Текст книги "Искатель. 1965. Выпуск №5"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Соавторы: Жорж Сименон,Александр Казанцев,Дмитрий Биленкин,Кира Сошинская,Конрад Фиалковский,Александр Ферсман,Василий Ушаков,Владимир Саксонов,Дональд Хенинг,Фрэнк Бак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Конрад ФИАЛКОВСКИЙ
НУЛЕВОЕ РЕШЕНИЕ

Рисунок В. КОВЕНАЦКОГО

Лязг, грохот лопающихся швов и скрежет раздираемого панциря – все это позади. Тишина, та тишина, в которую выжидательно вслушивалась Эми, была обычной лунной тишиной. Эми видела лицо Корота за прозрачной оболочкой шлема, лицо, искривленное гримасой. Рядом низко склоненную над столом голову Нора, четко вырисовывающуюся на фоне экрана внешнего обзора. На экране ослепительно яркие скалы отбрасывали черные, лишенные подробностей тени. Она знала: Корот и Нор тоже ждут, прислушиваясь к едва уловимому шипению уходящего наружу воздуха.

– Держит, – сказал, наконец, Корот. – Все-таки эта старая трухлявая консервная банка выдержала.

– Газонепроницаемые переборки автоматически закрылись после столкновения… – Нор выпрямился и взглянул на экран – стало быть, он ударил не в управление базы.

– Думаешь, это был болид?

– На столкновение с Землей что-то непохоже… – попытался шутить Нор.

– А дезинтеграторные устройства, система безопасности? У дезинтеграторов дальность действия несколько сотен метров.

– Это был болид… Болид, – повторил Нор еще раз, – никакой не маленький метеорит. Тот сразу бы испарился в силовом поле дезинтегратора.

– Чудно! Ведь не было даже сигнала тревоги… – Корот встал и стянул с головы шлем.

«Это не существенно, – подумала Эми, – во всяком случае, сейчас».

– Разве это существенно? – спросила она. – Давайте-ка лучше проверим передатчик…

Теперь Нор взглянул прямо на нее.

– Посмотри на экран. Видишь, за тем вон камнем… Это головка передающего излучателя…

Эми уже знала, что им не вызвать Централи и не услышать приглушенного голоса дежурного автомата. Она взглянула на Корота и поняла: он только сейчас увидел – головка отломана.

– Хорошо еще, что мы были здесь, на радиостанции, – сказала она, прежде чем Корот успел ответить. – Централь удачно выбирает время передач, – она пыталась улыбнуться, но они этого не заметили.

– И надо же было ему ударить в базу, – Корот ходил между нишей, где висели Пустошные скафандры, и стеной с матово блестевшими экранами телевизионной связи с Централью. – На Земле… на Земле он сгорел бы в атмосфере километрах в пятидесяти над поверхностью. – Он остановился и взглянул на них.

– Да, но вероятность попадания в базу… – Эми осеклась.

– Вероятность… – Корот наклонился над ее креслом. – Больше тебе не о чем думать. Ведешь себя, словно все еще сидишь в аудитории Академии космонавтики. Тут Луна… понятно?

– Спокойно, Корот. Мы это знаем, – Нор даже не повернулся и продолжал осматривать скалы на экране внешнего обзора.

– Как послушаешь все это…

– Не нервничай, Корот. В таком состоянии ты переводишь больше кислорода, – Эми посмотрела на него так, что он выпрямился и отошел, а потом взглянула на экран.

«Нор тоже глядит туда, на скалы, и тоже, как я, надеется… Но вероятность…»

– Немного душно, – сказал Корот.

– Возросло содержание двуокиси углерода. Индикатор здесь, у нас, – Нор наклонился над приборами, – а вот регенераторы остались на той стороне.

– Все осталось на той стороне, аварийная радиостанция тоже…

«Аварийная радиостанция в помещении автоматического управления базы. Управление не уничтожено, так как привело в действие газонепроницаемые переборки. Стало быть, уничтожены только проход и наружные приборы». Эми знала, что именно так и случилось.

– Надо же было ему угодить именно в переход…

– А ты бы предпочел, чтобы он грохнул в купол? – На этот раз Нор смотрел прямо на Корота.

«Тогда бы нас уже не было», – подумала Эми.

– Сколько у нас еще кислорода? – спросила она, чтобы не дать Короту ответить на вопрос Нора.

– Здесь часа на три и еще на шесть часов в баллонах Пустошных скафандров.

– Нас найдут?

– Сомневаюсь, – немного помедлив, ответил Нор.

– Значит, надо выходить наружу. Здесь нам, пожалуй, делать нечего. Тут только выходные шлюзы и шкафы для Пустошных скафандров.

– Ну, выйти, Корот, мы всегда успеем.

«Нор прав, – подумала Эми, – мы бы потеряли воздух, тот воздух, которым еще дышим».

– Но снаружи можно выпустить ракету, вызвать помощь через передатчики скафандров… – Корот говорил все громче.

– Мы на невидимой с Земли стороне Луны. Тут почти не бывает ракетолетов, – Нор, как всегда, подчеркивал окончания слов. – Стало быть, вероятность того, что кто-то примет слабые сигналы передатчиков наших скафандров, исчезающе мала…

– Ха! Эми номер два! Вероятность!.. Какое мне дело до вероятности! Сидя тут, мы только зря теряем кислород!

– А световые сигналы, – Нор не изменил тона, – световые сигналы просто невозможно заметить. Мы на освещенной стороне.

«Он прав», – подумала Эми.

– Нор прав, – сказала она вслух.

Корот остановился, сел в кресло и тихо спросил:

– Так что же будем делать? – И немного погодя добавил: – На будущей неделе мне необходимо быть на семинаре в Центральной базе…

– Может, еще и попадешь… – сказала Эми, – у нас есть некоторые шансы…

– Но такие же шансы и остаться здесь. Слышишь!

«Расклеился, – подумала Эми. – Расклеился, как первокурсник в сурдокамере».

– Космонавты не должны терять выдержки, – сказала она. – А в Академии космонавтики тебя этому недоучили, Корот. Еще со времен Гагарина известно, что основная черта космонавта – выдержка.

– Перестань, Эми. Ты брюзжишь, как старый Зодиак на лекции… Тут тебе не академия…

– В том-то и дело, практикант Корот. Это уже не академия. Спектакль можешь разыгрывать на Земле в кругу семьи. Ясно?!

«Я говорю слишком громко, определенно слишком, – подумала она одновременно. – А Короту не придется ломаться в кругу семьи. Слишком у него мало на то шансов… У меня тоже… А на Земле сейчас, наверно, вечер, и мама моет посуду после ужина. Окно кухни выходит на реку, а над рекой висит серп луны. «Гляди, Дей, там твоя сестра Эми», – говорит мама. Душно здесь. Интересно, как с кислородом?»

Нор не ответил. Он смотрел на экран.

«Он смотрит слишком внимательно, так, словно и вправду может увидеть что-нибудь еще, кроме скал, звезд и черного неба».

– Идите-ка сюда. Быстрее! – Нор продолжал смотреть на экран.

Корот был первым. Эми встала за ним.

– Кажется, я что-то вижу, глядите, на фоне вон той большой скалы… Движется…

«Ничего я не вижу, – подумала Эми, – там только скала и ее тень».

– Вон там, по левую сторону… вроде бы вездеход…

– Ага, вижу… вижу! – воскликнул Корот.

Теперь Эми тоже видела.

– Куда он едет?

– Я думаю, это автоматический вездеход селенофизической службы… – сказал Нор. – Надо его задержать… Он приближается к нам…

Минуту они молча глядели на экран. Металлический жук уже выполз из тени и двигался по освещенной солнцем каменной платформе.

– Нет… ошибаешься. Он обойдет базу по трассе под скалами… – Нор отвернулся от экрана и взглянул на них.

– Эти автоматы, – медленно сказала Эми, – отвечают на фонический вызов…

– Кто их там знает, – пожал плечами Корот.

– Отвечают. Я помню. А ты, верно, прогуливался на виролете, вместо того чтобы сидеть на лекциях.

– Все равно. Давайте выходить. Надо его как-то задержать, – Корот схватил шлем и защелкнул герметизаторы.

«Вездеход, – подумала Эми, – выйдет за пределы действия наших передатчиков, и его уже не остановишь».

– Пошли, Нор, – сказала она.

– Не все. Пойду я – вы останетесь.

– Почему? Я тоже пойду, – Корот уже стоял у входа в наружный шлюз.

– Ты останешься. Всем там делать нечего.

– А ты?

– Я-то по крайней мере разбираюсь, как действует этот автомат. И вообще сам знаешь: из базы должно уходить как можно меньше народу.

– Корот, ты остаешься. Нор прав, – сказала Эми и подумала, что, реши Нор иначе, ей пришлось бы остаться одной в тишине разрушенной лунной базы.

Корот стоял в нерешительности.

– Подай провод, Эми, – сказал Нор. – Я оставлю снаружи шлем от скафандра с автономной радиостанцией, и мы сможем переговариваться… Помоги мне надеть скафандр, Корот.

Нор на базе никогда не надевал скафандра, подражая старым космонавтам, верящим в свою звезду и счастье.

«Если бы газонепроницаемые переборки не выдержали, он был бы уже мертв», – подумала Эми.

– Второй шлем, – Нор защелкнул герметизаторы, поднял шлем с радиостанцией и вошел в шлюз. Захлопнулись выходные перегородки, послышался стук тяжелых Пустошных ботинок по бронированным плитам.

– Его все еще нет на экране, – сказал Корот. – Что он там копается?..

– Наверно, открывает шлюзы…

– Не успеет… Автомат уйдет, не догонишь… Ну, наконец-то он вышел…

Эми смотрела на фигурку в скафандре, передвигающуюся многометровыми скачками, при каждом прыжке отрываясь от своей тени, чернеющей продолговатой, деформированной проекцией на скалах. Эми подстроила приемник и услышала в нем свистящее дыхание Нора.

– Автоматическая станция!.. Автоматическая станция!.. – кричал Нор.

«Он кричит, когда находится на самом верху параболы, которую очерчивает его шлем при каждом прыжке, – подумала Эми, – тогда между ним и приемником станции нет скал».

Станция ответила при третьем вызове.

– Четвертая станция юго-восточного сектора селенофизической сети на приеме, – примитивное голосовое устройство автомата искажало звуки, и голос был бесцветный, плоский.

«Стоп», «Стоп», «Стоп»… Нор бежал и монотонно повторял приказ.

– Ну как? Остановилась? – спросила Эми.

– Не знаю, станция довольно далеко, – ответил Корот, продолжая смотреть на экран. – Да, остановилась! Остановилась. Теперь я вижу ясно…

Нор тоже это заметил и теперь не бежал, а шел.

«Уже далеко, и он кажется маленьким движущимся камнем, – подумала Эми. – Сейчас он подойдет к автомату, передаст вызов о помощи…»

– Нор пошлет сигнал бедствия, и нас отсюда заберут, – сказала она. – И зачем были все эти разговоры?..

– Откуда нам было знать, что появится какой-либо автомат!

– Космонавты обязаны принимать во внимание и эту возможность.

– Космонавт вечно всем обязан, как я уже однажды ответил Зодиаку на подобное наставление, – рассмеялся Корот. – Вы поразительно похожи. Только он был лысым и на голову выше тебя.

– Не шути. Лучше посмотри, что там с Нором, – сказала Эми зло.

– Верно. Что-то он долго возится. – Корот подошел к микрофону. – Нор, ты меня слышишь? Как там у тебя?

– Скверно, – лаконично ответил Нор.

– Что скверно?

– Что случилось, Нор? – Эми вырвала у Корота микрофон. – Что случилось?

– Поврежден главный передатчик автомата.

– Хорошенькая история… И ничего нельзя передать?

– Ничего.

– Исправить сможешь?

– Как раз смотрю, только сомневаюсь, удастся ли что-нибудь сделать. Автомат где-то свалился со скалы… весь бок у него вмят, передатчик вышел из строя…

– Значит, сидим крепко, здесь и подыхать, – Корот бросился в кресло так, что взвизгнули амортизаторы.

«Вот и все. Автомат поврежден, база разбита и тишина… тишина в приемнике, тишина в пустоте… проклятая лунная тишина», – подумала Эми, и ей захотелось плакать. Но она вспомнила, что она космонавт, и только спросила:

– Так что же делать? Что будем делать, Нор?

– Подожди. Тут надо как следует разобраться.

– Душно мне, – сказал Корот.

– Проверь содержание двуокиси углерода… или нет, не проверяй. Все равно от этого легче не станет…

– Нет, мне тут ничего не сделать, – сказал, наконец, Нор.

– И что же дальше?

Нор минуту молчал, потом сказал:

– Я думаю, придется идти с автоматом до ближайшей автоматической станции…

– Но это же несколько часов пути. Не хватит кислорода ни у тебя, ни у нас… Это не решение, Нор.

– Я пойду, Эми, напрямик, а не обычной трассой автомата.

– Заблудишься!

– Не бойся. Сейчас лунный день, у меня есть карты…

«Счастье, что лунные карты такие подробные, – подумала Эми. – На Земле с одной только картой не перебраться бы через все эти перевалы. А тут еще и трещины…»

– Тебе не перебраться через трещины… Это опасно, – сказала она.

– А ты видишь другой выход? – отозвался сзади с кресла Корот.

– Но почему… Почему именно ты, Нор?

– Потому что я уже здесь, снаружи. Выход каждого из вас – это лишняя потеря кислорода базы…

– Логично… – буркнул Корот.

– Но несправедливо! Ты понимаешь, на что он идет?

– Прекратите спор. Я постараюсь поддерживать с вами связь, пока это будет возможно.

– Желаем успеха, – сказал Корот.

Спустя немного он встал и подошел к экрану.

– Уехал. Прямо к горам.

– Его еще видно?

– Он уже исчез за скалами.

Эми не смотрела ни на экран, ни на красные мигающие указатели содержания двуокиси углерода.

– Нор, ты меня слышишь? – спросила она.

– Слышу прекрасно, – пришел тут же ответ, – впереди еще большой участок долины, а потом горы… Если удастся, через три часа я буду на автоматической станции… Вызывай меня время от времени. Я не хочу сажать аккумуляторы…

– Три часа и еще час, прежде чем придет помощь, – сказал Корот, – если она вообще придет…

«Да, он прав, если вообще придет. Эти горы, белые, горящие на солнце вершины и тьма долин, которую не рассеивает желтый свет фар вездехода…»

– Я боюсь за него, – сказала Эми. – Ты же селенист. Взбирался на лунные горы. Помнишь пропасти и узкие скалистые полки, валуны, беззвучно скатывающиеся со склонов, стоит их лишь слегка задеть… Через горы он не проедет…

– Значит, оставит автомат и пойдет пешком…

– Не оставит. Я его знаю. Он будет пытаться проехать. Пешком ему за три часа до станции не добраться.

– Может, встретит какой-нибудь автомат…

– В горах? В горы даже автостанции селенофизической сети не забираются.

Корот не ответил.

«Он тоже не верит, что Нору это удастся, – подумала она, – а может, просто еще не думал об этом».

Она подождала с минуту, потом вызвала Нора.

– Я тебя слышу. Въезжаю на гору… – Прием был искаженным, так что она с трудом различала отдельные слова. – Как только поднимусь выше и скалы не будут заслонять базу, услышишь меня лучше… Приходится смотреть в оба, местность очень неровная…

– Может, оставишь автомат и попробуешь пройти пешком?

– Нет, Эми. Тут не так уж трудно… обычные неровности… немного скал…

– А дальше?

– Не знаю. До перевала еще далеко… – Он вдруг замолчал.

– Ты что?

– Так. Вижу лунолет… Он приближается…

Эми хотела что-то сказать, но Корот оттолкнул ее от микрофона.

– Вызывай его… выпусти сигнальную ракету!.. Слышишь? – кричал он.

– Тут… – Нор оборвал на полуслове. Эми услышала только какой-то пронзительный лязг.

«Все», – подумала она.

– Нор! – рычал Корот.

«Нет, он не ответит», – теперь Эми была в этом убеждена.

– Нор, отвечай! Нор! Нор, слышишь?! – повторял Корот. – Что он там делает? Неужели с ним что-нибудь случилось?

– Автомат. Вызови автомат на фонии… – сказала Эми.

– Автоматическая станция!.. Автоматическая станция!.. Ты меня слышишь? – кричал теперь Корот.

Ответ пришел очень скоро:

– Говор… четверт… станц… говор… четверт… станц… говор… четверт… станц…

– Он упал в пропасть, – сказала Эми. – Он погиб!

– Приглуши! Приглуши этот автомат, Эми.

Она тупо смотрела на экран.

– А может… может, он только потерял сознание, а мы не в состоянии ему помочь… – Она машинально уменьшила громкость, и автомат замолчал.

– Он не вызвал ракеты. Теперь у нас нет никаких шансов… никаких… Кислород кончается…

«Да, я должна это сделать. Я это сделаю… В конце концов – все равно…» Эми встала и потянулась за шлемом.

– Куда ты? – тихо спросил Корот.

– К нему… Пойду по следам гусениц…

– Прошу оставаться на местах. Достаточно непродуманных решений, – сказал чей-то незнакомый голос.

Кресла были мягкие, глубокие, такие, как в ракетах дальнего радиуса. В них сидели мужчины без скафандров, потому что база была совершенно безопасна, заглублена в скалы и больше напоминала небольшой городок, чем лунную базу. Рядом на столике стоял переносный мнемотрон, и тот, кто сидел ближе к нему, одним движением погасил экран.

– Вот и все, Ив, – сказал он.

– А что же дальше?

– Мы забрали их.

– И это называется космонавты, – Ив покачал головой и выпил глоток кофе из стоявшей рядом чашечки. – А решение девушки!

– Ее надо понять. Для нее это был удар.

– Согласен, но если бы все произошло с ними в действительиости…

– Они погибли бы… Порой космонавты погибают.

Они немного помолчали, потом Ив спросил:

– А тот, второй, Корот? Почему он ничего не придумал?

– Это хороший парень, но в институте он никогда не блистал.

– Это его не извиняет. Да, послушай-ка, Гот, ведь тот Зодиак, о котором они вспоминали, это ты?

– Хм, у каждого из нас в академии есть какое-нибудь прозвище. У меня – это. Ты считаешь неудачное, а?

– Нет, почему же? Вполне! Бывают хуже.

– Ну ладно, ближе к делу. Как же мы решим?

– С ними вопрос ясен. А вот как с Нором? Храбрый парень.

– Храбрый, – тот пожал плечами, – но храбрость еще не все, во всяком случае для космонавта. К счастью, ничего серьезного не случилось. Он потерял сознание, и теперь у него нога в гипсе. Я предлагаю сделать одинаковые выводы относительно всех трех.

– Согласен.

Гот нажал кнопку.

– Эми, Корота и Нора вызывает экзаменационная комиссия, – сообщил по коридорам автомат.

Они вошли и сели рядом на приготовленные стулья.

– Приветствуем вас, – сказал Гот, – рад вас видеть. Ну, как твоя нота, Нор? Ходишь еще с трудом. Пусть тебя утешает то, что автомату еще хуже. Он пошел на слом. Тебе повезло… Ну, а теперь должен вам сказать, что ваши товарищи выходили из этой ситуации в принципе лучше… Я говорю, в принципе… Мне хотелось бы привести наиболее интересные решения задачи, которую мы для вас подготовили. Решения ваших товарищей… Первая группа решений – это попытка пробиться внутрь базы, к аварийной радиостанции. Группа Ронда сбросила на панцирь скалу с откоса горы, в которую упирается база. Через образовавшееся отверстие они пробрались в центр. Группа Тоза отблокировала коридор, употребив в качестве взрывчатого материала заряды осветительных ракет и жидкого кислорода из баллонов скафандров.

– Совсем просто, – тихо сказал Нор.

– Просто, когда это уже придумано. Правда, вы сохранили базу, но это не дает вам оснований гордиться. Вторая группа решений касается автоматического вездехода, который мы высылаем всегда, разумеется, предварительно выведя из строя радиостанцию…

– Нор, кажется, ее использовал, – громко сказала Эми и выжидательно посмотрела на Гота.

Гот улыбнулся одними губами.

– Использовал, но не наилучшим образом. Как справедливо заметила Эми, вероятность, слышишь, Корот, – тут он взглянул на Корота, – вероятность того, что на селенофизическом вездеходе удастся пробраться через горы, практически равна нулю…

– Так что же с ним надо было сделать? – спросил Корот.

– Группа Ватары использовала его атомный реактор для того, чтобы произвести небольшой термоядерный взрыв. Взрыв был зарегистрирован на трети поверхности Луны, и, кроме наших ракет, туда их слетелась целая туча с разных сторон. Однако чаще всего были попытки таранить панцирь базы с помощью вездехода и таким образом проникнуть внутрь ее. Это не всем удавалось, но уже само подобное решение мы считали достаточным. Остается еще одна группа, группа нулевых решений. К ней относятся те, в которых не содержится ничего конструктивного. Сожалею, но комиссия признала, что ваша тройка не сдала экзамена.

– Случись это с вами в действительности, вы не вышли бы живыми, – добавил Ив.

– Таким образом, вы не получите дипломов об окончании Академии космонавтики. Мы направляем вас для дальнейшей практики на спутники Юпитера…

– И там… опять экзамен?

– Да. И надеюсь, в будущем ваше решение не будет нулевым. Иначе вы не станете космонавтами никогда! На экзамене можно один раз ошибиться, но только один. В космосе ошибаться нельзя. Каждая ошибка – последняя.

Авторизованный перевод с польского Евг. ВАЙСБРОТА

Владимир САКСОНОВ
ДАЛЬНИЙ ПОХОД[5]5
  Продолжение. Начало в № 4.


[Закрыть]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Товарищ капитан-лейтенант, юнга Савенков на занятия прибыл.

– I'm sorry, – сказал командир. – Just a moment.[6]6
  Извините, минутку.


[Закрыть]

Он сидел за столом, без кителя, в майке, и ковырял отверткой в каком-то небольшом гражданском приемничке.

Первый раз я видел командира таким домашним.

Капитан-лейтенант встал, положил в тумбочку приемник и отвертку, надел китель и застегнул его на все пуговицы.

Я в это время незаметно осматривался. Нет, фотографий не было. Приходил я сюда, в офицерскую гостиницу, и раньше и знал об этом, но сейчас, когда увидел командира в такой вот обстановке, опять подумал, что она непременно должна быть – фотография его жены и детей. Стоит, например, на тумбочке… Нет, не видно. Не хочет ее ставить здесь, в отеле?? – Sit down, please,[7]7
  Садитесь, пожалуйста.


[Закрыть] – сказал командир.

– Thank you,[8]8
  Благодарю.


[Закрыть] – ответил я, усаживаясь.

Командир сел напротив.

– Выучили?

– Так точно.

Я раскрыл книгу – «Остров сокровищ» на английском языке. Когда мы едем к нашему представителю или к Прайсу, я ведь не просто вожу портфель командира. Конечно, если начистоту говорить, у меня во время этих визитов других обязанностей нет. Но если бы просто возил портфель, зачем бы тогда капитан-лейтенант стал со мной заниматься английским? В увольнения редко теперь хожу. Как день увольнений, так у меня занятия. Иногда я думаю: не для этого ли и английский? Неужели боцман ему рассказал, как я сидел на подоконнике? Да нет, не может быть! Настоящий моряк должен знать английский. Ду ю спик инглиш, товарищ боцман? А командир объясняется без запинки, так что Прайсу переводчик не нужен.

– Разрешите вопрос, товарищ командир? – решился я все-таки.

– Да.

– А что такое лонг тайм эгоу?

– Long time ago, лонг тайм эгоу. Повторите.

Я повторил.

– Давным-давно, – сказал командир. – Примерно так эта фраза переводится. Где вы ее прочитали? В книжке, кажется, нет.

– Слышал, – сказал я. – В одной песенке…

На столике у окна зазвонил телефон.

Командир встал, подошел к нему и снял трубку. Разговаривал он на английском. Я понял, что звонит Прайс, коммодор. В воскресенье-то! Теперь я тоже стоял – раз капитан-лейтенант поднялся. Ждал, когда разговор кончится.

Командир повесил трубку; помедлив, обернулся. Лицо у него сразу и как-то надолго светлеет, когда он улыбается, но складка у рта… эта складка – она остается.

– Как там наш боцман? Совсем затосковал?

Я растерялся.

– Да вроде незаметно…

– Конечно, – усмехнулся командир. – Если приглядеться разве… Занятия придется отставить. Завтра будем принимать корабль.

Минут через двадцать мы уже поднимались на третий этаж отеля «Альказар»: командир и Прайс, а за ними, на две ступеньки пониже, – я.

Коммодор перехватил нас по дороге из офицерского отеля и подвез в своем «джипе» – машина, конечно, служебная, а не его личная, – но не в этом дело. Прайс мне сегодня понравился. «Джип» он вел небрежно так и здорово: оперся локтем левой руки на баранку, в правой – сигарета, а сам жмет… Длинное лицо Прайса посечено морщинками, в бровях седина, на плечах погоны, но за баранкой он был парнем, который радовался, что первый сообщил нашему командиру приятную новость.

Меня этот парень по-прежнему не видел. Ну и черт с ним, все равно он мне сегодня нравился!

Командир был светел и спокоен. И чуть-чуть холодноват.

Когда «джип», качнувшись, встал как вкопанный у подъезда «Альказара», капитан-лейтенант предложил Прайсу зайти в наш кубрик. Тот сразу согласился. Я хотел было проскочить вперед – предупредить наших, но увидел глаза командира: нельзя.

В коридоре сразу услышал арию Фауста… И как только Андрею не надоест?!

Мы подошли к нашей двери.

Командир открыл ее, уступил дорогу Прайсу и шагнул за ним.

– Смирно! – услышал я голос дневального.

Патефон замолчал.

– Вольно.

Я тоже вошел в кубрик. И сразу вспомнил: «Если приглядеться». Мне легко было сейчас приглядеться не только к боцману – ко всем нашим, потому что я вошел вместе с начальством и, стоя у двери, смотрел на ребят вроде бы со стороны.

В кубрике опять пахло одеколоном и каленым утюгом, окна были раскрыты и казалось – уже начинает смеркаться. Но тут я понял, что это не смеркается, это такие лица: ведь два месяца в Америке!.. Они стояли в номере, который называли кубриком, – катерники с чисто выбритыми лицами, и смотрели на командира, ждали, что он скажет.

Он сказал:

– Ну вот, товарищи. Завтра принимаем корабль.

Я видел, как Пустошный передохнул, поискал глазами: какой бы учинить аврал? Моргнул, нашелся:

– Отставить увольнения. Собираться надо…

– Домой, – сказал Федор.

– Сначала здесь освоим…

– Все равно домой.

Заговорили все разом.

Я шагнул от двери – хотел быть с ними. И заметил, что в глазах у Прайса что-то включилось. Он смотрел на Андрея, недоверчиво приподняв седые брови.

В кубрике гомонили. Боцман о чем-то совещался с командиром. И все удивились, когда вдруг услышали голос Прайса:

– Собиноф?

Теперь у Андрея брови полезли наверх. Он ответил не сразу.

– Да, Леонид Витальевич Собинов.

Мы смотрели на американского коммодора. Знает!..

Прайс неопределенно повел рукой.

– Разрешите, товарищ командир? – спросил Андрей.

– Да, пожалуйста.

Прайс понял. Он шагнул к столу, выдвинул стул, сел, закинув ногу за ногу. Потом снял фуражку, положил ее рядом с патефоном. Пока Андрей заводил патефон и ставил пластинку, коммодор что-то быстро говорил капитан-лейтенанту.

– Коммодор Прайс очень любит голос нашего Собинова. Коллекционирует записи теноров, – перевел капитан-лейтенант. И улыбнулся по-своему, добавил: – Удивлен.

У Андрея было такое торжественное лицо, будто сам собирался петь. Он поставил мембрану.

 
«Какое чувствую волненье…»
 

«Ах ты, черт возьми! – удивился я. И повторил про себя. – Ах ты, черт!» Вдруг встало перед глазами: Костя сидит на рундуке, вытирает со лба пот, на плече у него сквозь бинт проступает пятно крови. Сначала просто увидел, просто в который раз почувствовал, как мы далеко от дома, а потом вспомнил: здесь, в Америке, было что-то очень похожее и совсем-совсем другое: – бисеринки пота на лбу, платок в пальцах… Джон Рябинин, вот что! «Есть яхта… Я уверен, лучшая в мире жена. Иес…» «Ах ты, черт!» – замер я. Русский Собинов пел арию немецкого Фауста. Русский матрос, раненный в бою, вытирал со лба пот, а за ним вставала Россия…

Этот Матрос – живой человек, я ведь с ним говорил! Он свои ордена, чтобы не поцарапались, носит винтами наружу. Он мечтал о дальнем походе и не хотел ложиться в госпиталь, но явился туда, к «сестричкам», одетый по форме, а не как-нибудь. Он ругался с боцманом, своим лучшим другом. Они не сумели даже толком попрощаться.

Я посмотрел на Пустошного. Боцман стоял задумавшись, крупные губы подобрели. Может быть, казалось так? Нет. Я знал теперь, что бывает не только «второе дыхание» – «второе зрение» тоже. Иногда… А потом все вроде по-прежнему.

Пластинка кончилась. Прайс встал, чисто выговорил:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – ответил Андрей.

Они ушли. А мы стояли молча и слышали, как Прайс, шагая по коридору, насвистывает арию Фауста.

Утром перебрались на корабль.

Вот это кубрик! Вдоль бортов тоже койки. Нет, отделения для постелей. С деревянными бортиками, чтобы матрацы не сползали. И каждое отделение задергивается занавесочкой. Надо же!..

Я оглянулся.

Рядом с трапом, правее от него, ослепительно белела широкая раковина умывальника. Над ней – большое зеркало. Боцман стоял, глядя на свое отражение. Заметил, что я смотрю, часто заморгал, отвернулся.

– Хоромы…

Я сделал вид, что взглянул на него случайно.

– Стол складывается, – сказал Федор. – Обе половины откидываются вниз. Видите?

Стол занимал место точно посередине кубрика, был закреплен наглухо, но, когда половины его откидывались, ходить можно было свободно. Мы уселись: я рядом с Федором, а напротив – боцман.

В кубрик спустился Андрей, за ним – кок. Гошин сразу сунулся в дверь справа от умывальника.

– Там что? – спросил из-за стола Федор.

– Камбуз, – ответил Гошин и захлопнул за собой дверь.

Андрей встал позади боцмана, отдернул занавеску, разглядывая место для постели, сказал довольный:

– А над головой лампочка… Сервис!

Пустошный повернул голову:

– Зачем?

– Для индивидуального пользования. Не спится – вруби свет, задернись и читай. Другим мешать не будешь.

– Хоромы, – сказал боцман, отворачиваясь.

Федор хотел зевнуть и передумал.

– Деревянный корабль – хорошее дело, а?

Пустошный молчал.

– Здесь чище, – сказал я.

Даже не посмотрел…

А ведь ему известно, как на железном корабле чистоту наводить – всюду солярка. Я драил железную палубу, знаю. Сначала окатываешь ее из шланга или из ведра, потом швабришь. Измучаешься, пока всю копоть, всю эту истоптанную солярку вылижешь, – и опять смазочка той же соляркой, чтобы нигде не ржавело. Какая уж здесь чистота!

На камбузе Гошин гремел какой-то посудой.

– А деревянная палуба – совсем другое дело, – сказал я. – Ее окатил, резиной покрепче продраил, согнав воду, насухо – и правда, «яичный желток»!

Боцман молчал.

– Только конопатка между досочками темнеет, но так даже красивее.

– Чего, чего?

«Ничего! – ответил я про себя. – Красивее. Видно, что дерево, чисто… Кубрики тоже не сравнить. Одно дело жить в железной коробке. Ночью случайно ногу голую высунешь из-под одеяла, дотронешься до борта – брр! – попробуй после этого согрейся. Другое дело, когда кругом дерево. И такая отделка, как на этом американском катере. Кают-компания, а не кубрик!»

– Нам нужно много кораблей, – глядя на меня в упор, сказал боцман. – Понятно?

Я кивнул:

– А то нет!

– Железные-то корабли клепать быстрее, чем такие строить, понятно? Вот мы и клепаем. И правильно делаем. Нам не занавесочки нужны, а чтобы корабль мореходный был, ходил с приличной скоростью и вооружение имел хорошее.

– Ну, это ты брось, боцман! – сказал Андрей. – Что, здесь вооружение плохое?

Мы все изучали это вооружение: реактивную установку на носу, потом «бофорс» – сорокамиллиметровый полуавтомат, что стоит чуть позади, ближе к рубке, и два крупнокалиберных пулемета «эрликон». Они установлены за рубкой, на специальной площадке «барбете». Глубинные бомбы, конечно… Вооружение хорошее – чего там! Я встретился глазами с Федором, понял: боцман в чем-то все-таки прав. Пожал плечами.

Андрей усмехнулся, сел за стол рядом с Пустошным.

– Никто не спорит, что железные корабли строить быстрее. А если бытовые условия хорошие, разве не приятно?

– Бытовые… Я эти занавесочки-то сниму. По тревоге выскакивать – запутаетесь, – сказал боцман, оглаживая широкой ладонью поверхность стола.

Доска была желтоватая, полированная.

– Ножом не скоблить, понятно?

«А сам доволен, – думал я, глядя на него. – Еще даст нам жизни с приборками. Особенно мне, юнге… Дипломат! В чем-то он все-таки прав!» Дело было тут даже не в споре, какой, кубрик лучше, совсем не в этом. Что-то он, боцман, знал мне неизвестное.

Стрельбы кончились. Я не пошел в радиорубку – решил посмотреть, как будут вылавливать ящик. Это был самый обыкновенный ящик из-под консервов, довольно большой, крепкий. Мы такую тару использовали вместо плавучих мишеней: их у нас не было. И снарядов на отработку стрельб американцы давали нам строго определенное количество, только на день – не разгуляешься. В этот раз на один ящик и не хватило. Решили его выловить.