Текст книги "Долг. Мемуары министра войны"

Автор книги: Роберт Гейтс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Как я уже сказал, покидать Техасский университет было очень тяжело – и для меня, и для Бекки. Под вечер моего последнего дня в президентском кресле более десяти тысяч студентов, преподавателей и работников университета пришли пожелать мне удачи. Выступил президент студенческого братства, я произнес ответную речь, все вместе мы спели «Боевой гимн» «агги». Прошло три актовых церемонии, и на этом мое пребывание в должности президента Техасского университета официально завершилось.

Мы прилетели в Вашингтон, округ Колумбия, в воскресенье, 17 декабря, чтобы я с понедельника мог приступить к исполнению новых обязанностей.

Церемония вступления в должность состоялась на следующий день, в час пятнадцать пополудни. Присутствовали президент и вице-президент, равно как и вся моя семья. Я попросил, чтобы мою клятву приняла судья Верховного суда Сандра Дэй О’Коннор – отчасти потому, что она уже делала это полутора десятком лет ранее, когда меня назначили директором ЦРУ. Увы, она не смогла откликнуться, потому что собиралась в путешествие, и тогда я попросил провести церемонию вице-президента Чейни. С моей стороны это был знак дружбы и уважения. Бекки держала в руках Библию, которую родители подарили мне на мой шестнадцатый день рождения.

Спустя пятьдесят восемь дней после первого разговора со Стивом Хэдли я стал новым министром обороны Соединенных Штатов Америки, которому предстояло выиграть две войны, и руководителем лучшей армии в истории человечества. В своем кратком слове я пообещал вскоре отправиться в Ирак, встретиться с командирами боевых подразделений, выслушать их советы – «без уверток и когда рубят сплеча» – по поводу того, как нам действовать в ближайшие недели и месяцы. Я также сказал, что ситуация в Афганистане чревата осложнениями и необходимо приложить конкретные усилия, дабы этого не допустить. А затем вернулся к вопросу, который затронул на слушаниях по моему утверждению:

«Как мы отреагируем на эти и другие вызовы в регионе в ближайшие два года – наш выбор определит, продолжат ли Ирак, Афганистан и другие страны, ныне находящиеся на перепутье, поступательное движение к стабильному государственному устройству и станут ли они нашими надежными союзниками в глобальной войне с терроризмом, либо в них возобладают экстремизм и хаос. Все мы хотим, чтобы сыновья и дочери Америки как можно скорее вернулись домой. Но президент ясно дал понять, что мы просто не вправе потерпеть поражение на Ближнем Востоке. Провал в Ираке на данном этапе обернется катастрофой, которая станет преследовать нацию, подорвет доверие мира к Америке и поставит страну под угрозу на десятилетия вперед».

Веселую ноту к происходящему получилось добавить много часов спустя. В своем благодарственном слове я упомянул, что на церемонии присутствует моя девяностотрехлетняя мать. Комик и телеведущий Конан О’Брайен использовал мои слова в своем вечернем шоу. Он пошутил так – мол, мама подошла ко мне после церемонии, поздравила, поцеловала и сказала: «А теперь ступай и надери задницу кайзеру»[11]11
  Намек на Первую мировую войну, в которую США вступили 6 апреля 1917 г.


[Закрыть].

Глава 2
Ирак, Ирак и снова Ирак

В списке моих первоочередных задач на посту министра обороны наивысший приоритет имела ситуация в Ираке. Политики и журналисты до моего утверждения в должности и после нее были практически единодушны: о моей эффективности на этом посту будут судить в первую очередь по тому, насколько удачно я разберусь с иракской проблемой. А разбираться было с чем, учитывая рост насилия, очевидные бреши в безопасности, которыми активно пользовались местные экстремисты, слабость нового иракского правительства, а также безусловный провал американской военной стратегии (к середине декабря 2006 года этого не видел только слепой).

Что ж, Соединенные Штаты воевали на два фронта каждый день на протяжении четырех с половиной лет, когда я возглавлял министерство обороны. Я принимал непосредственное участие в разработке новых стратегий и доктрин – в Пентагоне и в Белом доме, а затем принимал на себя ответственность за реализацию этих планов. Я подбирал, повышал в звании – и при необходимости увольнял – боевых командиров и штабных офицеров; я обеспечивал командиров и войска требуемым снаряжением; я возложил на себя заботу о наших солдатах и их семьях; наконец, я добивался для армии политической поддержки в конгрессе, достаточной для осуществления поставленных целей. Все эти годы мне приходилось ступать по минному полю политики, дипломатии и оперативной тактики, как на фронтах, так и в Вашингтоне. Военные действия велись в Ираке и Афганистане; политические баталии разворачивались в Вашингтоне, Багдаде и Кабуле. И, вместе с президентом, я непременно оказывался в них на передовой.

При этом иракский театр военных действий не был для меня абсолютно новым.

Война в Персидском заливе

Я входил в состав немногочисленной группы старших чиновников администрации Буша-41, глубоко вовлеченной в планирование войны в Персидском заливе в 1991 году. Ближе к завершению войны я пришел к убеждению, что мы допустили стратегическую ошибку, не вынудив Саддама сдаться нашим генералам (лично, а не через эмиссаров), не заставив его взять на себя персональную ответственность, не унизив его лично (как человека, не как правителя) и даже не арестовав его прямо при объявлении о капитуляции. 15 февраля 1991 года Буш, как он вспоминал в своих мемуарах, заявил на пресс-конференции, что основным условием прекращения кровопролития в Ираке будет «решимость иракского народа и армии свергнуть Саддама». Президентская команда нисколько не сомневалась, что масштабы поражения побудят иракских военных лидеров расправиться с Саддамом.

К нашему изумлению и ужасу, почти сразу после завершения наступательных действий Америки шииты на юге и курды на севере спонтанно восстали против власти Саддама. Они восприняли заявление президента США – слова, адресованные иракской армии, – как призыв к народному восстанию. Пожалуй, нам следовало быть более конкретными в высказываниях – хотя, полагаю, восстание вспыхнуло бы в любом случае. Нас публично критиковали за то, что мы оставили режиму Хусейна вертолеты (иракцы уверяли, что авиатехника необходима для восстановления страны, ведь мы разрушили большую часть автодорог и мостов); в итоге повстанцев расстреливали с вертолетов, но все же главный удар нанесли сухопутные войска и танковые части, потопившие оба восстания в крови. Между тем Саддам воспользовался суматохой, порожденной восстаниями и их подавлением, чтобы вырезать и расстрелять сотни своих генералов из опасения, что они замышляют подобное против него самого. Ни курды, ни шииты – последние в особенности – так и не простили нас за то, что мы не пришли к ним на помощь, фактически убедив, как они верили, взять в руки оружие.

Еще администрацию усиленно критиковали за то, что Буш-41 не отправил армию на Багдад, дабы гарантировать смену правительства. Мы же считали, что такие действия не санкционированы резолюциями Совета Безопасности ООН, на основании которых мы выстроили союзную коалицию, куда вошли в том числе и арабские страны. Двинься мы на Багдад, как требовала общественность, коалиция неминуемо бы распалась. Да, возможно, в краткосрочной перспективе нарушение обязательств и последующий распад коалиции не имели бы принципиального значения, но подобный шаг автоматически сводил на нет любые наши усилия по созданию другой коалиции для решения общемировых проблем. Кроме того, я неоднократно говорил коллегам и журналистам, что Саддам не будет попивать чай на веранде в ожидании американцев, которые отправятся его арестовывать. Он наверняка заляжет на дно, и нам придется оккупировать значительную часть территории Ирака, чтобы отыскать его и разгромить ожесточенно сопротивляющихся приспешников, на чьей стороне вдобавок – преимущество, так сказать, домашнего поля.

В итоге война закончилась в феврале 1991 года, и Саддам остался у власти; Ирак подвергся суровым международным санкциям, которые резко ограничили импорт и установили квоты на экспорт иракской нефти; шииты и курды расплачивались за свои выступления. В последующие годы Саддам использовал все доступные ему способы, чтобы облегчить бремя санкций, направляя доходы от реализации программы «Нефть в обмен на продовольствие» (иракскому режиму позволили продавать ровно столько нефти, сколько требовалось для приобретения продуктов и лекарств) в свой карман и тайно контролируя хитроумную операцию по контрабанде нефти в Иран для продажи. Существенная доля этих денег пошла на строительство еще нескольких десятков гигантских и безвкусных дворцов, которые мы впоследствии захватили.

Никто из нас в начале 1990-х годов не сомневался, что Саддам при первой же возможности возобновит исследовательские программы, которые велись в Ираке до войны, – по разработке биологического, химического и ядерного оружия. Обширная инспекция, предпринятая по завершении боевых действий, обнаружила неопровержимые доказательства того, что иракцы продвинулись в разработке ядерного оружия намного дальше, чем полагала разведка США. Мы настолько были уверены, что Ирак использует химическое оружие, что наши первые подразделения, которые пересекли иракскую границу, двигались в костюмах химической защиты (а в них, смею заметить, невыносимо жарко и неудобно даже в феврале). Пока инспекторы продолжали работать в Ираке и пока строго соблюдались санкции, шансы на то, что Саддам сумеет возобновить программы производства оружия массового поражения, были минимальными.

Но с годами Саддам опять становился все более агрессивным, постоянно ограничивал сферу контроля инспекторов, благодаря чему инспекции в практическом смысле благополучно закончились в 1998 году. Соблюдение санкций также постепенно ослабевало, по мере того как правительства ряда стран – Франции, России, Германии и Китая в частности – находили лазейки для нефтяных контрактов и других деловых взаимоотношений с иракцами. К 2003 году большинство правительств и разведывательных служб пришли к выводу, что Саддам преуспел-таки в возобновлении программ разработки вооружений. Эта точка зрения подкреплялась неумеренным хвастовством Саддама и его громкими заявлениями, цель которых состояла в том, чтобы ввести в заблуждение собственный народ и запугать соседей Ирака. В результате осенью 2002 года Совет Безопасности ООН единогласно принял резолюцию номер 1441, которая требовала полной и тщательной проверки действий Ирака по реализации программ разработки вооружений и повторного введения строгого международного контроля. Нарушителям резолюции грозили суровые кары. Саддам тем не менее продолжал свои игры с инспекторами и международным сообществом. Как напишет несколько лет спустя Кондолиза Райс: «Да, мы вторглись в Ирак, потому что полагали, что у нас не осталось выбора. Санкции не действовали, инспекции проводились сугубо формально, и мы не могли заставить Саддама уйти цивилизованными способами». Чем дольше затягивалась война, тем все меньше и меньше людей разделяли эту логику.

Группа по изучению Ирака

Уйдя в отставку с поста директора ЦРУ в январе 1993 года, я лишился доступа к секретной информации – и был тому только рад. Я с радостью и облегчением покинул Вашингтон, и одна из многих причин переселения на Тихоокеанское побережье заключалась в том, что там меня не будут одолевать предложениями поработать в составе бесчисленных специальных комитетов, комиссий «с голубой лентой»[12]12
  Комиссия «с голубой лентой» – комиссия, составленная из уважаемых и авторитетных граждан.


[Закрыть] или исследовательских групп, плоды чьих усилий почти всегда остаются собирать пыль на книжных полках каких-нибудь политиков. Но я продолжал активно читать газеты и на основе прочитанного – а также на основе своих знаний о поведении Саддама в 1980-х и начале 1990-х годов – заключил, что с великой долей вероятности он возобновил разработки оружия массового уничтожения, что санкции в основном неэффективны и что этот человек одержим чрезвычайно опасной манией величия. Поэтому я поддержал решение Буша-43 снова вторгнуться в Ирак и наконец-то свергнуть Саддама.

Тем не менее меня потрясло, простите за прямоту, удивительное головотяпство, которым ознаменовался военный успех, – в частности, неспособность командиров остановить разграбление Багдада, роспуск иракской армии и драконовская, по сути, политика дебаасификации (Саддам возглавлял партию Баас). Казалось, Америка твердо вознамерилась проигнорировать все уроки денацификации Германии после 1945 года. В равной степени меня изумило, что после Вьетнама армия США, похоже, напрочь забыла, как вести контрпартизанскую войну.

Я выступил с речью 1 мая 2003 года, менее чем через шесть недель после начала войны, и так сформулировал свою точку зрения:

«Ситуация, с которой мы столкнулись сегодня [в Ираке], слегка напоминает погоню собаки за автомобилем. Да, мы вцепились в колесо, машина у нас в зубах – но что делать дальше?

Я убежден, что послевоенные перемены намного важнее самой войны. Лишь в последние дни американское правительство начало осознавать тот огромный потенциал, то влияние, каким обладает в Ираке шиитское большинство, а также возможность того, что демократический Ирак вполне может оказаться фундаменталистским шиитским Ираком… Курды на севере наверняка потребуют как минимум автономии. И какая же судьба ожидает суннитское мусульманское меньшинство в центре страны, угнетаемое одновременно курдами и шиитами? Наконец, не стоит забывать, что восстановление Ирака, обеспечение населения продовольствием и медицинскими услугами, возрождение экономики после международных санкций и десятилетий баасистского социализма – задача не из легких; впрочем, я уверен, что это сделать проще, чем реализовать в Ираке наши политические устремления.

По всем перечисленным причинам я считаю, что Соединенным Штатам следует в ближайшее время согласиться на замену нашего контингента в Ираке подразделениями многонациональных миротворческих сил – возможно, под общим руководством НАТО. И приступить к этому нужно, как только позволит обстановка… Мы совершим серьезную ошибку, если продержим сотню тысяч или около того американских солдат в Ираке дольше нескольких месяцев».

Даже при том, что ситуация с безопасностью в стране продолжала ухудшаться, иракцы – с щедрой помощью США и других держав – провели в 2005 году две избирательные кампании, получившие высокую оценку наблюдателей: первые выборы состоялись 30 января, вторые – 16 декабря, и явка была довольно высока, учитывая обстоятельства. Правда, формирование после декабрьских выборов коалиционного правительства, куда вошли бы представители ряда шиитских партий, курдов и политически приемлемых суннитов, обернулось немалыми сложностями. Переговоры затягивались, и тут, 22 февраля 2006 года, произошел террористический акт в шиитской святыне, мечети Аль-Аскари в Самарре. Взрыв спровоцировал чудовищную резню на религиозной почве, волна насилия покатилась по стране. К октябрю каждый месяц погибало около трех тысяч мирных иракцев. Среднее число нападений на военнослужащих США в день возросло с 70 в январе 2006 года до 180 в октябре.

Наряду с ухудшением ситуации в Ираке в течение всего 2006 года усугублялся и политический кризис в Вашингтоне. Президентский рейтинг неуклонно снижался, опросы общественного мнения демонстрировали негативное отношение американцев к войне, а конгресс, так гордившийся своей партийной беспристрастностью в вопросах национальной безопасности на протяжении десятилетий, все чаще выказывал именно партийные пристрастия, когда речь заходила о войне: большинство демократов – против, большинство республиканцев – за (при этом приводя все больше оговорок).

Очевидный раскол в настроениях населения США и нарастание хаоса в Ираке побудили конгрессмена-республиканца Фрэнка Вульфа, фактически постоянного представителя Северной Виргинии, выступить в начале 2006 года с предложением создать межпартийную группу в составе известных республиканцев и демократов, не участвующих в работе администрации, с целью разработки новой иракской стратегии на благо Соединенных Штатов; эту новую стратегию планировалось представить президенту, заручившись поддержкой обеих палат конгресса. Вульф подсчитал, что на финансирование деятельности группы понадобится чуть более миллиона долларов, которые вполне может выделить Институт мира[13]13
  Институт мира – государственное учреждение, созданное в 1984 г. при конгрессе США для реализации исследовательских и иных программ по предотвращению конфликтов. В 2011 г. Институт был лишен государственного финансирования и сегодня работает как независимый центр; при этом в его структуре существует отдел взаимодействия с конгрессом, задача которого – «координировать усилия по информированию и помощи конгрессу».


[Закрыть]. Также предполагалось, что работу группы поддержат Центр стратегических и международных исследований, Центр по изучению деятельности президентов и конгресса и Институт общественной политики имени Джеймса А. Бейкера-третьего при Университете Райса. Бывший государственный секретарь Джим Бейкер и бывший конгрессмен от Индианы Ли Гамильтон согласились стать сопредседателями новой организации, позднее получившей известность как Группа по изучению Ирака.

Бейкер позвонил мне в феврале и предложил войти в число пяти республиканцев в группе. У нас с ним хватало мелких разногласий в годы президентства Буша-41 (я тогда исполнял обязанности заместителя советника по национальной безопасности), но я искренне уважал Бейкера и считал его одним из лучших госсекретарей в истории США. Помнится, я даже как-то сказал, что всегда радовался, что на дипломатических переговорах он представляет именно нашу страну. Перво-наперво я поинтересовался у него, одобряет ли президент эту инициативу – ведь иначе вся затея оказалась бы пустой тратой времени. Джим ответил, что, когда ему предложили сопредседательство, он сразу позвонил Бушу-43 и задал тот же самый вопрос. Как и мне, ему совершенно не хотелось заниматься делом, которое президент и его соратники могли расценить как политическое предательство. Джим заверил меня, что Буш-43 обеими руками за. Позднее я пришел к выводу, что президент не столько нас поддерживал, сколько предпочел уступить – возможно, в надежде, что мы и вправду выдвинем некие полезные идеи или хоть как-то поможем урегулировать политический кризис в Штатах.

Поскольку рекомендации Группы по изучению Ирака, обнародованные в день слушаний по моей кандидатуре в сенате, сыграли важную роль в дебатах по Ираку в 2007–2008 годах, следует, как мне представляется, уделить внимание практической работе группы, тем более что итоговые рекомендации группы удивили меня самого.

Другими республиканцами в составе группы были судья Верховного суда (в отставке) Сандра Дэй О’Коннор, бывший генеральный прокурор Эд Миз и бывший сенатор от штата Вайоминг Алан Симпсон. Демократов возглавлял Ли Гамильтон, компанию которому составляли бывший директор Административно-бюджетного управления (АБУ) и глава администрации Белого дома Леон Панетта, бывший сенатор от Виргинии Чак Робб, вашингтонский юрист Вернон Джордан и экс-министр обороны Уильям Перри. Гамильтон в свою бытность в конгрессе председательствовал в комитетах по разведке и по международным делам, и с ним мы были знакомы без малого двадцать лет. Я знал Ли как человека чрезвычайно целеустремленного, приверженца интеллектуальной честности и был рад продолжению нашего сотрудничества.

В опубликованном докладе Группы по изучению Ирака, к сожалению, не отражено, как приятно нам было работать вместе. Симпсон постоянно отпускал уморительные шутки, Панетта и Джордан старались от него не отставать, Бейкер мрачновато язвил, Гамильтон демонстрировал чувство юмора, типичное для уроженцев Индианы, и все отлично ладили. Да, мы вполне сознавали важность задачи, но не видели причин трудиться с постными физиономиями.

Практическая работа группы началась с первой встречи, состоявшейся 15 марта. Всего мы собирались восемь раз, всегда в Вашингтоне. Наши усилия были сосредоточены на оценке стратегической обстановки в самом Ираке и вокруг него; мы изучали вопросы безопасности Ирака и принципиальные условия ее повышения; исследовали политический климат Ирака после выборов и формирования нового правительства, а также анализировали процессы восстановления экономики. Мы составили список экспертов по каждому из этих четырех основных направлений, покорно приняли толстенные папки с документами для чтения, провели бесчисленное множество дискуссий и брифингов. Мы выслушали великое разнообразие мнений, побеседовали со всеми ключевыми фигурами в администрации, включая президента, бывших высокопоставленных правительственных чиновников и ряд старших военачальников; кроме того, нас консультировали полевые офицеры уровня командиров бригад, лидеры разведывательного сообщества, эксперты, конгрессмены, зарубежные официальные лица, журналисты и комментаторы.

Мы задавали много вопросов. Судья О’Коннор не имела опыта в международных делах и вопросах национальной безопасности, однако именно ей лучше всего удавалось добиваться ответов. Наблюдать за ней было весьма поучительно. Годы в Верховном суде научили ее мгновенно определять на слух хромающую логику, выделять сомнительные доказательства, непоследовательность и аналитические изъяны. Неизменно доброжелательная, но суровая, она «проколола» добрый десяток «воздушных шаров» в рассуждениях экспертов.

Лично для меня самой ценной и полезной с практической точки зрения оказалась поездка в Багдад с 30 августа по 4 сентября. Нас в этой поездке было семеро. По пути в Кувейт самолет совершил посадку в аэропорту Шеннон в Ирландии для дозаправки. Мы с Панеттой устремились к винным рядам в магазине дьюти-фри, предполагая, что в Багдаде такого алкоголя не найти. (Двум будущим министрам обороны и в голову не пришло, что мы нарушаем приказ номер 1 по воинскому контингенту США, запрещающий употребление спиртного на территории Ирака.) Гамильтон занял единственную на борту кровать на пути туда, а Бейкер – на пути обратно; тот, кто остался без кровати, спал прямо на полу. Остальные пятеро тоже спали на полу или в креслах.

В Кувейте, где было ужасно жарко и ветрено, мы пересели на военный транспортник на Багдад, где температура ожидалась еще выше. Пассажиры этого рейса являли собой крайние противоположности. С одной стороны – несколько десятков чрезвычайно подтянутых молодых солдат, которые направлялись в зону боевых действий. Шлемы, бронежилеты, штурмовые винтовки… Могу только догадываться, о чем они думали, особенно учитывая постоянно возраставший уровень насилия в стране. С другой стороны – мы семеро, всем лет по шестьдесят-семьдесят, смотревшиеся невероятно глупо в пиджаках и брюках, с которыми никак не сочетались выданные нам бронежилеты и шлемы. Наш облик напомнил мне предвыборное фото Майкла Дукакиса 1988 года – в танке и в танкистском шлеме. Солдаты наверняка спрашивали себя, с какой стати этих штатских идиотов понесло в Ирак и что, во имя всего святого, они там забыли. По прибытии в аэропорт Багдада мы пересели в вертолеты и отправились в комплекс посольских зданий. Каждый вертолет имел на борту по два стрелка, вооруженных авиационными пулеметами калибра 12,7 мм. Когда мы находились в воздухе, вертолеты, к нашему перепугу, вдруг принялись отстреливать ловушки; новичков просветили – это способ борьбы с ракетами, наводящимися по тепловому следу, однако порой бортовой компьютер выбрасывает ловушки автоматически, из-за помех от линий электропередачи. Ни одно объяснение не внушало спокойствия.

Мы заночевали в посольском комплексе, сердцем которого был один из многочисленных огромных дворцов Саддама, с бассейном и отдельно стоявшим гостевым домом. Нас разместили в этом гостевом доме. Когда около двух часов утра электропитание (и кондиционеры) вдруг отключилось, сразу стало чудовищно жарко. Я решил узнать, можно ли что-либо сделать, чтобы восстановить электроснабжение. Я вышел из дома в футболке и шортах. Мимо как раз проходил молодой солдат, тоже в футболке и шортах – и со штурмовой винтовкой, – и я попытался объяснить ему наши затруднения. Он никак не прореагировал (наверное, это вполне объяснимо), ничуть не проникся нашими невзгодами – и отправился дальше по своим делам, не проронив ни слова.

В Багдаде мы работали с 31 августа по 3 сентября. Мы общались напрямую с боевыми командирами, беседовали с послом и сотрудниками посольства, с дипломатами из других стран и, конечно, использовали любую возможность, чтобы переговорить с иракскими лидерами. Каждый день заседания и переговоры занимали по двенадцать часов. От американцев и иностранных дипломатов мы не услышали почти ничего такого о тяжелой ситуации в Ираке, чего не знали раньше, хотя, безусловно, эти рассказы добавили много подробностей к нашим предварительным впечатлениям. Генерал Джордж Кейси, командующий американскими войсками в Ираке, заявил, что иракцам необходимо решить четыре важнейших задачи: создать федеральную структуру управления, провести дебаасификацию, обуздать местные ополчения и научиться распределять доходы от продажи нефти. Еще он подчеркнул, что скорый вывод американского контингента будет иметь «ужасающие» стратегические последствия. По мнению Кейси, очень важно попытаться поставить иракцам цели и сроки, и «к концу года мы должны понимать, в состоянии иракское руководство управлять или нет». В отсутствие посла человеком номер два в нашем посольстве был Дэн Спекхард, и он сказал нам, что нужны такие улучшения в области безопасности, которые окажутся заметными для иракцев, особенно в Багдаде.

Мы также довольно долго беседовали с генерал-лейтенантом Питом Кьярелли, командующим Международными коалиционными силами в Ираке, прямым командиром наших войск в боевых операциях. Кьярелли произвел на всех нас великолепное впечатление своим вдумчивым анализом ситуации – почему мы должны защищать местное население, развивать экономику и обеспечивать рабочие места, в противном случае молодые иракцы по-прежнему будут вместо лопаты хвататься за автомат. Он упомянул о том, что хотел бы видеть в стране больше американских гражданских специалистов и экспертов по развитию, а не только военнослужащих, и сказал, что шаги, подобные восстановлению канализации в Багдаде, окажут на ситуацию куда более благоприятное влияние, нежели военные победы. Еще Кьярелли, словно вторя Спекхарду, много говорил о повышении уровня безопасности в столице как залоге общего успеха.

Среди подчиненных генерала Кейси никто не предложил нам увеличить численность американского контингента (а мы постоянно задавали этот вопрос) – возможно потому, что против этого выступали сам Кейси и его босс, глава Центрального командования[14]14
  Центральное командование – формирование вооруженных сил США, зону ответственности которого составляют Средний Восток, Восточная Африка и Центральная Азия. В российской военной доктрине понятию «командование» соответствует понятие «военный округ».


[Закрыть] генерал Джон Абизаид, полагавшие, что присутствие большого числа военных США расслабляет иракцев и мешает последним принимать на себя больше ответственности за собственную безопасность. Кьярелли, напротив, был уверен, что безопасность Багдада не обеспечить без развертывания дополнительных американских частей; как мне довелось узнать позднее, другие генералы, в том числе Рэй Одиерно[15]15
  Одиерно Рэймонд – в 2006 г. командир 4-й пехотной дивизии, затем командующий Международными коалиционными силами в Ираке (2008–2011), ныне начальник штаба сухопутных войск США.


[Закрыть], поддерживали эту точку зрения и искали союзников в Вашингтоне.

Сочтя, что от нас утаивают некоторые факты, Билл Перри в частном порядке встретился с Кейси и Кьярелли по отдельности, но не узнал ничего нового. Я, тоже в частном порядке, пообщался с главой отделения ЦРУ в Багдаде; его оценка ситуации в целом совпадала с позицией Кьярелли. Я спросил, каковы отношения между ЦРУ и военными, и он ответил: «Знаете, сэр, гораздо лучше, чем когда вы были директором ЦРУ». Я не обиделся – во-первых, он говорил правду, а во-вторых, это было еще мягко сказано. Тесное сотрудничество, которое продолжало углубляться, привело в итоге едва ли не к революции в сотрудничестве в режиме реального времени между разведкой и армией.

Несмотря на требования секретности, мы узнали довольно много из откровенных бесед с американскими военными и сотрудниками посольства. Если коротко, суть их взглядов сводилась к следующему: битву за Багдад необходимо выиграть, нужно увеличить наше военное присутствие в тех районах города, где угроза нападения повстанцев и экстремистов устранена и требуется восстановить инфраструктуру, а вот новые подразделения американских войск в Ираке ни к чему; к концу года желательно сформулировать методики оценки успехов Ирака в обеспечении безопасности, развития экономики и межнационального и межконфессионального примирения; если таковое примирение действительно удастся реализовывать, придется принять соответствующие меры в отношении шиитов, причастных к насилию; еще потребуется эффективный контакт с суннитами, нейтрализация Сирии, недопущение дальнейшего сотрудничества экстремистов-шиитов с Ираном; необходимо добиться общего прогресса в мирном процессе на Ближнем Востоке, а также организовать систему региональной взаимопомощи. И все были согласны, что Соединенным Штатам попросту нельзя потерпеть неудачу в Ираке. Эти соображения в значительной мере составили основу рекомендаций Группы по изучению Ирака.

Мы также встретились с главами багдадских бюро крупнейших новостных каналов США. Их оценка ситуации балансировала на грани откровенного пессимизма. Мы услышали, что положение ухудшается день ото дня не только из-за конфликта между шиитами и суннитами, но и из-за внутренних шиитских склок; что американские военные и Государственный департамент «играют в молчанку»; что журналисты не чувствуют себя в безопасности, поскольку их плохо охраняют – не хватает солдат; что прошлым летом наблюдался фактический исход из страны иракского среднего класса и интеллектуалов; наконец, что налицо распад страны на враждебные друг другу регионы.

Встречи с иракцами заставили нас полностью осознать масштабы политического вызова. Сначала мы встретились с премьер-министром Нури аль-Малики, генеральным секретарем немногочисленной партии «Дава», компромиссной кандидатурой, которую одобрили именно потому, что у его партии не было серьезных политических амбиций. Аль-Малики призвал не преувеличивать текущие проблемы Ирака и заявил, что во многом нынешние неурядицы – следствие подрывной деятельности баасистов и сторонников Саддама, проникших в правительство либо разбежавшихся по стране. Похоже, этот человек пребывал в каком-то вымышленном мире, никак не связанном с реальностью.

Сунниты жаловались (у них были к тому все основания), что министерство внутренних дел Ирака кишит экстремистами-шиитами и бойцами «эскадронов смерти», причем даже называли имена тех, кто причастен к нападениям на коалиционные силы и на общины суннитов. Они утверждали, что во многом за хаосом в Ираке стоит Иран и что с тех пор, как напряженность в отношениях между Вашингтоном и Тегераном возросла из-за трений в вопросе о ядерном оружии, Тегеран начал все более активно поддерживать местных экстремистов. Лидеры шиитов, с которыми мы встречались, в том числе религиозные, говорили, что Саудовская Аравия, Сирия и Иран неприкрыто вмешиваются во внутренние дела Ирака. Ни шииты, ни сунниты, впрочем, не могли привести конкретных фактов, да и о катастрофических последствиях бесчинств доморощенных радикалов тоже как-то не упоминали. (После встречи с лидером шиитской общины Ирака Абдом аль-Азизом аль-Хакимом я сказал Бейкеру – у меня было полное ощущение, что этот человек предпочел бы поставить нас к стенке, а не вести переговоры.)