Текст книги "Обрести бессмертие"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 14

Октябрь, 2011

Тридцать две пациентки Дины Кавасаки, ожидавшие рождения ребенка, согласились принять участие в испытании нового сканирующего оборудования, сконструированного Питером. Это было неудивительно: Питер предложил выплатить каждой пациентке пятьсот долларов только за то, чтобы она проносила надетый на ее живот сканер в течение четырех часов. Каждая следующая пациентка имела срок беременности на неделю больший, чем предыдущая.

Питер хотел впоследствии провести обследования нескольких женщин на разных сроках беременности каждой из них, но уже первоначальные данные внесли полную ясность. Душеграмма появлялась где-то между девятой и десятой неделями беременности. До этого ее просто не было. Но для того, чтобы установить, возникает ли она внутри мозга эмбриона или – что, по мнению Питера, менее вероятно, – каким-то образом приходит туда снаружи, нужны были гораздо более сложные исследования.

Питер знал, что это изменит мир почти так же кардинально, как осознание факта, что какая-то форма жизни после смерти действительно существует. Конечно, не все примут такую интерпретацию, но теперь Питер нашел способ достоверно устанавливать, является ли данный плод личностью – то есть будет ли его удаление просто отсасыванием нежелательного нароста или же самым настоящим убийством.

Последствия будут очень серьезны. Ведь если удастся убедить нынешнего Папу, что душеграмма действительно является физическим проявлением бессмертной сущности и что душа действительно появляется в плоде на десятой неделе беременности, то он, возможно, перестанет возражать против контроля рождаемости и ранних абортов. Питер вспомнил, как в 1993 году тогдашний Папа сам грозил проклятием женщинам, изнасилованным солдатами в Боснии и Герцеговине, если они не доносят до конца зачатых ими детей. А нынешний Папа по-прежнему отказывается разрешить контроль рождаемости в пораженных голодом районах мира, хотя дети там заведомо обречены на голодную смерть.

И конечно, женское движение, которое Питер поддерживал, тоже откликнется.

Питер всегда чувствовал себя неловко, когда ему случалось размышлять над проблемой абортов, особенно в промышленно развитых странах. Существовали вполне надежные и необременительные методы контроля рождаемости. Питер всегда умом понимал, что женщина имеет право сделать аборт по своему усмотрению, но находил это неэтичным. Ведь нежелательной беременности всегда можно избежать. И неужели требовать контроля рождаемости от обоих партнеров – значит требовать слишком многого? Зачем профанировать чудо размножения?

Хватило десяти минут поиска по компьютерной сети, чтобы отыскать нужную статистику: в Северной Америке одна беременность из пяти кончалась абортом. Вот и они с Кэти тогда зачали ребенка, вовсе не собираясь этого делать. Причем он был доктором наук, она бакалавром в области химии – уж им-то, несомненно, следовало быть умнее.

Правда, зачастую то, что кажется таким простым в теории, на практике оказывается гораздо сложнее.

Но теперь, похоже, появилось оправдание мерам контроля рождаемости, применяемым после зачатия. Душа, чем бы она там ни была, появляется лишь после шестидесяти и более дней беременности.

Питер не был футурологом, но нетрудно было догадаться, в каком направлении двинется общество: в ближайшее десятилетие законы, несомненно, изменятся таким образом, чтобы допускать прерывание беременности по требованию женщины только до момента появления в плоде душеграммы. В противном случае любой суд признает нерожденного ребенка человеческим существом.

Питеру нужны были ответы – объективные, надежные факты. И вот теперь он их получил.

Он глубоко вздохнул. Будучи рационалистом, он знал, что всегда существовало лишь три возможных ответа на моральные проблемы, связанные с абортами. Первый: ребенок является человеческим существом с момента зачатия. Это всегда казалось Питеру глупым: в момент зачатия ребенок является всего лишь одной-единственной клеткой.

Второй ответ: ребенок становится человеком в тот момент, когда он выходит из тела матери. Это казалось ему столь же глупым. Хотя, пока не будет перерезана пуповина, ребенок получает питание из тела матери, плод достаточно развит, чтобы, если понадобится, существовать отдельно еще за несколько недель до обычного срока окончания беременности. Ясно, что перерезание пуповины – такая же условность, как перерезание ленточки при открытии нового парка. Плод еще до того как появится на свет – это уже человеческое существо с независимыми сердцем, мозгом и мыслями.

Так что все, что Питер сделал, – лишь доказательство очевидного. Третья возможность: где-то между этими двумя крайностями, между зачатием и рождением, плод становится самостоятельным человеческим существом со своими правами.

То, что третий вариант оказался правильным ответом, можно было предположить заранее. Даже многие религиозные учения признавали, что душа появляется где-то в середине беременности. Святой Фома Аквинский разрешал аборты до шестой недели для плодов мужского пола и до третьего месяца для плодов женского пола, считая, что в эти сроки душа входит в тело. А мусульмане, как говорил Саркар, верят, что нафс входит в плод на сороковой день после зачатия.

Да, конечно, ни один из этих сроков не совпадал с найденной Питером цифрой девять или десять недель. Но твердое знание факта, что существует некий определенный момент, когда происходит появление души, должно – эта мысль снова промелькнула у него в мозгу – изменить мир. И конечно, не все сочтут, что это перемена к лучшему.

Питер подумал, каково ему будет смотреть на экране телевизора, как сжигают его чучело.

Прошло чуть больше девяти недель с того дня, как Кэти рассказала Питеру о своей измене. Их отношения все это время оставались весьма натянутыми, но тем не менее Питер понимал, что возникла острая необходимость серьезно поговорить – совсем о другом кризисе, о том, что случился в их прошлом.

Был понедельник, 10 октября, – канадский День благодарения. У обоих был выходной день. Питер вошел в гостиную. Кэти сидела в кресле на двоих, решая кроссворд из «Нью-Йорк тайме». Питер подошел и сел рядом.

– Кэти, – начал он, – мне нужно тебе кое-что сказать.

Огромные глаза Кэти на миг встретились с его глазами, и внезапно Питер понял, о чем она думает. Он принял решение, подумала она. Он оставляет ее. На лице ее попеременно отразились и страх, и печаль, и мужество. Она изо всех сил старалась сохранить самообладание.

– Это насчет нашего ребенка, – сказал Питер.

Теперь лицо Кэти выражало недоумение. Она явно ничего не понимала.

– Какого ребенка? – осторожно спросила она.

Питер с трудом проглотил комок в горле.

– Того ребенка, ну, от которого мы избавились двенадцать лет назад.

Глаза Кэти беспокойно забегали.

– На следующей неделе моя компания публично объявит о существовании душеграммы, – пояснил он. – При этом будет рассказано о результатах еще одного дополнительного исследования. Но… но мне бы хотелось, чтобы ты первая о них услышала.

Кэти молчала.

– Я теперь знаю, когда душеграмма появляется у ребенка.

Его поза, выражавшая замешательство, его нерешительность многое ей объяснили. Она знала каждый его жест, понимала язык мимики и движений.

– О Боже, – вырвалось у Кэти, и в ее широко открытых глазах появился испуг. – Она появляется рано, да? Еще до того, как мы… когда мы…

Питер не ответил.

– О Боже, – повторила она, покачав головой. – Это были девяностые годы, – произнесла Кэти с такой интонацией, словно этим все уже было сказано.

Девяностые годы. В то время проблема абортов, как, впрочем, и большинство других проблем, была упрощена до смехотворного уровня лозунгов: «За выбор» – как будто имело смысл выступать против выбора; «За жизнь» – как будто кто-то был против жизни. Никакие полутона не признавались. В том кругу, к которому принадлежали Хобсоны, – кругу образованных, состоятельных жителей либеральной Восточной Канады – позиция «За выбор» была единственно возможной.

Девяностые.

Эти политически корректные девяностые.

Питер слегка пожал плечами.

– Полной уверенности нет. Мы сделали это примерно в то время, когда душеграмма должна была появиться. – Он помолчал, не зная, что еще сказать. – Возможно, все было в порядке.

– Или это могло оказаться… могло оказаться…

Питер кивнул:

– Мне очень жаль, Кэти.

Она закусила нижнюю губу, растерянная и подавленная. Питер протянул руку и погладил ее ладонь.

ГЛАВА 15

У компании «Хобсон мониторинг» имелась стандартная база данных с именами и сетевыми адресами журналистов, пишущих на медицинские темы, которым по всему миру рассылались электронные пресс-релизы о новых разработках компании. Некоторые высокопоставленные служащие предлагали разослать этот конкретный пресс-релиз также редакторам религиозных отделов, но Питер запретил. Он по-прежнему чувствовал себя неуверенно в отношении моральных аспектов своего открытия. Кроме того, нетрудно было догадаться, что скоро все газетчики, начиная с репортеров «Нэшнл инквайрер», начнут выпрашивать у него интервью. Приглашение на пресс-конференцию было разослано электронной почтой и с курьерами за три дня до самого события. Питеру не очень понравилась его формулировка, но Джоджиндер Сингх, его главный специалист по связям с общественностью, упорно отстаивал следующий текст:

«Хобсон мониторинг лимитед» приглашает Вас на пресс-конференцию, которая состоится в четверг, 20 октября, в 10:00 утра в зале 104 Торонтского центра конгрессов. Мы обнародуем фундаментальное научное открытие. Простите, ребята, – никаких намеков, пока вы туда не явитесь. Мы обещаем мировую сенсацию. Те, кто не сможет присутствовать лично, свяжитесь с Джоджиндером в «Хобсон мониторинг» относительно деталей предоставления видеосвязи.

Несколько репортеров действительно постарались разнюхать, не является ли обещанный доклад просто рекламой новых образцов больничного оборудования, но у них ничего не вышло. Никакой предварительной информации не сообщалось. Оставалось лишь дожидаться четверга. А затем…

Примерно сорок репортеров явились на эту пресс-конференцию – компания «Хобсон мониторинг» лишь однажды собирала больше, в тот раз, когда объявила о первом выпуске своих акций для всех желающих. Питер знал по имени половину репортеров: Бака Пикарца, медицинского корреспондента «Торонто стар»; Кори Тика, его коллегу из «Глоб энд Мэйл»; Лайану Делани из «Си-би-си ньюсуорлд»; того толстяка, который поставлял новости из Канады в «Буффало ньюс»; одного худого парня из «Ю-Эс-Эй тудэй» и многих других. Репортеры лакомились свежими фруктами и потягивали кофе, болтая друг с другом. Их удивило, что они не получили заранее пресс-релизы, хотя Питер и Джоджиндер заверили, что полные наборы материалов, включая диски с данными и стенограммы ответов Питера, будут розданы всем при выходе. Некоторые из присутствующих на пресс-конференции журналистов все равно снимут на пленку все, что тут будет происходить.

Кэти взяла выходной, чтобы быть вместе с Питером. В четверть одиннадцатого он поднялся на подиум. Кэти ободряюще улыбнулась, и, несмотря на дрожь в коленях, он почувствовал прилив сил.

– Привет, друзья, – сказал он, улыбнувшись им всем вместе, а затем персонально Кэти, припасенной специально для нее особенной, долгой улыбкой. – Спасибо, что нашли время для нашего доклада. Пожалуйста, простите за всю эту секретность – я понимаю, что она несколько отдает мелодрамой. Но то, что мы собираемся сегодня объявить, очень необычно, и нам нужна была уверенность, что первыми об этом узнают заслуживающие доверия журналисты. – Он снова улыбнулся. – Джоджиндер, ты не мог бы убавить освещение? Спасибо. Теперь прошу всех смотреть на стенной монитор. Каждый из вас при выходе из зала получит копию записи, которую я сейчас продемонстрирую. Все уселись? Джоджиндер, пожалуйста, покажи демонстрационную запись.

Журналисты внимательно смотрели на экран, а Питер тем временем комментировал проигрываемую в замедленном темпе запись смерти Пегги Феннелл, полученную мозговым сканером. Питер включил в свой рассказ немало технических подробностей – это были, в конце концов, медицинские журналисты. Когда монитор показал, как душеграмма действительно вышла из головы миссис Феннелл, по аудитории прокатилась волна шепота.

– Проиграйте, пожалуйста, еще раз этот последний кусок, – крикнул Пикарц из «Стар». Питер сделал Джоджиндеру знак выполнить эту просьбу.

– Что это в точности такое? – спросил другой репортер.

Питер взглянул на Кэти, сидевшую в первом ряду. Она подмигнула ему. Он демонстративно пожал плечами:

– Это устойчивое компактное электромагнитное поле, покидающее тело через висок в момент смерти.

– Точно в момент смерти? – спросила Делани, женщина из «Ньюсуорлд».

– Да. Это последний всплеск электрической активности мозга.

– Значит – значит, это что такое? – переспросила она. – Вы хотите сказать, что это что-то вроде души? – Она произнесла это слово насмешливо, чтобы в случае необходимости все можно было обратить в шутку.

Но за недели, прошедшие с тех пор, как Саркар впервые произнес это слово, Питер уже немного к нему привык.

– Да, – подтвердил он. – Мы считаем именно так. – Он повысил голос, обращаясь сразу ко всем собравшимся. – Здесь перед вами, леди и джентльмены, первая прямая научная запись того, что может оказаться человеческой душой, покидающей тело.

Поднялся гул, все заговорили разом. Следующие два часа Питер провел, отвечая на вопросы, хотя некоторые газетные репортеры, спешившие вовремя дать информацию в номер, схватили наборы материалов, приготовленные для раздачи журналистам, и почти сразу же исчезли. Питер дал ясно понять, что еще предстоит точно выяснить, что именно происходит с душеграммой после того, как она покинет тело, – похоже, что она сохраняет внутреннюю структуру, но пока не было никаких доказательств, что вскоре после этого не происходит ее диссипиризация. Он также подчеркнул, что пока имеется очень мало данных о содержании или структуре душеграммы, и в частности о том, какая значимая информация в ней содержится и содержится ли вообще.

Но это уже не имело никакого значения. Представление о душе было архетипом, который мгновенно воспринимался всеми. Люди глубоко в подсознании уже давно знали, что именно представляла собой душеграмма.

В тот вечер Кэти и Питер увидели, что телерепортаж о конференции, показанный Си-би-си в Канаде, был повторен Си-эн-эн в США и Всемирной службой Би-би-си. Сообщение об этом открытии через несколько часов разошлось по «Интернет» и оказалось на первых страницах вечерних выпусков «Торонто стар» и нескольких американских газет, а на следующий день оно уже оказалось на первых страницах газет всего мира. В течение двадцати четырех часов весь цивилизованный мир был оповещен об этом открытии.

Питер Хобсон внезапно стал знаменитостью.

– Звонивший все еще на связи? – спросил Донахью, недавно вернувшийся в дневной телеэфир после провалившейся попытки стать президентом.

– Я здесь, Фил.

Донахью поморщился. Драгоценные секунды тратились впустую.

– Поторопитесь – у меня очень мало времени.

– Мне хотелось бы знать, – сказал звонивший, – на что в действительности похожа жизнь после жизни. Я хочу сказать, теперь мы знаем, что она существует, но на что она в действительности похожа?

Донахью повернулся к Питеру:

– Это очень хороший вопрос. Доктор Хобсон, на что похожа жизнь после смерти?

Питер заерзал в кресле.

– Ну, это вопрос скорее для философов, я боюсь, и…

Донахью обратился к собравшимся в студии:

– Ну как, ребята, мы готовы к подобным вопросам? Действительно ли мы хотим знать ответы на них? И что мы, американцы, будем делать, если загробная жизнь окажется малоприятной? – Он говорил в пространство. – Брайан, покажи им номер 14.

На экране появилась диаграмма.

– Шестьдесят семь процентов граждан нашей прекрасной страны, – сообщил Донахью, – верят, что душеграммы доказывают иудейско-христианскую модель рая и ада. Лишь одиннадцать процентов считают, что ваше открытие, доктор Хобсон, опровергает эту модель.

Диаграмма исчезла. Держа в поднятой руке микрофон, Донахью мигом оказался где-то в задних рядах и ткнул его под подбородок какой-то женщине.

– Да, мадам. Вы можете сделать краткое замечание.

– Хорошо, Фил. Я из Мемфиса – мы там обожаем ваше шоу.

Сначала он сделал лицо, как у маленького мальчика, которого погладили по головке.

– Спасибо, мадам. – Затем такое лицо, будто его ударили под ложечку. – У меня очень мало времени.

– У меня вопрос к доктору. Как вы думаете, ваше открытие позволит вам отправиться в рай или вы отправитесь в пекло за то, что вмешиваетесь в тайны Господни?

Лицо Питера крупным планом.

– Я… я понятия не имею.

Донахью сделал свой обычный театральный жест рукой, кончавшийся тем, что его указательный палец смотрел прямо в камеру.

– И мы снова будем в эфире…

Седовласый телеведущий с лисьей латиноамериканской мордочкой повернулся к аудитории. Бульварные газеты недавно сообщили, что он подвергся процессу «Неограниченной жизни», так что телезрителям предстояло еще столетиями упиваться его весьма специфическими телепрограммами.

– Жизнь после жизни, – напыщенно произнес он. – Вот главная тема нашего сегодняшнего выпуска. У нас сегодня в студии Питер Хобсон, ученый из Оттавы, утверждающий, что ему удалось зафиксировать на пленке бессмертную душу, и монсеньор Карлос Латина, архиепископ Лос-Анджелесской епархии. – Геральдо обратился к человеку в черной рясе: – Монсеньор, как вы думаете, где сейчас находятся души тех церковников, которые развращали мальчиков в церковных приютах?

(Заставка компьютерной графики с изображением купола Капитолия. Музыкальная фраза всем привычных позывных.)

Диктор:

– Вы смотрите новости Эй-би-си. Эта неделя – с Питером Дженингсом. Теперь даем нашу вашингтонскую студию, где вас приветствует Питер Дженингс.

Питер Дженингс, седовласый, угрюмый, смотрящий прямо в камеру:

– Душеграмма – факт или фантазия? Религиозное откровение или научная истина? Мы спросим об этом у наших гостей: Питера Хобсона, инженера, который впервые обнаружил душеграмму; Карла Сагана, автора бестселлера «Глаза творения»; и у Хелен Йоханнес, советника президента по вопросам религии в Америке. Некоторые дополнительные сведения обо всем этом от нашего журналиста Кейла Адара. И вместе со мной в нашей вашингтонской студии будут…

(Средним планом на экране показан Дональдсон, глубокие морщины подчеркивают резкие черты его лица, блестящий каштановый хохол явно фальшивый.)

– Сэм Дональдсон…

(Средний план седовласого Уилла, пучеглазого и согбенного, похожего на престарелого хозяина плантации.)

– …и Джордж Уилл. Впоследствии к нам присоединится комментатор Салли Фернандес из «Вашингтон пост». Все они соберутся тут на нашу воскресную программу.

(Рекламная пауза: новый автомобиль Арчера Дэниелса Мидланда, работающий на чистом растительном масле. Дженерал Дайнэмикс: «Наша работа может быть засекреченной, но мы добропорядочные граждане». Мерилл Линч: «Потому что экономия когда-нибудь непременно начнет окупаться».)

(Предварительно отснятый материал Кейла Адара.)

(Снова студия.)

Дженингс:

– Кейл, спасибо.

(Снова краткое перечисление приглашенных гостей и комментаторов.)

(Вставка Питера Хобсона на настенном экране, сверху информационная строка, где написано «Торонто».)

Сэм Дональдсон, подавшись вперед:

– Профессор Хобсон, ваше открытие душеграммы можно рассматривать как огромную помощь в освобождении угнетенных, решающее доказательство того, что все люди созданы равными. Как вы считаете, какое влияние ваше открытие окажет на тоталитарные режимы?

Хобсон (вежливо):

– Простите, но я не профессор.

Дональдсон:

– Я не против, чтобы меня поправляли. Но не уклоняйтесь от вопроса, сэр! Какое влияние окажут ваши открытия на нарушения прав человека, например, в восточной Украине?

Хобсон, немного подумав:

– Что же, разумеется, мне было бы очень приятно думать, что я внес свой вклад в борьбу за равенство всех людей. Но мне сдается, что наша способность к «негуманизму», устоявшая перед всеми вызовами, которые бросали ей в прошлом, удержится и на этот раз.

Джордж Уилл, поверх сложенных домиком ладоней:

– Доктор Хобсон, среднего американца, задавленного налогами, стонущего под бременем раздутой правительственной бюрократии, нисколько не интересуют геополитические последствия ваших исследований. Средний американец, ходящий в церковь, хочет знать, в точных и ясных терминах, сэр, какими именно характеристиками отличается загробная жизнь.

Хобсон, моргнув:

– Это надо понимать как вопрос?

Уилл:

– Это главный вопрос.

Хобсон, медленно покачав головой:

– Понятия не имею.