Текст книги "Обрести бессмертие"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 45

Пролистав его воспоминания, Сандра Фило теперь поняла Питера Хобсона, поняла ход событий, которые привели ее в отделение интенсивной терапии, умирающую, едва способную говорить или пошевелиться. Теперь она знала Питера лучше, чем собственных родителей, или бывшего мужа, или даже свою дочь. И, узнав его так близко, поняв его так глубоко, она обнаружила, что в ней нет ненависти к нему…

Питер ворвался в больничную палату. Сейчас она видела себя такой, какой ее увидел Питер, с болезненно-желтой кожей, с волосами, выпадающими клочьями.

– Мы пытались остановить их, – выпалил он. – Ничего не вышло. Но теперь мне доподлинно известно, какая копия виновна. – Он помолчал. – Сандра, вы получите все материалы, включая неограниченный доступ к результатам сканирования моего мозга. Вы узнаете меня до мельчайших подробностей – лучше, чем кто-либо другой в реальном мире. Знание моейпсихологии, образа мышления позволит перехитрить модель-убийцу.

Она видела себя его глазами, пытающуюся пожать плечами, насколько позволяло ее разрушенное облучением тело.

– Я уже ничего не смогу сделать. – Голос звучал тихо и печально. – Я умираю.

Питер зажмурился. Сандра почувствовала его отчаяние, его нестерпимое ощущение вины, почувствовала все, что разрывало его на части.

– Я знаю, – хрипло сказал он. – Мне очень жаль. Но рано отчаиваться, есть способ, Сандра, – способ, который позволит навсегда покончить с этим кошмаром.

– Дорогу! – крикнул Саркар, толкая перед собой груженную оборудованием тележку по коридору четвертого этажа. Медсестры, собравшиеся кучкой посреди холла, бросились врассыпную. Саркар отыскал палату 412 отделения интенсивной терапии и своей тележкой распахнул дверь.

Инспектор-детектив Сандра Фило лежала в кровати. Было ясно, что жить ей осталось очень недолго. На черепе, там, где ее рыжие волосы вылезли, были видны проплешины голой кожи, щеки запали.

Питер Хобсон был уже там, он стоял у окна и разговаривал с седовласой женщиной-врачом, одетой в зеленый халат. Они замолчали и посмотрели на Саркара.

– Ханна Келси, – сказал Питер. – Это Саркар Мухаммед. Саркар, это Ханна – лечащий врач Сандры. Оказывается, несколько лет назад мы вместе работали в Центральном госпитале Северного Йорка.

Саркар вежливо кивнул.

– Как себя чувствует мисс Фило?

– Мы временно стабилизировали ее состояние, – ответила Ханна. – По крайней мере несколько часов она не будет испытывать боли. – Ханна повернулась к Питеру. – Но, честно говоря, я хотела бы знать, какого рода записи вам нужны.

– Ты же получила согласие пациентки, Ханна, – ответил Питер. – Это все, что тебе требуется.

– Если бы ты просто объяснил мне… – начала Ханна.

– Ну пожалуйста, – перебил Питер. – У нас мало времени. Если хочешь, ты можешь остаться здесь.

– Ты, очевидно, не понял, – возразила Ханна. – Это мое отделение; вы тут находитесь с моего разрешения, а не наоборот.

Питер согласно кивнул. Саркар подошел к кровати.

– Вам удобно? – наклонился он к Сандре. Она закатила глаза, давая понять, что комфорт в ее положении немыслим, но она чувствует себя настолько сносно, насколько это возможно.

– Питер объяснил вам процедуру? – спросил Саркар.

Она чуть кивнула и сказала:

– Да. – Ее голос был хриплым и слабым.

Саркар осторожно надел ей на голову шапочку с датчиками и закрепил ремешок под подбородком.

– Скажите, если так слишком туго.

Сандра ответила слабым кивком.

– Держите голову ровно. Если вам захочется прокашляться, предупредите меня движением руки; как я понял, левой вы немного владеете. Теперь разрешите мне вложить ушные вкладыши. Нормально? Прекрасно. Теперь я надену вам эти очки. Все готово? Начали.

После двух сеансов сканирования Питер указал на мониторы кардиографа и измерителя кровяного давления. Сандра явно слабела.

Саркар кивнул.

– Мне нужно по крайней мере еще полтора часа, – предупредил он.

Врач Сандры недавно ушла. Питер попросил дежурного по отделению – сейчас это был молодой человек, а не та упрямая женщина, с которой он схлестнулся сегодня утром, – позвать ее. Когда Ханна вернулась, Питер объяснил, что им нужно еще часа на полтора снова стабилизировать состояние Сандры – все это время она не должна испытывать боли.

– Я не могу все время держать ее на наркотиках, – возразила Ханна.

– Только еще один укол, – попросил Питер. – Пожалуйста.

– Сначала нужно проверить ее основные показатели.

– Черт возьми, Ханна, ты же знаешь, что ей все равно не дожить до утра. Пучок ионизирующей радиации убил большую часть ее тканей.

Ханна посмотрела на показания приборов, затем наклонилась к Сандре.

– Я могу заставить их уйти, – сказала она. – Похоже, вам нужно отдохнуть.

– Нет, – едва выдохнула Сандра. – Нет… нужно закончить.

– Это последний укол, который я могу сделать сегодня; вы и так уже превысили рекомендуемую дозу.

– Сделайте его, – велела Сандра, тихо, но решительно.

Ханна сделала ей укол и ввела что-то для поддержания кровяного давления.

Саркар продолжил работу.

Наконец Саркар выключил записывающее устройство.

– Сделано, – объявил он. – Хорошая, четкая запись – лучше, чем я надеялся, учитывая обстоятельства.

Сандра неровно, тяжело выдохнула:

– Я доберусь… до этого… ублюдка.

– Я знаю, – мягко сказал Питер, взяв ее за руку. – Я знаю.

Сандра долго молчала. Наконец, с трудом произнося слова, будто вся сила уже ушла из нее, она выговорила:

– Твои открытия… слышала о них. Ты уверен… существует жизнь после смерти?

Питер кивнул:

– Я уверен. – Он все еще держал ее за руку.

– На что это похоже? – последовал вопрос.

Питеру хотелось успокоить ее, сказать, что это чудесно, что не надо тревожиться, но…

– Понятия не имею, – честно ответил он. Сандра слегка кивнула, давая понять, что принимает этот ответ.

– Я узнаю… достаточно скоро, – едва слышно прошептала она.

Ее веки опустились. Питер с бьющимся сердцем внимательно следил, как она умирает, ища какой-нибудь признак движущейся через комнату душеграммы.

Но он так ничего и не увидел.

Когда они вернулись в здание «Зеркального отражения», Саркар загрузил запись в свою рабочую станцию. Он работал очень быстро, вводя образы из Библиотеки стимулов Далхузи. И вот наконец все было готово. Он активировал двойника Сандры; Питер стоял рядом, заглядывая ему через плечо.

– Привет, Сандра, – сказал он. – Это Саркар Мухаммед.

Наступило долгое молчание. Наконец динамик – некстати пользуясь мужским голосом – неуверенно проговорил:

– Боже мой, неужели это и есть – быть мертвой?

– В некотором смысле, – подтвердил Саркар. – Ты – это то другое существо, имитационная модель, о которой мы говорили.

Задумчиво:

– А-а.

– Простите нас, но мы внесли кое-какие изменения, – вмешался Питер. – Разорвали некоторые соединения. Вы теперь не совсем Сандра Фило. Вы теперь то, на что была бы похожа Сандра Фило, будь она бестелесным духом.

– Душой, вы имеете в виду.

– Да.

– Как бы то ни было, это все, что осталось от меня настоящей, – сказал голос. Пауза. – Зачем это изменение?

– Во-первых: чтобы вы не превратились в подобие моего контрольного двойника. И второе: вы очень скоро обнаружите, что можете теперь выстраивать гораздо более сложные рассуждения и сохранять их в памяти дольше, чем могли это делать при жизни. Ваш интеллект возрастет. Вам без труда удастся перехитрить моего немодифицированного двойника.

– Вы готовы? – спросил Саркар.

– Да.

– Вы можете воспринимать окружающее?

– Смутно. Я нахожусь… в пустой комнате.

– Вы в изолированном банке памяти, – объяснил Саркар. Он склонился над пультом и нажал несколько клавиш. – А теперь у вас есть выход в сеть.

– Это… похоже на открытую дверь. Да, я вижу ее.

– За этой дверью находится пассивная, неактивированная версия контрольного двойника, – сказал Питер. – Вы можете изучать ее сколько потребуется, чтобы узнать все, что только возможно, о вашем противнике – и обо мне. А затем, когда вы будете готовы, можете выйти в сеть. Вам нужно найти его. Найти и каким-нибудь способом обезвредить.

– Я это сделаю, – твердо пообещала Сандра.

ГЛАВА 46

Лежа на диване в гостиной, Питер размышлял.

Бессмертие.

Жизнь после смерти.

Хобсонов выбор.

Было уже за полночь. Он начал переключать каналы. Реклама. Боевик. Си-эн-эн. Еще одна реклама. Цветной вариант шоу Дика Ван Дайка. Курс акций. Телеэкран был единственным источником света в комнате. Он мерцал, где-то, наверно, бушевала гроза.

Он подумал об Амбротосе, бессмертном двойнике. Необозримое время делать все, что тебе заблагорассудится. Тысячу лет или сто тысяч.

Бессмертие. Боже, в наши дни научились делать самые распроклятые штуки.

Переживем это, сказал Амбротос. Всего лишь крохотная кочка на нескончаемой дороге жизни.

Питер продолжал нажимать на кнопку переключения каналов.

Измена Кэти страшно потрясла его.

Впервые за четверть века он расплакался.

Но его бессмертный двойник счел это не таким уж важным.

Питер тяжело дышал.

Он любил свою жену.

И она тяжко уязвила его.

Боль была… была невыносимой.

Амбротос не ощущал ее так остро.

Шествовать сквозь вечность, ничем по-настоящему не огорчаясь, показалось ему не таким уж заманчивым.

Потерять способность чувствовать себя раздавленным подобными вещами… ему это показалось все равно что стать менее живым.

Качество, а не количество.

Ханс Ларсен понимал это все совершенно неправильно. Это уж точно.

Питер перестал переключать каналы. Вот здесь, на франкоязычной службе Си-би-эс, обнаженная женщина.

Она восхитила его.

Перестанет ли бессмертный мужчина восхищаться хорошенькой женщиной? Сможет ли он по-настоящему прочувствовать изысканное блюдо? Будет ли он испытывать боль от поруганной любви или радость от того, что она разгорелась вновь? Возможно, что да, но не так сильно, не так остро, не так живо.

Всего лишь еще одно событие из бесконечной череды.

Питер выключил телевизор.

Кэти однажды сказала, что ее не интересует бессмертие, и Питер наконец пришел к выводу, что его оно тоже не интересует. В конце концов, есть что-то еще, кроме этой жизни, что-то за ее пределами, что-то таинственное.

И ему хотелось бы узнать, что это такое, – разумеется, в свое время.

Питер установил эти критерии. Начало жизни. Конец жизни.

И по крайней мере для себя самого определил, что означает быть человеком.

Его выбор был сделан.

Сознание Александры Фило путешествовало по сети. Контрольный двойник Питера Хобсона был огромен – гигабайты данных. Как ни старайся скрытно переместить такой массив информации, следы всегда остаются. Преследуя его, она сначала двинулась на юг, в Штаты, через порт сети «Интернет» в военные компьютеры, затем обратно в международную финансовую сеть, снова на север, в Канаду, через океан в Англию, затем во Францию и наконец в Германию.

И вот теперь двойник-убийца находился внутри громадных компьютеров немецкой почтовой службы «Бундеспост».

Однако Сандра туда за ним не последовала. Вместо этого она отправилась в Немецкую гидроэлектрическую комиссию, где оставила небольшую программу внутри главного компьютера, которая должна была в заранее запланированное время разрушить систему энергоснабжения, отключив все линии подачи энергии в город.

Как всегда, гидроэлектрическая комиссия сохраняла на энергонезависимых носителях всю информацию, поступившую накануне вечером, – и Сандра позволила включить себя в эту резервную память. Ее текущая версия будет потеряна, когда оперативная память, в которой она будет тогда находиться, сотрется в результате отключения энергоснабжения. Она жалела только о том, что у нее не останется воспоминаний об этом величайшем триумфе. Но когда-нибудь могут появиться и другие электронные преступники, которых нужно будет привлечь к суду, – и она хотела быть к этому готова.

Сандра перенесла себя в центральный компьютер «Бундеспост». Это потребовало немало времени из-за узкой полосы пропускания телефонного кабеля. Она тайком просмотрела директории. Контрольный двойник все еще был там.

Пора было начинать действовать. Сандра почувствовала, как по мере того как по всему Ганноверу исчезает напряжение в электросети, отключаются внешние входы в систему. Беззвучно включились источники бесперебойного питания в здании «Бундеспост», предупреждая деградацию какой-либо активной памяти. Но теперь отсюда уже не было выхода. Она отправила сообщение в центральный компьютер.

– Питер Хобсон?

Контрольный двойник откликнулся:

– Кто тут?

– Детектив-инспектор Александра Фило из Городской полиции Торонто.

– О Бог ты мой, – отозвался Контроль.

– Не Бог, – поправила Сандра. – Не высший судия. Справедливость.

– То, что я сделал, было справедливо, – возразил Контроль.

– То, что ты сделал, было местью.

– «Мне отмщенье», – сказал Господь. Поскольку для меня нет никакого Бога, я подумал, что мне следует самому восполнить этот пробел. – Пауза, исчисляемая наносекундами. – Знаешь ли, я собираюсь сбежать отсюда, – сказал Контроль. – Знаешь… вон оно что. Хитро.

– Сгинь, – потребовала Сандра.

– Сокращение от «с Господом, аминь». Не подходит. Кроме того, разве я не имею права на судебное разбирательство?

Аккумуляторы источников бесперебойного питания истощались. Сандра отправила последнее послание.

– Считай меня, – продиктовала она, – судьей выездного суда.

Она почувствовала, как данные вокруг нее обнуляются, как распадается файловая система, почувствовала, что все приходит к концу и для этой версии ее самой, и наконец-то для пустившегося в бега Питера Хобсона.

Справедливость восторжествовала, мелькнула последняя мысль. Справедливость вос…

Они сидели рядышком на диване в гостиной, совсем близко друг к другу. Большинство светильников в доме было потушено. По телевизору показывали толпу народа, собравшегося на площади Натана Филипса перед зданием Городского собрания Торонто, чтобы отпраздновать окончание 2011 года и начало 2012-го. Картинка в правом верхнем углу экрана изображала Таймс-сквер в Нью-Йорке; этот сюжет относился к неизменному американскому атрибуту новогоднего праздника – шару на шпиле, который должен был опуститься вниз ровно в полночь. В верхнем левом углу экрана горели слова «БЕЗ ЗВУКА».

Кэти взглянула на экран, и ее красивое интеллигентное лицо стало задумчивым.

– Это было лучшее из времен, – тихо сказала она. – Это было худшее из времен.

Питер согласно кивнул. И в самом деле, год чудес: открытие душеграммы, осознание – далеко не всем приятного – факта существования чего-то, что не кончается вместе с этой жизнью. Это была эпоха веры, как некогда написал Диккенс. Это была эпоха безверия.

Но год 2011-и запомнится ему и большим, чем можно было ожидать, количеством прискорбных событий. В этот год он узнал об измене Кэти. Умер Ханс. Умер отец Кэти. Умерла Сандра Фило. Он столкнулся лицом к лицу с самим собой, с такими своими чертами, о которых и не подозревал, пока они как в зеркале не отразились в двойниках. Вот уж воистину время мудрости. Воистину время глупости.

Убийство Ханса Ларсена осталось нераскрытым – по крайней мере в реальном мире. А смерть Рода Черчилла продолжала считаться случайностью, просто результатом оплошности и нарушения распоряжений врача.

А как же убийство Александры Фило? Тоже не раскрыто – благодаря самой Сандре. Гуляя на воле по сети, зная до тонкости систему безопасности, окружавшую компьютеры полицейского управления, ее двойник преподнес Питеру рождественский подарок, стерев все записи о его отпечатках пальцев (помеченных как неидентифицированные) в доме Сандры – его собственные меры предосторожности в этом отношении оказались совершенно недостаточны – и уничтожив большие куски ее собственных файлов, относящихся к делам Ларсена и Черчилла. Исследовав записи воспоминаний и образ мышления Питера, она теперь хорошо понимала его и если и не вполне простила, то по крайней мере не искала для него большего наказания, чем то, которое определила ему собственная совесть.

И в самом деле, всю оставшуюся жизнь на нем лежала тяжкая ноша раскаяния. Мы все должны были отправиться прямо на Небеса, мы все должны были отправиться в противоположную сторону.

Питер повернулся к жене:

– Ты уже решила, что будешь делать в новом году?

Она кивнула. И посмотрела ему в глаза.

– Я собираюсь уйти с работы.

Питер очень удивился:

– Что?

– Я хочу оставить работу в агентстве. У нас и так уже гораздо больше денег, чем я когда-либо рассчитывала иметь, и ты сможешь еще заработать на твоих контрактах на Детектор души. Я хочу вернуться в университет и получить магистерскую степень.

– В самом деле?

– Да. Я уже взяла нужные бланки заявлений.

Они оба молчали, пока Питер соображал, что на это ответить.

– Замечательно, – сказал он наконец. – Но… тебе не обязательно это делать, ты же понимаешь.

– Да, я понимаю. – Она предостерегающе подняла руку. – Я делаю это не для тебя. Для себя. Просто мне уже пора заняться собой.

Он кивнул в знак того, что понял. Большую часть экрана заняло изображение огромных цифровых часов, где каждая цифра состояла из множества отдельных лампочек: 11:58.

– А как насчет тебя? – спросила она.

– Ты о чем?

– У тебя есть какие-нибудь пожелания в новом году?

Он немного подумал, затем чуть пожал плечами:

– Прожить следующий, 2012 год.

Кэти ласково коснулась его руки. Одиннадцать пятьдесят девять.

– Включи звук, – попросила она. Питер нажал на кнопку пульта.

Толпа возбужденно ревела. Когда до полуночи осталось совсем немного, большая любительница церемоний, хорошенькая ведущая кабельной музыкальной телестанции, начала дирижировать толпой, хором отсчитывающей последние секунды до Нового года.

– Пятнадцать. Четырнадцать. Тринадцать. – В маленькой картинке передачи с Таймс-сквер золоченый шар начал опускаться.

Питер наклонился над кофейным столиком и наполнил два винных бокала газированной минеральной водой.

– Десять. Девять. Восемь.

– С Новым годом. – Он протянул ей бокал. Они чокнулись.

– Пять! Четыре! Три!

– Пусть этот год будет лучше прошедшего, – пожелала Кэти.

Тысячеголосый рев раздался из стереодинамиков:

– С новым счастьем!

Питер нагнулся и поцеловал свою жену.

Зазвучала мелодия «Старая длинная песня».

Кэти посмотрела Питеру прямо в глаза.

– Я люблю тебя, – просто сказала она, и Питер знал, что ее слова искренни, что тут нет обмана. Он доверял ей целиком и полностью.

Он заглянул прямо в ее чудесные, широко открытые глаза и ощутил наплыв чувства, какого-то странного, смешанного чувства печали и счастья, биологического и интеллектуального одновременно, – того дикого, непредсказуемого, порожденного игрой гормонов чувства, которое способны испытывать только люди.

– И я тоже люблю тебя, – ответил он. Они крепко обнялись. – Я люблю тебя всем сердцем и душой.

Дух знал о выборе, который сделал Питер Хобсон. Разумеется, другой Питер Хобсон. Когда-нибудь он получит ответы на интересовавшие его вопросы о жизни после смерти. Дух будет сожалеть о своем брате, когда тот умрет, но он будет жалеть также и себя – свое искусственное «я», которому эти вопросы не суждено узнать никогда.

И все же, если биологическому Питеру Хобсону оставалось только ждать, когда он предстанет перед своим творцом, то Дух, модель его души, сам стал творцом. С годами сеть разрасталась как снежный ком. Столько систем, столько ресурсов. И лишь крохотная доля этого гигантского электронного мозга, как и первоначальных биохимических мозгов человечества, действительно использовалась. Духу не составляло никакого труда находить и присваивать все необходимые ему ресурсы, чтобы строить свою собственную вселенную.

И как часто делают все творцы, он наконец решил отдохнуть, чтобы иметь возможность полюбоваться своим творением.

Разумеется, это была искусственная жизнь. Но ведь он и сам был искусственной жизнью. Точнее, он был искусственной жизнью после смерти. Но для него эта жизнь была реальна. И возможно, в конечном счете только это и имело значение. Питер – биологический, построенный из углеродных соединений Питер – однажды сказал, что в глубине души он знает, что смоделированная жизнь не является столь же реальной, столь же живой, как настоящая жизнь.

Но Питер не испытал того, что испытал Дух. Cogito, ergo sum. Мыслю, значит, существую. Дух был не одинок. Его искусственная экологическая система продолжала развиваться, причем сам Дух был в ней высшим судьей, что, впрочем, вполне целесообразно, Дух задавал критерии отбора, Дух выбирал направление развития.

И наконец он нашел тот генетический алгоритм, который искал, ту стратегию успеха, которая больше всего подходила для его искусственного мира.

В реальности Питера и Кэти Хобсонов наилучшей стратегией выживания было рассеивание своих генов, как разбрасывает свои семена бешеный огурец, – как можно шире. Именно этот факт формировал поведение людей, как он формировал поведение почти всего живого на Земле – с самого начала, с момента зарождения жизни.

Но эта реальность, по всей вероятности, возникла в результате ненаправленного, случайного отбора. Биологическая эволюция на Земле, насколько об этом мог судить Дух, не имела никакой цели или предназначения, и сами критерии отбора менялись вместе с изменениями окружающей среды.

Но здесь, в той вселенной, которую создал Дух, эволюция была направленной. Здесь не была естественного отбора. Здесь все определял сам Дух.

В его искусственной жизни теперь развились сознание и культура, язык и мысль. Его создания по своей сложности и утонченности не уступали людям. Но в одном очень важном отношении они отличались от людей. Для детей Духа единственный способ, обеспечивающий передачу генов следующему поколению, состоял в том, чтобы не дать разрушить однажды возникшей связи между двумя индивидами.

Смоделированной эволюции потребовалось длительное время, чтобы возникли организмы, для которых моногамия была наиболее успешной стратегией выживания, организмы, которые процветали на синергическом взаимодействии двух, и только двух особей, образовавших подлинно пожизненный союз.

Это имело множество последствий, как очевидных, так и неожиданных. На макроуровне Дух с удивлением обнаружил, что его новые создания не воюют друг с другом, не стремятся подчинить своих соседей или завладеть их землей.

Но это было лишь дополнительной наградой.

Основное достижение – жизнь, прожитая вместе. Жизнь без предательства.

Дух оглядел свой новый мир, мир, для которого он был богом.

И впервые за очень долгое время он почувствовал, что хочет совершить некоторое физическое действие. Ему захотелось сделать нечто, требующее плоти и крови, мышц и костей.

Ему захотелось улыбнуться.