Текст книги "У начала времен (сборник)"
Автор книги: Роберт Франклин Янг
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)
– Бетти, – окликнул он. – Боб! Я приехал, чтобы забрать вас домой.
Они не обратили на него внимания. Полностью. Совершенно. Раздраженный, он остановил машину. Неожиданно ему пришло в голову, что он поступает как дурак, и что они, возможно, не способны реагировать на него, пока он остается в автомобиле, потому что автомобили, не будучи занесенными в их банки памяти, могли не составлять для них никакого реального факта.
Он достал свой портсигар, намереваясь закурить сигарету и, возможно, немного успокоиться…
Возьми меня, и поднеси огня,
Пусти кольцо, одно, другое, дыма,
Я плотно упакованная радость,
Произведенная лишь только для тебя!
По какой–то причине этот стишок еще больше разъярил его, и он сунул портсигар назад в карман, вышел и начал обходить автомобиль. В намерении скорее добраться до Бетти и Боба он слишком близко обогнул переднее левое крыло автомобиля, и портсигар, торчащий из дыры его кармана, с визгом проскрежетал по эмали.
Мистер Вейд тут же остановился. Он автоматически плюнул на палец и провел им по длинному процарапанному следу.
– Посмотри, Чарли, – завопил он. – Только посмотри, что они вынудили меня сделать!
Чарли вышел с другой стороны, обошел машину и теперь стоял в нескольких шагах, освещенный лунным светом. На его лице было странное выражение.
– Я готов убить их, – продолжал мистер Вейд. – Я готов убить их голыми руками!
Тем временем Бетти и Боб удалялись все дальше от автомобиля, продолжая идти под руку и разговаривать тихими голосами. Далее за ними виднелось шоссе, смертоносная река стремительно несущихся огней. И голос Боба медленно плыл вослед:
И тень твоя тебя проводит,
О, почитатель дивных рощ,
По той тропе, что через поле,
Где злаки зреют день и ночь.
Внезапно мистер Вейд понял. И удивился, почему этот ответ не приходил к нему раньше. Все было так просто, и тем не менее решало все проблемы. Бетти и Боб должны быть переделаны, и при этом их пригодность в хозяйстве мистера Вейда будет повышена. Начиная думать об этом, он всякий раз подсознательно скрывал половину ответа, когда угрожал заменить их ленты. И вот теперь она появилась, вторая часть ответа, которая всегда ускользала от него: заменить эти ленты на другие, содержащие его собственную поэзию!
Приятное возбуждение переполнило его.
– Все в порядке, Чарли, – сказал он. – Иди и приведи их. Иди и приведи этих устаревших ублюдков!.. Чарли?
Выражение лица Чарли было более чем просто странным. Оно было пугающим. А его глаза…
– Чарли! – закричал мистер Вейд. – Я дал тебе приказ. Подчиняйся ему!
Чарли ничего не ответил. Он сделал осторожный шаг по направлению к мистеру Вейду. Еще один. Вейд заметил в руках у него 12–ти дюймовый изогнутый ключ.
– Чарли! – во весь голос завопил он. – Я твой хозяин. Разве ты забыл, Чарли? Я твой хозяин! – Он попытался отступить назад и почувствовал, как его зад уперся в крыло автомобиля. Он ошеломленно поднял вверх руки, чтобы защитить лицо; но руки были всего лишь из мяса и костей, а ключ был из твердой закаленной стали, и такими же были мускулы руки, державшей его, и он опустился, не отклонившись ни на йоту от направления к перепуганному лицу мистера Вейда, и тот медленно сполз вдоль поверхности крыла на щебеночное покрытие дороги, в расширяющуюся лужу собственной крови.
Чарли достал карманный фонарь, отыскал в багажнике сумку со всем необходимым для аварийного ремонта и, присев на корточки у крыла, начал закрашивать рваную царапину.
Дорога казалась причудливой и извилистой улицей. Они шли вдоль нее, рука об руку, затерявшись в мире, которого не понимали, в котором не было места не только для них, но даже для их теней.
И перед ними, в этой чуждой ночи, ровно гудела и волновалась автострада, создавая им звуковое сопровождение…
– Ах, как же я люблю тебя… – сказала Бетти.
– Весной будет год… – сказал Боб.
«Это и есть любовь?» – скажете вы.
Самая счастливая!
Освободитесь от лунного света,
Дайте им время свое провести,
(Раз уж они так спешат)
С ковром из цветов,
И с пеньем дроздов,
В мае и в июне!..
Глиняный пригород
Рассказа пока нет
Высшие буржуа
– Мне кажется, Старфайндер, – заметила как–то вечером Кили Блю, расположившись в салоне кита и не сводя своих васильковых глаз с временнóго экрана, – что огромная часть истории Земли связана с людьми, так или иначе пересекающими или преодолевающими что–то. Моисей пересек Красное Море, Александр Великий пересек Геллиспонт, Ганнибал пересек Альпы, Юлий Цезарь пересек Рубикон, Колумб пересек Атлантический океан, Балбоа пересек Истмус в Панаме, и вот, смотри, Самюэль Джонсон пересекает Иннер–Темпл Лэйн.
– Не тебе ворчать и жаловаться, используя такую невероятную возможность, – ответил Старфайндер. – Какая еще девочка с Ренессанса, да и с любой другой планеты земного типа, когда–нибудь имела возможность изучать историю Земли глазами космического кита?
– А я и не жалуюсь. Я лишь подвожу итог своим проницательным наблюдениям.
Позже.
– Эй, смотри! доктор Джонсон чуть не упал!
– С ним будет все в порядке, – заверил Кили Старфайндер. – Еще пара–тройка ступеней, и он доберется до входной двери.
– Он считает ступени про себя. Я уверена.
– Не сомневаюсь.
Судя по схематичной, словно составленной из спичек фигурке, появившейся в их сознании, кит, общавшийся со своими пассажирами путем телепатическо–иероглифическим, был весьма невысокого мнения об алкогольных пристрастиях доктора Джонсона:
– Не слишком–то вежливо, Чарли, – заметила Кили.
«Чарли» – это кличка, которую Кили дала киту.
– Как бы там ни было, но доктор Джонсон составил первый английский словарь, а этот сноб, лорд Честерфильд, ему никакой особенной помощи не оказывал. Как бы там ни было, но доктор Джонсон заслужил право на временную отставку от своей социальной активности, а также немного отдыха любым способом, каким бы странным он нам ни казался. Вот мое мнение!
– Как бы там ни было, домой он все–таки добрался, – сообщил Старфайндер, после того как дверь дома номер 1 по Иннер–Темпл Лэйн затворилась за объектом их наблюдения. – Еще несколько минут, и наш доктор окажется в полной безопасности в объятиях своей постели. Кстати, о постели…
Печаль затенила тонкие черты лица Кили, затуманила ее васильковые глаза.
– Ну пожалуйста, Старфайндер, можем мы настроиться еще на одну временную координату? Ты же знаешь, что сегодня моя последняя ночь на борту космического кита.
– Ты обещала мне, что Иннер–Темпл Лэйн будет последней картинкой.
– Я знаю. Но люди склонны обещать все что угодно, когда находятся на грани отчаяния. Тем более, что совершенно не важно, во сколько я завтра утром встану. Ты сам говорил, что собираешься попросить Чарли выйти в пространство в районе Ренессанса ровно через три недели после того, как я украла… через три недели после моего исчезновения. Так что безразлично, сколько мы теперь будем пребывать в Океане Времени, все равно будущее каким было для нас, таким и останется.
– Может быть и так, но в будущем ты считалась без вести пропавшей в течение трех недель, и твои родители уже с ума сошли от горя.
– Но они не расстроятся ни на капельку больше, если мы еще немножко побудем в прошлом. Конечно, если они вообще расстраиваются.
Старфайндер вздохнул.
– Хорошо, но только одна картинка. Что ты хочешь посмотреть?
– Не что. А кого. Я хочу увидеть Элизабет Баррет в ту пору, когда она еще жила в доме номер 50 на Сент–Вимпол стрит. Перед тем как она вышла замуж за Роберта. Когда она сочиняла свои «Сонеты».
– И в каком же это было году?
– В 1845 от Рождества Христова, – ответила Кили. – Весной, так мне кажется.
Старфайндер снова вздохнул.
– Трудновато будет настроиться, но я попробую.
Старфайндер был странным человеком. Странным хотя бы потому, что из всех возможных жизненных путей избрал многолетнее странствование во чреве переоборудованного космического кита. Разве это не странно? Космического кита, который, вопреки своей возможности пронизывать Океан Пространства и Времени, видеть и слышать на миллионы миль, одновременно видя и слыша все, что происходит в его внутренностях, нестись в обычном пространстве со скоростью, во много раз превышающей скорость обычного космического кита (то есть, мертвого), несмотря на устроенные внутри его туловища отсеки – хорошо оборудованные и освещенные человеческие обиталища, с прекрасной системой жизнеобеспечения, с горячей и холодной водой, с прочными и надежными трапами и переходами, с роскошно обставленным капитанским салоном, с ценностями, содержащимися внутри; несмотря на высокий уровень интеллекта и тонкость чувств и даже чувство юмора – несмотря на все эти способности, эти чудесные и волшебные качества, этот космический кит являл собой, как и все обычные киты, не более чем древний самодвижущийся астероид.
Старфайндер вышел из салона и, пройдя по главному коридору к переднему трапу–эскалатору, спустился на капитанский мостик. Там он включил аудио–визуальный «лепесток» на подобном розовому бутону просторном нервном центре кита, соединив его при помощи электромагнитной связи с визуальным экраном в салоне. После этого Старфайндер подключил бортовой компьютер (установленный, кстати, конвертировщиками в доках планеты Альтаир 4) к нервному центру кита, или, по сути дела, мыслительному центру. Кит был способен выйти на пространственно–временную поверхность в любой указанной точке наблюдения, предполагая, что данная точка не совпадает с точкой входа, однако обычные указания Старфайндера, произнесенные вслух : «Дом 50 по улице Сент–Вимполь, Лондон, Англия, планета Земля, весна 1845–го года от Рождества Христова», ничего для кита не значили, хотя за долгие годы общения кит все–таки сумел осознанно усвоить многие понятия из словарного запаса Старфайндера. Поэтому Старфайндер ввел задание в компьютер, который и перевел координаты в выражение, более понятное киту, следуя которому тот нырнул в пространственно–временной океан и почти мгновенно вышел на поверхность в указанной четырехмерной точке. Переход был практически мгновенным, и Земля, лишь на долю мига словно подернувшаяся туманом, снова появилась в виде шара в центре смотрового экрана мостика. Единственной разницей был иной рисунок созвездий, положение луны и Венеры (и, конечно же, других планет Солнечной системы, которые находились за границей поля зрения экрана), и только это являлось подтверждением тому, что кит предоставил теперь другую точку наблюдения и что половина века осталась позади.
Старфайндер вернулся в салон, где Кили Блю, подавшись в кресле к наблюдательному экрану, пожирала его глазами, рассматривая старый Лондон, пришедший на смену новому. На экране по–прежнему была Иннер–Темпл стрит. Улица изменилась, хотя и не очень заметно. Теперь им предстояло добраться от Иннер–Темпл до Сент–Вимпол – проблема состояла в том, что кит, впрочем как и сам Старфайндер, разбирался в Лондоне девятнадцатого века ровно столько же, сколько в балете и музыке.
Вздохнув, Старфайндер опустился на колени перед экраном и принялся крутить расположенные под экраном целую дюжину регуляторов со шкалами, взяв на себя роль настройщика–радиолюбителя, ибо кит был неспособен к столь тонкой ориентировке. С Иннер–Темпл можно было пройти на Уайт–Чапел – место, где когда–то свирепствовал Джек Потрошитель. Старфайндер терпеливо продолжал настройку. Бэкингем Плэйс, Бэйкер–стрит (Бэйкер–стрит, дом 7 ), Банхилл Роу… Только по случайности он наконец наткнулся на нужную улицу, после чего ему уже не составило труда настроиться на дом номер 50.
Кили в своем кресле наклонилась вперед ближе к экрану. Была вторая половина дня, и по улице то и дело проезжали кэбы и кареты. Старфайндер продолжал вращать регуляторы точной настройки. Постепенно в поле экрана появилась кухня (стены не были препятствием для телеглаз кита). В кухне дородная кухарка готовила что–то в огромной гротескного вида чугунной сковороде, рядом на плите в чугунном же горшке кипело и варилось какое–то кушанье (определить, что именно готовилось в горшке, было невозможно, – как по причине ограниченности силы кита в приближении и увеличении предметов, так и по причине состояния содержимого горшка, далекого от готовности). Далее Старфайндер настроил экран на хозяйский кабинет, где за письменным столом сидел пожилой мужчина весьма сурового и аскетичного вида, разбирающий пачку каких–то бумаг; потом на экране появилась гостиная, где о чем–то весело разговаривали двое молодых людей. Потом, неожиданно на экране появилась спальня, где в кресле сидела красивая женщина около тридцати лет, ее ноги были укрыты пледом.
– Это она, Старфайндер! – воскликнула Кили. – Это Бет. Ты нашел ее, Старфайндер. Ты нашел ее!
Старфайндер прошел к своему креслу и уселся перед обзорным экраном. Кили сидела, все так же напряженно подавшись вперед.
– Но она ничего не сочиняет, Старфайндер, – заметила Кили, – просто сидит в кресле и ничего не делает. Ну почему она не сочиняет свои «Португальские сонеты»?
Старфайндер испытал соблазн ответить, что женщина со средним или даже более среднего достатком, сколько бы ей лет ни было, как правило не обременяет себя лишним трудом, и по большей части как раз–таки не занимается ничем, то есть сидит и ничего не делает, но промолчал и не сказал ничего. Как бы там ни было, Элизабет Баррет была инвалид; с другой стороны, не стоило своим цинизмом портить настроение ясноглазому ребенку, никакой практической пользы от этого не будет.
Приглядевшись, они обнаружили, что глаза Элизабет Баррет закрыты. Более того, ее грудь опускалась и поднималась в ритме размеренного дыхания. У ее ног в пятне полуденного солнечного света лежала, обложкой вверх, раскрытая книга, явно выскользнувшая у Элизабет из рук, когда та заснула.
– Знаешь, что мне кажется? – подал голос Старфайндер. – Мне кажется, что Элизабет спит.
– Но этого не может быть! Как ты мог подумать такое! Разве может Элизабет заснуть над книгой стихов Робертса?
– Почему ты решила, что это книга стихов именно Робертса?
– А чьи еще стихи она может читать в эту пору, как не его? Ведь через год она выйдет за него замуж!
Кит был того же мнения, что и Старфайндер.
сообщил кит.
– Эх вы! – воскликнула Кили.
– Хорошо, спит Элизабет или нет, это сейчас не так важно, – подытожил Старфайндер. – Зато я отлично знаю кое–кого другого, кому следует идти спать.
Кили медленно поднялась из кресла. Поглядев на Старфайндера долго и со значением, она подчеркнуто повернулась к нему спиной и ушла с мостика. Потом, внезапно обернувшись, она стрелой подлетела к нему, поцеловала в щеку и, шепнув на ухо: «Спокойной ночи», убежала в свою каюту, которую называла «моя комната», расположенную рядом с каютой Старфайндера.
После ухода Кили Старфайндер еще довольно долго ощущал на щеке ее поцелуй, хотя и не позволял чувствам взять над собой верх. Он не мог позволить себе оказаться хоть на малую толику тронутым чувствами, потревоженными поцелуем юной невинной девочки, до краев полной любви и преданности, ввиду того, что стоящая перед ним задача требовала холодной сосредоточенности мысли, которую нельзя было нарушать непозволительными для него теперь глупыми сантиментами.
Некоторым образом корни его проблемы восходили к тем временам, когда Старфайндер еще служил обычным конвертировщиком в орбитальных доках на Альтаире 4, к тем временам, которые кит описывал так:
имея в виду, что если бы Старфайндер теперь отремонтировал до конца его вспомогательный мыслительный центр, о котором Иона, разрушивший главный центр, ничего не знал, то кит повиновался бы Старфайндеру весь остаток своей долгой жизни, доставляя его, по пожеланию, куда бы и когда бы то ни было, то есть в любую точку
(пространства) и
(времени).
И тем не менее корни проблемы могли быть прослежены и даже еще дальше в прошлое – до тех времен, когда сам он еще звался Иона и убивал космических китов, как считалось, для того чтобы заработать себе на жизнь, но на самом деле потому, что хотел отомстить китам за то, что один из них ослепил его, хоть и временно, за те шрамы, что остались у него на всю жизнь. Он убивал китов до тех пор, пока однажды не увидел в одном из них свое лицо и понял, что убивать китов дальше просто не может.
Конечно же, не ново под луной, что проблемы никогда не бывают простыми, а всегда сложными, но сложность его проблемы все–таки была уникальной. Кили Блю, дитя постпролетарского общества, развившегося на планете Ренессанс (Андромеда 9 ), составляющих которое членов она называла «высшими буржуа» из–за их привязанности к ценностям среднего класса и затхлой атмосфере взаимных отношений, похитила у своих сородичей звездного угря, проходящего экспериментальную конверсию в орбитальных доках Ренессанса (где отец Кили работал конвертировщиком). Угорь был похищен Кили исключительно ради того, чтобы «освободить его от рабства». Три недели спустя (по времени Ренессанса), угорь, которого Кили назвала «Паша» и которого очень сильно любила, прилепился к киту Старфайндера, после чего принялся активно потреблять жизненную субстанцию кита, вещество типа «2–омикрон–ви». Старфайндер проник на борт угря, уговорил Кили перейти с ним вместе на кита, где, после продолжения уговоров, ему удалось убедить Кили приказать угрю отлепиться. Сразу же после этого кит, действуя под влиянием инстинктов, протаранил и уничтожил угря. Старфайндеру следовало бы предвидеть такой исход, явившийся для него полной неожиданностью.
Угорь, несмотря на свой огромный размер, был питомцем Кили, она считала себя его хозяйкой, и горе от потери питомца поглотило ее с головой. Резюмируя текущее состояние дел, кит сообщил, что:
«говоря» тем самым, что с этих пор он, Кили и Старфайндер являются друзьями навеки в Океане
(пространства) и
(времени). Прошло несколько дней, и Кили так же полюбила кита «Чарли», как раньше была влюблена в «Пашу». Задачей же Старфайндера был вернуть Кили к ее родителям из «высших буржуа».
На первый взгляд, это не представляло собой никакой проблемы. Без сомнения предстояло пережить большое количество слез и слов прощаний; но не стоило сомневаться, что со временем Кили забудет и Старфайндера и космического кита и снова полюбит своих «высших буржуа», несмотря на то, что сейчас, как ей казалось, она презирает их. Единственной проблемой были финансовые и юридические компенсации, которые предстояли на Ренессансе. Украденный Кили угорь принадлежал орбитальным докам Ренессанса («Орбитальные Доки Корпорейшн») и по самым скромным подсчетам стоимость угря составляла около 10 миллиардов долларов. Даже по законам Ренессанса казалось маловероятным, чтобы двенадцатилетнюю девочку привлекли к уголовной ответственности за угон угря; но тем не менее кто–то должен был заплатить десять миллиардов.
Старфайндер был беден как церковная мышь. Даже кит – собственный корабль – и тот официально ему не принадлежал.
Он также сомневался, что родители Кили были настолько обеспеченными люди и имели необходимую сумму на счету в банке города Кирт, являющегося аналогом Нью–Бедфорда в создании звездных угрей и штаб–квартирой Орбитальных Доков. Но как бы там ни было, родителям Кили предстоит найти 10 миллиардов долларов. Непонятно, как они смогут это сделать. В случае если их дочь все же окажется подпадающей под уголовное наказание, хватит ли у ее родителей денег на то, чтобы нанять адвоката, достаточно ловкого и опытного, чтобы избавить Кили от тюрьмы?
Проблема? Нет, это была не проблема. Это была настоящая кирпичная стена. Четырехмерная кирпичная стена, которая прихлопнет тебя, стоит только попытаться забраться на нее, обойти ее, или сделать под ней подкоп, или даже в том случае, если ты попытаешься пробить ее насквозь, протаранив.
Но на счастье Старфайндера, в его распоряжении имелась необходимая четырехмерная кувалда под названием «космический кит».
Выключив обзорный экран в салоне, он отправился в свою каюту и облачился в костюм, который, по его предварительным наблюдениям, не должен был привлекать особого внимания там, куда он собирался отправиться. Из секретного ящичка своего письменного стола он извлек пару телекинетических костей и засунул в карман своего «не привлекающего внимания» костюма. В другой карман он засунул мимикрирующую банкноту, которая имела свойство легко обращаться в любой вид местной валюты. После этого вышел из своей кабины и спустился по трапу на мостик. Там, при помощи компьютера, он дал киту указание выйти на поверхность в пяти сотнях миль от побережья Кирта (на достаточно большом расстоянии от обращающихся вокруг планеты мертвых звездных угрей, конверсионных доков и орбитальных станций Корпорации) в момент времени, когда Кирт был еще маленьким городком, а конверсия звездных угрей еще только зарождалась, после чего запрограммировал космического кита так, чтобы тот, как только шлюпка со Старфайндером отчалит в направлении Ренессанса, снова нырнул во время и снова появился на поверхности месяц спустя. Закончив приготовления, Старфайндер усмехнулся над самим собой и отправился в отсек космических шлюпок. Впереди, пока не закончится эта ночь, его ожидало очень много дел.
– Старфайндер, да на тебе лица нет, как ты измучен, – сказала ему Кили, усаживаясь за стол, чтобы съесть тарелку кукурузных хлопьев на завтрак. – Ты что, не спал всю ночь?
Подкрепившись парой чашек кофе, Старфайндер заказал себе тост и омлет из синтетических яиц. В обзорном экране висели звезды Андромеды, напоминающие Рождественские гирлянды на черных ветвях космической ели. Ниже, под их ногами, медленно и величественно обращался вокруг своей оси Ренессанс, его дневная сторона была залита зеленовато–золотистым, с искрами синевы, светом. Орбитальные Доки, видимые поблизости от ночной стороны, напоминали мерцающие брелоки в форме половинок круга.
– И откуда эти «куриные лапки», что появились в уголках твоих глаз? – спросила затем Кили, после того как Старфайндер ничего ей не ответил. – Вчера вечером их не было.
– Понятия не имею, что за курица прошлась по углам моих глаз.
– Тем не менее, это так.
Старфайндер не стал спорить. Вместо этого воздал должное своему тосту и омлету из синтетических яиц. На нем уже красовалась капитанская форма. Форма была белая с золотым шитьем. На левой стороне груди его куртки имелось семь рядов разноцветных ленточек, к каждой ленточке была прикреплена ничего не значащая, но весьма эффектно выглядящая медаль. Эполеты вполне соответствовали остальной позолоте и стилю как в блеске, так и во всем прочем. Довершением всему была белоснежная фуражка, сейчас покоившаяся на столе слева от Старфайндера, близ его локтя. Околыш фуражки цветом был очень близок к омлету из синтетических яиц, который Старфайндер в настоящий момент поглощал. Белые отлично отутюженные брюки с тройной стрелкой были аккуратно заправлены в черные высокие сапоги из искусственной кожи, начищенные до такого блеска, что в них запросто можно было увидеть собственное отражение. Форма досталась Старфайндеру вместе с китом.
Кили вгляделась в обзорный экран. На ней было неопределенного покроя платье цвета хаки, вылинявшее от многочисленных стирок и выдающее прибавку в весе, которую Кили приобрела за время совместных со Старфайндером путешествий во чреве кита.
– Ты будешь навещать меня, после того как меня посадят в тюрьму, Старфайндер?
– Никто никуда тебя не посадит, Кили. Обо всем уже позаботились.
Она словно бы и не слышала его.
– По крайней мере мне сохранят жизнь. То–то мои мать и отец потешатся. «Значит, стащила 10 миллиардов?» – «Прекрасно, ты получила по заслугам».
– Кили, еще раз повторяю, никто не посадит тебя в тюрьму.
– Но мои «высшие буржуа» – они все именно такие, понимаешь? Им наплевать на своих детей. Все, о чем они могут думать – это полторы ставки в субботу и двойная ставка в воскресенье.
– Кили, послушай меня…
– Мой отец так алчен, что выходит на работу каждое воскресенье и субботу, когда только это возможно. И он так угождает начальству… На каждое Рождество он отвозит начальнику смены ящик скотча.
– Кили, у меня нет другого выбора, я должен отвезти тебя домой.
– Я знаю. Мой долг перед обществом должен быть оплачен.
– Это не имеет никакого отношения к твоему долгу перед обществом. Тем более, что ни о каком долге речи больше не идет. Но я все равно должен доставить тебя домой. Ты должна жить со своими родителями и общаться с детьми своего возраста. Ты не можешь расти и взрослеть на космическом ките, где некому составить тебе компанию, кроме тридцатитрехлетнего старика.
Кили начала плакать. Забытая ложка продолжала торчать из ее чашки с хлопьями. Ее стакан молока стоял нетронутый рядом с сахарницей, полной искусственного сахара.
Старфайндер всегда славился своим умением успокаивать расстроенных детей. Но сейчас этот великий мастер обращения с детьми застыл столбом в своей ослепительно белой капитанской униформе, словно увешанный медалями чурбан.
Разрядил ситуацию не кто иной, как кит. С обычной своей прямотой и откровенностью, он сотворил следующее:
означающее, по последовательности взаимоположения – «он сам» (*), Кили (
) и
(пространство–время) – примерно следующее: он и Кили навсегда останутся друзьями, как бы далеко в пространстве и времени не разбросала их судьба.
– Я знаю, Чарли, – прошептала Кили. Потом утерла платком глаза и поднялась из–за стола. – Я готова, Старфайндер. Я люблю тебя, Чарли , – добавила она в заключение. – Прощай .
Их шлюпка опустилась на просторном заднем дворе загородного дома рядом с открытым плавательным бассейном. Утро еще не наступило, и в воздухе стоял отчетливый запах скошенной травы.
– Где это мы, Старфайндер? Чей это дом?
– Мой, – ответил Старфайндер.
Кили уставилась на него, широко распахнув глаза. Потом повернулась к дому. Трехэтажный, с крышей куполами, с бессчетным количеством окон. Рядом с домом гараж на две машины. Вокруг дома – подъездная дорожка, через большой луг устремляющаяся к недалекой роще, где впадает в главное шоссе. На несколько миль вокруг не было никакого другого дома – только поля и деревья. В отдалении горизонт горел заревом большого города.
Старфайндер открыл ворота гаража и отбуксировал внутрь шлюпку, устроив ее рядом с парой больших черных лимузинов. Кили по–возможности помогала ему.
– Как я понимаю, ты сейчас скажешь мне, что эти машины тоже твои?
– Одна из них сейчас полностью в моем распоряжении. Другую я на время одолжил своему адвокату.
– Ты сводишь меня с ума, Старфайндер. Каким образом оказалось, что у тебя есть собственный загородный дом, да еще и два лимузина в придачу? И это при том, что ты первый раз ступил на землю Ренессанса только пять минут назад?
– А почему ты решила, что я ступил на эту землю впервые?
Кили охнула.
– Ты был здесь в прошлом?
Старфайндер кивнул.
– И не один раз. Я пытался рассказать тебе все за завтраком, но ты не хотела слушать. Пошли, посмотрим дом внутри.
Как только они подошли ближе к дому, внизу автоматически зажглись фонари, подсвечивающие ступени. Высокий плечистый мужчина, в пижаме, халате и шлепанцах, встретил их на пороге задней двери, через которую они вошли в просторную, отлично освещенную кухню.
– Это Артур, мой механик, – представил мужчину Старфайндер. – Артур, это моя племянница, Кили Блю.
Артур кивнул. Потом зевнул.
– Я услышал, как кто–то открыл дверь гаража, и решил, что это, наверное, вы.
Он снова зевнул.
– Пойду досыпать.
– С каких это пор я стала твоей племянницей? – прошипела ему Кили, после того как Артур вышел из кухни.
– Ты стала ею две недели назад, после того как я породнился с твоей семьей.
– Старфайндер, ну ты и родственничков ты себе приобрел, пирожок к пирожку.
– Кстати о пирогах. Я просил Артура купить нам к завтраку пирог.
Старфайндер взглянул на висящие на стене кухни часы.
– Господи, всего только пять утра. Я ошибся, и мы явились слишком рано. Ну ладно.
– О чем это ты говоришь? Какая разница, рано мы прилетели или нет?
Старфайндер ничего не ответил. Он разыскал пирог в одном из кухонных шкафов и поставил пирог посреди стола. Из холодильника достал пакет молока и установил на кухонном столе рядом с тарелкой, добавив ко всему этому пару вилок и ножей. Он и Кили уселись за стол друг напротив друга. Пирог был шоколадный с сахарной глазурью. Кили отрезала себе огромный кусок и перенесла его на свою тарелку.
– А ты, Старфайндер, ты что, не будешь есть?
– Нет.
Старфайндер принялся задумчиво смотреть в большое французское окно, находящееся прямо перед кухонным столом. На востоке горизонт уже окрашивался розовыми пастельными цветами рассвета. Город Кирт вырисовывался зубчатым силуэтом на розовом фоне. Некоторое время Старфайндер смотрел на город, потом перевел взгляд на Кили, которая как раз принялась за второй кусок пирога.
– Прежде всего, Кили, начиная с сего момента ты можешь называть меня «дядя Джон». Как ты наверное уже знаешь, на планете Ренессанс человек с достаточными средствами и без своей собственной семьи может породниться с другой семьей, если со стороны этой семьи нет возражений, в результате чего породнившийся приобретает статус «дяди». Две недели назад, через моего адвоката, я породнился с твоей семьей. Соответственно говоря, мой адвокат известил твою маму и отца, что я являюсь владельцем угря, который был тобой похищен, и что, преследуя тебя на другом своем корабле, космическом ките, я случайно врезался в угря и уничтожил его, подвергнув огромной опасности твою жизнь. Якобы мне удалось тебя спасти. Некоторую часть мне пришлось выдумать, но в основном тут все правда, и это позволило мне породниться с твоей семьей, что теперь выглядело как акт возмещения непредумышленных моральных убытков и имело вид вполне достоверный. Тот же самый случай столкновения в космосе делал объяснимым тот факт, что я отказался выдвигать против тебя обвинения в воровстве, несмотря на то, что в данных обстоятельствах Орбитальные Доки наверняка откажутся выплатить мне страховку.
Кроме того, мой адвокат проинформировал твоих отца и мать, что в данный момент ты находишься в полном здравии и что очень скоро я доставлю тебя домой. Все эти приготовления я загодя произвел еще из космоса, перемещаясь в пространстве с отрицательной световой скоростью; по сути дела, я заготовил все эти сообщения во время своих перемещений в прошлое.
Кили смотрела на Старфайндера во все глаза.
– Значит, Паша был твоим угрем?
Старфайндер кивнул.
– Да, но только со вчерашнего вечера. Прежде я ни о чем подобном понятия не имел.
– Но каким образом тебе удалось приобрести звездного угря стоимостью в десять миллиардов долларов?
– Начало своему состоянию я положил броском пары телекинетических костей. Весь свой выигрыш я вложил в Орбитальные Доки, при этом организовал дело таким образом, чтобы дивиденды были выплачены специальному трастовому фонду, владельцем которого являлся мой «сын». Мне удалось все это устроить, потому что на Кирте нет закона против наследования текущей доли в компании. После этого через двадцать лет я появился вновь, уже в качестве собственного «сына», снова повторил свой ход и инвестировал прибыль в еще большее количество акций Орбитальных Доков, а также и в другие области промышленности, связанные с производством звездных угрей, потом основал новый трастовый фонд для следующего своего «сына», ну и так далее. В самый первый раз, для того чтобы объяснить современникам свое исчезновение, я выдал себя за профессионального космического моряка. Потом я принял роль капитана космического кита. В настоящее время мое имя не просто «Джон Старфайндер», а «Джон Старфайндер IV». Этот дом принадлежит семье Старфайндеров в течение нескольких поколений. Артур – последний в долгой череде механиков, где должность также передавалась из поколения в поколение. Я нанял Артура тогда же, когда нанял Ральфа.