Текст книги "Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 4"
Автор книги: Роберт Ирвин Говард
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)
Итак, однажды ранним утром, еще до восхода, мы с Жискаром вскочили на коней во дворе «Красного вепря», и Дюкас пожелал нам попутного ветра. Мы уже повернули со двора, когда раздался голос, звавший меня по имени, и я увидела белое лицо в окне наверху.
– Агнес! – крикнул Этьен. – Ты уезжаешь, даже не попрощавшись со мной?
– Для чего такие церемонии между нами? – спросила я. – Ни ты, ни я ничего не должны друг другу. И нет, насколько я знаю, между нами дружбы. Ты уже достаточно здоров, чтобы самому заботиться о себе, и не нуждаешься больше в моей помощи.
Не сказав больше ни слова, я отпустила поводья, и мы с Жискаром поскакали по лесной дороге, подгоняемые ветром. Он посмотрел на меня сбоку и пожал плечами.
– Странная ты женщина, Темная Агнес, – сказал он. – Ты, кажется, двигаешься по жизни, как парка, – всегда одинаковая, неумолимая, отмеченная роковой печатью. Я думаю, мужчины, которые находятся рядом с тобой, не проживут долго.
Я не ответила, и так мы молча ехали сквозь зеленый лес. Солнце встало, залив золотом ветви, качающиеся на ветру. Впереди через дорогу пронесся олень, птицы защебетали песню радости жизни.
Мы ехали по той дороге, по которой я везла Этьена после битвы в «Пальцах мошенника», но в поддень свернули на другую, пошире, спускающуюся на юг. Не успели мы свернуть, как Жискар произнес:
– Покой там, где нет человека. И что теперь?
Какой-то деревенский парень, спавший поддеревом, вздрогнул, проснувшись, и уставился на нас, затем отпрыгнул в сторону и нырнул в дубовую чащу, что окружала дорогу. Я только мельком успела его рассмотреть: на нем была рубаха дровосека с капюшоном, он производил впечатление отъявленного негодяя.
– Наше воинственное появление напугало этого деревенщину, – рассмеялся Жискар. Но мной овладела странная тревога, заставлявшая меня беспокойно вглядываться в лесную чащу вокруг.
– В этом лесу нет бандитов, – пробормотала я. – У него не было причины убегать от нас. Мне это не нравится. Слушай!
Откуда-то из-за деревьев донесся высокий, пронзительный, переливающийся свист. Через несколько секунд ему ответил другой, очень отдаленный. Я напрягла слух и, кажется, уловила третий свист, еще дальше.
– Мне это не нравится, – повторила я.
– Птица подзывает своего дружка, – отмахнулся Жискар.
– Я родилась и выросла в лесу, – нетерпеливо произнесла я. – Это не птица. Это люди в лесу подают друг другу сигналы. Мне кажется, это связано с негодяем, убежавшим от нас.
– У тебя инстинкт старого солдата, – рассмеялся Жискар, сняв шлем со вспотевшей головы и повесив его на луку седла, – Подозрительность, настороженность – это хорошо. Но они бесполезны в этом лесу, Агнес. У меня нет здесь врагов. Напротив, я здесь хорошо известен и всем друг. И поскольку рядом нет грабителей, нам нечего опасаться.
– Говорю тебе, – не соглашалась я, – у меня непреодолимое предчувствие, что не все в порядке. Почему парень убежал от нас и потом свистел кому-то, скрытому в глубине леса? Давай свернем с дороги на тропинку.
К этому времени мы проехали некоторое расстояние от места, где услышали первый свист, и выехали к открытому месту вокруг мелкой речки. Здесь дорога как бы расширялась, хотя по-прежнему ее окружали густой кустарник и деревья. С левой стороны кусты были гуще и ближе к дороге. Справа рос редкий кустарник, окаймляющий речушку, на противоположной стороне которой берег упирался в голые скалы. Пространство между дорогой и речушкой, заросшее низким кустарником, составляло около сотни шагов.
– Агнес, девочка, – сказал Жискар, – говорю тебе, мы в такой же безопасности, как…
Бах! Грохочущий залп раздался из кустов слева, покрыв дорогу клубами дыма. Мой конь пронзительно заржал и шарахнулся в сторону. Жискар выбросил вперед руки и повалился в седле, а его конь упал под ним. Все это я видела лишь короткий миг, так как мой конь понесся стрелой направо, продирая кусты. Ветка выбила меня из седла, и я, оглушенная, рухнула на землю.
Лежа там, не видя дороги из-за густой травы, я услышала громкие грубые голоса выходящих из засады на дорогу мужчин.
– Мертв, как Иуда Искариот! – рявкнул один. – Куда поскакала девчонка?
– Ее раненый конь помчался туда, через речку, с пустым седлом, – ответил другой. – Она упала где-то в кустах.
– Если бы только взять ее живой, – произнес третий. – Она доставила бы редкое развлечение. Но герцог сказал, лучше не рисковать. А, здесь капитан де Валенса!
По дороге простучали копыта, всадник закричал:
– Я слышал залп, где девушка?
– Лежит мертвая где-то в кустах, – ответили ему. – А вот мужчина.
Через секунду раздался крик капитана:
– Тысяча чертей! Идиоты! Растяпы! Собаки! Это не Этьен Вильер! Вы убили Жискара де Клиссона!
Поднялся шум, посыпались проклятия, обвинения и оправдания, заглушаемые голосом того, кого называли де Валенсой.
– Говорю вам, я узнал бы де Клиссона и в аду, это он, несмотря на то, что вместо головы у него кровавое месиво. О, идиоты!
– Мы только повиновались приказам, – ревел другой голос. – Когда вы услышали сигнал, то послали нас в засаду и приказали стрелять, кто бы ни проехал по дороге. Откуда мы знали, кого должны были убить? Вы не называли его имя, наше дело было только стрелять в того, на кого вы укажете. Почему вы не остались с нами, чтобы посмотреть, как выполняется приказ?
– Потому что я на службе у герцога, дурак! – закричал де Валенса. – Меня слишком хорошо знают. Я не могу рисковать, чтобы меня увидели и узнали, если дело провалится.
Затем они набросились на кого-то другого. Послышался звук удара и крик боли.
– Собака! – вопил де Валенса. – Разве не ты дал сигнал, что Этьен Вильер едет этой дорогой?
– Я не виноват! – завыл парень – крестьянин, судя по выговору. – Я не знал его. Хозяин «Пальцев мошенника» приказал мне следить за мужчиной, скачущим вместе с рыжей девушкой в мужском платье, и, когда я увидел ее верхом на коне рядом с солдатом, я подумал, что это, должно быть, и есть Этьен Вильер… ах… простите!
Раздался выстрел, пронзительный крик и звук упавшего тела.
– Нас повесят, если герцог узнает об этом, – сказал капитан. – Жискар пользовался большой благосклонностью виконта де Лотрека, правителя Милана. Д'Аленсон повесит нас, чтобы умилостивить виконта. Мы должны позаботиться о своих шеях. Спрячем тела в реке – ничего лучшего нам не придумать. Ступайте в лес и ищите труп девчонки. Если она еще жива, мы должны закрыть ей рот навеки.
Услышав это, я начала потихоньку отползать назад, к реке. Оглянувшись, я увидела, что противоположный берег низкий и плоский, заросший кустарником и окруженный скалами, о которых я упоминала, и среди них виднелось что-то похожее на вход в ущелье. Казалось, ущелье показывает путь к отступлению. Я подползла почти к самой воде, вскочила и подбежала к журчащей по каменистому дну реке. В этом месте она была не выше колен. Бандиты рассеялись в виде полумесяца, шаря по кустам. Я слышала их позади себя и вдали от меня, с другой стороны. Внезапно один завопил, словно гончая, увидевшая дичь:
– Вон она идет! Стой, черт возьми! – Щелкнул фитильный замок, пуля просвистела мимо моего уха, но я продолжала бежать дальше. Они догоняли, грохоча и вопя, продираясь сквозь кусты позади меня – десяток мужчин в шлемах, кирасах, с мечами в руках. Тот, что кричал, увидел меня, когда я уже вошла в воду. Опасаясь удара сзади, я повернулась к нему на середине реки. Он шел ко мне, поднимая брызги, огромный, усатый, вооруженный мечом.
Мы схватились с ним, рубя друг друга, стоя по колено в воде. Вода сковывала ноги. Его меч опустился на мой шлем, и искры посыпались у меня из глаз. Я видела, что остальные окружают меня, и бросила все силы на отчаянную атаку. Мой меч стремительно прошел между зубов врага и пробил его череп насквозь по краю шлема.
Он упал, окрасив реку в багровый цвет. Я выдернула меч из тела, и тут пуля ударила меня в бедро. Я закачалась, но не упала и быстро выпрыгнула из воды на берег. Враги неуклюже бежали по воде, выкрикивали угрозы и размахивали мечами. Некоторые стреляли из пистолетов, но цель была слишком подвижна. Я достигла скалы, волоча раненую ногу. Сапог был полон крови, вся нога онемела.
Я бросилась сквозь кусты к входу в ущелье – и холодное отчаяние внезапно сжало мне сердце. Я была в ловушке. Это оказалось не ущелье, а просто широкая, в несколько ярдов, расщелина в скале, которая сужалась до щели. Она образовывала острый треугольник, стены которого были слишком высоки и гладки, чтобы взбираться по ним даже со здоровыми ногами.
Бандиты поняли, что мне не ускользнуть, и подходили с победными криками. Я бросилась за кусты у расщелины, выхватила пистолет и прострелила голову ближайшему из них. Тогда остальные приникли к земле, чтобы укрыться. Те, что были на другой стороне реки, рассеялись по кустам у берега.
Я перезарядила пистолет и старалась не высовываться, а они переговаривались и стреляли наугад. Но пули свистели высоко над моей головой или расплющивались о скалу. Один из них выполз на открытое пространство, и я подстрелила его, остальные кровожадно завопили и усилили огонь. От другой стороны реки было слишком большое расстояние, чтобы метко стрелять, а остальные плохо прицеливались, так как не смели высунуться из укрытия.
Наконец один закричал:
– Почему бы одному из вас, идиоты, не спуститься вдоль реки и не поискать место, где можно залезть на скалу и добраться до девчонки сверху?
– Потому что невозможно выйти из укрытия, – ответил де Валенса. – Она стреляет как сам дьявол.
Подождите! Скоро стемнеет, и в темноте она не сможет целиться. Ей не сбежать. В сумерках мы поймаем ее и закончим это дело. Сучка ранена, я знаю. Подождем!
Я выстрелила в сторону, откуда доносился голос де Валенсы, и по взорвавшейся ругани поняла, что мой свинец был близок к цели.
Затем потянулось ожидание, во время которого изредка раздавались выстрелы из-за деревьев. Раненая нога ныла, мухи вились надо мной. Солнце садилось, начало смеркаться. Меня мучил голод, но вскоре жестокая жажда вытеснила все мысли о еде. Вид и журчание реки сводили с ума. Пуля в бедре причиняла невыносимые страдания, я ухитрилась вырезать ее кинжалом и остановила кровотечение, придавив рану смятыми листьями.
Я не видела выхода; казалось, здесь мне суждено умереть вместе с мечтами о блеске, славе и удивительных приключениях. Бой барабанов, за которыми я хотела идти, стих, превратившись в похоронный звон, пророчащий смерть и забвение.
Но я не нашла в душе ни страха, ни сожаления, ни печали. Лучше умереть здесь, чем жить и стареть, как женщины, которых я знала. Я подумала о Жискаре де Клиссоне, лежащем рядом со своим мертвым конем головой в луже крови, и пожалела о том, что смерть настигла его таким образом – не так, как он желал, не на поле битвы со знаменем короля, развевающимся над ним, среди грохота боевых горнов.
Часы тянулись медленно. Один раз мне почудился стук копыт скачущего галопом коня, но звук быстро стих. Я шевелила онемевшей ногой и проклинала комаров. Я хотела, чтобы враги поскорее напали на меня, пока еще достаточно светло для стрельбы.
Они переговаривались в сгущающихся сумерках. Внезапно я услышала голос сверху и резко обернулась, подняв пистолет. Я подумала, что они все-таки залезли на скалу.
– Агнес! – тихо окликнул голос. – Не стреляй! Это я, Этьен! – Кусты раздвинулись, и из-за края скалы появилось бледное лицо.
– Назад, дурень! – воскликнула я. – Тебя подстрелят, как птенца!
– С их стороны меня не видно, – уверенно произнес он. – Говори тише, девочка. Смотри, я спускаю веревку. Она с узлами. Сможешь подняться по ней? Я не смогу тебя вытянуть одной рукой.
– Да! – шепнула я. – Спускай быстрее и хорошо укрепи конец. Я слышу, как они идут по реке.
Веревка змеей скользнула ко мне вниз. Обхватив ее согнутыми коленями, я поднималась на руках. Это было тяжело, так как нижний конец болтался как маятник, в разные стороны. Я не могла помочь себе ногами, потому что раненое бедро полностью онемело, да и мои испанские сапоги не были предназначены для лазанья по канату.
Я взобралась на вершину скалы в тот момент, когда на берегу заскрипел песок под сапогами и почти рядом послышалось звяканье стали.
Этьен быстро смотал веревку и, сделав мне знак рукой, повел через кустарник. Говорил он быстрым беспокойным полушепотом:
– Я услышал выстрелы, когда ехал по дороге. Привязав коня в лесу, я прокрался вперед посмотреть, что происходит. Я увидел мертвого Жискара и по крикам этих вояк понял, что ты в беде. Я знаю это место с давних времен. Я снова вернулся к коню и скакал вдоль реки, пока не нашел место, где можно проехать верхом по скалам через ущелье. Веревку я сделал из плаща, разорвав его и связав куски при помощи пояса и сбруи. Слушай!
Позади раздались бешеный рев и проклятия.
– Д'Аленсон в самом деле жаждет заполучить мою голову, – прошептал Этьен. – Я слышал разговор этих ребят, пока крался рядом. Все дороги на несколько лиг от владений Аленсона патрулируются такими же бандитами, так как эта собака – хозяин гостиницы – доложил герцогу, что я в этой части королевства.
Теперь тебя тоже будут преследовать. Я знаю Рено де Валенсу, капитана этой банды. Пока он жив, ты не будешь в безопасности, так как ему нужно уничтожить все свидетельства того, что это его головорезы убили Жискара де Клиссона. Вот мой конь. Нам нельзя терять времени.
– Но почему ты поехал за мной? – спросила я. Он повернулся ко мне – бледная тень вместо лица в сумерках.
– Ты была не права, когда сказала, что между нами нет никаких долгов, – сказал он. – Я обязан тебе жизнью. Это из-за меня ты дралась и убила Тристана Пеллини и его воров. Почему ты ненавидишь меня? Ты вполне отомщена. Ты приняла Жискара де Клиссона как товарища. Разреши мне поехать на войну вместе с тобой.
– Как товарищу, не больше, – сказала я. – Запомни, я больше не женщина.
– Как брат по оружию, – согласился он. Я протянула руку, он – свою, наши пальцы сомкнулись.
– Опять мы поедем на одном коне, – засмеялся он и запел веселую песенку старинных времен. – Едем скорее, пока те собаки не нашли сюда дорогу. Д'Аленсон перекрыл дороги в Шартр, Париж и Орлеан, но нам принадлежит мир! Я думаю, нас ждут славные дела, приключения, войны и добыча! Вперед, в Италию! Да здравствуют храбрые искатели приключений!
КЛИНКИ ДЛЯ ФРАНЦИИ (Перевод с англ. Г. Подосокорской)
1
– Эй, парень, на что тебе меч? О, клянусь святым Дени, да это женщина! Женщина в шлеме и с мечом!
И разбойничьего вида верзила с черными усами и бородой резко остановился, изумленно глядя на меня.
Нисколько не смутившись, я спокойно встретила его взгляд. Да, женщина, но ведь здесь безлюдное место – темный лес, унылая просека и никакого жилья поблизости. Но я не носила охотничьего костюма, камзола и испанских сапог – мне совершенно ни к чему попусту красоваться и пускать кому-либо пыль в глаза. Мои рыжие локоны украшал самый простой шлем, а на боку висел самый простой меч.
Я внимательно пригляделась к черноусому незнакомцу, с которым волею судьбы встретилась в лесу, и он мне даже немного понравился. Вид у него был довольно неплохой – лицо украшали глубокие шрамы, глаза смотрели настороженно и недоверчиво; шлем поблескивал золотой отделкой, так же как и доспехи, видневшиеся из-под плаща. Плащ, кстати, сам по себе был замечатель ным – из благородного кипрского бархата, с золотым шитьем. По всей видимости, обладатель роскошного плаща остановился здесь, чтобы вздремнуть под раскидистым деревом. Неподалеку стоял его конь, привязанный к толстой ветке и покрытый богатой попоной из красной кожи с золотыми шнурами. При виде этого прекрасного животного я печально вздохнула, потому что самой мне с рассвета пришлось брести пешком и ноги в длинных сапогах уже ныли и горели.
– Женщина! – все так же изумленно повторил черноусый. – А одета как мужчина! Послушай, девочка, сними-ка этот потрепанный плащ, у меня есть для тебя кое-что получше! Черт возьми, да ведь ты хорошенькая, стройная – просто прелесть! Давай снимай свои лохмотья!
– Прочь с дороги, собака! – резко осадила я его. – Я тебе не дешевая потаскушка для твоих забав!
– А кто тогда? – спросил он, глядя на меня влюбленными глазами. Попросту говоря, он просто пожирал ими меня.
– Агнес де ля Фер, – ответила я. – Если ты здесь не чужеземец, то должен знать обо мне.
Он покачал головой, продолжая мысленно меня раздевать.
– Нет, я только что приехал сюда, а вообще-то я родом из Шалона. Но это неважно. Важно, что ты мне нравишься. Подойди-ка поближе ко мне, Агнес, и поцелуй меня.
– Болван! – во мне уже начала закипать ярость. – Неужели во Франции мне нужно перебить половину мужчин, чтобы научить остальных приличным манерам? Знаешь, я ношу эту одежду только как форму и инструмент моего ремесла, а не для того, чтобы привлекать внимание мужчин. Я пью, сражаюсь и живу, как мужчина…
– Но любить будешь, как женщина! – нетерпеливо воскликнул он и тут же прыгнул ко мне, как дикий зверь, пытаясь заключить меня в свои объятия, но тут же отскочил назад, получив хороший удар по губам. Тоненькая струйка крови потекла из рассеченной губы, красиво окрашивая его черную бороду.
– Мерзавка! – взревел он. – Да я тебя сейчас изуродую!
Он вновь протянул ко мне огромные ручищи, но в то же мгновение я выхватила свой меч, и он вдруг словно протрезвел, увидев, что я не шучу. Отпрянув назад, он тоже выхватил меч из-под плаща и замахнулся на меня.
Наши клинки встретились; раздался оглушительный звон, разбудивший эхо в тихом сонном лесу. С первого же удара я едва не убила своего противника, и его спасло лишь то, что ему частично удалось парировать мой удар. Острием меча я попала ему в челюсть, и кровь обильно полилась на латный воротник. Он завыл, как бешеная собака, но рана все же несколько остудила его пыл, и он, кажется, понял, что столкнулся отнюдь не с детской задачей.
Мой противник владел мечом не так уж плохо, но для меня не имели значения его успехи в фехтовании, – ведь я училась у лучшего во Франции мастера этого дела! Чернобородый был силен и опытен более не в честном бою, а в ином: он ловко использовал различные хитроумные и довольно подлые трюки, красноречиво свидетельствующие о том, что он нечестный человек. Скорее всего, он был наемником, убийцей, которому платили за его работу, и он продавал свой меч всякому, кто мог отсыпать ему за это достаточно денег.
Но я не была ребенком в этой игре, и с моей реакцией не мог тягаться ни один мужчина. Потерпев неудачу во всех своих уловках и увертках, чернобородый попытался одолеть меня простой и грубой силой, начав обрушивать на меня страшные удары. Но и из этого у него ничего не вышло, потому что хотя я и женщина, но обладаю упругой гибкостью пантеры, и мне удалось уклониться от всех его выпадов. Придя в неописуемую ярость, он рубился все сильнее, но наконец силы его начали иссякать, дыхание становилось все более прерывистым и затрудненным, и пена, полившаяся изо рта, смешалась с кровью на его бороде.
И тут, когда его сила и ярость начали угасать, я принялась безжалостно и неумолимо атаковать его. Несколько точных ударов – и острие моего меча вонзилось, пройдя сквозь бороду, в горло над верхним краем латного воротника. Коротко вскрикнув, он тут же рухнул на землю к моим ногам.
Я вытерла меч и принялась размышлять о своих дальнейших действиях, решив для начала опустошить его кошелек. Открыв его, я разочарованно вздохнула, увидев там лишь несколько серебряных монет – а ведь я была совсем без денег и сильный голод уже давно мучил меня. Но, как бы то ни было, содержимого кошелька вполне хватало на ужин в какой-нибудь дешевой таверне. Затем я оглядела свой плащ. Он был совсем старым и рваным, как заметил чернобородый, и я взяла его бархатный, с роскошным золотым шитьем, приводившим меня в умиление. Когда я снимала с него плащ, оттуда выпала черная шелковая маска, и сначала я не хотела поднимать ее, но затем, поразмыслив, все же подняла и сунула себе за пояс. Потом я накрыла тело своим старым плащом, оттащила его в кусты, чтобы на него не наткнулся случайный прохожий, и, вскочив на коня, помчалась дальше в том же направлении, в котором шла до этого, испытывая радость оттого, что теперь смогу дать отдых усталым ногам.
Я мчалась сквозь сгущающиеся сумерки, размышляя о событиях, что выпали на мою долю с тех пор, как я, никому не известная девушка из провинции, заколола кинжалом человека, за которого мой отец заставлял меня выйти замуж. После этого я убежала из дому и стала воином, вольным странником и разбойником.
Опасности и смерть ходили за мной по пятам. Жискар де Клиссон – тот, кто научил меня искусству владения мечом, тот, кто плечом к плечу со мной принимал участие в войнах в Италии, – был подло застрелен в спину, из кустов, головорезами, нанятыми герцогом д'Аланконом. Они приняли его за моего друга Этьена Вильера. Этьену многое было известно об интригах против короля Франсиса, которые плел герцог, и за эти знания мой друг мог поплатиться жизнью. Теперь и меня тоже преследовал Рено де Валенс, главарь этих наемников, потому что он считал меня опасным свидетелем – ведь, кроме него, только я одна знала правду о смерти де Клиссона.
Де Валенс не сомневался: если всплывет наружу то, что он и его головорезы убили Жискара де Клиссона, знаменитого боевого генерала, их повесит герцог д'Аланкон – хотя бы для того, чтобы успокоить друзей де Клиссона. Тело генерала они бросили в реку, и после этого де Валенс начал охотиться за мной, имея на то личные мотивы – точно так же по личным мотивам охотился за Этьеном герцог д'Аланкон.
Нам с Этьеном удалось бежать; мы петляли и прятались, как дикие звери от гончих собак, стремясь добраться до Италии, но наши преследователи, прочесывая всю страну, загнали нас в этот глухой край. Сейчас я мчалась на встречу с Этьеном. Он уже добрался до берега и там пытался найти одного пирата по имени Роджер Хауксли. Этот англичанин совершал набеги на побережье.
Ищейки следовали за нами по пятам; спрятаться от них было уже негде, поэтому мы надеялись на помощь пирата. Я должна была встретиться со своим другом в полночь, в одном условленном месте у дороги, ведущей к берегу.
Сумерки сгущались, а я продолжала скакать. В душе моей не осталось ни малейшего сожаления о том, что променяла свою жизнь, полную нудной однообразной работы в деревне Ля Фер, на жизнь, полную опасностей и приключений. Непостижимый рок уготовил мне эту жизнь, и я оказалась приспособленной к ней, как любой мужчина – пить, ругаться, играть в азартные игры и драться. С пистолетом, кинжалом или мечом в руках я вновь и вновь доказывала свою доблесть и отвагу и не боялась ни одного мужчины на свете. Лучше короткая, дикая, но яркая жизнь, чем тоскливая работа по дому в качестве служанки у мужчины, которого я ненавидела.
Наконец я подъехала к маленькой таверне у лесной дороги. Я осторожно заглянула внутрь, но в просторной комнате не увидела никого, кроме мальчика – разносчика вина – и молодой служанки. Я оставила коня на попечение слуги из конюшни и решительно шагнула в таверну.
Мальчишка-разносчик изумленно взглянул на меня, но притащил большой кувшин вина, а девушка уставилась на меня так, что глаза ее готовы были вылезти из орбит. Но я давно привыкла к таким взглядам и спокойно велела ей принести еды, а затем уселась на скамью, не снимая шлема, – он напоминал мне, что нужно быть постоянно начеку и в полном вооружении.
Я принялась за еду и вскоре услышала, как в задней части таверны дверь открылась, а затем тихонько закрылась; до моих ушей донесся приглушенный гул голосов. Я еще не знала, что бы это могло значить, но постаралась побыстрее закончить трапезу, притворяясь, что не обращаю никакого внимания на хозяина таверны – молчаливого смуглолицего человека в кожаном переднике, который вышел откуда-то из внутренней комнаты и пристально посмотрел на меня, а затем повернулся и вновь исчез в недрах своего заведения.
Вскоре после его ухода в таверну через боковую дверь вошел другой человек – маленький, плотного телосложения, с резкими чертами темного лица, закутанный в черный шелковый плащ. Я чувствовала на себе его взгляд, но даже не поглядела в его сторону, а лишь украдкой вытянула немного меч из ножен. Он быстро подошел ко мне и прошипел:
– Ля Балафр!
Поскольку он явно обращался ко мне, я обернулась, продолжая сжимать рукоять меча, и он отпрянул, дыша со свистом сквозь зубы. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга, а затем он воскликнул:
– Святой Дени! Женщина! Ля Балафр – это женщина! Они не сказали мне… Я не знал…
– И что? – грозно вопросила я, все еще не понимая причин его замешательства.
– Да нет, неважно, – пробормотал он наконец. – Вы не первая женщина, которая носит бриджи и меч. Неважно, какой палец нажимает на курок, главное, чтобы пуля достигла цели. Ваш хозяин велел мне найти этот плащ – именно благодаря золотому шитью я и узнал вас. А теперь идемте, а то уже поздно. Вас ждут в потайной комнате.
Теперь я поняла, что этот человек принял меня за того наемника, которого я убила; несомненно, чернобородый головорез ехал к месту назначенной встречи. Я не знала, что и сказать. Если бы я стала отрицать, что я – Ля Балафр, то вряд ли его друзья позволили бы мне уйти с миром, не выяснив, каким образом ко мне попал этот плащ. Я не видела никакого другого выхода, кроме как сбить с ног темнолицего человечка и броситься наутек. Но после следующих его слов все резко изменилось.
– Наденьте свою маску и плотно закутайтесь в плащ, – сказал он. – Никто не знает вас, кроме меня, а я знаю вас только потому, что мне описали ваш плащ. С вашей стороны было непростительно глупо сидеть здесь, в таверне, открыто, когда любой мог вас увидеть. Наша задача такова: мы должны скрывать наши личности, не только сегодня вечером, а всегда. Меня зовут Жан, и больше я ничего не скажу вам о себе. Остальных вы не будете знать, так же как и они вас.
После этих слов мною овладело неудержимое желание последовать за ним – результат свойственного мне безрассудства и чисто женского любопытства. Не говоря ни слова, я поднялась, надела маску, позаимствованную у настоящего Ля Балафра, закуталась в плащ так, что никто не смог бы определить, что я женщина, и двинулась вслед за человеком, назвавшимся Жаном.
Он провел меня через дверь в конце комнаты, которую затем тщательно запер на засов, и, вытащив черную маску, похожую на мою, надел ее. Затем, взяв со стола свечу, Жан повел меня по узкому коридору, выложенному деревянными панелями. Наконец он остановился и, задув свечу, осторожно постучал в стену. С той стороны раздался шорох; деревянная панель отодвинулась, и я увидела полоску тусклого света, упавшую в коридор. Жестом приказав мне следовать за ним, Жан проскользнул в образовавшееся отверстие, а за ним вошла я, закрыв за собой панель.
Я оказалась в маленькой комнате без окон и дверей, хотя, очевидно, там должны были быть какие-нибудь вентиляционные окошки. Накрытый капюшоном потайной фонарь тускло освещал комнату, и в его призрачном свете я увидела девять фигур, сидевших вдоль стен на скамьях. Все они закутались в темные плащи, надвинули по самые брови шляпы с перьями или черные шлемы, а лица закрыли такими же, как и у меня, черными масками. Через прорези в масках были видны только их горящие глаза. Никто из них не двигался и не разговаривал. Всем видом своим они напоминали приговоренных к смертной казни.
Жан молча указал мне мое место на скамье, а затем бесшумно пересек комнату и отодвинул другую панель. Тотчас появилась еще одна фигура, в маске и плаще, как и остальные, но все же кое-чем на них не похожая. Этот человек вошел решительным шагом – он явно привык командовать, и, даже не видя его лица, я почувствовала в его облике что-то знакомое.
Он прошел в центр комнаты, и Жан сделал движение в сторону остальных, как бы говоря, что все в сборе и готовы начать. Вновь прибывший кивнул и обвел нас взглядом.
– Вы получили свои инструкции перед тем, как прийти сюда. Все вы знаете, что должны лишь следовать за мной и подчиняться моим приказам. Не задавать никаких вопросов; вам хорошо заплатят, и это единственное, что вас касается. Разговаривать как можно меньше. Вы не знаете меня, а я не знаю вас. Чем меньше каждый знает о других, тем лучше для всех. Как только наше задание будет выполнено, мы рассеиваемся в разные стороны. Все понятно?
Все сидевшие на скамьях молча кивнули в знак согласия. Я еще плотнее закуталась в плащ, пристально вглядываясь в стоявшего посреди комнаты человека. Я уже слышала его голос при обстоятельствах, которые вряд ли когда-нибудь забуду, – это был тот самый голос, что отдавал команды убийцам Жискара де Клиссона, когда я лежала раненая в расселине скалы и отстреливалась от них. Главаря злодеев звали Рено де Валенс – именно тот, кто разыскивал меня, желая отнять мою жизнь.
Когда его стальные глаза, горевшие из-под маски, обвели нас пристальным взором, я невольно сжалась и нащупала под плащом рукоять меча. Но мои опасения были напрасны – де Валенс все равно не смог бы узнать меня в этом облачении, будь он хоть самим Сатаной.
По знаку Жана мои враги поднялись и направились к панели, через которую вошел де Валенс. Молча мы прошли гуськом вслед за ним в открытое отверстие – цепь молчаливых черных призраков. Оставшийся последним Жан погасил светильник и последовал за нами. Какое-то время мы шли в полной темноте, затем перед нами открылась дверь, и широкие плечи главаря на мгновение мелькнули в дверном проеме на фоне звезд. Мы вышли в маленький внутренний дворик позади таверны, где двенадцать коней непрерывно били копытами о землю и грызли удила. Моего среди них не было, хотя я и велела слуге следить за ним. Очевидно, у каждого в этой таверне был свой приказ.
Не произнося ни слова, мы сели на коней и тронулись за Валенсом через двор на дорогу, которая вела в лес. Мы ехали в полной тишине, если не считать цокота копыт по твердой земле да легкого поскрипывания кожаных подпруг. Мы двигались на запад, к берегу; лес наконец стал редеть, а дорога раздвоилась и исчезла в густом кустарнике. Дальше мы уже ехали не цепочкой, а беспорядочной массой, и я подумала, что судьба послала мне удачу. Я не знала, куда мы направляемся, но меня это не очень и заботило, – должно быть, это было очередное задание герцога д'Аланкона, поскольку злодеями командовал де Валенс, его правая рука. Но я хорошо знала одно – пока жив де Валенс, ни моя жизнь, ни жизнь Этьена не стоили и ломаного гроша.
Было совсем темно; луна еще не взошла, а звезды скрывались за толщей густых облаков. Дорога так больше и не появилась, и нам приходилось продираться через колючие заросли кустарников. В ветвях деревьев завывал ветер, под шум которого я потихоньку все ближе и ближе подбиралась к де Валенсу, сжимая под плащом кинжал.