Текст книги "Дэнни - чемпион мира"

Автор книги: Роальд Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Яма

Даже не могу вам описать, что значит стоять одному в густой, как смола, темноте в безмолвном лесу. Чувство одиночества переполняло меня. Тишина была подобна смерти. Я слышал только те звуки, которые издавал сам. Я прислушивался, задерживал дыхание и снова прислушивался. У меня было странное ощущение, будто сам лес, деревья и кусты, зверюшки и птицы слушают вместе со мной. Даже тишина прислушивалась. Тишина слушала тишину.

Я включил фонарик. Яркая полоска света протянулась передо мной, как длинная белая рука. Я почувствовал себя лучше. По крайней мере, я мог видеть, куда иду.

Конечно, сторожа тоже могли меня видеть. Но мне теперь было всё равно. Единственный человек, за которого я волновался, это мой отец, и я не знал, где он находится. Я хотел найти его.

Продолжая светить фонариком, я глубже вошёл в лес и закричал:

– Папа! Пап! Это Дэнни! Где ты?

Я не знал, в каком направлении иду. Просто шёл и звал отца. Но тщетно. Лес молчал.

Через некоторое время голос мой начал дрожать. Я стал говорить всякие глупости вроде:

– Папа, пожалуйста, скажи, где ты! Пожалуйста, ответь мне!

Я знал: если перестану контролировать себя, то просто сдамся и лягу на землю под деревьями.

– Папа, где ты? Это я, Дэнни!

Я остановился и долго прислушивался. И тут в наступившей тишине (мне показалось или так оно и было) раздался чей-то слабый, очень слабый вздох. Я похолодел и продолжал вслушиваться. Вздох повторился. Я побежал на звук.

– Папа! – закричал я. – Это Дэнни! Где ты?

Я снова остановился и прислушался. На этот раз мне ответили. И довольно громко – мне удалось разобрать слова:

– Я здесь, – отозвался голос. – Здесь.

Это был отец!Я так разволновался, что у меня затряслись колени.

– Ты где, Дэнни?

– Я здесь, папа. Я иду.

И со всех ног побежал на его голос, освещая дорогу фонариком. Здесь деревья стояли не так близко друг к другу. Земля была усыпана прошлогодней листвой, так что бежал я довольно легко. Я больше не звал отца, просто нёсся вперёд.

Вдруг где-то справа от меня раздался его голос:

– Стоп, Дэнни. Остановись! – закричал он.

Я врос в землю, посветил кругом фонариком, но его не увидел.

– Папа, ты где?

– Я здесь, внизу. Иди вперёд, но осторожно, не упади. Смотри под ноги.

Я медленно пошёл на голос и обнаружил яму. Подошёл к краю и, посветив в неё, увидел отца. Он сидел на дне ямы. При виде света фонарика поднял голову и сказал:

– Привет, родной мой. Спасибо, что пришёл.

– Пап, ты в порядке?

– Кажется, я повредил лодыжку, – сказал он. – Я сломал её, когда падал.

Это была яма, вырытая в форме квадрата, каждая из сторон которой равнялась примерно шести футам. Но глубина… Глубина была ужасающей. Футов двадцать, не меньше. Аккуратно срезанные стороны ямы говорили о том, что тут, по-видимому, потрудился экскаватор. Ни один человек не смог бы выбраться оттуда без посторонней помощи.

– Болит? – спросил я.

– Да, сильно болит, но ты об этом не думай. Главное – успеть выбраться отсюда до рассвета. Сторожа знают, что я здесь. Они придут за мной с первым лучом солнца.

– Папа, они вырыли яму, чтобы ловить людей?

– Да, – ответил отец.

Я посветил вокруг и понял, что сторожа прикрыли яму палками и листьями, и всё это обрушилось, когда мой отец наступил на них. Такие ловушки делали охотники в Африке, чтобы ловить диких зверей.

– Папа, а сторожа тебя узнали?

– Нет, – ответил он. – Двое из них подошли и посветили фонариком прямо на меня, но я закрыл лицо руками, и они не узнали меня. Слышал только, как они высказывали предположения, называли разные имена, но моё имя среди них не прозвучало. Потом один из них закричал: «Ничего, парень, утром мы узнаем, кто ты такой! И попробуй догадаться, кто придёт с нами?» Я молчал. Нельзя, чтобы они услышали мой голос. «Тогда мы скажем тебе, кто придёт. Сам мистер Хейзл захочет поздороваться с тобой». А другой добавил: «Знаешь, мне даже страшно подумать, что он с тобой сделает, когда доберётся до тебя». Они засмеялись и ушли. Ой! Моя бедная нога.

– Они ушли, папа? – переспросил я.

– Да, до утра.

Я встал на колени у самого края ямы. Мне хотелось спуститься и пожалеть его, но это было бы сумасшествием.

– Сколько времени? – спросил отец. – Посвети вниз, я взгляну на часы. – Я выполнил его просьбу. – Без десяти три. Мы должны уйти отсюда до восхода солнца.

– Папа, я на машине. Я приехал сюда на «остине».

– Ты что? – вскричал отец. – Ты приехал на машине?

– Да, хотел побыстрее сюда добраться. Поэтому вывел её из мастерской, сел и поехал.

Он сидел и смотрел на меня. Я отвёл фонарик в сторону, чтобы не светить ему прямо в глаза.

– Ты хочешь сказать, что приехал на малютке «остине»?

– Да.

– Ты с ума сошёл! – закричал отец. – Ты точно сошёл с ума!

– Это оказалось не так-то сложно.

– Но ты же мог разбиться. Если бы что-нибудь задело тебя в этой игрушке, тебя разорвало бы на части.

– Папа, но ведь всё обошлось.

– Где она сейчас?

– Около леса, на просёлочной дороге.

Его лицо было искажено от боли.

– Ты в порядке? – спросил я.

– Да, – ответил он, дрожа как осиновый лист, хотя ночь и была тёплой.

– Если ты сможешь выбраться из ямы, я помогу тебе дойти до машины. Обопрёшься на меня, и поскачешь на одной ноге.

– Мне без лестницы не выбраться.

– А как насчет верёвки?

– Верёвка? – воскликнул он. – Годится. Она лежит под задним сиденьем «остина». Мистер Претчет всегда возит её с собой на случай поломки.

– Подожди, я сбегаю за ней.

Я помчался к машине, светя перед собой фонариком. Нашёл, приподнял заднее сиденье. Вместе с крючком и запасным колесом там лежала верёвка. Закинув её на плечо, я побежал обратно.

– Папа, ты где?

– Иди сюда, – отозвался он.

По голосу я очень быстро отыскал его.

– Вот верёвка, я принёс её.

– Хорошо. Теперь привяжи её одним концом к ближайшему дереву.

Светя фонариком, я обмотал конец верёвки вокруг дерева, а другой бросил отцу в яму. Отец ухватился за неё обеими руками и привстал. Опёрся на правую ногу, левую согнув в колене.

– Боже, как больно, – простонал он.

– Пап, думаешь, у тебя получится?

– Придётся постараться. Ты хорошо привязал верёвку?

– Да.

Я лёг на живот и опустил руки в яму, чтобы помочь ему, когда он уже будет в пределах досягаемости. Я непрерывно светил ему фонариком.

– Вся надежда на мои руки, – сказал он.

– У тебя получится, – подбодрил я его.

Я видел, как напряглись костяшки его пальцев, когда он сжал верёвку. Затем он начал подтягиваться, перехватывая руки. Как только я смог до него дотянуться, я схватил его за руку и изо всех сил стал тащить на себя. Когда отец оказался на краю ямы, он, не отпуская верёвки, по-пластунски отполз подальше от края. Потом перевернулся на спину, тяжело и часто дыша.

– Ты это сделал! – воскликнул я.

– Дай перевести дух.

Я ждал, стоя около него на коленях.

– Всё хорошо, – сказал отец. – Осталось всего ничего. Дай мне руку, Дэнни. Теперь дело за тобой.

Я помог ему удержать равновесие, когда он встал на одну ногу.

– С какой стороны тебя поддерживать, пап?

– С правой. Иначе будешь задевать больную ногу.

Я подошёл к нему справа, и он положил мне руки на плечи.

– Не бойся. Можешь сильнее опереться на меня.

– Свети вперёд, чтобы было видно, куда нам идти, – сказал он.

Я так и сделал. Он немного попрыгал на правой ноге.

– Всё в порядке? – спросил я.

– Да. Можем идти.

Мы двинулись в путь. Отец, опираясь на меня обеими руками, делал небольшие прыжки на правой ноге. Я шёл рядом, стараясь подстроиться под него.

– Скажи, когда захочешь передохнуть.

– Сейчас, – ответил он. – Мне нужно сесть.

Мы остановились. Я помог отцу опуститься на землю. Когда его левая нога коснулась земли, он вскрикнул от боли. Я присел рядом на жухлые листья, покрывавшие землю. Лицо его взмокло от пота.

– Ужасно больно, да?

– Только когда делаю прыжок.

Мы просидели несколько минут.

– Давай попробуем ещё раз, – предложил отец.

Я помог ему встать, и мы снова пошли. Я обнял его за талию, а он обхватил меня за плечи правой рукой и крепче прижался ко мне. Идти стало легче. Но, боже, каким тяжёлым оказался отец. При каждом его прыжке у меня подгибались колени.

Прыг…

Прыг…

Прыг…

– Давай, давай, – выдохнул отец. – Мы справимся.

– Уже виднеется изгородь, – сказал я, светя фонариком. – Мы почти дошли.

Прыг…

Прыг…

Прыг…

Когда мы уже были у живой изгороди, мои ноги подогнулись, и мы оба упали.

– Прости, – сказал я.

– Ничего. Поможешь мне перебраться сквозь ограду?

Я плохо помню, как мы её преодолели. Кое-где он полз, кое-где я его тянул, но так или иначе мы перебрались через живую изгородь и оказались на другой стороне, у просёлочной дороги. В нескольких метрах от нас стояла машина.

Мы сели на поросший травой откос у изгороди, чтобы перевести дух. Стрелка отцовских часов подошла к четырём. Солнце взойдёт часа через два, не раньше, так что у нас ещё уйма времени.

– Я поведу?

– Придётся. У меня только одна нога.

Я помог отцу доковылять до машины, и после нескольких попыток ему удалось забраться в неё. Его левая нога всё время попадала под правую, и это причиняло ему мучительную боль. Но в конце концов наши старания увенчались успехом. Уже за рулём я вспомнил про верёвку.

– Верёвка… Мы оставили её там, – сказал я.

– Забудь, это не важно.

Я завёл машину и включил дальний свет. И дал задний ход, а потом развернулся и выехал на ухабистый просёлочный тракт.

– Езжай помедленнее, Дэнни, – попросил отец. – Каждый толчок – сплошная мука.

Он положил одну руку на руль, помогая мне вести машину.

– Ты прекрасно справляешься, – сказал отец. – Продолжай в том же духе.

Наконец мы выехали на главную дорогу. Я переключился на вторую скорость.

– Прибавь газу и перейди на третью, – подсказал мне отец. – Тебе помочь?

– Думаю, справлюсь сам, – ответил я.

Я переключил скорость. У меня сразу исчез страх, ведь рядом со мной в машине сидел отец. Я не боялся врезаться в ограду, я вообще ничего не боялся, поэтому сильно надавил на педаль газа. Стрелка спидометра поползла и остановилась на сорока.

Что-то большое с горящими фарами неслось нам навстречу.

– Я возьму руль, – сказал отец. – Опусти руки.

Он подвёл машину поближе к обочине, и большой грузовик с молочной цистерной пронёсся мимо. Это была единственная машина, встретившаяся нам на пути.

Когда мы подъезжали к заправочной станции, отец сказал:

– Мне придётся поехать в больницу. Необходимо наложить гипс.

– Папа, а ты долго там пробудешь?

– Не волнуйся, к вечеру обязательно вернусь.

– А ты сможешь ходить?

– Конечно. Мне вставят в гипс такую металлическую штуку, чтобы я мог передвигаться.

– Мы поедем в больницу прямо сейчас?

– Нет, – сказал отец. – Некоторое время я полежу на полу в мастерской и подожду, пока можно будет позвонить доктору Спенсеру. Он всё устроит.

– Давай позвоним прямо сейчас.

– Нет, ни к чему будить докторов в половине пятого утра. Дождёмся семи.

– Пап, а что ты скажешь ему, ну о том, что произошло? Как всё случилось.

– Скажу ему всю правду. Он ведь мой друг.

Мы подъехали к заправочной станции, и я припарковался возле мастерской. Я помог отцу выйти из машины, обхватил его за талию и довёл до дверей.

Оказавшись внутри, отец опёрся о верстак с инструментами и сказал, что мне нужно сделать.

Перво-наперво я разложил на промасленном полу мастерской газеты, затем сбегал в фургон и принёс оттуда подушку и пару одеял. Одно расстелил на полу поверх газет и помог отцу улечься. Подушку положил ему под голову, а другим одеялом укрыл.

– Поставь телефон рядом со мной, чтобы я мог дотянуться до него, – попросил меня отец.

Я так и сделал.

– Тебе что-нибудь принести? Может, хочешь чего-нибудь горяченького?

– Нет, Дэнни, спасибо. Мне должны будут сделать анестезию, а перед ней нельзя ни есть, ни пить. Но тебе поесть необходимо. Приготовь себе завтрак. А потом ложись спать.

– Я хочу быть с тобой, когда придёт доктор.

– Ты до смерти устал, Дэнни.

– Ничего подобного, – возразил я.

Я нашёл старое деревянное кресло, подвинул его поближе к отцу и сел.

Отец закрыл глаза и, казалось, задремал. Мои глаза тоже начали закрываться.

– Извини за все хлопоты, что я тебе причинил, – услышал я голос отца.

После этого я, должно быть, уснул, потому что когда я открыл глаза, то увидел доктора Спенсера, склонившегося над отцом.

Доктор Спенсер

Как-то отец сказал мне, что доктор Спенсер лечит людей в нашем округе вот уже почти сорок лет. Он мог бы давным-давно уйти на пенсию, потому что ему уже семьдесят, но он не захотел. Да и пациенты его этого не хотели. Он был маленького роста, с маленькими руками и ногами, маленьким круглым лицом, тёмным и сморщенным, как печёное яблоко. «Ну, просто эльф», – думал я всякий раз, встречая его. Древний эльф с белыми волосами и очками в стальной оправе, подвижный маленький эльф с умными глазами и быстро вспыхивающей улыбкой. Никто его не боялся. Многие его любили, но особенно нежен он был с детьми.

– Какая лодыжка? – спросил он.

– Левая, – ответил отец.

Доктор Спенсер нагнулся и достал из сумки большие ножницы. Потом, к моему изумлению, до самого колена разрезал штанину на левой ноге отца. После этого раздвинул материю и осмотрел лодыжку, не дотрагиваясь до неё. Я тоже посмотрел. Ступня была изогнута, а щиколотка сильно распухла.

– Дело нешуточное, – заключил доктор Спенсер. – Нужно везти тебя в больницу. Прямо сейчас. Могу я от вас позвонить?

Он связался с больницей и попросил прислать карету «скорой помощи». Потом договорился с кем-то насчёт рентгена и операции.

– Сильно болит? – спросил доктор. – Хочешь, дам обезболивающее?

– Нет. Потерплю до больницы.

– Как это случилось? Ты что, упал со ступенек своего дурацкого фургона?

– Не совсем, – ответил отец. – Не совсем.

А доктор молчал и ждал продолжения.

– По правде говоря, – признался отец, – я бродил по лесу мистера Хейзла… – Он сделал паузу, наблюдая за реакцией доктора, всё ещё стоящего возле него на коленях.

– А… понятно, – протянул доктор. – Ну и как там сейчас, много фазанов?

– Тучи.

– Здорово, – сказал доктор, вздыхая. – Да, жаль, что я уже старый. Хорошо бы на них поохотиться.

Он поднял голову и заметил мои округлившиеся глаза.

– А разве ты не знал, Дэнни, что я и сам немного браконьерничал?

– Нет. – Я был совершенно растерян.

– Вечером, – начал доктор, – покончив с медициной, я незаметно выскальзывал через чёрный ход и устремлялся в поля, к одному из моих тайных местечек. Иногда это были фазаны, иногда форель. В те дни в ручьях водилось много форели…

Он всё ещё ползал на коленях возле отца.

– Постарайся не двигаться, – сказал он ему. – Лежи спокойно.

Отец закрыл свои измученные глаза, потом снова открыл и спросил:

– Каким способом вы ловили фазанов?

– На джин и изюм, – ответил доктор Спенсер. – Я размачивал изюм в джине в течение недели и потом разбрасывал его в лесу.

– На них это не действует.

– Знаю. Зато сколько удовольствия.

– Только один фазан должен проглотить самое малое штук шестнадцать таких изюмин, чтобы захмелеть и уже тогда его можно поймать. Мой отец доказал это на курах.

– Верю тебе, – сказал доктор. – Поэтому я ни одного и не поймал. Зато я мастер по ловле форели. Дэнни, ты знаешь, как без удочки поймать форель?

– Нет, – ответил я. – А как?

– Нужно её защекотать.

–  Защекотать?

– Да. Видишь ли, форель любит мелководье. Нужно ползти по берегу до тех пор, пока ты не увидишь особенно крупный экземпляр… потом ты к нему подползаешь… ложишься на живот… медленно, очень медленно опускаешь в воду руку… подводишь её под брюшко… и кончиком одного пальца начинаешь поглаживать ей брюшко…

– А она позволит такое с ней проделывать?

– Она это обожает. Обожает так, что начинает дремать от удовольствия. И как только она задремлет, быстро хватай её, вытаскивай из воды и бросай на берег.

– Вот это правильно, – сказал мой отец. – На такое способны только мастера. Снимаю перед вами шляпу, сэр.

– Спасибо, Уильям, – торжественно произнёс доктор Спенсер. Он встал с колен и направился к двери мастерской посмотреть, не приехала ли «скорая помощь». – Кстати, – бросил он через плечо, – что всё-таки случилось в лесу? Ты угодил в кроличью нору?

– Та яма была куда больше кроличьей.

– Что ты хочешь этим сказать?

Отец начал рассказывать, как он упал в огромную яму.

Доктор Спенсер кружил вокруг отца, не отрывая от него взгляда.

– Просто не верится! – воскликнул он.

– Сущая правда. Спросите Дэнни.

– Яма была глубокая, – подтвердил я. – Очень.

– Боже правый! – закричал маленький доктор, подпрыгивая от ярости. – Это невозможно! Как только Виктору Хейзлу пришло в голову сооружать тигриные ловушки для людей? В жизни не слышал о такой мерзкой штуке. Впрочем, это в его стиле.

– Гадость, – согласился с ним отец.

– Хуже, чем гадость, Уильям. Знаешь, что это означает? Что приличные люди вроде нас с тобой не смогут пройтись вечерком по лесу, не рискуя сломать себе ногу или руку. А то и шею!

Отец кивнул.

– Мне никогда не нравился этот Виктор Хейзл, – продолжал доктор Спенсер. – Однажды я наблюдал отвратительную сцену.

– Какую? – поинтересовался отец.

– Он должен был прийти ко мне на приём. Ему требовался какой-то укол, уже и не помню какой. Совершенно случайно я выглянул в окно, когда он подъехал на своём кошмарном «роллс-ройсе». Я видел, как он вышел, и видел мою старую собаку Берти – она дремала на ступеньках. И что, вы думаете, сделал этот ужасный человек? Вместо того чтобы переступить через Берти, он со всей силы пнул её своим сапогом для верховой езды.

– Не может быть! – воскликнул отец.

– К сожалению, что было, то было. Именно так он и сделал.

– А что же вы?

– Я держал его в приёмной до тех пор, пока не нашёл самую старую тупую иглу. Затем пилочкой для ногтей затупил её ещё больше и лишь потом пригласил в кабинет. Попросил приспустить штаны и наклониться. Когда я всадил ему эту иглу, он завизжал как поросёнок.

– Здорово! – одобрил отец.

– С тех пор он ко мне не заявляется, чему я очень рад, – закончил доктор Спенсер. – О, а вот и «скорая»!

«Скорая помощь» подъехала совсем близко к дверям мастерской, из неё вышли двое мужчин в униформе.

– Принесите-ка мне шину, прибинтую её к сломанной ноге, – попросил их доктор.

Один из санитаров вернулся к машине и принёс что-то похожее на тонкую деревянную дощечку. Доктор Спенсер снова опустился на колени и очень осторожно подложил дощечку под больную ногу. Затем крепко прибинтовал её к ней. Санитары вынесли из машины носилки и опустили их на землю. Мой отец сам дошёл до них.

Я всё ещё сидел в кресле. Доктор Спенсер подошёл и положил руку мне на плечо.

– Думаю, молодой человек, – сказал он, – вам лучше пойти со мной. Поживёте у нас, пока отец не вернётся из больницы.

– Разве он сегодня не вернётся? – спросил я.

– Вернусь, – отозвался отец. – Вернусь сегодня вечером.

– Лучше бы тебе полежать денёк, – посоветовал доктор Спенсер.

– Нет, я буду дома уже сегодня, – стоял на своём отец. – Спасибо, что предложили взять к себе Дэнни, но в этом нет необходимости. С ним будет всё в порядке. Как я могу предположить, б о льшую часть дня он проспит, не так ли, мой дорогой?

– Думаю, что так, – согласился я.

– Просто закрой заправочную станцию и иди спать, хорошо?

– Хорошо, но ты поскорее возвращайся, папа.

Санитары подняли носилки с отцом, погрузили их в «скорую помощь» и закрыли двери. Вместе с доктором Спенсером я стоял у мастерской и смотрел, как отъезжает длинная белая машина.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросил он меня на прощание.

– Спасибо, мне ничего не нужно.

– Тогда отправляйся в постель и хорошенько выспись.

– Я так и сделаю.

– Если что-нибудь понадобится, позвони.

– Ладно.

Чудесный маленький доктор сел в свою машину и поехал в том же направлении, что и «скорая помощь».

Большой охотничий сбор

Когда доктор уехал, я пошёл в офис и взял табличку: «Извините. Закрыто». Повесил её на одну из бензоколонок и направился в фургон. У меня не хватило сил даже раздеться или хотя бы снять грязные туфли. Я просто упал на кровать и уснул. Было пять минут девятого.

Десять часов спустя, в шесть тридцать вечера, меня разбудила «скорая помощь», которая привезла из больницы моего отца. Санитары внесли его в фургон и положили на нижнюю койку.

– Привет, папа, – сказал я.

– Привет, Дэнни.

– Как ты себя чувствуешь?

– Немного устал, – ответил он и сразу же заснул.

Когда уехала «скорая помощь», приехал доктор Спенсер – взглянуть на своего пациента.

– Он проспит до завтрашнего утра, – предупредил он меня. – Когда проснётся, будет как огурчик.

Я проводил доктора до машины.

– Ужасно рад, что он дома, – сказал я.

Доктор открыл дверцу машины, но не стал в неё садиться. Он строго посмотрел на меня и спросил:

– Когда ты последний раз ел, Дэнни?

– Ел?.. – переспросил я. – Ну… когда я ел? – Я вдруг осознал, что это было почти сутки назад, когда мы с отцом ужинали, прошлым вечером.

Доктор Спенсер достал из машины огромный куль, завёрнутый в промасленную бумагу.

– Моя жена просила передать тебе. Думаю, это придётся тебе по вкусу. Ты же знаешь, она потрясающая стряпуха.

Он сунул мне в руки пакет, сел в машину и быстро уехал.

Я стоял, крепко сжимая в руках большой пакет, и смотрел, как докторская машина едет по дороге, потом она исчезла за поворотом, а я всё ещё стоял, глядя на пустынную дорогу. Я повернулся и с пакетом в руках зашагал к фургону. Положил пакет на стол, но так и не развернул его.

Отец крепко спал. На нём была больничная пижама в коричнево-голубую полоску. Я осторожно приподнял одеяло, чтобы посмотреть, что с ним сделали. Твёрдый белый гипс покрывал чуть не всю ногу. К ступне была прилеплена маленькая железная штучка, по-видимому, для того, чтобы он мог ходить. Я снова прикрыл его одеялом и вернулся к столу.

Не торопясь, очень осторожно я стал разворачивать промасленную бумагу, и, когда я её развернул, перед моими глазами предстал самый большой, самый красивый пирог на свете. Весь, совершенно весь – сверху, с боков, снизу, – покрытый золотой корочкой.

Я взял нож, лежащий за раковиной, и отрезал кусок. И стоя начал есть. Это был мясной пирог. Мясо было розовое, нежное, без жира и хрящей, и с кусочками крутого яйца, запрятанными в пироге, словно сокровища.

Вкус просто фантастический. Справившись с первым куском, я отрезал второй и тоже съел. Да благословит Бог доктора Спенсера, подумал я. Да благословит он и миссис Спенсер тоже.

На следующее утро, во вторник, отец проснулся в шесть часов.

– Отлично себя чувствую, – сказал он и стал расхаживать взад-вперёд по фургону, опробуя ногу.

– Почти совсем не болит! – вскричал он. – Смогу даже дойти до школы.

– Нет-нет, – возразил я. – Это же две мили туда и две обратно. Пожалуйста, папа, не делай этого.

– Но я никогда не отпускал тебя одного, Дэнни.

Итак, в этот день в школу я пошёл один. Но на следующий мне не удалось его отговорить. Отец натянул шерстяной носок на свою загипсованную ступню, чтобы не мёрзли пальцы. Снизу в носке была дыра, так что эта металлическая штука проходила сквозь носок. Он немного прихрамывал, но шёл, как всегда, быстро, а эта штуковина, прикреплённая к его ступне, цокала по асфальту.

Итак, жизнь постепенно входила в своё нормальное русло или почтинормальное. Я говорю «почти», потому что не всё было, как раньше.

Изменился отец. Не очень сильно, но вполне достаточно, чтобы я заметил перемену. Его что-то беспокоило. Он стал задумчивым, и во время ужина над столом нередко висела гнетущая тишина. Я часто видел, как он стоит перед заправочной станцией, уставясь на дорогу, ведущую к лесу Виктора Хейзла.

Много раз мне хотелось спросить, что его тревожит, и, сделай я это, уверен, он бы сразу мне всё рассказал. Но я знал, что рано или поздно я всё равно услышу об этом.

Ждать пришлось недолго.

Примерно через десять дней после возвращения отца из больницы мы сидели на узком крыльце у фургона, глядя, как солнце садится за большие деревья на вершине холма.

Мы поужинали, но спать мне было ещё рано. Стоял тёплый сентябрьский вечер, прекрасный и тихий.

– Знаешь, что сводит меня с ума? – неожиданно спросил отец. – Я встаю по утрам и чувствую себя вполне хорошо. Но каждый день около девяти часов этот огромный серебристый «роллс-ройс» со свистом проносится мимо нашей заправочной станции, и я вижу большое жирное лицо Виктора Хейзла, сидящего за рулём. Я постоянно его вижу. Тут уж ничего не поделаешь. И каждый раз он поворачивает голову в мою сторону и смотрит на меня. Но как он смотрит! Это-то и приводит меня в ярость. С ухмылкой под носом, с гнусной улыбочкой на губах, и, хотя я вижу его не больше трёх секунд, это сводит меня с ума больше, чем макрель. И что хуже всего, я остаюсь таким до конца дня.

– Я не виню тебя за это, – сказал я.

Воцарилось молчание. Я ждал, что будет дальше.

– Скажу тебе кое-что интересное, – проговорил наконец отец. – В субботу открывается охотничий сезон на фазанов. Тебе об этом известно?

– Нет, папа, неизвестно.

– Он всегда открывается первого октября. И каждый год мистер Хейзл устраивает по этому случаю грандиозный охотничий сбор.

Меня удивило, какое отношение имеет к моему отцу макрель, но, можно не сомневаться, какая-то связь определённо была.

– Эта охотничья вечеринка мистера Хейзла – очень важное событие, Дэнни.

– Съезжается много людей?

– Сотни. Из разных мест. Графы и лорды, бароны и баронеты, влиятельные бизнесмены и знатные люди со всей округи. Они приезжают со своими ружьями, собаками, жёнами, и весь день ружейные выстрелы разносятся по долине. Но приезжают они не потому, что им нравится мистер Хейзл. В душе они все его и презирают, и думают, что это самое неудачное земное создание.

– Тогда зачем же они приезжают?

– Потому что здесь лучшая охота на фазанов во всей Южной Англии, а для мистера Хейзла это величайший день в году, и он готов сколько угодно платить, лишь бы этот день прошёл успешно. На фазанах он спускает целое состояние. Каждое лето он закупает отборных птенцов на фазаньих фермах и выпускает их в леса, где сторожа кормят их, караулят и следят, чтобы птицы не похудели к великому дню.

Только представь, Дэнни, выращивание и содержание одного-единственного фазана, до того как он будет готов к отстрелу, стоит столько же, сколько сто буханок хлеба!

– Не может быть!

– Клянусь, – сказал отец. – Но в этот день для мистера Хейзла окупаются все траты, все до последнего пенни. И знаешь почему? Потому, что в этот день он чувствует себя очень важной персоной. Раз в году он становится крупной рыбой в маленьком пруду, ведь граф такой-то и такой-то хлопает его по спине и пытается вспомнить, как его зовут, когда прощается с ним.

Отец поскрёб твёрдую гипсовую повязку под левым коленом.

– Чешется, – пожаловался он. – Прямо свербит под этой повязкой. Вот я и чешу гипс – притворяюсь, что чешу ногу.

– И это помогает?

– Нет, – признался отец. – Не помогает. Однако послушай, Дэнни…

– Да, папа, – насторожился я.

– Хочу тебе кое-что сказать. – Он снова стал скрести гипс на левой ноге. Я терпеливо ждал. – Так вот, я решил сказать тебе, что мне больше всего хотелось бы сделать.

«Начинается, – подумал я. – Что-то сумасшедшее и грандиозное». О том, что это сумасшедшее и грандиозное, можно было догадаться по его лицу.

– Но это страшный секрет, Дэнни. – Отец помолчал и настороженно огляделся вокруг. И хотя в пределах двух милей вокруг нас в этот момент не было, вероятно, ни одной живой души, он низко наклонился ко мне и понизил голос до шёпота: – Мне хотелось бы найти такой способ, которым я мог бы поймать всех фазанов в лесу мистера Хейзла, чтобы ко дню Большой охоты, первого октября, в нём не осталось ни одного фазана.

– Нет, папа, нет! – закричал я.

– Ш-ш-ш! Слушай дальше. Если бы я нашёл способ поймать сразу пару сотен фазанов, охота мистера Хейзла стала бы величайшим провалом в истории.

– Пару сотен? – опять не выдержал я. – Это невозможно.

– Только представь, Дэнни, – продолжал отец, – какая бы это была славная победа, какой триумф! Все эти герцоги и лорды, все знаменитости приедут на своих шикарных машинах… мистер Хейзл будет расхаживать среди них, распустив хвост, как павлин, и говорить: «В этом году к вашим услугам множество фазанов, лорд Тистлтвейт», «Ах, дорогой сэр Годфри, весьма удачный сезон для фазанов, просто великолепный»… И потом они пойдут в лес со своими ружьями… займут выгодные позиции… Затем целая армия специально нанятых людей начнёт кричать, вопить, ворошить молодую поросль, чтобы выгнать фазанов навстречу поджидающим их ружьям… и полюбуйтесь… нигде ни одного фазана! Мистер Хейзл станет краснее варёной свёклы. Разве это будет не самое замечательное, не самое чудесное дельце, если нам всё удастся? А, Дэнни?

– Да, – согласился я.

– Но как, как это можно сделать? – вскричал отец.

– Да, никак. В этих лесах и двух-то фазанов трудно поймать, а что уж говорить о двух сотнях.

– Знаю. Задачу усложняют сторожа.

– А сколько их там? – спросил я.

– Трое, и они всегда на посту.

– Даже ночью?

– Нет. Ночью, как только фазаны устроятся на ночлег, они уходят домой. Потому, что ещё никто не изобрёл способа для ловли спящего фазана. Даже мой отец, величайший эксперт в мире. Ну да ладно, тебе пора в постель. Готовься ко сну, я расскажу тебе какую-нибудь историю.