Текст книги "Призраки"

Автор книги: Ричард Мэтисон (Матесон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Гос-с-споди! – прошипел он с отвращением к самому себе, чувствуя себя полнейшим идиотом.

«Классический пример шаблонного мышления», – подумал он про себя. Вот что значит жить в мире теледрам. Он пересек мастерскую, подошел к Марианне, сел рядом.

– А женщина, изображенная на картине?

– Моя мать.

– Миссис Брентвуд? – Облегчение словно потоком омыло его. Вовсе не актрису напоминала ему та пожилая дама. – И ты действительно живешь в том особняке на вершине утеса?

Марианна безмолвно кивнула.

– Почему же ты говорила мне, что живешь не там? Не отвечай, я знаю почему. Ты не была уверена, что мы станем близко знакомы?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, причина была не в этом.

– А в чем же?

– Я не хотела, чтоб ты встречался с ней. – Плечи девушки поникли. – Но вы все-таки встретились.

Голос ее звучал до того печально, до того жалобно, что Дэвид невольно положил ладонь ей на плечо.

– Это не имеет никакого значения для меня.

– Не имеет? – Марианна с надеждой подняла на него глаза. – Ничто не изменилось?

Он начал было отвечать, но оборвал себя: это они выяснят позже.

– Объясни мне, пожалуйста, почему твоя мать пыталась уверить меня, что ты… – Не договорив, он фыркнул. Сам термин казался ему теперь неприятным.

Марианна внимательно смотрела на него и не отвечала. Он понадеялся, что она не заметит спешной перемены темы.

– Почему она делала это?

– Хотела отпугнуть тебя.

Дэвид заметил, что его ладонь до сих пор покоится на ее плече, и незаметно убрал руку.

– Зачем ей это?

– Чтобы я опять осталась одна.

– Не понимаю.

Марианна отвела лицо в сторону.

– Она ненавидит меня, Дэвид. Ненавидит так давно, что… что я уже и сама не помню, когда это началось.

Снова печально поникла головой.

– За что же она так ненавидит тебя?

Девушка казалась совсем расстроенной.

– Что мне следует сказать, чтобы это не звучало так гадко? – Недоумение зазвенело в ее голосе. – Она ведь моя мать, Дэвид, и я не хочу говорить о ней плохо.

– Но она же говорит плохо о тебе.

– Я знаю, но… – Марианна опять бессильно покачала головой. – Она не совсем нормальна. Она верит в такие вещи…

– Относительно мертвецов?

Марианна вздрогнула.

– Прошу тебя, не надо.

– Извини, не буду. – Дэвид хотел было погладить ее, но торопливо вернул руку на место, почувствовав, как поднимается в нем желание ласкать эту девушку. Мускулы живота опять заныли, все его существо сопротивлялось желанию обладать ею. Он слишком хорошо знал, куда оно его может привести.

– Отчего же она ненавидит тебя?

– Оттого что я молода. Оттого… – Ее лицо выражало муку. – Она говорит, что я обладаю той красотой, которой она лишилась.

Дэвид поморщился. Картина приобрела удручающе ясные очертания: очаровательная, но эгоистичная и мстительная женщина, возненавидевшая собственную дочь за то, что та напоминает ей о наступившей старости. Ревность, породившая ненависть и психические отклонения. Именно это он увидел в глазах миссис Брентвуд и услышал в дрожании ее голоса – злобу, кипящую в глубине сердца.

– Так она и напугала сына Терри Лоуренса? – поинтересовался он.

– Возможно, – послышался тихий шепот.

Продолжая ломать голову над всем этим, он недоумевающе нахмурился:

– Но почему ты продолжаешь жить с ней?

– Потому что не могу иначе.

– Как так «не можешь»?

– Я боюсь, что, если оставлю ее… – Девушка на мгновение замолчала, разглядывая свои руки. – Если я уеду, она…

– Она покончит с собой? – продолжил он ее мысль.

Марианна плотно смежила веки.

– Она ведь больна, Дэвид. Очень тяжело больна.

И, внезапно вздрогнув, прижалась к нему.

– Обними меня, прошу тебя.

Но так как он заколебался, она вцепилась в него изо всех сил.

– Ты мне так нужен. Пожалуйста, не бойся меня.

– Не бояться? – Смех его прозвучал неестественно. – Боже милостивый, не думаешь ли ты, что я боюсь тебя? – Он крепко прижал девушку к себе. – Ах, Марианна, Марианна!

«Бедное создание», – подумал он в эту минуту. Вот что это такое, дитя в образе женщины, создание, которое в действительности живет «на привязи», причем в гораздо более печальном смысле, чем если б речь шла только о плоти, ищущей наслаждений. «Господи, – думал он грустно, – и это мне, с моими собственными бесчисленными проблемами пришлось столкнуться с такой трагедией. Создание, так сильно нуждающееся в помощи и понимании, так отчаянно ищущее любви, что даже сочувствия человека, согласного посвятить ей жизнь, было бы недостаточно». Что же касается его, Дэвида…

Он закрыл глаза, и знакомый груз вины вновь лег на его плечи. «Как безответственна плоть, – думал он. – Как жадна она и беспечна». Ему не следовало начинать этот роман. Ведь увлекшись этой женщиной, он сделал ее жизнь еще более запутанной.

Он вздрогнул, ощутив ее теплое прикосновение. Она еще крепче прижалась к нему.

– Люби меня, Дэвид, – послышался ее шепот. – Помоги мне забыть обо всем.

– Нет, – вырвалось у него необдуманно.

Марианна быстро выпрямилась и в смятении взглянула на него.

– Нет-нет, я имел в виду только… – Он замолчал. Всепоглощающее чувство вины давило его, вызывая физическое недомогание. – Я хотел сказать, что наша любовь не поможет ни о чем позабыть. Марианна, тебе придется самой решать, что делать дальше. – В эту минуту он стал сам себе ненавистен, но разве не правдой были его слова? – Тебе следует взглянуть в лицо реальности, и тогда…

И в эту минуту раздался страшный крик:

– Не-е-ет!

В этом крике вырвалось столько бешенства, что он невольно отпрянул.

– Я не хочу-у-у! Не хочу-у-у-у!

Она пожирала его глазами, и от ненависти этого пылающего взгляда он буквально окаменел. «Кажется, это именно то, что называется „кровь застыла в жилах“», – мелькнула у него мысль.

– Мне нужно твое тело, – горячечно шептала она. – Мне нужно твое тело, чтобы забыть обо всем.

Дэвид мог только неподвижным взглядом смотреть на нее, сознавая, что эта женщина является для него книгой за семью печатями. Ее реакция была столь бурной, неожиданной и яростной, что в нем снова проснулся страх перед ней. «Она просто сумасшедшая», – мелькнуло у него в голове. Просто невероятно, что с ним могло такое произойти. И что теперь прикажете делать?

– Ох, Дэвид…

Очевидно, она прочла его мысли по выражению лица. В ее тоне зазвучали раскаяние и боль. Девушка взяла его руки в свои, и он невольно содрогнулся.

– Прости меня, пожалуйста, прости меня, дорогой. – Она принялась целовать его руки, затем прижала их к щекам. – Это оттого, что я так сильно полюбила тебя. Мне не вынести даже мысли о том, что ты готов оттолкнуть меня. Я просто теряю разум от этого.

– Но, Марианна…

– Люби меня, Дэвид, пожалуйста, просто люби меня.

Он не мог вымолвить ни слова.

– Тебе будет хорошо со мной. Я все сделаю для тебя. Вот, увидишь. Чувствуешь, я сама мягкость и нежность? – Она поднесла его ладони к своей груди и сильно прижала их. – Видишь, я вся твоя. Можешь делать со мной все, что тебе придет в голову. Пожалуйста! – Она откинулась на спину. – Хочешь, я сниму свитер, чтоб ты увидел, какое у меня тело?

– Марианна, нет!

Он едва выдавливал из себя слова сквозь стиснутые зубы. Плотно зажмурил глаза, чтоб ничего не видеть. Тошнота бушевала у него в желудке. Но даже сейчас, в эту самую минуту, он желал ее, даже сейчас не находил в себе сил отказаться от этого тела. Вскочив на ноги, он ринулся к двери. Но вдруг остановился и обернулся.

– Я уеду отсюда, Марианна. Мы с женой немедленно возвращаемся домой.

Дэвид втянул в себя воздух и почти цедил слова.

– Мне совестно, что я сделал твою жизнь несчастной. Еще более несчастной, чем она была до встречи со мной. Прости мою слабость, я знаю свои недостатки и за это самым униженным образом прошу простить меня. Но долг велит мне уехать. У меня есть ответственность перед моей семьей. Видит бог, как я хотел бы помочь тебе, но не могу. Та малость, которую я могу тебе отдать, не спасет тебя.

В молчании они смотрели друг на друга. «Но она и вправду призрак, – подумал вдруг он. – Призрак того существа, которым могла бы быть».

– Прошу, не презирай меня. У меня и в мыслях не было причинить тебе боль. Клянусь в этом.

Внутри у него все замерло, когда он увидел, как Марианна медленно поднимается на ноги и через всю студию идет к нему. Подойдя вплотную, она остановилась, и неожиданно ее лицо осветила улыбка. Та самая улыбка, которая ему так бесконечно нравилась.

– Я вовсе не презираю тебя, Дэвид. – Голос ее был полон тепла. Приподнявшись на цыпочки, она коснулась его щеки поцелуем. – Счастливого пути!

И медленно вышла из мастерской. Он проводил ее глазами, противоречивые чувства боролись в нем – радость и сожаление и, несмотря на всю его решимость, разочарование от ее небрежного прощания. Мысленно он продолжал слышать ее голос: «Это оттого, что я так сильно полюбила тебя. Мне не вынести даже мысли о том, что ты готов оттолкнуть меня. Я просто теряю разум от этого».

Если она на самом деле так думала, как же она могла?..

Дэвид поплотнее смежил веки, лицо его исказилось. «Суета сует», – сказал он про себя. Затаив дыхание, он ждал, когда за ней закроется дверь. Услышав этот звук, открыл глаза и прислушался к ее шагам на лестнице. И вдруг, бросившись к двери, рывком распахнул ее. До его слуха донесся звук ее шагов по полу гостиной. Теперь закрылась входная дверь.

Он не был готов испытать тот беспощадный приступ боли, который пронзил его. Как же ему будет ее не хватать! Нет, это всего лишь увлечение. Он принял единственно разумное решение! Но как же ему все-таки будет ее не хватать! Как там у кого-то было сказано? Чертовски подходящая фраза, прямо про нее: «Что за дуновение жестокой и ревнивой красы ощущает мое лицо; что за мрачное пламя, что за музыка…»

– Марианна, – прошептал он. И после паузы: – Прощай.

Затем он долго сидел в гостиной, дожидаясь возвращения Эллен. Едва услышав, что открывается дверь, вскочил с дивана и, встретившись с глазами жены, удивленными и непонимающими, поежился.

– Привет.

Она не ответила. Он на мгновение заколебался, затем сделал приглашающий жест:

– Присядь, пожалуйста.

Снова не ответив, она пересекла комнату и села. Тогда он уселся рядом. Они посидели в молчании, затем Дэвид шумно набрал в грудь воздух.

– Давай уедем отсюда, – произнес он.

Она настороженно наблюдала за ним.

– Эллен, нам не следовало приезжать сюда. Это было ошибкой.

– Думаю, что не было.

Он вздрогнул.

– Что такое?

– Разве было бы лучше, если бы между нами ничего не было сказано?

Он вздохнул, подумал и через несколько мгновений отрицательно покачал головой.

– Нет. Хорошо, что мы обо всем поговорили. Но… хоть слова и сказаны, а проблема все равно осталась. Может быть, лучше обсудим все дома?

Она опять промолчала.

– Здесь неподходящее для этого место, – настаивал Дэвид. – Да, правда. Тут мы ни до чего не доберемся.

– Ты считаешь, что именно это мы и пытаемся сделать?

– Да. – Он говорил размеренно, обдумывая каждое слово. – Мне думается, что нам с тобой обоим казалось, будто то, что мы когда-то потеряли, до сих пор ждет нас в Логен-Бич и что мы сможем найти это здесь.

Мгновение жена молча смотрела на него, затем опустила глаза.

– Возможно, ты и прав.

– В таком случае давай уедем домой.

– Гм. Домой?

Она произнесла это слово так, будто говорила о какой-то недостижимой, далекой цели. Дэвид осторожно взял ее руку в свою.

– Мы будем добиваться этого.

– Да. Но добьемся ли? – В ее взгляде будто просилась наружу мольба. – Или же мы просто пытаемся привыкнуть к такой жизни?

Изо всех сил он замотал головой.

– Нам это не удалось бы, даже если бы мы очень захотели.

– Ты будто разочарован.

– Нет, что ты. – В его улыбке отчетливо была видна подавленность. – Ну разве что самую малость. Это могло быть почти незаметно.

– И нереально.

– Думаю, да. – Он вопросительно глянул на жену. – Ты не жалеешь о том, что все изменилось?

– Жалею, что перемены пришли так поздно. Жалею, что мы сами мешали их приходу.

Дэвид выпустил ее ладонь. Волна разочарования захлестнула его.

– Ты так говоришь, будто совершенно уверена, что наш брак был ошибкой.

– Я не это хотела сказать. – Теперь Эллен говорила довольно мягко, но тон ее не был умиротворенным. – Ведь только последние несколько лет нам стало тяжело даваться притворство. Это произошло потому, что появилась Джулия. – Она выпрямилась. – Я уже сказала, что, может быть, выложила тебе все слишком резко. Я хочу лишь одного – чтоб ты понял, что игнорировать наши проблемы больше нельзя.

– Это я понял. Больше мы ничего не будем игнорировать. – Он с энтузиазмом кивал. – И справимся с проблемами. Только давай сделаем это дома, не здесь.

Эллен озадаченно уставилась на него.

– О чем ты? Почему мы не можем разговаривать здесь?

– Мне это было бы не по душе. – Он старался сдерживаться. – Здесь все такое незнакомое, чужое. Это отвлекает.

Она молчала, и Дэвид со страхом пытался догадаться, о чем она думает.

– Разве это не более чем разумно? Заниматься нашими делами в нашем доме?

– Здесь ты даже не хочешь разговаривать о них?

– Ты имеешь в виду – сейчас разговаривать?

– Ну да.

– Ладно, почему бы и нет? Я совсем не имел в виду через двадцать минут уже сидеть в самолете. – Он страшился проявлять слишком заметную настойчивость, чтоб сохранять естественность ситуации. – Я хотел, чтобы мы отправились сегодня, не важно в какое время. Хотел приехать домой и заняться нашими делами.

Эллен вздохнула.

– Ну, если ты считаешь, что это так серьезно…

«Если бы этому была хоть малейшая альтернатива, я бы так не считал», – подумал он, и тут его осенила другая мысль:

– Послушай, если ты против того, чтобы немедленно отправиться домой, мы могли бы поехать в другое место. Как ты решишь.

Но Эллен прервала его:

– Какой в этом смысл?

Он почувствовал себя в ловушке.

– Ну-у, не знаю… – Пожал плечами. – Чтобы не вносить в этот вопрос срочность.

– Но… – Она с раздражением махнула рукой. – В таком случае зачем уезжать отсюда? Ведь именно тут все и начиналось.

– Просто мне здесь не нравится.

– Почему? Может, именно потому и не нравится? Потому что тут все начиналось?

Он расстроенно опустил голову и отвел глаза в сторону.

– Нет, не поэтому. Хотя не знаю, может, и так.

Эллен вздохнула.

– Ох, Дэвид, тебя просто не понять. Неужели тебя больше всего беспокоит то, где мы находимся?

Он не понимал, к чему она клонит.

– Или же трудность в другом? В том, что ты хочешь уйти от реальности? И не можешь расстаться с этим желанием?

Дэвид закрыл глаза. Словно кто-то невидимый взвалил ему на плечи тяжелый груз и теперь он горбился под ним.

– Ты действительно так думаешь?

Эллен сначала не нашла, что ответить, и глубокая тишина повисла в гостиной.

– Право, не знаю даже, – наконец заговорила она. – Чувствую себя… словом, как-то странно, не на месте. Будто я только что управилась с какой-то трудной задачей и теперь не знаю, за что приниматься. Что я, собственно, хочу?

С болью всматривался Дэвид в жену. Никогда прежде он не слышал столько горечи в ее голосе, не видел ее такой растерянной. Захотелось взять ее за руку, утешить, но что-то удерживало от этого шага.

– Чем больше мы обсуждаем этот вопрос, тем больше мне кажется, что в последние годы наша совместная жизнь превратилась в неудачную шараду, бессмысленную головоломку. Каждый из нас пытается, но безуспешно, догадаться, что именно задумал другой, и так же безуспешно старается озвучить свою догадку. – Эллен обернулась к нему. – Поверь, никогда прежде я не чувствовала себя так далеко от тебя, как сейчас.

Он смотрел, как жена молча встала, прошла через комнату и остановилась у лестницы.

– Пойду укладывать вещи. Мы возвращаемся в Шерман-Оукс. Думаю, нам надо развестись.

Дэвид вздрогнул.

– Нет. Я не хочу.

Она снова молча посмотрела ему в глаза. И вдруг у него перед глазами все стало расплываться и дрожать, ее силуэт стал неясным.

– Нет, – снова пробормотал он и потряс головой, стремясь избавиться от этой странной пелены перед глазами.

Эллен вернулась, подошла к нему и коснулась пальцами его щеки.

– Дэвид?

– Нет.

– Ты не хочешь этого?

– Нет.

– Ты хочешь, чтобы все продолжалось, как оно есть?

Он смог лишь протянуть к ней руки.

– Дэвид…

Внезапно она очутилась в его объятиях, ее руки обвили его, ее щека прижалась к его лицу, ее слезы потекли по его щекам.

– Не оставляй меня, Эл, прошу.

– Нет-нет. Я ни за что тебя не оставлю.

– Ты так нужна мне. Пожалуйста, не бросай меня одного.

– Дэвид. О, мой любимый. Дэвид! Не говори так. Я не брошу тебя! Никогда не брошу. До тех пор, пока ты будешь нуждаться во мне. До тех пор, пока буду тебе нужна.

Она осыпала поцелуями его лицо и вся светилась радостью. Дэвид погрузил лицо в ее волосы, крепко обнял.

«Так будет правильно, – думал он. – Я принял правильное решение. И оно словно живительным теплом омывает мой разум, мое тело. Здесь моя любовь, мое счастье. Как мог я сомневаться в этом? Все так ясно».

Страсть, которую он познал с Эллен, так отличается от того, что он испытывал с Джулией и тем более с Марианной. Это желание тоже было физическим, оно тоже волновало его плоть, но вместе с этим его страсть к Эллен будто преломлялась через разум, будто вносила в их отношения частицу его души.

«Вот оно!» – решил он. И эта конкретность вдруг пронзила его страхом. Таково решение, и оно окончательное. Таков ответ! Оказывается, надо лишь одолжить охваченному страстью телу чуточку духовного, выразить через плоть свою душу. Он и раньше когда-то размышлял над этим, но теперь он знал это твердо. Дрожь неожиданно сотрясла все его тело, и такая сильная, что Эллен удивленно взглянула на него.

– Что с тобой?

– Ничего. – Он судорожно цеплялся за нее руками. Попытался посмеяться над самим собой, но смех застрял в горле. – Хотя, почему же ничего? Наоборот, все!

Изумленный, он покачал головой. В чем тут дело? Было ли это так называемым самоосвобождением, чувством, о котором ему доводилось читать? Его тело никуда от него не делось, оно находилось там, где ему было положено, но теперь оно не доминировало над ним, не подчиняло его своим желаниям, а, наоборот, само подчинялось ему; оно не контролировало его поведение, а, наоборот, само было под контролем его разума. Он мог им пользоваться как замечательным музыкальным инструментом, играя ту мелодию, которую хотел играть. Он закрыл глаза, почувствовав сильное головокружение. Конечно, такая эйфория не может продолжаться долго.

Она и не продолжалась, лишь окутала его подобно сверкающей мантии и соскользнула, вернее упорхнула, оставив его. Дэвид бросил взгляд на жену.

– Что с тобой? – Улыбаясь, она смотрела ему в глаза.

– Я только что был космическим телом.

– Как это? Я не понимаю.

– Я тоже. Но это было великолепно! – Он прижал ее к себе. – И все это благодаря тебе. Даже не представляю как, но это чудесно!

Шепча его имя, она все сильней прижималась к нему.

– Я так люблю тебя.

– А я? Я испытываю чувство, большее чем любовь. Я существую благодаря тебе. – Он поцеловал ее. – Не спрашивай, что это означает. Я и сам не знаю. Это ощущение космоса почти сразу исчезло, но каким оно было чудесным. Совершенно необыкновенным! Я бы так хотел, чтобы ты его тоже познала.

Он встал и заставил подняться ее. Реальность вернулась, теперь все опять было на своих местах.

– Пойдем, Эл. Быстро уложимся и бегом домой. Нас ждет дома уйма дел.

– Хорошо, дорогой.

Они двинулись к лестнице, не размыкая объятий.

– Кто бы нас увидел сейчас? – рассмеялась Эллен и смахнула ладонью с его щеки свои слезы. – Сумасшедшая парочка.

– Мы проливали слезы от любви, – произнес Дэвид и вдруг подумал – раньше он ни за что бы не поверил, что будет в состоянии произносить такие слова и не смущаться их сентиментальности. – У нас обязательно все будет хорошо. Мы справимся со всеми нашими трудностями.

– Я справлюсь, – подхватила Эллен, – вместе с тобой.

– Обязательно вместе со мной, это уж непременно. – Он коснулся поцелуем ее щеки.

Они зашагали вверх по ступеням. Как ни странно, его шаги были уверенными, не чувствовалось ни малейшей усталости.

– Пожалуйста, вытри слезы. – Он вынул из кармана носовой платок.

– Не могу сдержать их. Понимаешь, я была уверена, что все кончено, что ты не любишь меня и намерен расстаться со мной.

– Я ужасно люблю тебя и никогда с тобой не расстанусь.

Ее рука, лежавшая на талии Дэвида, сжалась еще сильнее.

– Да, не уезжай, пожалуйста, никуда.

– Никогда.

Он сам в это верил. Ему вдруг стало удивительно хорошо. Все страхи его покинули.

«Еще одна фраза-шаблон», – поймал он себя. Но зато к месту. Словно тяжкий груз наконец-то свалился с его плеч. Именно таким он себя чувствовал – освободившимся от бремени, уверенным в своих силах. В нем ничто не дрогнуло, когда они поравнялись с мастерской. С этим покончено. Отвратительный, хоть и многозначительный эпизод. Он ничуть не сожалел о нем, разве что совсем немного, из-за того, что, возможно, это обидело Марианну.

– Зато подумай, как здорово получится: мы будем дома, когда Линде придет время рожать. – Дэвид улыбнулся.

Она кивнула и тоже заулыбалась. Дэвид пристальнее всмотрелся в любимое лицо.

– Ты все беспокоилась обо мне. А по-моему, ты и сама устала очень сильно.

– Да, конечно, устала. Немного. – Они добрались до верха лестницы, и Эллен прислонилась головой к плечу Дэвида. – Но все равно мне сейчас легко. Это были тяжелые дни.

– Я знаю. – Он покрепче прижал ее к себе.

Когда они вошли в спальню, он заметил на ее лице какое-то странное отсутствующее выражение.

– Ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь? – спросил он.

– Отлично. – Она потрепала его по щеке. – Это просто реакция. К тому же и прогулка моя была слишком долгой. Я все шла и шла, все дальше и дальше, даже не думая о том, что завтра настанет новый день и снова понадобятся силы. Мне не следовало бы просыпаться в такую рань.

– Бедный малыш. – Дэвид обнял жену и подвел к кровати. – Присядь, любимая. А я начну собираться.

Ни словом не возразив, она почти упала на постель и тихонько застонала.

– О-о! – Она сразу же улыбнулась. – Всего лишь небольшая слабость твоей старушки.

– Ты утром хоть позавтракала?

– Конечно. Ела овсяные хлопья.

– Послушайте, Эллен Оудри. – Он наклонился и поцелуем коснулся ее макушки. – Как только мы отсюда выберемся, первым же делом остановимся около приличного ресторана и зададим тебе славный, высококалорийный обед.

– Но я совсем не голодна, – запротестовала она. – Это усталость, а не голод. – Она привстала, собираясь подняться на ноги, но он уложил ее обратно.

– Лучше мне заняться сборами, я же сказал.

– Но мне совсем не хочется, чтоб ты возился со всем этим.

– Не так уж много работы.

Присев на корточки, он снял с нее туфли и уложил ее ноги на постель.

Эллен с усталым вздохом откинулась на подушку.

– Как здорово! – Она потянулась и взяла его за руку. – Я только чуть-чуть отдохну и помогу тебе упаковать вещи.

– И не думай.

– Это ты не думай. Лучше ляг рядом со мной. А попозже мы вместе займемся сборами.

Дэвид присел рядом и стал гладить ее волосы.

– До чего хочется поскорее вернуться домой, и обязательно с тобой, – произнес он. – Нам так много нужно наверстать.

– Дэвид, я очень люблю тебя.

Он наклонился и осторожно поцеловал ее.

– И я тебя. Придет такой день, когда я скажу тебе, как сильна моя любовь к тебе.

– Скажи лучше сейчас!

– Ни за что. А то у тебя головка закружится.

На ее лице возникла чуть сонная улыбка.

– Немножко головокружения от счастья мне бы не повредило.

Он пробежался пальцем вниз по ее лицу.

– Для начала признаюсь, что без тебя мне и льда для коктейля не наколоть.

– Ты преувеличиваешь. Я уверена, что с этим ты отлично справишься.

– Нет. Абсолютно не способен. – Он снова поцеловал ее. – Теперь отдыхай, а я быстро уложу вещички, и мы тронемся.

– Хорошо. Чертовски приятно будет оказаться дома. – Эллен погладила его по щеке и непритворно зевнула. – Только сначала лучше бы позвонить Марку.

– Можем позвонить из аэропорта. – Он усмехнулся. – По крайней мере, Марк успеет выставить своих женщин из дома.

– Как это ужасно, – с улыбкой произнесла она.

– А теперь отдыхать.

Эллен коснулась одной из пяти буковок «X» за его спиной.

– А интересно, кто же это все-таки сделал?

– Понятия не имею, любимая. – Дэвид поднялся и направился к шкафу, распахнул дверцу, вытащил оба чемодана, лежавшие на полке, и обернулся к жене: – Мне кажется, что часов в шесть или семь обязательно должен быть рейс, и нам хорошо бы успеть на него.

Он умолк и, поставив оба чемодана на крышку бюро, подошел к кровати. Эллен уже спала. Он тихонько про себя улыбнулся. «Ангел, – подумал он сентиментально. – Настоящий ангел». И вздрогнул при мысли, что чуть было не потерял ее. Как он мог быть таким слепым?

Дэвид заботливо подоткнул со всех сторон плед. Она даже не шелохнулась. «Бедняжка, ну и настрадалась она, должно быть. И физических, и нравственных сил было потрачено немало». И все из-за него.

Улыбнувшись, он снова отвернулся и пошел к бюро. Опустил один из чемоданов на пол, поднял крышку другого и начал укладывать туда принадлежности туалета Эллен. «Маленькая Элли Оудри», – подумал он. Погладил любовно сложенные вещички. Эта женщина словно создана для него. Подумать только, что он собирался оставить ее ради Марианны. Каким кошмаром стала бы его жизнь!

– Слава богу, что все кончилось, – пробормотал он про себя.

В спальне царило молчание, прерываемое лишь шорохом складываемой одежды. Даже рокот прибоя казался далеким и приглушенным. Сначала Дэвида стали одолевать мысли о его недавней вспышке безрассудства, затем они скользнули к химической природе подобных явлений. Теперь, конечно, все в прошлом, даже не верится, что такое могло с ним произойти. Это нельзя даже назвать чем-то особенным, таким, что он ни за что не согласился бы пропустить. Нет, все, что случилось, является вполне земным, заурядным событием. И произошло оно с ним, Дэвидом Купером, литературным поденщиком телевидения, а не с каким-нибудь мистиком с потусторонними устремлениями.

Особенно его поразил тот всплеск счастья, что вызвало в нем примирение с женой. В конце концов, не один год они свыкались с трудностями семейной жизни. А тут еще эта Джулия подвернулась. А потом нынешняя связь с Марианной, измена, на которую он пошел, не стесняясь того, что Эллен была буквально в двух шагах. Конечно, затем последовали депрессия и тяжелое чувство вины. Что ж удивительного в том, что примирение с Эллен – такое неожиданное – буквально окрылило его, внесло свет в его душу, от которого и вины, и депрессии как не бывало.

Не то чтобы он чувствовал себя заново рожденным. Нет, просто испытывает неимоверное облегчение, как будто с его плеч сняли тяжелейшую ношу. И это чувство является таким мощным, что он находит радость там, где прежде не испытал бы ничего, кроме безразличия.

Например, почему он за много прошедших лет никогда, кроме самых редких случаев, не мог найти слов, чтобы выразить свою любовь к Эллен? В первые годы совместной жизни их интимные отношения почти всегда окутывала атмосфера романтики, нежности. Конечно, может, это было всего лишь иллюзией, которую испытывали они оба, но они верили в нее.

Затем чувства увяли. Наверное, так случается со всеми супругами; реальность – жестокий оселок для любви. Но в их случае увядание привело не к обычной скуке, а к разрушению гармонии их отношений. Теоретически совместная жизнь продолжалась, и даже не без успеха – он любил жену, ее общество доставляло ему наслаждение, он гордился тем, что является мужем такой женщины.

Но с другой стороны, их физические отношения покатились под откос и постепенно превратились из главной составляющей брака в нечто малозначащее. Прежняя близость настолько выродилась, что не могла ни превратиться в нечто большее, ни увять окончательно, одним словом – нежизнеспособный эмбрион любовной связи. Чтобы поддерживать их отношения, он пробовал разжигать чувства разными искусственными стимуляциями. В результате секс стал для него скорее полигоном эротических фантазий, чем всепоглощающим наслаждением.

Он уже много раз это чувствовал, но убеждал себя, что такова цена сексуальной раскованности, свободы. Этот поиск год от года становился все более невоздержанным, обрекая его, Дэвида, на глухую защиту, на упрямую убежденность в том, что он поступает правильно.

Нет ничего удивительного в том, что Марианна привлекла его как предмет поисков. Как же, настоящая находка: экзотичная распутница, которая не требует ни малейшей ответственности, а предлагает лишь похоть и эгоизм. Он сокрушенно покачал головой. И надо же было умудриться немедленно стать ее уступчивым партнером. Почему это произошло?

Возможно, не потому, что он потерял способность выражать любовь словами, а просто никогда не обладал такой способностью. Удивительно ли это? Его родители расстались, когда ему было десять. Единственное чадо вырастила мать, окутав его самой трепетной заботой. Матерью она была очень преданной, этого нельзя отнять, но слишком уж робкой и погруженной в себя – причина тому, конечно, уход мужа. Она считала секс запретной темой. Дэвид понял это еще мальчишкой, потому что ей казалось слишком вульгарным и неприятным говорить об этом. И впоследствии, поскольку он идентифицировал себя с матерью, секс казался ему вульгарным и неприятным. Она была любящей матерью, но никогда не воспринималась как женщина. Женственность была полным табу во всех аспектах жизни. С одной стороны все было хорошо – материнская забота, откровенная и чистая. А по другую сторону находился секс – запретный и по определению грязный. Дэвид стал взрослым мужчиной, даже не подозревая о том, что двое людей могут стать одним целым. Только теперь, спустя долгое время, когда он должен сформировать связующее звено между собой и своей женой, ему пришлось осознать, что в супружестве равнозначны оба партнера. Один без другого – неполное и неадекватное в браке существо. Секс должен быть чем-то гораздо большим, чем просто интимная близость между мужчиной и женщиной.

Дэвид удивленно расширил глаза, поняв, что стоит перед бюро, уставившись на свое отражение в зеркале. «Итак, что теперь?» – спросил он мужчину, стоявшего перед ним.

– Лучшее, я надеюсь.

Он торопливо принялся заканчивать сборы в дорогу. Чемоданы были уже упакованы и закрыты, он поставил их у двери и вернулся к кровати, на которой спала жена. Она тихо, но глубоко дышала. Дэвид хотел было разбудить ее, чтобы спуститься вниз и сесть в машину, но ему не хватило мужества. Эллен казалась совсем умиротворенной. Пусть немного отдохнет, видит бог, как ей это нужно.

Дэвид уселся в кресло-качалку и испустил вздох усталого труженика. Часы показывали половину пятого. Подумать только, уже смеркается. Может, все-таки разбудить ее? До аэропорта ехать час – полтора плюс полчаса на обед в ресторане. Не так уж много времени остается в запасе. Теперь он вспомнил, что рейс на Лос-Анджелес должен быть часов в семь. Не похоже, что они могут успеть на него, если он не разбудит ее прямо сейчас.