Текст книги "Купаясь в солнечных лучах. Часть 1."
Автор книги: Рина Зелиева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Зато, вы, утырки, смотрю без комплексов. Или вы расскажете Ризу все, как было, или.., – я надавила на ствол еще сильнее. Может у моего несостоявшегося принца хотя бы синячок останется на память обо мне.
– Если ты убьешь меня, то проблем у тебя не убавиться, – нервно, но резонно заметил Арсен, – о сыне подумай. Давай, ты просто исчезнешь. И все останется, как было. Все равно ничего изменить уже не сможешь. Будешь рыпаться – порву. Не пожалею. Учти.
Стоит признать, что он прав. На все сто. И порвать, конечно, может. Но, волков бояться – в лес не ходить. Что же делать?
– И это все из-за денег? Да, я не спорю – когда их нет, плохо. На себе испытала. Но когда они есть, и вы с голоду явно не умираете, зачем? Не нужны мне ваши гроши. Подавитесь, – нет, не достучаться. – Мне только мой муж нужен. Где он?
– Ищи. Кто знает? – ухмыльнулся Азар.
– Найду. Не сомневайтесь. Но вы... Вы у меня еще при жизни на сковородке жариться будете. Клянусь.
Смех, догоняющий мою спину, я им еще припомню. Я буду мстя, и мстя моя жестока. Но это потом. После. Первостепенное, главное – найти Ризвана, теперь, когда я все знаю. Я смогу все ему объяснить. Он МОЙ, также как я ЕГО. Никто не имеет права нас разлучать. Мы поздно это поняли, поздно нашли друг друга, но, важно, что встретились, что поняли. Это чудо. Чудо, которое происходит не с каждым.
И для Никитки Риз стал настоящим отцом, которого у моего сыночка никогда не было. Ладно, Риз сердит на меня, но не на ребенка, он не поступит с ним плохо, утешала я себя. Еще тлела во мне надежда. Я верила – в этот раз я не ошибалась.
И не ошиблась. Он вернулся, правда, неожиданно и на несколько минут, чтобы взять какие-то очень нужные для него вещи. Риз обнял Никиту и шепнул ему на ухо:
– Я не тебя бросаю. Держи, – он впихнул ему в ручку какую-то бумажку. – Я всегда буду рядом, – и подмигнул.
– Риз, пожалуйста, умоляю, поговори со мной, – с болью и тоской, воскликнула я.
Мы стояли у самой входной двери. Все время, которое Ризван собирался в дорогу, я бегала за ним, словно привязанная, и не могла найти подходящего момента, чтобы начать разговор. Никитка очень мешал, а муж меня упорно игнорировал. Но вот еще минута, и он исчезнет из моей жизни. Я должна что-то сделать, что-то сказать.
Но стоило мне взглянуть на его побелевшее лицо, как мои в мольбе протянутые руки, безвольно упали. Горящие отчаяньем глаза потухли, решимость переубедить Ризвана покидала меня, казавшись призрачной. Это невозможно. Не сейчас. Не в этом его состоянии. Он будет глух ко всем увещеваниям и объяснениям. Я не понаслышке знаю, что такое разбитое сердце, преданные чувства. Когда сила горя и обиды затмевает разум.
Куда девалась его твердость, его мужество, властность. Он выглядел потерянно и жалко, как человек, не сумевший удержать своими слабыми руками величайшее на свете счастье. Остекленевший пустой взгляд, скорбно поджатые губы. Мука была написана на каждой черточке его лица, такого дорогого и любимого. Внезапно оно прояснилось, и Риз злобно рассмеялся.
Бледный как смерть, с горящими ненавистью глазами. Его взгляд метал молнии, белые зубы оскалились, казалось, он готов был меня загрызть.
– Нам не о чем с тобой говорить. Ты все объяснила без слов. Вся эта страсть, это безумие – всего-навсего хорошо продуманный фарс. Арсен и Азар открыли мне глаза. Ты все правильно рассчитала. Тебе Азар рассказал про завод? Это все вы вместе с ним придумали? Что он тебе обещал? Деньги? Много денег? Что ж. Бери. Забирай все. Могла бы просто попросить, сколько тебе нужно. Я бы дал. И отпустил. Так было бы честнее.
Я выпрямила спину и сверкнула глазами. Столько ярости было в них. Как он может во мне сомневаться? Как может так низко думать обо мне? Если любишь, то веришь. Он просто обязан поверить мне. И плевать хотела на его разбитое сердце и раненое самолюбие. Мне тоже не сладко. Я не должна выглядеть виноватой. Я же ни в чем перед ним не виновна.
– Почему ты веришь им, а не мне? Ты даже объяснить мне нечего не дал.
– А нечего объяснять. Я тебя предупреждал. Ты помнишь мои условия?
– Я помню, Риз. Но все не так...
– Все так. Так, как и должно было быть.
Гулко стучало в висках. Волны боли от сердца разливались по всему телу. Меня крутило и выворачивало от невозможности все изменить. От беспомощности. От нереальности его убедить. Да он даже слушать меня не хочет.
Никитка убежал в свою комнату. Он сообразительный мальчик. Понял, что взрослым нужно одним разобраться в своих отношениях. Ах, если бы еще я знала: как.
– Я люблю тебя, Риз, – выкрикнула, терзаемая безысходностью, пожалуй, впервые в жизни говоря это мужчине. – Но ты меня, наверно, нет. Потому, что не веришь. Потому что не помнишь. Ничего не помнишь, что между нами было. И не помнишь, что обещал никогда не бросать меня.
Однако, достоинство женщины – слабая преграда бешенству Ризвана.
– Забыть, как ты стонала в моих объятиях, как кричала от удовольствия? Я знаю, ты не играла. Нам хорошо было вместе. Чего тебе не хватало? Забыть теплоту твоего тела, вкус твоих губ? Никогда, пусть я не проживу и года, но тебя, Лелька... женщину из женщин, самую желанную, твое нежное имя, твое лицо мне забыть не удастся. Других я и вспомнить не смогу. Да и не было никого. Только ты. Я тебя ждал. Тебя искал. А ты... Для тебя наш брак – всего лишь секс и решение твоих проблем. Было слишком хорошо... Заскучала?
Он прикрыл на мгновение глаза. А когда открыл, то уже смог взять себя в руки. Тихо вымолвил:
– Угрызения совести замучили? Значит, осталось что-то человеческое... Не переживай так, я справлюсь. Знаю как... Избавиться от этого наваждения можно лишь одним способом...
Он поднял с полу объемную сумку и выскочил за дверь. А я осталась стоять с приоткрытым ртом, оглушенная, потрясенная до глубины души.
Никогда мужчины мне не признавались в любви, так. Точнее так, и никто. Я цепенела, погружаясь в себя. Растеряла весь свой пыл, уверенность и категоричность. Вообще, все. Просто выпала. В осадок. Я знала. Я чувствовала. Но как важно это услышать. Чтобы это сказать в такой момент, нужно действительно много. Много силы воли и смелости. Много душевности и способности любить. Безгранично и исступленно. Отдавая все свое сердце и душу, всего себя до последней капли крови, капающей из нанесенной раны. Он меня любит? Любит. Риз...
Но как же бороться против всего мира, который против нас? Я пока не знаю. Но, обязательно, найду решение.
Глава 13.
Цена счастья.
Не говори,
Что мир сошёл с ума,
Что озабочены все
Только собой.
Не до любви,
Когда в душе зима,
И обесточено всё
Страстью людской.
Песня Алевтина Егорова.
Я металась по квартире, заламывая руки. Уже прошло две недели, как Риз ушел от меня. И не было от него никаких известий. Я не знала, где он. С кем. Что делает и собирается делать. Какое-то время я надеялась, что он успокоится, одумается. Ему просто нужно время. Потом мы сможем спокойно без эмоций поговорить. Да о чем это я? Без эмоций? Когда чувства просто распирают, как можно обойтись без них?
Мы жили в его квартире. Мой счет не был аннулирован. И в деньгах нужды не было. Уж лучше бы он меня выгнал, как Арсений, и оставил без копейки. Тогда бы я думала о том, чтобы выжить и не мучила свой мозг мыслями о том, где сейчас мой любимый, что решил, когда вернется. И вернется ли вообще. Я думала об этом и днем, и ночью, страдая бессонницей. И, кажется, была уже похожа на привидение. Такая же белая и прозрачная.
– Пойди, поешь что-нибудь, – с усталым вздохом и безнадегой в голосе предложила в тысяча первый раз Татьяна. – И так уже, как обморок ходячий. Мужики не собаки – на кости не бросаются.
Это она так подбодрить меня решила? И сама знаю, что на скелет скоро стану похожа. Но что же могу с собой поделать, когда только одни мысли о еде вызывают рвотный рефлекс?
– Хватит метаться, – вот пристала. – Не вернешь ты его так. Лучше поешь, поспи, отдохни, а потом все образуется. Вот увидишь.
– Ничего не образуется. Его уже так долго нет. И я не знаю, где он. За это время можно было успокоиться и прийти в себя. Остыть, наконец. И поговорить. Нормально. По-человечески. Ну, нельзя же так. Сгоряча рубить. Он же – взрослый умный мужчина.
– Мужчины иногда ведут себя, как дети, – заметила Таня, и осеклась, увидев, что я опять собираюсь реветь.
Резко засвистел дверной звонок. Метнувшись пулей и распахнув дверь, застыла изваянием. На пороге стоял небольшого роста сморщенный, как сухофрукт, очень преклонного возраста старичок. Однако, одетый в дорогущее модное черное пальто до пола, франтовый белоснежный шарфик и шляпу.
– Меня зовут Зерах Унгольд. Я – адвокат вашего мужа, – представился он.
На моем лице отразилось разочарование. Все надежды превращались в прах. Захотелось прогнать этого маленького злобного человечка (а я не сомневалась, что от адвоката с такой фамилией добра ждать не приходиться, впрочем, как от любого другого), но это было бы крайне невежливо с моей стороны. И к тому же, была уверена, что от этого Зераха так вот просто избавиться не получится. Поэтому освободила вход, приняла пальто и сделала приглашающий жест рукой.
– Присаживайтесь, – указала ему на диван в гостиной, сама расположившись напротив.
Жесткий, оценивающий взгляд прошелся по мне сверху вниз. Его пижонистый костюмчик был явно сшит в мастерской какого-то известного модельера. Дорого, видимо, стоят его услуги. Верно истолковав мой настрой и словно читая мои мысли, старичок примирительным ровным тоном начал:
– Сожалею, что вынужден принести вам дурную весть, – угу, сожалеешь ты, как же. – Но хочу, чтобы вы поняли правильно – это всего лишь моя работа. Я веду дела семьи Ризвана и Азара уже очень давно. Я знаю мальчиков с детства. Еще их бабушка и дед, а также родители пользовались моими услугами.
Семейный адвокат, значит. Это не просто зло. Это вселенское зло, как минимум, мирового масштаба.
– Я принес вам на подпись бумаги о разводе, – лихо в образе миролюбивого старца открыло кожаный портфельчик.
– Я не буду ничего подписывать, – решила разочаровать его. – И не собираюсь разводиться с Ризом. Это все глупая ошибка. Мы помиримся, вот увидите.
Кого я уговариваю? Сумасшедшая...
– Это не в вашей власти решать, – жестко заметил адвокат. – У вас нет общего имущества, общих детей. По законам страны, в которой мы живем, достаточно желания одного из супругов. Подпишите здесь и здесь, – он подсунул мне под нос листки. – Мое дело – поставить вас в известность и оформить все надлежащим образом.
Сморгнув набежавшие слезы, взяв дрожащими пальцами протянутую ручку, я подписала все предложенное, осознавая, что старик прав, и выбора действительно нет. Но это всего лишь бумаги. Они ничего не значат. Все поправимо. Все, кроме смерти. Это единственно тот случай, когда человека вернуть уже нельзя.
– Где мой муж? Теперь бывший, – грустно улыбнулась. – Вы знаете? Вы должны знать! Мне нужно с ним поговорить. Очень. Это важно.
– Зачем? Все решено, – безразлично ответил Зерах. – Это бесполезно.
– Ризван вам все рассказал? Да? Вы осуждаете меня? – наехала я на него не по-детски, кипя праведным гневом, но при этом осмысливая, что он-то ни в чем не виноват. – Риз все не так понял. Можете хотя бы вы меня выслушать? Пожалуйста.
– Ну, если вам есть, что сказать.
– Есть, – и я начала вываливать на голову нисколько ни в чем неповинного дедушки всю историю сначала до конца, начиная со знакомства с Арсением и Азаром, заканчивая подлостью, которую учудили эти закадычные дружки.
– Вы верите мне?
– Да. Такое сложно придумать. Да теперь, в принципе, и не зачем, – немного помолчав, почесал совсем по простецки затылок адвокат.
– Помогите, прошу вас. Ради Риза. Вы же знаете, как он страдает.
– Чем я могу тебе помочь? – в глазах старика отразились чувства, дающие понять, что Ризван для него не простой клиент. Он относился к нему как к родственнику, как к сыну.
– Скажите, где он, – попросила я, ободренная своими догадками.
– Я не знаю. Это правда. – Адвокат поднялся с места, давая понять, что беседа окончена. – Но я постараюсь разузнать. Это все, что я могу для вас сделать.
В дверях он повернулся и обронил:
– Тебе будет нужен хороший юрист. Я уже стар, чтобы вмешиваться в такого рода дела. Но все же пришлю к тебе своего ученика. Шурик – хороший мальчик. Не обижай его.
Я некоторое время тупо смотрела на захлопнувшуюся за стариком дверь. Затем вернулась на свое прежнее место в гостиной. Вот совсем не поняла его последних высказываний. Наверное, мой, одурманенный последними новостями мозг отказывается работать. Размышляла так, вяло перебирая листки бумаги – мои экземпляры документов, которые оставил добросовестный адвокат.
Почему их так много? Какой-то развод. Банальность, и целая куча макулатуры. Подумать только. Так... Что это? Надо было поесть, когда Татьяна просила. Теперь от голода и истощения галлюцинации начинаются...
Дарственная. "Безвозмездно сознательно, добровольно, не вынужденно... понимает значение своих действий и не заблуждается...
не лишался и не ограничивался в дееспособности, не страдал заболеваниями, в том числе психическими, лишающими возможности понимать значение своих действий и руководить ими...
подтверждаю, что мне понятны смысл и содержание документа, его последствия, ответственность, права и обязанности...
Согласно вышеизложенному... переход права собственности", – читала я одними губами.
– Боже мой, – воскликнула вошедшая Татьяна, бросив на меня испуганный взгляд, – что опять случилось, золотце?
Я молча протянула ей бумаги. Пробежав их глазами, подруга рухнула рядом со мной. Вид у нее был еще более пришибленный.
– Так, значит, он отдал тебе все, – глухо прошептала она, – Теперь ты...
– Владелица заводов, кораблей и пароходов, – также глухо отозвалась я.
Мы сидели молча, с трудом переваривая информацию.
– Теперь холдинг Азара фактически принадлежит тебе, – констатировала Таня очевидное. – Вот учудил. Блаженный... И что ты собираешься со всем этим добром делать?
– Не знаю, – задумчиво. – Хотя, нет. Знаю, – вскочив порывисто с места и удовлетворенно потирая вспотевшие ладони. – Хорошего же пинка им дал Риз, сам не осознавая, что реально делает. А, может, осознавая? Это им вместо "до свидания". Долго теперь не очухаются. На это рассчитывал Ризван или нет, уже не важно. Но он остался сам собой – оставил мне возможность бороться, защищаться.
Я обходила композицию из дивана, кресел и стола по кругу, нервно размышляя, сжимая и разжимая кулачки, сверкая глазами.
– То, что и собиралась, – милостиво пояснила в ответ на удивленный взгляд подруги. – А именно мстить. За себя. За Ризвана. За Никитку, лишившегося в очередной раз отца.
– Не связывайся с ними, – напряженно попросила Татьяна. – Хуже только будет.
– Ну, уж нет, – меня остановить теперь не смогла бы даже железобетонная стена. – Они за все поплатятся. Капец котятам, больше по углам гадить не будут. Порвать меня, гаденыш, обещал, – злобно шипела, вспоминая слова Арсена, – "Кто кого ещё порвёт!" – сказала Тузику надутая до 10 атмосфер грелка".
Глава 14.
Вернись, я все прощу.
Кружит земля, как в детстве карусель,
А над землей кружат ветра потерь,
Ветра потерь, обид, разлук и зла,
Им нет числа,
Им нет числа, сквозят из всех щелей,
В сердца людей, срывая дверь с петель,
Круша надежды и внушая страх,
Кружат ветра, кружат ветра.
Слова песни.
Шурик оказался молоденьким худощавым рыжеволосым парнишкой с веснушками по всему простодушному улыбающемуся лицу. Рост парня компенсировал возраст: он был на целую голову выше моей хилой персоны, что позволяло ему смотреть на меня сверху вниз, а я вынуждена была задирать голову, чтобы посмотреть ему в очи. Вздернутый нос картошкой, пышная прическа и полные губы вызывали ассоциации с персонажем экранизированных в советские времена русских сказок.
Безусловно симпатичный, Саша рождал серьезные сомнения в своей компетентности. Вчерашний студент. Наивный, еще не битый жизнью пацан. Возможно, такое впечатление создавалось из-за его больших зеленовато-голубых глаз, обрамленных длинными густыми светлыми ресницами. Такой открытый бесхитростный взгляд. Но это простодушие оказалось обманчивым. И энтузиазм, с которым он взялся за дело, меня просто покорил. Бесстрашный, однако. Такой мне и нужен.
– Ты уверена? – в которой раз переспросил Шурик, – они же тебя растерзать могут.
– Не дрейфь, Макар, я сам боюсь, – поддразнила я его и засобиралась на выход.
– Ты куда? – побежал следом за мной мой новый друг. Мы как-то сразу сблизились и прониклись друг к другу. – Нужно еще раз весь план проработать.
– Не-а. Надоело. Пойду чистить перышки перед предстоящим сражением. Поправлю экипировку.
– Может ты зря это, решила против них переть? – все причитала ненаглядная нянька моего сыночка.
Как они меня достали вдвоем нудеть. Устроили тут курятник.
– Они первые начали, – надула я губы. – В тихушку. Подло. Без объявления войны. Как немцы на Россию напали. Поэтому будем действовать аналогично: кто с мечом к нам придет – тот от меча и погибнет.
Не смогут эти трусишки смутить меня своим нытьем. Решила все – и баста.
– Возможно, стоит переделать? – осторожно поинтересовался мой стилист Федор из ближайшего к дому салона красоты.
– Ну, что вы все заладили: может не надо? Ты уверена? Я уверена, как никогда. Надо, Федя, надо.
На меня из зеркала смотрела незнакомка: буйная грива до пояса сочного черного цвета. Кончики неровно подстриженных волос были выкрашены в ярко красный цвет. Эдакий злой полосатый мух. То, что доктор прописал. Именно такой агрессивный вид мне и нужен. Густо обведенные черным глаза приобрели стальной оттенок. Алая помада на пухлых губах манила и пугала одновременно. Узкие черные джинсы и белая блузка, стянутая на талии джинсовым корсетом со множеством кнопок, высоко приподнимающем грудь, соблазнительно выглядывающую из выреза, полностью меняли мой образ. Сейчас это мне как-то ближе. Теперешний вид никак не вяжется с загнанной в угол несчастной женщиной. Чтоб я такая им снилась в кошмарных снах, как ужас, летящий на крыльях ночи.
– Надо было охрану нанять, – продолжал плакаться новоиспеченный юрист моего, теперь уже, холдинга.
– Нет. Они будут думать, что я их боюсь, – сказала, как отрезала.
Гнев, бешеная ярость клокотали внутри, разрывая меня на части. Только грандиозным усилием воли мне удавалось сохранять внешнее спокойствие. Психовать, злиться – означало показать свою слабость. Я сейчас должна выглядеть, как уверенная в себе женщина, имеющая в рукаве не один козырь. Пусть они меня боятся. Я пребывала в таком состоянии, до которого они меня, кстати, и довели, что сама себя боялась. Главное – не натворить теперь глупостей сгоряча.
Мы вошли в конференцзал. На меня воззрились десять пар глаз. Совет директоров. И эти взгляды показались мне очень недобрыми.
Во главе стола в кресле гендиректора восседал Азар, прожигая меня злобным взором и нервозно постукивая концом шариковой ручки по столешнице. Рядом с ним примостился Арсен. Как первый советник короля. Судя по его виду, он был готов вцепиться мне в горло.
– Полагаю, это теперь мое место, – ничуть не растерявшись от враждебной, просто дышащей агрессией обстановки, нагло заявила я, начав наступление: "Что, не нравится, когда у вас что-то отбирают? А не нужно было вообще со мной связываться. Женщины могут быть гораздо безжалостнее и жестче мужчин, когда речь идет об их семье, их родных и любимых людях".
– Все документы в порядке. Можете проверить. Предупреждение о переходе права собственности и копии были переданы заблаговременно, – бойко выполнял свою работу мой несравненный Шурик.
Молодчинка. Боец из него хоть куда. Вместе мы – отличная команда. Еще посмотрим: кто кого.
– Ты что, совсем ох...? Думаешь, я позволю какой-то психованной телке спустить все, что годами строил? – зарычал Азар. – Риз всегда был придурком. И девку себе нашел такую же.
– В отличие от тебя с Арсеном я готова предоставить вам шанс, который вы для меня зажали. Вы находите Ризвана и все ему рассказываете. По чесноку. Как было. А я не трогаю ваш бизнес. Идет?
– Зато его трогает Риз, – усмехнулся Арсен. – Думаешь, он спокойно ко всему этому отнесется?
– А это уже ваши проблемы, – невозмутимо обрезала я. – Сами нашкодили, сами и выкручивайтесь. В любом случае: выбор у вас небогатый.
– Наша команда не будет работать под твоим руководством, – предупредил Арсений.
"Вот напугал ежа...", – усмехнулась я про себя. – "Чтобы остановить меня, нужно аргументы малость посерьезней".
– Мы соберем свою. Не беда, – оптимистично порадовал его Шурик.
– Я никого не держу, – обвела взглядом аудиторию, которая с повышенным вниманием следила за нашей перепалкой, естественно, половины не понимая. – Даже готова скупить акции тех, кто боится, что я не потяну.
– Пошли, – прорычал Азар, поняв, что дальнейшие дебаты не принесут положительного результата. – Ты еще сильно пожалеешь, я обещаю, – предупредил он, остановившись рядом со мной и грозно заглянув в глаза.
Зал для совещаний опустел. Сидя в огромном пустом помещении на пару с Шуриком, я горестно вздохнула: наверно, действительно зря все это затеяла.
– Не горюй, подруга, прорвемся, – ободрил меня Рыжик. – Работать надо, а не печалиться. Будем живы – не помрем.
И мы прорвались. Зирах помог с персоналом. Часть бывших сотрудников, все же, решила остаться. На зарплату я не скупилась. Сейчас дело было не в прибыли: нужно любым способом удержать на плаву фирму. Работали много. На износ. Так, что добравшись за полночь до кровати, я падала на нее трупом, в чем была, под заунывный речитатив Татьяны, обвинявшей меня то в слабоумии, то в полной потери рассудка.
По ночам мне снился Ризван. Он уходил от меня, а я не могла догнать его. Бежала за ним, падала, разбивая в кровь колени: ноги не слушались, становясь ватными. Риз тем временем исчезал, словно растворяясь в воздухе. И все повторялось. Один и тот же сон. Постоянно. Если мне вообще что-то снилось. И каждый раз, рыдая, я кричала: "Вернись!" Кричала в пустоту. Никто меня не слышал.
Вот опять я проснулась в слезах, и мне почудилось, как жесткая ладонь Ризвана гладит мою голову:
– Не плачь, малышка, – хриплый шепот, но жалости в нем не было. – Ты получила, что хотела. Чего ревешь?
– Нет. Нет. Не этого. Не этого я хотела, – протянула к нему руки, но они поймали воздух.
– Риз, – позвала голосом маленького потерянного ребенка, но его имя растаяло в темноте.
Всхлипывая, я съежилась под одеялом в холодной постели, вторая подушка на которой еще больше давила на меня одиночеством.
Так прошел январь, февраль, март...
Бессонные ночи и напряженный график давали о себе знать. Уже с утра чувствуя легкую тошноту и головокружение, я была в расстроенных чувствах и уж очень не в духе. Постоянная нескончаемая усталость и недосып. Депрессия накрывала с головой.
В этот день незаслуженно нагрубила ни в чем неповинной секретарше, расстроившись из-за этого больше, чем она. А он еще только начинался. Предстояли переговоры с важными клиентами, от которых очень многое зависело. Я потерла виски.
– С вами хочет поговорить господин Литовский, – пискнула через внутреннюю связь несчастная девушка, которая недавно занимала мои мысли.
Ну, вот. Еще и Арсений. Как чувствует, когда мне плохо. Решил окончательно испортить и так погано начинавшийся вторник. Все же интересно: что он хочет? Давно уже не звонит, не пишет...
– Хорошо, соединяй.
– Здравствуй, Анжелика, – Боже мой, как претенциозно.
– И тебе не хворать. Че надо? Излагай и отваливай.
– Малышка, зачем же так грубо, – промурлыкал он. Капец.
– Я давно уже не твоя малышка, – запыхтела, не давая сбить себя с толку. – Чего ты от меня хочешь? Ведь хочешь, да? Иначе бы не звонил.
Смех на том конце провода. Ррр... сама виновата, так двусмысленно ляпнуть...
– Да, – выдавил он сквозь смех. – Встретимся? Поговорим?
– Сожалею, мой рабочий день плотно расписан, – ух, как приятно обламывать.
– А я не по работе с тобой пообщаться хочу, – вот настырный какой.
– По личным вопросам после шести вечера, – победно с чувством выполненного долга известила его я и бросила трубку. Кааайф.
Мне удалось вырваться из офиса только ближе к девяти вечера. Арсен ожидал меня на стоянке. Бедняжечка. Замерз, наверно. Вон, даже носик посинел. Ой, да кого я обмануть хочу? Не капельки его не жалко. Два раза кайф.
Арсений достал из машины огромный букет ярко алых роз. За то время, что мы были вместе, можно было бы запомнить: я люблю белые. Впрочем, его и тогда это мало занимало.
– Ты голодная? – задал он наитупейший вопрос. Офис не самолет – в нем не кормят.
Облизнувшись, я заподозрила себя в каннибализме. С удовольствием откусила бы ему голову. Как самка богомола, только без предварительного сношения. Сейчас я совсем не могла понять: как я могла с этим чудовищем в постель ложиться, да еще удовольствие от этого получать. Тогда я просто не знала, что он из себя представляет. А теперь, когда розовые очки слетели, меня от него просто тошнило.
– Пойдем куда-нибудь: поужинаем, – предложил он так, словно это было совершенно нормальным.
Два лютых врага мирно ужинают вместе. А может быть, прочитал мои кровожадные мысли, самой безобидной картинкой в которых была его тушка, славно так покачивающаяся в петле с высунутым синим языком. Остальные эпизоды с ним в главной роли затерты цезурой. Слишком жестоко, чтобы расписывать. Чего ты задумал, сладенький? Я опять облизнулась, поглядывая на его шею, чувствуя себя режиссером и постановщиком фильма ужасов. Ладно, оставлю на десерт. Интересно же, заинтриговал, прям.
– Пойдем, – так же обыденно согласилась я, не выпендриваясь, в душе радуясь его обалдевшей физиономии.
Ели мы в тишине. Когда подали десерт, предусмотрительно заказанный Арсением, на этот раз правильно истолковавшим мои красноречивые взгляды, он начал продувать мне уши.
– Лель, послушай, я тут долго думал... И пришел к выводу: я был не прав, – в этом месте я чуть не подавилась клубничкой, – мне не стоило так поступать с тобой.
Да неужели? Калигула в гробу перевернулся от стыда за своего последователя.
– Мне жаль. Правда, очень жаль. – У него глаза были ну такие жалостные страдающие, как у песика, выпрашивающего лакомый кусок за обедом.
– Да ну, – опять едва не поперхнулась.
Вот артист. Луи де Фюнес отдыхает и нервно курит в сторонке.
– Лель, не перебивай, я прошу. Мне и так тяжело, – кто бы сомневался. Но я сострадательно кивнула.
– Ты тоже вела себя не совсем правильно. И та пощечина... Это было резковато... с твоей стороны.
Да ладно? А мне показалось хорошо, да мало.
– Но я готов все забыть. Ради тебя. Ради нас...
Елки-палки. Наверняка, все медведи на северном полюсе от счастья передохли.
– Ты потрясающая женщина, – тут моему терпению пришел конец.
– Не может быть, – прервала я его словесно вычурные излияния.– Из тебя никудышный актер, милый. Как говорил Станиславский: "Не верю!"
– Ты всегда была слишком несерьезной, – вздохнул тягостно Арсен, не смущаясь моих выпадов.
– И давно ты это понял, любимый? А как насчет Дарби? Ей-то чего для потрясающей женщины не достает? Моей несерьезности или заводов Ризвана?
– Заводы Риза не причем. Можешь оставить их себе, пока не наиграешься.
– Хватит полоскать мне мозги, – кардинально поменяла я тон. Надоел. – Мне за сегодня их уже и так все вынесли. Скажи лучше прямо: чего тебе от меня нужно.
Арсений снова вздохнул так, словно беседовал с неразумным непослушным дитятей, которое отказывалось понимать очевидное.
– Я хочу попробовать начать все сначала. Уверен, мы смогли сделать выводы из всей этой неприятной истории. У нас все получится, вот увидишь.
Я громко неприлично расхохоталась. Вот чудак! Он что: действительно такой идиот или прикидывается?
– Нет, Арсен. Нет. Принять тебя таким, какой ты есть, может только земля. Знаешь, возможно, если бы ты тогда пожалел (ну хотя бы) меня или моего сына, не выставил нас на улицу, не оставил без средств к существованию, я смогла бы тебе все простить. Потому, что любила. Но не теперь. Теперь – нет. Я больше не люблю тебя. Наоборот – сожалею, что когда-то испытывала к тебе подобное чувство. Ты его не заслуживаешь.
– А кто заслуживает? – взорвался господин Литовский, сбрасывая маску великодушия и влюбленности. – Кого ты любишь? Риза? Этого блаженного? Придурка, который догадался оставить тебе все...
– Не называй его так, – завопила я, также вспыхнув, не обращая внимания на удивленные взгляды остальных посетителей ресторана. – Ты мизинца его не стоишь. Ты эгоист законченный и неисправимый. Тебе не понять. Ты не умеешь давать, только забирать, пользоваться. Думаешь, я такая дура, не умею читать финансовые документы? Ошибаешься, как всегда. Я все время работала. А не сидела дома. Материальное положение не позволяло. И это даже к лучшему. Зато опыта накопила. И могу понять, что твоя фирма держится на плаву только за счет заводов Ризвана. Без них – ты ничто. И помощь Азару – вовсе не благородный жест с твоей стороны. Ты используешь его, как использовал меня и Риза, – задыхалась. – Да пошел ты!
Арсен внимал моей тираде, полной ярости и бешенства, молча. Не дожидаясь его реакции, я выскочила из-за стола и направилась к выходу.
– Ты еще сильно пожалеешь об этом, – услышала глухое рычание за спиной.
Кажется, мне обещают это уже не в первый раз. Я обернулась, многозначительно и очень выразительно выставила средний палец руки в его направлении, плюя на приличия и особенно не парясь, что подумают о моем воспитании окружающие.
Глава 15.
Блюдо, которое подают холодным.
Собака несчастная очень опасна,
Ведь ей не везет в этой жизни ужасно,
Ужасно как ей не везет.
Поэтому лает она как собака,
Поэтому злая она как собака,
И каждому ясно что эта собака
Всех без разбору грызет.
Песня.
На следующий день я вызвала в кабинет Шурика и Руслана – своего финансового директора, популярно им объяснив, какие изменения мы будем проводить в финансовой политике холдинга.
– Ну, ты и стерва, – восхищенно и радостно присвистнул рыженький юрист, – а с виду вся такая белая и пушистая.
– Во-первых, не пушистая – ноги я эпилирую, и совсем не белая, а черная в крапинку. В красную. Между прочим. И еще. Знаешь песенку такую из мультика нашего детства?
Собака бывает кусачей,
Только от жизни собачей,
Только от жизни от жизни собачей
Собака бывает кусачей.
– Не важно, – отмахнулся мой друг, – ты понимаешь, что это уже открытые военные действия? Не боишься?
– Ага, прям международный конфликт мирового масштаба, – сердито пробурчала я. – Они уже давно открытые, – вздохнув, отметила очевидное, – и потом, сказал "раз", нужно говорить и "два".
