Текст книги "По волнам памяти (СИ)"

Автор книги: Риона Рей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Риона Рей
По волнам памяти

Глава 1. Вместо пролога

Деньги не приносят счастья, но с ними куда легче стать счастливой, чем без них.

У Милы деньги были.

Впрочем, она о них думала немного, как многие из тех, у кого они водятся, – есть и хорошо. Спроси её кто, она конечно же сказала бы, что счастье не в деньгах. А она чувствовала себя очень счастливой. Любимый красавец-муж, здоровые дети, хорошая квартира – это ли не счастье? Что ещё желать?

С началом перестройки муж пошёл в гору. Завод, где он работал, перешёл в частные руки, муж быстро вырос от начальника цеха до заместителя директора.

– Ты, Сашка, теперь важная птица, – радовалась она.

– Какой я тебе Сашка? Я теперь Александр Николаевич!

– Значит и я при такой важной шишке Людмила Эдуардовна, а не какая-то там Милка, – смеялась она.

После рождения детей Мила уже не вышла на работу в родную бухгалтерию. И дома хлопот хватало! Сыновья пошли в папу: такие же темноволосые, красивые, активные, самоуверенные. Вот только ума ещё не нажили – никакого сладу с ними не было. Глаз да глаз!

Они с мужем решили, что лучше не отдавать мальчишек в садик, если есть возможность растить их дома. Саша считал, что родная мать лучше присмотрит за сыновьями, чем воспитательница: у неё таких шилопопых целая группа. Мила обожала сыновей, но ужасно уставала с ними, и, сочувствуя всем неизвестным воспитательницам, втайне мечтала о том, как дети подрастут и пойдут, наконец, в школу.

А ведь ещё надо было и порядок поддерживать, и готовить – Саша любил всё с пылу-жару, не признавая разогретых блюд. Она старалась обеспечивать ему все условия: видела, что муж нервничает, чаще задерживается на работе.

– Сашенька, ты дёрганый стал. Случилось что?

Он поморщился, махнул рукой:

– Не надо тебе в это лезть. С финансами у нас… не очень.

– Может, мне выйти на работу, помочь? Ты же знаешь, я хорошо разбираюсь.

– Сидишь с детьми и сиди! – неожиданно вспылил он. – Не лезь, куда не просят.

Мила опешила от неожиданной грубости, но Саша вскочил, обнял её и сказал совсем другим тоном:

– Просто… там надо кинуть кусок «крыше», а свободных средств мало. Не обижайся, малыш, правда, не надо тебе в это лезть. И не спрашивай меня больше ни о чём, хорошо?

Она кивнула.

Мила не обиделась, она испугалась. Конечно, она слышала про бандитов, рэкетиров, о перестрелках, но всё это было где-то далеко, и она полагала, её семью это затронуть никак не может.

Потом как-то всё наладилось. Муж пришёл радостный:

– Завод продали, теперь я директором буду!

– А Михаил Алексеевич куда?

– Ну… уволился, – Саша вильнул взглядом в сторону, пожал плечами. – На пенсию, наверное, старенький он был.

Мила не считала бывшего директора таким уж старым и удивилась. Парой недель спустя, стоя в гастрономе, она услышала за спиной разговор:

– Директору-то аварию подстроили, а завод сразу в другие руки уплыл.

Больше она ничего не расслышала, но и этого хватило. В городе был не один завод, и она не стала поворачиваться к собеседникам, чтобы уточнить, о каком из них идёт речь, впрочем, мальчишки, утомлённые долгим стоянием в очереди, уже начинали задирать друг друга. Мила успокаивала сыновей, а из головы не шла случайно услышанная фраза. На душе стало муторно.

Мужа она ни о чём спрашивать не стала.

Она теперь почти не видела его: то он был на работе, то ездил на какие-то деловые встречи, то на базу отдыха. Как он говорил, там собирается чисто мужская компания и мамочке с детьми делать нечего.

Денег хватало, их стало заметно больше, чем раньше, но ни радости, ни спокойствия это Миле не принесло. Она настороженно воспринимала все слова мужа, решив, что он, похоже, занялся какими-то мутными делами.

Сам Саша разительно изменился: он стал грубить и огрызаться, чего раньше никогда не было. Иногда она чувствовала запах чужих духов, однажды заметила на вороте рубашки след от помады. Мила решила поговорить с мужем начистоту, но разговора не вышло.

Муж выслушал её с тоской на лице:

– Ну что ты такое придумала? Ничего особенного не происходит. Работы много, я устаю.

– Так может, не надо столько работать? – тихо, но настойчиво возразила Мила. – Ты домой приходишь только ночевать, и то не всегда. Я тебя почти не вижу, дети скучают…

Он внезапно вспыхнул:

– Не нравится – уходи. На развод подавай!

И Мила испугалась. Без работы, с двумя дошколятами на руках – на что она будет жить? Кое-что она откладывала, но надолго ли хватит этого на троих?

– Что ты, Сашенька, – всплеснула она руками, – я же люблю тебя и дети тоже.

Ей казалось, что Сашка сразу услышит фальшь этих слов, но он ничего не заметил. «Не хотел заметить», – мысленно поправила она себя.

– Ну и всё, – буркнул он. – Разводишь тут на пустом месте…

До этого разговора она ещё надеялась, что муж, хоть и погуливает, но ценит семью и не хочет её лишиться. Деньги в голову ударили: перебесится – и одумается… может быть. Но теперь стало ясно: всё.

Сашка, её любимый Сашка, куда-то делся, а вместо него теперь вот этот человек. Равнодушный, не любящий, не уважающий – чужой. И он здесь только потому, что пока это удобно.

На следующий день, когда муж ушёл, она выплакалась. Облегчения не наступило, но к рассудочному пониманию, что брак рухнул, присоединилось чувственное приятие. Сердце словно замёрзло. Нужно было решать, как жить дальше и готовить пути отхода.

Мальчишек в садик можно было отправить только с сентября. Мила несколько дней мучилась, собирая волю в кулак: взятки она давать не умела. Наконец, решилась: положила на стол заведующей коробку конфет и конверт с деньгами и, глядя ей в глаза проникновенно сказала:

– Нам очень надо!

Вероятно, она что-то сделала не так: заведующая покраснела, засуетилась, бессмысленно перекладывая бумаги на столе:

– Ну что вы! Зачем? Я понимаю…

Конверт она, однако, прибрала в ящик стола, детей в садик взяли.

С работой возникли проблемы. Внезапно оказалось, что бухгалтеры не нужны, их переизбыток.

Мила была уверена, что эта ситуация временная, но что делать сейчас?

Прежде всего, решила Мила, надо привести себя в презентабельный вид. Она отправилась стричься.

Небольшое заведение находилось в соседнем дворе на первом этаже, гордого звания салона не удостоилось, но стригли там действительно хорошо. Мила впервые подстриглась там, когда только переехала в этот район, и с тех пор прошло уже почти десять лет.

Правда с последней стрижки прошло уже больше трёх лет, она ещё беременная была, а потом как-то не до причёсок стало.

К её радости «её» мастерица по-прежнему там работала. Мила подождала, пока она освободится и подошла:

– Здраствуйте, Наташенька. Сделаете из меня человека?

Наташа поздоровалась и, чуть прищурившись, оглядела её:

– Ну, и с длинными волосами очень даже неплохо. Давненько вы к нам не заходили! Как будем стричься?

Мила улыбнулась, подавив грусть. Уже и имя её Наташа забыла!

– На ваш вкус.

Наташа просияла: она любила сама выбирать образ. Сидя в кресле, Мила расслабилась и неожиданно для себя разговорилась, рассказала о трудностях с работой.

– Я бы хоть уборщицей пошла сейчас, но… это же как клеймо. Кто же потом возьмёт бывшую уборщицу главбухом!

– У меня тут бухгалтерии – кот наплакал, но в принципе оформить могу, – вдруг сказала Наташа. – Но так-то мне маникюрщица нужна. Подойдёт такая работа?

– Я же не умею! – опешила Мила.

– Нужны аккуратность и усидчивость. У бухгалтера по идее они есть. А научиться – дело нехитрое. Неплохо бы, конечно и художественные способности иметь…

– Я в школе в кружок рисования ходила, – пробормотала Мила, не веря в свою удачу. – Вот только дети у меня совсем мелкие, я вечером не могу.

– А у меня на вечер есть девочка, как раз на утро и надо…

Что Милу поразило до глубины души, что Саша даже не заметил, что что-то изменилось. Дети ходили в садик, она сама прошла учёбу и начала работать, но муж не обратил на это внимания!

Как-то днём, когда она только что вернулась с работы, приехала свекровь. Мила встретила её настороженно, но постаралась ничем не выдать своего беспокойства. Марина Сергеевна с некоторым недоумением вслушалась в пустоту квартиры:

– А где мальчики?

– В садике.

– Надеялась повидать внуков, – вздохнула свекровь. – Ну, может оно и к лучшему. Я про Саньку хотела поговорить. Он ведь загулял?

Мила кивнула:

– Давно.

Марина Сергеевна так сосредоточенно и скорбно глядела на собственные пальцы, сцепленные на коленях, что и Мила посмотрела на её руки: пухлые, белые, аккуратные миндалевидные ногти покрыты розовым лаком, на безымянном пальце левой руки массивный золотой перстень с овальным александритом. Обручальное кольцо она после смерти мужа не носила. Нормальные руки, ухоженные.

Свекровь вздохнула и коротко выдала:

– Дурак!

Мила пожала плечами.

– Деньги хоть даёт? Или подкинуть?

– Даёт.

– Может, перебесится, – в голосе звучала надежда.

– Вряд ли, – скептически отозвалась Мила.

Марина Сергеевна ещё раз вздохнула и сказала неторопливо и уверенно, как давно продуманное:

– Если нужна помощь с внуками – всегда можешь рассчитывать. Нужны будут деньги – не стесняйся спросить. Ну и вообще… Приезжай и мальчишек привози. Если Сашка от вас уйдёт, я его на порог не пущу.

– Как это? – удивилась Мила. – Он же прописан у вас!

– Квартиру купил, туда и выписался, – сказал свекровь с непонятной мстительностью, от чего Миле подумалось, что выписался он вовсе не по собственной инициативе.

Прямота свекрови требовала ответной честности и Мила, поколебавшись, сказала:

– Не уйдёт он, не успеет. Сама выставлю. Но… женщины – это дело такое… неподсудное. Я боюсь, что он какими-то махинациями занимается. Ничего конкретного не знаю, но многое по-мелочи наводит на такие мысли.

Марина Сергеевна поджала губы, отчего её лицо приняло скорбное выражение, покачала головой и вздохнула:

– Вот и я боюсь. Позарился на лёгкие деньги. Но что уж, мальчик вырос, своего ума не вложишь…

Потом Мила долго думала о разговоре со свекровью. Сложно выбрать момент, чтобы поговорить с мужем: не хотелось, чтобы при объяснении присутствовали дети. Так может отправить их к бабушке на пару дней? Мила постоянно возвращалась мыслями к этой идее и с каждым разом она всё больше ей нравилась, но решиться она никак не могла. Спустя полтора месяца сыновья засопливили – почти одновременно, с разницей в день.

Мила позвонила свекрови:

– Марина Сергеевна, может быть, мальчики поживут у вас дня три, пока сопли не пройдут? Я не хотела бы брать больничный.

Она не знала, как сказать свекрови, что собирается выгнать мужа из квартиры, но и скрывать это посчитала неправильным. Когда Марина Сергеевна приехала за внуками, Мила укладывала Сашины вещи в чемодан.

– Выставляешь? Ну, наверное, пора. Пусть со своей лахудрой живёт.

– Зачем вы так? Может хорошая женщина там. Пожалеть, что связалась…

– Да видела я её! – махнула рукой свекровь. – Прости Господи, на трассе приличнее стоят.

Многих вещей мужа не оказалось, но Мила не удивилась: он давно уже жил на два дома. Она боялась, что он может вовсе не появиться, как это частенько бывало, но он пришёл и с порога заявил:

– Я не обедал. Пожрать есть что-нибудь?

Мила подумала, и решила, что еды ей не жалко:

– Борщ будешь?

– О, давай!

Он вымыл руки и прошёл сразу на кухню. Пока он намазывал толстый слой масла на чёрный хлеб, Мила, поглядывая на него, разогрела борщ и плюхнула туда ложку сметаны. Саша и в самом деле был голодный, и ел с большим аппетитом. Мила смотрела на него, подперев щёку рукой. Обида уже прошла, любовь выгорела. Какие планы они строили, как хорошо жили, сколько у них было общих интересов, дел, воспоминаний! Общие дети в конце концов… Ей было странно, как можно было всё это забыть и перечеркнуть.

Он уже доедал, когда обратил внимание на взгляд жены: сначала просто скользнул по ней взглядом, затем взглянул вопросительно, а под конец, кажется, встревожился:

– Что ты так на меня смотришь?

Мила вздохнула и сказала:

– Саша, я уже убедилась, что наша семья тебя не интересует…

– Ой, – скривился он, – не начинай!

– …поэтому, думаю, будет лучше, если ты заберёшь вещи и уедешь. Я их уже сложила.

Мила встала и ушла в комнату. Муж бросился за ней:

– Куда это я должен уезжать? – возмутился он, с удивлением оглядывая чемоданы.

– Меня это не интересует. К маме, к любовнице – куда угодно.

Саша побагровел:

– Подумаешь, цаца! Я то себе нашёл – помоложе и посимпатичнее тебя, а с тобой только из жалости оставался. А ты, раз не ценишь хорошего отношения, ещё будешь локти кусать! Кому ты такая нужна, чтоб тебя содержали, да ещё и с прицепами!

– Это ты своих детей прицепами зовёшь? Хорош отец, нечего сказать. А мне, может, и не нужен «содержатель», достаточно того, что мы с детьми нужны друг другу.

– Может это и не мои вовсе, – пробормотал Саша и вдруг зло прищурился. – Я у тебя мальчишек отсужу, вот! У тебя денег нет на них, а у меня шикарная зарплата.

Мила корила себя за сказанные неосторожные слова. Кто за язык тянул? Зачем сказала, что дети ей нужны? Но мужу она не показала, как испугалась, а с лёгкой улыбкой согласилась:

– И то верно! Ты их лучше обеспечишь, а уж я на себя одну всегда заработаю. Опять же, у тебя уже есть подружка, а мне личную жизнь налаживать надо.

– Шлюха, – презрительно процедил Саша, забрал чемоданы и вышел из квартиры, не забыв на прощанье хлопнуть дверью.

Мила привалилась к стене, закрыла глаза и перевела дыхание. Всё! Она сделала это! А Сашка хорош: даже не спросил, где дети.

Первым делом она позвонила соседу с пятого этажа. К её радости он был дома и сразу снял трубку.

– Костик, ты мне прямо сейчас замки можешь поменять?

С Костей она договорилась заранее, поэтому сосед почти сразу спустился и принялся за работу.

Мила забрала сыновей от свекрови, а заодно и рассказала ей о разговоре.

– Ничего не бойся, – подбодрила Марина Сергеевна. – Ясен пень, психанул, что удобства теряет. Остынет и поймёт, что ему мальчишек не забрать. Куда он их денет? Дети – это вечные заботы. Сам он поленится, девице его они сто лет не нужны. Мне разве что подкинуть попробует?

Мила сначала всё равно нервничала. Саша приходил ещё раз – за остатком вещей, смотрел исподлобья, хмурясь, но выглядел смирившимся – и она успокоилась. Жизнь пошла своим чередом.

Дети ходили в садик, она на работу, обстановка дома была спокойной.

Марина Сергеевна нередко приезжала к внукам, и Мила была очень благодарна ей за помощь. О Саше они не говорили.

С осенью пришли проблемы: мальчишки начали болеть. Марина Сергеевна на время их болезней почти переселилась к Миле. На удивление обе женщины прекрасно уживались, мальчишки бабушку обожали.

Всё сломалось в один день. Мила закончила работу и побежала в садик за Алёшей. Илья болел и был дома со свекровью. Воспитательница вышла к ней и сообщила:

– Алёшу папа забрал.

– Как забрал? – обмерла Мила. – Он же с нами не живёт, детьми не интересовался…

– Ну вот так. Алёша ему обрадовался. Он отец – как я могу ему ребёнка не отдать?

Мила трясущимися пальцами набрала номер мужа, но сухой автоматический голос сообщил, что абонент не в сети. Она, неизвестно на что надеясь, повторила попытку, но с тем же результатом. Всхлипнув от ужаса, Мила побежала к себе.

Надежда на то, что муж, погулял с ребёнком и привёл его домой, не оправдалась.

– Не паникуй, – прикрикнула на неё свекровь. – Может, гуляет, придёт ещё.

Она сама попробовала позвонить сыну – и тоже безуспешно. Марина Сергеевна с полчаса, то угрюмо смотрела в окно, то мерила шагами квартиру, а потом сказала:

– Может, ко мне привёз. Съезжу, посмотрю.

Вернулась она нескоро и была куда мрачнее, чем раньше:

– Была я и у себя, и в той квартире, где он жил. Эта, девчонка его, вещи собирает, перепугана вусмерть: милиция приходила. Что-то натворил Сашка, ищут его. Иди в отделение, заявление пиши.

Мила сходила с ума от беспокойства, и сгорала от ненависти к мужу: она была уверена, что сын Саше был не нужен, а забрал он его исключительно для того, чтобы досадить ей. Может, просто повезло, что Илья в этот день температурил и остался дома, а может Сашка специально дождался, чтобы в садике был только один ребёнок, не желая оставить жену без «прицепа», который будет связывать ей руки.

Спустя две недели тело мужа выловили из реки. Марина Сергеевна плакала. Мила утешала её, но в своём сердце сочувствия к мужу не находила.

Алёшу так и не нашли. Замотанный следователь, отведя глаза в сторону, сказал Марине, чтобы особо ни на что не рассчитывала, но разве можно отобрать у матери надежду? Она не сумела разыскать сына, но надеялась, что он жив.

Глава 2

Оля всегда любила глядеть в окошко поезда. Мелькали деревни и луга, берёзки и елки. На душе было радостно и тревожно. Встретиться с бабушкой – это здорово, но одно дело – каникулы, когда бабушка опекает любимую внучку, старается сделать её отдых приятным и радостным, а сейчас Оля ехала надолго, и теперь не бабушка будет о ней заботиться, а наоборот. Грядущая неизвестность и всевозможные воображаемые проблемы пугали. Ровный перестук колёс, который обычно казался мирным и убаюкивающим, звучал тревожно, как рокот барабанов.

Толстая тётка-попутчица принесла кипяток в большой керамической кружке, плюхнула туда ложку кофе и стала раскладывать на столе сэндвичи.

– Деточка, а что ты не кушаешь? – участливо спросила она. – У тебя есть что-нибудь с собой? Бери бутерброд!

Оле предстояло ехать чуть больше четырёх часов. Она перекусила перед выходом, рассчитывая пообедать уже у бабушки, и с собой в дорогу ничего не взяла, но от снеди на столе пахло так вкусно! Чесночно-колбасный аромат окутывал, манил, кольца колбасы и ломтики сыра дразнили, выглядывая аппетитными краями из-под булки, и Оля не выдержала, взяла:

– Спасибо!

Сэндвич оказался вкусным. Корочка багета похрустывала, колечки сервелата лежали на слое плавленого сыра, намазанного щедрою рукой.

– Как только тебя родители отпустили одну, – укоризненно сказала тётка. – На каникулы едешь?

Она уже закончила школу, но знала, что выглядит несолидно: самая мелкая в классе, худенькая блондинка, она казалась совсем девчонкой, большие глаза и пухлые губы ещё больше усугубляли впечатление, придавая ей вид беспомощный и немного испуганный. Но зачем что-то объяснять случайной попутчице?

Спорить Оля не стала. Разговаривать вообще не хотелось. Покорно кивнула:

– Ага, на каникулы.

Проглотив последний кусок, она прислонилась к стенке купе и прикрыла глаза, надеясь, что это избавит от болтовни. Картины недавнего прошлого вставали перед глазами, сменяя друг друга.

Всё началось этой весной. Когда Оля включила музыку, мама заглянула в комнату:

– Закончила уроки? Зайди к нам, поговорить надо.

Тогда она испугалась. Таким тоном её звали, чтобы сделать разнос, а прегрешение на счету было только одно: неделей раньше на дне рождения у одноклассницы она надралась. Раньше ей пить вина не доводилось и пары бокалов хватило: по дороге домой стало плохо. Олю вывернуло на газон, а после стало ужасно клонить в сон, так что она с трудом добралась до дома. Мама с папой смотрели телевизор и ничего не заметили. Оля сразу прошмыгнула в свою комнату и легла спать.

Было стыдно. Она надеялась, что родители ничего и не узнают. Неужели кто-то им рассказал? Ну вот зачем, зачем? Она большая девочка и умеет делать выводы. Уже решила, что больше капли в рот не возьмёт! Ну ладно, на худой конец, она сразу сознается и скажет, что такое не повторится.

Она вышла в большую комнату, стараясь держаться уверенно. Папа кивнул на диван:

– Присаживайся.

Оля села и взглянула на маму, вопросительно вскинув брови.

– Что-то случилось?

– Бабушка Катя в больнице.

– Как? – испугалась Оля. – Что с ней?

– Поскользнулась и упала: перелом. Сложный. Вот, думаем, что теперь делать, – сказала мама это с ужасно виноватым видом. – Её подлечат, а вот что дальше мы пока не решили. Ясно, что одна она теперь жить не сможет.

Оля с минуту потерянно молчала, пытаясь понять, куда в двушку-хрущёвку можно втиснуть ещё одного человека. Втроём – куда ни шло, но если привезти четвёртого – это какая теснотища будет! И вдруг сообразила:

– Её же в мою комнату можно! Я всё равно скоро сдаю экзамены и буду поступать. А если её выпишут раньше, чем мне уезжать, мы пока сможем в этой комнате поместиться все вместе, да?

Родители переглянулись. Папа кивнул и сказал:

– Мы тоже сначала так подумали… Но… понимаешь. Бабушка старенькая, она привыкла к своей квартире, и ей будет тяжело перебираться на новое место, тем более из двушки в такую маленькую комнатку. Ты много гуляешь, для тебя это спальня, а для неё, по крайней мере на первое время будет как тюрьма. Лучше, если она останется дома. Мы, конечно, поедем, чтобы отвезти её из больницы домой и помочь на первых порах, – он замялся и бросил взгляд на жену. – Возьмём отпуск, ну и за свой счёт, если понадобится…

– То есть вы хотите уехать и оставить меня одну? – поняла, наконец, Оля. – Какие проблемы? Я справлюсь. Но…

От неожиданного известия и беспокойства за бабушку она не очень хорошо соображала, но всё же этого хватило, чтобы понять: бабушка нескоро станет самостоятельной и отпуска скорее всего будет мало.

Мама нервно сплела пальцы рук и решительно сказала:

– В общем так. Я предлагаю, что бы ты переехала к бабушке и ухаживала за ней. Поступать тогда придётся не в Питере, как ты собиралась, а в местный ВУЗ. Ты уже большая девочка и понимаешь, что это большая нагрузка. Мы не вправе требовать от тебя согласия, а ты не обязана соглашаться. Но тогда нам придётся увольняться, а в городе искать новую работу. И не факт, что у нас получится. Здесь отец, как ни крути, директор, а в городе директоров своих девать некуда, на сладкие места охотников много.

Родители выжидающе глядели на неё и под их внимательными взглядами Оля совсем стушевалась. В животе похолодело, словно она стояла над пропастью, в голове звенела пустота.

– Я прямо сейчас должна ответить?

– Нет, конечно. Бабушку выпишут через неделю в лучшем случае. Потом её надо перевезти домой – это сложно. Сначала поедет папа. Время подумать ещё есть.

И Оля пошла думать.

Работа по дому её не пугала: уже несколько лет ведение хозяйства в «сезон» было на ней. Летом мать приходила лишь на ночь, сразу после работы убегая на огород. Решить, что готовить, какие продукты для этого покупать, а потом сбегать на участок, чтобы отнести маме горячее – всё это было привычным. А вот с учёбой…

Диплом университета Санкт-Петербурга или какого-то зачуханского института – всё же большая разница. Так что тут минус. С другой стороны, можно жить не в общаге, где ещё неизвестно какие порядки, не на съёме, который ещё найти надо и платить бешеные деньги, а в квартире бабушки в относительно знакомом городе – это большой плюс.

У бабушки замечательная библиотека. В маленькой комнате стоит шкаф с книгами в два ряда, а в большой – вся длинная стена заставлена книжными полками. Оля всегда что-то читала, когда была в гостях, но и четверть не успела прочесть и нередко мечтала поселиться там надолго, чтобы насладиться книгами вдоволь, а тут такой шанс! И бабушка Катя всегда так радовалась, что Оле нравится чтение…

Внезапно Олю охватил стыд: ведь она думала не о бабушке, а только о себе. Она ведь искренне любила бабу Катю, и бабушка так о ней заботилась, водила в кино, пекла вкусняшки, вязала тёплые носки и снуд с варежками – в общем, делала всё то, что делают бабушки для любимых внучек. А сейчас, когда о бабушке надо позаботиться, Оля сидит и думает, как ей самой будет удобнее!

Как именно надо будет заботиться о бабушке, Оля не очень представляла. Конечно, взять хозяйство на себя – с этим всё ясно. А ещё что? Наверное, какие-то процедуры делать, упражнения… Справится ли она?

Оля испуганно посмотрела в зеркало, словно пытаясь найти поддержку у собственного отражения, и сразу отвернулась: такой маленькой испуганной и беспомощной сама себе показалась. Нечего бояться: родители уверены, что ей это по силам, иначе и предлагать бы не стали!

Со времени того разговора прошло почти три месяца: сначала родители уехали вместе и Оля полторы недели жила одна. Потом с бабушкой остался папа, затем его сменила мама, а вот сейчас настала её очередь. Всё самое сложное позади, но Оле всё равно было не по себе. Она была благодарна тётке-попутчице, но разговаривать с ней не было сил. К её облегчению после перекуса, та задремала.

Поскольку в этот раз она ехала не в гости, а жить, то и вещей было много. Папа посадил её на поезд, мама встретила, клюнула в щёку торопливым поцелуем и повела на стоянку такси.

– Как бабушка Катя?

– Неплохо. Начала ходить. Ждёт тебя.

Уже в машине она сказала:

– Ты не обижайся, что я так тороплюсь. У меня билет на завтра, а надо тебе много что показать.

Бабушка Катя жила в пятиэтажке-хрущёвке на четвёртом этаже. Втаскивая чемоданы по узкой лестнице, Оля впервые оценила, насколько неудобно тут подниматься. Сумеет ли бабушка восстановиться достаточно для того, чтобы самостоятельно преодолеть все эти ступени?

Перед дверями, пока мама доставала ключи, она спросила:

– А поменять эту квартиру на первый этаж или дом с лифтом не вариант?

– Нет. Потом объясню, – ответила мама и распахнула дверь.

Бабушка Катя услышала:

– Привезла?

– Привезла-привезла! Не могла же потерять по дороге, – с ласковой усмешкой отозвалась мама. Оля услышала тяжёлые шаги – и поспешила распустить шнурки кроссовок. А когда она выпрямилась – бабушка уже стояла в дверях.

Первое, что бросилось Оле в глаза – ходунки. Сердце болезненно сжалось. По маминым словам она представляла, что бабушка ходит сама, а тут, оказывается – только с подпоркой. Да и сама бабушка выглядела непохоже на себя: не стройная и стильная возрастная дама с аккуратной укладкой, а хрупкая растрёпанная старушка в цветастом фланелевом халате с торчащей из-под него ночнушкой.

Оля шагнула к ней, бережно обняла узкие плечи и поцеловала морщинистую щёку. К её ужасу бабушка расплакалась:

– Оленька! Большая какая! Совсем невеста стала!

– Ну что ты, бабуля! – пробормотала Оля, всё ещё обнимая бабушку и в панике оглядываясь на маму. – Подросла немного, это да. Но какая из меня невеста, мне ещё выучиться надо! И подрасти. Сама посмотри: метр с кепкой, кому такая нужна.

Бабушка улыбнулась, хотя слёзы всё ещё текли по лицу. Оля достала платок, аккуратно их промокнула:

– Ты меня перепугала. Кость у тебя срослась, со мной всё в порядке – хорошо же всё.

– Это я от радости.

– Оля, иди умойся с дороги, а вы Екатерина Павловна, ложитесь. Радость тоже утомляет, а переутомляться нежелательно.

Мама разогрела обед свекрови, отнесла тарелку в комнату. Олю усадила за стол на кухне и сама устроилась рядом.

– Будь поаккуратнее с бабушкой, не волнуй. Сама видишь, сколько эмоций.

– Я даже испугалась. Бабуля никогда такой плаксивой не была.

Мама показала, что где лежит, рассказала, что бабушка любит, и под конец добавила:

– Ты не забывай следить, чтобы двигалась. Ей лежать не полезно.

– Упражнения какие нужны?

– Гимнастику делать. Она знает всё, но иногда надо напоминать.

– А что с обменом квартиры? – напомнила Оля.

– Мы предлагали, – сказала мама, понизив голос. – Не хочет она. Категорически. Это для нас просто стены, а для бабушки – воспоминания. Дом завод их строил и, эту квартиру дали на свадьбу. Дедушка здесь своими руками многое сделал. Здесь всё привычное, родное. Это память. Как ей уезжать?

Наутро мама уехала, и Оля осталась вдвоём с бабушкой.

Было страшно от ответственности, но она постаралась выглядеть уверенно. Бабушку предупредила:

– Я пока не освоилась. Если что накосячу, ты не обижайся, ладно? Я научусь.

Бабушка только вздохнула:

– Одни хлопоты вам от меня. Ты молоденькая, самое время для гулянок, а тебя к старой больной бабке посадили.

– Ну что ты говоришь! Во-первых, мы тебя любим, мы – одна семья, а родные и должны помогать друг другу, – торопливо сказала Оля. А во-вторых, никто меня насильно не сажал, я сама вызвалась. Потому что я тоже тебя люблю. Да и, честно говоря, давно мечтала до твоей библиотеки добраться. Да и кому же ещё? Родители работают, а я сейчас всё время дома буду, только экзамены надо сдать. А потом институт – это половина дня. Ты к осени как раз окрепнешь настолько, что я смогу на половину дня в институт уезжать.

Бабушка опять прослезилась:

– Никогда я никому обузой не была…

Оля подсела к ней, обняла:

– Ты не обуза. Не говори так. Меня сюда привозили на неделю или на месяц, а мне всегда хотелось побыть с тобой подольше. Надеюсь, я тебе не очень надоем и тыне выгонишь меня сразу, когда поправишься.

Бабушка рассмеялась и махнула рукой:

– Придумала тоже! Я очень рада, что теперь буду не одна.

– Ну вот и хорошо.

Оля всегда училась отлично и не боялась вступительных экзаменов: была уверена, что сдаст на пятёрки, но неожиданно для себя на одном экзамене получила тройку, поэтому успела перенервничать до объявления результатов. Бабушке она ничего не сказала, чтобы не тревожить.

Оказалось, что проходной балл всё же набрала и в институт поступила, поэтому она с гордостью сообщила о зачислении и устроила по этому поводу маленький праздник: купила торт и заказала пиццу.

Пиццу бабушка не одобрила:

– Баловсто одно: тоненькая, есть нечего. То ли дело пироги с капустой или с рисом и яйцом!

– Вот пироги я не умею. Научишь потом?

– Чего там учить! Ничего сложного нет, покажу.

Сначала Оле было неловко, что ей выделили большую комнату, а бабушка спит в маленькой, и она предложила поменяться, но Екатерина Павловна наотрез отказалась:

– Сколько я здесь живу – всегда спала на этом месте, мне в другом и не заснуть будет. Да и где это видано, чтобы в гостиную комнату кровать ставить? А на диване мне неудобно. Или, тебе, может, в большой комнате уныло? Дима мне в маленькой комнате всего лет пять, как обои переклеил, светленько стало, веселее.

– Я помню, я тогда папе помогала.

– Вот-вот. А тут ещё дед твой клеил, старенькие они, обшарпанные…

– Ну может, – неохотно согласилась Оля. – Но тебе двигаться надо, а в та комнатушка – на два шага. О, а давай, пока лето, я тут тоже переклею? Я умею, мы дома вместе с мамой ремонт делали, могу и одна справиться.

Она загорелась этой идеей. Старые обои давно поменяли первоначальный цвет на неопределённый серо-бежевый и местами сильно потёрлись.

Катерина Павловна кивнула, ей явно понравилось предложение внучки, даже глаза разгорелись, но она обвела комнату взглядом и приуныла:

– Куда тебе! Тут мало что книг столько, что не перетаскать, так ещё шкаф, сервант, да и диван тяжёлый. Я сейчас не помощница, а одна ты такие мебеля и с места не сдвинешь.

Оля, закусив губу, посмотрела на шкаф: трёхстворчатый, на массивных ножках и с зеркалом на средней дверке, он даже на взгляд казался ужасно тяжёлым. Но отказываться от переклейки обоев не хотелось: