Текст книги "Poison (СИ)"

Автор книги: Рикке Таэль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Но все же, то, что происходило и происходит между ним и Эрдманом, – остается, как и должно, только между ними, а условностей уже человеческого общества никто не отменял. Аэрин был готов к снисходительному расположению и изрядной доле пренебрежения... А вместе с тем, встретил к себе только искреннюю симпатию, сочувствие, понимание и поддержку.

Этот человек тоже увидел в нем равного. Не по опыту или "возрасту", а просто отнесся как любому мальчишке, оказавшемуся в трудном положении, и принадлежность к разным народам стояла где-то в самом последнем пункте длиного списка обстоятельств. И в нем снова увидели нечто важное, стоящее внимания и заботы... да, ценное, а тем более не вещь для забав определенного рода. Но и это было не все.

Манфред бы скорее определил его ощущения как инверсию, потому что рассуждения юноши от личного общения плавно перешли в понятия более общие о том, куда они возвращались: к войне.

Конечно, и у ахэнн случались конфликты, но все они были личными, как в песнях о неистовом Фаэноре, мудром Инголдо или Белой леди Аризель, после которых боль и горе щемили грудь! Это становилось трагедией и бедой для родичей, а легенды служили предупреждением. И уж конечно эти конфликты никогда не приобретали такого размаха, не обретали строгой и четкой организации, не становились неотъемлемой и привычной частью жизни целого, оглушительно многочисленного народа.

Только сейчас Аэрин на самом деле сделал шаг к пониманию того, что когда-то говорил ему Манфред: они разные. В корне разные. Потому что здесь чужая смерть может быть просто профессией. И с их долиной люди расправились не потому что ненавидели ахэнн или считали их низшими существами, недостойными сожаления. Не из природной жестокости дикого зверя... Им просто были нужны те шахты и они взяли их. Точно так же они поступили бы, если бы в Сайлинн жили такие же люди. Разум и польза, право сильного.

Те, кто просто исполняет приказ. И то, прочее за его гранью, что остается уже на совести каждого по отдельности... Вроде выбора: потребовать у измученного голодом и отчаянием парня за еду именно секс, прекрасно зная, что даже если он захочет уйти во Тьму от прямого насилия, то времени это займет больше и с него еще можно будет что-то получить, – либо остановить это так, как возможно. Грубо, жестоко, – но остановить.

"Значит, вот как живут люди! И когда каждый сам за себя, неудивительно, что ахэнн для них просто рой радужных бабочек..."

Рин отчаянно сопротивлялся накатывающим штормовым прибоем волнам нового приступа, тем более что сосредоточиться на уже привычных на побережье ориентирах было невозможно. Юноша скосил глаза, но Манфред был полностью погружен в свой планшет, изучая последние сводки и донесения.

"Если позвать его, то он обернется, обнимет, поможет унять эту бурю в груди..." – очередным всплеском колыхнулось понимание, что всегда, хоть и в его своеобразной манере, слышал от мельдо лишь слова утешения и ободрения. – "Эрдман..."

Мужчина даже не обернулся на движение рядом, приводя бардак из данных хотя бы в относительное подобие порядка и намечая план действий, чтобы соотнести с обычным служебным распорядком.

Зато стюарды и некоторые из пассажиров были порядком шокированы зрелищем счастливой спокойной улыбки юного соблазнительного красавчика-эльфа, – видимо из интернированных, – мирно дремавшего, удобно расположившись на черном сукне и нашивках на плече не кого-нибудь, а офицера службы СБ! Совершенно невозмутимого, будто так все и должно быть.

Манфред был одновременно доволен и раздражен, и на то у него имелись веские причины. Обратный путь занимал куда больше времени и был не настолько удобен, ведь станция Дельта это отнюдь не главный порт директории, куда каждый день летают комфортабельные лайнеры А-класса, да и он все-таки не бригадный генерал, чтобы ему с любовником готовили персональный челнок по первому щелчку пальцев. Так что пришлось ограничиться обычным рейсом в подходящем направлении, уже оттуда, через местную комендатуру, перебираться на военный объект и ждать еще сутки, пока доформируют эшелон с пополнением.

Это оказался тот самый случай, когда гражданская нерасторопность и прославленная в анекдотах армейская тупость прекрасно дополнили друг друга! Но если для первой категории было достаточно формы и фирменного "манфредововского" взгляда, то половину вторых у герр офицера исчесались руки отправить под трибунал за неоправданные проволочки и непрофессионализм. Он сдерживал себя, но некоторым новобранцам едва ли не впервые же дни службы уже повезло стать свидетелем сцены, подобные которой потом рождают среди личного состава жуткие легенды и слухи о службах СБ.

Не повышая особо голоса, не разжимая сложенных за спиной рук, герр обер-офицер "Врихед" ровным слоем методично раскатал по летному полю и начальника базы, и командира экипажа, и руководителя вспомогательных служб. После чего с милой улыбкой голодного крокодила пообщал идиотам, которые не в состоянии даже правильно застегнуть воротничок, а не то что подготовить среднестатистический вылет, блестящую карьеру в штрафбате, а затем, несомненно, опытным образцом в полевом морге.

Сомнений, что это не пустая угроза для красного словца, как-то ни у кого не возникло. Чудесным образом неполадки сами собой исправились, на складах нашелся нужный груз, а из самоволки вернулся даже обитавший при кухне кот, проклиная про себя так не вовремя свалившееся на голову начальство.

Однако, несмотря на все эти заминки, хлопоты и недоразумения, Эрдман был действительно доволен, а мысли его, как ни странно, по-прежнему оставались сосредоточенны на Рине.

Испытание для эльфенка оказалось не совсем незапланированным, но все-таки более суровым, чем рассчитывал мужчина. Вместе с тем, оно стало показательным. Аэрин к концу пути был измучен и измотан едва ли не так же как при их первом знакомстве, но упорно держался. Юноша даже невольно ни разу не пожаловался, старался хотя бы выглядеть спокойным и собранным насколько это вообще для него возможно, успешно сдерживал скачки своего восприятия, лишь иногда, видимо, когда становилось совсем тяжело, бессознательно жался ближе к своему спутнику.

– Молодец, – Эрдман опустился перед сползшим в кресло эльфом, заставляя взглянуть на себя, – ты со всем справился.

Осунувшееся личико тут же расцвело признательной улыбкой, и мужчина усмехнулся тому отклику, который она вызывала. Погладил щеку:

– Не вздумай что-то разбирать, поешь и отдыхай, – на невысказанный вопрос добавил. – Мне надо идти, и вернусь я нескоро.

Аэрин кивнул: теперь начинаются будни. Юноша зябко поежился, услышав писк сработавшего замка, хотя и понимал, что последнее – необходимость. Оставаться взаперти после дней наполненных морским простором и свежим ветром было трудно, но испытывать судьбу лишний раз не хотелось, а Рин уже успел несколько раз убедиться, какую реакцию вызывает среди военных его появление.

Собственно эти пока незначительные инциденты и служили причиной раздражения Манфреда: он бы предпочел, чтобы в этот раз его прогнозы не оправдывались настолько, и мальчишка-ахэнн не был ходячей провокацией на эротические "подвиги" для озабоченных дебилов. Оставалось уповать на то, что куда не нужно, Аэрин не попадет в любом случае, станция все-таки стратегический объект с соответствующим режимом, а до сведения прочих получится убедительно довести, что эльф находится под его покровительством, и делиться своим обер-офицер Манфред привычки не имеет. Тем не менее, даже за эти несколько дней масленые взгляды, исподтишка ощупывающие и оглаживающие тонкую фигурку юноши, выбешивали до состояния ледяной ярости, так что оставалось только посочувствовать тому, на кого первого она наконец прольется.

***

Между тем, проблема требовала решения все настойчивее. То, что обер-офицер Манфред завел себе личного, "комнатного" эльфа, – безусловно, не стало новостью года. Одним ушастым больше, одним меньше, тоже мне, громкое событие! На такое высшие чины смотрят снисходительно, низшие и рядовые – с завистью, довольствуясь остатками "роскоши", сослуживцы – с пониманием. Ну, и с некоторым любопытством, само собой, но не более. Потому что, что может быть любопытного в очередной подстилке и том, чем с ней/ним занимаются? Все так делают.

А вот то, что эльф до сих пор жив, здоров, вполне благополучен, не в лагере, наконец, не в борделе каком, пройдя через десятые руки, а все там же, в каюте герр обер-офицера, по дороге к которой после отпуска – разве что не цвел и благоухал, поедая своего "хозяина" влюбленными глазами... Вот это уже было, мягко скажем, необычно!

Во-первых, ахэнн в плену либо не жили, либо жили очень недолго. Совсем недолго, особенно после такого рода забав с личным составом. До борделей вовсе доходили только единицы: либо уже вовсе невменяемые, либо если кто-то вовремя догадался накачать чем-нибудь психотропным, да при этом еще и не переборщил с дозами... Однако факт, оставался фактом: любовник офицера службы СБ, той самой печально известной бригады "Врихед", причем добровольно(!) – интернированный ахэнн.

Нет, был бы это человек или любой другой из иных, вполне можно было бы найти приемлемое, логичное объяснение. Но это был именно ахэнн, а то, что у этих "эльфов" мозг, видимо, устроен вообще недоступно для логики – тоже факт. И против настолько очевидных фактов, как известно не попрешь.

Однако факт – это всего лишь гвоздь, на который можно повесить какую угодно теорию. Слухи, всевозможные домыслы и обсуждения интимных подробностей его личной жизни – Эрдмана не волновали, в отличие от праздного внимания к Рину непосредственных товарищей по службе, которое могло стать серьезной угрозой для мальчишки. И самое "забавное", что в этот раз именно его увлечения и профессионализм сыграли дурную шутку.

Частично выводы точно отвечали действительности. Герр обер-офицер Манфред в самом деле был способен вскрыть любой мозг, как ножом консервную банку, вытряхнуть содержимое, не отвлекаясь от сигареты, расчленить на составляющие, разобрать на детали, вывернуть на изнанку и сложить заново, как детский двусторонний пазл. Главный вопрос заключался в том – зачем? Он, конечно, личность несколько экспрессивная, но неужели и впрямь только лишь из скуки, в качестве занимательного эксперимента? Не слишком ли много возни, тогда как на человека, делающего что-либо просто так Эрдман Манфред тоже никогда и ничем не походил... Неужто?

Сначала Манфред откровенно развеселился от подобной версии событий: Аэринн и шпионские игры – несовместимы абсолютно! А затем помрачнел.

Ахэнн наконец очнулись от шока первых столкновений, и сопротивление не то чтобы доставляло серьезное беспокойство, но изрядно портило нервы статистикой потерь и материального урона. Пасьянс, разложенный им из данных последних донесений, ясно показывал, что многие ушастые намерены всерьез взяться за оружие, причем не только за свое традиционное, но кое-кто уже не брезгует пользоваться человеческим. Внедрить резидента, а лучше нескольких – становилось насущной необходимостью и заветной мечтой любого безопасника. И Эрдман незамедлительно подал бы рапорт о комиссовании по состоянию здоровья, если бы хоть на секунду позволил себе предположить случайный разговор "за чашечкой кофе" с якобы безмерно скучающим оберстом.

С первой же фразы чутье на опасность взвыло системой аварийного оповещения:

– Герр Манфред, о вас так много говорят в последнее время, – Даренн, как всегда тянул слова так, будто каждое стоило годового жалования.

– Вот как? Не предполагал, что пользуюсь широкой известностью, – Эрдман не счел нужным отвлечься от дежурного планшета.

– Ну, у людей всегда найдется повод для любопытства... – хмыкнул оберст Даренн, – Ваш таинственны й мальчик... Он настолько хорош?

– Не жалуюсь, – снисходительно отозвался Манфред, все же потянувшись за своей чашкой и одновременно закуривая.

– Значит, эксперимент удачно окончен? – тонко поинтересовался старший офицер.

– Только не говорите, что и вы поддались всеобщему порыву! – бросил Манфред снова придвигая к себе отложенный в сторону планшет.

Даренн непринужденно рассмеялся, откидываясь на спинку и тоже закуривая:

– Я бы мог напомнить, что в отношении этого эльфа, вы мне кое-что обещали, но это дурной тон. Так что... я просто интересуюсь успешным опытом коллеги.

– Мне пока нечем хвастаться, – сухо отрезал Манфред, – работы еще много.

– Даже так, – заинтересованно протянул оберст, разглядывая невозмутимого "коллегу" без малейшей доли легкомыслия.

– Я бы сказал, в самом разгаре, – холодно уронил мужчина, последовавшая реакция собеседника только подтвердила самые худшие опасения.

– Настолько перспективен? – Даренн полностью отбросил фривольный тон, и даже встал в задумчивости.

– Дать гарантий я не могу. Пока это только эксперимент, – еще более сухо сообщил Манфред. Окончательное подтверждение истинного смысла беседы не заставило себя ждать.

– Жаль, – откровенно признал оберст Даренн, и тут же снова расцвел понимающей улыбкой. – Зато всегда можно воспользоваться побочными результатами! Честь имею.

Манфред коротко кивнул, отстраненно разглядывая тлеющий кончик сигареты.

Решение принято, хотя не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться сколько и какие именно трудности оно повлечет за собой: как раз те, в виду которых Аэрин и сидел все это время взаперти. Остается надеяться на то, что мальчишка достаточно окреп, чтобы выдержать к себе внимание определенного толка в повышенном объеме, да на зацикленность эльфенка на его влюбленности.

Зато любой и каждый, взглянув на Рина, – признает, что разумеется куда приятнее видеть это золотоволосое чудо в своей постели, а не по комму с донесением о какой-нибудь диверсии. Война не закончится от одной даже самой удачной операции, и, само собой, грех отказывать себе в маленьких радостях жизни. А если, – точнее когда, – эльфенок все-таки испугается, занервничает, то станет ясно, что годен он тоже только для одного конкретного и незамысловатого занятия, так что о разработке его в качестве агента не может быть и речи. К чему зря тратить время без того занятых людей?

Не самый блестящий выход, но идиотов, пускающих на эльфа слюну со спермой, можно отпугнуть, а вот интерес спецслужб чреват неприятностями для обоих, если вообще не обернется убийственным для Рина. Спустя пару недель ненавязчивой демонстрации своего любовника в предназначенных для отдыха местах, Манфреду оставалось лишь раздраженно дергать губами в ответ на понимающие ухмылки и замечания вроде:

Браво! Хорош-хорош, ничего не скажешь! И такой послушный...

Аэрин бледнел и старался вести себя еще тише. Получалось плохо.

Да, я бы тоже не отказался от такого... хм... спутника, – цедил за картами очередной ценитель "красоты".

Юноша вздрагивал, не поднимая глаз.

– Сожалею, не привык делиться зубными щетками, нижним бельем и другими интимными вещами.

– Понимаю! – как бы нехотя включился в разговор приснопамятный герр Даренн, открывая новую карту. – И понимаю, почему вы его так прятали.

Мужчина на мгновение отвлекся от игр, смерив застывшего эльфа раздевающе-оценивающим взглядом. Эрдман раздраженно фыркнул:

– Я не держал его сутками, прикованным к кровати.

– Невероятная выдержка! – расхохотался еще один участник игры. – Наверняка некоторые девайсы великолепно смотрятся на этих изящных ручках и шейке... Пас... и особенно в его аппетитной попке.

– Не знал, что известен как ярый поклонник БДСМ, – ледяным тоном уронил Манфред. – Ставлю сверху...

– Бросьте, Манфред, – отмахнулся Даренн, уравнивая ставки, – С вашими обширными знаниями не понимать ли, что это как меню. Нельзя все время питаться шоколадом и бисквитами, иногда хочется остренького.

– Разве что в этом смысле. Пас.

– Зато вы мастер в другом, – довольно заметил старший СБшник, отбрасывая карты. – Неужели совсем без SVS обошлись?

От ответа Манфреда избавил тот же бесцеремонный Нолан:

– А на мою, помните такая, зеленоглазенькая, почти десятикратная доза ушла, – поморщившись пожаловался майор. – Все равно сдохла, сучка, ни себе не людям!

– Поэтому если и брать из них кого, так парней, они выносливее, – разговор становился все более откровенным и все более открытым. Не в последнюю очередь благодаря коньяку.

– Так ведь все равно мрут, – вздохнул майор.

– Они все мрут, – резонно возразили ему, – что траханные, что не траханные...

– Как видите, есть и приятные исключения, – улыбнулся оберст Даренн, снова меряя юношу за спиной сослуживца пристальным взглядом.

Это было последнее, что услышал мертвенно-бледный Рин, прежде чем поднявшийся Манфред жестким захватом за плечо вытащил его из кают-компании в коридор, правда, не забыв сдержанно попрощаться с сослуживцами.

Это было жестоко, но необходимо. Финальным аккордом нынешней вечеринки, Рин без усилий и притворства помог закрепить на свой счет нужное впечатление: красивый, тихий, нежный мальчик... Достаточно нежный, чтобы впадать в панику в обществе более двух человек, достаточно тихий, чтобы не провоцировать к себе какой-либо стратегический интерес, и достаточно красивый, чтобы желание напрочь отшибать от него шаловливые ручки «героических» вояк, буде оные все-таки потянутся, – не выглядело барской придурью, на которую укоряюще грозят пальчиком.

Вот только несмотря на то, что ни с чем новым для себя Аэрин столкнуться не должен был, юношу сейчас трясло всем телом, отчаянно и неудержимо. От него фонило эмоциями в буквальном смысле, а такие глаза Эрдман видел у мальчишки лишь однажды – сразу после базы. Н-да, самые дерьмовые последствия, что называется, не заставили себя ждать! Хорошо хоть, что как и тогда, Рин тоже шел сам: дефилировать по коридорам станции с бессознательным телом на плече – в их ситуации было бы уже чересчур!

С едва скрываемым облегчением заперев за собой дверь каюты, мужчина направился в кабинет, прикидывая, что из наиболее эффективных и безопасных для ахенн препаратов осталось в наличии, когда из кресла, в которое он мимоходом сгрузил эльфенка, раздался вопрос:

Это все правда?

Манфред остановился и обернулся.

– О других... – так же безжизненно прошелестел Рин, уточняя.

– Да, – жестко обрубил мужчина после короткой паузы. – Хотя, поименных списков дать тебе не смогу.

– Поименных...

Не требовалось обладать выдающимися аналитическими талантами, чтобы понять: сейчас не столько Аэрин переживает память о собственном насилии и недавнем унижении. Ахэнн живут именно общинами, семья у него тоже была, и в этот момент через свой опыт потерь и свое горе, понимание того, что оно могло быть еще глубже – мальчишка шагнул дальше. Уже как Видящий своего народа.

Там, в кают-компании его накрыл не страх, а осознание, и в серебряных глазах стыла неприкрытая мука. Да, маленький, ты все правильно понял: многие из твоих сородичей обоего пола умирали именно так. Обдолбаными психоделиками до растительного состояния, экзотической подстилкой для офицерья, способом выплеснуть адреналин и напряжение в тестикулах простых бравых вояк, затраханным лагерным куском мяса. Уходили в свою благословенную Тьму едва ли не буквально вывернутыми наизнанку, поругаными, в своей крови, смешанной со спермой захватчиков... И – да, среди них могли быть даже те, кого ты когда-то знал.

– А я... – сизо-белый, Аэрин не выдержал его взгляда, опустил ресницы.

– А ты жив! – безжалостно оборвал его Эрдман, поставив точку в разговоре. – И если опять станешь спрашивать зачем-почему, я буду глубоко разочарован.

Губы юноши кривились в судороге, но поднялся он ровно.

– Не стану...

Рин добрел до санузла и включил душ. Медленно разделся и аккуратно сложил одежду трясущимися руками. А потом он просто сидел и плакал без единого всхлипа. Долго. Очень... Мощные струи били по спине, плечам, опущенной голове, только на лице они становились солеными, как море. На душе было мерзко и жутко. И пусто, словно вымерзло все, осыпавшись куда-то ледяным крошевом, растопить которое не получалось даже самой горячей воде: хорошо слушать рассуждения о превратностях войны у уютного камина от невозмутимого Манфреда, иное дело ловить в лицо издевательские в своем обыденном безразличии комментарии убийц, вспоминая зеленые глаза жившей по соседству Тайли... А он жив. Даже вполне благополучен, отчего так больно, стыдно и тошно! Жив и... Рин вдруг неловко выпрямился, шагнув из душевой. Как в первый день на станции, почти не вытираясь, накинул на себя халат с крючка, чтобы выйдя, – сразу же наткнуться взглядом на горку окурков в пепельнице и пронизывающий, цепкий взгляд своего мельдо.

Необъяснимое облегчение окатило волной все его существо. Юноша двинулся вперед, будто зачарованный этими глазами выжидающего перед броском зверя, скользнул, робко опускаясь рядом, и яростно вцепился в ткань сорочки, когда надежные крепкие руки мужчины резко прижали его все еще трясущееся в лихорадочном ознобе тело к груди в ответ. Почти беззвучно, одними губами, Рин обреченно выдохнул:

– Люблю!

Объятия стали чуть теснее, легкий поцелуй в висок, сильные пальцы успокаивающе поглаживают затылок:

"Глупенький мой..."

8. Къелла – верность.