Текст книги "Выбор"

Автор книги: Роберт Рождественский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

уняв взыгравший пыл:

неужто он при жизни

хоть в чем-то х у ж е

был?!

Поминные застолья,

заупокойный звон...

Талантливее – что ли —

стал

в черной рамке

он?!

Убийственно ж е с т о к и ,

намеренно горьки

посмертные восторги,

надгробные д р у ж к и .

Столбы словесной пыли

и фимиамнын дым...

А где ж вы раньше

были,—

когда он был

живым?

Р О С С Т А Н И

Северное название

для перекрестков

росстани.

Росстани —

расставания,

сизых туманов роздыми.

Сонных озер свечение,

ж а ж д ы моей утоление.

Росстани – разлучения.

Росстани – отдаление...

Росстани!

Полночь морозная

охнула и пропала!

Вымахнувшие розвальни,

лошади в клубах пара!

90

Черные,

к а к супостаты,—

вдаль

по белому полю...

(Где это было, кстати?

Ж а л к о , что я не помню...)

Десять шагов

до росстани.

Столько же —

до расставания...

Звезд

голубые россыпи

вздрагивали, позванивая.

Слушая ветры добрые,

гладя березы нежно,

я проходил сквозь долгие

росстани

Заонежья.

Зная, что в ливнях

росных,—

то электронно,

то ветхо,—

все мы живем на росстанях,

на сквозняковых росстанях,

на бесконечных росстанях

нсвозмутнмого

века.

НА Ю С О В О Й ГОРГ.

Могила И. Л. Федосовой до сих пор не

найдена. Знают только, что знаменитая

народная сказительница похоронена

в Заонежьс на кладбище села Кузаран-

да.

Возле озера

сгнила оградка тесова.

11а горе —

деревянных крестов разнобой...

Спой,

Ирина Андреевна,

свет-Федосова!

91

Про крестьян Олонецкой губернии

спой.

Спой про них и за них.

За могутных,

за рыжих,

за умельцев,

уставших от долгих трудов,

за больных бурлаков,

за гундосых ярыжек,

за обиженных свекром и боженькой

вдов.

За прозрачных старух,

за детишек в коросте,

за добытчиков леса на тропах кривых...

Ты, Л р и н у ш к а ,

выскажи их безголосье.

Пособи сиротинам.

У в а ж ь горемык.

Научи их словам,

дай им собственный голос,

тем, которые,—

ежели полночь страшна,—

медяком похваляясь,

в беде хорохорясь,

по-звериному воют над чаркой вина...

Ты спаси их.

Спаси от извечной напасти.

Ты их выпрями,

выправь,

людьми назови.

Ведь не зря по России —

всё Спасы да Спасы.

На Терпении Спас.

На Слезах.

На Крови...

Ты начни причитанье тихонько.

Особо.

Неторопко.

Нежданно, как дождь в январе.

Спой,

Ирина Андреевна,

свет-Федосова!

Спой, к а к в детстве,

на Юсовой скорбной горе...

92

Впереди у тебя —

одинокая старость

и могила,

ушедшая в небытие...

Л и ш ь бы песня осталась.

Л и ш ь бы правда осталась.

Л и ш ь бы дело осталось.

Твое и мое.

Б А Н Н Ы Й Л Е Н Ь

Прямо над Онегою —

десять

бань...

Таз эмалированный —

будто барабан!

Десять потрясеяяй,

десять заварух,

десять раз:

«Ох, ты-ы!..»,

десять раз:

«У-у-ух!..»

Десять раз – холодно,

десять – горячо,

десять раз

веником —

через плечо!

Простуда не в простуду,

беда не в беду!

Десять поминаний черта в аду!..

Десять долгих выдохов:

«Кончено...

Предел...»

Десять обновленных, распаренных тел...

А через дорогу – десять

домов.

Над печными трубами —

десять дымов.

Десять хозяюшек угодить хотят,

булкн-налетушкн в масле бухтят...

Десять аккуратных стираных рубах.

Десять папиросок мерцают в зубах.

Десять откровений:

« Ж а р неплохой...»

93

Десять ложек тянутся

за ухой.

Десять перепутанных

прядей волос.

Десять капель белого:

«Чтоб спалось!..»

А уха навариста,

уха – янтарь.

От нее не запах —

сплошной нектар

Десять лбов наморщенных.

Десять умов.

Сто стаканов чая

на десять домов!..

Ночь.

Отдохновение.

Тишина.

Десять ультиматумов:

«Спать, жена!..

...11 такое озеро

за окном —

десять океанов

поместится

в нем!

И такой д у р м а н и т е

от земли —

д а ж е в бане

веники

расцвели.

П О В А Р А

Земля еще и потому щедра,

что в мире существуют

повара!..

Благословенны их простые судьбы.

Л руки —

будто помыслы —

чисты.

I [репрессия у них добра по сути.

Злой человек не встанет у плиты.

Я знаю,

что древнее всяких библии

крутые глыбы кулинарных книг...

Зазывный запах – терпкий и обильный

на улице,

к а к музыка, возник...

Пыхтят в духовке блюда-недотроги.

И флотский борщ

волнуется впотьмах.

И расцветает блин на сковородке.

И смачно пузырится

бешбармак.

Зеленый перец затевает с мясом

общение

в серебряном дыму.

Н а у к а сочетается с шаманстзом

и торжествует

вопреки всему!..

Свершается!

Сейчас бы грянуть маршам...

А повар – белоснежная гора —

среди больших кастрюль

стоит, к а к маршал,

и говорит решительно:

«Пора!..»

Он все сказал вам.

Он не ждет награды.

Во взгляде – вопрошающий озноб...

И странный отблеск

театральной рампы

вдруг заполняет к у х н ю до основ...

П у с к а й твердят про вечность

летописцы,

пусть трагик воспевает

пыль эпох.

А я -

о прозе.

О еде.

О пище.

Ведь если где-то существует бог,

его я вижу у плиты великой,—

распаренного,

с черпаком в руке.

95

С загадочною, доброю улыбкой

И – непременно —

в белом колпаке.

П И С Ь М О И З Б У Х Т Ы I I .

Пишет тебе

капитан-лейтенант.

Пойми,

что письмо для него

не внезапно...

К а к там у вас д о ж д и н к и звенят

по тихим скамейкам Летнего сада?..

М н е надоели щенячьи слова.

Глухие: «А вдруг».

Слепые: «А если».

Хватит!..

Наверное, ты права

даже в своем откровенном отъезде...

Ж и л а .

Замирала, остановись.

И снова по комнате нервно бродила.

И все повторяла:

«Пустынно у вас...»

«У вас неприютно...»,

«У вас противно...»

Сто раз примеряла платья свои.

И дотерпела только до мая...

Конечно,

север – не для семьи.

Я понимаю. Я все понимаю...

Здесь ночь,

у которой не сыщешь д.

Скалы к а к сумрачные легенды...

Т а к и случилось,

что стала

«жена»

очень далекой строчкой анкеты...

96

Мне передали «письмо от жены».

Пишешь:

« С л у ж и ,

не мучайся дурью...»

И фраза о т о м , что

«мы оба

должны

вместе

о будущем нашем подумать...»

Вместе!..

Наверно, решится само.

Перегорит. Пройдет через сито...

Я перечитываю письмо,

где:

«Перевод получила.

Спасибо...»

Издалека приползший листок.

Просто слова.

Деловито и пошло...

Впрочем, спасибо.

Не знаю – за что.

М о ж е т ,

за то, что работает почта...

Глупо все заново начинать,

но к а ж д а я строчка взрывается болью!..

Сидит за столом капитан-лейтенант

и разговаривает с тобою:

– Мне некогда,

попросту говоря!

Слышишь?!

Зачем ты понять не хочешь?

Некогда!

Н е к о г д а !

Некогда!!

Зря

И через «некогда!»

ты приходишь!

Пришла?

Помоги мне обиду снести.

Тебя считать прошлогодней мелью.

И все!..

...А больше

писем не жди.

4 844

97

Это – последнее.

Если сумею...

Сумею.

К этому я готов.

Считай, что кончилось все

нормально...

Есть жены,

которые – для городов.

Я понимаю.

Я все понимаю...

У нас ревуны в тумане кричат

И полночь наваливается оголтело...

Н о , кроме погон,

на моих плечах

служба моя.

Профессия.

Дело.

Его – по горло!

( Д а ж е взаймы

выдать могу, если примешь присягу.)

Ж и в и . . .

Привет от нашей зимы

слишком знакомому

Летнему саду.

П Р И Х О Д Я Т К И Т О Б О И

По правилам устава,

без никаких замен,

их

двести диен мотало

за тридевять земель.

Штормящие широты

без них теперь

пусты.

Живите, кашалоты!

Возрадуйтесь, киты!..

Волну

плавбаза режет,

вступая на порог...

А здесь, на побережье,—

большой переполох!

Все сделано для встречи.

98

Готово. Учтено.

I I лозунги,

и речи,

и пресса,

II кино.

Еще вчера на рынке

исчезли все цветы.

Солом стоит великий

в салоне красоты.

Парад

причесок странных.

Обилие невест...

В кафе и ресторанах

не будет

нынче

мест!

II с тем никто не спорит...

Пойдя в свои права,

сегодня жены вспомнят

нежнейшие слова!

Сегодня – время женщин.

Сегодня – их заря...

Да будет

всем пришедшим

опорою земля!

Знакомая до боли.

Большая от забот...

11риходит китобои

В калининградский порт.

Б Л Л Л Л Д Л О Т Е Л Е Ф О Н Н Ы Х З В О Н К А Х

Цснтропуикт – диспетчерская городской

медицинской службы.

Наверное, п о х о ж и номера.

А может,

техники недосмотрели.

Но только

незадолго до утра

и был разбужен

телефонной трелью...

99

Скажите, это иентроиункт?

Алло?..

Алло!!

(Я трубку вешаю в молчанье.

Я лаже не могу ответить зло.

Я сплю.

Я ничего не отвечаю...)

Звонок, н все сначала:

– ЦентропунКТ?

Опять ошибка? Это невозможно!!

Сна не было у ж е .

А был испуг

прел всем, что непонятно и тревожно...

Звонки ломились,

будто в дверь – плечом.

К а к настоящий ветер —

в сновиденья...

– Аппендицит!..

– Да я-то тут при чем?!

– Потеря крови!..

– У кого потеря?!

По комнате шаталась темнота,

она была пугающе громадна...

– Ранение в районе ж и в о т а !

– Алло!

Необходим реаниматор!..

(Валилась трубка

из д р о ж а щ и х рук.)

– Открытый перелом!..

Н у ж н а машина...

...Да погоди, не горячись.

А вдруг

все правильно.

И это не ошибка.

Тебе поверили. Тебя нашли.

Узнали номер.

Выяснили имя...

Ты ж сам кричал,

что боли всей Земли

отныне станут

навсегда твоими!..

100

Что ж, если так,

то слово за тобой.

Барахтайся в нестихотворных темах.

Она тебя зовет —

ч у ж а я боль.

Реальная.

Л ю д с к а я .

Без подделок...

С к а ж и , что повзрослел.

Что нездоров.

Д а в н и ш н ю ю строку возьми обратно...

Но я б у ж у знакомых докторов.

Я что-то объясняю им

невнятно.

И остаюсь в гудя шей тишине.

И чувствую натянутые нити...

Все правильно.

Все так.

Звоните мне!

О ш и б к и нет.

Звоните мне!

Звоните!

* * *

Война откатилась за годы и гуды,

и горечь, н славу

до дна перебрав...

А пули

еще прилетают оттуда —

из тех февралей.

Из-за тех переправ.

А пули летят из немыслимой дали...

У ж е потускневшие

капли

свинца

пронзают броню легендарных медалей,

кромсая на части

живые сердца.

Они из ВОЙНЫ прилетают недаром.

Ведь это оттуда,

ИЗ позавчера,

101

из бывших окопов

по старым солдатам

чужие

истлевшие

бьют

снайпера!

Я знаю, что схватка идет не па равных

и

печем ответить

такому

врагу.

Но я не могу

уберечь ветеранов.

Я даже собой заслонить не могу.

И я проклинаю пустую браваду,

мне спать не дает

ощущенье вины...

Все меньше и меньше

к Большому театру

приходит

участников

прошлой войны.

П О Д К У П Л Е Н Н Ы Й

Все советские писатели подкуплены..

(Так о нас пишут на Западе.,

Я действительно подкуплен.

Я подкуплен.

Без остатка.

И во сне.

И наяву

Уверяют советологи:

«Погублен...»

Улыбаются товарищи:

«Живу!..»

Я подкуплен

ноздреватым льдом кронштадтским.

И акцентом

коменданта-латыша.

Я подкуплен

военкомами гражданской

102

И свинцовок) водою Сиваша...

Я еще подкуплен снегом

белым-белым,

И рты т о м

и предвоенной тишиной.

Я подкуплен кровью

павших в сорок первом.

К а ж д о й каплей.

До единой.

Д о одной...

Л еще подкуплен я костром.

Случайным,

как в шальной игре

десятка при тузе.

БуЙСТВОИ красок Бухары.

Бакинским чаем.

И спокойными парнями с ЧТЗ...

Подкупала вертолетная кабина,

ночь

и кубрика

качающийся пол!..

К а к – т о женщина пришла.

И подкупила.

Подкупила —

чем?—

не знаю до сих пор.

Н о тогда-то ж и з н ь

я стал считать по веснам.

Не синицу жду отныне,

а скворца...

Подкупила дочь

характером стервозным,—

вот уж точно,

что ни в мать и ни в отца...

Подкупил Расул

насечкой на кинжале.

Клокотанием – ангарская струя.

Я подкуплен

и Палангой

и К и ж а м и .

Всем, что знаю.

И чего не знаю я...

Я подкуплен зарождающимся словом,

не размененным пока на пустяки.

Я подкуплен Лаяковскнм и Светловым

103

И Землей,

в которой сбудутся стихи!..

И не все еще костры отполыхали.

И судьба еще угадана не вся...

Я подкуплен.

Я подкуплен

с потрохами.

И поэтому купить меня

нельзя.

* * *

Вслушайтесь!

Вглядитесь!

Убивают

время.

Убивают время

сообща и в одиночку.

Будто бы друг с другом соревнуясь:

кто скорее?

Убивают в полдень.

Убивают ночью.

Убивают

время

нахально и молитвенно.

Убивают время стыдливо и истошно.

Убивают

прямо перед окнами

милиции!

(Что там

«перед окнами».

За окнами —

тоже...)

Л ю д и спотыкаются.

Погоду ругают.

На площадках лестничных

толкутся вдвоем.

Зазывают в гости.

Так и предлагают:

«Приходите...

Как-нибудь

вечерок...

убьем...»

Л ю д и суетятся. Люди верят в слухи.

104

Ссорятся.

Ж д у т из Саратова

родных.

Убивают время!

После – моют руки.

Чтоб не оставалось крови

на них...

Л ю д и

убивают время отрешенно.

Пухлые портфели загадочно несут.

Убивают собственное время.

И чужое.

И никто за это

не зовет их в суд.

И никто —

НИ разу! —

не вручает похоронных.

М о л , «погибло время.

Нужнейшее.

Зазря...»

Падают минуты

повзводно и поротно.

Начиная

с самого первого

января...

Мертвые минуты молчат,

не обижаются.

Мертвые минуты

выстраиваются в века...

Зачем люди

плачут?

Чего докторам жалуются,

что мало успели сделать,

что жизнь —

коротка?

В Е Щ И

hi. Тарасову

Я снова дома,

дома.

Вот так и надо

жить.

105

Мне, хорошо.

Удобно.

И незачем спешить.

И м о ж н о вещи гладить.

Ценить.

Переставлять.

С вещами можно ладить.

Их м о ж н о прославлнть.

Отдать им,

что имеешь,

почти сойдя с ума...

Но вот

проходит месяц,

и в доме – кутерьма!

К а к изменились вещи!

(Не веришь – сам взгляни!

Вот я все меньше,

мельче.

Вот все крупней

они.

Огромны,

непокорны,

страшны, как никогда,—

они подходят к горлу,

к а к полая вода!

К а к будто под парами

в усилье непростом

топорщится углами

обыкновенный стол.

Растет и задевает,

молчание храпя,

как будто выживает

из комнаты

меня!

Пройти к столу мешает

гигантская кровать!..

Я снова уезжаю

по дому

тосковать.

106

С Л У Ш А Я Р А Д И О

Земля

С пустынном ж а ж д о й городов,

с капелью, колотящейся о камин,

с раздумьем океанов и прудов,

с ползущими на небо ледниками.

Земля

с пунцовым откровеньем зорь,

зе мл я

в переплетенье снежных линий,

усыпанная зябкою росой,

обнявшая тропические ливни.

Земли

со всевозможною

водой:

речушками,

криницами,

моря ми,

С величественным паром над плитой.

Земля

с теплом Пицунды

и Майами,

с глотком вина в гортани пастуха,

с ангарским бегом, с медленностью Вислы

так страшно,

так немыслимо

суха,

что может вспыхнуть

от случайной искры!

М А М А Е В К У Р Г А Н

Сотни лет

расходиться широким кругам

по огромной воде

молчаливой реки...

Выше всех Эверестов —

Мамаев к у р г а н !

Зря об этом

в учебниках нет

пи строки.

Зря не сказано в них,

что теплеет Земля

107

и светлеет Земля,

оттого что на ней,

о курганах мамаевых

помнить веля,

загораются тысячи Вечных огней...

М н е сюда возвращаться.

К добру и к беде.

Мне сюда приходить.

Приползать.

Прилетать.

И, схватившись за сердце на той высоте,

задыхаясь,

разреженный воздух глотать.

Мне сюда возвращаться.

Из мелких потерь.

Из ухоженных стран.

И горячечных снов.

Натыкаться на долгие стоны людей

и кольчуги позванивающих орденов...

Зря не сказано в книгах,

Мамаев курган,

что металла в твоем оглушенном нутре

больше,

чем в знаменитой Л1агнитной горе!

Что хватило его и друзьям

и врагам.

Вместо капель росы,

как слепое жнивье,

проступает железо, кроваво сочась...

И поэтому

самая главная часть

в притяженье Земли —

притяженье твое!..

Ты цветами пророс.

Ты слезами пророс.

Ты стоишь,

поминальные муки терпя.

Синеватые молнии медленных гроз,

будто в колокол памяти,

бьются в тебя!

И тогда поднимаются птицы с земли

и колышется нервно степная трава.

О ж и в а ю т

затертые напрочь

слова.

108

И по плитам

устало

стучат

костыли.

•• :•• :••

Человечество —

в дороге.

Дорогое баловство.

Может, это —

от здоровья.

Может, и не от него...

Суетливо, бестолково,—

кто?

зачем?

за что?

когда?..

От нашествия т а к о г о

сладко стонут города...

Т у г р и к и ,

песеты,

франки,

лиры,

доллары,

фунты.

И урчат, насытись, банки,

словно гладкие коты...

Знатоков один на сотню.

Заполняют, как обвал,

модерновую часовню,

древний ПЫТОЧНЫЙ подвал.

Кандалы хватают цепко,

о ш у п а я в пальцах зуд.

Вертят, спрашивают цену,

цепи

пробуют на зуб...

Виллы,

домны,

парки,

пашни.

Долететь!

Д о й т и !

Доплыть!

109

Чтоб or Эпфелсной башни

сувенирчик отпилить...

Едут далеко и долго.

Нервным пламенем горят.

И на все взирают

только

через фотоаппарат.

Разыгрались, будто дети:

через морс —

на доске,

через Азию —

в карете,

на байдарке —

по Оке.

Сколько их?

Куда их гонят?

В чем причина этих смут?

Что теряют?

Что находят?

Ч т о -

в конце концов —

поймут?

Я не знаю.

Я не знаю.

Вам ответа я не дам...

Сам сегодня уезжаю.

Собираю чемодан.

* • *

В. Пескову

Кромсаем лед,

меняем рек теченье,

твердим о том, что дел невпроворот...

Но мы еще придем

просить прощенья

у этих рек,

барханов

и болот,

у самого гигантского восхода,

у самого мельчайшего малька...

110

П о к а об этом

думать неохота.

Сейчас нам не до этого

пока.

Аэродромы,

пирсы

и перроны,

леса без птиц

и земли без воды...

Все меньше —

о к р у ж а ю щ е й природы.

Все больше —

о к р у ж а ю щ е й среды.

Т А К И Н А Д О !

Не поможет здесь

ни песня и ни ласка.

В доме все воспринимают без обид

лишь тогда,

когда качается коляска,

мальчик спит...

Слышно:

за стеной соседи кашляют.

Слышно:

ветер

снег сдувает с крыш...

Я не знаю,

что врачи на это с к а ж у т ,

но, по-моему, отлично,

что малыш,

только именем одним еще отмеченный,

примеряющийся к жизни еле-еле,

ничего пока не видевший,

трехмесячный,

и у ж е

стоянка

не приемлет!

Т а к и надо –

он увидит страны разные!

Т а к и надо —

задохнется на бегу!..

...Я с коляски тоже

начал странствия —

ДО сих пор остановиться

не могу!

О Н А Ц И О Н А Л Ь Н О С Т И

Если наш Союз

называет «Россией»

кое-кто на Запале —

напрягаю глотку,

объясняю истину,

не стою разиней.

Но —

п объясняя —

от гордости глохну!

Ибо повезло мне с землею такою!

Повезло с рожденьем,

С М о с к в о ю , с тайгою.

Ибо -

по морозцу,

зимой залихватской,

до сих пор бравирую

сибирской закваской!...

Я -

безоговорочно и бесповоротно —

капля

в океане моего народа.

Истовом,

березовом,

бурлацком,

бунтарском

В стонах и частушках.

Счастье и мытарстве...

У х о ж у распахнуто

путем тысячеверстным

в песню.

как в дороженьку по росам, по звездам.

В ярославском храме,

в тишине великой,

холодея,

вглядываюсь в иконные лики.

112

Ахаю над пляской

с узором да разводом.

Млею

под рассыпчатым колокольным звоном...

По, светло зажмурясь

от небесной сини,

поклонившись маме-Россиюшке,

России,

захмелев от Новгорода

И приникнув к Волге,

говорю – отчетливо

без скороговорки:

царями да боярами

хвастать

не стану!

Свой народ

превыше всех других

не поставлю!

Мне Земля для жизни более пригодна

после Октября

семнадцатого года!

Я в Д е р ж а в у верую —

вечную!

Эту.

Красную по смыслу.

По флагу.

По цвету.

Никогда не спрячусь

за кондовой завесой...

По национальности

я —

советский.

Д О Л Г И

Пришла ко мне пора

платить долги.

А я-то думал, что еще успею...

Не скажешь,

что подстроили враги.

Не спрячешься за юношеской спесью...

И вот я мельтешу

то здесь, то там.

113

Размахиваю разными словами...

«Я расплачусь с долгами!..

Я отдам...

Поверьте мне!..»

К и в а ю т головами

леса и травы,

снегопад и зной,

село Косиха,

Сахалин

и Волга.

Живет во мне,

смеется надо мной

немыслимая необъятность

долга!

Ждет к а ж д а я секунда.

Ж д у т года.

Озера,

полные целебной влаги.

Мелькнувшие, к а к вспышка,

города.

Победные

и траурные флаги.

Медовый цвет клокочущей у х и ,

моей М о с к в ы всесильные зарницы

и те стихи,

те – главные – стихи,

которые лишь начинают сниться.

И снова полночь душу холодит.

И карандаш с бессонницею спорит.

И женщина

в глаза мои глядит.

(Я столько должен ей,

что страшно вспомнить!..)

– Плати долги!..

Плати долги, чудак!..

Д а в а й

начистоту судьбу продолжим...

Плачу.

Но каждый раз

выходит так:

чем больше отдаешь,

тем больше

должен.

Р Е К В И Е М

Памяти наших отцов и старших братьев,

памяти вечно молодых солдат и офицеров

Советской Армии, павших на фронтах

Великой Отечественной войны

1

Вечпая

Слава

Героям!

Вечная слава!

Вечная слава!

Вечная

слана

героям!

Слава героям!

Слава!!

...Но зачем она им,

эта слава,—

мертвым?

Д л я чего она им,

эта слава,—

павшим?

Все живое —

спасшим.

Себя —

не спасшим.

Д л я чего она им,

эта слава,—

мертвым?..

Если молнии в тучах заплещутся ж а р к о

и огромное небо

от грома оглохнет,

если крикнут

все люди земного шара,—

ни один из погибших

даже не вздрогнет.

Знаю:

солнце

в пустые глазницы не брызнет!

Знаю:

песня

тяжелых могил не откроет!

117

Но от имени сердца,

от имени жизни

повторяю:

Вечная

Слава

Героям!..

И бессмертные гимны,

прощальные гимны

над бессонной планетой

плывут величаво...

Пусть

не все герои,—

те,

кто погибли,—

павшим

Вечная слава!

Вечная слава!..

Вспомним всех поименно,

горем

вспомним

своим...

Это н у ж н о – не мертвым!

Это надо – ж и в ы м !

Вспомним гордо и прямо

погибших в борьбе...

Есть великое право:

забывать о себе!

Есть высокое право:

пожелать и посметь!..

Стала

Вечною Славой

мгновенная

смерть!

2

Разве погибнуть ты нам завещала,

Родина?

Ж и з н ь

обещала,

любовь

обещала,

Родина.

Разве для смерти

рождаются дети,

118

Родина?

Разве хотела ты

нашей смерти.

Родина?

Пламя ударило в небо —

ты помнишь,

Родина?

Тихо сказала:

«Вставайте на помощь...» —

Родина.

Славы

никто у тебя не выпрашивал,

Родина.

Просто был выбор у к а ж д о г о :

я

или

Родина.

Самое лучшее и дорогое —

Родина.

Горе твое —

это наше горе,

Родина.

Правда твоя —

это наша правда,

Родина.

Слава твоя —

это наша слава,

Родина!

3

Плескалось багровое знамя,

горели багровые звезды,

слепая пурга накрывала

багровый от крови закат,

и слышалась поступь дивизий,

великая поступь

дивизий,

железная поступь

дивизий,

точная поступь

солдат!

Навстречу раскатам ревущего грома

мы в бой поднимались

светло и сурово.

119

На наших знаменах начертано слово:

Победа!

Победа!

Во имя Отчизны —

победа!

Во имя ж и в у щ и х —

победа!

Во имя грядущих —

победа!

Войну

мы д о л ж н ы сокрушить.

И не было гордости выше,

и не было доблести выше —

ведь, кроме

желания выжить,

есть еще мужество

ж и т ь !

Навстречу раскатам ревущего грома

мы в бой поднимались

светло и сурово.

На наших знаменах

начертано слово:

Победа!

Победа!

4

Черный камень,

черный камень,

что ж молчишь ты,

черный камень?

Разве ты хотел такого?

Разве ты мечтал когда-то

стать надгробьем

для могилы

Неизвестного солдата?

Черный камень.

Что ж молчишь ты,

черный камень?..

Мы в горах тебя искали.

Скалы т я ж к и е дробили.

Поезда в ночах

трубили.

Мастера в ночах

не спали.

120

Чтобы умными руками,

чтобы

собственною кровью

превратить обычный камень

в молчаливое надгробье.

Разве камни

виноваты

в т о м ,

что где-то под землею

слишком долго

спят солдаты?

Безымянные солдаты.

Неизвестные солдаты...

А над ними

травы сохнут.

А над ними

звезды меркнут.

А над ними

к р у ж и т беркут.

И качается подсолнух.

И стоят над ними сосны.

И пора приходит снегу.

И оранжевое солнце

разливается по небу.

Время движется над ними...

П о когда-то,

но когда-то

кто-то в мире

помнил

имя

Неизвестного солдата!

Ведь еще

до самой смерти

он имел друзей немало.

Ведь еще

живет на свете

очень старенькая

мама.

А еще была

невеста.

Где она теперь —

невеста?..

Умирал солдат —

известны м.

121

Умер —

Неизвестным.

5

Ой, зачем ты,

солнце красное,

все уходишь —

не прощаешься?

О й , зачем

с войны безрадостной,

сын,

не возвращаешься?

Из беды тебя я выручу,

прилечу орлицей быстрою.

Отзовись, моя кровиночка!

Маленький.

Единственный...

Белый свет не мил.

Изболелась я.

Возвратись,

моя надежда!

Зернышко мое.

Зорюшка моя.

Г о р ю ш к о мое,—

где ж ты?

Не могу найти дороженьки,

чтоб заплакать над могилою.

Не хочу я

ничегошеньки,—

только сына милого.

За лесами моя ластынька!

За горами – за громадами...

Если выплаканы глазыньки,

сердцем плачут матери...

Белый свет не мил.

Изболелась и.

Возвратись,

моя надежда!

Зернышко мое.

Зорюшка моя.

Г о р ю ш к о мое,—

где ж ты?

122

Когда ты, грядущее?

Скоро ли?

В ответ на к а к у ю

боль?..

Ты видишь:

самые гордые

вышли на встречу с тобой.

Грозишь частоколами надолб.

П у г а е ш ь угластыми кручами...

Н о мы —

поднимем себя

по канатам,

из собственных нервов

скрученных!

Вырастем.

Стерпим любые смешки.

И станем больше богов!..

И будут дети лепить с н е ж к и

из кучевых облаков.

7

Это песня о солнечном свете,

это песня о солнце в груди.

Это песня о юной планете,

у которой

все впереди!

Именем солнца,

именем Родины

клятву даем.

Именем жизни

клянемся павшим героям:

то, что отцы не допели,—

мы

допоем!

То, что отцы не построили,—

мы

построим!

Устремленные к солнцу побеги,

вам

до синих высот

вырастать.

М ы —

рожденные песней победы —

начинаем жить и мечтать!

Именем солнца,

именем Родины

клятву даем.

Именем жизни

клянемся павшим героям:

то, что отцы не допели,—

мы

допоем!

Т о , что отцы не построили,—

мы

построим!

Торопитесь,

веселые весны!

Мы погибшим на смену

пришли.

Не гордитесь,

далекие звезды,—

ожидайте гостей с Земли!

Именем солнца,

именем Родины

клятву даем.

Именем жизни клянемся павшим героям

то, что отцы не допели,—

мы

допоем!

То, что отцы не построили,—

мы

построим!

8

Слушайте!

Это мы

говорим.

Мертвые.

М ы .

Слушайте!

Это мы

говорим.

Оттуда.

Из тьмы.

124

Слушайте!

Распахните глаза.

Слушайте до конца.

Это мы говорим,

мертвые.

Стучимся

в ваши сердца...

Не пугайтесь!

Однажды мы вас потревожим во сне.

Над полями

свои голоса пронесем

в тишине.

Мы забыли, как пахнут цветы.

К а к шумят тополя.

Мы и землю забыли.

К а к о й она стала, земля?

К а к там птицы?

П о ю т па земле

без нас?

К а к черешни?

Цветут на земле

без нас?

К а к светлеет река?

И летят облака

над нами?

Без нас.

Мы забыли траву.

Мы забыли деревья

давно.

Нам

шагать по земле не дано.

Никогда не дано!

Н и к о г о не разбудит

оркестра

печальная

медь...

Только самое страшное,—

даже страшнее,

чем смерть:

знать, что птицы

поют на земле

без нас!

Что черешни

цветут на земле

без нас!

125

Что светлеет река.

И летят облака

над нами.

Без нас.

Продолжается жизнь.

И опять

начинается день.

Продолжается жизнь.

Приближается время дождей.

Нарастающий ветер

колышет

большие хлеба.

Это – ваша судьба.

Это – общая наша

судьба...

Так же птицы

поют на земле

без нас.

И черешни цветут на земле

без пас.

II светлеет река.

И летят облака

над памп.

Без нас...

9

Я не смогу.

Я не умру...

Если

умру —

стану травой.

Стану листвой.

Д ы м о м костра.

Вешней землей.

Ранней звездой.

Стану волной,

пенной волной!

Сердце свое

вдаль унесу.

Стану росой,

первой грозой,

смехом детей,

эхом в лесу...

126

Будут в степях

травы шуметь.

Будет стучать

в берег

волна...

Только б

допеть!

Только б

успеть!

Только б

испить

чашу до дна!

Только б

в ночи

пела труба!

Только б

в полях

зрели хлеба!..

Д а й мне

ясной ж и з н и ,

судьба!

Д а й мне

гордой смерти,

судьба!

10

Помните!

Через века, через года,—

помните!

О тех,

кто у ж е не придет

никогда,—

помните!

Не плачьте!

В горле сдержите стоны,

горькие стоны.

Памяти павших

будьте достойны

Вечно достойны!

Хлебом и песней,

мечтой и стихами,

ж и з н ь ю просторной,

127

каждой секундой,

к а ж д ы м дыханьем

будьте достойны!

Л ю д и !

Покуда сердца стучатся,—

помните!

К а к о ю ценой

завоевано счастье,—

пожалуйста,

помните!

Песню свою

отправляя в полет,—

помните!

О тех,

кто у ж е никогда не споет,—

помните!

Детям своим

расскажите о них,

чтоб запомнили!

Детям детей

расскажите о них,

чтобы тоже

запомнили!

Во все времена бессмертной Земли

помните!

К мерцающим звездам

ведя корабли, -

о погибших

помните!

Встречайте трепетную весну,

люди Земли.

Убейте войну,

прокляните

войну,

люди Земли!

Мечту пронесите через года

и ж и з н ь ю наполните!..

Но о тех,

кто у ж е не придет

никогда,—

заклинаю,—

помните!

128

Д В Е С Т И Д Е С Я Т Ь Ш А Г О В

Л И Р И Ч Е С К О Е О Т С Т У П Л Е Н И Е

О Ш К О Л Ь Н Ы Х О Ц Е Н К А Х

Память

за прошлое держится цепко,

то прибывает,

то убывает...

В школе

когда-то были оценки

две:

«успевает»

и «не успевает»...

М и р из бетона.

М и р из железа.

Аэродромный разбойничий рокот...

Не успеваю довериться лесу.

Птицу послушать.

Ветку потрогать...

Разочаровываюсь.

Увлекаюсь.

Л и п к и й мотив

про себя напеваю.

Снова куда-то

бегу,

задыхаясь!

Не успеваю.

Не успеваю...

Время жалею.

Педели мусолю.

С кем-то

о чем-то

бессмысленно спорю.

В и ж у

все больше вечерние

зори.

Утренних зорь

я почти что не помню...

В душном вагоне —

будто в горниле.

129

В дом возвращаюсь.

Дверь открываю.

К и н г и

квартиру

заполонили.

Я прочитать их не успеваю!..

Снова ползу

в бесконечную гору,

злюсь

и от встречного ветра

немею.

Надо б. наверно,

жить

по-другому!

Но по-другому я не умею...

Сильным бываю.

Слабым бываю.

Ш к о л ь н о г о друга

нежданно встречаю.

«Здравствуй!

Ну как ты?..»

И -

не успеваю

вслушаться

в т о , что он мне

отвечает...

Керчь и Калькутта,

Волга и Висла.

То улетаю, то отплываю.

Надо бы,

надо бы остановиться!

Не успеваю.

Не успеваю...

Знаю,

что скоро метели

подуют.

От непонятной хандры изнываю...

Надо бы

попросту сесть и подумать!

Надо бы...

Надо бы...

Не успеваю!

130

Снова меняю

версты

на мили.

Flo телефону М о с к в у вызываю...

Ж е н щ и н у ,

самую л у ч ш у ю

в мире,

сделать счастливой

не успеваю!..

Отодвигаю и планы, и сроки.

Слушаю притчи о долготерпенье.

Л написать

свои главные строки

не успеваю!

11 вряд ли успею...

К а к протодьякон

в праздничной церкви,

голос

единственный

надрываю...

Я бы, конечно,

исправил оценки!..

Не успеваю.

Не успеваю.

Ш А Г И

Все, что угодно,

может еще

судьба напророчить:

от неожиданной тишины

до грома внезапнейшего...

Д а й мне

уверенности твоей.

Красная площадь!

И помоги мне

себя отыскать —

завтрашнего...

Главная площадь,

ты поддержи,

выслушай,

вывези...

131

На запотевшем брусчатке

один

молча стою.

Крутые зубцы на кремлевской стене —

будто шлемы витязей.

И Спасская башня —

правофланговым

в этом строю...

Скоро на башне,

в часах городских и домашних

размножась,

пересчитав скрупулезно

вереницу минут и секунд,

стрелки курантов

сойдутся, к а к лезвия ножниц,

и безвозвратно прожитый мной

час

отстригут.

П р о ж и т ы й час жизни моей.

Час без названья.

Бывшее время,

в котором осталось

мое «помоги!..»

В это мгновенье,

к а к молотом по наковальне,

хлестко и гулко

вдруг зазвучали

шаги!..

Грохот сердца.

Квадратных плечей разворот.

Каждый час

пред глазами друзей и врагов

начи наются

прямо от Спасских ворот

эти —

памятные —

двести десять шагов...

(Это я потом

шаги подсчитал.

Л тогда в ночи

стоял – оглушен.

Л тогда в ночи

я ответа

ждал.

132

И остаток века

над миром

шел...

Это я потом

шаги подсчитал.

Приходил сюда

наяву и во сне.

Будто что-то

заранее

загадал,

что-то самое

необходимое мне...

Я глядел в глубину огромной стены,

будто в темное море без берегов.

Веря в то,

что соединиться должны

время жизни моей

и время

шагов!..)

Грохот сердца.

И высохших губ немота.

Двести десять шагов

до знакомых дверей,

до того —

опаленного славой —

поста,

молчаливого входа

в его Мавзолей...

Под холодною дымкой,

плывущей с реки,

и торжественной дрожью

ПрИИКНуТЫХ ШТЫКОВ

по планете,

вбивая в гранит

каблуки,

двести десять

весомых,

державных шагов!

133

И М Е Н А

Когда М о с к в а

бросается в сны —

вчерашний день воскрешать,

на траурных плитах

кремлевской стены

начинают буквы мерцать.

Начинает светиться,

будто заря,

алфавит

от «А» до «Я».

А з б у к а яростного бытия.

Азбука Октября...

К т о смерти

хотел?

Никто не хотел.

К т о пулю искал?

Н и к т о не искал.

А ветер над обшей судьбою гудел.

На длинной стене

имена высекал.

На груди стены