Текст книги "Веспасиан. Павший орел Рима"

Автор книги: Роберт Фаббри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Веспасиан. Павший орел Рима

Посвящается моей сестре Тане Поттер,

её мужу Джеймсу и их трём очаровательным

дочкам Элис, Кларе и Люси.

P.S. Тем, кому интересно узнать, что вышло

из моего посвящения к предыдущей книге,

к вашей великой радости, сообщаю:

Аня сказала «да»!

ОБ АВТОРЕ

Английский писатель Роберт Фаббри родился в 1961 году в Женеве, в настоящее время живёт на два дома – в Лондоне и в Берлине. Он с детства живо интересовался историей, до сих пор увлекается игровой реконструкцией сражений древности, владеет уникальной коллекцией из трёх с половиной тысяч фигурок оловянных солдатиков эпохи Античности.

Однако двадцать пять лёг жизни Роберт Фаббри посвятил кино– и телеиндустрии, работал заместителем директора телевизионной студии. В этом качестве он принимал участие в съёмках различных фильмов, в том числе сериала про Горацио Хорнблауэра по романам Сесила Скотта Форестера.

Решив заняться литературой, Роберт Фаббри использовал в качестве ориентира именно творчество С.С. Форестера и созданный им жанр военно-исторической саги, в котором успешно работают такие мастера, как Бернард Корнуэлл, Саймон Скэрроу и Энтони Ричес. Военно-историческая сага представляет собой серию книг, рассказывающих о судьбе главного героя, причём каждый том посвящён отдельному эпизоду в его карьере. Обязательными требованиями являются достоверная историческая основа и остросюжетность повествования.

Темой для своей саги Фаббри избрал давно занимавшую его эпоху Древнего Рима. При этом, в отличие от большинства собратьев по жанру, главным героем выступает не вымышленный персонаж, а реальная историческая личность, Тит Флавий Веспасиан (9—79 гг.). Книги Роберта Фаббри позволяют нам проследить за головокружительным путём Веспасиана от скромного провинциала до повелителя империи, основателя могущественной династии.

Эпоха, на фоне которой разворачиваются действия романов серии, очень сложна. Первый век нашей эры. Республика пала, и теперь Римом правит император, живое воплощение бога на земле, слово которого – закон. Сосредоточение власти в одних руках положило конец кровопролитным гражданским войнам, зато породило опасность тирании. Когда на смену строгому, но справедливому и дальновидному Августу пришёл Тиберий, эти опасения подтвердились. Мнительный и злопамятный деспот жестоко расправлялся с любым, на кого падала хоть тень подозрения. Повсюду видя заговоры, Тиберий закончил тем, что бежал из Рима на лежащий у берегов уединённый остров Капри, на котором чувствовал себя в безопасности. Оставленная без присмотра столица оказалась во власти императорской гвардии – преторианцев, во главе которых стоял всемогущий префект Сеян, человек честолюбивый и беспринципный. Именно в такой обстановке начал своё восхождение к власти юный Веспасиан. Путь этот оказался извилист и чреват опасностями. Веспасиану пришлось служить не только при Тиберии, но и при безумном Калигуле, а затем и ещё при более безумном Нероне. И ему удалось не просто выжить, но и подняться на самую вершину власти в Риме, став императором, основателем одной из самых могущественных династий Античности.

Такие события лежат в основе книг Роберта Фаббри о Веспасиане. Писатель строго придерживается исторических фактов, при этом ему удаётся насытить книги обилием захватывающих приключений, интриг, масштабными описаниями сражений. Всего в серии о Веспасиане автор планирует выпустить семь томов, на данный момент вышло уже шесть. Помимо «основных» книг цикла Фаббри выпустил несколько повестей о шайке «Братьев Перекрёстка» и их вожаке, бывшем кулачном бойце Магне, играющем важную роль в романах о Веспасиане. Книги Фаббри снискали большую популярность у читателей и переведены на ряд европейских языков.

Александр Яковлев

Избранная библиография Роберта Фаббри:

Серия «Веспасиан»:

«Трибун Рима» (Tribune of Rome, 2011)

«Палач Рима» (Rome’s Executioner, 2012)

«Фальшивый бог Рима» (False God of Rome, 2013)

«Павший орёл Рима» (Rome's Fallen Eagle, 2013)

«Властители Рима» (Masters of Rome, 2014)

«Блудный сын Рима» (Rome's Lost Son, 2015)

«Фурии Рима» (The Furies of Rome, 2016)

Серия «Братья Перекрёстка»:

«Братство Перекрёстка» (The Cross roads Brotherhood, 2011)

«Фракции ипподрома» (The Racing Factions, 2013)

«Грёзы Морфея» (The Dreams of Morpheus, 2014)

«Александрийское посольство» (The Alexandrian Embassy, 2015)

ПРОЛОГ
Рим, 24 января 41 года нашей эры

громные глаза и застывшая ухмылка ярко раскрашенной маски были обращены к зрителям. Прижав ладонь левой руки к подбородку и вытянув перед собой правую, комический актёр, чьё лицо было скрыто маской, выкинул короткое коленце и произнёс:

– Признаюсь, жестокое деянье, повергшее всех вас в отчаяние, – моих рук дело.

Двусмысленная строчка была встречена дружным хохотом и аплодисментами. Зрители хлопали в ладоши и звонко шлёпали себя по коленям. Актёр, игравший роль молодого любовника, в знак признательности кивнул и повернулся к партнёру по сцене в не менее гротескной маске главного злодея.

– Погодите! – это прежде чем актёры продолжили игру, со своего места вскочил Калигула.

Десятитысячная аудитория как один человек устремила взоры к императорской ложе, возвышавшейся на деревянных колоннах точно посередине временного театра на северном склоне Палатинского холма.

Калигула изобразил позу актёра.

– Плавт предпочёл бы, чтобы эта строчка была произнесена так.

Сказав это, император выкинул изящное коленце и, имитируя ухмылку маски, широко открыл запавшие глаза, чтобы белки резче выделялись на фоне тёмных полукружий под ними.

– Признаюсь, жестокое деянье, повергшее всех вас в отчаяние, – моих рук дело.

Произнеся последний слог, он отнял левую руку от подбородка и, мелодраматически откинув голову назад, прижал ладонь ко лбу.

Зрители расхохотались даже громче, нежели от актёрского исполнения, – однако смех этот был неискренний, вынужденный, деланый. Два актёра наигранно схватились за животы и согнулись от хохота пополам. Купаясь во всеобщем подобострастии, Калигула, с кривой усмешкой на лице, широко раскинул руки и медленно повернулся сначала налево, затем направо, как будто пытался заключить публику в объятия.

Стоя в задней части театра, в тени навеса над сиденьями, Тит Флавий Сабин с отвращением посмотрел вниз, на императора. Впрочем, на глаза его был низко надвинут капюшон, так что его взгляд остался незамеченным.

Калигула предостерегающе вскинул руку ладонью к публике. Зрители мгновенно затихли. Император сел.

– Продолжайте!

Актёры повиновались августейшему приказанию, а сидевший у ног Калигулы человек средних лет в сенаторской тоге принялся осыпать поцелуями красные сандалии императора, лаская их столь страстно и нежно, будто это были прекраснейшие произведения искусства.

Сабин повернулся к своему спутнику – бледному мужчине лет тридцати с худощавым лицом и рыжеватыми волосами.

– Кто этот бессовестный льстец, Клемент?

– Это, мой дорогой шурин, Квинт Помпоний Секунд. Старший консул нынешнего года. Примерно так же он высказывает своё независимое мнение и в Сенате.

Сабин презрительно сплюнул и крепко сжал рукоятку скрытого под плащом меча. Ладонь была липкой от пота.

– Однако он вовремя.

– Напротив, всё даже слишком затянулось. Моя сестра живёт, обесчещенная Калигулой, уже более двух лет. Это дольше, чем диктуют понятия чести.

Внизу, на сцене, юный любовник отвесил пинок под зад рабу, от которого тот полетел на землю. Зрители разразились смехом, который не смолкал и далее, пока исполнители гонялись друг за другом, отскакивая и уворачиваясь. Впрочем, в императорской ложе Калигула устроил собственную комедию, гоняясь за своим хромым дядей Клавдием к вящему удовольствию публики, с восторгом наблюдавшей, как он измывается над незадачливым хромым.

Даже личная стража Калигулы, состоявшая из шестнадцати бородатых телохранителей-германцев, стоявших шеренгой в задней части ложи, не выдержала и вместе со всеми расхохоталась при виде унижений Клавдия. Два трибуна-преторианца, стоявшие по обе стороны входа в ложу, не стали их одёргивать.

– И вы собираетесь сделать этого жалкого болвана императором? – громко возмутился Сабин, когда Клавдий споткнулся и упал.

– Разве у нас есть выбор? Он последний из взрослых Юлиев-Клавдиев. Мои преторианцы не согласятся с восстановлением республики. Ибо знают, что в таком случае гвардия будет распущена. Они взбунтуются, убьют меня и других моих офицеров, которые окажутся у них на пути. После чего всё равно сделают Клавдия императором.

– Не сделают, если мы убьём и его.

Клемент покачал головой.

– Я не смогу отдать такой приказ. Я – его клиент, – он показал на двух преторианских трибунов в императорской ложе.

Тем временем Калигула, устав унижать своего дядю, снова сел на место и сосредоточил внимание на происходящем на сцене.

– Кассий Херея, Корнелий Сабин и я согласились, что императором должен стать Клавдий, – добавил Клемент, понизив голос. Это наша главная надежда, если мы хотим остаться в живых.

Мы провели осторожные переговоры с его вольноотпущенниками, Нарциссом и Паллом, а также с вольноотпущенником Калигулы, Каллистом. Он отлично понимает, что происходит, и тоже решил поставить на Клавдия. Они обещали по мере своих сил защитить нас от возмездия, которого будут ждать от Клавдия за убийство члена императорской семьи, даже если выгодополучатель – он сам, к своему великому удивлению.

– Клавдий ещё не знает?

Клемент недоумённо выгнул бровь.

– А ты доверил бы секрет этому болтливому идиоту?

– И тем не менее ты готов доверить ему империю?

Клемент пожал плечами.

– Я говорю, он умрёт.

– Нет, Сабин. И я требую, чтобы ты принёс клятву Митре, что будешь хранить молчание. Мы могли покончить с этим делом пару месяцев назад, но мы отложили его, чтобы ты успел вернуться в Рим, нанести удар и отомстить за попранную честь. Клянусь задницей Юпитера, я уже разоблачил другой заговор и даже доложил о нём императору. Было бы обидно, чтобы кто-то другой лишил нас удовольствия прикончить Калигулу.

В ответ Сабин лишь одобрительно хмыкнул, отлично понимая, что находится не в том положении, чтобы спорить. Ибо последние два года после того, как Калигула едва ли не у него на глазах обесчестил его жену Клементину, а самого его назначил легатом Девятого Испанского легиона, он провёл в Паннонии, на северной границе империи, по сути, отрезанный от Рима.

Он был вынужден терпеливо ждать, когда его шурин, Клемент, один из двух префектов преторианской гвардии, подберёт группу офицеров, пострадавших от безумств Калигулы, которые будут готовы рискнуть жизнью и убить тирана. Это оказалось долгим делом, как сообщал ему в зашифрованных посланиях Клемент. Люди неохотно делились крамольными мыслями. Стоило им ошибиться в том, с кем они откровенничали, как их немедленно казнили бы.

Переломный момент настал в предыдущем году, после того как Калигула вернулся из не увенчавшегося успехом похода в Германию и не состоявшегося вторжения в Британию, во время которого легионы отказались грузиться на корабли. За их непокорство Калигула унизил легионеров тем, что заставил собирать в шлемы ракушки, а позже с «трофеями» прогнал строем по улицам Рима во время шутовского триумфа. Оттолкнув от себя армию, Калигула затем настроил против себя Сенат и преторианскую гвардию, объявив о своём намерении перенести столицу империи из Рима в Александрию. И в результате лишился последних друзей.

Известие о переносе столицы вызвало недовольство среди офицеров и девяти тысяч солдат преторианской гвардии. Они с ужасом думали, что их либо заставят нести службу в жарком Египте, либо, хуже того, они останутся не у дел, ибо какие преторианцы без императора?

Объединённые опасениями за своё будущее, офицеры стали робко делиться друг с другом соображениями на этот счёт. Клементу вскоре удалось переманить на свою сторону трибуна Кассия Херею. Он давно подозревал, что Херея вынашивает тёмные планы в отношении Калигулы, постоянно издевавшегося над его высоким голосом. Херея вовлёк в заговор своего близкого друга, трибуна Корнелия Сабина, а также двух недовольных Калигулой центурионов.

Когда заговорщики были набраны, Клемент пообещал Сабину, что тот первым нанесёт удар. Он отправит ему в Паннонию послание, в котором сообщит, что всё готово и Сабину необходимо тайно вернуться в Рим. Сабин прибыл два дня назад и с момента своего возвращения прятался в доме Клемента. Ни его брат Веспасиан, ни дядя сенатор Гай Поллон, сидевшие в ложе, соседней с императорской, не догадывались, что он в городе. Как только всё будет сделано, он тихо вернётся в Паннонию, на место своей службы.

Он был уверен, что сумеет уехать незамеченным и что алиби, которое создадут ему младшие офицеры, которым он поручил командовать легионом в его отсутствие на зимних квартирах, будет надёжным. Они подтвердят, что он отправился навестить жену и двоих детей, которые жили у его родителей в Авентикуме[1]1
  Авентикум – ныне г. Аванш в Швейцарии. – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть], на юге Верхней Германии[2]2
  Верхняя Германия – провинция Римской империи. Включала в себя область Западной Швейцарии, французские области Юра и Эльзас и Юго-Западную Германию.


[Закрыть].

В таком случае, рассудил Клемент, если новая власть начнёт мстить заговорщикам, Клементина потеряет лишь брата, но не мужа.

Между тем внизу, на сцене, пьеса подошла к счастливому финалу. Персонажи выходили на брачный пир через дверь в фасаде скены – двухэтажного сооружения с колоннами, окнами, дверями и арками. Когда последний актёр повернулся, чтобы обратиться к зрителям, Сабин ещё ниже натянул на глаза капюшон.

– С радостью предлагаем всем нашим друзьям, собравшимся здесь, присоединиться к нам. Но хорошего понемножку, и того, чего достаточно для шестерых, не хватит для нескольких тысяч. Поэтому позвольте пожелать вам доброго пира дома и попросить, в свою очередь, вашей благодарности.

Публика разразилась аплодисментами. В императорской ложе германцы-телохранители расступились, чтобы пропустить в неё высокого мужчину в пурпурной мантии и с золотой диадемой на голове. Вошедший поклонился Калигуле на восточный лад, прижав обе руки к груди.

– Что этот здесь делает? – недоумённо спросил Клемента Сабин.

– Ирод Агриппа? Он в Риме вот уже три месяца. Просит императора расширить владения его царства. Калигула глумится над ним, заставляет страдать из-за собственной алчности. Обращается с ним так же скверно, что и со своим дядей Клавдием.

На глазах у Сабина иудейский царь занял место рядом с Клавдием и обменялся с ним несколькими словами.

– Калигула скоро уйдёт из театра и отправится в бани, – сообщил Клемент, когда рукоплескания начали стихать. – По пути туда он пожелал послушать пение юных греков из Этолии, которые будут выступать завтра. Каллист велел им ждать перед домом Августа, у входа в коридор, который ведёт прямо к лестнице возле императорской ложи. Ты можешь попасть туда через этот выход.

С этими словами Клемент указал влево, на самые крайние из ворот в задней части театра. Они были заперты.

– Постучишь три раза, пропустишь один удар и снова повторишь условный сигнал.

Ворота охраняют два моих человека, оба – центурионы. Им велено тебя ждать и впустить внутрь. Пароль – «свобода». На всякий случай закрой лицо шейным платком. Чем меньше людей узнают тебя, тем лучше, ведь кто знает, чем это может закончиться. Херея, Корнелий и я проводим Калигулу из ложи вверх по лестнице.

Как только ты увидишь, что мы уходим, беги в коридор. Встретимся там на полпути. Я задержу германцев. Прикажу им не пускать никого вслед за Калигулой, так что у нас будет время, правда, совсем немного. Ударь его мечом, не мешкая, как можно быстрее, – сказал Клемент и протянул ему правую руку.

– Непременно, мой друг. Я так и сделаю, – пообещал Сабин, крепко – даже крепче, чем обычно, – пожимая ему руку. – Это будет удар прямо в шею.

Они какой-то миг смотрели друг другу в глаза, затем кивнули и расстались, больше не сказав ни слова. Оба понимали: этот день может стать для них последним.

Сабин проводил взглядом Клемента. Тот вошёл в императорскую ложу. Его самого охватило удивительное спокойствие. Ему было всё равно, останется он сегодня жив или погибнет. Главное, отомстить за насилие, учинённое над Клементиной. Отомстить тому, кто объявил себя бессмертным богом, властвующим над всеми людьми. Сегодня этот фальшивый бог узнает пределы своего бессмертия. В память Сабина огненной печатью врезалось лицо Клементины, взглядом умолявшей спасти её от позорной участи.

Тогда он подвёл Клементину, не смог спасти от бесчестья, но теперь ему ничто не помешает отомстить за неё. Сабин снова сжал рукоятку меча. На этот раз его ладонь была сухой. Сабин сделал глубокий вздох. Сердце в груди билось спокойно и мерно.

На просцениум выбежала стайка акробатов, которые тотчас начали прыгать, кувыркаться, ходить на руках. Но как высоко они ни подпрыгивали, это не вызвало у публики особого интереса. Взгляды присутствующих были прикованы к Калигуле, который встал и собирался уходить.

Сабин увидел, как германцы отсалютовали Клементу, когда тот рявкнул на них, отдавая приказ. Кассий Херея и Корнелий Сабин сдвинулись со своих мест и встали за креслом императора. Старший консул осыпал сандалии Калигулы последними поцелуями, за что объект обожания лягнул его ногой и встал.

Зрители разразились ликующими криками, приветствуя Калигулу как своего бога и императора, но бог и император не удостоил их вниманием.

Вместо этого он посмотрел на Клавдия и, приподняв ему голову, словно ножом, провёл по горлу пальцем. Клавдий в ужасе дёрнулся и поспешил облобызать руку племянника.

Калигула с видимым отвращением вытер слюну с руки о волосы Клавдия и что-то крикнул ему в лицо. Расслышать слова из-за шума было невозможно. Клавдий немедленно вскочил на ноги и бросился бегом из ложи. Германцы тотчас расступились, пропуская его, и он исчез настолько быстро, насколько позволяли ему больные ноги. Сабин не сводил глаз с Калигулы. Тот переключил внимание на Ирода Агриппу и что-то ему крикнул. Агриппа, подобострастно кланяясь, попятился из ложи. Калигула рассмеялся, откинув голову, и тут же, к великому восторгу зрителей, изобразил, как раболепно иудейский царь только что покинул императорскую ложу. Вдоволь позабавившись, он вышел из ложи сам, шлёпнув при этом Херею по мягкому месту.

От Сабина не ускользнуло, как напрягся трибун, как потянулся к рукоятке меча. Впрочем, его рука застыла на полпути. Перехватив взгляд Клемента, Херея шагнул к нему и встал рядом. Но, даже когда он вместе с Корнелием последовал за Калигулой к лестнице, пальцы его продолжали нервно сжиматься и разжиматься. Перед тем как выйти из ложи, Клемент на миг встретился с Сабином взглядом. Он прошёл мимо телохранителей-германцев. Половина их последовала за ним, чтобы перекрыть лестницу, пока по ней поднимался император со своей свитой. Старший консул ощупывал разбитое лицо под неусыпным взглядом восьмерых германцев, оставшихся охранять императорскую ложу.

Всё шло по плану.

Сабин повернулся и зашагал по последнему ряду зрительских мест, к воротам, на которые ему указал Клемент. Закрыв лицо шейным платком, он костяшками пальцев постучал в деревянную дверь. Засов тотчас отодвинулся, и дверь слегка приоткрылась. Сабин заглянул в тёмную щель и встретился взглядом с центурионом преторианской гвардии.

– «Свобода», – прошептал он.

Едва заметно кивнув головой, центурион отступил назад и распахнул дверь. Сабин вошёл внутрь.

– Сюда, господин, – произнёс второй центурион и тут же повернулся к вошедшему спиной. Его товарищ закрыл дверь на задвижку.

Сабин последовал за центурионом по мощёной дорожке, которая плавно взбиралась на Палатинский холм. Сверху доносились звуки траурной музыки. За спиной ритмично цокали подкованные сандалии центуриона, шедшего сзади.

Через три десятка шагов они оказались на вершине холма. Слева от себя Сабин увидел две центурии воинов в туниках и тогах, застывшие рядом с юными греками, репетировавшими меланхоличный гимн перед некогда великолепным фасадом дома Августа. Ещё недавно это архитектурное сооружение сочетало в себе изящество и величие. Увы, теперь оно было изуродовано пристройками, добавленными по прихоти Калигулы.

Одна уродливее и вульгарнее другой, пристройки каскадом спускались вниз, к подножию холма, к храму Кастора и Поллукса, который – подумать только, какое кощунство, даже если люди опасались высказать это вслух, – теперь служил вестибюлем для всего дворцового комплекса. К ближайшей из этих пристроек и вёл Сабина незнакомый центурион.

Достав из-за пояса ключ, центурион открыл замок на массивной дубовой двери и бесшумно её распахнул. Петли были заранее густо смазаны гусиным жиром. Открылся вход в просторный коридор.

– Направо, господин, – сказал Сабину провожатый, пропуская его вперёд. – Мы останемся здесь, чтобы не пустить никого, кто пожелал бы следовать за тобой.

Сабин кивнул и переступил порог. В коридоре было светло. Солнечный свет проникал в него через окна по обеим сторонам. Вытащив из ножен меч, он спрятал его под плащом, затем достал из-за пояса кинжал и зашагал вперёд. Его шаги гулким эхом отлетали от голых оштукатуренных стен.

Сделав несколько десятков шагов, он услышал из-за левого поворота голоса и ускорил шаг. Снизу, со стороны театра, донёсся новый взрыв смеха, сопровождаемый аплодисментами. Сабин приблизился к повороту. Голоса теперь звучали ещё ближе. Он поднял меч, чтобы, как только обогнёт угол, нанести удар. Резко свернув влево, он прыжком бросился вперёд. Казалось, сердце вот-вот вырвется из груди. В следующее мгновение раздался пронзительный крик, и он увидел перед собой пару испуганных глаз и длинный нос, с кончика которого капали склизкие капли. Впрочем, крик тотчас оборвался, застряв в горле Клавдия. Тот в растерянности несколько мгновений смотрел на острие меча, затем на Сабина. Шагавший с ним рядом Ирод Агриппа в ужасе застыл на месте.

Сабин отпрянул назад. Он дал Клементу слово, что не тронет Клавдия.

– Убирайтесь прочь, вы оба! – сдавленно крикнул он.

Пару секунд помешкав и оставив после себя лужу мочи, Клавдий заковылял прочь, дёргаясь и что-то бормоча себе под нос.

Тяжело дыша, Ирод Агриппа наклонился и заглянул под капюшон в надежде рассмотреть лицо нападавшего. На мгновение их взгляды встретились. В глазах царя Иудеи промелькнуло удивление. Сабин сделал мечом угрожающий жест, и Агриппа торопливо зашагал вслед за Клавдием.

Сабин выбранился и вознёс молитву Митре, надеясь, что Агриппа его не узнал. Впрочем, раздавшиеся в дальнем конце коридора голоса заставили его забыть о тревоге: в одном из них он узнал голос Калигулы. Сабин юркнул за угол и стал ждать, когда голоса прозвучат громче.

– Если эти юные греки смазливы, я, пожалуй, возьму парочку из них к себе в ванну, – произнёс Калигула. – Не желаешь парочку мальчишек, Клемент?

– Да, если они действительно смазливы, Божественный Гай.

– Если же нет, ты всегда можешь воспользоваться Хереей. Обожаю слушать, как его сладкий голосок стонет от наслаждения, – глумливо хихикнул император, но его спутник не поддержал августейшего веселья.

Вскинув меч, Сабин выскочил из-за угла.

Игривое настроение Калигулы мгновенно улетучилось. Запавшие глаза в ужасе округлились. Он резко отскочил назад, но сильные руки Хереи сжали его плечи.

Сабин взмахнул мечом. Клинок вонзился в основание шеи. Калигула вскрикнул. На лицо Херее шлёпнулся сгусток крови. Лезвие впилось глубже, разрубив ключицу. Рука с зажатым в ней мечом дрогнула, и рукоятка меча выскользнула из пальцев Сабина.

На мгновение стало тихо.

Калигула растерянно посмотрел на вонзившийся в него меч и неожиданно разразился безумным смехом.

– Ты не можешь убить меня! Я ещё жив! Я...

По его телу пробежала судорога. Открытый рот застыл в немом крике. Глаза выкатились из орбит.

– Ты в последний раз в жизни слышишь мой сладкий голос, – прошептал ему на ухо Херея. Левой рукой он всё ещё сжимал Калигуле плечо, вторая нырнула под складки плаща. Херея резко развернул Калигулу к себе левым боком. Кончик гладия впился тирану в грудь. Голова Калигулы дёрнулась назад, а сам он судорожно выдохнул в воздух туман крошечных красных капель. Сабин высвободил меч и опустил платок, прикрывавший нижнюю часть лица. Фальшивый бог должен знать, кто оборвал его жизнь и почему.

– Сабин?! – прохрипел Калигула; по его подбородку стекала кровь. – Но ты же мой друг!

– Нет, Калигула, я твой баран, помнишь? – с этими словами он резко вогнал меч Калигуле в пах. В это же мгновение Клемент и Корнелий выхватили мечи и пронзили тирана с боков.

Объятый горькой радостью мести, Сабин со злорадной улыбкой повернул лезвие влево, затем вправо, кромсая кишки до тех пор, пока не почувствовал, что кончик лезвия выскользнул наружу и теперь торчал между ягодиц.

Четверо убийц одновременно выдернули мечи. Калигула мгновение стоял, никем не поддерживаемый, затем беззвучно упал на пол прямо в лужу мочи, оставленную Клавдием.

Сабин посмотрел сверху вниз на бывшего друга, отхаркнул мокроту и плюнул в лицо убитому, после чего вновь натянул до глаз платок, чтобы скрыть лицо. Херея пнул Калигулу в окровавленный пах.

– Пора кончать с этим делом, – тихо произнёс Клемент, собираясь уходить.

– Да, поспешим. Нельзя терять ни секунды. Германцы скоро найдут тело. Я велел им ждать и считать до пятисот. Они должны остановить любого, кто последует за нами по лестнице.

Четверо заговорщиков быстро вернулись в коридор. Там возле двери их ждали два центуриона.

– Луп, приведи свою центурию во дворец! – приказал Клемент одному из них, проходя мимо. – Этий, свою центурию держи снаружи и никого сюда не впускай. И ещё – избавься от этих визгливых греков!

– Клавдий и Ирод Агриппа видели тебя? – спросил Сабин.

– Нет, господин, – ответил Луп. – Мы заметили, что они идут в нашу сторону, и отошли, пока они не проследовали мимо.

– Отлично. Делайте, что вам было сказано.

Оба центуриона отсалютовали и поспешили к своим подчинённым. Из коридора неожиданно донеслись жуткие крики.

– Проклятие! – прошипел Клемент. – Эти мерзавцы-варвары не умеют считать. Бежим!

Сабин перешёл на бег и обернулся через плечо. Из-за угла появились восемь силуэтов. Все восемь – с мечами в руках. Правда, один резко развернулся и побежал обратно в направлении театра. Остальные семеро устремились вслед за заговорщиками.

Клемент выскочил в дверь, взбежал по мраморной лестнице, что вела в зал с высоким потолком, уставленный раскрашенными статуями Калигулы и его сестёр, и устремился вглубь дворца.

Свернув влево, они добежали до атрия. В этот момент внутрь шагнули первые гвардейцы Лупа.

– Строй своих воинов, центурион! – крикнул Клемент. – Возможно, им придётся убить парочку германцев!

По приказу Лупа солдаты построились в шеренгу, а в следующий миг в атрий ворвались телохранители Калигулы.

– К бою! – скомандовал Луп.

С точностью, достойной лучших воинов Рима, из восьмидесяти ножен одновременно были выхвачены мечи.

Невзирая на численное превосходство противника, разъярённые убийством императора, которому они принесли присягу верности, германцы с воинственными криками на варварском языке бросились на врага. Сабин, Клемент и два трибуна скользнули за шеренгу преторианцев. Они успели вовремя, так как в следующий миг телохранители Калигулы врезались в ряды римлян, тараня их щитами и раздавая направо и налево удары мечей. Увы, в отличие от них, щитов у преторианцев не было.

Четверо преторианцев были убиты на месте, но их товарищи тотчас сомкнули строй. Прикрываясь вместо щита левой рукой, они наносили по германцам удары короткими мечами, целясь в пах или бедро. Число германцев стремительно сократилось – вскоре на полу уже лежали пятеро погибших. Двое оставшихся в живых развернулись и со всех ног бросились обратно, туда, откуда появились так неожиданно.

– Что тут происходит? – внезапно раздался пронзительный женский крик.

Сабин обернулся и увидел высокую женщину с длинным лошадиным лицом и крупным аристократическим носом. На руках она держала девочку лет двух. Детские глаза жадно уставились на лужи крови.

– Мой муж об этом обязательно узнает!

– Твой муж ничего не услышит, Милония Цезония, – холодно сообщил ей Сабин. – Никогда.

На мгновение супруга Калигулы растерялась, затем посмотрела Сабину в глаза. В её собственных глазах читался вызов.

– Если ты собрался убить меня, брат отомстит за мою смерть.

– Не отомстит. Твой сводный брат Корбулон считает, что ты запятнала семью позором. Думаю, ему хватит разума приказать своему легиону принести присягу верности новому императору. Когда же твой брат, отслужив свой срок легатом, вернётся в Рим, он сможет надеяться, что оставленное тобой пятно позора со временем забудется.

Милония Цезония закрыла глаза, как будто признавая истинность того, что только что услышала.

Клемент подошёл к ней с мечом в руке.

– Ты пощадишь Юлию Друзиллу? – хладнокровно спросила она.

– Нет.

Милония Цезония ещё крепче прижала дочь к груди.

– Но, так и быть, я окажу тебе любезность: я убью тебя раньше, чтобы ты не видела её смерть.

– Спасибо, Клемент.

Милония Цезония поцеловала дочь в лоб и поставила её на пол. Девочка тотчас расплакалась и принялась тянуть руки к матери и подпрыгивать, чтобы та снова взяла её на руки. Поняв, что ей своего не добиться, она как безумная бросилась на неё и принялась ногтями и зубами рвать материнскую столу.

Императрица устало посмотрела на визжащую дочь и сказала:

– Не тяни, Клемент.

Сжав ей плечо левой рукой, Клемент правой вонзил меч ей под рёбра. Глаза Милонии вылезли из орбит, из горла вырвался сдавленный вздох. Дочь несколько мгновений смотрела на сочащуюся из раны кровь, затем, как будто поняв, рассмеялась.

Клемент надавил на меч ещё раз, и глаза Милонии Цезонии закрылись. Он вытащил лезвие. Детский смех оборвался.

Издав испуганный визг, девочка бросилась наутёк.

– Луп! Поймай это чудовище! – рявкнул Клемент, опуская на пол обмякшее тело Цезонии.

Центурион бросился вдогонку за Юлией Друзиллой и, сделав несколько шагов, поймал её. Девочка принялась царапаться и даже разодрала ему руку до крови. Когда же он поднял её, она зубами впилась ему в запястье.

Вскрикнув от боли, Луп схватил её за ногу и вытянул руку вперёд, держа её, извивающуюся и визжащую, головой вниз.

– Во имя всех богов, прикончи её! – приказал Клемент.

Последовал пронзительный крик, а следом за ним хруст костей. Сабин поморщился.

Бросив беглый взгляд на творение своих рук, Луп отбросил безжизненное детское тельце в сторону. Оно упало на пол у основания окровавленной колонны.

– Отлично, – сказал Клемент, ощутив то же облегчение, что и все, от неожиданной тишины. – Бери половину своих людей! Обыщите восточное крыло дворца! Обязательно найдите Клавдия! – Он указал на преторианского опциона. – Грат, вместе со второй половиной ты прочешешь западное крыло!