Текст книги "Божественный ветер"

Автор книги: Рикихэй Иногути

Соавторы: Тадаси Накадзима
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 10
Жизнь на базе камикадзэ

Лейтенант Фукабори из 701-й авиагруппы

27 октября, через день после того, как адмирал Фуку-домэ согласился с использованием тактики камикадзэ, мой друг Иногути был назначен на новую штабную должность, связанную с организацией подразделений специальных атак. После ужина я сидел на командном пункте в Себу и удивлением услышал, что над летным полем взревел мотор какого-то самолета. Я вышел наружу, чтобы выяснить, кто это. Огоньки на крыльях показывали, что это наш самолет. Я побежал к летному полю и увидел, что там готовятся осветить затемненную посадочную полосу, чтобы самолет мог сесть.

Освещение посадочной полосы на этом фронтовом аэродроме было самым примитивным. Аккумуляторные фонари использовались только для подачи сигналов садящимся ночью самолетам. Чтобы очертить полосы, мы просто расставляли вдоль нее на равных интервалах солдат, каждый из которых держал керосинку. По сигналу с командного пункта солдаты зажигали лампы… Эту операцию следовало тщательно рассчитывать по времени, чтобы керосинки загорались как раз перед тем, как самолет коснется земли, и гасли, едва он сядет. Затянувшееся освещение полосы могло привлечь внимание противника, которые прилетали почти каждую ночь.

Как только мы приготовились осветить полосу, появились 2 вражеских самолета. Наш летчик, не подозревая о присутствии противника, несколько раз просигналил: «Подготовьтесь к посадке!» Американские пилоты в свою очередь совершенно не замечали наш самолет и его отчаянные попытки сесть. Когда противник немного удалился от аэродрома, мы поспешно зажгли лампы, чтобы самолет мог сесть. Но освещение привлекло оба вражеских самолета обратно, и нам пришлось погасить лампы и бежать в укрытия. Противник в конце концов сбросил несколько бомб вдали от аэродрома и улетел. После этого я просигналил с командного пункта, что теперь можно сажать самолет. Лампы загорелись, и сбитый с толка пилот, описав еще один круг, благополучно приземлился.

Пилота звали Наодзи Фукабори, вскоре он пришел на командный пункт, чтобы доложить мне. Он был из 701-й авиагруппы 2-го Воздушного Флота, и сегодня утром был назначен командиром 2-го корпуса специальных атак камикадзэ. Его отряд вылетел с аэродрома Николе, чтобы разыскать вражеские корабли рядом с островом Лейте. По пути Фукабори обнаружил, что взрыватель его бомбы неисправен, и приземлился в Легаспи, чтобы исправить поломку. Когда это было сделано, он снова взлетел, но когда самолет Фукабори прибыл к заливу Лейте, солнце уже садилось. В темноте пилот не сумел обнаружить цели и полетел в Себу.

Этот рапорт был отдан самым обычным, невозмутимым тоном. В заключение Фукабори сказал, что хотел бы вылететь рано утром, чтобы завершить выполнение боевой задачи. Он совсем не был похож на человека, который только что вернулся после неудачного самоубийственного вылета и жаждал заполучить другой шанс покончить с жизнью.

Выслушав его доклад, я сказал: «Ну, хорошо, вы протараните противника самостоятельно завтра утром. Но не лучше ли будет вернуться на базу и дождаться случая провести скоординированную атаку с другими камикадзэ?»

Я напомнил ему, что одиночный самолет камикадзэ имеет гораздо меньше шансов прорваться к цели, чем когда летит в составе группы в сопровождении эскорта. Он сидел молча, пока я говорил. Мы оба знали, что в обязанности каждого пилота-камикадзэ входит сделать все, что только от него зависит. Фукабори глубоко задумался. Затем он заговорил, тихо, но совершенно твердо: «То, что вы говорите, совершенно правильно. Но мои товарищи уже провели свои атаки. Я последую за ними завтра».

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я уже не пытался переубедить его. Вероятно, Фукабори хорошо выспался, потому что на следующее утро выглядел свежим и хорошо отдохнувшим, когда пришел на командный пункт. Я спросил, успел ли он позавтракать. Он кивнул и сказал: «Они даже успели выдать мне ленч. А вы позавтракали?» Спокойствие и невозмутимость, с которыми он говорил, придавали особый смысл этим простым словам. Я никогда не забуду их.

Он выразил нам благодарность за то гостеприимство, которое встретил в Себу, и передал мне письменный рапорт, чтобы переслали его в Мабалакат. Было еще темно, когда он взлетел на своем пикировщике «Джуди» в сопровождении 4 истребителей.

Когда истребители вернулись, их пилоты так и не смогли сказать ничего определенного. Они оставили Фукабори незадолго до того, как группа прилетела к заливу Лейте, и не видели его последнего пике. Как раз в то время, как его самолет должен был появиться над заливом, пилоты увидели, как небо заполнили разрывы зенитных снарядов.

Я думаю, что атака Фукабори была успешной. [13]13
  28 октября 1944 года в заливе Лейуе попаданием камикадзэ был поврежден легкий крейсер «Денвер». Прим. авт.


[Закрыть]

Его последний рапорт был образцом подлинной скромности:

«27 октября 1944 г. Кому:

Командиру 701-й авиагруппы, аэродром Николе, Капитан-лейтенанту Эма, аэродром Мабалакат-Восточный

Сегодня я совершил вынужденную посадку в Легаспи из-за проблем с взрывателем моей бомбы. После того, как неполадка была устранена, я присоединился к своей группе, и мы проследовали к заливу Лейте, куда прибыли в 18.50. Мы кружили над заливом на высоте 1000 метров, но солнце уже село, поэтому увидеть вражеские корабли не удалось. На их присутствие указывал плотный зенитный огонь. 2 самолета, находившиеся со мной, кажется, спикировали на противника, но света было слишком мало, чтобы найти заслуживающие внимания цели. Поэтому я отменил атаку и направился на аэродром в Себу.

Благополучно приземлился в Себу примерно в 20.30. Я намерен вылететь отсюда рано утром на следующий день и найти походящую цель для атаки. Я сделал следующие выводы, которые перечисляю в надежде, что они будут полезны тем, кто последует за мной.

1. Взрыватель бомбы следует тщательно проверять перед вылетом.

2. Самолет с подвешенными одной 250-кг и четырьмя 60-кг бомбами может лететь со скоростью 125 узлов. Это обязательно необходимо учитывать при расчете времени вылета. Определить класс корабля становится сложно, если самолет прибыл в район атаки в 18.20 или позже. С воздуха трудно найти цель даже при ярком лунном свете.

3. Если правильно рассчитать время прибытия в сумерках, то я полагаю, что даже авианосный пикировщик типа «Вэл» сможет успешно выполнить специальную атаку.

4. Я рекомендую проводить атаки на рассвете, используя Себу как аэродром подскока. При атаке на рассвете шансы столкнуться с истребителями противника меньше, дополнительные запасы топлива на самолете увеличивают силу удара.

5. Кроме того, не следует терять терпение. Выжидайте, пока условия для атаки не станут благоприятными. Если пилот потеряет терпение, он может спикировать на малозначимую цель.

Наодзи Фукабори

Постскриптум: Высокий дух наших пилотов заставляет меня верить, что престиж империи не пострадает. Наши пилоты молоды, но их поведение великолепно. Нет необходимости беспокоиться о подборе пилотов-камикадзэ. Я желаю вам удачи и здоровья. Прощайте».

Отдых пилотов

Во время отчаянных боев с использованием столь жестокой тактики, какой же была атмосфера на наших аэродромах, где пилоты-камикадзэ ожидали своей очереди на вылет? Как командир летного состава в Мабалакате и Себу я общался с большинством этих пилотов и потому могу честно сказать, что я не замечал у них никаких следов подавленности и грусти. Например, вечеринки с выпивками были совершенно обычными.

Как-то в середине ноября гарнизон Себу подарил дюжину бутылок сакэ пилотам корпуса специальных атак. Пилоты-камикадзэ воздерживались от выпивки, если существовала вероятность того, что им предстоит отправиться в полет. Однако поблизости не было замечено никаких вражеских соединений, поэтому я приказал доставить подарок в общежитие.

После ужина на командный пункт прибежал посыльный с сообщением, что меня приглашают на вечеринку. Лейтенанта Канно, который еще не залечил рану ноги, также пригласили, и его принесли на плечах несколько улыбающихся пилотов. Стол был завален множеством всяких деликатесов, сакэ лилось рекой. Для прифронтового района такая вечеринка была просто великолепной, и все мы прекрасно провели время.

Один пилот, который уже успел хорошо набраться, огорошил меня, когда подошел и спросил: «Когда я совершу специальную атаку? Почему вы до сих пор не отправили меня?»

Его вопрос подтолкнул вмешаться соседа: «Меня зачислили в корпус специальных атак, когда его только формировали, однако добровольцы, пришедшие позднее, уже сделали свое дело. Сколько мне придется еще ждать?»

Ответ на эти вопросы я должен был найти немедленно, и тут меня осенило. «Ты помнишь, как самый знаменитый из величайших японских воинов Масасигэ Кусу-ноки накануне своей последней битвы вызвал к себе своего сына-воина и приказал ему отправляться домой к матери? Рано или поздно настанет время каждого из нас. Специальные атаки самого различного характера будут продолжаться, пока не установится мир во всем мире. Поэтому, ребята, думайте о себе как о первых среди многих и не жалуйтесь, что вы отправляетесь на задание на пару дней позже кого-то другого».

Они кивнули, однако первый летчик все-таки заметил: «Да, я понимаю, что вы хотите сказать. Но я думаю, что все-таки лучше быть старшим Кусуноки».

Тема беседы сменилась, когда один из пилотов спросил: «А существует ли субординация согласно званиям в храме Ясукуни?»

Я ответил: «В храме Ясукуни нет никакой табели о рангах. Первенство полностью определяется временем прибытия».

«В таком случае я обойду вас, господин капитан 2 ранга, потому что вам предстоит послать в полет многих перед тем, как вылететь самому».

«А что мы сделаем с капитаном 2 ранга, когда он появится в Ясукуни?» – спросил кто-то.

«Давайте назначим его дежурным по кухне!» – За этим последовал взрыв хохота.

Немного позднее я решил покинуть вечеринку. Двое или трое пилотом вышли следом за мной, и тут же начали упрашивать выбрать их для специальных атак как можно скорее. Часть товарищей услышала их просьбы и принялась кричать: «Нечестно! Нечестно! Никаких любимчиков!» Эти странные слова затерялись в общих криках, но я не мог их забыть.

Новые пилоты, которые прибывали на замену отправившимся в полет, также горели желанием ринуться в бой. Нам не требовались какие-то специальные меры для подъема боевого духа. Но в Мабалакате, Себу и во всех других пунктах базирования камикадзэ новичкам следовало не только рассказать о важности их задачи, но и ознакомить их с расположением и состоянием наших авиабаз на Филиппинах. Обычно я читал эти лекции среди высоких кустов на краю аэродрома. Туда даже притащили большую грифельную доску. Однако иногда лекцию приходилось читать в плохо освещенном помещении казармы. И почти всегда их сопровождал рев моторов вражеских самолетов где-то в небе.

Многие пилоты корпуса специальных атак отправлялись в полет в тот же самый день, когда их зачисляли в корпус. Никто не мог предугадать, что произойдет завтра. Летчики внимательно изучали обстановку, задавали мне вопросы, которые выказывали их искреннюю заинтересованность. В их отношении к делу не было ни малейшего признака подавленности и сожаления. Они оставались по-прежнему веселыми и общительными, когда собиралась компания, и такими же старательными в работе. Они просто были людьми, которые старались выполнить свой долг.

На каждой лекции появлялись новые лица и пропадали старые. Инструктор и предмет лекции оставались прежними, но аудитория постоянно менялась. Поэтому я заметил одно лицо, которое мелькнуло несколько раз. Это был энсайн Ёносукэ Игути, которого перевели к нам в 201-ю авиагруппу из отрада специальных атак «Дзимму» Второго корпуса камикадзэ. Ранее он был штурманом авианосного пикировщика «Джуди», а теперь начал службу в Первом корпусе камикадзэ.

Каждый раз на моей лекции он устраивался в заднем ряду и старательно записывал все, что я рассказывал. Когда я кончал говорить и летчики начинали задавать вопросы, Игути неизменно находил, о чем спросить. Его многочисленные посещения и повышенное внимание не оставляли сомнений, что летчик желает быть в курсе всего и не собирается оставлять на волю случая ни малейшей детали.

Вечером 13 декабря самолеты-разведчики обнаружили в проливе Суригао крупное вражеское соединение, идущее на запад. Было ясно, что противник, закрепившись в Таклобане на острове Лейте, подготовил новую десантную операцию. После этого сообщения на командном пункте в Мабалакате началась лихорадочная активность. 7 истребителей «Ирвинг» и 4 гидросамолета-бомбардировщика утром следующего дня были подняты в воздух, чтобы обнаружить противника у острова Негрос. Хотя поиски результатов не дали, было решено поднять ударную группу для атаки невидимого противника. В этот день мы подготовили самую мощную атаку корпуса. Группа обеспечения состояла из 2 разведывательных самолетов «Мирт», которые должны были провести разведку перед самой атакой, 13 истребителей «Зеро» и 23 истребителей «Джордж», которые должны были прикрывать камикадзэ. Первый отряд специальных атак состоял из 17 истребителей «Зеро», второй отряд – из 3 пикировщиков «Джуди», третий – из 6 истребителей «Фрэнсис». 2 «Зеро» должны были проверить результаты атаки. Энсайн Игути должен был командовать второй группой камикадзэ, он летел на самолете, который пилотировал унтер-офицер 2 класса Такедзэ Такебэ.

Одновременно приказ на вылет получили истребители «Зеро», базирующиеся на аэродроме Мабалакат-Западный, и пикировщики «Джуди» на аэродроме Мабалакат-Восточный, которые находились в 2 километрах от командного пункта. Самым главным был немедленный взлет. Я прекрасно помню, как Игути собрал своих людей и помчался к восточному аэродрому. «Зеро» еще поднимались в воздух, когда прилетело звено пикировщиков, идущих в сомкнутом строю. Все самолеты собрались вместе и в 07.30 направились к цели.

Предполагалось провести поиск неприятеля у острова Негрос и в море Минданао, начиная от Думагета на юго-восточной оконечности Негроса, и атаковать противника сразу, как только он будет обнаружен. Однако группе пришлось рассеяться, так как она столкнулась с вражескими истребителями над Батангасом, в 50 милях южнее Манилы. Попыткам восстановить строй помешала плохая погода, и самолеты не сумели найти вражеские корабли. Вечером им пришлось садиться на первых попавшихся аэродромах, и только половина из них вернулась на базу на следующий день.

Но это неблагоприятное стечение обстоятельств ничуть не обескуражило Игути. Он продолжал лететь указанным курсом, несмотря на плохую погоду. Позднее он передал радиограмму: «Противника вокруг Думагета нет. 11.50». Мы решили, что он должен повернуть назад, поэтому его следующая радиограмма просто потрясла нас. «Бомба не хочет отделяться!»

Было ясно, что Игути продолжал поиск противника, несмотря на плохую погоду, но безуспешно. Он уже поставил бомбу на боевой взвод, так как намеревался таранить американский корабль, а теперь пытался избавиться от бомбы, чтобы приземлиться в Себу.

Игути и его пилот испробовали все способы избавиться от бомбы. Следующая радиограмма гласила: «Мы атакуем противника в заливе Лейте». Тогда нам стало ясно, что они так и не сумели сбросить бомбу. После очередной радиограммы: «Мы над заливом Лейте. 12.25» все находившиеся на командном пункте начали возносить молитвы за успех Игути. Он совершенно спокойно радировал: «Вражеских истребителей в воздухе нет». Поэтому мы были уверены, что он готовится совершить последнее пике.

Голос Игути был на удивление тихим и спокойным. Но если нет вражеских истребителей, то зенитный огонь должен быть особенно плотным. Мы, затаив дыхание, смотрели на репродуктор. «Мы пикируем. 12.37. Тэнно хэйка банзай!»

Из этих сообщений видно, насколько высоким было чувство долга наших летчиков. Однако более важным было то, что энсайн Игути и унтер-офицер Такебэ абсолютно все делали правильно. Оторвавшись от товарищей во время воздушного боя, попав в зону плохой погоды, не сумев сбросить взведенную бомбу, они не растерялись. Игути знал, насколько ему хватит топлива и где найти цель. Тщательная подготовка операции принесла плоды. И мы все верили, что он достиг того результата, которого желал.

Моральный дух

Анализируя отношение этих людей к происходящему, следует помнить, что они считали атаки камикадзэ составной частью своих обязанностей. Довольно часто мне приходилось слышать такие высказывания: «Когда мы стали солдатами, то отдали свои жизни императору. Когда мы отправляемся в полет, мы твердо уверены, что, выполняя свое обещание умереть за него, мы помогаем разбить врага. Поэтому «специальная атака» – не более чем просто название. Эта тактика, хотя и необычная по форме, просто еще один способ исполнить наш долг военных».

Это мнение было всеобщим, и его разделяли все пилоты 201-й авиагруппы на Филиппинах. Их вылеты происходили обыденно. Не было ни театральных жестов, ни истерик. Они просто выполняли свой долг.

Обычно камикадзэ поднимались в воздух вскоре после обнаружения вражеского соединения. Давайте представим, что самолет-разведчик обнаружил противника в 08.00. Радиограмма сразу отправляется в штаб в Манилу, где выбирают, с какого аэродрома будет нанесен удар. Обычно это занимает до 2 часов. К тому времени, когда пилоты будут подняты по тревоге и получат инструктаж, техники подготовят самолеты и те взлетят, пройдет еще около 2 часов. Это означает, что от момента обнаружения до вылета отряда специальных атак пройдет примерно 4 часа.

Это довольно много, и потому пилоты получали завтрак в специальной упаковке. После получения сообщения о замеченных силах противника моя обычная работа на аэродроме практически прекращалась до момента взлета самолетов. Я должен был готовить вылет. Когда я прибегал, чтобы проинструктировать пилотов, они видели, как я замотан и устал, а потому то один, то другой предлагал свой завтрак мне.

Пока летчики ждали моих инструкций, они тихо переговаривались между собой, и я слышал замечания, вроде: «А что, если целиться в трубу авианосца? Это может быть очень эффективное попадание, так как трубы слабо забронированы».

«Да, но трубы обычно изогнуты, поэтому в них сложно попасть».

Такие разговоры больше напоминали обсуждение мест удачной рыбалки, чем анализ места встречи со смертью. Глядя на пилотов 201-й авиагруппы, я был убежден, что их боевой дух вполне соответствует той задаче, которую им предстоит выполнить.

Когда начала разворачиваться программа специальных атак, люди старались приложить все свои силы, чтобы обеспечить ее успех. Особенное рвение проявляли механики. Они часто высказывали опасения за исправность подготовленных ими самолетов. Плохо подготовленный самолет означал сорванное задание. Если он вернется на базу из-за какой-то поломки, пилот будет страшно разочарован. Видя чувства летчиков в подобных случаях, наземный персонал делал все возможное и невозможное, чтобы содержать самолеты в идеальном состоянии. Иногда перед самым вылетом пилот прибегал ко мне и просил: «Дайте мне другой самолет! У этого неисправен мотор!»

В таких случаях не было времени готовить другую машину, так как отряд не мог ждать. Я старался придумать хоть какое-то объяснение, чтобы втолковать разочарованному пилоту, что ему придется забыть о сегодняшнем вылете. «Другие уже улетели. Вы просто не сумеете догнать их. Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь. Идите отдыхайте. Наверное, это жест божественного провидения. В следующий раз вам повезет больше».

Мне всегда было больно смотреть на пилота, не сумевшего вылететь по приказу. Он молча уходил и следил, как его товарищи исчезают вдали. Никакие слова не могли его утешить. Один корреспондент сказал мне, что нет более жалостного зрелища на земле, чем такой летчик. Но ничуть не менее жалко было смотреть на механиков, которые допустили оплошность.

Механики и техники работали практически круглосуточно. Однажды я собрал их, чтобы выразить свою благодарность за прекрасную работу, и посоветовал хотя бы изредка отдыхать. Я напомнил, что война еще будет продолжаться много месяцев, поэтому им крайне важно отдыхать, что не обессилеть окончательно. Но механики ответили, что я могу не беспокоиться о них. «Мы можем валяться в тени самолета, потому что днем все равно больше нечего делать», – сказал один.

Но наземному персоналу приходилось не только ремонтировать и обслуживать самолеты. Люди также засыпали бомбовые воронки и расчищали взлетные полосы от осколков после каждого вражеского налета. Если такой осколок оставить на полосе, он может проткнуть шину самолета. Так как противник совершал налеты ежедневно, расчищать полосы приходилось очень часто.

У нас был один авиамеханик, который долго и тщательно чистил кабину каждого самолета, предназначенного камикадзэ. Он считал, что самолет становится гробом летчика, а потому в нем не должно быть ни единого пятнышка. Один из пилотов был так поражен этой заботой, что специально вызвал механика и поблагодарил его, сказав, что чистота в кабине очень много для него значит. На глазах механика заблестели слезы, он не мог говорить. Однако когда самолет выруливал для последнего взлета, механик долго шел рядом, держась за крыло.

Когда самолеты возвращались на аэродром после вылета – те, которые возвращались, – их встречал наземный персонал. Как только пилот выпрыгивал из кабины, механики на руках закатывали самолет на место замаскированной стоянки, чтобы укрыть от вражеских налетов. Иногда ремонт и заделка пробоин начинались еще до того, как пилот успевал прибыть на командный пункт для доклада. Меня всегда удивляла скорость работы этих людей и их энтузиазм. Такое же рвение проявляли буквально все, находившиеся на базе, в том числе медики и служба снабжения, которые обычно прямо не участвуют в обеспечении боевой деятельности. Но все люди стремились нам помочь и прилагали максимум усилий, словно каждый из них был пилотом-камикадзэ.

Однажды меня пригласили осмотреть макет самолета, который сколотили плотники в своей мастерской. Мы расставляли эти макеты в качестве приманки для вражеских летчиков. Выкрашенный темно-зеленой краской, с красными кругами на крыльях и фюзеляже, он выглядел совсем как настоящий истребитель «Зеро». Я окрестил эту модель «Изделием Себу № 1» и спросил плотника, как быстро они могут строить такие «самолеты».

Он ответил: «Мы можем делать по две штуки в день».

«Отделение Себу авиастроительного завода ВМФ в месяц производит до 60 самолетов», – сказал я, немало развеселив плотников.

Несколько этих фальшивых самолетов были расставлены вдоль старой взлетной полосы и небрежно укрыты листьями и травой. Это должно было произвести впечатление, что самолеты старались замаскировать, но не очень аккуратно. Я следил за работой в бинокль с веранды командного пункта. Все выглядело очень реалистично.

Тем временем наши настоящие самолеты, отлично замаскированные, стояли глубоко в лесу и у подножья гор. Даже кончики пропеллеров были старательно укрыты. Дорожки, ведущие от летного поля к стоянкам, также были тщательно замаскированы, чтобы их нельзя было обнаружить с воздуха.

После того как эти приготовления завершились, мы с нетерпением стали ждать очередного вражеского налета. Это было странно, так как обычно мы такие налеты ненавидели и боялись их. Особенно волновались плотники, строившие макеты.

Когда наконец прозвучал сигнал воздушной тревоги, я начал гадать, какая же часть аэродрома подвергнется удару. Когда американские «Хеллкэты» появились над горами к западу от Себу, не осталось сомнений, что они заглотили приманку. Вражеские истребители раз за разом яростно обстреливали фальшивки, не обращая внимания на наш зенитный огонь. Я следил за ними из безопасного убежища и улыбался, глядя, как американцы ожесточенно уничтожают макеты. Мне даже было немного жаль пилотов, которые рисковали жизнью ради этих ложных целей.

Под некоторыми макетами были расставлены канистры с бензином, но почему-то ни одна не загорелась. После обстрела последовала бомбежка, а потом налет закончился. Половина наших ложных самолетов была повреждена пулеметным огнем, а один совершенно уничтожен. Уловка достигла цели.

Производство фальшивок продолжалось, и они исправно обманывали противника. Но выиграть этим войну мы не могли.