Текст книги "Мнемоскан"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

39

Два меня.

Это всё чертовски запутано, но я обнаружил, что думаю о нём как о Джейкобе, а о себе как о Джейке. Один из тех ментальных фокусов, в которых мы начинаем нуждаться всё больше, когда становимся старше.

Он был Джейкоб, где конечное «ОБ» означало «оригинальный биологический». Я же был просто Джейк.

Я обнаружил, что я, Джейк, не могу отвести глаз от экрана видеофона, показывавшего Джейкоба, моей кожуры. Всего несколько недель назад мы были одним целым, а…

А до того меня попросту не было. Он, Джейкоб, был единственным, кто на самом деле пережил всё то, о чём я лишь помнил. Это у него был шрам на правой руке после падения с дерева в двенадцать, это он запнулся о ступеньку и повредил связку на лодыжке, это у него была артериовенозная мальформация, это он смотрел, как падает мой отец, это он занимался любовью с Ребеккой и он видел мир в усечённой цветовой палитре, в которую были окрашены большинство наших общих воспоминаний.

– Я пойду туда, – сказал я в видеофон.

– Куда? – спросил Джейкоб.

– В лунобус. К тебе.

– Нет, – ответил Джейкоб. – Нет. Оставайся на месте.

– Почему? – спросил я. – Потому что легче отрицать мою личность и мои права, когда я лишь горстка пикселов на крошечном экранчике?

– Я не идиот, – сказал Джейкоб, – так что не надо со мной обращаться, как с идиотом. Я контролирую ситуацию. Твой приход её дестабилизирует.

– Я правда не думаю, что у тебя есть выбор, – сказал я.

– Есть. Я не открою шлюз.

– Хорошо, – сказал я, соглашаясь, – будешь держать меня снаружи. Но если ты собирался говорить со мной лишь по телефону, мне не нужно было прилетать сюда с Земли.

Пауза, потом Джейкоб ответил:

– Ладно. Карты на стол, брателло. Ты здесь, потому что я хочу, чтобы ты согласился остаться здесь вместо меня.

Я опешил, но наверняка ничто в моей искусственной физиологии этого не выдало. Я ответил так спокойно, как только мог:

– Ты знаешь, что я не могу этого сделать.

– Выслушай меня, – сказал Джейкоб, поднимая руку. – Я не прошу чего-то ужасного. Сколько ты собираешься прожить?

– Я не знаю, – ответил я. – Долго.

– Очень долго, – сказал он. – Несколько столетий как минимум.

– Если не случится ничего плохого.

– А сколько проживу я?

– Я не знаю, – ответил я.

– Наверняка знаешь, – сказал Джейкоб. – Без синдрома Катеринского я проживу примерно столько же, сколько и любой другой родившийся в 2001 году канадец – ещё лет пятьдесят, если мне повезёт. У тебя будет вдесятеро больше времени, возможно, в сотню раз больше. Всё, о чём я тебя прошу – позволить мне прожить эти пятьдесят лет – или меньше, возможно, значительно меньше – на Земле.

– А… а что будет со мной?

– Ты останешься здесь, в этом замечательном курорте Верхний Эдем. – Он внимательно смотрел на меня, пытаясь определить мою реакцию. – Устрой себе отпуск на пятьдесят лет – чёрт возьми, чего греха таить, мы ведь по большей части только этим и занимаемся, верно? Здесь словно в Лас-Вегасе или на лучшем в мире круизном лайнере. – Он помолчал. – Послушай, я смотрел трансляции процесса. Я знаю, что он идёт не очень хорошо. Тебе охота провести следующие икс лет, таскаясь по судам, или лучше расслабиться здесь и вернуться, когда всё устаканится? Ты знаешь, что рано или поздно за мнемосканами признают полные права личности – так почему бы не дождаться этого момента здесь и вернуться на Землю на белом коне?

Я смотрел на него, на своего… своего прародителя.

– Не хочу быть к тебе несправедливым, – медленно произнёс я, – но…

– Пожалуйста, – сказал другой я с умоляющими нотками в голосе. – Я ведь не многого прошу. У тебя всё равно останется бессмертие, а я получу свои несколько десятилетий, которых меня лишили.

Я посмотрел на Карен. Она посмотрела на меня. Я сомневался, чтобы кто-то из нас смог что-то прочитать на лице другого. В раздумьи я снова повернулся к экрану.

Моя мать будет счастлива; она сама, разумеется, никогда не согласится на мнемоскан, с её-то верой в душу, но таким образом она вернёт себе сына на всю оставшуюся ей жизнь.

А мой отец? Да, я его теперь вообще не посещаю. Но Джейкоб мог бы снова начать, и сам бы думал, как справляться со связанным с этим эмоциональным разладом и чувством вины и потери. А к тому времени, как я вернусь на Землю, десятилетия спустя, мой отец тоже уже будет мёртв. Плюс, если Джекоб из плоти и крови вернуётся на Землю, то как же обрадуется Ракушка. И Ребекка, возможно, тоже будет рада.

Я уже раскрыл было свои искусственные губы, чтобы дать ответ, но прежде чем я успел что-то сказать, заговорила Карен.

– Совершенно исключено! – сказала она со своим характерным южным выговором. – Моя жизнь на Земле, и вместо меня туда некому вернуться. Там книги, которые собираюсь написать, интеллектуальная собственность, которую мне придётся защищать, места, которые я собиралась посетить – и я хочу, чтобы Джейк был рядом со мной.

Она никак не указала на меня, но простое использование моего имени так, словно оно принадлежало лишь одному человеку, заставило другого меня нахмуриться. Я позволил словам Карен ненадолго повиснуть в воздуже, а затем сказал в камеру:

– Ты слышал даму. Так не пойдёт.

– Ты ведь не будешь на меня давить, – сказал Джейкоб.

– Нет, не буду. Но и продолжать разговаривать вот так я тоже не намерен. Я иду к тебе в лунобус. Там мы и поговорим. Лицом к лицу. – Я помолчал, потом, кивнув, добавил. – Как мужчина с мужчиной.

– Нет, – сказал другой я. – Я тебя не впущу.

– Впустишь, – ответил я. – Я же тебя знаю.

40

Телескопический туннель, ведущий к лунобусу, был более жёсткой конструкции, чем те, по которым обычно грузятся в самолёты – ведь ему, в конце концов, нужно обеспечивать герметичность – но выглядел очень похоже. Однако, пройдя через него, я столкнулся с проблемой. Во внешней двери шлюзовой камеры лунобуса, вделанной в его серебристый корпус, было окно, которое оставалось неприкрытым. Однако во внутренней двери, на дальнем краю небольшой камеры, было своё окошко, и оно было прикрыто. И я задумался о том, как дать другому мне знать, что я пришёл.

Простояв перед дверью с полминуты с, без сомнения, глупым выражением на лице, я решил просто постучать по внешней шлюзовой двери в надежде, что звук будет слышен внутри.

Наконец шторка окошка на внутренней двери на секунду убралась, и я увидел круглое белобородое лицо, принадлежащее, как я уже знал, Брайану Гадесу, главному функционеру «Иммортекс» на Луне. Я не мог его слышать, но он что-то сказал, обращаясь к кому-то – предположительно, другому мне – по левую руку от него, и мгновение спустя внешняя шлюзовая дверь с лязгом открылась. Я вошёл в неё, внешняя дверь закрылась, и через несколько секунд открылась внутренняя, за которой показался Джейкоб Салливан из плоти и крови со странного вида толстым пистолетом, нацеленным туда, где находилось бы моё сердце, если бы оно у меня было.

– Полагаю, это тоже метод, – сказал я, кивнув на пистолет. – Если ты избавишься от меня, то проблема того, кто настоящий, решится сама собой.

Он ничего пока не сказал, но пистолет немного дрогнул в его руке. Двое его заложников – Брайан и женщина – смотрели на нас.

– Однако, – сказал я, – ты был на той презентации в «Иммортекс». – Ты должен знать, что чем бы ты ни выстрелил мне в грудь, доктор Портер и его команда наверняка смогут исправить повреждения. А мой череп из титана, усиленного сетью из углеродных нанотрубок. Я должен выжить, даже если выпрыгну из самолёта, а парашют не раскроется. И я бы подумал о рикошете, прежде чем стрелять мне в голову.

Джейкоб продолжал смотреть на меня, а потом, наконец, хватка его руки на рукояти пистолета ослабла.

– Сядь, – сказал он.

– Вообще-то, – ответил я, – мне больше нет необходимости сидеть, потому что я не устаю. Я предпочёл бы остаться на ногах.

– Ладно, а вот я присяду, – сказал он. Он прошёл по салону и опустился в переднее пассажирское кресло, стояшее у самой переборки, отделяющей пассажирский салон от пилотской кабины. После этого он развернулся вместе с креслом лицом ко мне, по-прежнему держа в руках пистолет. Брайан Гадес, который обеспокоенно смотрел на него, сидел во втором ряду, а женщина-заложница – рядом с ним с глазами, распахнутыми так широко, что сделалась похожей на персонаж анимэ.

– Итак, – сказал я, – что мы со всем этим будем делать?

– Ты знаешь меня так же хорошо, как и я сам, – ответил Джейкоб. – Я не собираюсь сдаваться.

Я слегка пожал плечами.

– Я настолько же упрям. И я в своём праве; в конце концов, это не я взял заложников. То, что ты делаешь, неправильно. Ты это знаешь. – Я помолчал. – Мы можем всё это прекратить. Всё, что тебе нужно сделать – просто бросить оружие.

Я увидел, как на лице женщины появилась надежда.

– Я собираюсь бросить оружие, – сказал Джейкоб. – Я собираюсь отпустить этих людей… кстати, Джейк, познакомься с Брайаном Гадесом и… и…

– Вы даже не помните, как меня зовут? – сказала женщина. – Вы рушите всю мою жизнь, и даже не помните моего имени?

Я посмотрел на неё и попытался сделать сочувственное лицо.

– Я Джейк Салливан, – сказал я.

Она не ответила, и я спросил:

– А вы?

– Хлоя. – Она выразительно посмотрела на Джейка. – Хлоя Хансен.

Фраза «рад знакомству» решительно не подходила к ситуации, поэтому я просто кивнул и снова повернулся к Джейкобу, сидящему на крутящемся кресле.

– Ну? – сказал я.

– Послушай, – ответил Джекоб, – я знаю, что где-то в глубине ты со мной соглашаешься. Ты считаешь, что биологическая жизнь более реальна. Дай мне то, чего я хочу.

Я задумался. Бессмысленно отрицать. Он прав; я и правда в это верил. Но так было до того, как я прошёл мнемоскан, до того, как я… да, чёрт возьми, да: до того, как влюбился в Карен. С ней я чувствовал себя более живым, чем когда-либо раньше. Я смотрел на Джейкоба и думал, смогу ли я ему это растолковать. Конечно, он – я – любил Ребекку, но мы так и не дали этой любви расцвести и превратиться в отношения.

– Сейчас всё по-другому, – сказал я. – Мои чувства изменились.

– Значит, мы в тупике.

– Разве? Рано или поздно тебе придётся заснуть.

Он не ответил.

– Кроме того, – продолжил я, делая крошечный шажок навстречу, – я знаю все твои слабости.

До этого он смотрел в пол – полагаю, он всё-таки начинал уставать – но при этих словах его голова резко вскинулась.

– Я знаю все твои психологические слабости, – сказал я.

– Они и твои тоже.

Я медленно кивнул.

– Ты так думаешь. Но знаешь, чему я научился, а ты нет, никчёмный сукин ты сын? Я узнал, что когда ты любишь кого-то, и кто-то любит тебя, то у тебя больше нет слабостей. Неважно, что ты сделал в прошлом, неважно, что ты чувствуешь в самых тёмных закоулках своего разума. Вергилий сказал, что amor vincit omnia, а он был очень смышлёным парнем – любовь действительно побеждает всё.

Внезапно раздался какой-то гудящий звук.

– Что это? – спросил я.

– Видеофон, – ответил Джейкоб, указывая на устройство, висящее на стене рядом с дверью шлюза. – Ответь.

Я подошёл к видеофону, отыскал кнопку приёма звонка и нажал её.

На экране возникло лицо Смайта.

– Прошу прощения, что прерываю вас, – сказал он. – Но, я думаю, вы тоже хотите это услышать. Звонили с Земли. Дешон Дрэйпер. Он говорит, что присяжные возвращаются, и…

– Не сейчас! – прорычал я.

Я повернулся к Джейкобу, но не отключил видеофон. Смайт по-прежнему будет всё слышать, хотя поле его зрения и ограничено.

– Видишь, Джейкоб? – сказал я. – Я полностью в твоём распоряжении. Ты для меня главнее всего. – Я сделал пару шагов в его направлении, пытаясь сократить дистанцию, которую увеличил, отойдя к видеофону. – Давай решим это миром, а?

– Конечно, – сказал Джейкоб. – Просто дай мне то, что мне нужно.

– Я не могу. У меня собственная жизнь. У меня Карен. – Я не хотел быть жестоким – правда не хотел. Но он никогда не видел так ясно, как сейчас вижу я: во всех нюансах и оттенках, во всём великолепии. – Кроме того, ты не будешь знать, что делать со своей жизнью там, на Земле; ты никогда этого не знал. Ты плыл по течению, проживал фамильные деньги. Господи, Джейкоб, во многих отношениях ты был так же оторван от реальности, как и папа. Но я теперь вижу, я вижу всё. Жизнь – она не для того, чтобы быть одному, а чтобы быть с кем-то.

– Но у меня есть кто-то, – ответил Джейкоб. – Ребекка.

– Ах, да, Ребекка. Хочешь позвонить ей на Землю?

– Что? Нет.

– Почему? Стыдишься того, что сделал? Боишься, что она никогда не посмотрит на тебя теми же глазами?

Джейкоб неловко поёрзал в кресле.

– Потому что я знаю, каково это, когда на тебя смотрят по-другому. Я ходил к ней после сканирования. Она не могла смотреть мне в глаза; она всё время норовила куда-то уйти, когда я оказывался рядом. Она даже имени моего произнести не могла.

– Это ты, – сказал он.

– С тобой будет то же самое, когда она узнает, что ты тут устроил. Думаешь, она не спросит тебя, что стало с твоей копией-мнемосканом? Думаешь, она об этом просто забудет? – Я покачал головой. – Ты не можешь здесь выиграть; просто не можешь.

Джейкоб медленно поднялся на ноги, но не выпрямился в полный рост.

– С тобой всё в порядке? – спросил я.

Он держал пистолет одной рукой, а другой яростно тёр макушку.

– Джейкоб? – позвал я. Он скривился; я и забыл, как сильно может деформироваться плоть. – Джейкоб, ради Бога…

– Ты в этом участвуешь, – произнёс он сквозь стиснутые зубы. – Ты тоже в этом участвуешь.

– Участвую в чём, Джейкоб? Я просто хочу помочь.

– Ты лжёшь! Вы все сговорились, чтобы меня достать.

– Нет, – сказал я там мягко, как только мог. – Нет, вовсе нет, Джейкоб. Что-то не так у тебя в мозгу – но это временно.

Джейкоб вдруг резко наставил на меня пистолет; он словно бы стал продолжением его руки.

– Я убью тебя, – прошипел он.

Я едва заметно пожал плечами.

– Ты не сможешь.

– Тогда я убью их, – сказал он, направляя пистолет куда-то между Брайаном и Хлоей.

– Джейкоб, нет! – воскликнул я. – Ради Бога, это не… это не мы. Ты знаешь, что это не мы. Это последствия операции. Доктор Чандрагупта может их устранить. Давай опустим сейчас пистолет и просто выйдем наружу через шлюз.

Он снова скривился и согнулся ещё больше. В голосе его звучало насмешка.

– Чтобы они смогли залезть мне в голову?

– Нет, Джейкоб, ответил я. – Ничего такого. Они просто…

– Заткнись! – закричал он. – Просто заткни свою поганую пасть! – Он огляделся по сторонам. – Хватит с меня вас. Хватит с меня вас всех! Думаете, вам удастся отговорить меня от моей жизни?

Я развёл руки в успокаивающем жесте, но ничего не сказал.

Он снова скривился и сдавленно пробормотал:

– Боже…

– Джейкоб… – сказал я тихо. – Пожалуйста…

– Я не могу сдаться, – сказал он так, словно эти слова отрывали от него клещами. – Обратной дороги нет.

– Раумеется есть, – ответил я. – Прекрати это всё, и…

Но Джейкоб покачал головой, поднял пистолет, прицелился Хлое в грудь, и…

Ш-ш-ш-у-хххх!

Оглушительный рёв воздуха, вытекающего из… из пилотской кабины, у закрытой двери в которую Джекоб как раз стоял. Он обернулся, а Хлоя тем временем поспешно спряталась за креслом.

Дверь в кабину, похоже, была герметичной; по-видимому, не было опасности, что её выбьет, даже если с другой стороны воцарится глубокий вакуум. Эта дверь не двигалась в сторону на направляющих, а поворачивалась на петлях, как дверь в кабину на пассажирских самолётах, и, судя по её виду, открывалась вручную.

– Джейкоб, – сказал я. – Мне не опасна разгерметизация, а вот тебе и твоим… гостям – да. Вам троим нужно по крайней мере спрятаться в шлюзовой камере.

Он не ответил. Мне были видны лишь белки его глаз; пот выступил у него на лбу крупными каплями.

– Собственно, – сказал я, так проникновенно, как только мог, – мы все могли бы пройти через шлюзовую камеру и вернуться в Верхний Эдем…

– Нет! – Это было скорее животное рычание, чем слово. – Я убью…

Ещё один ш-ш-ш-у-хххх!

Внезапно, к моему полнейшему изумлению дверь в пилотскую кабину начала открывать внутрь, в салон. Невероятно – когда с другой стороны вакуум, нужна нечеловеческая сила, чтобы открыть эту дверь. Хлоя, по-видимому, завизжала, но её визг потонул в рёве утекающего воздуха. Дверь продолжала открываться, и…

О Господи всемогущий!

И в салон вступила Карен Бесарян; её синтетические волосы развевались на поднятом вытекающим воздухом ветру. Как только она полностью оказалась внутри, она отпустила дверь, и та с громким стуком захлопнулась.

Джейкоб развернулся к ней лицом, поднял пистолет и выстрелил ей прямо в живот. Металлический штырь воткнулся в неё, однако она продолжала идти вперёд, решительно делая шаг за шагом.

Джейкоб снова выстрелил, в этот раз прицелившись выше. Ещё один штырь воткнулся ей в грудь, разорвав пластиплоть и обнажив кремний и силикон.

Но Карен продолжала двигаться вперёд, и…

Хлоя сжалась, словно кошка, вне поля зрения Джейкоба, а потом прыгнула и опустилась Джейкобу на спину, обхватив его руками за шею. Джейкоб выстрелил снова, но в этот раз промахнулся – питон прошёл сквозь дверь в кабину, словно её и не было, пробив в ней двухсантиметровую дыру, через которую снова засвистел воздух.

Джейкоб не обратил на это внимания. Он прицелился Карен в голову и выстрелил снова. Штырь попал в неё, но отрикошетил от непробиваемого черепа. Я инстинктивно проследил траекторию отскочившего снаряда, который воткнулся в боковую стену лунобуса и застрял там, не пробив сквозного отверстия.

Я снова переключил своё внимание на Карен – и потрясённо раскрыл рот, инстинктивно пытаясь втянуть в себя воздух. Её левая глазница была разбита, и глаза в ней не было. Синеватый металл виднелся через рваную дыру в пластикоже, и какая-то жёлтая смазка, словно янтарные слёзы, стекала по левой стороне лица.

Но её голос с неизменным джорджийским акцентом был в полном порядке.

– Оставь моего друга и всех остальных в покое, – сказала она, по-прежнему идя вперёд.

Брайан Гадес тоже начал действовать. Он прыгнул, летя почти горизонтально с развивающимся хвостом на затылке, и схватил Джейкоба за ноги. Хлоя отцепилась от падающего Джейкоба и метнулась в сторону.

Внезапно я осознал, что повсюду кровь. Мне понадобилось мгновение, чтобы понять, что случилось: от резкой смены давления у Джейкоба пошла из носа кровь, и два алых фонтана – а ведь кровь и правда ярко красного цвета! – били из его ноздрей. Боже, если бы его не вылечили от синдрома Катеринского, смена давления, вероятно, убила бы его.

Джейкоб растянулся на полу. Карен одолела остаток расстояния между ними и теперь склонилась над ним. Она схватила его правое запятье левой рукой и вцепилась в его странный пистолет правой. Джейкоб явно не хотел отпускать пистолет, и…

И тут раздался треск, вполне различимый на фоне шипения выходящего воздуха, и я понял, что Карен сломала по меньшей мере одну кость в руке Джейкоба, выворачивая пистолет из его хватки. Она с отвращением посмотрела на оружие и отбросила его в сторону; он высоко подлетел, отскочив от обивки одного из кресел, и начал своё медленное падение вниз.

Руки Джейкоба пришли в движение, обхватив Карен за голень. Я видел, как исказилось от боли его лицо; сломанная кость в правой руке, должно быть, причиняла страшные мучения. Но он дёрнул Карен вверх изо всех своих сил, и в лунной гравитации этого оказалось достаточно, чтобы бросить её вверх и назад, словно шотландское бревно[24]24
  Имеется в виду шотланский национальный вид спорта – бросание бревна.


[Закрыть].

Внезапно он оказался на ногах и бросился к пистолету. Брайан припал к полу и прыгнул, перелетел через салон и столкнулся с Джейкобом – оба снова упали. Я бросился к ним, пытаясь помочь Брайану, а Хлоя пронеслась мимо меня в противоположном направлении. Брайан поднялся на ноги, и Джейкоб тоже поднялся, но он не обращал на Брайана внимания; всё его внимание было приковано к Хлое, которая…

Моё несуществующее сердце на секунду остановилось; мне правда так показалось.

…которая подхватила пистолет и выстрелила из него прямо в грудь Джейкобу.

Рот Джейкоба открылся в том неидеальном «О», которое получается у биологических людей, его дефектные глаза с неправильным количеством колбочек широко раскрылись, и новый поток алого цвета залил ту кровь, что уже была у него на рубашке; он пошатнулся и…

О, чёрт…

…и, словно повторяя то, что случилось с отцом, он тяжело осел на одно из крутящихся кресел, и кресло повернулось на полоборота, и Джейкоба Джона Салливана, рождённого от мужчины и женщины, не стало.

41

– И как ты это сделала? – спросил я после того, как мы покинули лунобус и суматоха закончилась.

– Сделала что? – не поняла Карен.

– Вломилась в кабину. А потом открыла дверь кабины, которую прижимало атмосферным давлением.

– Ты же знаешь, – сказала Карен, глядя на меня уцелевшим глазом.

– Откуда?

– Ты разве не выбрал опцию суперсилы?

– Что? Нет.

Карен улыбнулась.

– О, – сказала она. – Ну а я выбрала.

Я потрясённо кивнул.

– Напомни мне, чтобы я тебя не злил.

– «Мистер МакГи», – сказала Карен, – «не злите меня. Вам не понравится, если я разозлюсь».

– Что?

– Прости. Ещё одно телешоу, которое тебе надо будет посмотреть.

– Уже предвку… кстати! Я же отключил Дешона. Ты знаешь, какой был вердикт?

– О Господи! – воскликнула Карен. – Я совсем про это забыла. Нет, когда он звонил, присяжные только выходили. Давай-ка ему перезвоним.

Мы попросили Смайта проводить нас в коммуникационный центр, и оттуда мы позвонили на сотовый Дешона, включив предварительно громкую связь, чтобы всем было слышно. Как оказалось, звонок на Землю был довольно сложным процессом, включающим в себя настоящих живых людей-операторов – я и не знал, что такое ещё существует. Но в конце концов телефон Дешона зазвонил.

– Дешон Дрейпер, – сказал он вместо приветствия, и потом, через секунду: – Алло? Там кто-нибудь…

– Дешон! – сказала Карен. – Это Карен, я звоню с Луны, так что прошу прощения за задержку сигнала. Каков был вердикт?

– О, теперь вам интересно! – сказал Дешон немного капризно.

– Простите, Дешон, – сказал я. – Тут много чего произошло. Биологический я мёртв.

Пауза, длиннее, чем просто скорость света.

– Ох ты ж…, – сказал Дешон. – Мне очень жаль. Вам, должно быть…

– Вердикт! – вмешалась Карен. – Каков был вердикт?

– …сейчас хуже некуда. Хотел бы я… О, вердикт? Друзья, простите. Мы проиграли; Тайлер победил.

– Боже, – сказала Карен. И потом, потише: – Боже…

– Конечно, мы подадим апелляцию, – сказал Дешон. – Отец уже трудится над бумагами. Мы доведём это дело до Верховного Суда. Ставки настолько высоки…

Карен продолжила разговаривать с Дешоном. Я же отошёл к окну и стал смотреть на бесплодный лунный ландшафт, очень жалея, что отсюда не видно Земли.

Брайан Гадес был сам не свой от радости из-за того, что он больше не заложник, и Гейб Смайт, похоже, тоже был рад, что всё закончилось.

Только закончилось ещё не всё. Оставалось ещё одно незавершённое дело.

Карен ушла поговорить с биологическим Малкольмом Дрэйпером – обсудить апелляцию на вынесенный против неё вердикт. Хотя в теории взгляды биологического и мнемосканированного Малкольмов совпадали, на практике их мнения должны были расходиться – хотя, надо полагать, вряд ли настолько, как у нас с Джейкобом.

Пока Карен этим занималась, я наведался в здание администрации Верхнего Эдема и встретился с Гадесом и Смайтом. Гадес сидел за своим столом в форме почки, а Смайт стоял позади него, легко, как возможно лишь в лунной гравитации, опираясь на стенной шкаф.

– Я знаю, – сказал я напрямик, встав перед ними, – что вы создавали другие экземпляры меня. Нескольких на Земле, и по крайней мере одного здесь, на Луне.

Гадес повернулся, и они со Смайтом посмотрели друг на друга: высокий человек с белой бородой и конским хвостом на затылке и низенький с румяным лицом и британским акцентом.

– Это неправда, – сказал, наконец, Гадес, снова поворачиваясь ко мне.

Я кивнул.

– Первая реакция корпоративного менеджмента любого мира: лгать. Но сегодня это не сработает. Насчёт других экземпляров я уверен на сто процентов. Я вступал с ними в контакт.

Смайт сузил глаза.

– Это невозможно.

– Возможно, – сказал я. – Это своего рода… спутанность, я полагаю. – Обоих использование мной этого слова явно застало врасплох. – И я знаю, что вы что-то с ними делаете, что-то творите с их памятью. И я бы хотел, чтобы вы ответили на один вопрос: зачем?

Гадес ничего не ответил; Смайт тоже молчал.

– Ладно, – сказал я, – давайте я вам расскажу, что, по моему мнению, вы задумали. На процессе я узнал о существовании философской концепции под названием «зомби». Это не совсем то же, что зомби в вуду – оживлённые мертвецы. Нет, философский зомби – это существо, которое выглядит и действует в точности как мы, но не имеет сознания, не осознаёт себя. Тем не менее, оно может выполнять сложные высокоуровневые задачи.

– Да? – сказал Смайт. – И что?

– «И похоже, ты единственный, кто знает / Каково это – быть мною».

– Простите, – сказал Смайт. – Это вы что, пели только что?

– Пытался, – ответил я. – Это строка из заглавной песни старого сериала «Друзья». В своё время это было любимое телешоу Карен. И эти слова как раз к месту: быть мной – это как-то; вот каково настоящее определение сознания. Но зомби – это никак. Они не являются кем-то. Они не чувствуют боли или удовольствия, хоть и реагируют на них так, словно чувствуют.

– Вы же понимаете, – медленно произнёс Смайт, – что не все философы считают, что подобные конструкты возможны. Джону Сёрлю они очень нравились, но Дэниел Деннет в них не верил.

– А во что верите вы, доктор Смайт? Вы, главный психолог «Иммортекс». Во что верите вы? Во что верит доктор Портер?

– Не отвечайте, – сказал Гадес, оглядываясь через плечо. – Я больше не заложник, Гейб; если вам дорога ваша работа – не отвечайте.

– Тогда отвечу я, – сказал я. – Я думаю, что в «Иммортекс» верят в зомби. Я думаю, что вы экспериментируете с копиями моего разума, пытаясь получить человеческое существо без сознания.

– Это для чего же? – спросил Смайт.

– Да для всего. Рабы, сексуальные игрушки – что угодно. Религиозные люди скажут, что эти тела лишены души; философы скажут, что они существуют, не осознавая себя… не зная, что они существуют, что их дом между ушами пуст. Рынок услуг по переносу сознания в искусственные тела может быть огромен, но рынок разумных роботов-работников будет ещё шире. До сих пор никому не удавалось создать подлинный искусственный интеллект, и ваше мнемосканирование добилось этого самым простым путём из возможных: в точности скопировав человеческий мозг. Я смотрел ту давнюю передачу с Сэмпсоном Уэйнрайтом по телевизору – двое за занавесями. Ваши копии в точности повторяют оригинал – но по-настоящему вы хотите не этого, не правда ли?

– Нет, вы хотите получить интеллект человека без его сознания, который бы не осознавал себя, который был бы «никак». Вам нужны зомби – мыслящие существ, способных безупречно производить даже самые сложные операции, не жалуясь и не скучая. И поэтому вы стали экспериментировать с контрафактными копиями моего разума, пытаясь изъять из него те части, что отвечают за сознание, чтобы получить в результате зомби.

Смайт покачал головой.

– Уверяю вас, мы не работаем ни над чем настолько гнусным.

– Гейб, – сказал Гадес, тихо, но строго.

– Будет лучше сказать ему правду, – сказал Смайт, – чем позволить предполагать худшее.

Гадес надолго задумался; его круглое бородатое лицо застыло. Наконец он слегка, почти незаметно, кивнул.

Но теперь, получив разрешение говорить, Смайт, похоже, не знал, с чего начать. Он оттопырил губы и несколько секунд молчал.

– Вы знаете, кто такой Финеас Гейдж? – спросил он, наконец.

– Это из «Вокруг света за восемьдесят дней»? – предположил я.

– То был Филеас Фогг. Финеас Гейдж работал на железной дороге. В 1848 году ему пробило голову трамбовкой, от которой в черепе осталась дыра пяти сантиметров в диаметре.

– Не лучший способ умереть, – заметил я.

– Да уж, – сказал Смайт. – Только он не умер. Он прожил ещё двенадцать лет.

Я вскинул брови – они до сих пор немного цеплялись при этом, чёрт бы их побрал.

– С дырой в голове?

– Да, – ответил Смайт. – Конечно, его характер изменился – что многому научило нас о том, каким образом в мозгу формируется характер. По сути, очень многое из того, что мы знаем о работе мозга, базируется на наблюдениях за случаями типа Финеаса Гейджа – ужасными, жуткими происшествиями. Большинство из них были единственными в своём роде: был лишь один Финеас Гейдж, и по массе причин случившееся с ним нетипично для людей с подобными повреждениями мозга. Но мы полагаемся на его случай, потому что не можем воспроизвести его обстоятельства. Вернее, не могли до последнего времени.

Я пришёл в ужас.

– То есть вы специально повреждаете мозг моих копий для того, чтобы посмотреть, что будет?

Смайт пожал плечами, словно это было совершенно пустячным делом.

– Именно. Я надеюсь превратить исследования сознания в эмпирическую науку вместо собрания разрозненных случайно подсмотренных фактов. Сознание – это всё: это то, что даёт вселенной форму и смысл. Наш долг перед собой – изучать его, понять, наконец, по-настоящему, что это такое и почему осознавать себя – это «как-то».

У меня перехватило горло.

– Но это чудовищно.

– Психологи не имели возможности проверять свои теории, кроме как самыми маргинальными способами, – сказал Смайт, словно не услышав меня. – Я поднимаю психологию из трясины гуманитарных наук в царство точных – давая ей такую же безупречную чёткость, какая есть, скажем, в физике элементарных частиц.

– С копиями меня?

– В них нет недостатка; они – словно запасные эмбрионы, произведенные в ходе оплодотворения in vitro.

Я потрясённо покачал головой, однако Смайт этого, казалось, не заметил.

– Вы знаете, какие я сделал открытия? Хоть представляете себе? – Его брови взобрались высоко на его розовый лоб. – Я могу отключить формирование долговременной памяти; дать вам фотографическую, эйдетическую память; сделать вас религиозным; заставить вас ощущать вкус цвета и слышать форму; замедлить для вас течение времени; дать вам безупречное чувство времени; заставить ваш фантом думать, что у него есть хвост или матка. Без сомнения, я очень скоро обнаружу корни наркотической зависимости и научусь избавлять людей от неё. Я смогу дать сознанию контроль над обычно автономными процессами типа частоты сердцебиения. Смогу дать взрослым ту лёгкость, с которой ребёнок овладевает новыми языками.

– Вы знаете, что происходит, когда вы вырезаете одновременно шишковидное тело и поле Брока? Когда полностью изолируете гипоталамус от остального мозга? Когда делаете так, что то, что обычно кодируется в одном полушарии, проецируется на другое. Что происходит, когда вы пробуждаете человеческий разум в теле с тремя руками, или четырьмя? Или с глазами, один из которых смотрит вперёд, а другой – назад?