Текст книги "Люция. Спасенная"
Автор книги: Рикарда Джордан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Люция не хотела признаваться себе, но ее «любовь» не стоила того, чтобы разрушить семью Шпейеров, навлечь на себя бесчестье и сделать несчастным Давида.
Когда Люция покинула церковь после вечерней службы, она была настроена весьма решительно. Она больше не увидит Давида фон Шпейера.
9
Конечно, Давид не был готов принять решение Люции. Он по-прежнему ежедневно прятался в нише на заднем дворе портняжной мастерской, и из-за этого Люция не осмеливалась воспользоваться туалетом. При встрече юноша осыпал ее мольбами, упреками и признаниями в любви. Люция сначала попыталась объясниться с ним, но в конце концов махнула рукой и просто молча проходила мимо него. Ее сердце разрывалось так же, как у Давида. С какой бы радостью она бросилась в его объятия! Но Аль-Шифа была права: их отношениям нужно было положить конец. К сожалению, Лия тоже не понимала, почему Люция решила отказаться от любви. Она призывала подругу не бросать Давида, ведь для этой необыкновенной, воистину настоящей любви, несомненно, найдется выход. Может, Люция обратится в иудаизм! Конечно, в мире есть какая-то страна, где это возможно. В Аль-Андалусе, например, никто не преследует ни иудеев, ни христиан. Если бы там был раввин…
Люции до Аль-Андалуса было так же далеко, как до луны. У нее не хватило бы ни денег, ни смелости, чтобы бросить ученичество и отправиться в неизвестность. Для такого поступка – теперь она и сама это осознавала – Давид был недостаточно важен в ее жизни. Она, конечно, была влюблена в него, но ее нежные чувства к нему ослабевали с каждым днем, уступая место некоторому раздражению. Если Давид действительно любит ее, он должен принять ее решение и перестать усложнять ей жизнь!
Однажды она выпалила эти слова прямо в лицо Лии, и та почувствовала себя оскорбленной.
– Так ты больше не хочешь иметь с нами ничего общего? Теперь ты считаешь себя лучше нас, потому что живешь среди христиан и тебе не нужно носить желтые круги на одежде? Теперь Давид недостаточно хорош для тебя?
Ситуация действовала Люции на нервы. Ей надоело снова и снова повторять, что больше всего на свете ее заботит только благополучие Давида. В любом случае, вместо того чтобы якобы навещать родственников или молиться в церкви, она снова проводила воскресенья в доме своего хозяина. Она опять похудела, ведь никто больше не приносил ей лакомства. С другой стороны, она стала лучше спать, потому что больше не ломала себе голову всю ночь напролет. Сначала Люция надеялась, что Аль-Шифа снова придет в церковь, но мавританке, похоже, хватило и одного появления там в образе набожной старухи. Так прошла зима, и Люция полностью смирилась со своей безрадостной жизнью. Ни любви, ни волнений – но и никаких опасностей. Она убедила себя в том, что всем довольна, даже если ей приходилось по ночам сворачиваться в клубок под холодным сырым одеялом, потому что Шрадериха экономила дрова. Иногда она тосковала по теплому телу Давида – или по телу другого мужчины. Может быть, того, к кому она испытает настоящую любовь, глубокую и настолько сильную, что будет готова даже жизнь отдать за любимого! Люция пыталась представить себе этого человека, но воображение отказывало ей в этом. И потому она снова мысленно перелистывала страницы книги Ар-Рази, чтобы отвлечься. Если бы только она могла изучить канон! Книги и учеба всегда приносили ей столько радости!
Наконец наступила весна, и сердце Люции бешено заколотилось, когда однажды в воскресенье, после мессы, она увидела перед домом Шрадера одну из двух лошадей семейства Шпейеров, а не мула, как раньше. И всадник тоже был не член семьи, а старый слуга Ганс.
Люция доверчиво улыбнулась ему – и поразилась, заметив в его взгляде нечто очень похожее на похоть. Разглядывая ее зарумянившееся от радости лицо и медовые волосы, выбившиеся из-под капюшона, он шутливо заметил:
– Ты только посмотри, какой хорошенькой девушкой стала наша маленькая Люция! Наверняка парни тебе прохода не дают! Кто же устоит перед такими красивыми глазами! Однако не торопись, выбери себе достойного христианина! Ты должна пообещать мне, что не станешь глядеть по сторонам, когда будешь танцевать на иудейской свадьбе!
– На какой еще свадьбе? – раздался строгий голос хозяйки, которая тут же встала между Люцией и Гансом. – Моего мужа никто не просил отпустить ученицу!
– Я как раз пришел, чтобы обратиться к вам с этой просьбой! – поспешно заявил Ганс и неловко поклонился мастеру, его жене и Люции. – Я смиренно прошу вас от имени моего хозяина, мастера Шпейера, отпустить Люцию на свадьбу его дочери Лии. На восьмой день следующего месяца он выдает замуж свою дочь, и самое заветное желание невесты – чтобы рядом с ней была ее давняя подруга. Несмотря на то, что одна из них иудейка, а другая исповедует истинную веру, что, конечно, не совсем уместно. Но поверьте мне, мой хозяин проследит за тем, чтобы никто не покушался на добродетель девицы. Заверяю вас, что в доме иудея Шпейера никто не держит камня за пазухой и не проводит тайных обрядов.
Люция не знала, что и думать. Итак, Лия простила ее и пригласила на свою свадьбу! Люция ликовала. Только сейчас она осознала, как сильно соскучилась по Лие. С другой стороны, она снова увидит Давида – и Аль-Шифу! При мысли о последней ее сердце затрепетало от радости.
– Почтенный мастер и вы, моя госпожа, присутствовать на свадьбе подруги – мое самое заветное желание! – сдержанно обратилась Люция к своим хозяевам. – Я готова работать на два часа дольше каждый вечер в течение недели до свадьбы и еще одной недели после свадьбы, чтобы наверстать упущенное. Сейчас темнеет позже, так что свечи я жечь не буду.
У Шрадеров особенно строгому учету подвергались свечи. Люции же хотелось хотя бы по вечерам уделять время чтению и письму. В магазинчике, который держали иудеи, она купила несколько листов нового писчего материала под названием «бумага», а также перо и чернила. Как только солнце стало садиться позже, давая вечером достаточно света, девушка попыталась записать по памяти «Руководство» Ар-Рази и, возможно, даже перевести его на латынь.
Хозяин, похоже, еще не принял решение, но его супруга, вероятно, очень хотела расспросить ученицу об иудейской свадьбе. В последнее время среди христиан появлялось все больше и больше слухов о том, что иудейские праздники и различные церемонии связаны с магией и кровавыми ритуалами. Люция знала, что это ложь, но жители Майнца, казалось, искренне верили в эту ерунду. По крайней мере, они делали вид, что у них по спине пробегают мурашки, когда заходила речь об иудейских зверствах.
– Мой хозяин предлагает компенсировать вам потерю заработка, – быстро сказал Ганс. Старик, похоже, просто забыл уточнить этот момент. – И во всем остальном вы также не понесете никакого ущерба.
Здесь он, несомненно, имел в виду дополнительные скидки на ткани от иудейских торговцев. Для мастера Фридриха последнее оказалось решающим фактором.
– Что ж, передайте своему хозяину, что Люция принимает приглашение, – пробормотал он. – Однако она не будет присутствовать ни на каких языческих ритуалах!
Последнее условие было тяжелым для Люции: оно означало, что собственно свадьбу девушка не увидит. Она с грустью подумала о том моменте, когда Лие пора будет принять ритуальную ванну перед свадебной церемонией. С какой радостью она бы составила компанию подруге! Она жевала черствый хлеб в доме мастера и знала, что Лия сейчас постится, – считалось, что это дает невесте возможность хорошенько подумать перед свадьбой.
Лия также с нетерпением будет ждать обмена подарками между женихом и невестой. Традиционный молитвенник, который, несомненно, вручит ей Иуда, никого не удивит, но от богатого жениха следовало ожидать и других даров, таких как украшения или дорогие ткани. Сама Лия наверняка месяцами обдумывала подарки, которые сделает молодому мужу. В прежние времена она бы бесконечно обсуждала это с Люцией или другими подругами. Люция снова пожалела о разрыве с детьми Шпейеров – и тем сильнее обрадовалась, что Лия сделала первый шаг к примирению.
Свадебная церемония Лии должна была проходить не в синагоге, а дома. Ганс, который наконец смог забрать Люцию, заверил Шрадеров, что, когда девушка появится, самые «кощунственные» обряды уже закончатся.
Люция недоумевала, что такого кощунственного в том, что жених и невеста выпьют вина из одного бокала, стоя под балдахином, который символизировал дом, а потом новоиспеченный муж наденет жене кольцо на палец. Но когда Люция вошла в дом Шпейеров, эта церемония действительно почти закончилась. Ганс, не посмев постучать в парадную дверь, подвел Люцию к черному ходу.
Из просторных комнат на первом этаже дома Шпейеров донеслось пение псалмов – и, таким образом, Люция смогла присутствовать на самом последнем свадебном обряде. Она стояла рядом с Аль-Шифой и Сарой Шпейер, плакавшими от волнения, пока новобрачные получали последние благословения.
– Благословен Ты, Господь, веселящий жениха с невестой!
Затем Иуда бен Элеазар швырнул бокал на пол и засмеялся, глядя на свою молодую невесту, скрытую под покрывалом. Этот ритуал, конечно, не следовало воспринимать слишком серьезно; в действительности это был языческий обычай, который изначально служил для защиты от злых духов. Гости бурно захлопали в ладоши, и кто-то затянул веселую песню, а Иуду и Лию ненадолго вывели в соседнюю комнату. Их первое уединение в качестве супругов символизировало физический союз. На самом же деле Иуда лишь мог открыть лицо молодой невесты, чтобы они впервые посмотрели друг на друга уже как супруги и, возможно, обменялись парой дружеских слов.
Во всяком случае, когда новобрачные наконец вернулись к гостям, лицо Лии сияло. Жених и невеста теперь занимали почетные места на банкете; все ели, а потом танцевали и пели.
Люция сидела рядом с Аль-Шифой, которая на этот раз не прислуживала другим, а была приглашена в качестве гостьи. Она обрадовалась, увидев свою приемную дочь, но о совместном посещении церкви не сказала ни слова.
Только однажды, когда кто-то упомянул, что Сара и Вениамин могут гордиться своей прекрасной дочерью, мавританка слегка сжала руку Люции.
– Никто не смог бы гордиться своей дочерью больше, чем я, дитя мое! – нежно произнесла она.
Люция посмотрела ей в глаза и увидела в них понимание и признательность. Аль-Шифа наверняка понимала, как трудно ей было расстаться с Давидом и, следовательно, с Лией.
Сначала Давид не обращал на Люцию никакого внимания. Как это обычно происходило на иудейских праздниках, мужчины и женщины сидели отдельно. Они тоже танцевали не вместе, как христиане, а с представителями своего пола. Однако к вечеру вино потекло рекой, и самообладание отказало Давиду. Снова и снова Люция чувствовала на себе его настойчивые взгляды – сначала робкие, а потом почти похотливые. А позже ей показалось, что в его глазах также мелькнул гнев. Но к тому моменту она наконец добралась до Лии и больше не обращала внимания на юношу. Лия была рада видеть свою давнюю подругу и хотела показать подарки, которые преподнес ей Иуда и его семья.
– Представляешь, отец Иуды купил нам дом по соседству! Мне вообще не нужно переезжать, и Аль-Шифа сможет растить моих детей, как растила нас! И ты всегда сможешь прийти ко мне в гости! Обещай, что станешь приходить каждую субботу, вечером! И…
– Тогда тебе не нужна белая мулица! – поддразнила Люция свою подругу, и они обе прыснули со смеху, вспомнив детские пожелания Лии. Молодая женщина сегодня выглядела прекрасно. Она и вправду надела вуаль из переплетенного золотыми нитями шелка, который Люция выбрала для нее тогда на складе, а ее платье было из более простого синего шелка, но с золотой отделкой. Но прежде всего Лия светилась изнутри. Она казалась действительно влюбленной в Иуду.
Остальные женщины начали танцевать, и Лия втянула Люцию в их круг. Аль-Шифа танцевала, как молодая девушка, и, окруженная женщинами и невидимая для мужчин, она позволила уговорить себя исполнить один из тех мавританских танцев, который должен был усиливать вожделение у мужчин. Люция и особенно Лия с восхищением наблюдали за танцем, и Люция невольно рассмеялась, подумав о том, что Лия наверняка завтра утром исполнит этот танец для своего Иуды.
Окунувшись в общее веселье, танцуя и откликаясь на шутки, Люция совершенно позабыла о Давиде. Не думала она и о портновском деле – и даже о том, что ей никогда не придется стать невестой на подобной свадьбе. Как и все остальные, девушка опьянела от вина и была счастлива. Только когда служанки зажгли первые свечи, она вспомнила об обещании, данном Шрадерам.
– Мне пора идти! – с сожалением сказала она Лие. – Уже поздно. Но я все еще могу пройти по городу одна. Или ты думаешь, что будет лучше, если Ганс опять проводит меня?
Лия хихикнула.
– Слуги уже давно позабыли обо всем на свете. Мой отец отнес в конюшню много кувшинов вина. Я бы удивилась, если бы Ганс все еще мог стоять на ногах. Обычно они пьют только пиво.
Люция не думала, что это так уж смешно. Был вторник, завтра все должны приступить к работе, поэтому улицы наверняка не будут заполнены пьяными, когда она пойдет домой в наступающих сумерках. Внезапно она решила воспользоваться этим. Люция быстро попрощалась, вышла из зала, где продолжалось празднество, и направилась к лестнице. Но когда она закрыла за собой дверь и побежала по коридору, из библиотеки вышел Давид.
Люция испугалась. Юноша, должно быть, специально поджидал ее здесь. Зачем же еще он прятался бы в библиотеке в такой праздничный вечер?
– Ты уходишь так внезапно, Люция… – У Давида немного заплетался язык – наверное, ему очень понравилось вино. – Даже не попрощалась. И разве я не должен отвести тебя домой сегодня? Я больше тебе не нравлюсь, свет мой… моих… очей?
Люция вздохнула.
– Конечно, ты мне все еще нравишься, Давид. Но я не думаю, что ты достаточно трезв, чтобы провожать меня домой. Кроме того, было бы обидно уходить посреди праздника. Послушай, я тоже не хотела уходить так рано, но мой хозяин велел мне вернуться до наступления темноты.
– Да за… забудь ты о хозяине! – пробормотал Давид и подошел к Люции поближе. – Мы… не поговорили за весь день. Нам надо… поговорить. Мы…
– Мы ведь уже все обсудили, Давид. – Люция пыталась оставаться спокойной и приветливой. У нее уже не осталось никаких чувств к юноше. О чем он вообще думает, приставая к ней здесь, в доме своих родителей? Если кто-то услышит их разговор, они оба будут скомпрометированы.
– Опять испугалась, да? Но бояться совсем нечего. Просто иди сюда…
Люция сопротивлялась изо всех сил, но Давид крепко взял ее за руку и потащил в библиотеку.
– Тебе ведь здесь нравится! И знаешь, я… Я еще разок все обдумал. Если мы… если мы заберем парочку свитков, когда уедем… никто… не заметит. А кое-какие штуки тут дороже золота. Твой любимый арабский ко… коды…
Давид качнулся в сторону полок, но Люция удержала его.
– Давид, не трогай книги! Если ты их порвешь…
– Не нужны мне книжки. Мне нужна ты…
Люция хотела сбежать, но Давид схватил ее и грубо швырнул на письменный стол отца. Люция боролась, однако не смогла его одолеть. Ее мысли лихорадочно метались, а его язык уже проскользнул между ее губ. Может, он действительно просто хотел украсть у нее несколько поцелуев? Может, если она ему подыграет, он успокоится?
– А, вспомнила? Приятно, правда? Ты ведь тоже меня любишь, да? – Давид тяжело навис над ней; на его лице блестели капельки пота, а руки уже тянулись к декольте Люции.
– Конечно. Я… я… Слушай, ты мне тоже нужен, но… – Люция старалась казаться любезной и послушной, но при этом ждала подходящего момента, чтобы высвободиться из его объятий и помчаться к выходу.
К тому же ее беспокоила мысль о том, закрыл ли вообще Давид за собой дверь? И не успела она спросить его об этом, как ответ не заставил себя ждать.
– Что здесь происходит? – раздался голос Вениамина фон Шпейера. Люция до смерти перепугалась, но тут же успокоилась. Отец Давида, должно быть, видел, как она сопротивлялась. Или нет?
– Давид! Как ты можешь… ты пьян!
Давид наконец отпустил Люцию. Слова фон Шпейера, похоже, очень медленно доходили до сознания юноши.
– Нам нужно немедленно поговорить, – сурово заявил торговец, но затем повернулся к Люции: – А ты, Люция! Вот так ты отблагодарила нас? А мы ведь тебя на помойке нашли, отмыли, отчистили…
Люция почти физически ощущала презрение в словах Шпейера.
– Но ведь я… Я не хотела… – прошептала она.
Фон Шпейер громко фыркнул:
– Я сам все видел! Ты еще скажи, что мой сын затащил тебя сюда против твоей воли!
– И вовсе не против воли! – к ужасу Люции, заявил Давид. – Это… мы оба хотим, чтобы мы… что мы заключили… хм… единый… э… христианский союз!
– Ты не понимаешь, что говоришь! – Фон Шпейер и Люция выкрикнули эту фразу почти одновременно, но восклицания девушки торговец не услышал.
– Так вот куда у вас все зашло! Вот как ты его околдовала, шлюха! – Вениамин снова повернулся к Люции. Теперь его глаза сверкали от ненависти. – Убирайся из моего дома и никогда не возвращайся! Моя жена тогда была более чем права! Тебя следовало выгнать гораздо раньше. Или, еще лучше, тебя надо было просто оставить в сточной канаве, там тебе и место!
– Отец, не… не говори так с моей… моей невестой… – Давид попытался придать себе решительный вид, но ему это не удалось: глаза у него оставались тусклыми, а сам он едва стоял на ногах.
Люция выбежала из комнаты.
Позже она не могла вспомнить, как выбралась из дома Шпейеров, как дошла до дома портного по уже темной улице Унтер-ден-Волленгаден. Шрадериха ждала возвращения девушки, чтобы хорошенько расспросить ее, но Люция, рыдая, пробежала мимо нее в свою комнату и захлопнула за собой дверь. Жена мастера, конечно, могла войти к ней, но, похоже, не считала, что дело не терпит отлагательств.
Люция залезла под одеяло. Что же теперь с ней станет? Неужели Давид порвет со своей семьей? И поедет ли она тогда с ним? В тот вечер она его боялась. Она больше не хотела, чтобы он прикасался к ней. И уж точно не стремилась к неопределенному будущему с ним в качестве его жены.
Впрочем, об этом больше не могло быть и речи. На следующее утро ее грубо разбудили. Жена мастера ворвалась в ее комнату с восходом солнца и сорвала с нее одеяло.
– Собирай вещи! – резко сказала она и бросила Люции рабочую блузу, чтобы та прикрылась. – Мы знаем, что произошло. Мастер Шпейер еще затемно прислал нам весточку. Жидовская подстилка! Мы всегда это знали! Вот почему они так сильно хотели от тебя избавиться. Хоть ты и была лучшей подругой маленькой принцессы! Хороша подруга, ничего не скажешь! Соблазнила брата! Убирайся отсюда сейчас же! И в мастерской больше не появляйся, мой супруг все равно не хочет тебя видеть.
– Но… но куда же мне идти? – Люция беспомощно посмотрела на хозяйку. Девушка еще не вполне проснулась.
– Я не знаю! Может, тебя возьмет к себе сутенер! Или бондариха. Тебе там найдется место – среди блудниц и воров!
Люции пришлось поскорее собрать свои немногочисленные пожитки, пока жена мастера не обнаружила и не уничтожила ее маленькие сокровища. У нее их было немного: два платья и плащ, драгоценная бумага и крошечная серебряная цепочка, которую Давид подарил ей в разгар их романа. Наконец она двинулась по переулкам в сторону иудейского квартала.
Теперь Давид был ее единственной надеждой. Он должен был признать, что она ни в чем не виновата, и поддержать ее. Или же действительно жениться на ней. Ей по-прежнему это не нравилось, но остаться не только одинокой, но и безработной было бы еще хуже.
В отчаянии она подошла к задней двери дома Шпейеров – и ее так же быстро и неожиданно затащили в тень конюшен, как вчера Давид затащил ее в библиотеку. Люция чуть не закричала, но потом узнала Аль-Шифу. На этот раз ее ждала мавританка.
– Аль-Шифа, ты все не так поняла! – воскликнула Люция. – Я ничего не сделала, я…
– Я знаю, дочь моя. Юноша был совершенно пьян, он совсем себя не контролировал. Вчера он полночи кричал и плакал, но сегодня пришел в себя. Давид ужасно смущен. – Аль-Шифа успокаивающе обняла свою названую дочь.
– Он хочет все исправить? – В тот момент чувства Давида совершенно не интересовали Люцию.
Но Аль-Шифа вздохнула.
– Ах, милая моя, он почти ничего не помнит! А Шпейеры ничего не хотят слышать. Они даже поговорить с ним не захотели, а просто велели собирать вещи. Сегодня днем по Рейну пройдет корабль, он направляется вниз по течению. Давид поплывет на нем: отец подготовил рекомендательное письмо купцу в Нидерландах. Сначала Давид поработает там, а потом станет ездить по делам торговли. До его возвращения могут пройти годы. И можешь не сомневаться, что здесь его будет ждать хорошая иудейская невеста, – если его сразу не женят на дочери голландца. В любом случае такие разговоры уже были.
– А как же я? – в отчаянии спросила Люция. – Я ни в чем не виновата! Я девственница…
– Дочка, о тебе у Шпейеров голова больше не болит. Так бывает, когда ты всего лишь игрушка в руках сильных мира сего. Но я пойду с тобой к бондарихе и дам ей немного денег. Тогда она непременно снова приютит тебя, хотя бы на время. Пока ты не найдешь новую работу. Мне очень жаль, дочка… – Аль-Шифа притянула девушку к себе.
– И мне очень жаль! – Люция вздрогнула, услышав голос Давида. Так, значит, он тоже ее ждал. Юноша, должно быть, увидел ее из окна и теперь прокрался в конюшню.
Выглядел Давид ужасно: он явно проплакал всю ночь напролет и к тому же страдал похмельем. Даже сейчас в его глазах стояли слезы.
– Я действительно хотел жениться на тебе. Я… люблю тебя, Люция. Но мои родители… – Юноша поежился. – Мои родители против, и…
– Твои родители против? Нет, правда? А разве мы думали, что твои родители ждут не дождутся, когда же получат в невестки христианку? – крикнула Люция. Теперь она не испытывала к нему ни малейшего сочувствия.
– Да… нет… Ты должна понять меня. Знаешь, Люция, если бы ты в прошлом году… если бы ты сказала «да». Но теперь… Вчера ты на самом деле этого не хотела!
– Еще один сюрприз! – Люция едва сдержалась, чтобы не вцепиться ногтями ему в лицо. – Кажется, вчера ты так не думал.
– Я был немного пьян. Но теперь… ну, если ты этого не хочешь, да еще и мои родители против… Мне нужно уехать на несколько месяцев. Может, когда вернусь…
– Перестань, Давид! – крикнула Люция. – Да кто захочет за тебя замуж? Если я и выйду замуж, то за мужчину, а не мальчишку, избалованного иудейской мамочкой! По крайней мере, ты мог бы сказать правду… – И она буквально набросилась на него с кулаками. – Ты разрушаешь мою жизнь!
– А ну-ка, руки прочь от моего избалованного сынка! – раздался громкий, но спокойный голос Сары Шпейер. Аль-Шифа, наверное, видела, как вошла ее хозяйка, но предупреждать Люцию было уже слишком поздно. – В отличие от тебя, у него есть жизнь, которую можно разрушить. Просто скройся с моих глаз и не смей возвращаться. И если я тебя хоть раз еще увижу здесь, то спущу собак! Дочь шлюхи!
Люция в отчаянии посмотрела на своих приемных матерей: в глазах Сары она прочла одну только ненависть, в глазах Аль-Шифы – отчаяние и жалость. Давид вообще опустил голову, хотя и мог исправить положение – прямо сейчас. Но он не стоил того, чтобы так унижаться. И Люция, схватив свой узелок, выскочила на улицу.
Слова Сары все еще звучали у нее в ушах.
«Дочь шлюхи!»
