Текст книги "Перекрестки сумерек (др. изд.)"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава 9. Ловушки

– И она еще раз выразила сожаление, что другие Хранительницы Мудрости оказались столь робкими, – закончила Фэйли самым смиренным тоном, какой только смогла изобразить, поправляя высокую корзину, которую держала на одном плече, и переминаясь с ноги на ногу в грязном снегу. Корзина не была тяжелой, хоть и полна грязного белья. Ее белое шерстяное одеяло было толстым и теплым, и под ним были надеты еще два нижних балахона, но ее тонкие кожаные сапожки, тоже обесцвеченные до белизны, плохо защищали хозяйку от холодной снежной каши. – Мне было приказано доносить в точности, что говорит Хранительница Мудрости Севанна, – быстро добавила она. Сомерин как раз и была одной из «других» Хранительниц Мудрости, и углы ее рта поползли книзу при слове «робкими».

Стоя с опущенными глазами, Фэйли не могла видеть верхнюю часть лица Сомерин. От гай'шайнтребовалось держаться скромно, особенно от тех, которые не были айильцами. Она пыталась посмотреть вверх сквозь ресницы, чтобы разглядеть выражение лица Сомерин, но та была выше ростом, чем любой мужчина, даже среди Айил, – желтоволосая великанша, возвышающаяся над ней. Большую часть поля зрения Фэйли занимала необъятная грудь Сомерин; ее блуза была наполовину расшнурована, открывая пышное загорелое тело, полускрытое множеством длинных ожерелий из огневиков и изумрудов, рубинов и опалов, тройными низками больших жемчужин и золотыми цепями замысловатой работы. Большинство Хранительниц Мудрости недолюбливали Севанну, которая «говорила за вождя», пока не будет избран новый вождь клана Шайдо, – что в ближайшее время было маловероятно, – и пытались всячески подорвать ее авторитет, если не были заняты, затевая свары друг с другом и формируя клики, но многие их них разделяли любовь Севанны к украшениям мокроземцев, а некоторые даже начали, как Севанна, носить на пальцах перстни. На правой руке Сомерин носила большой белый опал, который сверкал красным каждый раз, когда она поправляла шаль, а на левой – продолговатый голубой сапфир, оправленный рубинами. Она, однако, не переняла у Севанны привычки к шелковой одежде. Ее блуза была из чистой белой алгодаиз Пустыни, а юбка и шаль – из плотной шерсти, такой же темной, как и платок, придерживавший ее длинные, до пояса, желтые волосы, чтобы они не падали на лицо. Холод, по-видимому, нисколько ее не беспокоил.

Они стояли рядом с тем, что Фэйли считала границей между лагерем Шайдо и лагерем гай'шайн– лагерем пленников, – хотя по-настоящему, конечно, лагерь был один. Некоторые гай'шайнспали вместе с Шайдо, но остальных, когда они не были заняты порученной им работой, держали в центре лагеря, как скот, отгороженный от соблазна свободы стеной Шайдо. Большинство проходивших мимо мужчин и женщин были одеты в белые балахоны гай'шайн,хотя лишь у немногих они были из шерсти столь тонкой вязки, как у нее. При таком количестве людей, которых нужно было одевать, Шайдо хватали любую одежду белого цвета, какую находили. Некоторые были закутаны в несколько слоев грубой холстины или полотенец, или в балахоны из палаточной ткани, и часто на их одежде виднелись пятна грязи и сажи. Лишь немногие из гай'шайнотличались высоким ростом и светлыми глазами Айил. Подавляющее большинство составляли румяные амадицийцы, смуглые алтаранцы и бледные кайриэнцы, но попадались и случайные путешественники и торговцы из Иллиана, Тарабона и Свет знает откуда еще, эти просто оказались в неподходящем месте в неподходящее время. Кайриэнцы пробыли здесь дольше других и больше остальных смирились со своим положением, не считая горсточки айильцев в белом; но все передвигались с опущенными глазами и спешили исполнить порученные им дела с такой быстротой, на какую только были способны их ноги в этой снежной каше пополам с грязью. От гай'шайножидалось, что они будут выказывать смирение и повиновение, причем с радостью. Забывчивых же ждало весьма болезненное напоминание.

Фэйли и сама была не прочь поспешить. Озябшие ноги играли здесь далеко не главную роль, а желание заняться стиркой для Севанны – еще меньшую. Слишком много глаз могло увидеть, как она стоит здесь с Сомерин. Ведь хотя ее лицо было скрыто глубоким капюшоном, но широкий пояс вокруг талии, сплетенный из блестящих золотых звеньев, и тесно прилегающий ошейник – парный поясу – выдавали в ней одну из служанок Севанны. Никто не называл их так – в глазах Айил служить кому-либо значило унизить себя, – но именно слугами они и были, по крайней мере мокроземцы, – слугами без жалованья и с гораздо меньшим количеством прав и свобод, чем у любых других слуг, о которых Фэйли когда-либо слышала. Рано или поздно Севанна узнает, что Хранительницы Мудрости останавливают ее гай'шайни задают им вопросы. У Севанны имелось более сотни слуг, и Фэйли готова была поручиться, что все они до единого пересказывают Хранительницам Мудрости каждое ее слово.

Это оказалась жестокая и эффективная ловушка. Севанна была суровой госпожой, хотя обычно держалась ровно. Она никогда не кричала, редко выказывала свой гнев, но мельчайшее нарушение, малейшая ошибка в поведении или разговоре влекли за собой немедленное наказание розгой или плетью. И каждый вечер пятеро гай'шайн,угодивших ей в этот день меньше остальных, отбирались для дальнейшего наказания – иногда, кроме того, что их пороли, они проводили всю ночь связанными и с кляпом во рту – просто в назидание остальным. Фэйли не хотелось думать о том, что эта женщина прикажет сделать со шпионкой. С другой стороны, Хранительницы Мудрости недвусмысленно давали понять, что судьба гай'шайн,которые не будут рассказывать им обо всем, что слышали, и попытаются утаить или начать торговаться, висит на волоске, и они вряд ли проживут долго. Причинить гай'шайнвред, выходящий за рамки разрешенных взысканий, значило нарушить джи'и'тох– представление о чести и долге, которое правило жизнью Айил, – но гай'шайн-мокроземцы, по-видимому, находились вне многих правил.

Рано или поздно ловушка должна была захлопнуться, не с одного конца, так с другого. До сих пор этого не произошло лишь потому, что Шайдо, по-видимому, считали своих гай'шайн-мокроземцев чем-то вроде упряжных лошадей или гуртового скота, впрочем о животных заботились намного больше. Правда, время от времени кое-кто из гай'шайнпытался убежать; но обычно хозяева просто давали им пищу и кров, поручали работу и наказывали, если те не справлялись с ней. Хранительницам Мудрости просто не приходило в голову, что они могут оказать неповиновение, так же как Севанне – что они могут шпионить за ней. Они полагали, что уж скорее упряжная лошадь вдруг запоет. Однако рано или поздно… И это была не единственная ловушка, в которую попалась Фэйли.

– О Хранительница Мудрости, мне больше нечего сказать тебе, – пробормотала она, не дождавшись ответа от Сомерин. Тот, у кого в голове еще оставалась способность соображать, не станет уходить от Хранительницы Мудрости просто так, не дождавшись разрешения. – Хранительница Мудрости Севанна не стесняется высказываться в нашем присутствии, но говорит она мало.

Великанша по-прежнему молчала, и после долгого ожидания Фэйли отважилась поднять глаза чуть выше. Сомерин как в столбняке воззрилась куда-то поверх ее головы; ее рот открылся в немом изумлении. Нахмурясь, Фэйли посмотрела назад, сделав вид, что поправляет корзинку на плече, но не заметила там ничего, что объяснило бы ей выражение лица Сомерин, – там был все тот же лагерь: темные низкие палатки Айил, а также палатки на шестах, и палатки домиком, и всевозможные виды палаток, большинство из них грязно-белого или бледно-коричневого оттенка, но встречались и зеленые, и синие, и красные, и даже полосатые. Шайдо при грабеже забирали все, что могло оказаться полезным, и никогда не пропускали ничего, что напоминало палатку.

Впрочем, у них действительно не хватало палаток для размещения всех людей, населяющих лагерь. Здесь собралось десять септов, что по оценкам Фэйли составляло более семидесяти тысяч Шайдо, и почти столько же гай'шайн.Повсюду она видела лишь обычную суету – одетых в темное айильцев, идущих по своим делам, среди пленников в белых балахонах, спешащих по чужим. Кузнец раздувал мехи своего горна перед входом в палатку, разложив инструменты на выдубленной бычьей шкуре; дети прутами гоняли стада мекающих коз; торговец выставил свой товар под навесом из желтой холстины – здесь было все, от золотых подсвечников и серебряных чаш до горшков и чайников, и все это было награблено. Высокий мужчина, держа лошадь в поводу, разговаривал с седовласой Хранительницей Мудрости по имени Масалин; по всей видимости, ему требовалось лекарство от какой-то хвори, приключившейся с животным, судя по тому как он показывал на живот своей подопечной. Здесь не было ничего, что могло заставить Сомерин раскрыть рот.

Но когда Фэйли уже собиралась повернуться обратно, она вдруг заметила темноволосую айилку, стоявшую к ней спиной. Не просто темноволосую – ее волосы были цвета воронова крыла, что являлось большой редкостью среди Айил. Даже со спины Фэйли узнала Аларис, еще одну Хранительницу Мудрости. В лагере было более четырехсот Хранительниц Мудрости, но она быстро научилась распознавать их по виду. Принять Хранительницу Мудрости за ткачиху или горшечницу было кратчайшим путем к порке.

То, что Аларис стояла как вкопанная и смотрела в том же направлении, что и Сомерин, позволив своей шали соскользнуть на землю, могло ничего и не значить, но прямо за ней Фэйли увидела еще одну Хранительницу Мудрости, которая тоже смотрела куда-то на северо-запад, шлепками подгоняя проходящих мимо людей. Это была, по-видимому, Джесаин; ее можно было назвать низенькой, если бы она не была айилкой; с густой гривой огненно-рыжих волос, от которых, казалось, можно было разжигать костер, и соответствующим характером. Масалин по-прежнему разговаривала с человеком, державшим лошадь, оживленно жестикулируя и показывая на животное. Она не могла направлять Силу, но те три Хранительницы Мудрости, которые могли, все воззрились в одном и том же направлении. Этому могло быть лишь одно объяснение: они увидели, что кто-то направляет Силу где-то на заросшем лесом горном хребте позади лагеря. Если бы подобное делала Хранительница Мудрости, это вряд ли заставило бы их так остолбенеть. Была ли это Айз Седай? Или даже не одна, а несколько? Лучше не пробуждать в себе надежды. Для этого еще слишком рано.

Сильная затрещина заставила ее пошатнуться и едва не уронить свою корзину.

– Ну, что ты встала столбом? – рявкнула на нее Сомерин. – Давай иди работать. Да пошевеливайся, а не то…

Фэйли пошла прочь, одной рукой придерживая корзину, а другой подбирая юбки, чтобы не запачкаться в грязном снегу, и стараясь двигаться с максимальной быстротой, но при этом не поскользнуться и не упасть в грязь. Сомерин никогда никого не била и никогда не повышала голос. Если она изменила обоим своим правилам, лучше, пожалуй, поскорее убраться с ее глаз. Смиренно и покорно.

Вначале гордость подсказывала Фэйли держаться с холодным вызовом, спокойно отказываясь уступать притеснениям, однако здравый смысл убеждал, что это привело бы лишь к тому, что за ней станут присматривать вдвое бдительнее, чем сейчас. Шайдо, может быть, и считали гай’шайн-мокроземцев чем-то вроде скотины, но они не были совершенно слепы. Если она хотела сохранить возможность побега, то лучше, чтобы думали, будто она приняла свой плен и смирилась с мыслью о том, что убежать невозможно. А она только и думала, что о побеге. Чем скорее, тем лучше. В любом случае надо сбежать до того, как появится Перрин. Фэйли ни минуты не сомневалась, что Перрин пустится разыскивать ее и в конце концов найдет – этот человек пройдет сквозь стену, если только вобьет себе это в голову! – но она должна убежать прежде, чем это случится. Фэйли была дочерью солдата. Она знала, сколько человек у Шайдо и какие силы должен собрать Перрин, чтобы иметь возможность сразиться с ними, и она понимала, что должна вернуться прежде, чем начнется это побоище. Дело за малым – надо придумать, как ей сбежать.

Что могло привлечь внимание Хранительниц Мудрости? Может быть, какие-нибудь Айз Седай или Хранительницы Мудрости, пришедшие с Перрином? О Свет, она надеялась, что это не так, только не сейчас! Впрочем, у нее есть и другие заботы, в том числе – стирка. Она шла со своей корзиной к тому, что осталось от города Малдена, пробираясь сквозь нескончаемый поток гай'шайн.Те из них, кто выходил из города, несли на шестах ведра с водой, другие же несли им навстречу пустые ведра. Огромному населению лагеря требовалось огромное количество воды, доставляли ее именно так, ведро за ведром. Было легко определить, кто из гай'шайнпринадлежал к прежним жителям Малдена. Здесь, на севере Алтары, их кожа была скорее светлой, чем оливковой, как у большинства алтаранцев, среди них попадались даже голубоглазые, и все они двигались как во сне. Шайдо, взобравшиеся на городские стены среди ночи, сломили их оборону еще до того, как большинство жителей поняло, что им угрожает опасность, и горожане, казалось, до сих пор не могли поверить в случившиееся.

Фэйли, однако, высматривала вполне конкретного человека, который, как она надеялась, сегодня не был занят тасканием воды. Она искала его с тех самых пор, как Шайдо четыре дня назад разбили здесь лагерь. Выйдя за городские ворота, стоявшие настежь и припертые к гранитным стенам, она наконец увидела того, кого искала: одетую в белое женщину выше ее ростом, с плоской корзиной хлеба под мышкой и капюшоном, откинутым лишь настолько, чтобы из-под него виднелась прядь темных с рыжеватым отливом волос. Чиад делала вид, что рассматривает окованные железом ворота, которые не смогли защитить Малден, но повернулась к ним спиной, стоило лишь Фэйли приблизиться. Они постояли бок о бок, не глядя друг на друга и делая вид, что поправляют свои корзины. Двое гай'шайнвполне имели право поговорить, но никто не должен был вспомнить, что их захватили в плен вместе. За Байн и Чиад не присматривали так, как за слугами Севанны, но это могло в любой момент измениться. Почти все люди, проходившие мимо них, были гай'шайн,и к тому же родившимися по западную сторону Драконовой Стены; однако слишком многие уже научились добиваться благосклонности хозяев, передавая им слухи и разговоры. Большинство людей прилагало все усилия, чтобы выжить, а некоторые просто привыкли устилать перьями собственное гнездо при любых обстоятельствах.

– Они ушли в первую ночь, когда мы попали сюда, – вполголоса проговорила Чиад. – Мы с Байн вывели их за пределы лагеря к лесу, а на обратном пути запутали следы. Похоже, никто еще не обнаружил, что их нет. Здесь столько гай'шайн,что удивительно, как Шайдо вообще замечают, когда кто-нибудь убегает.

Фэйли позволила себе облегченно вздохнуть. Прошло уже три дня. Шайдо, конечно, замечали,когда от них убегали гай'шайн.Лишь немногим удавалось хотя бы сутки побыть на свободе, но шансы на успех возрастали с каждым днем, и к тому же Фэйли была почти уверена, что Шайдо вновь двинутся с места если не завтра, то послезавтра. С тех пор как Фэйли попала к ним, они ни разу не оставались на одном месте так долго. Она подозревала, что они могут направиться обратно к Стене Дракона и вернуться в Пустыню.

Было не так-то легко уговорить Ласиль и Аррелу уйти без нее. Окончательно убедил их лишь довод, что они смогут рассказать Перрину, где находится Фэйли, предупредить его о том, сколько здесь Шайдо, и передать, что у Фэйли готов собственный план побега и любое вмешательство с его стороны лишь поставит под угрозу как план, так и ее саму. Она была уверена, что ей удалось заставить их убедить – к тому же у нее действительно был готов план побега; фактически их у нее было несколько, и хоть один обязательно должен был сработать. Однако вплоть до настоящего момента Фэйли боялась, вдруг эти двое все же решат, что данные ей клятвы все же обязывают их остаться. Водный обет был в некотором роде более крепок, чем вассальная присяга, однако он оставлял значительную свободу для глупости, замаскированную под честь. По правде говоря, Фейли была не слишком уверена, что им удастся найти Перрина; но с другой стороны, они были на свободе, и теперь у нее оставалось лишь двое, о ком надо было беспокоиться. Разумеется, отсутствие трех служанок Севанны будет замечено очень быстро, уже через несколько часов, и за ними в погоню отправятся лучшие следопыты. Фэйли не была новичком в лесах, но у нее хватало здравого смысла не равнять себя с лучшими из айильских следопытов. Даже для «обычной» гай'шайн,убежавшей и изловленной, последствия окажутся более чем неприятными. Для гай'шайнСеванны будет лучше, если она умрет до того, как ее поймают. В лучшем случае ей никогда не предоставится возможность повторить попытку.

– У оставшихся будет больше шансов, если ты и Байн пойдете с нами, – сказала Фэйли, понизив голос. Мимо по-прежнему тек поток мужчин и женщин в белом, носящих воду, и никто из них не обращал на женщин ни малейшего внимания, но за последние две недели осторожность стала ее второй натурой. О Свет, ей казалось, что прошло два года! – Велика ли разница: помочь Ласиль и Арреле добраться до леса или помочь остальным всем пробраться еще дальше?

Это был бесполезный разговор. Она знала, в чем разница, – Байн и Чиад были ее подругами и немало рассказали ей об обычаях Айил, в частности о джи'и'тох,и даже немного научили ее языку жестов Дев. Поэтому Фэйли не удивилась, когда Чиад слегка повернула голову и посмотрела на нее своими серыми глазами, в которых не было и следа обычной кротости гай'шайн.Не было ее и в голосе, хотя собеседница по-прежнему говорила тихо.

– Я помогу тебе, чем только смогу, поскольку считаю, что Шайдо держат тебя, не имея на это права. Ты не следуешь джи'и'тох.Я – следую. Если я позабуду свой долг и свою честь лишь потому, что так поступили Шайдо, это будет значить, что я позволяю им решать, как мне поступать. Я буду носить белое год и один день, а потом они освободят меня или я уйду сама, но я не откажусь от того, что принадлежит мне по праву. – Не сказав больше ни слова, Чиад повернулась и зашагала прочь, смешавшись с толпой гай'шайн.

Фэйли подняла было руку, чтобы удержать ее, но передумала. Она уже задавала этот вопрос прежде и получила тогда более мягкий ответ, а повторив вопрос вновь, она лишь оскорбила свою подругу. Следовало извиниться. Не потому, что Фэйли боялась лишиться ее помощи – Чиад в любом случае не перестала бы помогать ей, – но потому, что у нее был свой кодекс чести, хотя она и не следовала джи'и'тох.Нельзя оскорблять друзей и полагать, что ничего не случилось, или ждать, что те сами будут так считать. Извинения, однако, могли подождать. Нельзя, чтобы их видели вместе слишком долго.

Малден был процветающим городом, он производил хорошую шерсть и большое количество превосходного вина, но сейчас от него остались лишь развалины, обнесенные стеной. Только половина крытых черепицей городских зданий были каменными, остальная же – деревянными, и во время грабежа вспыхнул пожар. Вся южная часть города представляла собой груду обгорелых бревен, увешанных сосульками, – обугленные стены без крыш. Городские улицы, и мощеные, и немощеные, стали серыми от нанесенного ветром и втоптанного в снег пепла, и весь город пропах гарью. Вода была единственным, в чем Малден, по-видимому, никогда не имел недостатка, но подобно всем Айил, Шайдо весьма ценили воду и не умели бороться с пожарами. В Айильской пустыне было очень мало того, что способно гореть. Шайдо позволили бы огню сгубить и остальную часть города, если бы к этому времени не закончили грабить, и, немало сокрушаясь о напрасной трате воды, наконец-то подгоняя копьями, выстроили гай'шайнв цепочку с ведрами в руках и разрешили малденцам пустить в ход свои пожарные насосы. Шайдо могли бы вознаградить этих людей, позволив им уйти с теми, кого не сделали гай'шайн,но все мужчины, тушившие пожар, были молодыми и крепкими, как раз такими, какие им требовались. Шайдо соблюли некоторые правила относительно гай'шайн,отпустив беременных и женщин с детьми младше десяти лет, а также подростков до шестнадцати лет и городских кузнецов. Все эти люди были удивлены, но отнюдь не благодарны «милосердным» захватчикам.

Улицы загромождала мебель, здесь валялись большие опрокинутые столы, сундуки и кресла с богатой отделкой, иногда попадалась целая полка с битой посудой. Повсюду была разбросана одежда – куртки, штаны и платья, – большей частью изорванная в клочья. Шайдо хватали все, что было сделано из золота или серебра; все, украшенное драгоценными камнями; все, что можно было как-то использовать или съесть; но мебель, по-видимому, была вытащена на улицу в пылу грабежа и затем брошена, когда мародеры решили, что золотые украшения поверх тонкой резьбы не стоят их усилий. Айил никогда не пользовались стульями, разве что вожди, и в их фургонах и повозках не было места для тяжелых столов. Некоторые Шайдо еще бродили, обшаривая дома и гостиницы, в поисках чего-нибудь, что они упустили; в основном Фэйли попадались на глаза гай'шайнс ведрами. Города интересовали Айил только как сокровищницы, которые можно разграбить. Мимо нее прошли две Девы, тупыми концами копий подгоняя в сторону ворот обнаженного мужчину с диким взглядом и связанными за спиной руками. Видимо, он решил отсидеться в погребе или на чердаке, пока Айил не уйдут. Без сомнения, Девы сразу подумали, что могут найти там тайник с монетами или столовой утварью. Когда огромный верзила, одетый в кадин'сор,какие носили алгай'д'сисвай,встал у нее на пути, она свернула в сторону, чтобы обойти его как можно аккуратнее. Гай'шайнвсегда уступали дорогу любому Шайдо.

– А ты красивая, – проговорил он, заступая ей дорогу. Таких великанов Фэйли в жизни не видела, в нем было, наверное, футов семь росту, да и фигура была под стать. Он не был толстым – ей еще ни разу не встретился толстый айилец, – но уж очень широк в кости. Он рыгнул, и на нее пахнуло перегаром. Пьяных Айил она уже видела, когда они обнаружили бочки с вином в погребах Малдена. Однако страха она не чувствовала. Гай'шайнмогут быть наказаны за разные проступки, даже за такие, о которых немногие из мокроземцев знали, в чем они заключаются, но белый балахон обеспечивал им и определенную защиту, а кроме того, у нее были и другие причины не бояться.

– Я гай'шайнХранительницы Мудрости Севанны, – произнесла она самым подобострастным тоном, на какой была способна. К своему отвращению, она дошла до того, что он удавался ей очень хорошо. – Севанна будет недовольна, если я начну отвлекаться от своих обязанностей на разговоры. – Она еще раз попыталась обойти его и ахнула, когда он схватил ее за руку; его ладонь могла бы обхватить и руку вдвое толще ее, да вдобавок осталось бы еще несколько дюймов в запасе.

– У Севанны сотни гай'шайн.Она не будет скучать, если ей придется обойтись часок-другой без одной из них.

Он поднял девушку в воздух с такой легкостью, словно подушку, и ее корзина упала на мостовую. Прежде чем Фэйли поняла, что происходит, великан сунул ее себе под мышку, так что ее руки оказались прижаты к бокам. Она открыла было рот, чтобы закричать, но он свободной рукой прижал ее лицо к своей груди. Запах пропитавшейся потом шерсти заполнил ноздри. Фэйли не могла видеть ничего, кроме серо-бурой шерсти. Где же эти две Девы? Девы Копья не допустят, чтобы он поступал так! Любойайилец, который увидит подобное, обязан вмешаться! Она не ожидала помощи от кого-либо из гай'шайн.Если ей повезет, один-два из них могут побежать за подмогой, но самым первым уроком, который выучивали гай'шайн,было: даже за угрозу применения силы их подвесят за лодыжки и станут бить до тех пор, пока они не завоют. По крайней мере, это первым делом объясняли гай'шайн-мокроземцам; Айил и так знали, что гай'шайнзапрещено проявлять насилие при любых обстоятельствах. При любыхобстоятельствах. Впрочем, это не мешало ей яростно лягаться. Судя по его реакции, с таким же успехом девушка могла лягать каменную стену. Он продолжал идти, унося ее с собой. Фэйли вонзила в обидчика зубы так глубоко и крепко, как смогла, но добилась лишь того, что рот наполнился грязной грубой шерстью, а по его мускулам зубы скользнули, не найдя ни единой слабины, чтобы ухватиться. Пленница попыталась завопить, но крик едва расслышали даже собственные уши.

Внезапно монстр остановился.

– Я сделал эту девчонку гай'шайн,Надрик, – раздался низкий голос откуда-то со стороны.

Фэйли почувствовала раскаты хохота в груди великана еще до того, как услышала их. Она не переставала лягаться, извиваться и пытаться закричать; однако похититель, кажется, даже не замечал ее усилий.

– Теперь она принадлежит Севанне, Безродный, – сказал великан (Надрик?) презрительным тоном. – Севанна берет себе, что она хочет, а я беру то, что я хочу. Это наш новый путь.

– Севанна действительно взяла ее, – спокойно отвечал второй, – но я не давал ее Севанне. Я никогда не предлагал Севанне обменяться. Простился ли ты со своей честью, как Севанна простилась со своей?

Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь приглушенными звуками, которые издавала Фэйли. Она продолжала вырываться, просто не могла перестать, но это походило скорее на барахтанье младенца, запутавшегося в пеленках.

– Она не настолько красива, чтобы драться из-за нее, – произнес наконец Надрик. В его голосе не слышалось испуга или даже просто озабоченности.

Его руки разомкнулись, и зубы Фэйли, лязгнув, отпустили его куртку, она даже испугалась, все ли они целы. Но в этот момент земля ударила ее по спине, выбив из легких весь воздух, а из головы – способность соображать. К тому времени когда она смогла набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы слегка приподняться, великан уже был в дальнем конце проулка, почти выйдя на улицу. Это был именно проулок, узкая полоска грязи между двумя каменными строениями. Никто не смог бы увидеть его здесь, что бы тот ни делал. Вздрагивая – Фэйли не дрожала, а лишь вздрагивала! – и отплевываясь от немытой шерсти и пота Надрика, она яростно воззрилась ему вслед. Окажись сейчас нож, который она припрятала, у нее под рукой, она бы ударила его ножом. Недостаточно красива, чтобы из-за нее драться, вот как? Какая-то ее часть разума понимала, насколько это нелепо, но Фэйли хваталась за все, что могло подогреть ее гнев, просто чтобы почувствовать его жар. Чтобы перестать вздрагивать. Она била и била бы его ножом, пока у нее не отнялась бы рука.

Поднявшись на подкашивающихся ногах, Фэйли провела языком по зубам. Они были целы, ни один не сломан и не выбит. Ее лицо было исцарапано грубой шерстью куртки Надрика, а губы разбиты, но в целом она не пострадала. Фейли напоминала себе об этом снова и снова. Она не пострадала и могла уйти из этого проулка. Она была свободна – по крайней мере, настолько свободна, насколько может быть свободен человек, носящий белое одеяние гай'шайн.Если существует немало таких людей, как Надрик, против которых ее одеяние больше не служило защитой, это значило, что среди Шайдо больше нет порядка. Если так, то лагерь мог оказаться для нее более опасным местом, но зато беспорядок мог предоставить ей шанс убежать. Вот такой расклад. Она узнала кое-что, что должно помочь ей. Только бы перестать вздрагивать.

Наконец Фэйли неохотно взглянула на своего спасителя. Она узнала его голос. Он стоял, спокойно рассматривая ее и не делая никаких попыток утешить. Девушка подумала, что, должно быть, закричала бы, если бы он попытался прикоснуться к ней. Еще одна нелепость, ведь он же спас ее, и тем не менее. Ролан был всего на ладонь ниже Надрика и почти так же широк в плечах, и ей захотелось ударить ножом и его. Он был не Шайдо, а одним из Безродных, Мера'дин– людей, покинувших свой клан, не пожелавших следовать за Рандом ал'Тором, – и он действительно был тем человеком, который «сделал ее гай'шайн».Правда, он не дал Фэйли замерзнуть до смерти в ту ночь, когда ее захватили в плен, накрыв собственной курткой, однако этого не понадобилось бы, если бы Ролан сразу после того, как взял девушку в плен, не сорвал с нее всю одежду до последнего клочка. Когда человека делали гай'шайн,его всегда первым делом раздевали, но куртка еще не повод прощать ему что бы то ни было.

– Спасибо тебе, – произнесла Фэйли кислым тоном.

– Мне не нужно твоей благодарности, – мягко ответил Ролан. – Не надо смотреть на меня так, словно хочешь укусить меня, лишь потому, что не смогла укусить Надрика.

С трудом удерживаясь, чтобы не закричать на него, – сейчас у нее не хватило бы сил держаться кротко, даже если бы она хотела, – Фэйли повернулась к нему спиной и заковыляла обратно на улицу. Точнее, попыталась заковылять. Ее ноги все еще тряслись так, что это скорее напоминало походку пьяного. Проходящие мимо гай'шайнедва глядели в ее сторону, тащась по улице со своими ведрами. Мало кто из пленников вникал в трудности других. У них хватало своих бед.

Дойдя до корзины с бельем, Фэйли вздохнула. Корзина лежала на боку, и белые шелковые блузы с черными шелковыми юбками – штанами для езды верхом, вывалились на грязную, усыпанную пеплом мостовую. Хорошо еще, что никто, кажется, на них не наступил.

Впрочем, если человек все утро носил воду и это предстоит делать ему еще целый день, то его можно простить, если он не смотрит себе под ноги, тем более что улица и так была усеяна одеждой, сорванной с жителей Малдена, когда их превращали в гай'шайн.По крайней мере, Фэйли не стала бы обижаться. Выпрямив корзину, она начала собирать одежду, отряхивая ее от грязи и пепла и стараясь не втереть то, что не отряхивалось. В отличие от Сомерин, Севанна питала пристрастие к шелку. Она не носила ничего другого, гордилась своими шелками не меньше, чем своими драгоценностями, и дорожила ими одинаково. Вряд ли госпожа будет довольна, если какие-нибудь из шелковых одежд будут испорчены.

Когда Фэйли уложила последнюю блузу, к ней подошел Ролан и одной рукой поднял корзину. Уже готовая огрызнуться – она и сама может нести свои тяжести, спасибо большое! – Фэйли проглотила отповедь, вертевшуюся на языке. Ум был единственным ее оружием, и она должна была использовать его, а не давать волю своему нраву. Ролан оказался здесь не случайно. Это было бы слишком невероятно. Она часто видела его с тех пор, как попала в плен, слишком часто, чтобы это можно было посчитать случайностью. Он преследовал ее. Что он там наплел Надрику? Он не давал ее Севанне и не предлагал обменять? Несмотря на то что именно он захватил ее в плен, Фэйли подозревала, что он не одобряет того, что мокроземцев делают гай'шайн– большинство Безродных не одобряло этого, – однако, по всей видимости, парень все же имел на нее какие-то виды.