Текст книги "НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 6"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

Соавторы: Эрик Фрэнк Рассел,Роберт Альберт Блох,Ольга Ларионова,Альфред Бестер,Георгий Гуревич,Илья Варшавский,Генрих Альтов,Игорь Росоховатский,Геннадий Гор,Лидия Обухова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Он удалился, довольный найденным решением. Бэрмен мрачно уставился на переборку, потом облизнул губы – раз и другой.

Контр-адмирал Вейн В. Кассиди прибыл точно в назначенное время. Он был приземист, толст, с багровым лицом и глазами дохлой рыбы. Он не шел, а важно вышагивал.

– Ну, капитан, я надеюсь, у вас все в полнейшем порядке.

– Как всегда, – немедленно заверил его Макноот. – Я слежу за этим.

Он говорил весьма уверенно.

– Прекрасно! – одобрил Кассиди. – Я ценю командиров, которые понимают свою ответственность. К сожалению, должен сказать, что это не всегда так. – О и спустился в главный люк и холодным взором отметил свежую эмалевую краску. – С чего вы хотите начать: с носа или кормы?

– Опись составлялась от носа к корме. Можно в таком же порядке и проверить ее.

– Очень хорошо. – Контр-адмирал неторопливо направился в носовую часть палубы, но по дороге остановился, погладил Желтка и осмотрел его ошейник. – Хорошо упитан, я вижу. Приносит это животное пользу?

– Он спас на Мардии пять жизней, пролаяв в знак предостережения.

– Подробности, я полагаю, внесены в бортовой журнал?

– Да, сэр. Журнал находится в штурманской рубке, и вы можете его проверить.

– Мы дойдем до него в свое время. – Контр-адмирал вошел в носовую кабину, сел, принял из рук Макноота папку и начал в деловом темпе; – К1. Лучевой компас, типа D, одна штука.

– Вот он, сэр, – показал Макноот.

– Все еще исправно работает?

– Да, сэр.

Они продолжали проверку, достигли рубки внутренней связи, помещения вычислительных машин, посетили ряд других мест и вернулись к камбузу. Бланшар, красовавшийся в свежевыглаженном белом костюме, недоверчиво оглядел пришельца.

– В147. Электронная плита, одна штука.

– Вот она, – промолвил Бланшар, – пренебрежительно указывая на плиту.

– Работает удовлетворительно? – осведомился Кассиди, окидывая его рыбьим взглядом.

– Маловата, – объявил Бланшар. Выразительным жестом он охватил весь камбуз. – Все недостаточно велико. Само помещение мало. Все слишком мало. Я chef d cuisine,[6]6
  Главный повар (франц.)


[Закрыть] а весь камбуз – как чулан.

– Это военный корабль, а не лайнер для увеселительных поездок! – оборвал его Кассиди. Он хмуро посмотрел на ведомость.

– В148. Хронометрическое приспособление к электронной плите, со шнуром и штепселем. Одна штука.

– Вот, – буркнул Бланшар, готовый вышвырнуть весь этот «хлам» в ближайший иллюминатор.

Проверяя наличие по ведомости, Кассиди все ближе и ближе подбирался к опасному месту. Нервное напряжение у окружающих нарастало. Наконец он дошел до критической точки и провозгласил:

– В1098. Кор. еc. Одна штука.

– Morbleu! [7]7
  Черт возьми! (франц.)


[Закрыть] – возмутился Бланшар. Глаза его метали искры. – Я уже говорил и повторяю: никогда не было…

– Кор. еc находится в радиорубке, сэр, – поспешно вмешался Макноот.

– Вот как? – Кассиди снова заглянул в ведомость. – Почему же он назван вместе с оборудованием камбуза?

– Когда на корабле монтировали оборудование, кор. еc. поместили в камбузе, сэр. Это один из тех переносных приборов, которые нам разрешили устанавливать где удобнее.

– Гм, гм! Тогда его надо было перенести в ведомость радиорубки. Почему вы этого не сделали?

– Я ожидал вашего указания, сэр.

Рыбьи глаза отразили удовлетворение.

– Да, вы поступили вполне правильно, капитан. Я сейчас перенесу сам. – Он зачеркнул статью на листе 9 и перенес ее на лист 16. Поставил очередной шифр; В1099. Ошейник с надписью, кожаный, Ах, да, я его видел. Он был на собаке.

Контр-адмирал поставил «птичку». Часом позже он прошагал в радиорубку. Бэрмен встал, расправил плечи, но его руки и ноги непроизвольно задвигались. Он широко раскрыл глаза и молча устремил умоляющий взгляд на Макноота, Старший радист был похож на человека, к которому в штаны забрался дикобраз.

– В1098. Кор. ес. Одна штука, – продолжал Кассиди своим обычным тоном человека, не терпящего глупостей.

Двигаясь толчками, как слегка разладившийся робот, Бэрмен взял в руки небольшой ящик. Его передняя стенка была оснащена циферблатами, выключателями и цветными лампочками. Все это было похоже на машинку для выжимания соков, созданную плохим радиолюбителем. Бэрмен щелкнул одним или двумя выключателями. Лампочки вспыхнули и замелькали в разнообразных сочетаниях.

– Вот он, – с трудом проговорил Бэрмен.

– Ага! – Кассиди встал со стула и передвинулся ближе. – Не помню, чтобы я видел раньше такой прибор. Но ведь теперь выпускают столько моделей одного и того же изделия. Он все еще работает исправно?

– Да, сэр.

– Это одно из самых полезных приспособлений на корабле, – добавил от себя Макноот.

– А каково, собственно, его назначение? – спросил Кассиди, ожидая от Бэрмена небывалых откровений.

Бэрмен побледнел. Макноот пришел ему на выручку:

– Полное объяснение было бы сложно и носило бы очень специальный характер. Но, если выразить идею прибора проще, он дает нам возможность находить равновесие между противоположными полями тяготения. Колебания источников света указывают степень неуравновешенности в данный момент.

Узнав о таких ценных свойствах прибора, Бэрмен обнаглел.

– Идея тут очень глубокая, – сказал он. – Все основано на постоянной Вральмана.

– Я понимаю, – отозвался Кассиди, хотя ничего не понял. Он снова сел, отметил «птичкой» кор. ес и продолжал: – Т44. Автоматическая распределительная доска на сорок линий внутренней связи. Одна штука.

– Вот она, сэр.

Кассиди, мельком взглянув на распределительную доску, опять уткнулся в ведомость. Остальные воспользовались маленькой передышкой, чтобы утереть пот со лба.

Победа одержана!

Все великолепно!

Ха-ха!

Контр-адмирал Кассиди отбыл довольный и наговорил комплиментов. Не прошло и часа, как экипаж сломя голову устремился в город. Макноот и Грегори по очереди уступали тяге неоновых огней. Ближайшие пять суток царили покой и веселье.

На шестой день Бэрмен принес радиограмму и бросил ее на стол, ожидая реакции капитана. У старшего радиста был блаженный вид человека, узнавшего, что его добродетели скоро будут вознаграждены.

ТЕРРА, ШТАБ-КВАРТИРА. «НЕУГОМОННОМУ». НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ СЮДА ДЛЯ КАПИТАЛЬНОГО РЕМОНТА И ПЕРЕОБОРУДОВАНИЯ. ПОЛУЧИТЕ УСОВЕРШЕНСТВОВАННУЮ СИЛОВУЮ УСТАНОВКУ.

ФЕЛЬДМЕН, КОМАНДУЮЩИЙ СИРИУССКОЙ СЕКЦИЕЙ ВОЗДУШНОГО ФЛОТА.

– Назад на Терру! – с восхищением произнес Макноот. – Капитальный ремонт-это отпуск не меньше чем на месяц. – Он посмотрел на Бэрмена. – Передайте всем дежурным офицерам, пусть сейчас же отправляются в город и прикажут людям возвращаться на борт. Узнав, в чем дело, они бегом прибегут.

– Есть, сэр! – с веселой улыбкой произнес Бэрмен.

Все продолжали весело улыбаться и две недели спустя, когда Сириусский порт остался далеко позади, а солнце превратилось в тусклое пятнышко в искрящейся мгле звездного поля впереди корабля. Еще одиннадцать недель ходу, однако стоит потерпеть. Назад на Терру. Ура!

Но после того, как однажды вечером Бэрмену вдруг открылась страшная правда, улыбки в капитанской каюте сразу исчезли. Старший радист вошел, жуя нижнюю губу, и остановился в ожидании, когда Макноот кончит вносить записи в бортовой журнал.

Наконец Макноот оттолкнул от себя журнал, поднял глаза, нахмурился:

– Что с вами? Живот схватило, а?

– Нет, сэр. Я просто думаю.

– Неужели это так больно?

– Я думаю, – похоронным тоном повторил Бэрмен. – Мы возвращаемся для капитального ремонта. Вы понимаете, что это значит? Мы уйдем с корабля, а вместо нас нахлынет целая орда специалистов. – Он трагически уставился на капитана. – Я сказал – специалистов!

– Конечно, это будут специалисты, – согласился Макноот. – Нельзя, чтобы оборудование монтировала и регулировала компания болванов.

– Обыкновенного специалиста мало, чтобы отрегулировать кор. ес. Для этого нужен гений.

Макноот откинулся на стуле. Выражение его лица изменилось так быстро, словно он сменил маску.

– Елки зеленые! – воскликнул капитан. – А я – то начисто забыл всю эту историю! На Терре нам не удастся обморочить тамошних молодчиков научными фокусами.

– Не удастся, сэр, – подтвердил Бэрмен. Он больше ничего не сказал, но лицо его прямо-таки вопило: «Вы утопили меня в этой трясине, вы и вытаскивайте!» – Он ждал, глядя на Макноота, погрузившегося в раздумье, потом напомнил о себе:

– Что вы предложите, сэр?

Мало-помалу лицо Макноота осветила довольная улыбка.

– Разбейте это устройство и бросьте осколки в мусоропровод.

– Это не решит проблемы, – возразил Бэрмен. – У нас по – прежнему будет недостача одного кор. еса.

– Ничего подобного! Я доложу, что он погиб от случайностей, неизбежных в космосе. – Капитан выразительно прищурил один глаз. – Мы сейчас летим в безвоздушном пространстве.

Он потянулся за бланком для радиограмм и, взглянув на облегченно улыбавшегося Бэрмена, стал писать:

ТЕРРА, ШТАБ-КВАРТИРА. ОТ «НЕУГОМОННОГО». СТАТЬЯ В1098. КОР. ЕС. ОДНА ШТУКА. РАЗВАЛИЛСЯ ПОД ВОЗДЕЙСТВИЕМ ГРАВИТАЦИОННОГО НАПРЯЖЕНИЯ ПРИ ПРОХОДЕ ЧЕРЕЗ ПОЛЕ ДВОЙНОЙ ЗВЕЗДЫ ГЕКТОР БОЛЬШОЙ – МАЛЫЙ. МАТЕРИАЛ ИСПОЛЬЗОВАН В КАЧЕСТВЕ ТОПЛИВА.

КОМАНДИР «НЕУГОМОННОГО» МАКНООТ.

Бэрмен отнес бланк в свою рубку и отправил радиограмму на Землю. Опять два дня царили покой и веселье. Но вот Бэрмен с озабоченным лицом примчался в капитанскую каюту.

– Общая тревога, сэр! – задыхаясь, объявил он и сунул радиограмму капитану в руку.

ТЕРРА, ШТАБ-КВАРТИРА. ДЛЯ ПЕРЕДАЧИ ВО ВСЕ СЕКТОРЫ. СПЕШНО И ВАЖНО. ВПРЕДЬ КОРАБЛЯМ НЕ ПОКИДАТЬ ЗЕМЛИ. КОРАБЛЯМ, НАХОДЯЩИМСЯ В ПОЛЕТЕ ПО ОФИЦИАЛЬНОМУ РАСПОРЯЖЕНИЮ. НАПРАВИТЬСЯ В БЛИЖАЙШИЕ КОСМИЧЕСКИЕ ПОРТЫ И ЖДАТЬ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ.

УЭЛЛИНГ, КОМАНДУЮЩИЙ АВАРИЙНОЙ И СПАСАТЕЛЬНОЙ СЛУЖБОЙ. ТЕРРА.

– Что-то стряслось, – невозмутимо заметил Макноот. В сопровождении Бэрмена он спокойно направился в штурманскую рубку. Посмотрев на карты, он набрал на телефонном аппарате внутренней связи номер Пайка и сказал:

– Началась какая-то паника. Полеты запрещены. Мы направляемся в Закстедпорт. Это около трех дней пути. Немедленно ложитесь на новый курс: штирборт, семнадцать градусов, склонение десять. – Он положил трубку и огорченно сказал: – К черту летит чудесный месяц на Терре. А Закстеда я не выношу: вонючая дыра. Люди зверски обозлятся, и я их не осуждаю.

– Что же, по-вашему, могло случиться, сэр? – спросил Бэрмен. Он был расстроен и обеспокоен.

– Это один бог знает. Последний раз общая тревога была семь лет назад, когда на полдороге к Марсу взорвался «Звездоход». Пока шло следствие, ни один корабль не отпускали в полет. – Он потер подбородок, подумал и продолжал: – А перед тем была тревога, когда на «Сарбакане» спятил весь экипаж. Что бы ни было на этот раз, не сомневайтесь, что дело серьезное.

– Уж не начинается ли война в космосе?

– С кем? – Макноот пренебрежительно махнул рукой. – Ни на одной планете нет кораблей, которые могли бы устоять против наших. Нет, тут какая-то техническая причина. Так или иначе, мы скоро узнаем. Нас известят еще до прибытия на Закстед или сразу после.

Их известили! Не прошло и шести часов, как Бэрмен ворвался в каюту. На лице его был ужас.

– Что у вас стряслось на этот раз? – спросил Макноот, глядя на него во все глаза.

– Кор. ес! – выдавил из себя Бэрмен. Он махал руками, словно отстраняя невидимую паутину.

– В чем дело?

– Все из-за типографского дефекта в вашем экземпляре ведомости. Надо читать кор. пес.

Командир только пялил глаза,

– Кор. пес, – повторил за радистом Макноот, и в его устах это звучало, как ругательство.

– Посмотрите сами:

ТЕРРА, ШТАБ-КВАРТИРА. «НЕУГОМОННОМУ». В ВАШЕЙ ВЕДОМОСТИ ПОД ШИФРОМ В1098 ЗНАЧИТСЯ КОРАБЕЛЬНЫЙ ПЕС ЖЕЛТОК. СООБЩИТЕ ПОДРОБНО, ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ И КАК ЖИВОТНОЕ РАЗВАЛИЛОСЬ ПОД ВОЗДЕЙСТВИЕМ ГРАВИТАЦИОННОГО НАПРЯЖЕНИЯ. ОПРОСИТЕ ЭКИПАЖ И СООБЩИТЕ, КАКИЕ СИМПТОМЫ НАБЛЮДАЛИСЬ У ЛЮДЕЙ. СПЕШНО И ВАЖНО.

УЭЛЛИНГ, КОМАНДУЮЩИЙ АВАРИЙНОЙ И СПАСАТЕЛЬНОЙ СЛУЖБОЙ. ТЕРРА.

В уединении своей каюты Макноот принялся грызть ногти. Время от времени он скашивал глаза и смотрел, не догрыз ли уже до живого мяса,

Перевел с английского Д. Горфинкель.

Альфред Бестер
ФЕНОМЕН ИСЧЕЗНОВЕНИЯ

Ее не называли последней войной или войной во имя конца всех войн. Ее называли Войной за Американскую Мечту. Такое название придумал генерал Карпентер и неустанно повторял его.

Бывают генералы-вояки (они нужны армии), генералы-политики (они нужны государственному аппарату) и генералы – общественные деятели (они нужны в тылу для ведения войны). Генерал Карпентер был мастером по части общественной деятельности. Прямолинейный и непреклонный, он питал идеалы такие же высокие и всем доступные, как идеалы денежного мешка. В понятии американцев он воплощал в себе армию, управление, щит и меч и твердую руку нации. Его идеал был – Американская Мечта.

– Мы сражаемся не за деньги, не за власть, не за мировое господство, – провозгласил он на обеде, где собрались представители прессы.

– Мы сражаемся исключительно за Американскую Мечту, – заявил он на сто шестьдесят второй сессии Конгресса.

– Наша цель не агрессия, не порабощение народов, – сказал он на ежегодном ужине в честь выпускников Вест-Пойнтской военной академии.

– Мы воюем за суть цивилизации, – сообщил он клубу ветеранов в Сан-Франциско.

– Мы боремся за идеалы цивилизации, за культуру, за поэзию, за то единственное, что мы обязаны сохранить, – заявил он на Празднике Урожая в Чикаго.

– Это – война за самосохранение. Мы сражаемся не из корысти, а во имя нашей мечты, за лучшее, что есть в жизни и что не должно исчезнуть с лица земли.

Америка воевала. Генерал Карпентер потребовал сто миллионов человек. Армии дали сто миллионов человек. Генерал Карпентер потребовал десять тысяч водородных бомб. Десять тысяч водородных бомб были доставлены и сброшены. Враг тоже сбросил десять тысяч водородных бомб и разрушил большинство американских городов.

– Чтобы устоять против варварских орд, мы должны закопаться, – решил генерал Карпентер. – Дайте мне тысячу саперов.

Тысяча саперов явились, и под землей были созданы сто городов.

– Дайте мне пятьсот специалистов по санитарной технике и, двести по кондиционированию воздуха, восемьсот организаторов транспорта, сто руководителей городских самоуправлений, тысячу экспертов по связи, семьсот начальников кадров.

Список требований генерала Карпентера на технических экспертов был бесконечен. Америка просто не знала, как его удовлетворить.

– Мы должны стать страной специалистов, – заявил генерал Карпентер Национальной ассоциации американских университетов. – Чтобы выиграть битву за Американскую Мечту, каждый мужчина, каждая женщина должны стать специальными орудиями для специальной работы, орудиями, закаленными и отточенными вашим воспитанием и обучением.

Во время завтрака на Уолл-стрит по поводу кампании в пользу займов Карпентер сказал:

– Наша мечта, – это мечте кротких греков Афин, благородных римлян… э-э… Рима. Это мечта о самом лучшем в жизни. О музыке и живописи, поэзии и культуре. Деньги – только оружие, которым мы пользуемся в сражении за нашу мечту, честолюбие – это лишь лестница, по которой мы поднимаемся к ней, талант – это инструмент, который придает форму нашей мечте.

Уолл-стрит аплодировала. Генерал Карпентер потребовал сто пятьдесят миллиардов долларов, полторы тысячи преданных фанатиков идеи, которые согласились бы работать бесплатно, три тысячи специалистов по минералогии, петрографии, массовому производству, химическому оружию, авиационных диспетчеров. Все они были ему предоставлены. Страна работала на полную мощность. Стоило генералу Карпентеру нажать кнопку, как нужный специалист был тут как тут.

В марте две тысячи сто двенадцатого года война достигла максимального напряжения, и Американская Мечта осуществилась. Но произошло это не на одном из семи фронтов, где миллионы людей проливали кровь в ожесточенных боях, не в штаб-квартирах воюющих наций и не в производственных центрах, неустанно изрыгавших оружие и боеприпасы, а в Отделении Т военного госпиталя Соединенных Штатов, спрятанного под землей на глубине трехсот футов под тем местом, которое некогда называлось Сент-Албанс, штат Нью-Йорк.

Отделение Т было загадкой Сент-Албанса. Как и во всех других госпиталях, в Сент-Албансе были разные отделения, предназначенные для различного рода ранений. Ампутация правой руки производилась в одном отделении, ампутация левой руки – в другом. Ожоги от радиации, ранения в голову, поражения внутренних органов, отравление вторичными гамма-лучами и так далее – для всего этого было отведено в госпитале свое особое место. Армейский медицинский корпус установил семнадцать видов ранений, включавших всевозможные повреждения мозга и тканей. Они обозначались буквами от A до S. А что же было в отделении Т?

Этого никто не знал. Двери туда были наглухо заперты. Посетители не допускались. Больным не разрешалось покидать палаты. Люди видели только, как входят и выходят врачи. Их растерянные лица порождали самые фантастические толки, но врачи ничего не говорили. Медицинских сестер забрасывали вопросами, но и они были немы, как рыбы.

Все же наружу просачивались какие-то сведения, впрочем, противоречивые и неясные. Уборщица утверждала, что, когда она пришла убрать палаты, там никого не было. Буквально ни души. Двадцать четыре койки и больше ничего. Спал ли кто-нибудь на этих койках ночью? По-видимому, да; некоторые постели были измяты. Были ли признаки того, что палаты обитаемы? О, да; на столиках лежали разные личные вещи, но покрытые пылью, словно к ним давно никто не прикасался.

Общественное мнение пришло к выводу, что это – отделение призраков. Только для духов! Однако часовой доложил, что, проходя ночью мимо запертой палаты, он слышал пение. Какое пение? Похоже, что на чужом языке. На каком именно? Этого часовой не мог сказать. Некоторые слова были как будто знакомые: «Гавкни, дама, иди, дурь»[8]8
  Пациенты пели старинную студенческую песню «Gaudeamus igitur»


[Закрыть].

Общественное мнение затряслось в лихорадке и определило, что это – вражеское отделение: только для шпионов!

Сент-Албанс обратился к помощи кухонного персонала и обследовал доставку пищи. Три раза в день в отделение Т относили двадцать четыре подноса. И двадцать четыре подноса выносили обратно. Иногда они были пусты, но большей частью еда оставалась нетронутой.

Общественное мнение поднатужилось и решило, что отделение Т, несомненно, притон жуликов, своего рода неофициальный клуб, где веселятся мошенники и бандиты. Вот вам и «иди, дурь»!

По части сплетен госпиталь посрамил бы самых зловредных провинциальных кумушек из кружков кройки и шитья, но больные люди легко возбуждаются; достаточно пустяка, чтобы вывести их из равновесия. Не прошло и трех месяцев, как догадки и подозрения накалили атмосферу Сент-Албанса до предела. В январе две тысячи сто двенадцатого года он был солидным, хорошо управляемым госпиталем. В марте две тысячи сто двенадцатого года он пришел в состояние такой психической неуравновешенности и такого возбуждения, что это сказалось на статистических отчетах. Процент выздоровлений снизился. Появились симулянты. Участились нарушения дисциплины. Вспыхивали бунты. Произвели чистку персонала, но это не помогло. Отделение Т по-прежнему оставалось источником беспорядков. Произвели еще одну чистку, и еще одну, но волнения в госпитале только усиливались.

Наконец, по официальным каналам, вести дошли до генерала Карпентера.

– В нашей битве за Американскую Мечту, – заявил он, – нельзя пренебрегать теми, кто уже жертвовал собой. Прислать ко мне специалиста по управлению госпиталями!

Специалиста доставили. Он не смог исцелить Сент-Албанс. Генерал Карпентер прочитал отчет и прогнал специалиста.

– Жалость к больным – это первое условие цивилизации, – сказал генерал Карпентер. – Прислать ко мне главного врача!

Главного врача доставили. Но и он был не в силах разделаться с неурядицами в Сент-Албансе, и поэтому генерал Карпентер разделался с ним. Тем временем об отделении Т стали упоминать в официальных донесениях.

– Прислать ко мне заведующего отделением Т! – распорядился генерал Карпентер.

Сент-Албанс прислал доктора – капитана Эдзела Диммока. Это был полный и уже лысый молодой человек, который всего три года назад окончил медицинский институт, но имел превосходную характеристику как специалист по психотерапии. Генерал Карпентер любил специалистов, и Диммок ему понравился, Диммок же восхищался генералом как глашатаем культуры. Правда, до сей поры у врача не было времени приобщиться к культуре, так как из него готовили слишком узкого специалиста, но он надеялся насладиться ею полностью после победоносного окончания войны.

– Слушайте-ка, Диммок, – начал разговор генерал Карпентер. – Сегодня каждый из насорудие, закаленное и отточенное для своей особой работы. Вы знаете наш девиз: работа для каждого и каждый на работе. В Отделении Т кто-то не выполняет своей работы, и его надо вышвырнуть. Так вот, прежде всего: что это за штука – отделение Т?

Диммок мялся и мямлил что-то невнятное. Наконец он объяснил, что это специальное отделение для особого вида контузий – боевого шока.

– Значит, в палатах есть пациенты?

– Да, сэр. Десять женщин и четырнадцать мужчин.

Карпентер помахал кипой донесений.

– Смотрите, больные утверждают, что в Отделении Т нет ни одного человека.

Диммок возмутился:

– Это неправда! – заверил он генерала.

– Ну, ладно, Диммок. У вас там двадцать четыре заморыша. Их дело – выздороветь, ваше дело – их вылечить. Так какого дьявола в госпитале такая кутерьма?

– В-видите ли, сэр, вероятно, это происходит оттого, что мы держим пациентов взаперти.

– Отделение Т на замке?

– Да, сэр.

– Почему?

– Чтобы удержать пациентов в палатах, сэр.

– Удержать? Что это значит? Они пытаются удрать? Буйствуют?

– Нет, сэр, они не буйствуют.

– Вот что, Диммок. Мне не нравится ваше поведение. Вы хитрите и увиливаете от ответов. И еще кое-что мне не нравится: этот ваш разряд Т. Я запросил эксперта по документации из медицинского корпуса, и он сказал, что никакого разряда Т нет. Что вы там мудрите?

– В-видите ли, сэр, разряд Т мы изобрели. Он… они… это совершенно особые больные, сэр. Мы не знаем, что с ними делать, как их лечить. М-мы хотели молчать, пока не выработаем modus operandi [9]9
  способ действий (лат.)


[Закрыть]. Болезнь совершенно новая, сэр, совершенно новая. – Тут специалист в Диммоке взял верх над чиновником. – Это сенсация, Мы произведем переворот в медицине и войдем в историю! Честное слово, это будет величайшее открытие!

– О чем вы, Диммок? Выражайтесь точнее.

– Так вот, сэр. Наши больные поступили к нам с диагнозом шока. Невменяемое состояние, почти кататония[10]10
  Один из видов психического расстройства


[Закрыть]. Очень слабое дыхание, нитевидный пульс. Никаких реакций.

– Я видел тысячи подобных случаев шока, – проворчал Карпентер. – Что же тут необыкновенного?

– Вы правы, сэр. Пока все симптомы, о которых я говорил, подходят под разряды P и R. Необычно вот что: наши пациенты не едят и не спят.

– Совсем?

– Некоторые – совсем.

– Почему же они не умирают?

– Мы не знаем. Обмен веществ нарушен в сторону диссимиляции. Катаболизм продолжается. Иными словами, сэр, они выбрасывают ненужные организму продукты, но ничего не принимают внутрь. Они нейтрализуют яды усталости и восстанавливают изношенные ткани, но не спят и не едят. Бог знает, как это возможно! Какая-то фантастика!

– Тогда почему вы держите их взаперти? Может быть, вы подозреваете, что они таскают пищу и дрыхнут где-нибудь тайном?

У Диммока был очень смущенный вид.

– Н-нет, сэр, я не знаю, как вам сказать, генерал. Я… мы запираем их потому, что тут что-то таинственное. Они… ну, в общем, они исчезают.

– Что-о?

– Исчезают, сэр! Пропадают прямо на глазах.

– Что за чушь вы несете!

– Уверяю вас, сэр! Вы входите и видите: они сидят на койках или ходят по палате. Вот они перед вами, а через минуту их уже и нет! Иногда в Отделении Т все двадцать четыре человека, а иногда – ни одного. Они появляются и исчезают ни с того, ни с сего. Вот почему, генерал, мы держим палаты на запоре. Во всей истории войн и военных ранений подобных случаев не было. Мы не знаем, как их лечить.

– Приведите ко мне троих ваших пациентов, – распорядился генерал Карпентер.

Нейтен Райли съел яичницу с гренками, выпил две кружки пива» выкурил сигару, деликатно рыгнул и встал из-за стола. Он дружелюбно кивнул Джентльмену Джиму Корбету, и тот, прервав беседу с Джимом Брейди, по прозвищу Бриллиант, перехватил Райли на пути к кассовому окошку.

– На кого ты ставишь в этом году, Нейт? – спросил Джентльмен Джим.

– На Проныр, – ответил Райли.

– Но у них подача никуда не годится.

– Зато у них есть такие игроки, как Снайдер, Фурильо и Кампанелла. Они завоюют кубок этого года, Джим. Держу пари, что они станут чемпионами так скоро, как не удавалось еще ни одной команде. К тринадцатому сентября. Запиши и увидишь, что я прав.

– Ты всегда прав, Нейт.

Райли улыбнулся, заплатил по счету, вышел на улицу и остановил кэб, направлявшийся к Мэдисон-скверу. На углу Пятнадцатой улицы и Восьмой авеню он вышел из экипажа и поднялся в контору букмекера на втором этаже, над радиоремонтной мастерской. Букмекер взглянул на него, вынул из стола конверт и отсчитал пятнадцать тысяч долларов.

– Рокки Марчиано нокаутировал Роланда Ля Старца в одиннадцатом раунде, – сообщил он. – Как ты умудряешься так здорово угадывать, Нейт?

Райли улыбнулся.

– Я же на это живу. Ты завел книгу предвыборных ставок?

– Эйзенхауэр – двенадцать против пяти. Стивенсон…

– Плевать мне на Эдлая. Я ставлю на Айка. Вот деньги. Запищи!

Райли положил на конторку двадцать тысяч долларов.

Выйдя из конторы, он отправился к себе домой в Уолдорф-Асторию, где его с нетерпением поджидал высокий, худощавый молодой человек.

– Ах, да, – сказал Нейтен Райли, – вы – Форд, не так ли? Гаролд Форд?

– Генри Форд, мистер Райли.

– И вы хотите, чтобы я финансировал производство машины, которую вы построили в своей велосипедной мастерской? Как она называется?

– Я называю ее «ипсимобилем», мистер Райли.

– Гм, это название мне что-то не нравится. Что, если мы назовем вашу машину «автомобилем»?

– Чудесное предложение, мистер Райли! Я им непременно воспользуюсь.

– Вы мне нравитесь, Генри. Вы молоды, талантливы, умеете приспосабливаться к обстоятельствам. Я верю в ваше будущее и верю в ваш автомобиль. Я вложу в это дело двести тысяч долларов.

Райли выписал чек и проводил Генри Форда до дверей. Взглянув на часы, он внезапно почувствовал настойчивое желание вернуться ненадолго в совсем иное место и посмотреть, что там делается. Он прошел в спальню, разделся, облачился в серую рубашку и широкие серые брюки. На карман рубашки были нашиты крупные синие буквы; ГСША. Райли запер дверь и… исчез.

Он появился вновь в Госпитале Соединенных Штатов в Сент-Албансе, рядом со своей койкой, одной из двадцати четырех коек, выстроившихся вдоль стен длинного стального барака. Не успел он перевести дух, как его схватили три пары рук. Он попытался вырваться, но в него вонзили шприц и ввели ему под кожу полтора кубических сантиметра тиоморфата натрия.

– Одного поймали! – объявил чей-то голос.

– Смотри в оба, – откликнулся другой. – Генерал Карпентер велел доставить троих.

После того как Марк Юний Брут покинул ее ложе, Лила Мэчен хлопнула в ладоши. В спальню вошла рабыня и приготовила ванну. Лила выкупалась, оделась, надушилась и позвтракала винными ягодами из Смирны и апельсинами. Она выпила бокал лакриме кристи и выкурила сигарету. После этого она приказала подать носилки.

Как всегда, у ворот ее дома толпились обожавшие ее воины Двадцатого легиона. Два центуриона отстранили носильщиков и понесли Лилу на своих могучих плечах. Она улыбалась. Внезапно из толпы вырвался юноша в сапфирово – голубом плаще и кинулся к Лиле. В его руке блеснул нож. Лила выпрямилась, чтобы достойно встретить смерть.

– Госпожа, – воскликнул юноша, – госпожа Лила! Он полоснул ножом по своей левой руке, и алая кровь, хлынув, обрызгала одежду Лилы.

– Эта кровь – наименьший дар, который я могу тебе преподнести! – воскликнул юноша.

Лила нежно дотронулась до его лба.

– Глупый мальчик! – сказала она. – Зачем ты это сделал?

– Из любви к тебе, моя госпожа!

– Вечером в девять часов тебя проводят ко мне, – шепнула Лила. Он смотрел на нее так растерянно, что она рассмеялась. – Обещаю тебе. Как твое имя, красавчик?

– Бен-Гур.

– Так приходи в девять, Бен-Гур!

Носилки двинулись дальше. Возле Форума Юлий Цезарь горячо спорил о чем-то с Савонаролой. Увидев носилки, Цезарь резким жестом приказал центурионам остановиться. Он раздвинул занавески и пристально посмотрел на Лилу, окинувшую его холодным взглядом. Лицо Цезаря исказилось.

– За что? – хрипло пробормотал он. – Я. пресил, умолял, засыпал подарками, плакал, но ты неумолима. Почему, Лила, почему?

– А ты помнишь Боадицею? – спросила Лила.

– Боадицею? Королеву бриттов? Бог мой, Лила, что может она значить для нашей любви? Я не любил Боадицею. Я только победил ее в сражении,

– И убил ее, Цезарь!

– Она сама отравилась, Лила.

– Это была моя мать! – Лила обличительно указала пальцем на Цезаря. – Убийца! Ты будешь наказан. Берегись мартовских ид, Цезарь!

Цезарь отпрянул в ужасе. Толпа почитателей, обступившая Лилу, издала возглас одобрения. Под ливнем розовых лепестков и фиалок она продолжала свой путь через Форум к Храму весталок. Там она рассталась с восхищенными поклонниками и вошла в святилище.

Она преклонила колени перед алтарем, произнесла нараспев молитву, бросила в пламя алтаря щепотку фимиама и сняла тунику. Она залюбовалась своим прекрасным телом, отраженным в серебряном зеркале, и вдруг почувствовала прилив тоски по родине. Она надела серую блузу и широкие серые штаны. На кармане блузы виднелись буквы ГСША. Стоя перед алтарем, Лила еще раз улыбнулась и… исчезла.

Она появилась вновь в Отделении Т военного Госпиталя Соединенных Штатов, где в нее с помощью пневматического шприца немедленно вкатили полтора кубических сантиметра тиоморфата.

– Вот и вторая, – сказал кто-то.

– Нужен еще один, – отозвался другой.

Джордж Ханмер сделал драматическую паузу и огляделся по сторонам. Он бросил взгляд на скамьи оппозиции, на спикера, восседавшего на мешке с шерстью, на серебряный жезл, лежавший на алой подушке перед спикером. Весь парламент, захваченный пламенной речью Ханмера, затаив дыхание, ждал продолжения.

– Мне нечего больше сказать, – проговорил наконец Ханмер. Его голос дрожал от волнения, лицо было бледно и серьезно. – Я буду бороться за этот билль до конца. Я буду бороться за него в городах и селах, на полях и в малых деревушках. Я буду бороться за этот билль до самой смерти, а если богу будет угодно, то и после смерти. Пусть совесть почтенных джентльменов решит, вызов это или молитва. Я уверен и убежден только в одном: Суэцкий канал должен принадлежать Англии!