Текст книги "Воздушная война 1936 года"

Автор книги: Роберт Кнаусс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Лишь тогда, когда в 5 час. 42 мин., между Феканом и Сен-Валери показался внизу французский берег, капитан Краули отдал приказ готовиться к бою.

Он прошел в кабину летчика к Винтону и крикнул ему в ухо одну из своих обычных шуток, указывая пальцем в глубинную цель. Винтов увидел внизу маленькие белые пятнышки, похожие на куски ваты. С побережья по эскадрилье стреляла батарея ПВО, но ее орудия были недостаточно дальнобойны и не могли причинить им вреда. Справа, над устьем Сены, стояла плотная завеса тумана, который постепенно рассеивался восходящим солнцем. Небо было ясно, лишь на востоке плыли легкие перистые облака.

Генерал Бреклей находился со своим боевым штабом на борту самолета Г-300. Во время войны 1914-1918 гг. генералы воздушного флота руководили своими соединениями, сидя за письменным столом в штабе. Это время прошло безвозвратно. В 1936 г. начальник английского воздушного флота командовал сам, находясь в воздухе Это стало возможным только благодаря радиосвязи между самолетами. В кабину радиста флагманского самолета беспрерывно поступали донесения разведывательных самолетов; донесения немедленно наносились на карту офицером разведывательной службы капитаном Кристи.

На ряду с отдельными разведывательными самолетами, производившими наблюдение над различными точками французской территории с определенными заданиями, марш воздушного флота совершался под прикрытием групп разведчиков, летевших далеко впереди тяжелых эскадрилий. Они обязаны были своевременно доносить о появлении противника. Это было похоже на морскую войну, в которой линейные корабли всегда охраняются мелкими крейсерами и истребителями.

Бреклей с чувством гордости летел во главе британского воздушного флота над французской территорией. Теперь должен быть решен вопрос, выдержит ли его "теория" испытание огнем. Будучи еще юным капитаном, Бреклей, понял необходимость создания мощного воздушного флота, способного вести большую самостоятельную воздушную войну против неприятельского тыла и неприятельских воздушных сил, независимо от операций сухопутных армий и морского флота. Тогда как другие лишь играли этой мыслью, Бреклей был единственным человеком, сделавшим из нее самые крайние выводы и защищавшим их со всей свойственной ему энергией. Вначале, когда он не пользовался влиянием, над безумием его взглядов смеялись. Когда затем, будучи офицером генерального штаба, он работал в отделе промышленных заказов и втихомолку шел к своей главной цели – к созданию большого самолета для бомбовой атаки и воздушного боя, ему создавали всевозможные препятствия, причем больше всего старались его же товарищи-летчики!

Закостенелые консервативные соотечественники Бреклея привыкли к традиционным типам самолетов: к истребителям, дневным бомбардировщикам, ночным бомбовозам, разведчикам. Разве мировая война не показала, что истребители решают вопрос о господстве! в воздухе над полем сражения? Разве все герои воздуха не были летчиками-истребителями? Бишон, Балл, Гюйнемер, Бельке? Оперативные сводки были полны перечислением их воздушных побед. Когда на земле близ Соммы или во Франции свирепствовали позиционные сражения, прежняя бодрая и радостная война возродилась в воздухе. Там, наверху, борьба была самоцелью. Она велась по неписанным законам спортивной вежливости. Рыцарское отношение к противнику в воздухе напоминало о давно прошедших временах средневековых турниров. На окровавленной земле жалкие тела людей сжимались грязным комом в вонючих ямах и снарядных воронках, бессильные и беспомощные против слепой ярости смертоносных механизмов. Под градом пуль, в ураганном огне, в чаду удушливых газов давно погибла слава отдельных героев. Зато в воздухе она достигла нового триумфа.

Бреклей думал иначе. Прошли те времена, когда воздушные пространства принадлежали истребителям. Жаль, конечно, что исчезают последние остатки военной романтики, но будущее и в воздухе принадлежит машинам и технике. Мощное развитие авиации после 1918 г. открыло для воздушной тактики новые пути.

Теория Бреклея заключалась в следующем:

Главная задача воздушных сил состоит в том, чтобы посредством бомбовых атак, направляемых против населения страны и ее политическо-экономических центров, сломить боеспособность противника.

Для обеспечения доставки бомб к месту назначения на дальнее расстояние нужны мощные самолеты! с большой полезной нагрузкой и большим радиусом действия, снабженные всеми аэронавигационными приборами, обеспечивающими надежное управление в облаках, тумане, бурях и ночью.

Такие бомбардировщики должны и могут защищаться против неприятельских самолетов при помощи собственных боевых средств. Мощность огня и дальнобойность их пулеметов и автоматических пушек такова, что, несмотря на большую скорость и изворотливость истребителей, они не сумеют произвести ни одного выстрела.

Высоких технических качеств можно достигнуть только путем разложения общих функций по отдельным специальностям. Это разделение труда и специализация возможны только на большом самолете с экипажем из нескольких человек.

В сомкнутом строю, по правилам воздушной тактики, можно командовать только такими большими самолетами. Командование невозможно при одноместном истребителе, когда один человек должен делать все: управлять, ориентироваться, поддерживать связь, стрелять, передавать и принимать радио.

Нападение бомбардировщиков должно совершаться днем, ибо только днем можно точно прицелиться и попасть без промаха, и только днем возможен полет эскадрильи сомкнутым строем.

Во время войны 1914-1918 гг., наоборот, атаки были перенесены на ночь, хотя полет к целям и возвращение в темноте были гораздо труднее, чем днем. Но для этого имелись свои причины. Во-первых, сильно нагруженные бомбардировщики не могли подняться так высоко, чтобы уйти от огня зенитных орудий, во-вторых, днем боялись атак истребителей, и если, в виду исключения, бомбардировщики совершали иногда дневные рейды, то для прикрытия к ним прикомандировывали эскадрилью истребителей. Бреклей же утверждал, что эскадрилье хорошо вооруженных бомбардировщиков в сомкнутом ряду нечего бояться истребителей и что, наоборот, ее боевая мощь превосходит боевую мощь истребителей.

Но Бреклей был достаточно умей, чтобы выступить не сразу со своим радикальным планом, который мог привести его начальников в полное смятение. Для него это кончилось бь откомандированием в какую-нибудь австралийскую воздушную часть. Он на первое время ограничился постройкой одного большого бомбардировщика, радиус действия которого позволил совершать полеты в глубокий тыл неприятельской страны, а высотность целиком защищала от огня зенитных орудий. Постройка самолета натолкнулась на огромные конструктивные и производственные затруднения. Прошло много времени, пока Бреклей нашел в лице 26-летнего Уэллса гениального конструктора, который посвятил себя целиком его идее.

При постройке любого самолета приходится итти на компромисс. Увеличение одного качества, например скорости, происходит за счет другого – за счет полезной нагрузки и радиуса действия.

Чем больше нагрузка на поверхность (кг, полетный вес) / (кв. м, несущая поверхность)и чем меньше нагрузка на силу, (кг, летный вес) / (лош.сил), тем больше скорость.

Но чем меньше нагрузка на поверхность, тем больше способность набирать высоту!

Надо было сознательно отказаться от тех или иных качеств, чтобы достигнуть самого главного: уменьшение нагрузки на силу было достигнуто путем экономии мертвого веса, увеличения мощности моторов и придания формы, обладающей лучшими аэродинамическими свойствами.

На ряду с большой летной скоростью нужно было достигнуть небольшой посадочной скорости, чтобы при посадках на малых полевых аэродромах тяжелые самолеты можно было останавливать после короткого пробега. Тут были использованы результаты опытов, которые давно уже делал Гендлей Пэйдж со складными крыльями и заслонками на концах крыльев.

Увеличение размеров дало аэродинамические преимущества: например в результате перенесения силовой установки на поверхность и придания более удачной формы фюзеляжу уменьшилось вредное сопротивление по сравнению с самолетами меньшего размера.

Это преимущество также повлияло благоприятно на поле обстрела бортового оружия.

Далее при увеличении общего размера самолета пропорционально уменьшается относительный вес необходимого оборудования: например, радиостанция необходима даже для самого маленького разведывательного самолета, но на нее приходится пропорционально больший вес. То же самое относится и к управлению, приборам, многочисленным вспомогательным инструментам, вес которых при увеличении измещения с 10 до 20 т увеличивается очень мало или совсем не увеличивается. Таким путем было достигнуто более благоприятное соотношение между полезной нагрузкой и летным весом. За счет этой полезной нагрузки можно было увеличить запас горючего, бомб и боевых припасов.

Пределы увеличения размеров были поставлены прежде всего законами воздушной тактики. Слишком большие самолеты не обладали бы достаточной маневренностью и в воздухе и на земле (старт, посадка, скрытие от неприятеля убежища). Надо было также распределить риск потерь на большее число единиц. Поэтому тип Уэллса по своим размерам отставал от типов самых крупных пассажирских и военных самолетов, существовавших 10 лет тому назад: например Дорнье (До X) – 50 т, Капрони 90 Р. В. – 40 т.

При постройке самолета такого типа и таких размеров, как хотел Бреклей, надо было перейти к легким сортам стали и дюралюминию. Но конструкция, обладающая такими блестящими летными качествами, была бы все же непригодна, если бы самолет оказался слишком сложным для ухода за ним в военное время, для переброски и производства. Быстрое серийное производство было возможно лишь при простой сборке отдельных частей.

Первой предпосылкой успеха намеченного Бреклеем к постройке 24-тонного самолета типа Г (Г – гигант) было применение в качестве двигателя дизель-мотора, работающего на тяжелых сортах горючего. Применение бензиновых моторов заранее отвергалось, как как достаточно попадания в бензиновый бак одной зажигательной пули из пулемета с истребителя, чтобы самолет взорвался. Это было бы равносильно применению пироксилина в качестве горючего или введению в зону огня противника дирижаблей, наполненных водородом!

К счастью, работы по усовершенствованию нефтяного мотора продвинулись так далеко, что теперь требовались лишь некоторые улучшения, опиравшиеся на предыдущий опыт. Нефтяной мотор имел более высокий термический коэфициент полезного действия, чем мотор с карбюратором, и вследствие этого обладал преимуществом большего радиуса действия.

Сломить упорное сопротивление английских авиационных заводов было еще труднее, чем добиться разрешения конструктивной проблемы. Они имели постоянные заказы, дававшие им хорошую прибыль, и не намеревались переключаться на строительство совершенно нового типа, что требовало бы изменения производственных методов и вложения капиталов в новое машинное оборудование. Но, задобрив твердолобых промышленников кредитами и припугнув их прекращением всех военных заказов, Бреклею удалось сломить их упорство.

Однако, когда был готов третий самолет, произошла катастрофа, грозившая совершенно уничтожить все дело Бреклея и чуть не стоившая ему жизни. Один из новых бомбардировщиков по невыясненной причине потерпел аварию. Начались тягостные запросы в парламенте, но, к счастью, сменился кабинет, и Бреклей мог продолжать свое строительство.

Лишь тогда, когда была разрешена техническая проблема и были сформированы четыре эскадрильи бомбардировщиков, майор Бреклей выступил со своей общей организационной программой создания воздушного флота для самостоятельного ведения воздушной войны. В созданном в 1918 г. английском королевском воздушном флоте существовали тогда три группы:

1. Войсковая авиация: эскадрильи для разведки, артиллерийского наблюдения и связи.

2. Авиация береговой обороны для сотрудничества с морским флотом: эскадрильи гидросамолетов, самолеты, находящиеся на авиаматках.

3. Воздушный флот, предназначенный для ведения самостоятельной воздушной войны, распадающийся на две части с двумя штабами: штаб истребительной авиации – 15 эскадрилий истребителей и штаб бомбардировщиков – 5 эскадрилий ночных и 6 эскадрилий дневных бомбардировщиков.

В качестве первого офицера генерального штаба при начальнике штаба воздушных сил майор Бреклей руководил реорганизацией воздушной обороны Великобритании. Эскадрильи дневных и ночных бомбардировщиков были укомплектованы новыми однотипными самолетами. Они образовали ядро будущего воздушного флота. Более половины 15 эскадрилий истребителей были расформированы, а их личный состав использован для формирования новых эскадрилий типа Г и разведывательных эскадрилий воздушного флота. Расходы на строительство 300 самолетов Г, из которых каждый стоил более 100 тысяч фунтов стерлингов, были так велики, что не могли быть покрыты путем увеличения прежнего бюджета воздушного флота. В связи со скверным экономическим и финансовым положением Англии нечего было и думать о таком увеличении расходов. Поэтому средства, предназначавшиеся для войсковой и береговой авиации, надо было использовать для воздушного флота, предназначенного для самостоятельной воздушной войны. Когда в армии и в морском флоте заметили, что расформировывается также войсковая авиация, раздались крики о предательстве. Желая загладить оскорбление, нанесенное флоту, Бреклей поручил флоту заняться усовершенствованием больших гидросамолетов и торпедоносцев. Для подкрепления воздушных соединений сухопутной армии в случае войны должны были быть привлечены эскадрильи резерва военно-воздушных сил. Таким путем центр тяжести воздушного вооружения в материальном отношении все более и более переносился на воздушную оборону Великобритании, получившую с 1 марта 1935 г. название "Воздушный флот".

Теперь дело Бреклея было закончено – как раз перед самой войной. И перед глазами Бреклея раскинулся... Париж!

VIII.

9 июля Париж проснулся после тяжелой, горячей, безветренной ночи. Далеко за полночь по улицам двигались от Итальянского бульвара до площади Согласия шумящие потоки людей, сбивались в толпы, лихорадочно обсуждая последние события. И только, когда ночное небо посветлело, усталость загнала людей в дома и заставила лечу в постели. Теперь в белизне раннего утра зияли пустые бульвары, но, казалось, на них еще дрожало волнение душной ночи. В каменных каналах улиц стоял тяжелый запах бензина, пыли и людского пота. Дворники устало сметали в кучи грязные обрывки экстренных выпусков газет, набравшиеся за ночь. Прогремели первые автобусы: автомобили, чистившие улицы, смачивали мостовые водой и подымали своими валиками пыль.

Грузовик, ехавший с Итальянского бульвара, доверху нагруженный газетами, остановился на углу площади Оперы. Газетчики хватают еще сырые пачки и разбегаются во все стороны; с криком: "Война с Англией!" Немногие уличные прохожие вырывают у них из рук газеты.

"К ФРАНЦУЗСКОМУ НАРОДУ!

Честь Франции поругана! Англия требует, чтобы мы спустили с Каирской цитадели трехцветный флаг, чтобы мы увели наших храбрых солдат, которые были посланы на призыв о помощи национального египетского правительства для защиты жизни и собственности французов. Англия осмеливается грозить нам ультиматумом! Помня о чести Франции, мы отказалась дать на это требование какой-либо ответ. Мы еще надеемся, что английский народ опомнится и поставит своих вождей на место. Неужели братья по оружию в мировой войне 1914-1918 гг. обратят друг против друга оружие в самоубийственной борьбе? В этот серьезный час, когда решается судьба Европы, мы взываем к совести всего мира. Франция хочет мира. Но пусть Англия знает, что в вопросе своего существования французская нация встанет также решительно, как в августе 1914 г., чтобы отразить с железной настойчивостью всякое нападение, которое будет стремиться запятнать сверкающий щит Франции! Сегодня 9 июля с 4 часов утра объявлено военное положение. Да здравствует Франция!

Президент республики".

Постепенно собираются группы людей, читают, обсуждают новости. Вдруг свист сирен прорезает воздух. Что это? Свист превращается в резкий, протяжный вой... Распахиваются окна, на улицу встревоженно выглядывают заспанные лица. Воздушная тревога? Сирены замолкают. Через четверть часа по улицам со звоном проносятся пожарные автомобили. Ярко блестят сверкающие медные каски. На перекрестках скапливаются густые толпы, их разгоняют полицейские: "Опасность воздушного нападения! Никаких сборищ на улицах! Идите в подвалы".

Слышен смех. Люди перебрасываются шутками. Англичане побоятся явиться днем! Все это устроено префектом полиции для практики полицейских.

Гудение моторов; оно слышится все ближе и ближе. Люди подымают головы, женщины пронзительно взвизгивают, толкотня, толпа разбегается. Вдруг кто-то кричит: "Французские летчики!" На высоте 1000 м над городом с востока на запад пролетает эскадрилья истребителей с сине-бело-красными кругами под крыльями. Она вскоре исчезает из вида. Паника сменяется воодушевлением, раздаются рукоплескания, слышно ликование: "Наши самолеты им еще покажут! К чему вообще волноваться? Вокруг Парижа у нас тысячи истребителей. Если англичане только осмелятся среди белого дня лететь над Ламаншем, их истребят, как зайцев, раньше чем они увидят верхушку Эйфелевой башни".

На лестницах метрополитена – толпа, с любопытством наблюдающая за тем, что происходит снаружи, но в то же время напуганная, готовая при опасности немедленно броситься вниз. Пожилые мужчины с ленточками почетного легиона в петлицах произносят речи, обнаруживая необычайные стратегические познания. Им ведь знакомы воздушные тревоги 1918 г. Было совсем не так страшно, не надо только понапрасну волноваться. "При газовых бомбах надо лишь задержать дыхание", – взрыв громкого смеха вознаграждает шутника.

Полицейские на мотоциклах проносятся по улицам. К стенам домов приклеивают плакаты: "Как надо вести себя во время воздушного нападения". Плакаты отпечатаны уже давно. "Выдача противогазов производится в районном полицейском участке. Буквы от "А" до "К" от 18 до 24 часов, от "Л" до, "ЗЕТ" от 2 до 6 час. вечера".

Какой-то участник войны дает советы: "Перед люками подвалов надо развесить мокрые полотенца, мы делали так в убежищах под Верденом, или зажечь огонек, чтобы газ выгоняло тягой".

Доносится отдаленный грохот. Все прислушиваются. Над городом на небольшой высоте пролетают отдельные французские самолеты, оставляя позади себя дымовые завесы. Из района Булонского леса и Исси гремят выстрелы зенитных батарей. Снова свист сирен. Полицейские теснят толпу в туннели метрополитена, загоняют ее в дома. Но неустрашимые хотят показать свое мужество и упрямо смотрят на небо. Там, наверху маленькие белые облака, они так высоко, что их едва можно заметить.

Земля вдруг заколебалась... давление воздуха... взрывы... Кто-то кричит, показывая рукой: "Вот! англичане!" Как теневые штрихи, приближается сомкнутый строй эскадрильи, окутанной точками разрывов. Тотчас же начинается адский шум: рев сирены, резкий треск зенитных орудий, глухие взрывы гранат, трескотня пулеметов, – но все звуки перекрываются ужасающим свистом бомб, непрерывно сбрасываемых, начиная от Елисейских полей все ближе и ближе. Земля дрожит. Люди в смертельном страхе забиваются в темные туннели метро. Электрический ток прекратился немедленно после первых разрывов.

На вокзале у Оперы один за другим останавливаются два переполненных поезда. Вдруг оглушительный удар, треск, бледно-желтая огненная искра. Рушатся стены, секунда ужасного мертвого молчания, потом стоны, звериные крики... На расстоянии 50 метров от входа бомба в 1000 кг пробила мостовую, бетонированные своды туннеля и взорвалась внизу. Сотни людей были раздавлены одним лишь огромным давление воздуха. Метрополитен обрушился, образовалась воронка в 50 м ширины, зияющая на бульваре Капуцинов. Обрушились фасады трех домов, внутренность квартир с мебелью и утварью видна с улицы. Между небом и землей странно повисло пианино. Сокрушающая волна бомб катится с треском дальше на восток. Через несколько секунд земля дрожит от новых взрывов. Это 12-я эскадрилья, сбрасывая вторую волну бомб рад центром города, уносится дальше, оставляя ужасные разрушения.

Люди, как муравьи, копошатся в подвалах, в ужасе прислушиваясь к новым разрывам. Некоторые теряют рассудок, начинают буйствовать, беременные женщины рожают от ужаса. Тот, кто рискует высунуть голову из подвала, с кашлем и рвотой падает обратно: "Газ!"

На улицах слышны звонки пожарных: "Пожар!" Горит не в отдельных местах, а всюду, во всех кварталах. Таково действие термитных бомб весом всего лишь по 25 кг, сброшенных тысячами над городом тихо и незаметно в грохоте и треске разрывных бомб. Жидкая масса термитных бомб просачивается сквозь крыши, сквозь сухие балки и потолки. Храбрецы-пожарные направляют свои брандспойты в очаги пламени, но жидкий термит вскипает еще сильнее, смешиваясь с водой.

Во всех Кварталах города портится водопровод, под землей разрушены трубы, зияющие воронки наполняются водой. В предместьях разрушены водопроводные станции.

На набережной д'Орсэ пожарные берут воду из Сены и поливают горящее здание министерства иностранных дел. Но вот загораются все дома этого квартала. Пожарные, выполняя свой долг, мужественно борются против огня, против удушливых газов, спасают, помогают, но понемногу каждый начинает понимать всю бесцельность этих усилий.

Что могут сделать несколько тысяч пожарных против горящего и отравленного газами гигантского города? Для этого едва ли оказалось бы достаточно целой армии пожарных, сотен тысяч людей. Санитарные автомобили с красным крестом прокладывают себе дорогу до развороченным улицам, но их там мало! Врачи работают в больницах с высоко засученными рукавами, как на поле сражения, делают перевязки, впрыскивают морфий, забинтовывают окровавленные обрубки.

Взрывы постепенно замолкают, мертвая тишина распространяется над раскаленным городом. Восходящее солнце мутным черепком показывается в дыму и тумане над Парижем.

Люди выбегают из горящих домов. У всех на устах один крик: "Вон из этого ада!"

На площадях, в Тюильрийском саду, на Марсовом поле, скапливаются толпы. К счастью газовых бомб было, повидимому, сброшено немного или, быть может, согретый пожаром воздух действовал, как вентилятор. Железный остов Эйфелевой башни лежит поперек Сены до улицы Трокадеро: бомба весом в 1000 кг попала в один из четырех угловых столбов и опрокинула башню.

Тот, у кого еще уцелел автомобиль, торопится усадить свою семью, захватить все, что можно из домашнего скарба и выехать за город. Но вскоре на улицах во всю ширину образуется пробка автомобилей. Население в панической давке старается выбраться из города пешком. Полиция напрасно пытается ввести в рамки потеки беженцев. Набережная Пасси оцеплена, там горит газовый завод, с минуты на минуту должны взорваться резервуары с газом. Но толпа в слепой, звериной ярости прорывает оцепление, напирая сзади, топчет упавших. Через несколько минут из огромного серого резервуара вырывается столб пламени вышиной в дом, летят камни, куски железа, но толпа несется, не глядя, дальше, оставляя раненых под ногами.

Железные птицы пролетели над городом в несколько минут, словно призрак. Извиваясь, как черви, миллионы людей в смертельном страхе даже не видели этого призрака, злобное гудение которого растаяло в небесных просторах и было заглушено грохотом взрывов.

Непосредственная смертельная опасность теперь прошла, оставшиеся в живых дрожали, были напуганы, но они остались живы! Живы! И теперь страх перешел в ярость. Из конвульсивно сжатых глоток вылетел пронзительный крик ярости – против врага, против войны, против правительства, против всего мира.

Предательство! Почему правительство не защитило парижан от этого ужаса? Где же были блестящие самолеты, на которые из глупого стада налогоплательщиков выжимали миллионы франков? Где были все эти хвастливые летчики, разодетые лейтенанты, соблазнявшие девушек? Теперь, когда они должны были проявить себя, они трусливо спрятались. Разве эти старые ослы генералы и политики не повторяли в продолжение многих лет в газетах и в палате, что "французский воздушный флот самый лучший и самый сильный в мире?" Где же были истребители, когда англичане появились над Парижем? Все оказалось никуда негодным: и прекрасно организованная противосамолетная оборона, и служба связи, и пожарная охрана – все!

Французами не было сбито ни одно из этих чудовищ, изрыгавших бомбы!

Из-за угла улицы Лафайета поворачивает по направлению к Северному вокзалу автомобиль, в котором сидят три офицера воздушного флота. Он с трудом прокладывает себе дорогу среди обломков и толпы. Вокруг сыплются проклятья, сжимаются кулаки, офицеров вытаскивают из автомобилей, срывают погоны, рвут мундиры, бьют и разрывают в ярости на части. Горе, когда толпой овладевает кровавое безумие: она готова тогда убить первого, кто попадается ей на пути. Озверевшая толпа нашла виновных в лице трех офицеров-наблюдателей: Молимье, Веделя и Обри, которые, следуя приказу о мобилизации, хотели поехать по железной дороге в свою воздушную часть в Мобеж.

IX.

Никто из окутанного дымом и туманом города не видел, что делалось во время нападения бомбардировщиков наверху, в воздухе. Там, на высоте 6 тысяч метров, эскадрильи французских истребителей, как рои злых комаров, летели навстречу английским самолетам, державшим совершенно прямой курс. Они двигались гордо и смело навстречу врагу, радуясь возможности напасть на огромные корабли, по которым нельзя даже дать промаха. Ни один англичанин не должен вернуться в зеленый Альбион. Вот это будет дело!

Они шли вниз, сжав челюсти, положив руку на рукоятку управления с большим пальцем на спуске пулемета. Они были еще на расстоянии более двух километров, и вдруг среди них появились маленькие облака красно-коричневого цвета. Сквозь рев моторов послышался треск. То тут, то там самолеты раненых товарищей качнулись, но ведь еще слишком далеко до англичан, чтобы можно было думать о выстрелах. Только не оборачиваться назад, не смотреть на других. Два самолета падают, кружась в воздухе... Вперед! На врага! Его размеры вдруг чудовищно вырастают...

Вот начинается треск своих пулеметов, – целить надо прямо в широкий корпус неприятельских самолетов. Вдруг прямо в лицо сноп пламени, последняя мысль: "Все, все пропало!" Попадание 3,7-сантиметровой гранатой разрушило французский истребитель, человек черным комком летит в глубину; за ним, перевертываясь в воздухе, падают обломки машины.

Не все истребители подошли так близко к неприятелю, некоторые пролетели мимо гигантов невредимыми. Но тех, кто не попал под дальний огонь гранат, уничтожил ближний оборонительный огонь пулеметов, по всем направлениям открытый с гигантских самолетов. Истребители один за другим комом летели в глубину, оставляя позади себя черное облако дыма от горящих бензиновых баков. Кто мог, выпрыгнул из горящих машин, и всюду, как грибы, появились медленно опускавшиеся парашюты.

Прошло всего несколько минут, и гордая волна первых 60 французских истребителей была разбита. Невозможно было различить, кто был побит и кто опустился по собственному желанию. Первая атака была отражена усиленным огнем английской эскадрильи. Французы надеялись, что атака истребителей во всяком случае расстроит ряды противника, а удар второй волны истребителей только довершит дело. Но английские эскадрильи летели дальше, бросая бомбы страшной сомкнутой фалангой. Они ни на одну минуту не уклонились от своего курса. Несомненно пулеметные пули попали также в корпуса и несущие поверхности английских самолетов, но нефтяные баки не загорались.

Офицер, командовавший второй волной французских самолетов, подал сигнальным пистолетом знак к атаке, но теперь подъем был уже не тот. Все видели бесполезную жертву первой колонны истребителей. Бросаться на заградительный огонь рвущихся гранат – просто самоубийство. У многих не выдерживали нервы. Конечно, были неустрашимые, подавлявшие в себе малодушие, но большинство открывало огонь из пулеметов задолго до необходимого сближения с врагом и сворачивало в сторону уже на расстояние 1000 метров.

В начале атаки бомбардировщиков флагманский самолет начальника английского воздушного флота под прикрытием двух сопровождающих самолетов находился во главе 3-й эскадрильи. На борту этих трех самолетов Г не было бомб, но вместо них было усилено вооружение и увеличено количество боеприпасов. Поэтому они больше других принимали участие в отражении атаки французских истребителей, разгружая тем самым от этой работы летевшие несколько ниже бомбардировщики. Эти три самолета словно обладали какой-то особой притягательной силой для французов, как будто французы чувствовали, что именно здесь находится вождь английского воздушного флота. Пушки на самолетах гремели, из нагретых стволов стучали пулеметы.

Генерал Бреклей неподвижно стоял в командной рубке. У него лишь иногда вздрагивали руки: он бы сам с удовольствием, взялся за рукоятку пулемета вместо того, чтобы наблюдать. Бреклей твердым взглядом следил за атакой неприятельских истребителей и оглядывался на собственную эскадрилью, двигавшуюся, "как на учении", в полном порядке, словно дело происходило в мирной обстановке. Он досмотрел вниз на раскинувшийся под ним огромный город. Сквозь клокочущий дым и искусственную завесу тумана вырисовывалась серебрянная лента Сены. Подобно маленьким фонтанам, искр вздрагивали последние разрывы бомб, сброшенных 12-й эскадрильей, делавшей теперь поворот.

Бедный Париж! Бреклей на мгновение почувствовал жалость к этому несчастному городу, пострадавшему за всю Францию, но это длилось только одно мгновенье. По его тонким губам скользнула жесткая усмешка: "Британия властвует над морями – над морями и воздухом!" Атака бомбардировщиков удалась полностью.

На Париж было сброшено 700 т разрывных бомб, более 3000 зажигательных снарядов и 10 т горчичного газа. Их действие по своей разрушительной работе оказалось значительно меньше, чем он думал. Но об этом Бреклей узнал лишь через несколько дней по сообщениям агентства из Голландии.

Нападение английских бомбардировщиков на Париж удалось, и при этом не погиб ни один английский самолет. Вопреки всем ожиданиям, противосамолетная оборона с земли была ничтожна. Несмотря на относительную величину английских самолетов и полет в сомкнутом строю, их трудно было рассмотреть на большой высоте вследствие тумана, который всегда висит над большими городами. Искусственный туман, который французы создавали над городом при помощи дымовых приборов, вскоре затруднил прицеливание. Но и без этого огонь зенитной артиллерии стал невозможен с того момента, как в атаку вылетели собственные эскадрильи истребителей.