Текст книги "Выбор"

Автор книги: Роберт Рождественский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

имена

полыхают,

к а к ордена!..

К а ж д о е имя

в ночи горит

своим,

особым огнем...

Д з е р ж и н с к и й .

Гагарин.

Куйбышев.

Рид.

Чкалов.

Ж у к о в .

Артем...

Их много.

Всех их

не перечесть.

Их много.

Куда ни взгляни...

134

Но если бы,

если бы только здесь!

Если бы

только они!

А то – повсюду!

И голос дрожит.

И я закрываю глаза.

Помнить об этом

труднее, чем ж и т ь .

Не помнить об этом —

нельзя!..

Последнюю зависть к живым затая,

лежат,

как во мгле полыньи,

твои,

Революция,

сыновья —

любимые дети твои.

В ноющих песках

и в молчащих снегах,

в медлительном шелесте трав.

У сонных колодцев,

в немых сквозняках

пронизанных солнцем дубрав.

Т а м , где т о с к у ю т перепела,

т а м , где, почти на весу,

легкая, утренняя пчела

пьет из цветка

росу.

Где клены околицу сторожат

и к у к у ш к а пророчит свое...

В безбрежной планете

солдаты лежат,

изнутри

согревая

ее...

Они —

фундамент.

Начало начал.

Вслушиваясь в тишину,

держат они на своих плечах

эту стену

и эту страну.

135

Единственным знаменем

осенены,—

гордость и боль моя...

Пылает

на плитах кремлевской стены

алфавит

от «А» до «Я»...

И, задохнувшись,

я говорю:

Отныне —

и каждый день —

по этому

каменному

букварю

я бы учил

детей!

Нет, не по б у к в а м ,

не по складам,

а по этим жизням

учил!

Я бы им

главное передал.

Вечное поручил...

Мы мало живем.

Но живем не зря!..

Веет ветер с М о с к в ы – р е к и .

Пред лицом

гранитного букваря

караул

чеканит

шаги.

И С Т О Р И Ч Е С К О Е ОТСТУПЛЕНИЕ О КРЫЛЬЯХ

Мужичонка-лиходей –

рожа варежкой —

дня двадцатого апреля

года давнего

закричал вовсю

в Кремле,

на Ивановской,

дескать,

136

«Дело у пего

Государево!!.»

К т о таков?

Почто вопит?

Во что верует?

Отчего в глаза стрельцам

глядит без робости?

Вор – не вор,

однако кто его ведает...

А за крик

держи ответ

по всей строгости!..

М у ж и ч к а того

недремлющая стража взяла.

Па расспросе

объявил этот странный тать,

что клянется смастерить

два великих крыла

и на оных,

аки птица,

будет в небе летать...

Подземелье.

Стол дубовый.

И стена на три к р ю к а .

По стене плывут, качаясь,

тени страшные.

Сам боярин Троекуров

у с м у т ь я н а – м у ж и к а ,

бородою тряся,

грозно спрашивали:

– Что творишь, холоп?..

– Не худое творю...

– Значит, хочешь взлететь?..

– Д а ж е очень хочу...

– А к и птица, говоришь?..

– А к и птица, говорю...

– Ну а как не взлетишь?..

– Непременно взлечу!..

...Был расспрашивай бахвал

строгим способом,

шли от засветло расспросы

и до затемно.

137

Дыбой гнули м у ж и к а ,

а он упорствовал:

«Обязательно взлечу!..

Обязательно!!.»

Вдруг и вправду полетит

мозгля крамольная?!

Вдруг понравится царю

потеха знатная?!

11ризадумались боярин

и промолвили:

– Ладно!..

Что тебе, холоп,

к работе

надобно?..

...Дали все, что просил

для крылатых дел:

два куска холста,

драгоценной слюды,

прутьев ивовых,

на неделю еды.

( И подьячего,

чтоб смотрел-глядел...)

Необычное

м у ж и ч о к мастерил,

вострым ножиком

он холсты кромсал,

из белужьих жабр

хитрый клей варил,

прутья ивовые

в три ряда вязал.

От рассветной зари до темных небес

он работал и не нечалился.

Он старался – черт,

он смеялся – бес:

«Получается!..

Ой, получается!!.»

Слух пошел по М о с к в е :

«Лихие дела!..

М у ж и ч о н к а . . .

да чтоб мне с места не встать!..

Завтра в полдень, слышь?—

два великих крыла.

На Ивановской...

аки птица, летать...»

138

– Что творишь, холоп?..

– Не худое творю...

– Значит, хочешь взлететь?

– Д а ж е очень хочу...

– А к и птица, говоришь?..

– А к и птица, говорю...

– Ну а как не взлетишь?..

– Непременно взлечу!..

...Мужичонка-лиходей —

рожа варежкою,—

появившись из ворот

скособоченных,

дня тридцатого апреля

на И в а н о в с к у ю

вышел-вынес

два крыла перепончатых!

Были крылья угловатыми

и мощными,

распахнулись —

всех зажмуриться

заставили!

Были тоненькими очень ~

да не морщили.

Были словно ледяными

да не таяли.

Отливали эти крылья

сверкающие

то ли – к р о в у ш к о ю ,

то ли – пожарами...

Сам боярин Троекуров

со товарищами

поглазеть на это чудо пожаловали...

Крыльев радужных таких

• земля не видела.

И надел их м у ж и к ,

слегка важничая.

Вся Ивановская площадь

шеи

вытянула,

ирнготовилася ахнуть

вся Ивановская!..

Вот он крыльями взмахнул,

сделал первый ш

139

Вот он чаще замахал,

от усердья взмок.

Вот на цыпочки встал,—

да не взлеталось никак

Вот он щеки надул,—

а взлететь не мог!..

Он II плакал,

И молился,

и два раза отдыхал,

закатив глаза,

подпрыгивал по-заячьи.

Он поохивал,

присвистывал,

он крыльями махал

и ногами семенил, как в присядочке.

По земле стучали крылья,

крест мотался на груди.

Обдавала пыль

вельможного боярина,

М у ж и к у у ж е кричали:

« Н у , чего же ты?

Л е т и !

Обещался, так взлетай, окаянина!..»

А когда он завопил:

«Да где ж ты, господи?!» —

и купца задел крылом,

пробегаючи,

вся Ивановская площадь

взвыла

в хохоте,

так, что брызнули с крестов

стаи галочьи!..

А м у ж и к упал на землю,

как подрезали.

И не слышал он

ни хохота,

ни карканья...

Сам

боярин Троекуров

не побрезговали:

подошли к м у ж и ч к у

и в личность харкнули.

И сказали так боярин:

140

«Будя!

Досыта

посмеялись...

А теперь давай похмуримся...

Батогами его!

Но чтоб – не до смерти...

Чтоб денечка два пожил

да помучился...»

Ой, взлетели батоги

посреди весны!

Вился каждый батожок

в небе

пташкою...

И оттудова —

да поперек спины!

Поперек спины —

да все с о т т я ж к о ю !

Чтобы думал —

знал!

Чтобы впрок —

для всех!

Чтоб вокруг тебя

стало красненько!

Да с размахом —

а-ах!

Чтоб до сердца —

э-эх!

И еще раз —

о-ох!

И – полразика!..

– В землю смотришь, холоп?..

– В землю смотрю...

– Полетать хотел?..

– И теперь хочу...

– А к и птица, говорил?..

– А к и птица, говорю!..

– Ну а дальше как?..

– Непременно взлечу!..

...Мужичонка-лиходей —

рожа в а р е ж к о й , —

одичалых собак

пугая стонами,

141

в ночь промозглую

лежал на Ивановской,

будто черный крест —

руки в стороны.

Посредине государства,

затаенного во мгле,

посреди берез и зарослей смородинных,

на заплаканном,

залатанной,

загадочной Земле

хлеборобов,

храбрецов

и юродивых.

Посреди иконных ликов

и немыслимых личин,

бормотания

и тоски неосознанной,

посреди пиров и пыток,

пьяных песен и лучин

человек лежал ничком

в крови собственной.

Он лежал одни,

н не было

ни звезд, ни облаков.

Он лежал,

широко глаза открывши...

И спина его горела

не от царских батогов,—

прорастали крылья в ней.

Крылья.

К р ы л ы ш к и .

Ш А Г И

Скоро полночь.

Грохочут шаги в тишине...

О т р а ж а я с ь от каменных стен и веков,

эхо памяти

медленно плещет во мне...

Двести десять шагов,

двести десять шагов...

Через все, что мы вынесли,

превозмогли,—

двести десять шагов непростого пути...

142

Вся история нашей живучей Земли —

предисловие

к этим

двумстам десяти!..

Двести десять шагов,

двести десять шагов.

МИМО Д О Л Г О Й ,

бессонной

кремлевской стены.

Сквозь безмолвье

ушедших в легенду

полков

и большую усталость

последней войны...

П а м я т ь , намять,

за собою позови

в те далекие,

промчавшиеся дни.

Ты друзей моих ушедших о ж и в и ,

а друзьям ж и в у щ и м

молодость верни.

Память, память,

ты же можешь!

Ты должна

на мгновенье эти стрелки повернуть.

Я хочу не просто вспомнить имена.

Я хочу своим друзьям

в глаза взглянуть.

Посмотреть в глаза

и глаз не отвести.

Уставать,

шагать

и снова уставать...

Д а й мне волн

до конца тебя нести.

Д а й мне силы

ничего на забывать.

Т Р У Д

П о к а

пространств

в

е

к р у ж и т с я планета,

на ней,

143

пропахшей солнцем.

никогда

не будет дня,

чтоб не было

рассвета.

не будет дня,

чтоб не было

труда!..

Т а к было

в нашей жизни быстротечной:

пришел,

в победном реве

медных труб,

взамен войны —

Великой и Отечественной —

Великий

и Отечественный

труд!..

Вся жизнь

к а к будто начиналась снова

в бессонной чехарде ночей и дней.

И это было легче не намного,

чем на войне.

А иногда – трудней...

Великий труд,

когда забот по горло.

Огромный труд

всему наперекор...

Работа шла

не просто для прокорма.

А в общем-то

к а к о й там был

прокорм!

К у с о к сырого

глинистого хлеба.

Вода из безымянного ручья.

И печи обгорелые – до неба

торчащие

над призраком жилья.

Такая память нас везде догонит.

Не веришь, так пойди перепроверь:

два дома неразрушенных —

на город!

Один м у ж и к —

на восемь деревень!..

144

Расскажешь ли,

к а к , отпахав,

отсеяв,

споткнулись мы

о новую беду

и к а к слезами

поливали землю

в том —

выжженном —

сорок шестом

году!

Как мышцы затвердевшие немели

и отдыха не виделось вдали...

М ы выдержали.

Сдюжили.

Сумели.

В который раз

себя превозмогли...

Свою страну, свою судьбу врачуя,

мы

не копили силы про запас.

И не спасло нас

никакое чудо.

А что спасло?

Да только он и спас —

Великий и Отечественный.

Только!

Помноженный на тысячи.

Один...

П у с т ь медленно,

пусть невозможно долго,

но праздник наш поднялся из руин!

Поднялся праздник

и расправил плечи.

Разросся, подпирая облака...

Что ж,

завтра будет проще?

Будет легче?

Наоборот:

сложней наверняка!..

У ж е сейчас —

совсем не для забавы —

6 844

145

заводим мы незряшный разговор:

К а к а я магистраль

нас ждет

за БАМом?

Где он лежит —

грядущий Самотлор?..

...Распахнуты сердца.

Открыты лица.

Тайга стоит

у ж е в заре по грудь.

Стартует утро.

Царствует и длится

Великий труд.

Отечественный труд!

На стройках,

на полях

и на дорогах,

в столичном гуле,

в деревнях глухих,

на самых мудрых

синхрофазотронах

и в самых немудреных

мастерских!

Не надо

снисходительной гримасы

по поводу

«не той величины».

Ведь есть не только

Б А М ы и КамАЗь

есть неизбывный

общий труд

страны!

Где без обид несут свои заботы,

вершат свои нелегкие дела

обычные совхозы

и заводы,

которым нет ни славы,

ни числа.

Не слишком-то надеясь на везенье,

живет страна,

мечтая и терпя.

Слесарит,

инженерит,

пашет землю.

146

И верит в жизнь.

И создает себя!

Труд

правит

миром!

Он пьянит,

как брага!

Он объявляет:

все иль ничего!

А без него

любое знамя —

тряпка!

Любое слово без него —

мертво!

Великий от великого усилья.

вознесший над страной крыло свое!

Отечественный!

Ибо в нем – Россия

и сестры

равноправные

ее!..

Пока в пространстве

к р у ж и т с я планета,

на ней -

пропахшей солнцем —

никогда

не будет дня,

чтоб не было

рассвета!

Не будет дня,

чтоб не было

труда!

Н Е Л И Р И Ч Е С К О Е О Т С Т У П Л Е Н И Е О Д О Р О Г А Х

Все когда-нибудь

делают шаг

за порог.

Ж и з н ь у всех —

на дорогах бренных...

147

А мечтаю я

о пятилетке дорог.

Не абстрактных.

Вполне конкретных...

Вы прислушайтесь:

души людские томя,

в черноземах и в глинистой ж и ж е

стонут в голос,

воют,

ревут ревмя

на конкретных дорогах машины!

Д а ж е если к а к а я беда пришла,

то доехать

в средине марта

от села одного

до другого села —

ни рессор не хватит,

ни мата!..

11онпмаю,

что очень огромна страна,

допускаю,

что мы – не боги.

З н а ю :

в слове «до-ро-га»

звенит цена,—

дорогие нынче

дороги!..

Л а д н о , дорого...

Что ж,

нагрузили – вези.

Песни пой,

себе в утешенье...

Ну а хлеб,

лежащий

в целинной грязи!

Он -

дешевле?!

А далекие рейсы, будто на приз?!

(«Доберется!..

Авось не утонет...»)

Разве долгий подвиг -

шоферский риск

148

ничего не стоит?!

А колдобины

на ежедневном пути

(чуть расслабишься —

треснет шея)...

А сама невозможность

проехать,

пройти?!

Разве это – дешевле?!

Не хочу, торопясь,

предвещать закон,

сгоряча

городить напраслину.

Но в Д е р ж а в е такой,

в Государстве таком

бездорожье —

у ж е безнравственно!

Это – факт!

И дело не в чьей-то молве.

Я

намеренно не стихаю...

Не ищите поэзии в данной главе!

Не считайте ее

стихами!..

Не стихи

пишу —

хриплым криком

кричу.

Не себе

прошу —

для Отчизны

хочу.

Д л я нее —

океанами стиснутой,

драгоценной,

одной,

единственной!

Д л я которой мы трудимся

столько лет,

для которой

поем и печалимся...

149

Недоступного нет,

невозможного нет,

если только миром навалимся!

Если только – с сердцем,

с умом,

с душой...

И Д о р о г а наша

сквозь время,

та,

которая пишется

с буквы большой,

станет

к нашим потомкам

добрее!..

Всей наивностью

этих спешащих строк,

всею ширью .Земли,

всею далью

я мечтаю о пятилетке дорог,—

самой трудной мечтой

мечтаю...

За такое можно отдать и ж и з н ь ,

если это приблизит

сроки...

А сегодня, по-моему,

коммунизм

есть

Советская власть

плюс дороги!

Ш А Г И

Небо темное

без берегов.

На стене имена горят...

Двести десять

парадных

шагов!

Словно это и впрямь —

парад!

150

Необъявленный,

странный,

ночной!.

В и ж у :

выстроились войска,

озаренные круглой луной,

продирающейся

сквозь облака...

Я друзей отца узнаю,—

вон они вдалеке стоят...

Впереди —

в суровом строю —

сводный полк

Неизвестных солдат!..

Все

пришли в эту ночь сюда

отовсюду,

где шла война:

с ноздреватого

невского льда,

из-под Бреста

и Бородина!

С Д а у г а в ы ,

с Д о н а ,

с Д н е п р а ,

кто – на лошади,

кто – пешком...

И безмолвным громом

«Ура-а!..»

перекатывается

над полком!..

Мне тревожно,

холодно мне.

Ветер скорби

хлещет в ушах.

В потрясающей тишине

государственный

слышен

шаг!

И слова команды

слышны.

В небе

грустные марши

парят...

151

I 1(>ЯПЛЯЮТСЯ

из стены

принимающие

парад.

Командармы далеких дней,

чашу

выпившие до дна.

Застывают

возле камней,

там, где выбиты

их имена...

И молчат они.

И глядят.

Будто верят,

что скоро

в ночи

к ним из молодости прилетят

бесшабашные трубачи!..

Вспоминают бойцов своих.

Снова чуют

цокот

подков...

Невесомые

руки их -

у невидимых

козырьков.

В О Й Н А

Было Училище.

Форма – на вырост.

Стрельбы с утра.

Строевая – зазря...

Полугодичный

ускоренный выпуск.

И на петлице —

два кубаря...

Шел эшелон

по протяжной

России,

шел на войну

сквозь мельканье берез

«Мы разобьем их!..».

152

«Мы их осилим!..»,

« М ы им докажем!..» —

гудел паровоз...

Станции

как новгородское вече.

М и р ,

где клокочет людская беда.

Шел эшелон.

Л навстречу, навстречу —

лишь

санитарные поезда...

В глотку не лезла

горячая каша.

Полночь

была, как курок,

взведена...

« М ы разобьем их!..,

« М ы им докажем!..»,

Мы их осилим!..» —

шептал лейтенант.

В тамбуре,

маясь на стрелках гремящих,

весь продуваемый с к в о з н я к о м ,

он по дороге взрослел —

этот мальчик,-

тонкая шея,

уши торчком...

Только во сне,

оккупировав полку

в осатанелом

табачном дыму,

он забывал обо всем

ненадолго.

И улыбался.

Снилось ему

что-то распахнутое и голубое.

Небо,

а может,

морская волна...

«Танки!..»

И сразу истошное:

«К бою-у!..»

Т а к они встретились:

153

Он

и Война...

...Воздух наполнился громом,

гуденьем.

М и р был изломан,

был искажен...

Это

казалось ошибкой,

виденьем,

странным,

чудовищным миражом...

Только видение

не проходило:

следом за танками у моста

пыльные парни

в серых мундирах

шли

и стреляли от живота!..

Дыбились шпалы!

Насыпь качалась!

Кроме пожара,

не видно ни з г и !

Будто бы эта планета кончалась

там,

где сейчас наступали

враги!

Будто ее становилось все меньше!..

Ежась

от близких разрывов гранат,

черный,

растерянный,

онемевший,—

в жестком кювете

лежал лейтенант.

Мальчик

лежал посредине России,

всех ее пашен,

дорог

и осин...

Что же ты, взводный?!

« Д о к а ж е м ! . . »

«Осилим!..»

154

Вот он —

фашист.

Д о к а ж и .

И осиль.

Вот он —

фашист!

Оголтело и мощно

воет

его знаменитая сталь...

Знаю,

что это почти невозможно!

Знаю, что страшно!

И все-таки встань!

Встань,

лейтенант!..

Слышишь,

просят об этом,

вновь возникая из небытия,

дом твой,

пронизанный солнечным светом.

Город.

Отечество.

Мама твоя...

Встань, лейтенант!

Заклинают просторы,

птицы и звери,

снега и цветы.

1 [ежная

просит

девчонка,

с которой

так и не смог познакомиться

ты!

Просит

далекая средняя школа,

ставшая госпиталем

С сентября.

Встань!

Чемпионы двора по футболу

просят тебя —

своего вратаря!

Просит

высокая звездная россыпь,

155

горы,

излучина каждой реки!..

М а р ш а л

приказывает

и просит:

«Встань, лейтенант!

Постарайся!

Смоги...»

Глядя значительно и сурово,

вместе с землею и морем скорбя,

просит об этом

крейсер «Аврора»!

Тельман

об этом просит

тебя!

Просят деревни,

пропахшие гарью.

Солнце,

к а к колокол,

в небе гудит!

Просит из будущего

Гагарин!

Ты

не поднимешься —

он

не взлетит...

Просят

твои нерожденные дети.

Просит история...

И тогда

встал

лейтенант.

И шагнул по планете,

в ы к р и к н у в не по уставу:

«Айда!..»

Встал

и пошел на врага,

как вслепую!

(Сразу же сделалась влажной

спина.)

Встал лейтенант!..

И наткнулся на пулю.

Большую и твердую,

156

как степа...

Вздрогнул ом,

будто от зимнего ветра.

Падал он медленно,

к а к нараспев.

Падал он долго...

Упал он

мгновенно.

Он даже выстрелить

не успел!

И для него наступила сплошная

и бесконечная тишина...

Чем этот бой завершился —

не знаю.

Знаю,

чем кончилась

эта война!..

Ждет он меня

за чертой неизбежной.

Он мне мерещится

ночью и днем —

х уде и ь ки й м ал ь ч и к,

всего-то успевший

встать под огнем

и шагнуть

под огнем!..

...А над домом тучи

к р у ж а т – в о р о ж а т .

Под землей цветущей

павшие

лежат.

Д о ж д ь

идет над полем,

родную землю поит...

М ы про них

не вспомним,—

и про нас

не вспомнят!

Не вспомнят пи разу.

Никто

и никогда.

157

Бежит

по оврагу

мутная вода...

Вот н дождь кончился.

Радуга

как полымя...

А ведь очень

хочется,

чтоб и про нас

помнили!

У Т Р Е Н Н Е Е О Т С Т У П Л Е Н И Е О М О С К В Е

Нас у М о с к в ы —

очень много...

К а к но привычной канве,

неудержимо и строго

утро идет

по Москве.

За ночь мосты остыли,

съежились тополя.

Д ы м ч а т а и пустынна

набережная

Кремля.

Башни порозовели,

("разу же стала видна

тихих

тянь-шаньскнх елей

ранняя седина...

Рядом,

задумавшись т я ж к о , —

и далеки,

и б л и з к и , —

высятся

многоэтажки,

лепятся

особняки.

В городе —

сотни дорог,

вечность

в себе таяших.

158

Город —

всегда диалог

прошлого

с настоящим.

Есть в нем и детство,

и зрелое

Есть и лицо,

и нутро...

Двинулся

первый троллейбус,

и задышало метро...

Вот,

добежав,

дотикав.

пробуя голос свой,

полмиллиона будильников

грянули

над МОСКВОЙ!

Благовест наш

небогатый,

утренний наш набат...

Вот

проснулась Т а г а н к а ,

потягивается Лрбат.

Кузнецкий

рекламы тушит.

Зарядье

блестит росой.

Фыркает Пресня

под душем!

Останкино

шпарит

трусцой!..

К определенному сроку

по мановенью руки

плюхаются на сковородку

солнечные

желтки!..

Пьет чай

Ордынка и Сетунь...

И снова, идя на р о ж о н ,

м у ж ь я

забором газетным

159

отгородились

от жен!..

Встанут не раньше, не позже,

ж а ж д у свою утолив...

Будто гигантский

поршень,

в доме

работает лифт!..

Встретит всех у порога

запах

умытой листвы...

Нас у М о с к в ы очень много,

много нас

у М о с к в ы !

М ы

со столицей на равных,

мы для нее – свои!

В креслах

башенных кранов

и на постах

Г А И .

В гордых

концертных залах,

в шахтах

и облаках.

На производстве —

в самых

невероятных

цехах!

М ы

этот город

ставим!

Славу его творим.

Пам ятью

обрастаем.

С космосом говорим.

В к а ж д у ю мелочь вникаем.

Все измеряем

трудом...

М о ж е т быть,

не о к а ж д о м

люди

160

вспомнят потом.

М о ж е т ,

не всем воздастся...

Сгорбившись от потерь,

мы создаем

Государство

неравнодушных людей!

Д о л г о ю будет

дорога.

Крупною будет

цена...

Нас у М о с к в ы

очень много.

А М о с к в а у нас —

одна.

М И Р

жители Земли —

богатыри.

Бессменно

от зари и до зари,

зимой и летом,

в полднях и в ночах

мы тащим тяжесть

на своих плечах.

Несем мы груз

промчавшихся годов,

пустых надежд

и долгих холодов,

отметины

от чьих-то губ

и рук,

нелепых ссор,

бессмысленных разлук,

случайных д р у ж б

и не случайных встреч.

Все это так,

да не об этом речь!

Привычный груз

не весит ничего...

Но,

не считая этого всего,

любой из нас

несет пятнадцать тонн!..

Наверно,

вы не знаете о том?

Наверно,

вам приятно жить в тепле?..

А между тем

на маленькой Земле

накоплено так много

разных бомб,

что, сколько их,

не знает даже бог!..

Пока что эти бомбы

мирно спят.

И может,

было б незачем опять

о бомбах

вспоминать и говорить...

Но если только

взять

и разделить

взрывчатку,

запрессованную в них,

на всех людей —

здоровых и больных,

слепых и зрячих,

старцев и юнцов,

на гениев,

трудяг

и подлецов,

на всех – без исключения —

людей

в их первый день

и в их последний день,

ж и в у щ и х

в прокопченных городах,

копающихся

в собственных садах,

на всех людей! —

и посчитать потом,

на к а ж д о м будет

но пятнадцать тонн!

I62

Живом мы.

И песет любой из пас

пятнадцать тонн взрывчатки.

Про запас...

Светло смеется женщина в гостях.

Грустит в холодном доме

холостяк.

Рыбак

по речке спиннингом стегнул.

Матрос

за стойкой кабака

уснул.

Пилот мурлычет

в небе голубом.

Пятнадцать тонн на к а ж д о м !

На любом!..

Плисецкая

танцует вечный

вальс.

Богатыри!

Я у в а ж а ю

вас...

Охотник

пробирается тайгой.

Шериф

бездумно смотрит на огонь.

Студент готовится

спихнуть зачет.

Хозяйка

пудинг яблочный печет.

Рокочет На эстраде баритон.

На к а ж д о м из живых —

пятнадцать тонн!..

П р ы г у н дрожит

не потому, что трус

« К а к вознести над планкой

этот груз?!»

Старик

несет из булочной батон

в авоське.

И свои пятнадцать тонн

он тащит за плечами.

к а к рюкзак.

163

И дым усталости

в его глазах...

Без отдыха

работает роддом.

Смешное,

слабенькое существо

едва рождается,

а для него

у ж е припасено

пятнадцать тонн.

Пятнадцать тонн

• "а слабеньких плечах!

Вот почему

все дети

так кричат...

...Сквозь смех и боль,

сквозь суету и сон

мы эту ношу

медленно

несем.

Ей подставляем

плечи и горбы,

влачим ее по жизни,

к а к рабы!

Ее не сбросить,

в землю не зарыть,

не утопить,

врагу не подарить...

Л ноша эта —

черт се возьми! —

придумана и создана

людьми!

Л ю д ь м и самими

произведена.

В секретные бумаги внесена.

Нацелена

и взвешена уже...

Ну как теперь?

Ж и в е т у вас в душе

надежда

этот шар земной

спасти?.

164

Ш л а г б а у м о м ,

застывшим на пути,—

протянутая

детская рука.

Взрывчатки – вдоволь.

Хлеба —

ни к у с к а .

Взрывчатки – вдоволь.

По пятнадцать тонн.

Земля

утробный исторгает стоп!

Ей хочется

забыться поскорей.

Ей страшно

за своих

богатырей!..

Пока —

пятнадцать тонн.

А завтра —

что?

А через десять лет?

Л через сто?

Пусть даже без войны,

без взрывов пусть...

Богатыри,

да разве это —

путь?!

...И снова ночь

висит над головой.

Бездонная,

к а к склад пороховой.

Ш А Г И

Д л я сердца

любая окраина —

близко.

Границей

очерчена наша Земля.

Но в каждом селенье

стоят

обелиски,

похожие чем-то

165

на башни

Кремля...

Стоят обелиски

над памятью вечной,

над вдовьей тоской

да над темной водой

с такой же звездою

пятпконечной,

с такой же

спокойной и светлой

звездой.

С такой ж е ,

которая т а к же

алеет,

которую так же

боятся враги...

Солдаты

сменяются

у Мавзолея,

раздольно и мощно

чеканят шаги!..

Я слышу:

звучат

неумолчные гимны.

Я в и ж у :

под гроздьями облаков,

летящих над миром,

до каждой

могилы

от Спасских ворот —

двести десять шагов!

Д о к а ж д о й !

П У С Т Ь маленькой,

пусть безымянной.

Д о к а ж д о й !

К о т о р у ю помнит

народ.

По чащам лесным,

по траве непримятой

проторены тропки

от Спасских

ворот...

166

Сквозь зимние вьюги

и вешние гулы,

под пристальным взглядом

ж и в у щ и х людей

идут

караулы,

встают

караулы

у памятников

посреди площадей!

У скорбных надгробий

встают, бронзовея.

И бронза

становится цветом лица...

Есть память,

которой не будет забвенья.

И слава,

которой не будет конца.

П У Л Я

Пока эта пуля летела в него...

– Ты о чем?!

Он умер

в больнице.

И все это было

не вдруг.

Почти что за месяц

мы знали,

что он – обречен...

Ты помнишь,

как плакал в пустом кабинете

хирург?!

« К а к о й человек умирает!

К а к о й человек!..»

Поэт хирургии

полсуток стоял у стола.

Хотел опровергнуть прогнозы.

И —

не опроверг.

Там не было

пули...

167

– Нет,

все-таки пуля была!..

На любом надгробье

два

главных года

год прихода в этот мир.

И год ухода.

От порога

до другого порога

вьется-кружит по земле

твоя дорога.

Вьется-кружит по земле

твоя усталость.

И никто не с к а ж е т ,

много ль осталось.

Но однажды,

вопреки твоей воле,

обрываются

надежды и хвори!

Обрываются

мечты и печали...

«Прибыл – убыл...»—

в это верят

без печати...

Я разглядываю камень

в испуге-

между датами —

черта,

к а к след от пули!

След от пули!

След

багряного цвета...

Значит, все-таки

была

пуля эта!

Значит, все-таки

смогла

долго мчаться!

Значит, все-таки

ждала

дня и часа!

Все ждала она,

ждала.

168

все летела!

И —

домчалась.

Дождалась.

Досвнстела...

Д в а числа на камне

время стирает.

След от пули

между ними

пылает!..

Пока эти пули летят

(а они л е т я т ! ) ,

пока эти пули летят

в тебя

и в меня.

наполнившись ветром,

осенние сосны гудят,

желтеют в витринах

газеты

вчерашнего дня...

А пули летят!

И нельзя отсидеться в броне,

уехать,

забраться в забытые богом края...

Но где и когда она

встречу

назначила мне

веселая пуля,

проклятая пуля моя?!

Ударит

в какой стороне

и с какой стороны?..

Постой!

Да неужто

не может промазать она?!

И вновь

суматошные дни

суетою полны.

Ж и в у я и верю,

что жизнь —

невозможно длинна.

169

Во г что-то не сделал: «Успею...*

(А пуля летит!..)

«Доделаю после...»

(А пуля смеется, летя!..)

В сырое окно

неподкупное время

глядит.

И небо

в потерянных звездах,

как в каплях

дождя...

Н у что ж е ,

на то мы и люди,

чтоб все понимать.

На то мы и люди,

чтоб верить

в бессмертные сны...

Над детским дыханьем

склонилась

усталая мать.

Горят имена

у подножья

кремлевской стены...

На то мы и люди,

чтоб помнить

других люден.

На то мы и люди,

чтоб слышать

их голоса...

В оттаявшем небе —

рассветная полоса...

Да будет памятным

к а ж д ы й

прошедший день!

А к а ж д ы й грядущий день

да будет воспет!..

Пока эти пули летят,

мы

обязаны ЖИТЬ.

Пока эти пули летят,

мы должны

успеть

170

вырастить хлеб,

землю спасти,

песню сложить.

...Пока эти пули летят

в тебя и в меня.

Ш А Г И

Двести десять шагов.

Ш а г

за шагом.

Надо мной облака

В небе р ж а в о м .

Гул шагов.

К а ж д ы й шаг —

будто веха.

Это —

сердце стучит.

Сердце века.

Я па гмощади,

как на ладони.

Смотрит время в упор:

что я стою?

Что я

В Ж И З Н И могу?

Что я знаю?..

Надо мною

рассвет,

будто знамя.

Смотрит время в упор —

проверяет.

Этот день

на меня

примеряет.

Гул шагов над М о с к в о й .

Грохот эха.

Сердце века

стучит.

Сердце века!

Продолжается бой —

тот —

последний...

171

Двести десять

шагов

но Вселенной!..

Время

стрелки часов

переставит.

Знаю я:

нас

однажды

не станет.

М ы уйдем.

М ы у ж е

не вернемся.

Этой горькой землей

захлебнемся.

Этой утренней,

этой

печальной,

неизвестной еще,

непочатой.

А она

лишь на миг

всколыхнется.

И, к а к море,

над нами

сомкнётся.

Нас однажды не будет

Не станет.

Снова

выпадет снег.

И оастает.

До кдь прольется.

И речка

набухнет.

М ы

уйдем насовсем.

Нас

не будет.

Превратимся

в туман.

В горстку праха...

Но

останется ж и т ь

172

наша

правда!

М ы

свое отгорим.

Отболеем...

Но

от имени

нас

будет

Л е н и н !

И от имени

нас

будут эти

двести десять шагов

по планете!

1975—1978 гг.

СОДЕРЖАНИЕ

Стихотворения

«Льдины, растаяв...»

Мотив

«Что же такое «мы»?..»

Патруль

Баллада о бессмертии

Л а т ы ш с к и е стрелки

Зорге

«Па Земле безжалостно маленькой...»

Баллада о спасенном знамени

Баллада о зенитчицах

17

Концерт

19

В сорок третьем

21

Давнее

23

Базар того года

23

Баллада о красках

25

Памятник солдату Алеше в Пловдиве . 27

«Я жизнь люблю безбожно!..»

28

«Восемьдесят восемь»

29

Арктическая болезнь

31

Слышишь?!

32

Ожидание

33

Сарьян

35

Речка

36

Утренние стихи

37

Дипломатам нашим

38

Стихи о себе

40

День благодарения

42

Че

44

Письмо московскому снегу

45

Кое-что о всеобщей забастовке

47

Воюют надписи

47

Хиппи

48

( К о м у принадлежу?..»

50

Голод

5

Паланга

5!

174

«Невероятное спасибо, дюны!..»

53

Али-Бала

55

На родине Маяковского

56

Ровесникам

58

Весенний монолог

59

«Где-то оторопь зноя...»

60

«Я богат...»

61

Страхование жизни

62

Радиус действия

64

«Тот самый луч, который...»

65

Вверх – вниз

66

Зея

67

Оглянувшись

68

«Горбуша в сентябре...»

69

Ксении

70

Хиросима

72

Разговор о снеге с семилетним Ка Саном —

сыном сингапурского поэта Го Во Сена 73

Иероглифы

74

Голос африканского поэта

75

Трещинка

76

Альенде

77

Гитара Гарсиа Л о р к и

77

Кочевники

78

Речка Иня

79

Отец и сын

80

« М ы судьбою не заласканы...»

81

Стихи о моем имени

82

«Говорите по-советски...»

84

В День поэзии

85

Огромное небо . . . . •

87

Таежные цветы

88

Памяти Василия Ш у к ш и н а

89

Росстани

90

На Юсовой горе

91

Банный день

93

Повара

94

Письмо из бухты Н. . •

96

Приходят китобои

98

Баллада о телефонных звонках

99

«Война откатилась за годы и гуды...» . . 101

Подкупленный

102

«Вслушайтесь! Вглядитесь!..»

104

Вещи

105

Слушая радио

107

175

Мамаев курган

107

«Человечество – в дороге...»

109

«Кромсаем лед...»

110

Так и надо!

111

О национальности

112

Д о л г и

113

Поэмы

Реквием

117

Двести десять шагов

129

Роберт Иванович Рождественский

В Ы Б О Р

С Т И Х О Т В О Р Е Н И Я и поэмы

Редактор Ю. В. Слюсарева. Х у д о ж н и к Б. Р. Акбулатов.

Художественный редактор Л . Н . Д е г т я р е в .

Технический редактор В. В. Буракова. К о р р е к т о р В. Н. Григорьева.

И Б № 972

С д а н о в набор 2 0 . 1 0 . 8 1 . Подписано в печать 2 6 . 0 1 . 8 2 . Ф о р м а т бум.

7 0 х 9 0 ' / з г . Т и п о г р а ф с к а я J * 1 . Л и т е р а т у р н а я г а р н и т у р а . Высокая пе

чать с фотополимериых форм. Усл. печ. л. 6.44. Усл. кр.-отт. 6.44.

Уч.-изд. л. 9.9. Т и р а ж 50 000 экз. З а к а з 844. И з д . № 134. Ц е н а 1 р. 20 к.

Издательство « К а р е л и я » . 185610. Петрозаводск, пл. В. И. Л е н и н а , 1

Сортавальская к н и ж н а я типография Управления по делам издательств, полиграфии и книжной торговли Совета Министров Карельской А С С Р

186750. С о р т а в а л а , К а р е л ь с к а я . 42.