Текст книги "Т. 04 Дорога доблести"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Это сейчас не так важно, – перебил он меня и потянулся к кнопке звонка. – Алиса, попросите мсье Рено зайти ко мне.

А я получил новую пищу для беспокойства. У меня хватило ума в свое время записать имена и адреса прежних владельцев билетов и каждый из них обещал прислать мне талоны, но пока ни один не прислал. Может, они уже получены на Аляске? Что касается выигравшего билета, то я проверил – он раньше принадлежал сержанту из Штутгарта. Вероятно, ему придется что-то заплатить, а не согласится – так вывихнуть руку.

Мсье Рено был похож на утомленного школьного учителя.

– Мсье Рено – наш эксперт в делах такого рода, – объяснил мне менеджер. – Будьте добры, дайте ему ваш билет.

Француз осмотрел его, глаза у него загорелись, он полез в карман, достал ювелирную лупу и вставил ее в глаз.

– Великолепно! – сказал он. – В Гонконге купили?

– В Сингапуре.

Он кивнул, улыбаясь:

– Это одно и то же.

Менеджер не улыбался. Он открыл ящик стола, вынул оттуда билет тотализатора и протянул его мне.

– Мистер Гордон, этот билет я купил в Монте-Карло. Сравните их, пожалуйста.

Мне билеты показались одинаковыми, только с разными серийными номерами, да еще его билет был новехонький и похрустывал.

– А зачем их сравнивать?

– Может, это вам поможет? – Менеджер подал мне большую лупу для чтения.

Билеты тотализатора печатаются на особой бумаге и на них выгравирован портрет в красках. И гравировка, и печать на билетах лучше, чем на денежных знаках в ряде стран.

Я знал, что сколько ни смотри на двойку, в туза она не превратится. Протянул менеджеру его билет:

– Мой поддельный.

– Я этого не говорил, мистер Гордон. Советую вам обратиться к другим экспертам. Например, во Французский банк.

– Да я и сам вижу. Гравировка не такая четкая и ровная, как на вашем. В ряде мест линии прерываются. Лупа показывает, что буквы расплылись. – Я повернулся: – Верно, мсье Рено?

Эксперт пожал плечами с видом ценителя:

– В своем роде дивная работа.

Я поблагодарил и вышел. Конечно, я сверился и во Французском банке, но не потому, что не доверял вынесенному приговору, а потому, что нельзя ни ампутировать ногу, ни выбрасывать на помойку 140 тысяч долларов, не сопоставив мнения экспертов. Этот эксперт даже к лупе не прибегал.

– Подделка, – сказал он. – Цены не имеет.

Вернуться на Иль-дю-Леван я не мог. Я пообедал и зашел повидаться со своей прежней хозяйкой. Моя конура пустовала, и хозяйка разрешила мне в ней переночевать. Заснул я моментально.

Удивительно, но я вовсе не пал духом, как ожидал. Чувствовал я себя хорошо, пожалуй, даже превосходно. Мне удалось испытать ощущения человека, неожиданно ставшего богачом, я познакомился с его радостями и с его горестями. Эти чувства оказались любопытными, но мне вовсе не хотелось начинать все сначала, во всяком случае сейчас.

Все тревоги меня покинули. Единственное, что надо решить, это время отъезда домой, но жизнь на острове была так дешева, что с этим можно было и не торопиться. Более всего меня пугало то, что, внезапно уехав в Ниццу, я потерял из виду Елену Прекрасную, cette grande blonde! Si grande… si belle… si majestueuse! [56]56
  Эта крупная блондинка… такая большая… такая прекрасная… такая импозантная… (фр.).


[Закрыть]В мечтах о ней я и заснул.

Сначала я планировал попасть на самый ранний поезд в Тулон, а затем на первый утренний катер, но прошлый день съел все мои карманные деньги, а будучи в «Американ Экспресс», я позабыл снять деньги со счета. Забыл я и справиться о письмах. Вообще-то я их не ждал, разве что от матери и от тетки. Единственный мой дружок по армии погиб шесть месяцев назад. И все же я решил забежать за письмами, пока мне будут готовить деньги.

Я разрешил себе обильный завтрак. Французы полагают, что мужчина может начать свой день цикорным кофе с молоком и с рогаликами. Надо думать, это и определяет неустойчивость французской политики. Я выбрал кафе в переулке, рядом с большим газетным киоском, единственным в Ницце, где продавались «Старз энд Страйпз», а «Геральд Трибюн» появлялся сразу же после поступления на почту. Заказал дыню, две порции натурального кофе, omlette aux herbes fines [57]57
  Омлет с травками (фр.).


[Закрыть], после чего предался кайфу.

«Геральд Трибюн» отвлекла меня от сибаритских наслаждений. Заголовки были еще хуже, чем обычно, и напомнили, что мне еще предстоит сражаться с миром за место в нем. Не мог же я вечно торчать на Иль-дю-Леван.

Но почему бы не остаться там подольше? Мне все еще ничуть не улыбалась перспектива поступления в колледж, а амбициозные желания иметь трехмашинный гараж были мертвы, как тотализаторный билет. Если третья мировая война готовилась перейти в кипящую фазу, то не было никакого смысла становиться инженером, чтобы ишачить в какой-нибудь Санта-Монике за 6–8 тысяч в год, а потом исчезнуть в огненной буре. Наверняка лучше пожить в свое удовольствие, срывая цветы наслаждения, пока есть возможность радоваться, пока есть доллары и время, а затем… что ж, пойду в морскую пехоту, как отец. Быть может, из меня все же наконец получится капрал?

Я раскрыл страницу «личных объявлений».

Сегодня они были что надо. Помимо предложений обучать йоге и закамуфлированных обращений одних инициалов к другим, было несколько таких, которые читались как новеллы. К примеру: «Награда! Вы собираетесь прибегнуть к самоубийству? Передайте мне право аренды на ваше жилище и вы свои последние дни будете кататься как сыр в масле. Ящик 323, Г.Т.»

Или: «Джентльмен из Индии, не вегетарианец, хочет познакомиться с культурной европейской, африканской или азиатской леди, владеющей спортивной машиной. Цель знакомства – улучшение международных отношений. Ящик 107».

Интересно, как этим можно заниматься в спортивной машине?

Следующее объявление было зловещим: «Гермафродиты всего мира, вставайте! Нам нечего терять кроме своих цепей. Тел. Опера, 59–09».

А одно объявление начиналось словами: «Вы трус?»

О да, разумеется, в том случае, если дается альтернатива!

Я прочел: «Вы трус? Тогда это не для вас. Срочно требуется храбрый человек, лет 23–25, отличного здоровья, минимум 6 футов ростом, весом около 190 фунтов, хорошо говорящий по-английски и немного по-французски, владеющий всеми видами оружия, желательно с некоторыми познаниями в инженерном деле и математике, любящий путешествовать, не связанный семейными и эмоциональными узами, смелый и решительный, красивый лицом и телом. Постоянное место, высокая оплата, интересные приключения, опасности гарантируются. Обращаться лично. Дом 7, Рю Данте, 2-й этаж, квартира Д».

Насчет лица и фигуры я прочел с некоторым облегчением: мне сначала показалось, что некто, обладающий чувством черного юмора, выкинул эту шутку специально для меня. И этот некто прекрасно осведомлен о моей привычке читать отдел личных объявлений в «Геральд Трибюн».

Судя по адресу, место, куда следовало явиться, находилось всего в сотне ярдов от моего кафе. Я перечел объявление еще раз, потом оплатил addition [58]58
  Счет в ресторане (фр.).


[Закрыть], оставил приличные чаевые, прошел к киоску, купил «Старз энд Страйпз», дошел до «Американ Экспресс», получил деньги, забрал почту и отправился на вокзал. До следующего поезда на Тулон оставался еще час, и я зашел в бар, заказал пива и расположился за столиком.

Мама огорчалась, что я не застал их в Висбадене. В письме сообщалось о болезнях ребятишек, о высоких ценах на Аляске и выражалось сожаление, что им пришлось покинуть Германию. Я сунул конверт в карман и взялся за «Старз энд Страйпз».

И тут же прочел: «Вы трус?» – это было то же самое объявление – от начала до конца. С проклятием я отшвырнул газету прочь.

Было еще три письма. Одно приглашало меня прислать пожертвование атлетической ассоциации моего бывшего колледжа. В другом предлагалось помочь мне в выборе выгодных объектов для инвестирования денег всего за 48 долларов в год. Самое последнее письмо было заключено в простой конверт без марки и явно принесено в «Американ Экспресс» посыльным.

В конверте лежала газетная вырезка, начинавшаяся словами «Вы трус?». Она ничем не отличалась от того, что я уже прочел, кроме того, что слова «Обращаться лично» были жирно подчеркнуты.

Схватив такси, я помчался на рю Данте. Если я потороплюсь, то еще успею разобраться с автором этой шутки и попасть на свой тулонский поезд. Номер 7-й был в верхней части улицы. Я взбежал по ступенькам и, уже подходя к квартире Д, столкнулся с человеком, который из нее выходил. Он был шести футов ростом, с красивым лицом и классной фигурой, которого легко можно было принять за гермафродита.

Табличка на дверях гласила на английском и французском языках: «Доктор Бальзамо. Прием по договоренности». Имя показалось мне знакомым и с какой-то примесью фальши, но я не стал вспоминать, откуда его знаю. Я толкнул дверь.

Приемная была обставлена так, как любят обставлять свои конторы пожилые французские стряпчие или новомодные проходимцы. За письменным столом восседало нечто, похожее на гнома с насмешливой улыбкой, жесткими глазами, необычайно розовым лицом и лысиной и с неопрятной седой бахромой за ушами. Он пристально поглядел на меня и хихикнул:

– Привет! Так это ты и есть герой? – Внезапно гном выхватил револьвер, длиной чуть ли не в половину собственного роста и наверняка такой же тяжелый, и направил его на меня. Сквозь дуло вполне мог бы проехать целый «Фольксваген».

– Да не герой я! – мрачно буркнул я в ответ. – Я трус. И пришел сюда, чтобы выяснить, кто занимается этими дурацкими шуточками. – Тут я скользнул в сторону, отбил в бок страшенную пушку, ударил гнома по запястью и отнял у него револьвер. После чего вручил его обратно. – Не надо играть с такими игрушками, иначе мне придется забрать его насовсем. Я тороплюсь. Это вы Бальзамо? Вы дали объявление?

– Тихо, тихо, тихо! – произнес гном, вовсе не казавшийся рассерженным. – Ишь какой порывистый юноша! Нет, доктор Бальзамо – там! – И он повел бровями в сторону двух дверей в левой стене, потом нажал кнопку на столе (в комнате это была единственная вещь моложе Наполеона). – Иди. Она ждет.

– Она? А в какую дверь?

– Ах, трудно догадаться, где леди, а где тигр? Да какое это имеет значение? Особенно в далекой перспективе? Герой выберет правильно, трус же ошибется, будучи уверен, что я совру. Allez-y! Vite, vite! Schnell! [59]59
  Иди же! Скорей, скорей! (фр.) Торопись (нем.)!


[Закрыть]Твой выход, Мак!

Я хмыкнул и рванул правую дверь.

Доктор стояла спиной ко мне возле какого-то прибора у дальней стены. На ней был один из тех белых, застегнутых до самой шеи халатов, которые так любят медики. Слева от меня находился хирургический стол для осмотров, справа – очень современная шведская кушетка. Были там еще шкафы из нержавейки и стекла, а на стенах дипломы в рамках. Комната выглядела так же современно, как не современно – приемная.

Когда я закрыл дверь, она обернулась, взглянула на меня и тихо сказала:

– Я очень рада, что ты пришел. – Потом улыбнулась, чуть слышно прошептала: – Ты прекрасен! – и оказалась в моих объятиях.

Глава 4

Минуту и сорок секунд плюс несколько столетий спустя доктор Бальзамо – Елена Прекрасная оторвала свои губы от моих, отвела их на расстояние дюйма и шепнула:

– Отпусти меня, разденься и ляг на стол для осмотра.

Я чувствовал себя так, будто проспал часов девять, принял душ Шарко и сделал несколько глотков холодного как лед аквавита на голодный желудок. Все, что было угодно ей, было желанно и для меня. Но ситуация требовала особо остроумной реплики, так что я открыл рот:

– А?

– Ну пожалуйста! Я знаю, что ты – тот, кто нужен, но тем не менее должна осмотреть тебя.

– Ну… ладно… – согласился я. – Тут ты командуешь, – и начал расстегивать рубашку. – А ты действительно доктор медицины?

– Да, это тоже, среди прочих профессий.

– Но зачем тебе нужно осматривать меня? – спросил я, сбрасывая туфли.

– Хотя бы из-за ведьминых меток. Их, конечно, нет, я знаю. Но нужно выяснить и много других показателей. Чтобы защитить тебя.

Стол был очень холодный. И почему не делают теплых подкладок?

– Тебя зовут Бальзамо?

– Это одно из моих имен, – ответила она рассеянно, нежно трогая меня пальцами то тут, то там. – Это семейное имя.

– Обожди-ка! Граф Калиостро?

– Это один из моих дядюшек. Да, он носил это имя. Хотя, во-обще-то говоря, оно ему принадлежало не более чем имя Бальзамо. Дядя Жозеф был плохой человек и довольно большой лгун. – Она дотронулась до старого маленького шрама. – Тебе вырезали аппендикс?

– Да.

– Отлично. Покажи-ка свои зубы.

Я широко раскрыл рот. Возможно, лицо у меня и подгуляло, но зубы вполне годятся для рекламы «Пепсодента».

– Следы флюорита. Ладно, а теперь мне надо взять у тебя кровь для анализа.

Она могла бы, если б захотела, прокусить мне прямо вену на шее, и я бы не только не удивился, а, вернее всего, попросту ничего не заметил бы. Однако она сделала все как обычно, взяв у меня 10 миллилитров из вены на сгибе локтя. Отлила немного в пробирку и поместила ее в аппарат, стоявший у стены. Тот заурчал и защелкал, а она вернулась ко мне.

– Послушай, принцесса, – начал я.

– Я не принцесса.

– Но я же не знаю, как тебя зовут, ты намекнула, что твоя фамилия вовсе не Бальзамо, а доктором я тебя звать не хочу. – Я и в самом деле не хотел звать ее доктором – эту самую очаровательную женщину, которую когда-либо видел, не хотел, особенно после того поцелуя, который стер память о других поцелуях, сколько бы их ни было раньше. Вот уж нет!

Она подумала.

– У меня много имен… а как бы ты хотел меня звать?

– А одно из этих имен, случаем, не Елена?

Ее улыбка была как скользящий солнечный зайчик, и я увидел, как от улыбки у нее появляются ямочки на щеках. Выглядела она лет на шестнадцать, совсем девушка, надевшая свое первое бальное платье.

– Ты очень галантен. Нет, она мне даже не родственница. Это было так давно, так давно. – Она повернулась ко мне: – Хочешь, зови меня Иштар [60]60
  Иштар – богиня плодородия и плотской любви из аккадско-вавилонского пантеона богов.


[Закрыть].

– Это одно из твоих имен?

– Пожалуй, только надо сделать скидку на транскрипцию и акцент. Можно, и это будет очень близко, звать меня Астар, или Эстер, или даже Эстрелитта.

– Астар! – повторил я. – Стар – Звезда. Счастливая Звезда.

– Я и хочу быть для тебя счастливой звездой, – сказала она серьезно. – В общем, называй как хочешь. А как я буду звать тебя?

Я задумался. Мне, разумеется, не хотелось вытаскивать на свет божий свою старую спортивную кличку «Флэш». Армейское прозвище, которое продержалось дольше других, просто невозможно было произнести в дамском обществе. Хотя я сам предпочитал его имени, данному при крещении. Видимо, мой отец очень гордился своими предками, но разве это основание для того, чтобы назвать ребенка мужского пола Ивлин Сирил? Из-за него мне пришлось научиться драться куда раньше, чем читать. Пожалуй, кличка, приставшая ко мне в госпитале, сойдет лучше всего.

– О, Скар [61]61
  Скар – шрам, рубец (англ.).


[Закрыть], пожалуй, не такое плохое имя.

– Оскар, – повторила она. – Гордое имя! Имя для настоящего героя, – своим голосом она как будто ласкала это имя.

– Нет! Не Оскар, а «Скар» – «Меченый». Из-за этого вот.

– Нет! Теперь твое имя будет Оскар, – сказала она твердо. – Оскар и Эстер, Шрам и Звезда. – Она легко прикоснулась к шраму. – А тебе не нравится эта метка героя?

– Что? О, нет, я к нему уже привык. Он помогает мне понять, кто это такой, когда я смотрюсь в зеркало.

– Хорошо, мне он нравится, ведь он был у тебя, когда мы встретились впервые. Но если ты захочешь убрать его, только скажи.

Аппарат у стены снова защелкал. Она повернулась и вытащила из аппарата длинную ленту, пробежала ее глазами и тихонько присвистнула.

– Это займет немного времени, – сказала она весело и подкатила прибор к столу. – Лежи тихо, пока Хранитель будет подключен к тебе, расслабься и дыши ровно. – Она прикрепила ко мне около полудюжины датчиков, и они крепко присосались в тех местах, куда она их приложила. На собственную голову Стар водрузила нечто, сначала показавшееся мне каким-то странным стетоскопом, хотя в надетом виде он закрыл ей оба глаза.

– Изнутри ты тоже хорош, Оскар. Нет, помолчи-ка еще, – Она положила руку мне на плечо, и я замер. Минут через пять Стар сняла руку и отсоединила все датчики. – Вот и все, – оживленно произнесла она. – Больше ты никогда не испытаешь простуды, мой герой, не будет у тебя и приступов расстройства желудка, подхваченного в джунглях. А теперь пройдем в другую комнату.

Я слез со стола и взялся за свои шмотки. Стар сказала:

– Там, куда мы направляемся, они не нужны. Там ты получишь полную экипировку и оружие.

Я остановился, держа в одной руке туфли, а в другой брюки.

– Стар?..

– Да, Оскар?

– Скажи мне, в чем дело? Это ты дала объявление? И оно действительно предназначалось мне? Ты в самом деле собираешься нанять меня для выполнения какого-то замысла?

Она глубоко вздохнула и спокойно ответила:

– Объявление дала я. Оно предназначено тебе и только тебе. Да, есть работа, которую ты должен выполнить… как мой рыцарь. Будут и увлекательные приключения, и несметные сокровища, и большие опасности, так что, возможно, ни один из нас не доживет до конца. – Она посмотрела мне прямо в глаза: – Итак, сэр?

Мелькнула мысль, что, видимо, уже давно, незаметно для себя, я попал в сумасшедший дом. Вслух я, однако, ничего не сказал, так как там, где я сидел, Стар уж никак не могла быть. А мне безумно хотелось, хотелось больше всего на свете быть с ней. Я сказал:

– Принцесса… ты получила своего мальчика на побегушках.

Стар с облегчением вздохнула:

– Тогда быстрее. Времени мало. – Она провела меня через дверь, находившуюся за шведской кушеткой, расстегивая по пути халат, распуская «молнию» на юбке и сбрасывая одежду прямо на пол. В мгновение ока она оказалась в том же виде, что тогда – на пляже.

Стены комнаты были окрашены в темный цвет, в ней не было окон, и тусклый свет падал неизвестно откуда. Два низких ложа стояли рядом друг с другом, они были черного цвета и походили на гробы. Другой мебели не было и в помине. Когда дверь за нами закрылась, я поразился мертвой тишине, стоявшей в комнате, – голые стены не отражали ни звука.

Оба ложа стояли в центре круга, очерченного мелом или белой краской на голом полу и являвшегося частью более сложного узора. Мы вошли внутрь рисунка, Стар повернулась ко мне спиной и, присев на корточки, провела какую-то завершающую линию. Даже в этой позе она не казалась вульгарной, даже на корточках, даже с грудью, почти касающейся пола.

– Что это? – спросил я.

– Карта, пользуясь которой мы отправимся туда, куда нам надо.

– Она больше похожа на пентаграмму.

Стар пожала плечами:

– Пусть будет так. Это действительно Пятиугольник Мощи. А лучше сказать – схема соединения. Но, мой герой, у меня нет времени для объяснений. Пожалуйста, ложись скорее.

Я лег на указанное мне правое ложе, но не мог оставить тему без завершения:

– Стар, ты колдунья?

– Если хочешь. Но прошу тебя, прекрати разговоры. – Она легла и протянула мне ладонь, – Соединим руки, милорд. Так надо.

Ее рука была мягкой, теплой и безукоризненно красивой. Внезапно свет стал красным, потом погас. Я заснул.

Глава 5

Проснулся я от пения птиц. Рука Стар все еще лежала в моей. Я повернул к ней лицо, и она улыбнулась:

– Доброе утро, милорд!

– Доброе утро, Принцесса. – Я осмотрелся. Мы все еще лежали на тех черных ложах, только теперь они стояли под открытым небом в поросшей травой лощине, окруженной деревьями, а где-то совсем рядом тихонько журчал ручеек. Место было такое живописное, что казалось, его собирали листок к листку неторопливые руки старых японских садовников. Теплый солнечный свет струился сквозь решето листвы, расцвечивая золотистое тело Стар. Я глянул на солнце.

– Это утро? – Мог быть и полдень, и даже после полудня, но тогда, значит, солнце садилось, а не вставало.

– Здесь снова утро.

Внезапно моя «шишка направления» полностью вышла из повиновения, и голова закружилась. Неспособность определить направление оказалась для меня чувством совершенно непривычным и малоприятным. Я не мог определить, где находится север. Спустя несколько секунд все стало на свои места. Север был вон там, вверх по течению ручья, а стало быть, солнце действительно вставало, было эдак часов девять утра, и вскоре солнцу предстояло пройти через северный квадрант неба. Значит – южное полушарие. Пугаться нечего. Подумаешь, делов-то! Просто сделали дураку укол какого-то наркотика, когда проходил медосмотр, сунули его на борт «Боинга 707», перебросили в Новую Зеландию, дозаправив его зельем во время полета. Когда понадобится – разбудят.

Однако я ничего не сказал вслух, да… и не все додумал до конца, поскольку дело обстояло совсем не так, как я полагал.

Стар села.

– Ты голоден?

Тут я почувствовал, что омлет, съеденный несколько часов назад (а сколько именно, никто не знает), явно недостаточен для ребенка, вошедшего в период роста. Я тоже сел и перебросил ноги на траву.

– Съел бы целую лошадь!

Она улыбнулась:

– Боюсь, что лавка «La Societe Anonyme de Hippophage» [62]62
  Анонимное общество поедателей конины (фр.).


[Закрыть]уже закрыта. Может, ограничимся форелью? Нам все равно придется немного подождать, так что времени для приготовления завтрака у нас сколько угодно. И не бойся, это место защищено.

– Защищено?

– Да, безопасно.

– Ладно. А как насчет удилища и крючков?

– Сейчас покажу. – Но показала она мне, не как ловить рыбу на удочку без наличия последней, а как ловить ее руками.

С этим способом, впрочем, я был знаком с детства. Мы вошли в прелестный ручей, с приятно прохладной водой, стараясь двигаться как можно тише, и выбрали местечко как раз под нависающей скалой, местечко, где форели любят собираться и общаться, едва-едва поводя плавниками. Что-то вроде рыбьего эквивалента клуба для джентльменов. Данный способ лова основан на том, что вы добиваетесь доверия рыбы, а потом ее бесчестно обманываете. Уже через две минуты я поймал первую форель фунта на два-три и выбросил ее на берег, а Стар ухватила почти такую же.

– Сколько ты можешь съесть? – спросила она.

– Вылезай и обсушись, – отозвался я. – Попробую выловить еще одну штучку.

– Тогда, пожалуй, лучше возьми еще две или три, – подытожила она. – Скоро прибудет Руфо.

– Кто?

– Твой слуга.

Спорить я не стал. Подобно Черной Шахматной Королеве я готов был до завтрака поверить целым семи нелепостям, а потому занялся добычей этого самого завтрака. Я ограничился всего двумя рыбами, так как последняя оказалась самой крупной из всех когда-либо виденных мной форелей. Рыбы, казалось, сами становились в очередь на право быть пойманными.

К этому времени Стар уже развела костер и тут же принялась чистить рыбу с помощью острого кремня. Что ж, любой скаут женского пола и любая колдунья должны уметь разводить костер без спичек. Я и сам – если дадут несколько часов и гарантируют удачу – могу сделать то же самое при помощи двух кусков сухого дерева. Однако я не заметил таких кусков поблизости. Я сел на корточки и, перехватив у Стар ее работу, начал чистить форель.

Вскоре она вернулась с какими-то фруктами, похожими на яблоки, но почти вишневого цвета, а также с изрядным количеством грибов вроде шампиньонов. Все это она несла на широком листе, схожем с листом канны или ти, но только еще больше, почти как у банана.

У меня потекли слюнки:

– Эх! Еще бы чуточку соли.

– Поищу. Только боюсь, что она будет хрустеть на зубах.

Стар приготовила рыбу двумя способами: обжарила на огне, подвесив на свежесрубленной зеленой ветке, и испекла на плоской известняковой плите, на которой разводила костер. Угли она сгребла в сторону, а на раскаленную плиту положила рыбу и зашипевшие сразу же грибы. В таком виде рыба показалась мне вкуснее всего.

Маленькая нежная травка оказалась местной разновидностью зеленого лука, а крошечный клевер по вкусу почти не отличался от щавеля. Эти травки вместе с солью (грубой и действительно скрипевшей на зубах, а возможно, и многократно лизанной какими-нибудь животными, что мне было абсолютно безразлично) придавали форели совершенно неописуемый вкус. Думаю, сюда внесли свою лепту еще и погода, и живописная местность, да и сама компания Стар, последнее в особенности.

Я все раздумывал, как бы это поделикатнее сказать: «Как насчет того, чтобы нам провести тут вдвоем ближайшую тысячу лет и как угодно – в браке или без. А кстати, ты замужем?» Но тут нас прервали. И очень жаль, так как мне как раз удалось сложить в уме довольно изящную и очень оригинальную фразу для выражения этой простой, но старой как мир мысли.

Пожилой лысый гном – владелец револьвера-переростка – возник за моей спиной и тут же принялся браниться. Я был совершенно уверен, что он ругался на чем свет стоит, хотя язык мне был незнаком. Стар повернулась к гному, что-то спокойно сказала ему на том же языке, подвинулась, освобождая место, и протянула ему форель. Он схватил рыбу и откусил от нее огромный кусок, бормоча уже по-английски:

– В следующий раз ничего ему не заплачу. Вот увидишь!

– А не надо было пытаться обжуливать его, Руфо. Возьми-ка грибов. А где багаж? Мне надо переодеться.

– Вон там! – И он снова принялся пожирать рыбу.

Руфо был прекрасным доказательством того, что некоторым людям лучше всегда быть одетыми. У него была ярко-розовая кожа и весьма солидный животик. В то же время мускулатура у него была что надо, чего я и не подозревал, иначе был бы куда осторожнее, отнимая у него пушку. В глубине души я решил, что, если нам случится схватиться в индейской борьбе, мне придется прибегнуть к какой-нибудь нечестной уловке.

Он взглянул на меня сквозь полтора фунта форели и спросил:

– Не желает ли милорд переодеться?

– А? После того, как ты позавтракаешь. И к чему этот титул «милорд»? Ведь последний раз, когда мы встречались, ты запросто тыкал мне в физиономию своей пушкой.

– Очень сожалею, милорд. Но Она велела так поступить… А когда Она приказывает, приходится повиноваться, сами понимаете.

– Меня это устраивает. Кто-то же должен командовать. А меня зови просто Оскар.

Руфо глянул на Стар, она кивнула. Он ухмыльнулся:

– О’кей, Оскар. Претензий нет?

– Никаких.

Он положил рыбу на камень, вытер ладонь о голое бедро и протянул мне:

– Отлично. Значит, вы будете рубить, а я вывозить.

Мы пожали друг другу руки, причем каждый попытался испытать силу другого. Кажется, мне удалось чуть перебороть Руфо, но я вынес впечатление, что не иначе он когда-то занимался кузнечным ремеслом.

Стар казалась очень довольной, у нее снова появились ямочки на щеках. Она уютно устроилась у огня и стала похожа на лесную нимфу, занятую чаепитием во время обеденного перерыва. Внезапно она протянула мне свою сильную тонкую руку и положила ее поверх наших.

– Мои храбрые друзья! – сказала она серьезно. – Мои славные мальчики. Руфо, все будет хорошо.

– Вам был Знак? – с интересом спросил он.

– Нет, только предчувствие. Я совершенно спокойна.

– Вряд ли можно что-нибудь утверждать определенно, – возразил Руфо, – пока мы не рассчитались с Игли.

– Оскар справится с Игли. – Стар поднялась каким-то необыкновенно гибким движением, – Кончай с рыбой и распаковывай. Мне нужна одежда. – Она сразу стала очень деловитой.

Стар была многолика – ничуть не меньше, чем целый взвод из Женской Вспомогательной Службы. И заметьте – это не гипербола. В этой женщине заключились все прочие – от Евы, раздумывающей, какой из двух фиговых листков пойдет ей больше, до современной дамы, которая жаждет оказаться в недрах самого модного магазина совершенно голой, но с чековой книжкой в руках. Когда я встретил ее впервые, она казалась чуть ли не «синим чулком», интересующимся проблемами одежды не более, чем я сам. У меня же лично одежда не вызывала вообще никаких эмоций. Быть представителем нынешнего поколения нерях – значит получить существенную добавку к студенческому бюджету, ибо самые простые джинсы считаются тут au fait [63]63
  Здесь – вполне допустимыми (фр.).


[Закрыть], а пропахшая потом рубашка последним писком моды.

При второй нашей встрече Стар была одета в лабораторный халат и узкую юбку, в которых умудрялась выглядеть одновременно и деловой женщиной, и славным парнем. Но сегодня – в это утро, или как его там назвать, она была полна женственности и жизни. Она отдавалась рыбной ловле с такой страстностью, что не могла сдержать восторженных воплей. А через несколько секунд она уже превратилась в девчонку-скаута, с пятнами сажи на щеках, с волосами, небрежно заброшенными за плечо, чтобы уберечь их от огня, пока готовила завтрак.

Теперь же это была Вечная Женщина, которой предстояло заняться разборкой Новых Нарядов. Я-то понимал, что надеть на Стар платье было все равно что покрасить масляной краской королевские драгоценности, но следовало признать, что если мы не собираемся играть в «Я – Тарзан, ты – Джейн» в этой лощине до времени, пока нас не разлучит смерть, то какая-то одежда, хотя бы для того, чтобы охранять великолепную кожу Стар от сучков и терниев, определенно понадобится.

Багаж Руфо оказался чем-то вроде небольшой черной шкатулки, размерами и формой походившей на пишущую машинку. Он раскрыл ее.

И еще раз раскрыл.

И раскрыл очень много раз.

И продолжал раскрывать до тех пор, пока эта штуковина не приобрела размеры небольшого грузовичка, доверху набитого множеством вещей. Поскольку дома меня прозвали «Правдивым Джеймсом» сразу же, как я начал говорить, то вам придется предположить, что я стал жертвой галлюцинаций, вызванных гипнозом или наркотиками.

Что касается меня лично, то я твердой точки зрения не имею. Всякий, кто изучал математику, знает, что внутренняя поверхность предмета теоретически не обязательно меньше наружной, а каждый, кому довелось видеть, как какая-нибудь толстуха пролезает сквозь узкую щель, знает, что эта теория находит и практическое доказательство. Шкатулка Руфо была лишь расширенным изданием указанного постулата.

Первым делом Руфо достал из шкатулки здоровенный сундук из тикового дерева. Стар тут же открыла его и принялась вытаскивать из таинственных глубин всевозможные прозрачные прелести.

– Оскар, что ты думаешь об этом? – Она прижимала к груди длинное зеленое платье, разглаживая юбку на одном из бедер для лучшего обозрения, – Тебе нравится?

Еще бы мне не нравилось! Если это был оригинал (а я и подумать не мог, что Стар наденет жалкую копию), то не стоило пытаться даже вообразить его цену.

– Шикарная тряпочка! – сказал я. – Но, послушай, мы же вроде собирались путешествовать?

– Совершенно верно.

– Но я не вижу поблизости ни одной стоянки такси. Ты не боишься, что платье порвется?

– Оно не рвется. И я не собираюсь его носить. Я хочу только показать его тебе. Разве оно не великолепно? Хочешь, я пройдусь в нем, как манекенщица? Руфо, где мои сандалии на высоких каблуках, ну те, что с изумрудами?

Руфо ответил на том же языке, на котором ругался в минуту своего прибытия. Стар лишь пожала плечами и сказала:

– Успокойся, Руфо. Игли подождет. И кроме того, мы все равно не сможем с ним встретиться раньше завтрашнего утра. Да и милорду Оскару еще надо выучиться здешнему языку… – И все же она бросила это зеленое роскошество обратно в сундук.