Текст книги "Воздушная война 1936 года"
Автор книги: Роберт Кнаусс
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Сэр Джон Барлоу (министр авиации). Английский воздушный флот, если не количественно, то качественно превосходит французский. Это превосходство опирается главным образом на тяжелые бомбардировщики (самолеты Г), но Франция может быстро наверстать свою техническую отсталость, так как сохранять долго в тайне свойство этого типа не удастся. Сэр Джон просит начальника воздушного флота полковника Бреклея высказаться о шансах воздушной войны.
Полковник Бреклей. Английский воздушный флот находится в полной боеспособности и его задача заключается в том, чтобы сломить волю к войне Франции путем решительных нападений на глубокий тыл неприятельской страны, разрушения баз вооружений и внесения паники в население. Он твердо убежден, что это удастся, ибо британский воздушный флот является мощным родом войск, созданным и обученным для ведения самостоятельной воздушной войны. Воздушный флот может решить и решит исход войны в течение нескольких дней в пользу Англии.
Лорд Эльджинс. Нельзя ставить всю ставку только на воздушный флот. Он предостерегает от повторения ошибки Германии, вспоминая неудачу германской подводной войны, которая должна была также дать Германии быструю победу.
Полковник Бреклей. Германская подводная война была начата и велась без достаточной материальной подготовки и не использовала свое оружие до максимальных пределов. Кроме того подводная война ведется на периферии, тогда как воздушное нападение направлено непосредственно в центр неприятельских баз и военного командования.
Лорд Эванс. Я рад, что мы можем положиться на наш воздушный флот. Полковник Бреклей, Вы берете на себя огромную ответственность перед родиной. Ho я вам полностью доверяю. Ваши заявления окажут самое серьезное влияние на наше решение.
IV.
8 июля в полдень была получена следующая телеграмма агентства Рейтер:
"Египетское революционное правительство ничего не предприняло против убийц сэра Лоуренса. В то же время увеличивается число доказательств, что преступление было подготовлено заранее и находится в причинной связи с французским десантом в Египте. Убийцы учились в Парижском университете и находились в тесной связи с французским генеральным консульством. Бомбы были также французского происхождения. Так как, к сожалению, не остается больше никаких сомнений в соучастии авторитетных французских кругов, необходимо потребовать, чтобы французское правительство ясно и недвусмысленно отмежевалось от преступления и отказалось от покровительства восстанию, уведя свои войска с египетской территории. Поэтому британское министерство иностранных дел передало французскому послу в Лондоне г-ну Тибо следующую ноту:
"В результате десанта французских войск в Египте и убийства британского верховного комиссара, постанческое движение, направленное против законного египетского правительства, получило новое подкрепление. В справедливом негодовании по поводу кровавого преступления и в святом стремлении сохранить мир правительство его величества взывает к миролюбию французского правительства. Ввиду того, что ускорение разрешения конфликта мирным путем соответствует обоюдным интересам и каждая минута пребывания французских войск на египетской территории может обострить конфликт, английское правительство обращается к французскому правительству с просьбой дать до 20 часов сегодняшнего дня ясный ответ, будет ли немедленно отдан приказ об очищении Египта от французских войск и об его выполнении до 15 июля. При этом условии британское правительство выражает готовность поручить мирное разрешение египетского конфликта специально созванной для этой цели комиссии Лиги наций и до ее решения воздержится от принятия каких-либо дальнейших мер. В противном случае британское правительство вынуждено будет снять с себя ответственность за дальнейший ход событий в Египте и принуждено будет принять в Египте и в других местах необходимые меры самозащиты".
8 июля, в 20 часов, в здании военного министерства собрался комитет обороны под председательством военного министра лорда Эльджинса.
Выдержка из дневника полковника Бреклея
Эльджинс устанавливает следующие задачи для британских вооруженных сил:
1. Наступление британского флота в Средиземном море совместно с итальянским флотом с целью: уничтожить французский средиземноморский флот, укрепить там английское морское господство и помешать подвозу французских резервов из Африки.
2. Оборона сухопутной армией и Атлантическим британским флотом английского побережья и территориальных вод до окончания мобилизации территориальной армии и резервного флота (10-й день мобилизации).
Эльджинс требует включения воздушного флота в эти оборонительные операции (пункт 2-й) для успешного отражения неприятельских бомбардировщиков.
Я заявляю, что свойства нашего воздушного оружия требуют наступательных действий против Франции, конкретно против Парижа как военнополитического центра, как центра военной промышленности и крупнейшего железнодорожного узла.
На мои соображения Эльджинс возразил, что: нападение бомбардировщиков на Париж и глубокий тыл Франции надо отложить. Эльджинс требует, чтобы в течение первой недели воздушный флот обеспечивал оборону английских крупных городов, особенно Лондона, а также английских портов против атаки французских бомбардировщиков.
Первый лорд адмиралтейства поддерживает мнение Эльджинса.
Я считаю своевременное отражение французских воздушных атак технически невозможным (Лилль – Лондон – расстояние 250 км!). Воздушный флот обязательно опоздает. Разгромить французский воздушный флот возможно лишь напав на Францию.
Лорд Эльджинс волнуется. Он говорит, что мы "бросаем Англию на произвол судьбы". Как на крайнюю уступку, соглашается на воздушное нападение против французских морских портов: Кале, Шербурга и т. д.
Я еще раз настойчиво требую, чтобы первая воздушная атака была совершена на Париж. Со мною не соглашается министр авиации, для которого сохранение ценного оружия – боевых самолетов – важнее, чем их решительное и внезапное применение.
Я заявляю, что удар по Парижу может иметь результаты только в том случае, если он будет совершен неожиданно, как налет. Поэтому я уже отдал приказ о нападении на Париж завтра утром.
Мое последнее заявление вызывает сильнейшее негодование Эльджинса, Лиса и Барлоу. По их мнению, нападение на Париж – это безответственная авантюра, которую я предпринимаю ради собственного честолюбия. Я остаюсь один против всех.
Прошу освободить меня от обязанностей начальника воздушного флота. Покидаю заседание и сообщаю по телефону премьеру о происшедших коренных разногласиях.
V.
Полковник Бреклей сел в автомобиль. Во время заседания он с трудом сдерживал волнение. Теперь его железные мускулы дрожали. Ведь это сплошная нелепость! Неужели тупое непонимание может в одну минуту разрушить дело всей его жизни? Дело, которое он создал вопреки сопротивлению всех, вопреки парламенту. Если воздушный флот останется на аэродромах, его воинственный дух пропадет. В самый ответственный момент, когда на карту поставлена судьба Англии, сильнейшее оружие, способное привести к скорой победе, закостенеет в бездействии. Какое ужасное ослепление! Бедные его товарищи летчики!
Проклятое дрожание мускулов, хорошо еще, что он один в автомобиле. Так вот как началась для него война! Горько, очень горько! И кто его предал министр авиации!
Автомобиль остановился у здания штаба. Бреклей овладел собой. На его лице застыло выражение серьезности, испугавшее адъютанта, капитана Бомонта. К Бреклею немедленно явился с докладом первый офицер генерального штаба майор Гест. Надо было уточнить некоторые подробности нападения на Париж. Полковник Бреклей делал спокойным тоном указания, лишь время от времени горечь сдавливала ему горло: "ты ведь уже мертвый человек!"
Офицер генерального штаба ушел. Бреклей остался один со своими тяжелыми мыслями. Рискнут ли они согласиться на его отставку? – это должен решить премьер-министр. К кому перейдет командование воздушным флотом? Он горько усмехнулся. Да, многие ему завидовали, особенно те, которых он опередил по службе в свои 38 лет. Министр авиации Барлоу был близким другом его предшественника – сэра Дугласа, и постарается, конечно, выдвинуть его. "Бедный летный состав, который отдадут такому командованию".
Но с каждой минутой шансы Бреклея увеличивались. Через четыре часа он будет уже в воздухе, а через шесть часов во главе своих экскадрилий над Парижем. Пусть они пошлют ему привет по радио в Париж! Может быть надеть уже теплый костюм, который нужен для полета? лучше не надо – Бреклей был суеверен. Адъютант молча положил на письменный стол последнюю метеорологическую карту – погода благоприятная. Офицер генерального штаба принес для подписи приказ. Бреклей тщательно прочитал и сделал, не торопясь, длинный росчерк. Он открыл окно. Комната наполнилась свежим ночным воздухом. Небо было звездное.
Вдруг зазвонил телефон. У него захватило дыхание, он знал, – это был ответ, но какой? Он с трудом поднял трубку.
– Полковник Бреклей? Я соединяю вас с премьером.
Длящаяся секунда тишины и затем голос:
– Говорит Эванс.
– У телефона Бреклей.
– Добрый вечер, генерал. Вы задали мне, старику, тяжелую работу. Но я верю в вашу звезду. Нападайте на Париж, в ваших руках судьба нашей страны. Жму вам мысленно руку. До свидания, генерал.
Бреклей был словно оглушен. Он громко закричал "ура", чтобы дать выход своему волнению. Прибежал удивленный адъютант. Бреклей схватил его за плечи и стал кружить по комнате, затем бросился, задыхаясь, в кресло. Капитан Бомонт не знал, кто из них двоих сошел с ума. Бреклей рассказал ему в нескольких словах, что произошло.
– И затем, Бомонт, достаньте мне сейчас же генеральские нашивки. Я командую британским воздушным флотом и веду его на Париж.
VI.
Безлунная летняя темная ночь медленно и едва заметно переходила в серое утро. С чувством облегчения лейтенант Картер наблюдал, как начинается рассвет. Он посмотрел на бортовые часы, мерцавшие среди других приборов, циферблатов, альтиметров, счетчиков, оборотов и измерителей скорости. Освещение внутри самолета давало возможность рассмотреть шкалы инструментов, но не резало глаз, привыкших к темноте.
4 часа 15 минут. Через час – восход солнца.
Слепой полет в темноте держал нервы в непрерывном напряжении. Картер передал управление летчику Максвелю и, согнувшись, пробрался к задней установке для пулемета, где унтер-офицер Робертс с наушниками на голове внимательно наблюдал за всей хвостовой сферой обстрела. Картер, одеревеневший от сидения у двойного руля, выпрямился и оперся на турель пулемета руками в теплых меховых перчатках с отворотами.
В безграничном воздушном океане повеяло предутренним холодом. Бесцветное и безжизненное водяное пространство Ламанша лежало внизу на глубине 5000 м. В восточной части неба уже появилась светлая полоса и стала медленно окрашиваться нежно-голубым цветом. Но свет был еще слишком слаб для того, чтобы пробиться сквозь серый туман, кольцеобразно окружавший горизонт и уничтожавший всякую границу между морем и небом.
Позади Портсмута и Вентнера еще вспыхивали яркие маяки через равные промежутки, но родной берег уже скрывался в тумане. Картер прошел мимо кабины летчика к передней установке пулемета. Здесь было его постоянное место как командира разведывательного самолета. Отсюда удобнее всего и лучше можно было производить наблюдения вперед и вниз. Он сел на откидное сиденье и, будучи полностью защищен от ветра, стал просматривать карту, прикрепленную к маленькому специальному столику. Свет, падавший через кольцеобразный вырез башни, в верхней части которой находился пулемет, здесь, внизу, был еще недостаточно ярок. Он включил электрическую лампочку. В теслом помещении все устроено с педантической целесообразностью. Все вещи, до курсовой линейки и карандаша включительно, имели определенное место. На полу установлен бинокль с 12-кратным увеличением, на карданной подвеске, изолированной пружинами от вибраций фюзеляжа, – иначе нельзя было бы производить наблюдения вследствие сильного увеличения. Бинокль одновременно служил и для измерения скорости и сноса ветром. На этой же стороне вставлена и фотокамера.
А-111 держал курс 140 в направлении к устью Сены. По расчетам Картера, их местонахождение в настоящий момент, в 4 часа 33 минуты, было на 65 км к северо-западу от Гавра. Ближе он не мог подходить к французскому берегу, так как в противном случае его могли преждевременно увидеть или услышать. Война еще не была объявлена. Может быть этот полет так и останется учебным, как и многие другие, которые производились через Ламанш. Посредством микрофона, соединявшего его с летчиком, Картер дал указания подняться кругами на 6000 м.
Бортовая радиостанция, обслуживаемая Робертсом, была готова для принятия передач. Картер надел второй головной телефон и включил себя. Он лихорадочно ждал донесения, которое должно было поступить по радио между 4 час. 40 мин. и 4 час. 42 мин.
В сером утреннем рассвете трое одиноких людей парят между небом и землей на маленьком самолете. Медленно-медленно движется часовая стрелка, минута за минутой. Время – жуткая тайна. Еще ничего не произошло, казалось, все пребывает в полном покое. Но через несколько минут?.. Послышались первые позывные сигналы: длинный, короткий – короткий, длинный. Точно в 4 часа 40 мин. Рука механически записывала. Радиограмма запечатлелась черными неправильными буквами на белом листе, краткая и до смешного простая:
"Пониженное барометрическое давление с ю.-з. на Англию приближается. Грозовые признаки в Ламанше".
Решение наступило: война! Наконец-то было произнесено роковое слово, придавшее действительно силу поручению, полученному через связь. Картер поднялся в пулеметную башню. Он выпрямляется во весь рост и среди шумящего ветра машет рукой летчику по направлению к югу – к Франции – и кричит: "Война! Война!" Максвель ничего не слышит, но все же понимает, что произошло. Его глаза, смеясь, сверкают за очками в рамке шлема.
Впереди узкая, светлая полоса – французский берег. Светящиеся огни у устья Сены бледнеют в утреннем рассвете. Гавр остается влево. Между Дивом и Трувилем они пересекают берег, окаймленный белой пеной прибоя. В глубине спят роскошные отели и многочисленные виллы богатых парижан. Пляж мертв и пуст.
Картер знает свое задание наизусть. На карте подчеркнуто несколько географических названий: Аржантон, Монс, Шартр, Версаль, Руан. Вот все, что служило ему для ориентировки. Эту местность Северной Франции он хорошо знал по авиационным военным играм, а ряд спортивных полетов в Париж обострил его взор.
Он наблюдал за железнодорожной линией, перерезавшей черной полоской зеленые и желтые поля. Белая полоса дыма приближалась от Каена к вокзалу Мезидона. Картер достал схему железнодорожного графика, на которой было нанесено нормальное движение поездов Северной железной дороги. Это был ночной курьерский поезд Шербург – Париж. Он шел с десятиминутным опозданием и должен был обогнать ожидавший его на вокзале Мезидона длинный товарный поезд. На железной дороге не было заметно никакого необычного движения, наводящего на мысль о перевозке войск.
Солнце взошло. Красным шаром поднималось оно на туманном горизонте, и пучки его лучей устремились на яркоблестящие крылья одинокопарящего самолета.
Около Аржантона на карте отмечена первая красная точка: аэродром, где расположена французская авиационная школа. В секретной папке в штабе эскадрильи, имелись фотоснимки, вырезки из карт и данные относительно сооружений и складов горючего почти всех французских аэродромов. Нелегко было держать в памяти все подробности о каждом аэродроме, но при военных играх руководители требовали этого, и слабость памяти влекла за собой большие неприятности.
Картер не нашел изменений. Попрежнему далеко внизу видны те же восемь ангаров из волнистого железа. Но на старте стояло десять самолетов. Почему в такой ранний час? Картер поправил бинокль и увидел, что двери ангаров раскрыты. Может быть это случайное совпадение? Может быть, здесь уже известно о войне? Или самолеты прилетели с другого аэродрома? Что еще скрывают ангары в своей глубине?
Для фотографирования утренний свет был еще слишком слаб. Картер мог бы спуститься ниже, не рискуя быть услышанным. Нужны были специальные звукоулавливатели, чтобы обнаружить шум мотора с высоты 6000 метров. Невооруженное ухо не могло разобрать на таком расстоянии шума мотора, а невооруженный глаз не мог найти этой маленькой точки на утреннем небе.
Сила небольшого, легкого трехместного разведчика заключается в его скорости и способности быстро набирать высоту. Он служит только глазом, а не оружием. Для экономии в весе его вооружение и снаряжение боевыми припасами ограничено тремя пулеметами – один в передней и два в задней башнях, – из которых один может обстреливать нижнюю зону. Этого достаточно для обороны от отдельных истребителей, но не от нападения целого звена. Для того чтобы остаться незамеченными, самолеты-разведчики по одиночке, а не отрядами, пролетали сотни километров над неприятельской территорией. В прежнее время это лежало на обязанности кавалерийских разъездов, проникавших в глубокий тыл противника. Предоставленные лишь самим себе, с вниманием, напряженным до крайности, летчики-разведчики были цветом воздушного флота. Для этой в высшей степени ответственной службы выбирались самые опытные и выносливые люди.
Когда А-111 после двух часов полета приблизился с запада к Шаргру, то на больших аэродромах вокруг города было заметно оживленное движение. Здесь стоял 22-й французский авиапарк ночных бомбардировщиков. Однако одного наблюдения даже вооруженный глазом было недостаточно, чтобы определить число и типы самолетов на аэродроме.
Картер через микрофон приказал летчику снизиться над аэродромом. Затем он нажал кнопку камеры, и пленка пришла в движение. Полет над аэродромом пришлось повторить. Вираж и опять фотографическая линза стоит вертикально над аэродромом. Вдруг раздается сильный удар. Машина вздрагивает. Из внезапно выросшего дымового облака, совсем близко впереди, грохочут и сверкают выстрелы, заглушая шум мотора. Они его заметили! Разрывы чертовски хорошо ложатся. Но это не может повлиять на принятое решение. Прямолинейный курс должен быть сохранен во что бы то ни стало, пока самолет А-111 не пролетит над последним аэродромом. Вот снова снаряд разрывается в 50 метрах ниже самолета. В следующую секунду – грохот сверху. Самолет резко качнулся в сторону. Что это – воздушное колебание или удар снаряда? Что-то звякнуло по металлическим частям. Только бы не в моторы. Дым рассеялся в вихревом ветре пропеллера. Долгая секунда ожидания. Где разорвется следующий снаряд? А пленка все движется. Опять грохочет где-то вблизи. Наконец А-111 перелетает над последним аэродромом. Картер кричит через микрофон:
– Свободный курс – полный газ! – и выключает пленку.
Летчик направляет самолет крутым виражем вправо и вверх. Заглушенные при фотосъемках моторы снова начинают грозно гудеть. Новые точки разрывов сразу восемь, но они уже ложатся далеко, в стороне. Стреляют две зенитные батареи.
Вдруг через микрофон Картер слышит голос Максвеля: "Прошу ко мне, я ранен". Картер спешит в кабину летчика. Максвель бледен, он держит левой рукой руль и указывает на бессильно повисшую правую руку. Кожаная куртка сильно порвана у плеча. Картер хватается за вспомогательное управление. Опять удар! Картер смотрит назад и удивляется количеству ватных шариков на синем небе; многих из них он даже не замечал. Но теперь стало тише, разрывы остаются позади, самолет находится уже вне радиуса действия ПВО.
Картер зовет Робертса и приказывает ему вытащить почти бесчувственного Максвеля из тесной кабины в соединительный ход. Робертс режет перочинным ножом рукав кожаной куртки и мундира Максвеля. Осколок снаряда разорвал Максвелю плечо. Только бы не дать истечь кровью! Робертс накладывает две перевязки и укладывает Максвеля как можно удобнее, насколько это возможно в тесноте соединительного хода.
Несколько минут Картер одновременно управляет самолетом и. наблюдает. Полученный им: приказ ведет его над долиной Сены, обратно к Руану. Париж, плавающий в тумане, остается вправо. Но что это? Над утренним туманом, поднявшимся из долины и освещенным ярким солнцем, мелькают черные тени.
Три отряда, каждый из пятнадцати самолетов, в строю треугольником, проносятся ниже, приблизительно на высоте 3000 метров. Это – истребители типа Лиоре-Оливье. Картер узнает их тотчас же по прямоугольным горизонтальным стабилизаторам. Это самолеты из первого полка истребителей, стоящего в Париже.
Картер держит руль левой рукой и правой быстро пишет в блокноте донесение: "Разведывательной эскадрилье 4. Три неприятельских отряда 45 самолетов типа Лиоре-Оливье, в 6 часов 07 минут над Версалем, на высоте 3000 м. Курс – 320. Продолжаю наблюдение, А-111".
Он передает записку через наблюдательное отверстие Робертсу для немедленной передачи по радио. До сих пор Картер не Прибегал к помощи передатчика А-111, чтобы неприятельские станции, не могли обнаружить присутствия разведывательного самолета. Но это донесение настолько важно, что его необходимо передать кратчайшим путем. К тому же А-111 уже опознан у Шартра неприятельской ПВО и даже довольно ощутительно. Хорошо, что радиус действия передатчика достигает 450 километров.
Робертс быстро шифрует радиограммы механическим шифровальным ключом: передача нормального текста по радио строго запрещена. Количество знаков при шифровании уменьшается почти в четыре раза. Это ускоряет передачу и приемку и в то же время затрудняет противнику быстро узнать содержание радиограммы. 20 секунд требуется Робертсу, чтобы передать по клавишам знаки Морзе. Затем он переключается на приемку и через 15 секунд уже получает условленные пять букв, подтверждающие получение переданного донесения.
Красный сигнал "внимание" зажигается на коммутаторной доске кабины летчика, Робертс, возобновивший наблюдение в задней установке для пулемета, сообщает по микрофону:
– Пять французских одноместных истребителей типа Лиоре-Оливье находятся приблизительно в двух километрах позади нас, сейчас на высоте 5000 метров, но поднимаются выше.
Мало радостного. На борту тяжело раненый Максвель, место у переднего пулемета никем не занято, и у самолета осталась только половина его боевой мощи! Теперь все зависит от того, кто летит быстрее. Оба мотора, сберегавшие до сих пор свои силы, должны дать все, что только могут. Картер тянет оба газовых рычага до отказа. Равномерное гудение переходит в трескучее бушевание. Теперь воздуходувки проводят больше кислорода в газовую смесь труб компрессора. Иначе в разреженном воздухе наверху мощность моторов может быстро упасть. Измеритель скоростей вместо 280 километров показывает 340. Преследователи не отстают, но и не приближаются. Они все еще ниже на 500-700 метров. Теперь, вероятно, они обнаружили повышенную скорость английского самолета. Они пытаются подойти под самолет. Внезапно передний француз круто поднимается кверху. Два слабых сернисто-желтых огневых луча вспыхивают перед капотом его мотора и в тот же момент в воздухе дрожат белые нити трассирующих пуль. Картер только на секунду слегка нажимает на руль направления для того, чтобы затруднить противнику прицеливание. Каждый сильный вираж может уменьшить скорость и отклонить от курса.
Каждая секунда, потерянная вследствие неправильного движения руля, может приблизить на 100 метров преследователей.
В то время как первый истребитель после короткого огня по разведчику начинает проделывать мертвую петлю, второй поднимается выше и открывает огонь из обоих пулеметов. Он все же еще ниже на 400 метров, и вероятность попадания, несмотря на оптический прицел, не очень велика. Маневр французов, который они повторяют с быстрой последовательностью, преследует одну цель принудить разведчика к бою. Тогда он сделается для них легкой добычей.
В этот момент один из французов вновь поднимается выше. Робертс спокойно дает ему приблизиться, затем нажимает на спуск спаренного пулемета. Трещат короткие огневые очереди. Нитки светящихся пуль рассыпаются узким снопом вокруг застигнутого врасплох истребителя. Попала ли в него пуля или нет, но он скользит на крыло и теряет при этом несколько сот метров высоты.
Все выше и выше поднимаются три отряда. Теперь они должны быть уже на высоте 5000 м. Вдруг они делают крутой поворот на север. Что это значит? Картер смотрит вперед по направлению к Руану и видит на небе черные черточки. Они быстро увеличиваются...
Ошеломленный Картер узнает в приближающихся стройных воздушных рядах могучий британский воздушный флот. Куда он направляется? Без всякого сомнения – на Париж. Они разлетаются в разные стороны со скоростью 500 км. "Ура!" – Картер машет огромным ладьям, идущим в образцовом порядке. "Железные вороны современного Кромвеля!"
Его преследователи удалились. Задание выполнено. Курс на Фекан. Там, в 50 км от берега, в картографическом квадрате 1 181, между 6 час. 30 мин. и 6 час. 45 мин. кружит дежурный самолет А-114 его отрада, который должен сменить А-111. Картер быстро, условными знаками, набрасывает в блокноте свои наблюдения для того, чтобы осведомить товарищей с А-114 о неприятельских отрядах истребителей у Руана. Он вырывает листок и передает его Робертсу. Они уже перелетают береговую полосу и снова летят над серым морем. Где же А-114? Нелегко отыскать маленький самолет в воздушном пространстве. Границы квадрата, к сожалению,, начерчены только на карте, а не там внизу, ня водной поверхности. Но помогает радио. Связь с А-114 уже установлена. Робертс указывает рукой на маленькую точку, которая быстро увеличивается. Картер спускается немного, ниже и заглушает моторы. Вот мимо проносится самолет и поворачивается крутым виражем. Это А-114! Командир-лейтенант Никольсон машет из передней башни.
Робертс вкладывает записку в сумку для донесений с балластом, из песка и с красно-белым флажком и спускает ее вниз на стальной проволоке. Передача донесений с самолета на самолет достигается путем продолжительных упражнений. Оба самолета должны при этом держать одинаковый курс и сохранять одну и ту же скорость. Самолет, находящийся только на 20 м ниже, принимает сумку с донесением, которую тянет за собой на проволоке вышелетящий самолет.
Веселая и падкая до зрелищ толпа награждала аплодисментами воздушных акробатов, не подозревая о громадном военном значении их смелых цирковых номеров.
Приветствуя друг друга с бортов, самолеты направляются в противоположные стороны со скоростью 300 км и вскоре исчезают из поля зрения.
А-111 берет курс на Брайтон, медленно спускаясь с сильно заглушенными моторами с 4 000 до 1 000 м.
Картер передает руль Робертсу. Только теперь он может позаботиться о раненом товарище. Он снимает с Максвеля дыхательный аппарат, вливает ему в рот коньяк и устраивает его как можно удобнее в узком проходе.
– Сейчас будем на месте, дружище. Все кончится хорошо. Дьявольская боль, не правда ли? Но мы здорово повернули дело.
Глаза на бледном лице Максвеля блестят улыбкой.
Для посадки Картер садится к рулю сам. Сегодня посадка должна быть без малейшего толчка, такой мягкой, словно самолет нагружен яйцами, из которых ни одно не должно быть разбито. Бедняга Максвель не почувствует, как мы соприкоснемся с землей.
VII.
9 июля в 5 часов утра главные силы английского воздушного флота двигались с курсом 135 по направлению к французскому берегу. Между Портсмутом и островом Уайт были собраны 10 эскадрилий. Разделенные между собой пространством в 12 км, они двинулись вперед двумя отдельными колоннами. Каждая эскадрилья насчитывала в своем составе с самолетом командира 19 единиц; все боевое ядро состояло из 190 бомбардировщиков. Это количество может показаться незначительным для тех, кто думает, что в будущей войне небо буквально будет усеяно самолетами, ссылаясь на 1918 г., когда самолеты роями носились над фронтом. Действительно, с того времени военная авиация достигла мощного технического развития, но в английском флоте это развитие выразилось не в количественном увеличении, а качественном совершенствовании самолетов.
Лейтенант Винтон сидел у первого руля самолета Г-46 (Г – начальная буква "Гигант"), скользя взглядом по растянувшейся в стройном боевом порядке эскадрилье. Точное соблюдение дистанций, интервалов к высот внутри соединений вошло в плоть и кровь всех экипажей. Несмотря на бешеную скорость, с какой летели самолеты, летчики исполняли уставные правила с педантичной точностью.
Старые пилоты с опытом мировой войны считали просто невозможным движение в воздухе такой массы бомбомбардировщиков. Но английский флот состоял не из "массы" самолетов, а из расчлененных, прекрасно обученных соединений, которыми руководила единая воля командира. Во время войны 1918 г. командиры эскадрилий истребителей и бомбардировщиков командовали, примерно, так: они вылетали вперед, и каждый самолет следовал за ними, подобно тому как средневековый рыцарь-сюзерен бросался первым в схватку, и его вассалы следовали за ним. В 1936 г. все изменилось: все самолеты были связаны между собой посредством радио.
Каждый боевой самолет Г внутри эскадрильи, подобно ей, был сложным организмом, только меньшего масштаба. Каждый из девяти человек экипажа имел строго определенные обязанности. Весь экипаж объединялся волей командира в единое целое.
Закон разделения труда был здесь осуществлен с большей точностью, чем на производстве, в крупном банке, на военном корабле или в танке.
От небольшого военного корабля "Нельсон" дошли до дредноута. Самолеты 1918 г. породили мощный воздушный корабль, принятый уже два года в качестве стандарта на вооружение английского воздушного флота. Но не только в совершенной технике заключалась сила новой воздушной армады. Если бы нашелся предатель и в руки французов попали секретные чертежи тяжелых бомбардировщиков, если бы французы сумели построить точную копию этих гигантов, им не удалось бы так быстро выковать дух и волю, превращающие мертвое орудие в мощное средство борьбы.
Все это чувствовали люди, летевшие теперь в свисте моторов по воздушному океану. Этот железный порядок, эти геометрические формы были материальным выражением человеческой воли и в свою очередь служили источником новой воли и новых сил.
Из 9 человек экипажа Г-46 четверо находились на своих боевых постах. Командир самолета, капитан Краули стоял на вахте. Радист Смит сидел в своей будке, готовый к приему депеш. Винтон управлял рулем. Механик Ваде следил за многочисленными приборами, расположенными у моторов. Остальные отдыхали в гамаках, подвешенных в проходе. Волнение, которое вызывал в людях первый боевой полет, прогнало их сон, но, по строгой инструкции, на посту должна была находиться только та часть экипажа, которая была нужна в данный момент. Это вызывалось необходимостью щадить силы при работе в разреженных слоях атмосферы. При воздушном марше во время движения к цели не требовалось участия всего боевого экипажа.