Текст книги "Соблазнённый (ЛП)"
Автор книги: Рина Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Глава 9

Когда человек, с которым вы едва знакомы, говорит, что трахнет ваше лицо, нормальные люди должны бежать, верно?
Очевидно, я не нормальная.
Я застыла на месте. Внизу живота появляется трепет, и я не могу оторвать взгляд от того, как Доминик снимает брюки. Он стягивает их вместе с черными трусами-боксерами, но этот жест никогда не выглядел так изысканно.
Мои губы приоткрываются от его размеров. Не думаю, что мой рот сможет вместить его, и все же… о, как сильно я этого хочу.
Неосознанно мои губы разомкнулись еще больше. Пальцы на ногах и связанные руки покрываются мурашками. Я хочу прикоснуться к нему.
Его рука гладит твердый, толстый член от основания до кончика. Мои губы раздвигаются, и я не могу не облизнуть их. Никогда не думала, что мужчина, прикасающийся к себе, может выглядеть так чертовски сексуально.
– Ты хочешь этого, малышка? – в его глубоких темных глазах, прокладывающих путь к моей душе, есть намек на игривость.
Я стою на коленях, мои руки связаны за спиной, и я смотрю на самый прекрасный вид, который я когда-либо видела. Чего же еще желать?
– Oui (с фр. Да)…
Ухмылка играет на его губах, когда член касается моих губ.
Я ожидала, что он сразу же ворвется внутрь, но Доминик не спешит. Слишком медленно. Его член скользит внутрь моего рта. Он издает глубокий одобрительный звук, и мои бедра сжимаются. Это необъяснимая потребность угодить ему. В глубине души это приносит удовольствие и мне.
Мой язык проводит по его гладкой коже. Как бы хотелось, чтобы мои руки были свободны, дабы я могла сделать это лучше. Но, опять же, он связал меня, так что контролировать все будет только он.
Оральный секс меня вполне устраивал, потому что я могла контролировать темп с Пьером. С Домиником такого нет. Даже близко нет.
В его глазах плещется садистское удовольствие от осознания того, что я у него в подчинении. От его пристального взгляда мне хочется выпрыгнуть из кожи.
Я довольно быстро привыкаю к его огромным размерам и силе, сохраняя зрительный контакт. Эта грубая близость проникает под кожу и пробирает до костей.
Доминик запускает свои мозолистые пальцы в мои волосы и делает толчки все глубже и глубже, пока не упирается в заднюю стенку моего горла. Воздух выбивается из моих легких. Паника охватывает меня.
Я не могу дышать.
Я не могу дышать, черт возьми.
У меня срабатывает рвотный рефлекс, и на глаза наворачиваются слезы.
Он вытаскивает член почти полностью. Я кашляю и захлебываюсь, слюна течет по бокам моего рта.
– Дыши. Вот так. – Его пальцы гладят мои волосы. Это контролируемое, но успокаивающее движение. – Ты должна доверять мне.
Ха. Я хочу сказать ему, что никогда не доверюсь социопату, но, как ни странно, в этот момент… Я смотрю в эти завораживающие, нечитаемые глаза и думаю, что доверяю ему. По крайней мере, пока.
Я задыхаюсь, слезы застилают глаза, но я снова открываю рот. Он создал монстра. Я не могу насытиться.
Он толкается до тех пор, пока не упирается мне в горло. Но он не душит меня. Его пальцы в моих волосах управляют моей головой и всем моим существом, как штурвалом. Доминик делает это снова и снова. Он вколачивается в мой рот и выходит из него, и из него сыплются резкие проклятия.
– Такая красивая. Такая чертовски хрупкая, – он ухмыляется, когда еще больше слез льется по моим щекам.
Ему нравится делать мне больно, а мне нравится, что он это делает. Как же это плохо.
Я не могу отвести от него взгляд. Все его тело напряжено. Его волосы уложены в идеальную прическу, а жилистые предплечья сгибаются при каждом движении. Его темные, пугающие глаза так и манят меня согрешить.
Несмотря на то, что он использует мой рот, я чувствую свое влияние на него. По тому, как сжимаются его плечи, и по тому, как он гортанно хрипит. Моя сердцевина пульсирует и болит от потребности.
– Блядь, Камилла, – рычит он, и я чувствую, как он дергается у меня во рту. Он кончает глубоко в мое горло. Я сглатываю. Или пытаюсь, во всяком случае. Сперма стекает по каждой стороне моих губ и по ключицам. Раньше мне никогда не нравилось глотать, но будь я проклята, если пропущу все, что может предложить Доминик.
Он вырывается, и я отпускаю его с хлопком, уже чувствуя потерю.
Я не разрываю зрительного контакта, хотя по моим щекам текут слезы и сперма. Никогда не думала, что кто-то может заставить меня чувствовать себя настолько использованной и одновременно довольной.
Доминик смотрит на меня с горячим выражением лица, как будто я какое-то чудо. Он тянется вниз и поднимает меня на ноги. Его руки обхватывают меня, пока он расстегивает мои путы. Его пальцы поглаживают внутреннюю сторону моего запястья, прежде чем отпустить их. Я перестаю дышать. Это, наверное, самая заботливая и интимная вещь, которую он делал со мной.
Я массирую больное место и пытаюсь уловить его выражение лица.
Его голова находится всего в дюйме от меня. Я хочу поцеловать его. Мне нужно его поцеловать. Это же будет справедливо после того, что мы сделали.
Но это должно быть только одноразовое приключение. Поцелуи – это для длительных отношений.
– Иди, приведи себя в порядок, – говорит он ровным тоном.
Разочарование сжимается внизу живота. Я начинаю поворачиваться в сторону ванной, но Доминик останавливает меня, взяв двумя пальцами за подбородок.
– Не задерживайся. Я еще не закончил с тобой, Кам.
У меня перехватывает дыхание. Кам. Он использует другое, уменьшительное, имя. Это должно быть хорошим знаком.
Я киваю и направляюсь в ванную, борясь с постоянным пульсированием в заднице и неудовлетворенной пульсацией в сердцевине.
Я задыхаюсь от вида в зеркале. Мои волосы растрепаны. Слезы и сперма размазаны по лицу. Слава богу, я не пользуюсь косметикой, иначе картина была бы трагической.
Улыбка растягивает мои губы. В глазах блестит искра. Я счастлива. Я просто счастлива, что могу пережить этот сокрушительный опыт с кем-то вроде Доминика.
Камилла – ботаник, девушка из маленького городка, переживает умопомрачительный роман на одну ночь с социопатом.
Способ окунуться в приключение.
Я брызгаю водой на лицо и стараюсь, чтобы волосы были как можно более послушными. Я нахожу банный халат и колеблюсь. Доминику не понравилось, что я раньше прикрылась простыней, и странно, что мне так комфортно быть голой рядом с ним.
И все же…
На моих губах заиграла озорная улыбка. Хочу проверить его реакцию. Я проскальзываю в халат и завязываю его, прежде чем вернуться в комнату отдыха.
Я замираю на пороге. Доминик сидит на кровати и ест с подноса. И он голый. Полностью. И брюки, и рубашка валяются на полу. Мои жадные глаза впиваются в его худую, но хорошо очерченную грудь.
Bah alors (с фр. Ну что ж)!
У него есть татуировка! Как будто все в нем не было слишком манящим, но под этим идеальным костюмом у него должна была быть чертова татуировка.
По бокам от него тянется спираль с жирными буквами «No Regrets» (прим. – Без сожалений).
Судя по тому, что я о нем узнала, татуировка говорит о нем как нельзя лучше.
– Ты голодна? – спрашивает он, не поднимая головы. Его нагота ничуть его не смущает.
Он совершенно не стесняется. Горячий тип бесстыдника.
Я подхожу к кровати и сажусь рядом с ним, чтобы продолжить любоваться его мужественной красотой вблизи. Если он демонстрирует товар, то не может винить меня за то, что я наслаждаюсь этим зрелищем.
Я беру английские булочки. Раз уж он об этом заговорил, значит, я действительно голодна.
Может, хороший секс заставляет людей голодать? Не то чтобы мы дошли до самого секса.
Доминик наконец смотрит на меня и хмурится:
– Почему ты снова прикрылась?
Я поднимаю плечо, и напоминание о его «наказании» на моей заднице жжет. Это становится слишком сильной дофаминовой дымкой.
Он тянет за пояс халата и распахивает его. Мурашки пробегают по моей коже, когда его голодный взгляд пробегает по вершине моего декольте.
– Такую красоту не стоит прикрывать. – Он делает паузу, словно обдумывая свое заявление. – Она не должна быть прикрыта передо мной.
Он ведет себя как собственник. Почему я сдерживаю улыбку?
Я не могу не думать обо всех других женщинах, которых он приводил в этот отель, возможно, в этот же номер, и заставлял испытывать такие же сильные ощущения.
– Ты часто это делаешь? – я откусываю от булочки, стараясь не замечать его пристального взгляда.
– Это? – он опирается на руку. Доминик закончил есть и смотрит на меня любопытным взглядом.
– Ну, знаешь, вся эта одноразовая схема.
– Это единственное, что я делаю.
Я проглатываю еду, но не чувствую вкуса.
Конечно, я просто другое имя. Почему, черт возьми, я должна думать, что чем-то отличаюсь?
– Почему ты это делаешь?
Он потирает указательным пальцем нижнюю губу.
– Почему ты хочешь знать?
– Я просто… хочу.
– У меня нет отношений.
– Значит, ты просто встречаешься со случайными женщинами. – Это как проститутка за вычетом денежной части соглашения.
– В основном да.
Я смотрю на него из-под ресниц.
– Ты хоть помнишь их имена?
– А с чего бы?
Волна разочарования накатывает на меня, и мое настроение портится. Я ничего не ожидала от этого, но никогда не думала, что стану такой незначительной остановкой.
Я дала ему то, что не давала никому раньше. Черт. Он показал мне, что есть части, о существовании которых я даже не подозревала. Ненавижу, что они ничего для него не значат. Ненавижу, что он показал это тысяче до меня и покажет миллиону после.
– В конце концов, – продолжает Доминик слегка язвительным тоном, – ты же не помнишь имен всех мужчин, с которыми занималась чем-то подобным.
Я вспыхиваю. Знаете что? К черту его. У меня было достаточно приключений, которых хватит на всю жизнь. Будет лучше, если я избавлюсь от него сейчас, пока он не затронул более глубокий слой и не разорвал меня на куски в манере социопата.
Я скрещиваю руки.
– Да, я помню имена всех мужчин, с которыми спала, и вот он, один из них. – Я встаю. – Я думала о том, чтобы сделать их сегодня двумя, но оно того не стоит.
С настолько ровным голосом, на какой только способна, я бросаю салфетку на поднос:
– Bonne journée (с фр. Хорошего дня).
Мое крутое отступление перестает быть крутым, когда я вспоминаю, что моя одежда находится в комнате отдыха. Что ж, хорошо. Я не хочу переодеваться у него на глазах.
Я расправляю плечи и иду к двери в спальню.
«Fait demi-tour. Fait demi-tour (с фр. Вернись обратно. Вернись обратно)…» – напевает демон на моем плече.
Все во мне жаждет вернуться и прожить этот момент в полной мере, но гордость не позволяет.
От боли и разочарования у меня сводит живот, когда Доминик даже не зовет меня.
Я дохожу до двери. Как только открываю ее, ладонь захлопывает ее. По спине разливается тепло, когда глубокий, темный голос шипит возле моего уха:
– Куда, блядь, ты идешь?
Глава 10

Волоски на моей шее встают дыбом. Мое тело почти тает, прижимаясь к твердой – и очень обнаженной – груди Доминика.
Черт. Он совершенно голый.
Я стараюсь не думать об этом, пока говорю ровным тоном:
– Я ухожу.
– Нет. Не уходишь, – он говорит с намеком на раздражение – или разочарование?
Хотя каждая часть меня так и норовит закричать: «Bordel (фр. черт возьми)» и просто остаться, я этого не делаю. Это связано с моей самооценкой. Может, я и хочу приключений, но я не хочу быть забытым именем.
Мои родители меня так не воспитывали. Папа всегда учил уважать себя. Если я не буду уважать себя, никто не будет уважать меня.
Я продолжаю стоять перед закрытой дверью.
– Да, это так. Ты не можешь заставить меня остаться.
Доминик сжимает мои плечи, и, хотя прикасается ко мне поверх халата, мою кожу покалывает. Он поворачивает меня к себе. Я прижимаюсь спиной к двери и стою лицом к нему.
В глубине его темных глаз вспыхивает недобрый блеск.
– Может быть, я смогу.
– Прости, что задеваю твое безграничное самолюбие, но нет, – я благодарна своему спокойному тону. – Я уверена, что ты оправишься со следующей безымянной женщиной.
– Ты не безымянная, Камилла, – он произносит мое имя, словно доказывая свою точку зрения. – Ты такая чертовски сложная, и это поведение меня раздражает. Черт. Я должен тебя отпустить.
– Тогда сделай это. – Я борюсь с болью, пытающейся прорваться наружу.
– Я не могу, – он вздыхает, как будто не хочет этого признавать. – Я, блядь, не могу. Я хочу от тебя большего, – его пальцы обводят мою челюсть. – У меня есть потребность сломать тебя и смотреть, как ты распадаешься на части, зная, что в глубине души ты этого хочешь, – он смотрит на меня с чем-то, чего я не могу понять. Трепет? – Тебе нравится темнота, которую я предлагаю, и черт меня побери, если позволю себе это.
Внутри меня что-то рушится. Не знаю, то ли это последняя стена сопротивления, то ли просто реакция, которую испытываю к этому мужчине. С тех пор как я впервые увидела его, он что-то затронул во мне. Чем больше он прикасается ко мне, тем сильнее я чувствую, как распадаюсь на части.
Я словно теряю себя для него и наслаждаюсь каждой секундой.
– У тебя есть другие женщины, – я притворяюсь бесстрастной.
– Другие женщины сбегают, как только я даю им выход, – Доминик проводит чувственным пальцем по моим щекам, его это забавляет. – Они точно не теряют сознание подо мной.
Я сглатываю, когда мои щеки вспыхивают от жара. Не уверена, почему он так гордится этим моментом. Это потому, что ему нравится, что я принимаю все, что он мне предлагает, или…?
– Останься, – его голос звучит властно – типичный голос Доминика – но в слегка опущенных плечах есть намек на неуверенность.
– Если ты не… – его палец проводит по моей шее, ключицам и ложбинке груди. Я вдыхаю с запинкой, пока мое сердце пульсирует.
Проклятые прикосновения Доминика.
– Я похищу тебя, – непринужденно говорит он, медленно, слишком медленно проводя пальцем по моей груди, но не по ноющему соску.
– Ты станешь преступником, – прохрипела я, пытаясь устоять на ногах.
Он ослепительно ухмыляется:
– Если смогу привязать тебя к своей кровати, это будет того стоить.
Мои губы приоткрываются. Я даже не уверена, шутит он или говорит всерьез. Одно могу сказать точно: он не остановится, пока не получит то, что хочет.
Может, стоит поступить разумно, сдаться и покончить с этим. Не то чтобы я не хотела его.
Но где в этом удовольствие?
Похоже, привычки социопата уже приелись мне.
– Я попытаюсь сбежать, – мой тон игривый. – Я буду худшим пленником, который только может быть.
– Ты будешь наказана.
– Я все равно сбегу.
Его другая рука тянется к моей заднице и сжимает ее. Я задыхаюсь, как от ожога, так и от влаги, скопившейся между бедер.
– Я буду доставлять тебе удовольствие, чтобы ты не думала о побеге.
Я сглатываю сквозь сухость в горле и смотрю на его грешный рот. Я хочу поцеловать его. Не знаю, почему мне нужна эта близость, но я просто хочу.
– Ты целуешь безымянных женщин? – спрашиваю я, прежде чем успеваю остановить себя.
Он качает головой, но его взгляд устремлен на мой рот. Может быть, поэтому я медленно облизываю губы.
Почему он не целует меня?
Звонит телефон. Я выныриваю из своих фантазий. Доминик бросает резкий взгляд на источник звука. Его телефон выглядывает из брюк, лежащих на полу.
На экране мелькает имя Софи.
Стрела ревности вонзается мне в грудь. Она звонит ему уже второй раз за час. Очевидно, она тоже не безымянная, раз он сохранил ее имя.
Он бросает на меня пронзительный взгляд:
– Не двигайся.
Не то чтобы я могла. Я продолжаю наблюдать за его задницей и уверенной походкой. Ничто не вычеркнет этот образ из моей памяти.
Он поднимает телефон и рявкает:
– Сейчас неподходящее время, Софи.
Подождите. Может, эта Софи – его жена или что-то в этом роде? Я никогда не думала о такой возможности, но тот факт, что он не заводит отношений, может означать, что он женат и периодически изменяет.
Я качаю головой. Это так глупо. Сомневаюсь, что Доминик из тех, кто женится.
Он молчит, слушая все, что говорит ему эта Софи. Я вижу его сбоку, но заметно, как расправились его плечи. Его губы кривятся в мальчишеской ухмылке, от которой у меня внутри все переворачивается.
– Будь начеку, – он зажимает телефон между плечом и ухом, одновременно засовывая ноги в трусы-боксеры и брюки. – Дай мне цифры. – Тишина, прежде чем его губы приподнимаются в довольной улыбке. – Отлично.
Мой желудок опускается, когда он продолжает перечислять какие-то технические термины. Я молча открываю дверь и направляюсь в соседнюю комнату. Нахожу свою одежду аккуратно сложенной на диване. Молча надеваю ее.
В груди образовалась пустота. Еще несколько минут назад я была готова уйти, но быть вычеркнутой из памяти – это больно.
– Bordel (с фр. черт возьми), – я ругаюсь, когда вспоминаю, что у него мое нижнее белье. Неважно. Я разглаживаю юбку и майку, затем надеваю сандалии. Я вижу, как Доминик увлеченно говорит по телефону, застегивая рубашку.
Мои зубы кусают губы. Он такой красивый, захватывающее приключение.
Так будет лучше. У меня ужасное предчувствие, что если останусь и позволю ему глубже проникнуть в себя, он уничтожит меня.
Я взрослая. Я могу уйти.
И я ухожу.
Я бесшумно выскальзываю из комнаты и закрываю за собой дверь. Звук захлопнувшейся двери тяжестью ложится мне на грудь. Пустота разъедает мое сердце.
Все кончено.
Глава 11

На следующий день я уже сидела в кофейне и автоматически улыбалась клиентам.
Самир дал мне тайм-аут и попросил остаться за прилавком. У него есть на это полное право. Хныкать перед посетителями – не самое лучшее занятие.
Я драматизирую.
Я проскальзываю за прилавок, чтобы присмотреть за кассиром. Будет лучше, если я спрячусь здесь до конца своей смены. Я смотрю на часы. Еще полдень. А впереди еще целый вечер.
Я вздыхаю и опускаюсь на сиденье за прилавком. В заднице вспыхивает жжение, и я вздрагиваю.
Fils de pute (с фр. Сукин сын).
Мне было трудно лежать или сидеть как обычно. В глубине души я даже не ненавижу это. У меня пульсирует между ног всякий раз, когда я вспоминаю, каким образом у меня появилась красная задница.
Ты будешь чувствовать меня на себе несколько дней.
Пульсация исчезает, когда я вспоминаю, как ушла.
Я втайне надеялась, что Доминик последует за мной. Но он не последовал. Он даже не появился сегодня. Хотя его группа не приходит по выходным.
Я кладу локоть на стойку и подпираю голову рукой. Я смотрю на беседующих покупателей и опускаю глаза. Прошлой ночью не получилось заснуть. С тех пор как я вышла из гостиничного номера, то все время воспроизводила случившееся в эротических, дотошных деталях.
Шлепки, рыдания, разрывы на части. Напряженность Доминика выгравирована на моей коже. Не думаю, что смогу стереть его из памяти в ближайшее время.
Часть меня потрясена тем, что я позволила совершенно незнакомому человеку делать со мной все эти вещи – и находить в этом нездоровое удовольствие. Но другая часть? Та, что более безумна? Эта часть желает, чтобы я никогда не выходила из того гостиничного номера. Может быть, если бы я этого не сделала, то не чувствовала бы себя не в своей тарелке сегодня.
Прошел всего день, а мне кажется, что я знаю Доминика уже целую вечность. Именно такое влияние он оказывает на меня.
С моих губ срывается зевок, и я закрываю глаза. Совсем ненадолго. Мне нужно поспать. Надеюсь, Самир меня не поймает.
В моем затуманенном полусонном сознании я снова оказываюсь в том гостиничном номере. Я стою возле стола, на котором упала в обморок, в джинсовой юбке, майке и сандалиях. Мое тело ноет, умоляя прикоснуться к Доминику.
Только… его там нет.
До меня доносится хрипловатый голос. Он приглушен и кажется, будто кто-то говорит из бутылки.
– Это она… да… он ничего не подозревает… об этом позаботятся…
Что?
Где Доминик?
Я стону, когда что-то щиплет меня за шею.
Mais qu'est ce qui… (с фр. Что происходит…)
– Если ты стонешь, то лучше бы тебе снился я.
Доминик!
Я резко открываю глаза. Я даже не поняла, что проспала так долго. Доминик облокотился на мой стул. Я тру глаза. Неужели я все еще сплю?
Это так жестоко.
Доминик – или его двойник – не исчезает. Он в том же вчерашнем черном костюме без галстука. Его лицо выглядит усталым, как будто провел всю ночь без сна. Даже его обычно безупречные волосы слегка растрепаны.
Его рука вцепилась в спинку стула, на котором я сижу, а другая сжимает стойку.
Я полностью под его пристальным взглядом. Это похоже на то, как он нашел меня в пабе. Только на этот раз его карие глаза холодны, а лицо искажено, словно он сердится на меня.
– Доминик? – пролепетала я, пытаясь скрыть головокружение, наполняющее мои внутренности. – Что ты здесь делаешь?
Его голос доносится до меня темной, горячей лаской:
– Ты просишь наказания? Я сдерживался с тобой, и мы должны это исправить.
Всего лишь слова, а мои чертовы бедра уже дрожат.
– Что…?
– Я сказал тебе не двигаться. Что ты сделала?
Его властный голос, словно язык, скользит по моему разгоряченному телу.
– Ты же надевал свою одежду, – я поднимаю плечо и смотрю на свои руки, лежащие на коленях. – Я думала, мы закончили.
– Разве я так сказал?
– Не нужно быть гением, чтобы понять это.
Он кладет два пальца под мой подбородок и наклоняет мою голову так, что я оказываюсь лицом к лицу с этими глубокими, дестабилизирующими карими глазами.
– У меня были срочные дела в лаборатории, и я только что закончил. Иначе пришел бы сюда и отшлепал тебя по заднице за неподчинение.
У меня перехватывает дыхание, и облегчение переполняет меня. Услышав это объяснение, я избавляюсь от всех сомнений.
Я вырываюсь из его объятий.
– Это все равно не имеет значения.
Может быть, это хорошо, что мы остановились. Я чувствую, что вступаю на скользкую дорожку. У меня сильное предчувствие, что если я отдамся на волю его загадочных методов, то, скорее всего, никогда не найду выхода.
Когда я не смогла уснуть, то всю ночь перечитывала о социопатах, чтобы напомнить себе, как легко попасть в их хорошо продуманную паутину.
– Это имеет значение, – он шипит, и несколько завсегдатаев бросают в нашу сторону любопытные взгляды.
Я неловко улыбаюсь им, а потом хмуро смотрю на него:
– Уходи. Ты привлекаешь внимание.
– Нет.
– Доминик. Просто уйди.
– Я уйду при одном условии. – Он предлагает мне эту дьявольскую ухмылку, полную ерунды. – Встретимся вечером.
– Нет. – Это прозвучало слабее, чем я хотела.
– Почему нет? – он продолжает ухмыляться в приводящей в ярость, восхитительной, манере. У него крошечная ямочка на правой щеке. Конечно, у дьявола тоже есть ямочка.
– Ты трусиха, Камилла?
Он дразнит меня. Я знаю, что да. Но это не значит, что я не поддаюсь. Мне нужно изучить, как отказать ему, когда все, чего я хочу, – это принести себя в жертву на его алтаре.
– В чем дело? – он наклоняется так близко, что я вдыхаю его кружащий голову аромат. – Ты боишься искушения?
– Прекрати.
– Прекрати ты, – этот его убеждающий тон. Свойственный социопатам. Почему, черт возьми, это так похоже на правду? – Я понимаю тебя, Камилла. Я чувствую в тебе эту тьму. Она есть и во мне. Позволь мне вытащить тебя наружу. Хватит прятаться и играть по общественным стандартам.
– А ты не играешь по общественным стандартам?
– Только ради моей цели. Но это, – он показывает на пространство между нами, – реальное. Ты чувствуешь это. Я чувствую. Перестань, блядь, бороться с этим.
В конце звучит нотка раздражения, и это меня бесит.
– Я не могу.
– Можешь. Просто ты слишком боишься сделать шаг вперед.
– Я не боюсь. Уходи, – я кладу руку на его бицепс и толкаю его, но он может быть и стальным. Я стараюсь не представлять его обнаженным. Это так трудно, учитывая, что я фантазировала об этом всю ночь и утро.
– Нет, пока ты не согласишься встретиться со мной сегодня вечером.
– Ты не принимаешь отказов, не так ли?
– Нет, когда уверен, что смогу тебя переубедить, – его палец тянется к моей нижней губе, и я отстраняюсь. Самир уволит меня за это.
– Прекрати, – шиплю я. – У меня сегодня смена.
– Возьми выходной, – произносит он с такой непринужденностью, словно мир управляется одним щелчком его пальцев.
– У нас мало сотрудников. Я не могу. – И я серьезно. Нэнси взяла выходной, и со мной здесь только Уильям – еще один сотрудник на полставки – и бариста. Я бы не стала бросать Самира во время загруженной ночи после всего, что он и его семья сделали для меня.
Доминик немного помолчал, словно прикидывая варианты.
– Тогда встретимся после.
Это будет около десяти тридцати. Поздно. Как и провести с ним ночь, поздно. На этот раз я не смогу воспользоваться оправданием в виде смены, чтобы сбежать. При этой мысли у меня запульсировало между бедер.
Стоп, гормоны, успокойтесь.
– Я подумаю об этом, – бесстрастно говорю я.
Темно-карие глаза Доминика буравят меня. Под фартуком на мне простое летнее платье без бретелек, но я не думаю, что он может увидеть его. Он как будто пытается представить меня голой.
– Ты не будешь об этом думать. Ты придешь, Кам.
Я сглатываю, воспринимая слово «придешь» в совершенно другом контексте (прим. – имеется ввиду игра слов «come» «приходить» или «кончать»). Проклятый Доминик. Почему из его уст и с этим грешным британским акцентом все звучит непристойно?
Он лезет в пиджак и достает черную карточку. На ней нет ничего, кроме адреса, выгравированного элегантным золотым шрифтом.
– Встретимся здесь.
– Где это?
Он подмигивает:
– Ты узнаешь, когда приедешь.
Ублюдок. Он снова приманивает меня. Неужели уже догадался, что любопытство – моя слабость? Так и хочется препарировать его вблизи и узнать, что скрывается за маской, которую он всегда носит.
Он протягивает руку под стойку и сжимает мою все еще болящую задницу. Я задыхаюсь и глушу звук тыльной стороной ладони. Мой взгляд блуждает по сторонам, ища, не заметил ли кто.
– Не опаздывай, иначе я тебя накажу, – его дыхание обдувает мое ухо. – Ты же знаешь, я люблю наказывать тебя, малышка.
Доминик снова подмигивает, прежде чем выйти за дверь с полной и абсолютной уверенностью.
Я осталась сидеть на своем месте с разгоряченными щеками, больной попой и пульсирующей болью между ног.
Вот это приключение для моей задницы. Это как броситься в эпицентр урагана.
Выхода нет.
Я и не хочу выхода.
– Что хотел Доминик?
Я вздрагиваю от голоса Самира. Мне требуется секунда, чтобы спрятать карточку в карман фартука и повернуться лицом к боссу. Очень надеюсь, что он не видел, как Доминик ущипнул меня за задницу.
– Э-э… ничего. Просто спросил кое о чем.
– О чем? – Самир нахмурился, скрестив руки. – Он никогда не приходит по выходным.
Точно. Не приходит. Значит ли это, что он приехал сюда только ради меня?
– Может, ему было по пути? – я притворяюсь невеждой.
– Будь осторожнее с этим, малая.
Ближневосточные черты лица Самира кривятся от беспокойства, и это вызывает ужас в глубине моего желудка. Самир может вести себя как крутой босс, но он всегда был беззаботным человеком. Впервые я вижу его таким обеспокоенным.
– Что ты имеешь в виду?
Он глубоко вздохнул, распрямляя руки.
– Я знаю Доминика с его двадцати с небольшим лет. Он не плохой человек. Он просто неправильно устроен.
Как в случае с социопатом, неправильно. Я не думаю, что Доминик из тех, кто активно причиняет боль другим, но я также не сомневаюсь, что он будет наступать на людей, чтобы получить то, что хочет.
– Он пропускал занятия и работал как маньяк ради своей научной карьеры, – Самир звучит задумчиво.
– Он пропускал занятия? – почему Нэнси никогда не упоминала об этом?
Самир постукивает пальцами по голове.
– Доминик – гений. Он перескочил больше четырех классов. Не каждый может стать исследователем в тридцать лет.
Bah alors (с фр. Ну что ж).
Я знала, что он умный, но это чертовски умно. Неудивительно, что он чувствует себя не в своей тарелке среди своих друзей. Он моложе их.
– Люди, с которыми он общается, – зло. – Самир постукивает рукой по сердцу. – Я чувствую это. Вот. Я смотрю в их глаза и вижу Сатану. Astaghfir Allah (прим. Не приведи Боже).
– Его друзья не кажутся мне слишком злыми? – я в замешательстве. Да, они немного поверхностны, как все богатые снобы, я полагаю, но не настолько.
– Нет, не эти, – Самир делает петлю рукой. – Другие. Он не приводит их сюда. Я видел его с ними в дорогих ресторанах.
Другие?
В какую группу попал Доминик?
– Держись подальше, маленькая засранка. – Глаза Самира излучают родительскую ласку. – Это мир больше, чем мы с тобой. Ты же не хочешь навредить своим родителям?
– Не беспокойся об этом, Сэм! – я встаю и касаюсь его плеча. – Со мной все будет в полном порядке.
Я отправляюсь в кладовую, внезапно набравшись сил даже на скучную работу. Достаю карточку из фартука и широко улыбаюсь. Мое любопытство к Доминику все время возрастает до угрожающего уровня. Оно превратилось в голодное животное, а Доминик сует ему в руки огромный стейк.
Пришло время действовать.








