Текст книги "Т. 13 Число зверя "
Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
21. «…ТРИ СЕКУНДЫ —
ЭТО ОЧЕНЬ ДОЛГО…»
ДИТИ:
Зебадия убежден, что я могу запрограммировать все, что угодно. Обычно это так и есть, если в моем распоряжении имеется большой и гибкий компьютер – но мой муж рассчитывает, что я сумею сделать все, что нужно, на Ае Плутишке, а Ая совсем не большая. Она родилась автопилотом и в основном таковым и остается.
Но у Аи хороший характер, и нам обеим нравится доставлять Зебадии удовольствие.
Пока он с моим отцом осматривал территорию, которую мы называли между собой Русской долиной или Новой Россией, мне предстояло разработать по его заданию программу поиска британской колонии в наикратчайшее время. Предполагалось, что мы найдем ее при свете дня: если бы ее не обнаружилось, то мы переночевали бы неподалеку от линии восхода и нашли бы ее на новой дневной стороне.
Первое, что пришло мне в голову, – отойти подальше, километров на тысячу, и определять вероятные районы расположения колонии по цвету. Потом я сообразила, что мы слишком мало знаем об этой планете. Из космоса «мертвые моря» выглядели возделанной землей.
В конце концов я припомнила, что предложил Зебадия вчера – ах нет, сегодня! меньше двух часов назад. За это время произошло так много всего, что мое чувство времени начало подводить меня. Я по-прежнему знала точное время, но теперь приходилось думать, а обычно я его просто ощущаю. Случайные числа – этого добра у Аи было больше чем достаточно. Для компьютера случайные числа – то же самое, что для человека свободная воля.
Я определила Ае область действий: не заходить восточнее точки, в которой мы сейчас находимся, не заходить в Русскую долину, не заходить севернее 45° северной широты и южнее 45° южной. Еще вчера я не могла бы задать ей это последнее условие, но у Марса достаточная скорость вращения вокруг оси, гирокомпас ее чувствует. Пока мы спали, Ая заметила, что ось ее гирокомпаса не параллельна оси этой чужой планеты, и привела ее в параллельное положение.
Внутри этой области я велела Ае передвигаться «ходом пьяницы», совершая любые произвольные скачки с задержкой на три секунды на каждом углу зигзага, и в случае, если кто-либо из нас крикнет «Бинго!», выводить на дисплей широту, долготу и время по Гринвичу, а также записывать все эти данные, чтобы можно было снова их найти.
Да, и еще: эти три секунды ей предписано было выжидать на высоте ровно в один минимум. Я приказала ей действовать в этом режиме в течение часа, но если кто-нибудь из нас крикнет «Стоп!», а потом скажет «Продолжай», то это будет перерыв и в счет этого часа не войдет. Но я предупредила остальных, что возглас «Стоп!» не только замедлит процесс поиска, но и даст русским (или британцам, или кому угодно) шанс обстрелять нас. Я подчеркнула, что три секунды – это очень долго (большинство людей этого не знает).
Один час…
Три секунды на каждое обследование…
Тысяча двести обследованных случайных точек…
Это, конечно, еще не та кривая, которая «заполняет пространство». Но это позволило бы определить, где наиболее густо расселены британцы. Если не за час, то уж за десять часов мы бы с этой задачей справились.
Без Аи, без ее способности передвигаться «ходом пьяницы», мы могли бы обследовать эту планету целую жизнь и так и не нашли бы ни той ни другой колонии. На обследование Земли у всего человечества (в нашей Вселенной) ушло тридцать веков, и то многие места оставались неразведанными, пока не удалось сфотографировать их из космоса.
– Так, давайте уточним, – сказал мой муж. Он поднял нас на четыре минимума. – Эти подпрограммы – Ая, ты слушаешь?
– Конечно. А ты?
– Ая, пойди поспи.
– Поняла, босс. Конец связи.
– Дити, я хочу разобраться с этими подпрограммами, а пока она слышит, нельзя было произносить кодовые слова. Я…
– Извини, Зебадия: можно. Она реагирует на кодовые слова подпрограмм только тогда, когда находится в действии генеральная программа. А код генеральной программы необычен и требует команды «выполняй», так что запустить ее случайно нельзя. Можешь разбудить Аю. Она нам понадобится.
– Ты умница, Дити.
– По-моему, босс, ты такие слова говоришь всем девушкам, которые адекватно готовят.
– Ну ладно тебе!
– Капитан, не составляет труда запрограммировать компьютер на руководство кулинарными автоматами. Имеющееся на рынке программное обеспечение под маркой Gordon Blue считается превосходным. Прежде чем разбудить Аю, не могли бы вы ответить на один гипотетический вопрос относительно компьютеров и кулинарного искусства?
– Капитан!
– Да, второй пилот?
– Рекомендую вам запретить астронавигатору обсуждать вопросы, не имеющие отношения к делу – такие, как кулинарное искусство, – когда перед нами стоит первоочередная задача.
– Спасибо, второй пилот. Астронавигатор, в чем состоит ваш гипотетический вопрос?
Папа проявил такт и не стал вмешиваться в наш диалог с Зебадией. Но его рекомендация капитану предназначалась для моих ушей – этими словами ой приказывал мне заткнуться, и я вдруг услышала голос Джейн: «Дити, всякий раз, когда жена думает, что она выиграла в споре, она проиграла».
Я и Джейн. Я Дити. Я унаследовала вспыльчивость отца. Я вскипаю не так быстро, как он, но у меня та же склонность носиться со своими обидами. А Зебадия иногда меня подначивает и знает, как меня достать.
Но папа подсказывал мне: «Перестань, Дити!»
Может, Зебадия прав – слишком много споров, слишком много разглагольствования, сплошной кружок кройки, шитья и дискуссий. Все мы – заинтересованные лица, все стоим перед лицом одной и той же смертельной опасности… но насколько труднее быть капитаном, чем рядовым членом экипажа? В два раза? В десять?
Не знаю. А вдруг мой муж не выдержит напряжения? Вдруг и правда заработает язву? И выходит, что я еще усугубляю его трудности? Сознательно я все это не продумывала, это было запрограммировано во мне на подсознательном уровне; папа нажал кнопку «выполняй», и ответы посыпались сами собой. Я ответила мужу мгновенно:
– Какой гиперкритический вопрос, сэр?
– Было сказано «гипотетический». Что-то насчет компьютеров и кулинарного искусства.
– Капитан, я вдруг все забыла. Давайте лучше займемся делом, пока я еще помню, как оно делается.
– Дити, умоляю, не ври своему бедному старому измученному мужу.
– Сэр, когда мой муж станет бедным, старым и измученным, я не буду ему врать.
– Гм-м-м… если бы я уже не обещал свою поддержку Хильде, я бы голосовал за избрание тебя капитаном.
– Зебби, я освобождаю тебя от обещания! – вмешалась тетя Хильда. – Я не кандидат.
– Нет, Шельма, раз обещав кому-либо политическую поддержку, честный человек никогда не берет слово назад. Так можно Ае слушать?
– Конечно, сэр. Она мне нужна для показа. Здравствуй, Ая.
– Привет, Дити.
– Покажи глобус, дневную сторону.
На самом большом из дисплеев Аи немедленно появилось западное полушарие Земли, нашей Земли в нашей Вселенной – Терры. Что сейчас в Гнездышке, середина дня? Да, именно так говорили часы у меня в голове, а на приборной доске светилось время по Гринвичу: 20:23:07. Боже мой, прошло всего двадцать часов с того момента, как мой муж и отец убили поддельного рейнджера! Как это получается, что за одни сутки проживаешь целую жизнь? Несмотря на мои внутренние часы, мне казалось, что прошли годы с тех пор, как я шла к нашему бассейну, чуточку навеселе, опираясь на руку мужа.
– Дай меридианы и параллели. Убери географические особенности, – Ая сделала все это. – Покажи область поиска по программе «Бродяга».
Ая пользовалась ортографической проекцией, так что сорок пятые параллели имели у нее форму прямых. Поскольку я велела ей показать дневную сторону, эти две яркие линии упирались в левый край дисплея, представлявший линию восхода. Зато правый край области выглядел неровной кривой, идущей в юго-западном направлении.
– Добавь Русскую долину.
Справа от области поиска возникло обширное светлое пятно.
– Убери Русскую долину.
Район, вчерне обследованный нами, исчез.
– Дити, – поинтересовался мой муж, – как Ая это делает? В ее постоянной памяти нет никаких данных о Марсе – даже о Марсе нашей Вселенной.
– Так. Ая, покажи место посадки.
– Нет программы.
– Гм. Действительно, это не получится: там, где мы садились, солнце уже зашло. Зебадия, может быть, попросить ее повернуть глобус так, чтобы видно было это место? Но она покажет просто яркую точку почти на самом экваторе. Я определила точку, где мы сели, как нулевой меридиан – Гринвич для Марса. Этого Марса.
– А нулевая параллель? Что, экватор у тебя тоже произвольный?
– Нет, что ты! Пока мы спали, Ая подстроила свой гирокомпас к этой планете. Это дало ей направление на север и широту. Радиус Марса она знает – я начала было ей говорить, смотрю, а она уже отыскала его в памяти. «Аэрокосмический альманах», да?
– Должно быть. Но мы говорили о диаметре Марса вчера вечером, Ая слушала. И ты, и Хильда его знали, а мы с Джейком нет.
Насколько мне помнилось, тетя Хильда просто поторопилась выложить эту информацию, а папа промолчал. Но я ничуть не возражала против того, чтобы папа оставался на заднем плане и гордился энциклопедической памятью тети Хильды. Если у моего мужа есть недостаток, то это нежелание поверить, что у женщин тоже есть голова… вероятно, все дело в том, что его так сильно волнует противоположный конец. Я продолжила свои разъяснения:
– С того момента как я запущу Аю, она ничего не будет говорить и записывать без приказа на то. Она будет совершать случайные перемещения в пределах этой области, пока кто-нибудь не крикнет «Бинго!». Тогда она, не останавливаясь, высветит на карте яркую точку на соответствующей широте и долготе, а также запишет широту, долготу и точное время. Кроме того, в течение секунды она будет показывать время получения сигнала «Бинго!». Если вы хотите впоследствии это «бинго» отыскать в ее памяти, то запомните или запишите это время – с точностью до секунды. Потому что она будет делать двадцать скачков в минуту. Час можно не запоминать, только минуту и секунду. Вообще-то достаточно даже запомнить только минуту: я ведь могу попросить ее найти все «бинго» для данной минуты, их не может быть больше двадцати, а ваше «бинго», возможно, окажется единственным.
Через час такой работы на этой карте появится как максимум тысяча двести точек, скорее всего меньше, может быть – ни одной. Если они лягут кучно, я уменьшу область, и мы пройдемся еще раз. Если нет, мы поспим, поедим и повторим все это над другой стороной планеты, в двенадцати часах отсюда. Так или иначе, Ая разыщет британцев, и мы будем в безопасности.
– Надеюсь, что ты права. Слыхала ли ты про опиумные войны, Дити?
– Да, капитан. Сэр, любая нация способна на зверства, не исключая и нашу. Но у британцев есть традиция достойно вести себя, несмотря ни на какие пятна на репутации.
– Извини. А почему программа рассчитана на час?
– Возможно, срок придется сократить. Принимать решение раз в три секунды в течение шестидесяти минут – вещь утомительная. Если мы найдем что-то ярко выраженное за более короткое время, то можно будет сократить первую стадию и уменьшить область. Попробуем – увидим. Но я уверена, что за час работы плюс короткий отдых плюс еще час мы непременно найдем британцев, если только они находятся на теперешней дневной стороне.
– Дити, что ты понимаешь под командой «бинго»?
– Любые признаки человеческого жилья. Здания. Дороги. Возделанные поля. Стены, ограды, плотины, самолеты, автомобили – но не все то «бинго», что интересно выглядит. Хотя это может быть «Стоп!»
– В чем разница?
– На слово «стоп» Ая не будет ничего показывать и записывать. Это делается только на «бинго». «Стоп» предназначен для тех случаев, когда вы хотите на что-то смотреть дольше чем три секунды. Может быть, это «что-то» многообещающе выглядит, и за несколько лишних секунд вы сумеете решить, то это или не то. Но пожалуйста! Просьба ко всем: за час должно быть не более десятка «столов». Еще вопросы есть?
Мы начали. Первое «бинго» обнаружила Хильда. Я тоже его заметила – сельскохозяйственные постройки. Тетя Хильда проворнее меня. Я чуть не нарушила собственный запрет: едва удержалась, чтобы не крикнуть «Стоп!». Искушение поразглядывать подольше было почти непреодолимое.
Все мы время от времени делали ошибки, но не очень серьезные. Больше всех «бинго» набрала Хильда, меньше всех Зебадия – но я почти уверена, что мой муж жульничал, нарочно дожидаясь, пока не выкрикнет папа или я. Тете Хильде он конкуренции не составлял: с переднего сиденья по левому борту и с заднего по правому открывается слишком разный обзор.
Я ожидала, что будет скучно; оказалось, что занятие это прямо-таки захватывающее – только ужасно утомительное. Медленно, реже чем раз в минуту, на дисплее появлялись яркие точки. Я с разочарованием увидела, что большая часть «бинго» сосредоточена вблизи неровной линии, обозначавшей границу русской территории. Представлялось весьма вероятным, что все эти объекты тоже русские, так что даже не стоило проводить проверку на луковки.
Один раз мой муж выкрикнул «Стоп!», а затем «Бинго!» в местности на севере и далеко на западе, почти в полутора тысячах километрах от ближайшей бинго-точки. Я заметила время – 21:16:51 по Гринвичу – и попыталась понять, почему Зебадия нас остановил. Местность была привлекательная, зеленые холмы, немного леса, и я заметила там естественный поток – не канал. Но никаких сооружений и ничего указывающего на жилье я не увидела.
Зебадия записал что-то у себя в блокнотике, потом сказал: «Продолжай». Мне страшно хотелось спросить, почему он останавливался, но, когда необходимо принимать решения каждые три секунды, на разговоры нет времени.
Когда час подошел к концу, к одинокой бинго-точке, светящейся на крайнем западе еще с первых минут, добавилась еще одна, обнаруженная Хильдой, а двумя минутами спустя папа тоже сказал «бинго», и мы получили равносторонний треугольник со стороной в двадцать километров. Я отметила время самым тщательным образом – потом приказала себе не расстраиваться, если осмотр обнаружит купола-луковицы: у нас оставалось в запасе еще целое полушарие.
Я решила верить в эту британскую колонию, как приходится верить в фей, чтобы спасти жизнь Динь-Динь [42]42
Динь-Динь – фея, сопровождающая Питера Пэна в одноименной пьесе-сказке Дж. Барри. Чтобы спасти ей жизнь, детям надо было поверить в существование фей.
[Закрыть]. Если бы британской колонии не оказалось, то можно было бы попытать счастье с Землей-без-буквы– J. Ая Плутишка прекрасная машина, но в качестве космического корабля она несовершенна. В ней нет удобств. Воздуха хватает часа на четыре, и регенерировать его нельзя. Запас продуктов минимальный. Совсем не годится для ночлега. Нет удобств.
Правда, у нее есть такие таланты, которых не найдешь ни у одного космического корабля. А ее недостатки (если верить моим отцу и мужу) несложно исправить в любой хорошо оборудованной мастерской. Все это так, но вот сейчас у нас нет даже отхожего места за амбаром.
Наконец Ая остановилась и объявила:
– Один час действия программы «Бродяга» закончен. Жду инструкций.
– АЯ, ПРЫГ, – сказал Зебадия. – Дити, что-то не похоже, чтобы мы вышли на Империю, Над Которой Никогда Не Заходит Солнце. А вот это скопление точек тут справа – по-моему, у него подозрительно русский акцент. А?
– По-моему, тоже. Зебадия, я прикажу Ае обрезать область на востоке, чтобы убрать это скопление, и кроме того, мы теперь можем добавить почти девятьсот километров на западе, линия восхода ведь сместилась. Ая повернет глобус на дисплее так, чтобы показать эту добавленную полосу. Мне кажется, еще час работы даст нам более или менее полную картину.
– Может, уложимся и меньше чем за час. Ты была права: три секунды – это не просто долго, это чересчур долго. Хватит ли двух секунд? Можешь ты ввести эту коррективу, не меняя все с самого начала?
– На оба вопроса ответ «да», капитан.
– Прекрасно. Можешь добавить на западе не пятнадцать градусов, а тридцать. Потому что час у нас уйдет на отдых. Разомнемся, перекусим… Кто как, а я хочу найти кустик. Как приказать Ае вернуться на определенное «бинго»? Или это напортит что-нибудь в программе?
– Не напортит. Дай ей команду вернуться на «бинго» столько-то и столько-то, указав время.
Я ничуть не удивилась, когда он сказал:
– Ая, вернись на «бинго» Гринвич двадцать один шестнадцать пятьдесят одна.
Речка внизу действительно выглядела уютной. Зебадия сказал с удовлетворением:
– Я уж боялся, что придется тратить топливо. Никто не видит, нет там полянки возле речки, а? Такой величины, чтобы Ая могла сесть. То есть зависнуть и плюхнуться: я не рискну садиться в планирующем полете без тяги, старушка слишком нагрузилась.
– Зебби, я так же трезва, как и ты!
– Нашла чем хвастаться, Шельма. Кажется, я приискал местечко. Закройте глаза: садимся.
Лучше бы я и правда закрыла глаза.
Зебадия начал длинный пологий спуск с выключенным двигателем. Я все ждала: когда же начнется вибрация, когда же Ая наконец оживет и заворчит… ждала… ждала…
– Ая, – сказал он, и я подумала, вот сейчас он велит ей включиться. Нет. Фактически мы уже спустились ниже уровня вздымавшегося впереди высокого берега.
Тут он неожиданно включил тягу вручную – но в обратную сторону: мы вспрыгнули на этот берег. Заглушили двигатель, опустились на какой-нибудь метр и сели. Едва не врезавшись.
Я не сказала ничего. Тетя Хильда шептала: «Пресвятая Дева Помилуй Нас Ом Мани Падме Хум Нет Аллаха Кроме Аллаха И Мухаммед Пророк Его» – и еще что-то на неизвестном мне языке, но очень проникновенно.
– Сын, ты всегда так… аккуратно? – спросил папа.
– Я видел, как один человек это сделал, когда было нужно, и все думал: сумею я так или нет. Но ты-то небось подумал… Ая, ты слушаешь?
– Конечно, босс. Ты же меня разбудил. Где горит?
– Ты умница, Ая.
– Тогда почему я везу эту детскую коляску?
– Ая, пойди поспи.
– Иду баиньки. Конец связи и отбой, босс.
– Ты, наверное, бог знает что подумал, Джейк, а я ведь в любой момент готов был выпалить «п, р, ы, г». Благодаря твоей аппаратуре у Аи появилась настолько быстрая реакция, что я был уверен: она вытащит нас из какой угодно неприятности в последнюю долю секунды. И не думай, что это лихачество. Посмотри на прибор. Горючего осталось семьдесят четыре процента. И больше взять неоткуда. А я не знаю, сколько раз нам еще предстоит садиться.
– Капитан, это было блистательно. Хотя у меня душа ушла в пятки.
– Неправильная форма обращения, капитан. Мы приземлились, моя отставка вступила в силу, теперь ты начальник.
– Зеб, я же сказал, я не буду капитаном.
– У тебя нет выбора, ты уже капитан. Когда капитан погибает, пропадает без вести или подает в отставку, командование переходит к следующему по должности. Ты можешь перерезать себе горло, Джейк, можешь дезертировать, все что хочешь можешь сделать, но ты не можешь утверждать, что ты не капитан, раз ты капитан!
– Если ты можешь подать в отставку, то и я тоже могу!
– Разумеется. В пользу астронавигатора, как следующего по должности офицера.
– Дити, я подаю в отставку! То есть, виноват: капитан Дити.
– Нет-нет, папа, ни в коем случае! Я не знаю, что я тогда сделаю… я… – Я умолкла, не зная как быть. Потом сообразила: – Я тоже подаю в отставку… капитан Хильда.
– Что? Не говори глупостей, Дити. Офицер медслужбы не имеет права брать на себя командование. А если «офицер медслужбы» – это шутка и «офицер по науке» тоже, то тогда я просто пассажирка и опять-таки не имею на это права.
– Шельма, – сказал мой муж, – ты отвечаешь тем же требованиям, что и все мы. Ты умеешь водить машину…
– Я только что внезапно разучилась.
– …но это не обязательно. Способность к здравому суждению и поддержка членов экипажа – вот единственное, что требуется, так как мы находимся в миллионах милях и в нескольких вселенных от водительских прав и прочего. Я тебя поддерживаю; остальные, по-моему, тоже. Джейк?
– Я? Конечно.
– Дити?
– Капитан Хильда знает, что я всецело поддерживаю ее, – заверила я. – Я первая назвала ее капитаном.
– Дити, – сказала тетя Хильда, – я только что подала в отставку.
– Но в чью пользу? Тебе некому передавать командование! – Кажется, это прозвучало у меня недостаточно сдержанно.
– Я передаю командование Великому Духу. Или тебе, Зебби: все возвращается обратно по кругу, и ты снова капитан… как и должно быть.
– Ну нет, Шельма. Я свою вахту отстоял, теперь очередь кого-нибудь другого. Раз ты подала в отставку, то у нас больше вообще нет организации. Ты напрасно думаешь, что уговорила меня. Ты просто теперь до скончания века будешь первопоселенкой на этом бережку. А пока командования у нас нет, разводите себе балаган сколько хотите. Надеюсь, вам уже успела осточертеть вся эта говорильня, эти ваши споры-разговоры – у меня-то они уже в печенках сидят. То ли уголок ораторов в Гайд-парке, то ли школьный дискуссионный клуб.
– Послушай, Зебби, – с удивлением сказала тетя Хильда, – ты что же, отыгрываешься на нас, что ли?
– Миссис Берроуз, весьма возможно, что вы нашли совершенно точное слово. Я за это время ох сколько всякого наглотался… и не в последнюю очередь вашими стараниями.
Я не видела тетю Хильду такой удрученной со времени смерти моей мамы Джейн.
– Прости меня, Зебби. Я не думала, что мое поведение так раздражает тебя. Я не хотела тебя раздражать. Я знаю – я все время помню! – что ты спас нам – мне – жизнь целых пять раз и вообще постоянно спасаешь нас своим руководством. Я благодарна тебе настолько, насколько вообще способна на благодарность, – а это значит очень глубоко благодарна, хотя ты и думаешь, что я мелкая душонка. Но ведь нельзя демонстрировать такую глубокую благодарность каждое мгновение, как нельзя постоянно испытывать оргазм. Некоторые эмоции слишком сильны, чтобы все время держаться на максимуме, – Она вздохнула, и по ее лицу покатились слезы. – Зебби, я больше не буду, только не сердись, ладно? Я постараюсь больше не выпендриваться. Так сразу не отвыкнешь, я много лет так себя веду, это мой защитный механизм. Но я отучусь, вот увидишь.
– Ну что ты так, Хильда, – мягко сказал Зебадия. – Ты же знаешь, я люблю тебя – несмотря на твои штучки.
– О, я знаю, знаю, уродина ты долговязая. Ты вернешься, а? Будешь снова нашим капитаном?
– Хильда, я никуда не уходил. Я как делал, так и буду делать все то, что умею и чему могу научиться. И что мне велят. Но капитаном я не буду.
– Боже мой, как же так!
– Ничего страшного. Мы просто изберем нового командира.
Тут весьма некстати взъерепенился папа:
– Зеб, ты напрасно становишься в позу и отчитываешь Хильду с видом оскорбленной гордости. По-моему, она не сделала тебе ничего дурного.
– Джейк, об этом не тебе судить. Во-первых, она твоя жена. Во-вторых, ты не должен был беспокоиться за всех, это я должен был. И от тебя я тоже натерпелся.
– Я не знал этого… капитан.
– Вот опять: ты нарочно называешь меня капитаном, а я ведь уже не капитан. Ты лучше вспомни, как я пару часов назад обратился за советом к своему заместителю и получил в ответ нечто ядовитое насчет «письменных приказаний».
– М-м-м… Да, сэр. Я вел себя недостойно.
– Привести еще примеры?
– Не надо. Вероятно, действительно были такие случаи. Я понял, сэр. – Папа криво усмехнулся. – Хорошо, что хотя бы Дити не доставляла тебе неприятностей.
– Напротив, как раз она-то в основном их и доставляла.
Все это время я была сильно расстроена – у меня как-то не укладывалось, что Зебадия всерьез отказывается быть нашим командиром. Но теперь я была потрясена, обескуражена и уязвлена.
– Зебадия, что я такого сделала?
– Ты делала все те же пакости, что и они двое, – только от твоих мне приходилось тяжелее, потому что ты моя жена.
– Но – но какие?!
– Я скажу тебе с глазу на глаз.
– Пускай папа и тетя Хильда слышат, я не против.
– Зато я против. Наши радости мы можем делить с другими, но с трудностями давай справляться сами.
У меня защекотало в носу, на глаза навернулись слезы.
– Но я должна знать.
– Дея Торис, ты вполне можешь припомнить все инциденты без моей помощи, если будешь честной сама с собой. У тебя прекрасная память, и все это произошло на протяжении последних суток. – Он отвернулся от меня. – Должен настоять на одной вещи, прежде чем изберем капитана. Я позволил себя одурачить и отказался от власти на время стоянки. Это была грубейшая ошибка. На море капитан остается капитаном и на тот период, когда его корабль стоит на якоре. Тому, кто будет капитаном после меня, следует учесть мой горький опыт и не слагать с себя никаких полномочий только на том основании, что Ая находится в наземном положении. Новый капитан может установить на это время менее строгие правила, если ситуация позволит. Но решать должен он. На земле положение может оказаться опаснее, чем в воздухе или в космосе. Вот как сегодня, когда объявились русские. Если мы приземлились, то это еще не значит, что кончились уроки и можно пойти поиграть.
– Извини меня, Зебби.
– Хильда, я больше виноват, чем ты. Я хотел сбросить с себя ответственность. Сначала я позволил себя уговорить, а потом и вовсе перестал соображать. Возьмите хоть этот «тренировочный поход». Не помню, чья это была идея…
– Моя, – сказал мой отец.
– Может, и твоя, Джейк, но мы все уцепились за нее с ребячьим энтузиазмом. Хотели сорваться и побегать, словно ватага скаутов без наставника. Если бы мы вышли в срок, как собирались, где бы мы сейчас были? В тюрьме у русских? А может, нас и вовсе на свете не было бы? Не подумайте, что я себе самому ставлю хорошие оценки: я отчасти потому и подал в отставку, что оказался не на высоте. Мы собирались оставить Аю Плутишку и все наше имущество без охраны на время прогулки – подумать страшно! Если бы я чувствовал бремя ответственности, мне бы такое и в голову не пришло.
Зебадия состроил кислую мину, потом взглянул на моего отца:
– Джейк, ты самый старший из нас. Почему бы тебе не взять в руки председательский молоток на время избрания нового командира? Я за тебя.
– Я тоже!
– Поддерживаю!
– Какой еще молоток? Откуда я вам возьму молоток на этой планете? Впрочем, папа ломался недолго. Мы вырвали листок из записной книжки Зебадии, разорвали его на четыре части и проголосовали: каждый написал имя. Листочки были сложены и вручены мне. Я объявила результаты голосования:
«Зеб».
«Зебадия».
«Зебби».
«Шельма».
Зебадия повернулся назад, протянул руку, взял у меня бюллетени, отдал мне тот, что означал «тетю Хильду», а остальные порвал на кусочки.
– Я вижу, вы меня не поняли. Я отстоял свою вахту. Кто-то должен меня сменить, иначе мы будем торчать на этом берегу, пока не умрем от старости. Пока что наибольшее число действительных бюллетеней набрала Шельма – можно ли считать, что она избрана? Или будем голосовать еще?
Мы проголосовали еще:
«Шельма».
«Джейкоб».
«Джейкоб».
«Хильда».
– Поровну, – сказал папа. – Может, попросить Аю проголосовать?
– Уймись. Будешь считать голоса в следующем туре.
«Шельма».
«Дити».
«Дити».
«Хильда».
– Эй! – запротестовала я. – Кто подменил бумажку?
(Я за себя определенно не голосовала.)
«Шельма».
«Хильда».
«Зебби».
«Хильда».
– Один бюллетень недействителен, – сказал мой муж. – Вписано имя лица, не являющегося кандидатом. Вы утверждаете результаты, мистер председатель?
– Да, – кивнул папа. – Дорогая моя… капитан Хильда, вы избраны без единого голоса против.
У тети Хильды был такой вид, будто она вот-вот опять заплачет.
– Вы просто сукины дети!
– Это верно, – согласился мой муж, – но мы твои сукины дети, капитан Хильда.
Ответом ему послужила невеселая улыбка.
– Ладно, давайте. Буду стараться.
– Мы все будем стараться, – сказал папа.
– И все будем помогать, – сказал мой муж.
– Обязательно будем! – сказала я совершенно искренне.
– Извините меня, пожалуйста, – сказал папа, – мне с самого начала не терпелось найти поблизости кустик.
И он собрался было вылезти.
– Минуточку!
– Что-что? Да, дорогая… капитан.
– Никому не разрешается выходить на поиски кустика без вооруженной охраны. Не более – и не менее – чем два человека будут удаляться от машины одновременно. Джейкоб, если тебе нужно срочно, то попроси Зебби поторопиться – я хочу, чтобы охраняющий был вооружен одновременно винтовкой и пистолетом.
В общем, в конце концов папа отправился за кустик последним – и думаю, ему было уже совсем невмоготу. Чуть позже я случайно услышала, как папа говорил Зебадии:
– Сын, ты читал басни Эзопа?
– Конечно.
– Тебе ничто не напоминает басню про то, как лягушки просили себе царя?