Текст книги "Миры Роберта Хайнлайна. Книга 2"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Добрый день, Бетти. – Судья посмотрел на Бетти, пытаясь понять, что в ней изменилось, затем повернулся к Джону Томасу: – А ты, должно быть, из дома Стюартов. Я – судья О'Фаррел.

– Ох, простите меня, господин судья, – краснея, сказал Джон Томас. – Я думал, вы просто зевака.

– Естественно. Мистер Гринберг, этот мальчик Стюарт… Джон Томас Стюарт. Молодой человек, это досточтимый Сергей Гринберг из Межзвездного Департамента. – О'Фаррел обернулся: – Ах да… Это мисс Бетти Соренсен… Что ты сделала со своим лицом?

Бетти с достоинством проигнорировала это замечание.

– Имею честь приветствовать вас, господин Посланник.

– Прошу вас – просто «мистер Гринберг», мисс Соренсен. – Гринберг повернулся к Джонни. – Вы имеете какое-то отношение к тому Джону Томасу Стюарту?

– Я Джон Томас Стюарт Одиннадцатый, – спокойно ответил Джонни. – Наверное, вы имеете в виду моего прапрапрапрадедушку.

– Скорее всего, так оно и есть. Сам-то я родился на Марсе, довольно далеко… Я не знал, что ваша семья имеет отношение к этому делу. Может быть, как-нибудь попозже мы поболтаем об истории Марса.

– Я никогда не был на Марсе, – признался Джонни.

– Да? Удивительно. Хотя вы еще так молоды. Бетти слушала их разговор навострив уши и пришла к выводу, что этот судья, если это именно он, должен быть мягче и покладистее, чем О'Фаррел. Ведь припомнить, что с фамилией Джонни что-то связано… это нельзя скидывать со счета.

– Вы заставляете меня проиграть два пари, мистер Стюарт, – продолжал Гринберг.

– Простите, сэр…

– Относительно этого создания. Я думал, вряд ли удастся доказать, что он «Извне». Я ошибался: эта громадина, конечно, не с Земли. Но в любом случае, окажись оно внеземного происхождения, я был уверен, что ранее сталкивался с подобным существом, по крайней мере видел в каталогах. Но сейчас я просто ошеломлен. Кто он и откуда явился?

– Это всего лишь Луммокс. Так мы его зовем. Мой прапрадедушка привез его на «Летающем лезвии»… это был его второй рейс.

– Так давно? Ну что ж, это кое-что проясняет во всей этой таинственной истории; полет состоялся еще до того, как наш Департамент стал вести свои записи… точнее, еще до того, как появился сам Департамент. Но я все еще не могу понять, как это милое создание могло исчезнуть, не оставив и следа в исторических книгах. Я читал о рейсе «Летающего лезвия» и помню, что они привезли много экзотики. Но такого не припоминаю… кроме того, все внеземные существа в те дни были большой диковинкой.

– Видите ли… Словом, капитан не знал, что Луммокс на борту. Прапрадедушка пронес его на корабль в своей сумке и так же вынес.

– В сумке? – Гринберг не мог оторвать глаз от необъятной фигуры Луммокса.

– Да, сэр. Конечно, Луммокс был тогда куда меньше.

– В таком случае я вынужден поверить.

– У меня есть снимки. Он был ростом со щенка колли.

– М-да… Он напоминает скорее трицератопса, чем колли. Не слишком ли дорого вам обходится его кормежка?

– О нет. Лумми ест все. Ну, почти все, – торопливо поправился Джон Томас, бросив опасливый взгляд на стальные брусья. – И вообще может долго обходиться без еды. Да, Лумми?

Луммокс лежал, вытянув все свои ноги и демонстрируя бесконечное терпение, что он мог делать, когда это было необходимо. Поглядывая на Бетти и на судью, он слушал болтовню своего друга и мистера Гринберга. Услышав вопрос, он открыл огромную пасть:

– Да, только мне это не нравится. Мистер Гринберг поднял брови.

– Я не знал, что он говорящий.

– Что? О, конечно. Лумми болтал, еще когда мой папа был мальчиком… Да, надо же вас познакомить. Эй, Лумми… Я хочу представить тебе мистера Гринберга.

Луммокс посмотрел на Гринберга без всякого интереса и сказал:

– Как поживаете, господин Посланник Гринберг? «Как поживаете» он выговорил достаточно ясно, а титул и имя пробормотал.

– Здравствуйте, Луммокс. – Гринберг рассматривал Луммокса, пока часы на башне не пробили десять. О'Фаррел повернулся к нему.

– Десять часов, господин Посланник. Я думаю, нам пора начинать.

– Не спешите, – рассеянно сказал Гринберг, – без нас слушание все равно не начнется. В этом расследовании меня интересует один аспект. Мистер Стюарт, каков ОКИ, относительный коэффициент интеллектуальности, у Луммокса в сравнении с человеческой шкалой?

– Что? Ах это… Я не знаю, сэр.

– Господи, неужели никто не пытался его установить?

– В общем-то нет, сэр… То есть я имею в виду «да, сэр». Кто-то пытался предлагать ему какие-то тесты во времена моего дедушки, но дедушке так не понравилось, как они обращались с Луммоксом, что он прогнал всех. С тех пор мы стараемся, чтобы посторонние не общались с Луммоксом. Но он очень сообразительный. Можете сами убедиться.

– Это животное, – прошептал судья О'Фаррел на ухо Гринбергу, – не более сообразительное, чем такса, оно всего лишь может, как попугай, подражать человеческой речи. Я знаю.

– Я все слышал, судья, – возмущенно сказал Джон Томас. – Вы просто предубеждены!

Судья собрался было ответить, но Бетти опередила его: – Джонни! Помни, что я тебе говорила… все разговоры буду вести я.

Гринберг не обратил на нее внимания.

– Были ли какие-нибудь попытки изучить его язык?

– Сэр?

– М-да… скорее всего, нет. И он мог попасть сюда в таком юном возрасте, что просто еще не умел разговаривать… на своем собственном языке, я имею в виду. Но какой-то центр речи должен быть: все ксенологи в один голос утверждают, что центр управления речью имеется только у тех существ, которые могут его использовать. Иными словами, он никогда бы не смог освоить даже зачатки человеческой речи, если бы его соплеменники не использовали вербальную форму общения. А писать он умеет?

– Каким образом, сэр? У него же нет рук.

– М-да… верно. Ну что ж, отвлекаясь от теории, могу ручаться, что относительный индекс у него не ниже сорока. Ксенологи считают, что высокоразвитые виды, которые можно сравнивать с хомо сапиенс, всегда характеризуются тремя параметрами: центром речи, способностью к манипулированию предметами и, как следствие первых двух, определенным уровнем письменности. Мы должны признать, что Луммокс обладает только первым. Вы изучали ксенологию?

– Немного, сэр, – смутившись, признался Джон Томас, – те несколько книг, которые я мог найти в библиотеке.

– Для вас неплохо. Здесь широкое поле для исследований. Вы были бы удивлены, узнав, как трудно найти толковых ксенологов даже для работы у нас. Но я не случайно задал этот вопрос: как вы знаете, наш Департамент оказался вынужденным вмешаться в это дело. Из-за него, – Гринберг показал на Луммокса. – Не исключено, что ваш воспитанник принадлежит к расе, которая связана с нами договором о взаимных обязательствах. Несколько раз, как это ни странно, посетителей с других планет принимали за диких животных, и результаты таких заблуждений были, как бы это поточнее выразиться, довольно печальны. – Гринберг невольно нахмурился, припомнив тщательно скрываемый факт, что член семьи посла с Аладора был найден обычным чучелом в лавке древностей на Вирджинских островах. – Но здесь такой опасности нет.

– Конечно, сэр, Луммокс… ну, он просто как член нашей семьи.

– Отлично. – Посланник вернулся к судье О'Фаррелу. – Могу я посоветоваться с вами, судья? С глазу на глаз, всего на одну минуту.

– Да, сэр.

Мужчины отошли в сторону, а Бетти поспешила к Джону Томасу.

– Дело в шляпе, – прошептала она, – если, конечно, ты будешь держать себя в руках и не наделаешь глупостей.

– А я что делаю? – возмутился Джон Томас. – Но с чего ты взяла, что все в порядке?

– Это очевидно. Ему нравишься ты, ему нравится Луммокс.

– Одно с другим не связано.

– Постарайся, чтобы твой пульс был в норме, и следуй за мной. Мы еще с них взыщем, вот увидишь.

Поодаль Гринберг беседовал с судьей О'Фаррелом.

– После того что я тут услышал и увидел, мне кажется, судья, что Межзвездный Департамент должен отказаться от участия в этом деле.

– Что? Не понимаю вас, сэр.

– Позвольте, я объясню. Все, что я хотел бы сделать, – это отложить слушание на двадцать четыре часа, за это время я успел бы связаться с Департаментом и изложить свои соображения. Затем я мог бы откланяться, оставив дело на усмотрение местных властей. Я имею в виду вас, естественно.

Судья облизал губы.

– Мне не нравятся отсрочки в последний момент, господин Посланник. Мне никогда не доставляло удовольствия собирать занятых людей, отрывая их от дела, от семьи, а затем объявлять, что им нужно прийти на следующий день. Это не служит вящей славе суда.

Гринберг нахмурился.

– Действительно. Давайте подумаем, как поступить иначе. Исходя из того, что рассказал мне молодой Стюарт, я уверен, что в данном случае нет никакого нарушения ксенополитики Федерации, хотя здесь замешано внеземное существо и, таким образом, есть формальный повод для вмешательства. Департамент обладает достаточными возможностями, однако они используются лишь в том случае, когда надо избежать осложнений в отношениях с другими планетами. На Земле находится более тридцати тысяч негуманоидных инопланетян, не говоря уже о резидентах и посетителях, имеющих легальный статус «человек», хотя совершенно ясно, что они не имеют ничего общего с этим понятием. Ксенофобия, неприязнь к инопланетянам, в сущности, позорное пятно на нашей культуре… нет, нет, я не имею в виду Вествилл. Люди часто рассматривают всех этих инопланетян как потенциальную опасность в отношениях с государственными образованиями.

Простите, что вынужден говорить то, что вы, без сомнения, и так отлично знаете. Департамент не может заниматься тем, что вытирать носы нашим инопланетным посетителям, если у них вообще есть носы. У нас нет для этого ни желания, ни работников. Если кто-то из них попадает в неприятную историю, достаточно посоветовать местным властям свериться с договором, который мы заключили с родной планетой несчастного. Департамент вмешивается лишь в редких случаях. Здесь, мне кажется, не тот случай. Вероятнее всего, наш друг Луммокс попадает под определение «животное» и…

– Можно ли в этом сомневаться? – в изумлении спросил судья.

– Да. Именно поэтому я здесь. Несмотря на ограниченные способности к вербальному общению, остальные достоинства Луммокса позволяют предположить, что его раса в состоянии достичь уровня, когда мы сочтем ее достаточно цивилизованной; тем не менее он животное. Таким образом, у него есть обычные права животных, находящихся под защитой человеческих законов. А следовательно, Департамент не видит необходимости вмешиваться…

– Я понимаю. Ну что ж, никто не собирается поступать с ним жестоко, включая и состав суда.

– Без сомнения. Но есть еще одна веская причина, по которой Департамент не хотел бы участвовать в процессе. Давайте предположим, что это создание является «человеком» в том смысле, какие законы, обычаи и договоры вкладывают в это понятие с тех пор, как мы впервые вступили в контакт с Великой Марсианской Расой. Просто предположим.

– Условно, – согласился судья.

– Однако и в этом случае он не может представлять интереса для Департамента, потому что… Судья, вы знаете историю «Летающего лезвия»?

– Смутно, еще со школьных времен. Я не занимаюсь историей космических исследований. У нас и на Земле хватает хлопот.

– Вот как? «Летающее лезвие» совершило три межзвездных перелета в те времена, когда для этого требовалось столько же отваги, как в дни Колумба. Они не знали, куда летят, и имели очень смутное представление, как вернуться обратно… во всяком случае, «Летающее лезвие» так и не вернулось из своего третьего полета.

– Да, да, я припоминаю.

– Молодой Стюарт рассказал мне, что это неуклюжее существо с глупой улыбкой – память о втором полете «Летающего лезвия». Это все, что мне необходимо было знать. У нас нет никаких договоров ни с одной из планет, которые посетил корабль. Официально они для нас не существуют. И единственные законы, которые имеют отношение к Луммоксу, – это наши доморощенные правила. Поэтому, если Департамент вмешается, он будет вынужден руководствоваться законами Земли. А вы это сделаете лучше, чем я.

Судья О'Фаррел кивнул.

– Иными словами, я могу приступать к делу.

– Минутку. Я попросил об отсрочке, чтобы удостовериться, что мои предположения верны и я не упустил из виду какой-нибудь существенный прецедент или статью закона. Но я готов сразу же отказаться от участия, если смогу получить от вас заверения относительно одного аспекта. Это существо… может оно причинить неприятности, быть опасным?

О'Фаррел кивнул.

– Так я его воспринимаю… неофициально, конечно.

– Скажите, были ли какие-нибудь предложения относительно… его уничтожения?

– Ну, – медленно ответил судья, – говорю опять-таки неофициально. Я знаю, что такие предложения поступят. До меня дошли сведения, что шеф полиции собирается обратиться в суд с просьбой считать решение об уничтожении этого зверя мерой общественной безопасности. Но я не люблю получать информацию из неофициальных источников.

Гринберг не мог скрыть волнения.

– Дела так плохи? Скажите, судья, а вы что думаете об этом? Склонны ли вы к уничтожению животного?

Судья О'Фаррел возмутился.

– Сэр, этот вопрос некорректен. Гринберг покраснел.

– Прошу прощения. Но мне нужно разобраться. Вы понимаете, что это существо уникально? Несмотря на то что Луммокс может быть опасным (хотя могу поклясться, что это не так), интересы науки требуют, чтобы он остался в живых. Можете ли вы заверить меня, что его не уничтожат?

– Молодой человек, вы принуждаете меня заранее вынести решение! Ваше поведение выходит за рамки, оно совершенно недопустимо!

Шериф Дрейзер выбрал далеко не самое лучшее время, чтобы вмешаться в разговор.

– Судья, я вас обыскался. Начнется, наконец, слушание? Я привел семь человек, которые…

О'Фаррел прервал его.

– Шериф, это мистер Гринберг. Господин Посланник, наш шеф полиции.

– Рад познакомиться с вами, шериф.

– Добрый день, мистер Гринберг! Я хотел бы знать…

– Шериф, – резко прервал его судья, – передайте моему бейлифу, чтобы он подготовился. А теперь, будьте любезны, оставьте нас.

Судья повернулся, оставив шерифа в некоторой растерянности.

У Посланника было время прийти в себя и понять, что эмоциям здесь не место.

– Я снимаю свой вопрос, судья, – вежливо сказал он. – Я не собирался посягать на прерогативы суда. – Он улыбнулся. – При других обстоятельствах меня, пожалуй, обвинили бы в неуважении к суду.

О'Фаррел улыбнулся в ответ.

– Возможно.

– Тюрьма у вас хорошая? Я с удовольствием провел бы в ней месяцев семь, только бы меня никто не беспокоил.

– Не изматывайте себя работой, молодой человек. Я лично всегда нахожу время порыбачить, независимо от того, сколько дел лежит у меня на столе. Время, проведенное за удочкой, Аллах не засчитывает в отпущенное время жизни.

– Приятное времяпровождение. Но мне необходимо решить одну проблему. Вы понимаете, я должен настаивать на отсрочке, пока не проконсультируюсь с Департаментом.

– Конечно. Но ничто не повлияет на мою точку зрения.

– Ни в коем случае. Я согласен с вами, отсрочка в последнюю минуту досадна. – Он подумал о том, что будет, когда он свяжется с Департаментом… представил раздражение и ехидные замечания мистера Кику об «инициативе», «ответственности» и «бога ради, неужели никто в этом сумасшедшем доме не может принять самое простое решение?!» Гринберг приуныл. – Впрочем, я думаю, Департамент предпочтет продолжить начатое. Во всяком случае, не будет возражать против предварительного слушания.

О'Фаррел широко улыбнулся.

– Я так и думал, что вы согласитесь. Я понимаю, что вы в Департаменте иногда имеете дело с самыми неожиданными поворотами.

– В самом деле? Надеюсь, нас минет чаша сия. Хотелось, чтобы мне хватило знаний выпускника юридического колледжа Гарварда.

– Гарварда? Да ведь и я оттуда! Вы так же ругались с Рейнхарлтом?

– Во всяком случае, когда я там учился, так оно и было.

– Ну и тесен мир! Жаль, что случай свел меня с однокашником именно на таком деле; боюсь, оно будет горячим, как картофель на жаровне.

– Разве у вас есть другие дела? Ладно, давайте разжигать костер. Почему бы нам не сесть рядком? Так и так придется кончать с этим делом.

Они направились к зданию суда. Шериф Дрейзер, который подпрыгивал от нетерпения поодаль, понял, что судья забыл о нем; он кинулся было за ним, но вдруг заметил, что мальчишка Стюарт и Бетти Соренсен все еще находятся в клетке Луммокса. Они стояли, тесно прижавшись, и, казалось, не заметили ухода двух важных лиц. Дрейзер двинулся к ним.

– Эй! Эй вы, там, внутри! Джонни Стюарт! Вам надо было быть в суде уже двадцать минут назад.

Джон Томас изумился.

– А я думал… – начал он и вдруг увидел, что судьи и мистера Гринберга уже нет рядом с ними. – Ох! Подождите минуточку… Я должен кое-что сказать Луммоксу.

– Ты ему уже больше ничего не скажешь. Давай двигай.

– Но, шериф…

Мистер Дрейзер схватил его за руку и потянул за собой. Поскольку он весил больше мальчика примерно на сотню фунтов, Джон Томас не стал сопротивляться.

– Декан Дрейзер! – вмешалась Бетти. – Что за манеры!

– Я сыт вами по горло, леди, – ответил Дрейзер. Он направился к суду, волоча на буксире Джона Томаса. Бетти не оставалось ничего другого, как замолчать и последовать за ними. По пути она было решила еще раз сцепиться с шефом полиции, но, подумав, отказалась от этой мысли.

Джон Томас подчинился неизбежному. Он хотел сказать Луммоксу, что тот должен вести себя тихо, оставаться на месте и не есть стальные брусья, но мистер Дрейзер не дал ему такой возможности. Джон Томас пришел к выводу, что большинство пожилых людей в мире заняты лишь тем, что никого не слушают.

Луммокс не сразу заметил его исчезновение. Лишь немного погодя он встал, заполнив собой все отведенное ему пространство, и посмотрел вслед уходящему Томасу. Брусья крякнули, когда он облокотился на них. Бетти оглянулась и крикнула:

– Луммокс! Жди нас! Мы скоро вернемся! Луммокс остался стоять, размышляя над сказанным.

Указание Бетти вообще-то не было приказом. Или было? В прошлом уже бывали случаи, подобные тому, который он сейчас должен обдумать. А пока он снова улегся.

4
Пленник стальной клетки

Как только О'Фаррел и Гринберг вошли в зал суда, бейлиф объявил: «Встать! Суд идет!» Говор стих, и посетители стали занимать места. Молодой человек в шляпе, увешанный фотоаппаратурой, преградил путь двум судьям.

– Минуту! – сказал он и щелкнул затвором. – Еще разок… Улыбнитесь нам, судья, и сделайте вид, будто Посланник сказал вам что-то смешное.

– Хватит и одного раза. И снимите шляпу. – О'Фаррел прошел мимо. Молодой человек пожал плечами, но шляпу не снял.

Секретарь суда привстал. У него было красное потное лицо; по всему судейскому столу были разбросаны бумаги.

– Извиняюсь, судья, – сказал он. – Полсекунды… – Он придвинул к себе микрофон и забубнил в него. – Проверка… один, два, три, четыре… Цинцинатти… шестьдесят шесть… Ну и намучился я с этим микрофоном сегодня.

– Надо было раньше проверить его.

– Будь я проклят, судья, если знал, что он не в порядке. Когда в десять минут десятого я включил микрофон, что-то там сломалось, и мы из сил выбились, пока нашли неисправность.

– Хорошо, хорошо, – примиряюще ответил судья, смущенный присутствием высокопоставленного гостя. – Освободите мое место.

– Если вам все равно, – торопливо сказал Гринберг, – я бы предпочел не занимать место судьи. Мы могли бы сесть все вместе за большой стол. Я думаю, это ускорит ход дела.

О'Фаррел выглядел донельзя расстроенным.

– Я всегда стараюсь соблюдать древние традиции суда. Я думаю, они имеют смысл.

– Вполне возможно. Не могу не согласиться, что люди, которым приходится рассматривать самые разнообразные дела и в самых разных условиях, приобретают некоторую неряшливость в привычках. Но с этим ничего не поделаешь. Возьмите для примера Минатар. Как там обращаются с судьями… пока судья не вынесет решения, его оставляют без еды и питья. Честно говоря, я не принимаю такое отношение. А вы?

О'Фаррел смутился – этот бойкий молодой человек усмотрел сходство между столь ясными и понятными ритуалами его суда и практикой этих язычников. С досадой он припомнил три куска мясного пирога, обильно политые соусом, и омлет, с которого он начал свой день.

– Ну… иные времена, иные нравы, – пробормотал он.

– О, несомненно. И благодарю вас, что откликнулись на мою просьбу. – Гринберг кивнул на служителей суда, которые уже начали составлять столы.

Лишь сейчас судья сообразил, что все это время подбирал выражения повесомее. Но пока суд да дело, пятнадцать человек уже уселись за стол, и Гринберг отослал бейлифа на поиски пепельницы. Затем он повернулся к технику, который, надев наушники, уже склонился над индикаторами контрольной панели в той неудобной позе, которая почему-то свойственна всем электронщикам.

– Ваше хозяйство в порядке?

Техник сложил колечком большой и указательный пальцы.

– Как часы.

– Отлично. Суд готов.

Техник взял микрофон, четко назвал время, место и дату суда, изложил суть рассматриваемого дела и подчиненность суда, затем назвал имя и звание специального посланника, сбившись в произношении имени Гринберга, но тот не поправил его. Появился бейлиф с охапкой пепельниц и торопливо провозгласил: «Внимание! Внимание! Все, кто имеет отношение к этому делу…»

– Все это неважно, – прервал его Гринберг. – Благодарю вас… Данный суд собрался на предварительное слушание, в ходе которого предстоит разобрать все детали событий, случившихся в прошлый понедельник, причиной которых было внеземное существо, постоянно проживающее здесь и известное под именем «Луммокс». Я имею в виду то огромное животное, которое в данный момент находится в клетке за зданием суда. Бейлиф, если у вас есть снимки этого существа, размножьте их.

– Будет сделано, ваша честь.

– Суд хотел бы довести до всеобщего сведения, что слушание может превратиться в судебное заседание с правом вынесения решения, если суд в силу объективных причин сочтет это необходимым. Другими словами, будьте предельно откровенны перед судом; возможно, он продлится всего один день. Ах да… суд принимает как письменные заявления, так и устные по поводу вышеупомянутого внеземного существа.

– У меня вопрос, ваша честь.

– Да?

– Мой клиент и я не возражаем против предварительного рассмотрения дела. Но я хотел бы осведомиться у суда: можем ли мы вернуться к привычной процедуре, если в этом появится необходимость?

– Данный суд, действующий в пределах Федерации и руководствующийся сводом законов, именуемых «Правила Цивилизации», а также опирающийся на соглашения, договоры, прецеденты между двумя и более планетами, входящими в Федерацию, или с другими цивилизациями, с которыми какая-либо из планет Федерации имеет дипломатические отношения, не связан местными законами. Цель данного суда – установить правду и, кроме того, провозгласить равенство… равенство всех перед законом. Суд не может слепо придерживаться местных законов и обычаев, особенно в случаях, когда они в корне противоречат высшим законоположениям. Там, где местные обычаи носят сугубо ритуальный характер, суд может игнорировать формальности и приступать непосредственно к делу. Понимаете меня?

– Э-э-э… думаю, что да, сэр, – смущенно сказал небольшой человек средних лет. – Я хотел бы внести дополнения позже.

– Каждый участник процесса может внести их в любое время и может быть уверен, что его выслушают. Кроме того, вы можете обжаловать и мое решение. Хотя… – Гринберг тепло улыбнулся. – Сомневаюсь, чтобы это пошло вам на пользу. До сих пор мои решения не подвергались сомнению.

– Я отнюдь не утверждаю, – поспешно сказал человек, – что суд не в состоянии…

– О, конечно, конечно. Давайте к делу. – Гринберг придвинул к себе пачку бумаг. – Итак, перед нами гражданское дело. Торговая корпорация «Бон Марше» против Луммокса, Джона Томаса Стюарта Одиннадцатого… (Это имя не дает мне покоя, – шепнул Гринберг судье О'Фаррелу)… Мэри Брендли Стюарт и… Интересы «Бон Марше» представляет Западная страховая компания. Здесь есть еще один иск, предъявленный мистером К. Ито и его страховой компанией, и еще один от города Вествилла… а также иск от миссис Изабеллы Донахью. А также несколько обвинений уголовного характера… одно за содержание опасного животного, другое за халатность в присмотре за ним и еще одно за создание общественных беспорядков.

Джон Томас был мертвенно бледен. Гринберг посмотрел на него и сказал:

– Навалили на тебя, сынок? Держись бодрее… после приговора всегда появляется аппетит.

Джон Томас ответил кривой улыбкой. Бетти нащупала под столом его колено и крепко сжала.

В стопке была еще одна бумага; Гринберг, не зачитывая, сунул ее среди прочих. Это было прошение, подписанное шефом полиции от имени жителей Вест-вилла, взывающее к суду о необходимости уничтожения «опасного животного, именуемого Луммокс». Вместо этого Гринберг оглядел собравшихся и сказал:

– Итак, кто есть кто? Вот вы, сэр?

Человек, к которому он обратился, был адвокатом, он представился Альфредом Шнейдером и заявил, что представляет интересы «Бон Марше» и Западной страховой компании.

– А этот джентльмен рядом со мной – мистер де Грасс, управляющий магазином.

– Отлично. Будьте любезны, следующий. – Таким образом Гринберг установил, что все главные действующие лица на месте; кроме самого Гринберга список включал еще судью О'Фаррела, Джона Томаса, Бетти, шерифа Дрейзера, миссис Донахью и ее адвоката мистера Бенфилда, мистера Ломбарда, советника вествиллского муниципалитета, адвоката страховой компании мистера Ито (представляющего интересы своего отца), служащих полиции Карнеса и Мендозу (свидетели) и мать Джона Томаса с ее адвокатом мистером Постлом.

– Я считаю, – сказал Гринберг мистеру Постлу, – что вы действуете и в интересах мистера Стюарта?

– О господи, конечно, нет, – прервала его Бетти. – В интересах Джонни действую я.

Гринберг поднял брови.

– А я как раз собирался спросить, что вы здесь делаете? Никак вы его адвокат?

– Н-н-ну… я его советник.

Судья О'Фаррел наклонился вперед.

– Это невозможно, господин Посланник, – прошептал он. – Конечно, она никакой не юрист. Я знаю эту девочку. Она мне нравится… но, откровенно говоря, я совершенно не уверен, что она справится с этим делом. Бетти, вам тут нечего делать, – строго добавил он. – Идите отсюда и перестаньте валять дурака.

– Нет, видите ли, судья…

– Одну минуту, леди, – вмешался Гринберг. – Обладаете ли вы достаточной квалификацией, чтобы действовать в качестве советника мистера Стюарта?

– Конечно. Я стала его советником, потому что он так захотел.

– М-да, весьма убедительно. Тем не менее этого недостаточно. – Он повернулся к Джону Томасу. – Вы согласны?

– Да, сэр.

– Не делай этого, сынок, – прошептал судья О'Фаррел. – Ты об этом пожалеешь.

– Я тоже этого боюсь, – тем же тоном сказал ему Гринберг. Нахмурившись, он обратился к мистеру Постлу: – Готовы ли вы представлять интересы и матери и сына?

– Да!

– Нет! – возразила Бетти.

– Что? Вы считаете, что сможете лучше защитить интересы мистера Стюарта?

Джон Томас покраснел и выдавил из себя:

– Я его не хочу…

– Почему?

Джон Томас упрямо молчал, а Бетти ехидно сказала:

– Потому, что его мать не любит Луммокса, вот почему. И…

– Это неправда! – резко вмешалась в разговор миссис Стюарт.

– Правда… как и то, что это древнее ископаемое, Постл, дует с ней в одну дудку. Они хотят избавиться от Лумми, они оба!

О'Фаррел поднес ко рту носовой платок и натужно закашлялся. Постл побагровел.

– Леди, – серьезно сказал Гринберг, – вам придется встать и извиниться перед мистером Постлом.

Бетти посмотрела на Посланника, моргнула и встала.

– Мистер Постл, – печально сказала она. – Простите, что вы древнее ископаемое. То есть я имела в виду, простите меня за то, что я назвала вас древним ископаемым.

– Садитесь, – торжественно сказал Гринберг. – И впредь следите за собой. Мистер Стюарт, никто не собирается навязывать вам советника без вашего на то желания. Но вы ставите нас перед дилеммой. В сущности, вы еще подросток и выбираете себе в советники такого же подростка. Вся эта ситуация выглядит не лучшим образом. – Он потер подбородок. – Не собираетесь ли вы… или ваш советник… или вы оба… внести дезорганизацию в работу суда?

– Ни в коем случае, сэр, – с подчеркнутой убедительностью сказала Бетти.

– Хм-м…

– Ваша честь…

– Да, мистер Ломбард?

– Все это кажется мне достаточно смешным. Эта девочка не имеет статуса юриста. Она не является членом коллегии адвокатов. Очевидно, что она никогда не выступала в суде. Я далек от мысли указывать суду, что ему надлежит делать, но совершенно ясно, что ее надо выставить и назначить официального советника. Могу ли я сообщить вам, что данное лицо находится здесь и готово приступить к своим обязанностям?

– Можете. Это все?

– Э-э-э… да, ваша честь.

– Хотел бы напомнить вам, что суд также находит недопустимым указывать на то, что ему надлежит делать; надеюсь, это больше не повторится.

– Э-э-э… Да, ваша честь.

– В конце концов, суд имеет право ошибаться. В соответствии с правилами, которыми руководствуется данный суд, отнюдь нет необходимости, чтобы советник имел формальный статус… пользуясь вашими словами, «был членом коллегии адвокатов», дипломированным юристом… Если вы находите данное правило не совсем обычным, разрешите заверить вас, что паства с Дефлая, где обязанности юристов возлагаются на священников, пришла бы от такого требования просто в изумление. Тем не менее я благодарен вам за внесенное предложение. Здесь ли названное вами лицо?

– Здесь, ваша честь. Цирус Эндрю.

– Благодарю вас. Готовы ли вы принять участие в слушании?

– Да. Но мне надо посоветоваться с моим доверителем.

– Естественно. Ну, мистер Стюарт? Может ли суд считать мистера Эндрю вашим советником?

– Нет! – снова вмешалась Бетти.

– Мисс Соренсен, я обращался к мистеру Стюарту. Итак?

Джон Томас посмотрел на Бетти.

– Нет, ваша честь.

– Почему?

– Я отвечу, – перехватила слово Бетти. – Я говорю быстрее, чем он, поэтому я и стала его советником. Мы не хотели бы пользоваться услугами мистера Эндрю, потому что советник муниципалитета настроен против нас из-за глупостей, которые наделал Луммокс… А мистер Эндрю и советник муниципалитета – деловые партнеры, так что их спор в суде будет чистым жульничеством!

Гринберг повернулся к Эндрю.

– Так ли это?

– Видите ли, сэр, у нас в самом деле есть юридическая консультация. Вы должны понять, что в таком небольшом городе…

– Я вполне понимаю вас. Так же, как понимаю возражения мисс Соренсен. Благодарю вас, мистер Эндрю. Садитесь.

– Мистер Гринберг?

– Что еще, леди?

– Я хотела бы обратить ваше внимание вот еще на что. У меня есть смутные подозрения, что кое-кто из тех, кто любит вмешиваться в чужие дела, хотел бы отвести меня от участия в деле. Поэтому я хотела бы предупредить такое намерение. Я – совладелица.