Текст книги "Людишки"

Автор книги: Ричард Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Доктор Делантеро тоже успел немного успокоиться.

– Я утверждаю, – ответил он, – что при таких обстоятельствах мы оказываемся детьми с заряженной винтовкой в руках. Доктор Филпотт не имеет права подвергать нас опасности, которой чреваты его опыты на Грин-Медоу! Забастовщики очень хорошо это понимают!

– Теперь совершенно ясно, и я готов это признать, что я никак не уразумею сущности вашего спора, – сказал Коппел. – Но, насколько я понимаю, существует два взгляда на то, каким образом антиматерия будет взаимодействовать с обычным веществом. Доктор Филпотт, что случится, если я уроню каплю антиматерии на пол?

– Ничего особенного. Капля начнет испаряться, излучая безвредные альфа-частицы. Но если каплю поместить в реактор и обеспечить подпитку, то... видите ли, речь идет об особой модификации антиматерии, которая намного плотнее обычного вещества, в сущности, о модели "черной дыры"; кусочек ее величиной с булавочную головку будет весить около пяти миллионов тонн... Так вот, в такой массе содержится энергия...

– Благодарю вас, доктор Филпотт, но наше время ограничено, и я хотел бы задать тот же вопрос вашему оппоненту. Доктор Делантеро, вы привержены иной теории. Сейчас мы не можем определить, какая из точек зрения верна, но обе теории выглядят одинаково правдоподобно. Это так?

– Да.

– И обе точки зрения имеют сторонников, одинаково широко известных в научном мире?

– Верно.

– Иными словами, доктор Филпотт вполне может оказаться прав.

– Да, может. Но подвергать человечество риску нельзя.

– Что, по вашему мнению, случится, если капля антиматерии упадет на пол?

Доктор Делантеро приподнял худощавые плечи и сказал:

– Доктор Филпотт уже говорил, что сверхплотная антиматерия намного тяжелее обычного вещества. К тому же есть шанс, что она окажется более стабильной. Это значит, что капля антиматерии проест пол, прогрызет почву...

– Нет! Это совершенно невероятно!

– Доктор Филпотт, у вас будет возможность высказаться... Послушаем вашего коллегу.

– Невероятно тяжелая, чрезвычайно плотная капля проникнет к расплавленному ядру Земли и разогреется; тогда-то и начнется самое страшное.

– Взрыв?

– Хуже. Я полагаю, что эта капля за самое короткое время превратит планету, деревья, людей и окружающую нас атмосферу в антиматерию.

– Каковы же будут последствия?

– Земля превратится в однородный гладкий шар невероятной плотности, весом с нынешнюю планету, диаметром менее одной мили.

Коппел тонко улыбнулся и заметил:

– Итак, мы с вами превратимся в однородное вещество шара.

– Да.

– Теперь мы вполне отчетливо видим различия двух теорий, – сказал Коппел, обращаясь к аудитории. – Ставки в научном споре весьма высоки. На одной чаше весов лежит дешевое безопасное топливо; на другой – полное небытие. По окончании рекламной паузы мы узнаем о том, насколько близок доктор Филпотт к разрешению этого противоречия и какие меры приняты для предотвращения опасностей, столь красочно описанных его оппонентом. Мы узнаем также о том, как, по мнению доктора Делантеро, следует поступить с антиматерией, если она все же будет открыта.

Пока шел рекламный ролик, Фрэнк посмотрел на Григория и спросил:

– Это и есть та самая шуточка, которую вы хотели отмочить? Уронить каплю?

– На меня ее уже уронили, – отозвался Григорий. Казалось, его нимало не удивили сведения, сообщенные в передаче.

Аннаниил

Я усовершенствовал Энди Харбинджера. Памятуя о катастрофе, едва не приключившейся в зале кинотеатра "Квод", я не пожалел времени и сделал все как следует. Теперь Энди – настоящий человек со всеми необходимыми органами, правда, гораздо лучшего качества, чем у большинства людей.

Работая над телом Энди, я присовокупил кое-что еще, а именно профессию и прошлое. Должность ассистента профессора социологии в Колумбийском университете подошла ему как нельзя лучше. Коллеги Энди по кафедре обрели воспоминания о нем, как правило, самые добрые, простирающиеся на несколько лет назад. В бюро записей гражданского состояния в Оук-Парк, штат Иллинойс, появилось его свидетельство о рождении. В школе, на прежних местах работы, в клиниках завелись соответствующие документы, включая больничную и даже зубоврачебную карточки. Остаток своей жизни на Земле Энди проведет вполне самостоятельной, ответственной, полноценной личностью, и обличье которой я нахожу отдохновение от своих усердных трудов.

Кстати сказать, доктор Делантеро очень точно описал процесс гибели планеты. Вскоре выяснится, что он был прав, предсказывая поведение капли антиматерии на полулаборатории в Грин-Медоу, хотя вряд ли ему удастся в полной мере насладиться своим триумфом.

В конце концов Вселенная – Его детище, и Он вправе забавляться ею, сколько заблагорассудится, внося изменения и уточнения, пока ему не покажется, что "это есть хорошо весьма". (В сущности, он так и делает, но столь редко, что подобные случаи люди относят к разряду "чудес". На этот раз ради чистоты эксперимента всякие чудеса запрещены.)

Как бы то ни было, громадная часть мироздания еще не познана людьми, и в пределах этой terra incognita Господь волен творить все, что захочет, не прибегая к чудесам. Человеческая наука вплотную приблизилась к созданию антиматерии и выдвинула две более или менее равновероятные теории. Капля антиматерии на полу вполне могла бы повести себя в полном соответствии с предсказаниями доктора Филпотта и бесследно исчезнуть. И, с той же степенью вероятности, погубить планету, целиком обратив ее в антиматерию.

По земным понятиям, подтверждение той или иной теории не может считаться чудом. Обе точки зрения вполне могли бы лечь в пласт человеческого знания, не нарушив при этом строение наблюдаемой действительности. И хотя я не имею ни малейшего понятия, какая из двух теории была верна до сих пор, я тем не менее твердо знаю, какая из них подтвердится в решающий момент.

А как же иначе? Ведь я затем и прибыл на Землю, чтобы превратить этот мир и всех его обитателей в маленький безжизненный шарик.

35

В конце концов выяснилось, что школьный автобус проще угнать, чем захватить во время доставки работников на станцию. Оказалось, что автобусы подбирают сотрудников не у домов, а на специально оборудованной стоянке в четырех милях от города. К тому же каждый автобус должен был везти вооруженного охранника. Автобусы принадлежали огромной транспортной компании, обслуживавшей значительную часть общественных организаций и учебных заведений этого района штата Нью-Йорк, а на собственной, почти не охраняемой стоянке компании, как правило, торчало не менее половины ее автобусов, которым не нашлось применения.

Демонстрации продолжались уже несколько месяцев, а забастовка несколько недель, и жизнь участников событий вошла в новую, ставшую привычной колею; каждому, кто появлялся у ворот Грин-Медоу, отводилась своя хорошо выученная роль: демонстрантам и забастовщикам, руководящему персоналу и полиции, охране, журналистам и, конечно же, желтым школьным автобусам с самыми разнообразными надписями на бортах и неизменным названием владельца, "Келли транзит", начертанным на дверях зелеными буквами, а также его эмблемой в виде трилистника. За рулем автобусов чаще всего сидели женщины, а охранники носили темно-синие мундиры частной сыскной компании. Порой автобусы въезжали на территорию станции почти пустыми и, уж во всяком случае, никогда не бывали забиты до отказа.

– Вы действительно хотите захватить электростанцию? – спросил Григорий.

– Еще бы, ведь это моя идея, – ответил Фрэнк.

– Мне терять нечего, – заметил Григорий. – Но если поймают вас...

– Черта с два, – отрезал Фрэнк. – Победив или проиграв, я нипочем не дамся им в руки. Я это твердо себе пообещал.

– Зачем? На что вы рассчитываете?

– Деньги. – Фрэнк ухмыльнулся. – Я парень простой, с меня хватит и зелененьких. Вы можете болтать сколько угодно, пугать мир, привлекать всеобщее внимание, меня это не волнует. Они не получат станцию, пока я не возьму свое. Иначе им придется крепко пожалеть.

Фрэнк был профессионалом и приступил к операции с полным знанием дела. Он съездил в Нью-Йорк к театральному костюмеру и взял напрокат полицейскую форму. Потом он отправился в Нью-Гэмпшир и приобрел в трех ломбардах три пистолета, два из которых оторвали бы руки всякому, кто рискнул бы ими воспользоваться, но это не имело значения. Эти пистолеты были нужны только для маскарада. Третий был в рабочем состоянии, но не годился для прицельной стрельбы, этот пистолет предполагалось использовать как пугач.

Вернувшись в Стокбридж, Фрэнк порылся в груде брошенной Джеком Остоном старой одежды и отыскал в ней дряхлые застиранные темно-синие рабочие брюки и рубашку из красной шотландки. Потом он сходил в магазин канцтоваров, приобрел блокнот на дощечке и стопку чистых бланков, один день не побрился и в таком виде отправился в "Келли транзит". Побродив по огромной стоянке, он торопливо подошел к окошку диспетчера, заглянул в блокнот и заявил:

– Мне нужен автобус номер 271.

Было полпятого вечера, рабочий день диспетчера подходил к концу, и, что более важно, через полчаса на Грин-Медоу должна была заступать очередная смена. Если все пойдет по плану, автобус номер 271 прибудет к воротам станции первым.

Диспетчер оторвался от кроссворда, поднял глаза и спросил:

– Чей заказ?

– Гараж Хайятта, – отозвался Фрэнк, делая вид, будто ему совершенно наплевать, дадут автобус или нет.

– Кажется, двести семьдесят первый в рейсе, – сказал диспетчер.

Нужный автобус был на месте; Фрэнк заметил номер, пока расхаживал по площадке. И тем не менее он пожал плечами и ответил:

– Мне это до лампочки, приятель. Поеду назад в гараж, – и пошел прочь.

– Эй! Эй! Постойте! Я должен проверить!

Фрэнк остановился, оглянулся и процедил:

– Так пошевеливайтесь, дружище. Мне еще домой ехать.

– Сейчас поглядим. – Диспетчер просмотрел ведомости и сказал: – Да, он здесь. Стоит где-то поблизости. Подождите минутку, – с этими словами он повернулся к Фрэнку спиной и принялся изучать ряды ключей, висевших на стене. Потом он оторвал задницу от стула и, тяжело ступая, пошел к двери. Сейчас посмотрим, – добавил диспетчер, перебирая бирки ключей. В конце концов он прищурился и обвел взглядом площадку, забитую автобусами. – Двести семьдесят первый должен быть где-то поблизости, – пробормотал он.

Фрэнк безучастно ждал, и диспетчеру потребовалось целых три минуты, чтобы найти автобус, стоявший у него перед носом. Номер 271 был нанесен на заднюю аварийную дверцу и на левую сторону лобового стекла, словно нарисованная бровь. На обоих бортах под окнами красовались большие черные буквы: "Церковная школа "Посланник Господен".

– Похоже, это он, – заметил диспетчер.

– Вам лучше знать, приятель.

Диспетчер заставил Фрэнка расписаться (тот нацарапал в углу бланка "Джордж Вашингтон"), протянул ему ключ, и автобус отправился в путь.

– Все в порядке. Годится, – сказала Мария-Елена.

Что "в порядке"? Что и для чего "годится"? Марии-Елене было все равно. Она даже не задумывалась над этими вопросами. Ответ был готов заранее: "Все в порядке. Годится".

Ей вполне хватало того, что она знала. Мария-Елена знала, что движение – жизнь, неподвижность – смерть. Она знала, что группа людей, объединенных целью, – это жизнь, а одинокий человек, лишенный цели, смерть. Мария-Елена знала, что поющий человек – это жизнь, а человек, у которого отняли песню (и даже записи и память о песнях, которые он пел когда-то), – смерть. Она знала и то, что слишком долго пребывала в состоянии смерти. Она знала, что смерть все равно придет, настигнет всех без исключения – кого-то раньше, кого-то позже, – но была уверена в том, что умирать до наступления физической смерти недостойно человека.

Фрэнк вернул ее к жизни и собирался что-то сделать, а делать что-то, не важно что, неизмеримо лучше, чем пребывать в летаргическом сне, в котором Мария-Елена провела долгие годы.

Мария-Елена вела автобус, нахлобучив шоферскую фуражку и нацепив очки с дымчатыми стеклами, из опасения ненароком попасться на глаза кому-нибудь из знакомых демонстрантов, толпившихся по своему обыкновению у ворот станции (как будто такая встреча могла иметь сколь-нибудь значимые последствия). Фрэнк в синей форме охранника стоял на нижней ступеньке, невозмутимо поглядывая в лобовое стекло. В двух рядах позади справа от Фрэнка, сидел Кван в костюме, белой сорочке и при галстуке; добрую четверть персонала Грин-Медоу составляли азиаты, и присутствие Квана лишь добавляло облику заговорщиков достоверности. Еще через два ряда сидел Григорий в клетчатой рубашке с распахнутым воротом – эдакий высоколобый, витающий в облаках и презирающий всякие условности вроде галстуков. Пэми сидела по другую сторону прохода. На ней были черный джемпер, скромная нитка жемчуга и очки в роговой оправе; прежде растрепанные волосы собраны в безупречный пучок. Неясно, кого должна была изображать Пэми, но выглядела она вполне прилично.

Впрочем, ломать комедию пришлось недолго. Автобусы сворачивали и въезжали в заблаговременно открытые ворота станции, не останавливаясь, чтобы не стать легкой добычей забастовщиков и демонстрантов. Полицейские и охранники увидели то, что ожидали увидеть, – желтый автобус "Келли транзит" с женщиной за рулем, охранником в синей форме и высоколобыми пассажирами в салоне; к тому же автобус прибыл по расписанию, так что его пропустили беспрепятственно.

Территория внутри периметра была тщательно ухожена, являя постороннему взгляду опрятный склон с фруктовыми деревьями и подстриженными кустами на фоне густой купы более высоких пихт различных пород. Двухрядная асфальтовая дорога убегала вверх по склону, и, лишь достигнув вершины холма и перевалив за нее, лишь оказавшись под сенью деревьев, пятеро лазутчиков в полной мере почувствовали, что первый этап операции благополучно завершен.

Впереди возвышался усеченный конус станции, унылая бетонная бочка без окон. Под бетоном скрывался стальной колпак, а под ним, в свою очередь, находились реактор в защитной оболочке, стержни замедлителя, парогенератор, теплообменник, фильтры, клапаны и отстойник. Все это вкупе составляло сердце станции, ее живую сущность, с которой пятерым людям в автобусе придется совладать, если они хотят чего-то добиться; разумеется, при условии, что их не выведут отсюда в наручниках.

Слева от главного конуса торчала его уменьшенная копия – здание вспомогательного оборудования. Под его крышей располагались аварийная система охлаждения, емкость с насыщенной бором водой и хранилище радиоактивных отходов. Чуть поодаль виднелся административный корпус, трехэтажное кирпичное здание, являвшее собой полный контраст образчикам ядерной архитектуры и более всего напоминавшее факультетское помещение какого-нибудь колледжа на Среднем Западе.

Справа от главного колпака располагался турбинный ангар, удивительно похожий на здания сходного назначения на обычных электростанцях. Там были установлены турбина, генератор, конденсатор, трансформатор и все прочие устройства, при помощи которых излучаемая реактором энергия превращалась в электричество. Бок о бок с турбинным ангаром стоял еще один маленький колпак, в котором размещалась ставшая притчей во языцех лаборатория доктора Филпотта. На заднем плане виднелись две охладительные башни, сводчатые сооружения из серого бетона, напоминавшие Ваала, высеченного резцом скульптора-минималиста.

Напротив колпака станции стояло приземистое здание пульта управления, соединенное с колпаком длинным коридором. Там сидели слуги ядерного чудовища, которые кормили и ублажали своего повелителя, удерживая в узде его неистовую мощь. Именно это здание предстояло захватить пятерке смельчаков; победить, или оказаться побежденными.

Мария-Елена остановила автобус у входа в здание пульта управления, включила ручной тормоз и открыла дверь. Фрэнк оглянулся на своих сподвижников и кивнул.

– Нам нечего терять, ребята. – сказал он и выпрыгнул из автобуса.

Такой боевой клич был ничем не хуже любого другого.

36

– Господи, профессор! Вы только посмотрите!

Доктор Марлон Филпотт, менее опрятный и холеный, но более внушительный в своей лаборатории, нежели на экране "Ночной линии", неохотно оторвал взгляд от магнитной ловушки и висевшего в ней медленно клубящегося сгустка дейтерия, в котором происходило нечто. Или вот-вот должно было произойти. Он вопросительно посмотрел на Чанга, робко топтавшегося в дверях комнаты отдыха, и пробурчал:

– Что случилось?

– Там по телевизору такое показывают!

Доктор Филпотт был совершенно уверен, что свалял дурака на "Ночной линии" или его выставили дураком, что было ничуть не лучше. Поэтому упоминание о телевидении вызвало у него приступ раздражения. Черт бы подрал этих руководителей "Юнитроник" с их рабским преклонением перед общественным мнением!

– В дейтерии происходит нечто более важное, намного более важное, чем на экране телевизора! – наставительно заметил он.

– Нет, нет! – Чанг был взвинчен до предела и переминался с ноги на ногу, словно ему хотелось в туалет. – Это здесь, у нас на станции!

Демонстранты, забастовщики... Доктор Филпотт старался обращать на этих новоявленных луддитов как можно меньше внимания и уже хотел было дать юноше суровую отповедь, когда Синди, обеспокоенная волнением Чанга, выскочила из-за вспомогательного пульта и бросилась к дверям, привычным движением откидывая светлые волосы, упавшие ей на глаза.

– Что случилось, Чанг?

– Может быть, я ошибаюсь... – забормотал Чанг, плоское лицо которого, полускрытое круглыми зеркальными очками округлилось заметнее обычного; это был единственный признак беспокойства. – ...Но, кажется, нашу станцию захватили.

Синди тряхнула головой. Ее светлые волосы опять упали на глаза.

– Кого захватили?

– Нас! Электростанцию!

Филпотт, которому хотелось лишь одного – немедленно вернуться к созерцанию происходящего в дейтерии, развел руками и сказал:

– Захватили? И где же они? Что-то я никого не вижу!

– Не здесь, профессор! В зале управления!

– Боже мой! – воскликнула Синди и бросилась к телевизору.

Доктор Филпотт отлично понимал, что при выполнении любой серьезной научной работы не обойтись без студентов и аспирантов, представлявших собой единственный источник рабского труда в этом мире, во всех остальных отношениях вполне цивилизованном. Он осознавал также необходимость давать студентам определенную свободу, поощрять их любознательность и прощать юношескую горячность.

Он снисходительно улыбнулся, размеренной поступью вошел в комнату отдыха, повернулся к телевизору и увидел привычную, разве что несколько более бурную демонстрацию у ворот Грин-Медоу. Где-то на заднем плане копошились толпы народа, похожие на массовку в батальных сценах фильмов, поставленных по произведениям Шекспира; перед объективом камеры стояла девушка с микрофоном в руках, очень похожая одеждой и лицом на повзрослевшую Синди.

– Ага, – сказал Филпотт, – похоже, там накопилась критическая масса.

– Нет, профессор, – отозвалась Синди. – Давайте послушаем.

Филпотту вовсе не хотелось слушать, но он умолк; по мере осознания происходящего его нежелание слушать стремительно нарастало.

"До сих пор никто не знает, кто эти террористы и в чем заключаются их требования, – вещала журналистка. – Ясно лишь, что среди них есть по меньшей мере один специалист по управлению станциями такого типа. По настоянию террористов произведена эвакуация всего персонала станции за исключением тех людей, которые остаются заложниками. Интенсивность процессов в реакторе сведена к минимуму. Станция Грин-Медоу продолжает вырабатывать электричество в дежурном режиме, а недостаток энергии покрывается за счет электросетей северных штатов и Канады. Потребителей просят не беспокоиться..."

– Черт побери! – воскликнул Филпотт, осознав наконец невозможное. – Они уже здесь!

– Да, профессор.

Филпотт быстро огляделся.

– Судя по всему, о нас они не знают. По крайней мере не должны. Немедленно заприте и задрайте двери. Переключитесь на аварийный генератор: террористы не должны заметить утечки энергии.

Чанг и Синди переглянулись.

– Неужели вы намерены продолжать работу, профессор? – отважилась спросить Синди.

– Еще бы! Сейчас, когда мы уже на полпути... И в такой миг остановить эксперимент? Сдаться на милость безмозглых бандитов?

– Но как же... – Миндалевидные глаза Чанга за сверкающими стеклами очков испуганно забегали. – ...Эксперимент, риск...

– Никакого риска! – Доктор негодующе фыркнул. – О нас никто не знает, лаборатория вполне автономна. Уж не собираетесь ли вы стать заложниками террористов, превратиться в предмет торга между этими мерзавцами и властями? Лично меня вовсе не привлекает перспектива оказаться в плену и быть обмененным на какого-нибудь политического заключенного из Северной Ирландии или Ливии!

До сих пор молодые люди не думали о возможности такого поворота событий. Они потрясенно и растерянно посмотрели на Филпотта, который, к счастью, ничуть не растерялся и не испугался, хотя и был встревожен.

– Здесь мы находимся в большей безопасности, чем в любом другом месте, – объяснил Филпотт. – Мы постараемся не привлекать внимания террористов, останемся в здании и запремся до тех пор, пока руководство не наведет порядок. И, покуда мы здесь, нет никаких причин прерывать исследования. Согласны?

Чанг и Синди колебались, а Филпотт ждал ответа. Он вперил суровый взгляд в лицо Чанга, который легче поддавался влиянию. Юноша был не в силах спорить.

– Да, профессор. Я согласен, – робко пробормотал он.

– Синди?

Вновь повисла неловкая тишина, однако деваться было некуда, и девушка ответила:

– Я полагаю... да. Я полагаю, это единственный выход.

– И вы правы. – Филпотт бросил взгляд на телеэкран, где журналистка все распиналась о "дерзости замысла террористов", и проворчал, словно обращаясь к ней и обвиняя ее в происходящем: – Меня ничто не остановит! – Он оглянулся на дверь, за которой продолжался эксперимент, и добавил: – Особенно теперь!

37

Пуля, выпущенная из пистолета Фрэнка и угодившая в деревянную доску, вызвала настоящий переполох среди восьми сотрудников главного пульта станции, однако Григорий сумел унять панику и превратить испуганных людей в послушную работоспособную команду.

– Я был в Чернобыле, – заявил он, как только Фрэнк согнал растерянных трепещущих сотрудников в маленькую кучку в центре зала. – Я работал пожарным.

Григорий поведал работникам станции о том, что с ним произошло, растолковал, пользуясь техническими терминами, причины катастрофы в Чернобыле и в заключение сказал:

– Поверьте, я не хочу, чтобы с кем-нибудь случилось то же, что и со мной; я не намерен устраивать взрыв. Если вы нам поможете, станции не будет причинено ни малейшего ущерба. Нам нужно одно – привлечь внимание общественности.

– И деньги, – напомнил Фрэнк. – Деньги для нашего движения.

После долгих споров Фрэнк согласился увязать свои корыстные требования с возвышенными целями прочих участников предприятия. Пять миллионов долларов – Фрэнк отказался скорректировать цифру – должны были пойти в фонд организации под названием "Комитет защиты окружающей среды". (Организация была, конечно же, липовая, но деньги, как известно, не пахнут.)

– Да, деньги, – подхватил Григорий. – Но к этому мы еще вернемся, – и вновь принялся излагать план действий тонким мягким голосом, сидя за столом лицом к пленникам и скрывая от них свою невероятную слабость, едва позволившую ему дойти пешком от автобуса до пульта управления. Кван и Пэми, тоже изрядно выдохшиеся, уселись слева и справа от группы заложников, наблюдая за ними с флангов. Фрэнк и Мария-Елена оставались на ногах, поводя пистолетами.

Как только между Григорием и заложниками завязался разговор, Фрэнк понял, что дело идет на лад. Противник был не ахти – пять женщин и трое мужчин, все без исключения люди умственного труда, не желавшие рисковать жизнью. Все они принадлежали к руководящему составу и оказались намного старше сотрудников, работавших здесь обычно. Они были готовы сделать все, что прикажут.

Приказ был простой: реактор не гасить, но понизить энергоотдачу до минимально возможного уровня. Потом позвонить по телефону.

Первые телефонные переговоры доверили старшему технику, женщине лет шестидесяти, которая, судя по всему, в молодые годы очень напоминала Марию-Елену. Она позвонила в один из кабинетов административного здания и передала текст сообщения, продиктованный Фрэнком:

"Пульт управления захвачен решительными вооруженными людьми.

В случае безусловного подчинения приказам группы захвата никто не пострадает.

Реактор по-прежнему управляется штатным персоналом, руководство которым принял на себя один из членов группы захвата, квалифицированный специалист по ядерной энергетике.

Группа захвата требует немедленной эвакуации всех сотрудников, находящихся на территории станции.

Переговоры с руководством станции начнутся только после окончания эвакуации.

Для паники нет никаких оснований; более того, группа захвата настаивает на том, чтобы население близлежащих районов оставалось на месте.

При попытке нападения на станцию с целью ее освобождения группа захвата немедленно устроит взрыв, не дав возможности эвакуировать людей, подвергающихся опасности; все члены группы безусловно готовы к гибели.

Первое требование состоит в немедленной эвакуации персонала и установлении прямой телефонной связи с внешним миром.

Переговоры могут начаться только после выполнения этих требований и признания группы, захватившей станцию, полноправным их участником".

X

Что дальше? Ядерная электростанция? Пятеро неудачников заперлись на станции, но зачем? Неужели они рассчитывают причинить ей сколь-нибудь значительный ущерб? Я прибыл в этот мир, чтобы спасти его, но вижу, что мой противник, этот мерзкий подхалим, готов удовлетвориться уничтожением штата Нью-Йорк. Разумеется, существует немало дураков, полагающих, что штат Нью-Йорк (или даже одноименный город) – это и есть весь мир, но Он к их числу не принадлежит.

А как же Сьюзан Кэрриган? Какова ее роль, каковы ее обязанности? Эта блудливая кошка, эта жалкая потаскуха начинает действовать мне на нервы. Злосчастная пятерка терроризирует население Грин-Медоу, а она тем временем прохлаждается в объятиях призрака, играющего в любовь. В любовь, которая всегда считалась моей епархией! Бесстыжий ублюдок!

Может, убить ее и посмотреть, что из этого выйдет? Убить медленно, по капле выдавливая жизнь сквозь поры ее тела? Или поразить ударом молнии?

Я призываю вас, соглядатаи срединных просторов воздуха, мои северные союзники, обитатели бескрайних сумерек, щупальца моего разума, источники моей силы и моих знаний. Что они задумали? Что нам известно? В чем заключается игра этого убийцы, бездарного, тупого инструмента в Его руках?

Стабильная форма материи? Антиматерия? Какой ужасный замысел! Так, значит, пресловутые эксперименты на станции имеют целью создание антиматерии?

Ты слышишь, о Нечестивый? Они собираются превратить Землю в черную дыру!

Нет, только не это. Я должен проникнуть туда немедленно. Я должен его остановить, остановить одним ударом.

Какая ирония судьбы, ведь я вынужден спасать чужую планету!

Аннаниил

Итак, он уже знает.

Впрочем, этого следовало ожидать. Судя по всему, маленький урок, который я преподал в Коннектикуте, не пошел ему впрок, и я должен был это предвидеть; угрозы и истязания – палка о двух концах, они способны как сломить дух противника, так и укрепить его. Как ни странно, насилие – не лучший образ действия. Как правило, все, чего ты добиваешься насилием, впоследствии приходится переделывать.

Что он может, этот падший ангел, бесстыдный и безымянный раб Люцифера? Уговорить? Подкупить? Оказать моральное давление? Он – лишь продолжение своего низменного повелителя, обладающего такой же свободой воли, как, скажем, Луна.

Ну что ж, мы опять его остановим.

Чтобы получить возможность действовать, нашему смердящему приятелю, изрыгающему запах серы, придется принять сколь-нибудь приемлемую форму, то есть, в отличие от нас, создающих свои обличья из собственных атомов, вселиться в человеческое тело. И первое, что придет на ум этому примитивному, во всем предсказуемому орудию Сатаны, – войти в тело одного из работников станции, запертых в зале главного пульта и обеспечивающих сохранность оборудования. Справиться с этим нетрудно. По моему призыву на помощь явятся херувимы, быстрые, как мысль, пронзающие пространство и время с невероятной точностью. Как заблуждаются люди-художники, изображающие херувимов пухлыми неповоротливыми созданиями!

И я призвал их, верных слуг Господа. Теперь они витают вокруг работников станции, охраняя и защищая их, готовые немедленно предупредить меня о любой попытке вторжения. Каждый работник вплоть до последнего мгновения своей жизни будет под опекой... давайте назовем их ангелами-хранителями.

Итак, он не сможет внезапно объявиться на станции. Ему придется начинать снаружи, из-за забора. Ему придется войти в тело какого-нибудь бедолаги из внешнего мира и попытаться проникнуть сквозь плотное кольцо охраны. Полагаете, это невозможно? Сомневаюсь; этот шелудивый пес на деле доказал свое коварство.

Разумеется, за пределами станции к его услугам широчайший выбор. Я не могу приставить к каждому ангела-хранителя. Нам остается лишь внимательно наблюдать.

38

Происшествие на электростанции потребовало от Джошуа Хардвика напряжения всех его душевных сил. Жизненный путь руководителя отдела по связям с общественностью атомной станции, расположенной в сотне миль от крупнейшего населенного пункта, города Нью-Йорка, даже в более спокойные времена отнюдь не устлан розами. А уж когда станцию захватывают террористы, особенно когда ввиду полного отсутствия сведений о них информационная служба лишена возможности наводить тень на плетень и вешать лапшу на уши, жизнь начальника ОСО превращается в настоящий ад.

В эти дни Джошуа Хардвику приходилось так туго, что его порой охватывала тоска по рекламному делу. Тогда он мог позволить себе пропустить стаканчик-другой за обедом, а когда наступали тяжелые времена, он был по крайней мере избавлен от непрерывной слежки со стороны Си-эн-эн. К тому же... Впрочем, всех преимуществ все равно не перечислить.

В последнее время Джошуа с трудом вставал с постели и уже начинал ненавидеть утренний рапорт охраны Грин-Медоу: "Все по-прежнему. Террористы все еще на станции".

Он начинал ненавидеть свою "хонду", безмятежную двадцатиминутную поездку на работу, начинал ненавидеть свою должность, репортеров, полицейских, игру в вопросы и ответы, в которой хуже всего было то, что ответов, по сути, не существовало.