить, в полной безопасности, ваше правительство бы помогло.

– Он придет за мной – за нами, – куда бы мы ни отправились.

– Но как долго он сможет вас преследовать? Год? Полтора? В любом случае меньше чем два года. Он болен; весь Париж – мой Париж – это знает. Учитывая нереальные затраты и сложности, которые сейчас возникли из-за всей этой подготовки, чтобы заманить вас в ловушку, мне кажется, это последняя попытка Карлоса. Бросайте это, мсье. Отправляйтесь к вашей жене на Бас-Тер, а потом улетайте за тысячи миль отсюда. Позвольте ему вернуться в Париж и умереть в разочаровании. Разве этого не будет достаточно?

– Нет. Он придет за мной, за всеми нами! Нужно покончить с этим здесь, сейчас.

– Похоже, скоро я воссоединюсь со своей женой, поэтому сейчас я позволяю себе не соглашаться с некоторыми людьми, такими, как вы, например, Monsieur Le Cameleon [33]33
  Мсье Хамелеон (фр.).


[Закрыть], с кем я бы точно согласился раньше.

Теперь все обстоит именно так. Я считаю, что вы можете уехать далеко-далеко. Я считаю, что вы можете забыть про Шакала и жить нормальной жизнью, за короткое время ее перестроив, но вы ведь так не поступите. Что-то внутри вас останавливает; вы не можете позволить себе стратегическое отступление, что было бы не менее благородно, поскольку позволит избежать насилия. Ваша семья в безопасности, но другие могут погибнуть, и даже это вас не останавливает. Вы должны победить…

– По-моему, хватит этого лепета, – перебил Борн, вновь поднося бинокль к глазам и концентрируясь на происходящем внизу под окнами.

– И так всегда, не правда ли? – спросил француз, изучающе глядя на Le Cameleon и не трогая свой бинокль. – Они вас слишком хорошо тренировали, слишком глубоко вбили в вас ту личность, которой вы должны были стать. Джейсон Борн против Карлоса Шакала, и Борн должен победить, необходимо, чтобы он победил… Два стареющих льва, которых давным-давно натравили друг на друга, оба горящие ненавистью, которую в них вложили недалекие стратеги, не предполагавшие, к каким последствиям это приведет. Сколькие лишились жизни, потому что пересеклись с вами? Сколько ни о чем не подозревающих мужчин и женщин было убито…

– Заткнитесь! – закричал Джейсон, но словно наяву перед ним проплыли короткие видения: Париж, а также Гонконг, Макао и Пекин – и недавняя ночь в Манассасе, штат Виргиния. Так много смертей!

Неожиданно, без всякого предупреждения, открылась дверь в темную подсобку, и внутрь быстро вошел запыхавшийся судья Брендан Префонтейн.

– Он здесь, – сообщил бостонец. – Один из патрульных отрядов, посланных Сен-Жаком, который состоял из трех человек и находился в миле отсюда по восточному берегу, не отвечал на вызовы по радио. Сен-Жак послал охранника найти их, и тот только что вернулся, но тут же убежал. Все трое убиты, у каждого по пуле в глотке.

– Это Шакал! – воскликнул француз. – Это его carte de visite – его визитная карточка. Он объявляет о своем прибытии.

Глава 16

Послеполуденное солнце неподвижно висело в небе, обжигая воздух и землю, шар огня, который стремился иссушить все под собой. А не внушавшее доверия «исследование», предложенное канадским промышленником Ангусом Маклеодом, вполне себя оправдало. Несмотря на то что несколько гидросамолетов прилетели, чтобы увезти испуганные пары, коллективное внимание обычных людей после таких событий можно было удержать на период времени более продолжительный, чем от двух с половиной до четырех минут. Как все поняли, во время предрассветного шторма имело место ужасное происшествие, акт мести. В него был замешан человек, желавший отомстить старым врагам, убийца, давно покинувший остров. После того как убрали ужасные гробы вместе с прибитым к берегу искореженным катером и по радио прозвучали успокаивающие слова правительства, а также тут и там стали периодически появляться ненавязчивые охранники, к людям возвратилось чувство безопасности – конечно же, не абсолютной безопасности, потому что среди них был скорбящий человек, но он не показывался на людях и, как им сказали, должен был скоро покинуть остров. И, несмотря на весь ужас произошедшего – естественно, безмерно преувеличенный чрезвычайно суеверным населением острова, – их лично это не касалось. Это был акт насилия, не имевший к ним непосредственного отношения, и, невзирая ни на что, жизнь продолжалась. Семь пар остались в гостинице.

– Бог мой, мы платим по шестьсот долларов в день…

– За нами-то никто не охотится…

– Черт, со следующей недели снова придется торчать в отделе закупок, так что надо ловить момент…

– Не бойся, Ширли, они не будут упоминать наших имен – они мне обещали…

Под палящим и неподвижным полуденным солнцем маленький грязный заговор на обширных карибских просторах как-то потерялся, и с каждым следующим глотком «Bain de Soleil» или рома смерть отступала все дальше. Несмотря на то что прежнее настроение полностью вернуть было невозможно, сине-зеленые волны все так же набегали на пляж, маня редких купальщиков войти в воду, околдовывая их тела прохладным текучим ритмом бесконечного океана. На остров Транквилити вернулось относительное спокойствие.

– Вон там! – закричал герой Франции.

– Где? – закричал в ответ Борн.

– Четыре священника. Идут шеренгой по аллее.

– Они черные.

– Цвет кожи не имеет значения.

– Он был священником. Когда я видел его в Париже, в церкви Нейл-сюр-Сьен.

Фонтейн опустил бинокль и посмотрел на Джейсона.

– В церкви Святого Причастия? – тихо спросил он.

– Я не помню… Который из них он?

– Вы видели его в одеждах священника?

– А этот сукин сын видел меня. И он знал, что я знал, что это был он. Который из них?

– Его там нет, мсье, – ответил Жан-Пьер, медленно поднося бинокль к глазам. – Это еще одна carte de visite. Карлос все предвидит; он любит геометрию. К нему не добраться по прямой линии, только через стороны и переходя с уровня на уровень.

– Звучит, как чертова восточная мудрость.

– Значит, вы все понимаете. Ему пришло в голову, что на этой вилле вас может и не быть, а если это так, он хочет, чтобы вы знали, что ему все известно.

– Как в Нейл-сюр-Сьен…

– Нет, не совсем. Сейчас у него нет полной уверенности. А в церкви Святого Причастия она у него была.

– И что мне делать?

– А как думает Хамелеон?

– Самым очевидным решением будет ничего не предпринимать, – произнес Борн, глядя на творящееся внизу. – Его это не устроит, потому что его неуверенность слишком велика. Он скажет себе: «Он слишком для этого умен. Я мог бы взорвать его ракетой вместе с виллой, значит, он где-то еще».

– Думаю, вы правы.

Джейсон нагнулся и взял с подоконника ручную рацию. Он нажал кнопку и вызвал:

– Джонни?

– Да?

– Видишь тех четырех черномазых священников на дороге?

– Да.

– Пошли охранника, пусть их остановит и приведет в вестибюль. Пусть скажет, что их желает видеть владелец гостиницы.

– Эй, они не собираются заходить на виллу, они просто идут мимо и молятся за тех несчастных, кто внутри. Викарий позвонил мне из города, и я дал разрешение. Дэвид, это свои.

– Черта с два, – возразил Джейсон Борн. – Делай, как я говорю.

Хамелеон повернулся на стуле и оглядел кладовку. Он соскочил со своего места и прошел к комоду с зеркалом. Выхватил из-за пояса пистолет, разбил зеркало, поднял осколок и отнес его Фонтейну. – Через пять минут после моего ухода начинайте время от времени сигналить через окно.

– А что собираетесь делать вы?

– То же, что и он. Превращусь в туриста на острове Монтсеррат, беспечного «постояльца» «Транквилити Инн». – Борн снова потянулся за рацией; взял ее, нажал на кнопку и начал отдавать приказы. – Отправляйся вниз, в магазин мужской одежды, и принеси мне три разных рубашки, пару сандалий, две или три соломенные шляпы с большими полями и серые или черные шорты. Потом пошли кого-нибудь в магазин спортивного снаряжения за мотком лески, рассчитанной на вес в сотню фунтов, складным ножом – и парой сигнальных патронов. Жду тебя у лестницы. Поторапливайся.

– Значит, вы не прислушаетесь к моим словам, – сказал Фонтейн, опуская бинокль и глядя на Джейсона. – Monsieur Le Cameleon отправляется на работу.

– Да, он отправляется на работу, – подтвердил Борн, возвращая рацию на подоконник.

– Если вы, или Шакал, или оба будете убиты, могут погибнуть другие, совершенно невинные люди…

– Не из-за меня.

– Разве это важно? Разве важно для жертв или их семей, кто несет ответственность?

– Старина, не я выбирал обстоятельства, а они меня.

– Но вы можете их изменить.

– Как и он.

– У него нет совести…

– Кто бы говорил.

– Я принимаю упрек, но я потерял кое-что очень для меня ценное. Может быть, поэтому я вижу, что у вас совесть есть – у вашего второго «я».

– Бойтесь этого лицемерного реформатора. – Джейсон направился к двери, рядом с которой висел украшенный перевязями военный мундир с офицерской фуражкой. – Кроме всего прочего, он еще и зануда.

– А не лучше ли вам посмотреть, как будут задерживать священников? Чтобы принести вещи, которые вам нужны, Сен-Жаку понадобится какое-то время.

Борн остановился и оглянулся, холодно глядя на многословного француза. Он хотел уйти, скрыться от этого старого человека, старика, который так много говорит – и так много уже сказал! Но Фонтейн прав. Было бы глупо не посмотреть, что произойдет внизу. Неловкая, необычная реакция, быстрый, испуганный взгляд в сторону – незаметные, обычно неосознанные неверные движения, которые так часто указывали на скрытую струну, ведущую к детонатору взрывоопасной ловушки. Джейсон в тишине вернулся к окну, взял бинокль и поднес его к глазам.

Офицер в черно-красной форме полиции острова Монтсеррат приблизился к процессии из четырех священников; он, очевидно, в равной степени смущался и испытывал почтение – вежливо склонил голову и начал жестами указывать на стеклянные двери вестибюля; все четверо собрались вместе, чтобы его послушать. Взгляд Борна двигался в пределах видимого через бинокль, изучая выражение лица каждого черного монаха, быстро перебегая от одного к другому. Он тихо обратился к французу:

– Вы видите то же самое, что и я?

– Четвертый из них, который шел последним, – отозвался Фонтейн. – Он насторожился, а остальные нет. Он боится.

– Его подкупили.

– За тридцать сребреников, – ухмыльнулся француз. – Вы, конечно же, пойдете вниз и прикончите его.

– Конечно же, нет, – возразил Джейсон. – Он мне нужен именно там, где он сейчас. – Борн схватил с подоконника рацию. – Джонни?

– Да?.. Я в магазине. Буду через несколько минут…

– Ты знаешь этих священников?

– Только одного, который называет себя «викарием»; он регулярно приходит за подаянием. И они не совсем священники, Дэвид, они скорее «служители» религиозного ордена. Очень религиозного и очень местного.

– А викарий среди них?

– Да. Он всегда идет первым.

– Хорошо… Небольшое изменение плана. Отнеси одежду к себе в контору, потом пойди и встреть священников. Скажи им, что с ними хочет увидеться правительственный чиновник и сделать пожертвование в знак благодарности за их молитвы.

– Что?

– Потом все объясню. А теперь поторопись. Встретимся в вестибюле.

– Ты имеешь в виду мою контору, да? Не забывай, я еще принесу одежду.

– Они появятся позже – приблизительно через минуту, я уже успею сменить одеяние. У тебя там есть фотоаппарат?

– Три или четыре. Постояльцы их часто теряют…

– Сложи их вместе с одеждой, – перебил Джейсон. – Действуй!

Борн прикрепил было рацию к поясу, но передумал. Он отстегнул ее и отдал Фонтейну.

– Вот, держите. Я найду другую и буду на связи… Что там внизу?

– Наш насторожившийся святоша оглядывается, они уже подходят к дверям вестибюля. Похоже, теперь он всерьез напуган.

– Куда он смотрит? – спросил Борн, хватая бинокль.

– Это не поможет. Он смотрит во все стороны.

– Черт!

– Они уже у дверей.

– Я сейчас оденусь…

– Я вам помогу.

Старик француз встал со стула и пошел к вешалке. Он снял мундир и фуражку.

– Если вы собираетесь проделать то, что я думаю, старайтесь держаться поближе к стене и не оборачивайтесь. Помощник губернатора немного полнее вас, поэтому сзади мундир придется собрать в складки.

– А вы знаете, что делаете, не так ли? – заметил Борн, вытягивая руки, чтобы француз помог вдеть их в рукава мундира.

– Немецкие солдаты всегда были толще нас, особенно капралы и сержанты – ну, вы понимаете, сардельки и все такое. Так что приходилось идти на некоторые хитрости.

Неожиданно, как будто его подстрелили или с ним сделались судороги, Фонтейн вскрикнул и обежал Борна, встав перед его лицом.

– Mon Dieu!.. C’est terrible! [34]34
  Боже мой! Это ужасно! (фр.)


[Закрыть] Губернатор…

– Что такое?

– Королевский губернатор!

– Что с ним?

– Все произошло в аэропорту, так быстро, так стремительно! – крикнул старый француз. – Да еще все, что случилось потом – моя жена, убийство, – все равно, это для меня непростительно!

– Да о чем вы говорите?

– Тот человек на вилле, военный офицер, чью форму вы носите. Он его помощник!

– Мы это знаем.

– А вот чего вы, мсье, не знаете, – это того, что первые указания мне исходили от королевского губернатора.

– Какие указания?

– Указания Шакала! К.Г. – его связной.

– О боже, – прошептал Борн, бросаясь к стулу, на котором Фонтейн оставил рацию. Он взял ее, проглотил комок в груди, мысли путались, но Джейсон взял себя в руки. – Джонни?

– Господи, у меня заняты обе руки, и я иду к конторе, а эти проклятые попы уже ждут меня в вестибюле! Что еще тебе надо?

– Успокойся и слушай очень внимательно. Насколько хорошо ты знаешь Генри?

– Сайкса? Помощника королевского губернатора?

– Да. Джонни, я с ним несколько раз встречался, но я его не знаю.

– А я его отлично знаю. Если бы не он, у тебя бы не было сейчас дома, а у меня «Транквилити Инн».

– Он поддерживает связь с губернатором? Я имею в виду, сейчас он докладывает К.Г. о том, что здесь происходит? Подумай, Джонни. Это важно. На той вилле есть телефон; он может постоянно общаться с Домом правительства. Он это делает?

– Ты имеешь в виду, общается ли он с самим К.Г.?

– С любым человеком оттуда.

– Нет, поверь мне. Все настолько тихо, что даже полиция не знает о происходящем. А что касается К.Г., то ему лишь обрисовали ситуацию, без имен, без всего, сообщили только то, что готовится ловушка. К тому же он сейчас на своей яхте и знать ничего не хочет, пока все не закончится… Это его распоряжение.

– Это на него похоже.

– А почему ты спрашиваешь?

– Потом объясню. Пошевеливайся!

– Слушай, прекрати командовать!

Джейсон отложил рацию и обернулся к Фонтейну:

– Все ясно. Губернатор не из стариковской армии Шакала. Он наемник другого типа, наверное, как тот юрист Гейтс из Бостона – просто подкуплен или запуган, но ничего личного.

– Вы уверены? Ваш шурин уверен?

– Губернатор сейчас на рыбалке. Ему дали приблизительную информацию, не более того, и он приказал ничего ему не сообщать, пока все не закончится.

Француз вздохнул:

– Жаль, что мои мозги успели так постареть и заизвестковаться. Если бы я вспомнил раньше, мы могли бы его использовать. Ладно, давайте наденем на вас мундир.

– А как бы мы его использовали? – спросил Борн, вновь протягивая руки.

– Он ушел в… – как это сказать?

– В тень. Он вне игры, просто наблюдатель.

– Я знал многих, таких, как он. Все они хотят, чтобы Карлос проиграл; он хочет, чтобы Карлос проиграл. Это для него единственный выход, но сам он слишком боится поднять на Шакала руку.

– И как бы мы его переманили на нашу сторону? – Джейсон застегивал мундир, в то время как Фонтейн занялся ремнем, прилаживая под ним материю.

– Le Cameleon задает такой вопрос?

– Я давно не занимался этими вещами.

– Ах да, – согласился француз, туже затягивая ремень. – А я-то перед ним распинаюсь.

– Заткнитесь… Просто скажите, как?

– Tres simple, monsieur[35]35
  Очень просто, мсье (фр.).


[Закрыть]. Мы сказали бы ему, что Шакал уже знает о том, что он его предал, – я бы сам ему это сказал. Кому же это знать, как не агенту монсеньора?

– А вы здорово соображаете. – Борн подтянул живот, а Фонтейн заставил его повернуться и стал проверять планки и нашивки на мундире.

– Я просто стараюсь выжить, не лучше и не хуже других, – за исключением моей жены. Просто у меня это получается удачнее, чем у многих.

– Вы ее очень сильно любили, да?

– Любовь? Да, думаю, это так, хотя внешних проявлений было немного. Может быть, нам было просто хорошо вместе, но страсти не было. Не обязательно заканчивать предложение, чтобы тебя поняли, а чтобы засмеяться, достаточно посмотреть друг другу в глаза, и не нужно слов. Наверное, это приходит с годами.

Некоторое время Джейсон не двигался, со странным выражением глядя на француза.

– Я хочу прожить столько же лет, сколько прожили вы, старина, я очень, очень сильно этого хочу. Те годы, что я провел с моей… женой… оставили шрамы, которые не заживут, не смогут зажить, пока внутри меня что-то не изменится, не очистится или не исчезнет. Вот так.

– В таком случае вы слишком сильный, или слишком упрямый, или слишком глупый!.. И не надо на меня так смотреть. Я уже сказал, что не боюсь вас, я больше никого не боюсь. Но если то, что вы говорите, – правда, если у вас внутри действительно такое творится, по-моему, вам будет лучше отбросить все мысли о любви и сконцентрироваться на ненависти. И если у меня не получается урезонить Дэвида Вебба, я должен подействовать на Джейсона Борна. Охваченный ненавистью Шакал должен умереть, и только Борн может его убить… Вот ваша фуражка и темные очки. Держитесь поближе к стене, иначе будете выглядеть как военный петух, задравший хвост цвета хаки, чтобы нагадить.

Не говоря ни слова, Борн поправил фуражку и очки, открыл дверь и вышел. Он дошел до лестницы и побежал вниз, едва не врезавшись в чернокожего слугу в белоснежной куртке, который выходил из дверей, ведущих на третий этаж, с подносом в руках. Он кивнул молодому человеку, тот посторонился, давая ему пройти, как вдруг тихий звук, похожий на звук расстегиваемой «молнии», и резкое движение, которое он заметил боковым зрением, заставили его обернуться. Официант доставал из кармана электронный жучок! Джейсон круто развернулся и бросился вверх по лестнице, его руки с размаху врезались в тело юноши, выбив приборчик у того из рук вместе с подносом, который упал на лестничную площадку. Стоя над ним, сжимая одной рукой жучок, а другой горло официанта, Борн неслышно, шепотом спросил:

– Кто приказал тебе это сделать? Отвечай!

– Эй, mon, я буду с вами драться! – закричал юноша, вывернулся, освободил правую руку и кулаком вмазал Борну по левой скуле. – Мы здесь не хотим плохих mon! Наш босс-mon самый лучший! Вы не испугаете меня!

Слуга ударил Джейсона коленом в пах.

– Ах ты, сопливый сукин сын! – взвился Le Cameleon, левой рукой хлеща юношу по лицу, а правой держась за пострадавшее мужское достоинство. – Я его друг, его брат! А ну, прекрати!.. Джонни Сент-Джей мой брат! Шурин, если это так важно!

– Да? – отозвался рослый, молодой и атлетичный на вид слуга, в его широко открытых, смущенных карих глазах читалась обида. – Вы mon сестры нашего босса Сент-Джея?

– Я ее муж. А ты кто такой?

– Я старший коридорный третьего этажа, сэр! Скоро я буду на втором, потому что я очень хороший. И еще я очень хороший боец – меня обучил отец, правда, сейчас он уже старый, как вы. Хотите еще подраться? Я думаю, что смогу вас победить! У вас волосы седые…

– Заткнись! Зачем тебе жучок? – спросил Джейсон, держа в руке маленькую коричневую коробочку и медленно отстраняясь от молодого официанта.

– Я не знаю, mon – сэр! Плохие вещи случились. Нам сказали, что, если увидим людей, бегающих по лестнице, то надо нажать кнопки.

– Но почему?

– Лифты, сэр. У нас очень быстрые лифты. Зачем гостям бегать по лестницам?

– Как тебя зовут? – спросил Борн, вновь надевая шляпу и солнцезащитные очки.

– Измаил, сэр.

– Как в «Моби Дике»?

– Я таких не знаю, сэр.

– Еще узнаешь.

– Почему?

– Точно не знаю. Ты очень хорошо дерешься.

– Я не вижу связи, mon – сэр.