Текст книги "Ночь Хогги Дарна"

Автор книги: Ричард Маккенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Да. И мне не по душе то, что я узнал, – угрюмо отозвался Коул. – Но тебе я рад, Пайя. Ну-ка, разреши…

И он вкатил столик в комнату, а затем принялся помогать Пайе расставлять снедь на большом столе. Девушка была очаровательна, и Коул с трудом сдерживал желание ласкать ее гладкие круглые плечи и целовать пухлые, в ямочках, руки. Когда она села за стол напротив него, он не мог отвести глаз от пышной груди, колыхавшейся в глубоком вырезе платья. Но ее поведение было каким-то скованным, искусственным, и она выглядела испуганнее, чем когда-либо.

– Слушай, Пайя, ты сейчас похожа на маленького кролика, который обнаружил, что забрел слишком далеко от родного леса. Чего ты все время так боишься?

Ее улыбка поблекла.

– Далеко от леса? Да вот он, лес – рядом, – ответила девушка. – А что такое кролик? Только, пожалуйста, не надо про страх…

Они обсудили еду и погоду; обед оказался приготовленным куда лучше, чем обычно. Присутствовала даже бутылка тристанийского крэша. Коул налил голубого вина в два хрустальных бокала, один он подал Пайе, другой поднял, провозглашая тост:

– За ту, кто скоро будет самой богатой Девушкой на Тристане!

В его голосе послышалась насмешка, и на глазах у девушки блеснули слезы.

– Я не хочу быть богатой. Я хочу всего лишь уехать с Нью-Корнуолла, уехать куда угодно. Я родилась на Тристане. О, Флинтер, как ты мог подумать… – И она всерьез разрыдалась.

Коул тронул ее за плечо.

– Прости меня, дурака, Пайя! Расскажи мне о Тристане. Я был там. только один день, когда ждал звездолета.

Девушка принялась рассказывать, и оба почувствовали, как обстановка за столом разрядилась. Напряжение спало. В конце концов Пайя предложила отправиться завтра на пикник – они возьмут спортивный флайер и заберутся вдвоем на лесную вершину. Коул с радостью согласился и крепко пожал ей руку, желая на прощание доброй ночи.

Она ответила легким движение пальцев. Но при этом все еще казалась испуганной.

На следующий день Пайя переоделась в короткий желтый спортивный костюм, и Коул буквально пожирал ее глазами. Когда он погрузил пакет с провизией в маленький флайер, стоявший у главного ангара, девушка вдруг тесно прижалась к нему. Он перехватил взгляд ее больших глаз, устремленный куда-то через его правое плечо, и, повернув голову, увидел Моргана, стоявшего в десяти футах от них, неприветливого, как всегда.

– Добрый день, мистер Морган, – выдавил Коул в неподвижное лицо под черными полосками бровей.

Морган проворчал что-то на местном языке и удалился. Его губы совершенно не двигались.

– Ты боишься Моргана, – утвердительно сказал Коул, когда флайер взлетел и взял курс на восток.

– Он – бард. За ним сила, – ответила Пайя. – Давай сегодня забудем о нем.

Коул обернулся и бросил взгляд на полуостров Ланди, вздымавшийся в зелено-голубой дали за узким перешейком. Тянувшаяся от моря до моря прямая просека казалась невзрачной тропинкой, зажатой с обеих сторон высоченными деревьями. Пайя взяла его за руку и показала, что пора приземляться.

Коул посадил флайер среди розовато-зеленых лишайников, разросшихся на участке в несколько акров. Пайя заверила его, что здесь наилучшее место для посадки – растительность выдержит вес флайера, ведь Нью-Корнуолл – планета со слабой гравитацией.

Упругая поверхность, по которой они ступали, источала аромат. Они будто бы находились на розовозеленом острове, а вокруг волновалось лесное море; ветви деревьев-великанов тянулись к небу, шелестя листвой и поигрывая цветами, украшенные вьющимися растениями разнообразных форм и оттенков. Яркие птицы (настоящие!) выпархивали на свет, а потом опять ныряли в тень, наполняя воздух щебетанием и криками.

– Тут просто великолепно! – восхитился Коул, подумав про себя, что Пайя так же прекрасна, как и обступивший их лес.

Девушка привстала на цыпочки, потянувшись за крупным белым цветком, а Коул, глядя на нее, любовался нежной девичьей кожей, округлостями фигуры, ямочками на руках, свежестью и… зрелостью, зрелостью сочного, спелого плода. Именно зрелостью, другого слова он не мог подыскать. И еще глазами.

– Ты не боишься меня больше, Пайя?

В самом деле, от ее страхов не осталось и следа. Карие глаза с пушистыми длинными ресницами смотрели открыто и весело – так, как и задумала природа, создавая их.

– Здесь мирно и безопасно. – призналась она. – Когда я забираюсь на лесную вершину, мне почему-то совсем не хочется возвращаться на станцию!

– Увы, мы должны будем вернуться, – вздохнул Коул и тут же предложил: – Но ведь можно притвориться, что мы вовсе не собираемся возвращаться. Идет?

Он увидел гроздья красно-золотистых фруктов и спросил:

– А это можно есть?

– Вполне. Они очень вкусные. Слишком вкусные. Проблема Нью-Корнуолла…

– О чем ты?

– А ну, бегом назад, к флайеру! – крикнул Пайя и грациозно помчалась прочь, мелькая среди ветвей в лучах солнца.

Коул поспешил за нею следом, с трудом сохраняя равновесие.

Ленч удался – это окончательно выяснилось, когда Пайя извлекла из пакета припасенную бутылку крэша. Они потягивали крэш, сидя перед флайером, и Пайя пыталась обучить Коула ньюкорнуоллскому песенному фольклору. Ее негромкое, чистое пение сливалось с мелодичными птичьими голосами.

– Кое-что мне знакомо, – заметил Коул. – Несколько лет назад, когда я учился на выпускном курсе, мне довелось изучать поэзию докосмической эры. Кстати, я могу читать на староанглийском, а вот на слух его не воспринимаю.

– Хочешь, научу?

– Ну.„ не знаю. Мне нравится один древний поэт… его имя – Роберт Грэйвз. Как там у него: «Там, где пройдет она, творятся чудеса…» Нет, дальше не помню.

– Знаешь, я ведь могу записать для тебя наши песни.

– Главное очарование не в песнях, а в тебе, в твоем голосе. Спой еще.

И она пела что-то о короле, чьи волосы излучали мягкий свет, – однажды он вышел из леса, и был он наг, и нес с собою любовь… В голубом небе появились маленькие белые облачка, а синеватая Эннис еще дремала над шуршащими ветвями, которые охраняли тайну их острова.

Пайя сама напоминала облачко – такая же плавноокруглая; ее пышные каштановые локоны оттеняли живость лица, переживавшего то, о чем она пела – пела по-настоящему, как птица. Пайя… Она была полна жизни, крепка, замкнута и совершенна – словно один из больших красивых цветков, что покачивались по берегам их острова под дуновением ветра. Коул почувствовал, как заволновалось его сердце.

– Пайя, – вклинился он в песню, – ты и в самом деле хотела бы уехать с Нью-Корнуолла?

Она кивнула, широко раскрыв глаза и по-прежнему напевая.

– Если хочешь, я возьму тебя с собой на Белконти. Мы доберемся до Кар Труро и будем там дожидаться «Горбэлса».

Свет в ее глазах потускнел.

– Почему в Кар Труро?

– Мне трудно говорить об этом тебе, Пайя, ко я боюсь твоего старого родича… Я хочу обратиться к правительству планеты.

– В Кар Труро нет ничего хорошего, Флинтер… А ты не можешь вернуться на станцию и… и сделать то, чего хочет от тебя дядюшка Гарт?

Последние слова она произнесла шепотом; страх вновь промелькнул в карих глазах.

– Пайя, а ты знаешь, чего он хочет?

– Да, – она понуро опустила голову, тряхнув каштановыми кудрями.

Коул встал на ноги.

– Так вот оно что… Ну, слушай же: никогда я не сделаю этого, потому что Гарт Бидграсс – сам дьявол, ты слышишь? Он жадный старик, который не остановится даже перед кровью.

Пайя тоже вскочила; ее глаза теперь были скорее сердитыми, чем испуганными.

– Он не такой! Он пытается спасти тебя! Он хороший, он благородный и… и великий человек! Если бы ты знал правду… ой, прости меня, Моруэнна! – она прикрыла рот ладонью.

– Не понимаю – какую я должен знать правду? Или не должен? А ну, объясни! Что еще за правда?

– Я и так слишком много болтаю. Мне надо сказать об этом дядюшке Гарту, – и она расплакалась.

– О чем ты хочешь рассказать Бидграссу? Я точно знаю – он лжец! Он обманывает тебя, как… – Коул не мог подобрать нужное слово.

– Я… мне надо было, чтобы ты… чтобы ты меня полюбил. И я старалась, но теперь не могу, потому что… потому что… – она запнулась, скомкав фразу бессвязным всхлипыванием.

Коул успокаивающе провел рукой по волосам девушки.

– Я поторопился с выводами, – извинился он. – Я все еще двигаюсь с закрытыми глазами и оттого спотыкаюсь, вернемся на станцию, и я еще раз поговорю с твоим дядюшкой.

Наутро Гарт Бидграсс выглядел усталым и вел себя отчужденно. Несмотря на это, он пригласил Коула позавтракать с его семьей. Экологу еще не доводилось бывать в большой комнате, отделанной дубовыми панелями и выходившей окнами в южную часть сада, Пайя имела подавленный вид, зато миссис Вигноли была необычайно жизнерадостна. Завтрак, принесенный великаншей, не представлял собой ничего особенного – обычная овсянка да жареное мясо.

Гигантская женщина удалилась, когда Пайя освободила поднос, переставив посуду на обеденный стол. Бидграсс налил себе побольше кофе, устроился поудобнее и воззрился на Коула через стол.

– Мистер Коул, я сделал ошибку, вызвав вас сюда. Наверное, я был неправ еще и в том, что водил вас за нос. Но это – во имя вашей же собственной безопасности. Вы мне верите?

– Я верю, что вы верите в то, о чем говорите.

– Вы прибыли слишком быстро и оказались чересчур проворны и любопытны. И я стал беспокоиться… Пайя, остальные, да и мое доброе имя…

Коул усмехнулся.

– Допустим, я и впрямь слишком проворный и любопытный. Но почему я не могу знать…

– Можете, мальчик мой. Раз уж вы сунули свой нос, куда не следует, да к тому же еще и настаиваете, то придется вам рассказать. Но учтите – с этого момента вам грозит большая опасность, и, видит Бог, я очень хотел бы, чтобы вы оставались в неведении ради вашего же блага.

Коул отрицательно мотнул головой.

– Я ведь эколог. Если я буду знать всю обстановку, возможно, мне удастся помочь вам.

– Я ждал от вас именно этих слов. Ну что ж, приготовьтесь выслушать историю, правда, не очень приятную… Планета была заселена колонистами, прилетевшими прямо с Земли, в 145-м году космической эры – почти восемь столетий назад. Все казалось здесь идеально подходящим для человека. Здешний белок оказался куда эффективней земного в процессе обмена веществ в человеческом организме. Мягкий климат, геофизическая стабильность, отсутствие стихийных бедствий и все такое прочее. Правда, планетология в те годы еще не была настоящей наукой… Так вот. Колония добилась политической независимости в 202-м году. Она вела успешную торговлю, вывозя первоклассные продукты питания, главным образом – концентрат из яиц стомпера. Перевозки в ту пору стоили очень дорого, и транспортировка целых яиц была невыгодной… Кар Труро уже не вмещал всех поселенцев, вокруг появились новые городки. Люди осваивали прекрасные равнины, в здешнем дивном климате прокормиться не составляло никакого труда – рай, да и только! Рай!

Старик слишком громко произнес последнее слово, и Коул насторожился. Бидграсс продолжал:

– Но в первой половине третьего века наши ученые забеспокоились. Их настораживал неестественный ход развития культуры в колонии. В Кар Труро и вокруг него все, вроде бы, было в порядке, а вот в грязных бараках на дальних рубежах колонии, где жили собиратели пищи… там происходили серьезные изменения. Дети последующих поколений были выше ростом, чем их родители, они проявляли меньше воли и способности к обучению… Со временем было решено положить конец этой тенденции, однако большая часть населения не видела никакой угрозы.

– Но ведь земные организмы обычно сопротивляются гигантизму в условиях слабой гравитации, – заметил Коул. – Удивительно…

– Все дело в местной пище, которую употребляли колонисты, а ели они в основном яйца стомперов. Гораздо более активные и быстродействующие вещества содержатся в лесных грибах, но колония находилась на восточных равнинах, где обитали стомперы…

– Я читал, что они водились именно на равнинах.

– Да. И к тому же были вполне безобидны для человека – за исключением яиц… Напуганное меньшинство захватило власть и установило диктатуру, которая начала внедрять в сознание людей мысль о допустимости разведения только земных культур и животных. Были приняты законы, которые регламентировали домашнее хозяйство и регулировали диету населения. У родителей с выраженными отклонениями от нормы забирали детей и помещали в специальные лагеря, где их учили и кормили. Однако нормальных, здоровых колонистов было уже слишком мало, и поэтому процесс вырождения продолжался… Полвека спустя люди добрались до опушки южного леса, и там многие совсем одичали. Они совершенно бесцельно слонялись вдоль границы леса… Можете себе представить – потомки землян! Голые, не имевшие не только одежды, но и орудий, огня, языка и даже семейных групп! Их средний рост составлял около восьми футов… В этих условиях те, кто еще оставался нормальным, знали, что обречены. Понимаете? Представляете, что они чувствовали, юноша?

Коул немного расслабился.

– О, да… Вполне могу представить, какое смятение они переживали.

Бидграсс утвердительно кивнул.

– Конечно. Это было словно какая-то зараза. Но они боролись, как могли. Правительство обратилось за помощью к Земле, однако Земля отвергла их просьбу, решив отчего-то, что на планете властвуют тираны, жестоко подавляющие кроткий местный народ. Экономику поразил кризис, слишком многое теперь приходилось импортировать. Чем же ньюкорнуоллцы могли расплатиться за импорт? Только яйцами стомперов, которые шли на экспорт. Несмотря на это, где-то около 300-го года было решено ограничить зону обитания стомперов западными равнинами, лежащими далеко от мест проживания людей – зэ тысячи миль. Сборщики яиц принялись уничтожать и пискунов, и взрослых стомперов, а заодно и стада тупых местных животных, которыми питались стомперы. В свою очередь, стомперы, стремясь выжить, становились очень осторожными, злыми, они научились искусно прятаться и нападать на людей. Но исчезновение пищи на восточных пастбищах вынудило их уйти. Дела, казалось бы, улучшились, и колонисты решили, что все изменилось в их пользу. А затем, в 374-м году, наступило время, которое барды сейчас называют временем Черного Учения.

– Барды? – переспросил Коул, допивая свой кофе.

– Морган может пропеть вам эту историю так, что вас до самых костей продерут мурашки, – ответил старик, подливая кофе себе и экологу. – То, что я вам рассказываю, нигде не записано, зато все это запечатлелось в тысячах сердец. Но продолжим… Нам точно известно, что часть уцелевших стомперов отступила на юг, в лес – знаете, они высиживают яйца при прямом солнечном освещении, и мы находили их вдоль лесной опушки. Полагали, что стомперы, уйдя в лес, стали поедать змей и слизняков, не брезговать грибами – в общем, питаться всем тем, что можно отыскать под деревьями. Сейчас-то мы знаем, что в глубине леса скрывалось немалое количество одичавших людей – целое дикое племя. И стомперы… принялись охотиться на них!.. Вы видели, насколько велики наши леса, поэтому понимаете – патрулировать их практически невозможно. Для этого у нас не было ни людей, ни машин, ни денег. Мы взывали о помощи, но вскоре убедились, что ни одна из планет сектора Карины не поможет нам бесплатно – только за деньги. Но откуда их взять? Спрос на яйца упал, а вместе с ним упали и наши доходы. Иногда, правда, без нашего разрешения откуда-то прибывали звездолеты; они садились втихомолку в лесу – их целью было изловить как можно больше молодых женщин из дикого племени.

Коул ударил по столу и вскричал:

– Это же низость!

Бидграсс кивнул:

– А что мы могли предпринять? У нас это называется Меньший Стыд. Эти молодые самки не знают никакого языка и вообще не являются личностями, зато послушны и отзывчивы на хорошее обращение. Они обладают безупречным здоровьем, сильны, рослы – восемь футов. Их можно фантастически выгодно продавать на дальних планетах, где нет предрассудков. Даже на Земле находятся покупатели, как нам известно. Есть в человеческой сущности что-то темное, оно-то и движет продавцами и покупателями. Я думаю, вы согласны со мной, да-да, не протестуйте! Есть, есть в нашей натуре что-то низкое… Я могу судить об этом наверняка – мы слишком долго сталкивались с тягой к работорговле в собственной среде. У нас тоже находились такие люди.

– А белконтийцы – они тоже промышляли живым товаром? – спросил Коул, сердито вороша свои огненные волосы.

– Белконти тогда была совсем молодой колонией… Ну, так вот – эти набеги на наши леса были единственной «помощью», которую мы получили извне. У нас не было сил, чтобы сражаться со стомперами, не говоря уже о работорговцах-рейдерах. К этому времени, однако, уже был организован Галактический Патруль, и адмирал сектора согласился выделить один сторожевой корабль, который должен был находиться на орбите и оберегать нас от непрошеных гостей. Мы порвали все контакты с внешним миром, кроме Тристана; Патруль дал добро на существование лишь одной грузовой линии для ведения нашей внешней торговли. Именно в те времена мы стали ненавидеть другие планеты. В нашей истории это носит название – Отвращение. Ну, а теперь мы сами забыты, почти миф. Патрульный корабль ушел с орбиты еще двести лет назад. Но мы все помним.

– Мистер Бидграсс, – сказал Коул, – с той поры многое в секторе Карины переменилось…

Бидграсс поднял руку.

– Я знаю, знаю, мой мальчик. Именно поэтому вы здесь, именно поэтому я решил поделиться с вами страницами нашей истории. Но я еще не кончил… В начале пятого века мы решили сообща покончить со стомперами и два десятилетия потратили на уничтожение тех пород скота, которые служили им пищей. С этим делом мы справились, но стомперы отступили в леса на юге и западе; оттуда они совершают набеги на наши равнины. Причем, заметьте, вовсе не затем, чтобы убивать нас, а для того, чтобы утащить в лес нормальных или полудиких людей – для поддержания поголовья того человеческого стада, которое пасется в гуще леса, на развод, если угодно. Крыло стомпера более гибкое, чем рука человека. Некоторые из этих тварей способны ухватить полдюжины мужчин и женщин и пробежать за день тысячу миль. В лесу есть странные грибы, от которых человек становится вялым и за неделю теряет разум. Никто из похищенных стомперами не сумел выбраться из леса и вернуться назад… И так продолжалось, заметьте, юноша, не годы – века! Мы выходили из своих укрепленных городов и охотничьих лагерей и, как волки, рыскали вдоль кромки леса. Стомперы должны откладывать яйца в прямом солнечном свете, и это заставляет их выбираться из чащи туда, где мы их можем достать – на поляны, на открытые взгорья, на лесную опушку. Мы убиваем их там, где увидим… И еще. Нам удалось установить, что ритм жизни стомперов определяется четырьмя лунами. Когда три из них образуют в небе длинный треугольник, стомперы группами устремляются на открытое пространство – там они дерутся, поют и танцуют. Такое случается раз в три месяца и длится несколько дней. В прежние времена именно на эти периоды приходилась наибольшая активность наших охотников, убивавших их. Люди называют такую конфигурацию трех лун «Девичьим домом» – считается, что эти луны – женского рода.

Коул сделал энергичный жест:

– Понятно! На любой планете, имеющей луну, лунные циклы порождают загадочные явления.

– И это нас спасает, хвала Моруэнне! Но в лунных циклах кроется и страшная опасность для обитателей Нью-Корнуолла. С периодичностью в шестьдесят два года мы переживаем время, называемое Ночами Хогги Дарна, когда красная луна проходит через Девичий дом и стомперы становятся безумными, просто сатанеют. В 434-м году это застало нас врасплох, и ньюкорнуоллское население уменьшилось более чем на три четверти! Это была страшная неделя, которую мы запомнили как Великий Урон. Люди отступили обратно к Кар Труро, а стомперы на десятилетия овладели равнинами. Они похищали людей прямо с улиц Кар Труро; то было Темное Время…

Лицо старика омрачилось, он скорбно вздохнул и ссутулился. Коул хотел было что-то сказать, но Бидграсс снова подался вперед, и в голосе его послышалась энергия ярости.

– Мы собрались с силами и вернулись на равнины. Мы атаковали их с воздуха, уничтожали во множестве в Девичьи ночи, когда стомперы выходили из своих укрытий. Мы теснили их с равнин, преследовали вдоль кромки леса, на полянах и безлесных высотах – там, где они откладывали свои яйца. А яйца… мы собирали их везде, где только могли найти. Стомперы отчаянно их защищали, мы несли потери, но боролись… В общем, мы построили свою стратегию на использовании лунного цикла и выгнали противника из южного леса, оттеснив его на запад. Затем мы загнали стомперов на полуостров Ланди; там они и нашли свое убежище. В вашем возрасте я сражался с ними в нескольких милях к востоку отсюда – это было во время последних Ночей Хогги Дарна. Десятью годами позднее мы закончили строительство станции и барьера от моря до моря; континент наконец-то очистился от стомперов.

Коул передвинул свой стул в сторону – чтобы солнце не пекло голову.

– Не знаю даже, что сказать, – начал он, но Бидграсс остановил его, подняв руку.

– Я могу рассказать вам еще больше. К концу седьмого века регрессивные процессы в Кар Труро прекратились. Обстановка стабилизировалась, и мы перешли к выполнению программы исправления того, что с нами случилось за минувшее полтысячелетия. Сборщики яиц отлавливали на лесной опушке диких людей-гигантов. Кстати, они и сейчас еще попадаются. Но некоторых уже не спасти, и их убивают. Поначалу мы обходились с лесным народом, как с животными, но затем выяснилось, что они могут быть обучены работе на полях. Ведь у нас очень мало машин – кроме боевых, разумеется. Их дети, посаженные на земную диету, постепенно прогрессируют, становясь нормальными – медленно, конечно! – по размерам и умственным способностям. Четвертое-пятое поколения уже настолько нормальны, что могут принимать участие в войне. Но война продолжается все время, и мы не можем выделить достаточное количество нормальных людей для восстановительных работ… В любом случае, сейчас экс-дикари составляют более половины населения Нью-Корнуолла – я имею в виду нормальное население. Их около сорока тысяч, этих бывших дикарей. А еще примерно тысяч сто проживают вокруг Кар Труро, где проходит исправительный процесс, Экс-дикари – чудаковатые, даже поэтически настроенные существа. Главным образом благодаря им распространяется новый вид религии, которая представляет собой диковинную смесь поэзии и пророчества. Как бы там ни было, но эта религия – плод жизни бывших дикарей. Мне кажется, я и сам изрядно верю в здешнюю мифологию, да даже и вы можете поверить в нее – хотя бы отчасти.

Коул заинтересованно зашевелился и подвинул стул ближе к столу.

– Да-да, у меня есть основания предполагать, что и вы можете разделить здешние религиозные взгляды, – продолжал Бидграсс. – Ведь вы совсем недавно рассказывали мне о совокупном организме, о критической биомассе – и в ваших глазах горел огонь. А мы… мы говорим о Праотце-Стомпере, которого все время стараемся убить. Потому что он пытается поработить Праотца-Человека. Весь смысл, все значение человеческой жизни заключены в том, чтобы убить Праотца-Стомпера и вызволить Праотца-Человека из лесного плена. Так думают экс-дикари. Если бы вы слышали, как Морган поет об этом, у вас не осталось бы и капли сомнения в глубине их веры, мой мальчик.

– Пожалуй, я и не сомневаюсь. Теперь, кажется, я понимаю Моргана. Он ведь бывший дикарь?

– Да, он из этих. Морган – наш главный бард. Придет время, и он добьется большей власти, чем я.

Коул приподнялся.

– Может, стоит задвинуть шторы? Солнце пригревает немилосердно…

– Не возражаю, – отозвался Бидграсс, тоже вставая из-за стола. – Наш кофе остыл. Пойду, распоряжусь, чтобы принесли свежезаваренного…

Сидя в зашторенной комнате, Бидграсс заканчивал свое повествование:

– Осталось буквально два слова. После того, как был построен барьер, Праотец-Стомпер научился рассчитывать время, когда можно нанести нам удар из-за стены. Не надо смеяться! Сами по себе отдельные стомперы, как нам известно, не имеют интеллекта и не используют в общении между собой никаких знаков. Но с тех пор, как мы загнали их в лес, они сильно изменились. Сумели же они приступить к этому ужасному виду животноводства – людоводству… тьфу, не знаю, как это назвать! И еще кое-что отличает их от безмозглых тварей…

– Я вовсе не смеюсь, – стал оправдываться Коул. – Тут нечему смеяться. Все, о чем вы говорите – серьезная информация с точки зрения науки. Продолжайте, пожалуйста.

– Так вот, они начали класть свои яйца у самого барьера и больше не пытались их охранять. Мы каждый день подбирали сотни, тысячи яиц. Люди стали думать, в чем тут дело – и решили, что Праотец-Стомпер хочет заключить мир и начал платить нам что-то вроде дани, скорее даже – выкуп за полуостров. Кто знает, может быть, так оно и есть. Но мы по-прежнему плевали ему на клюв – исправно забирали приносимую дань у барьера, а одновременно не брезговали прихватить каждое яйцо, что попадалось нам на глаза в любом другом месте. Да еще и убивали всех замеченных стомперов… И вот тогда, я думаю, Праотец-Стомпер понял, что мы намерены воевать насмерть. Он стал биться, как никогда. Если прежде стомпер, захватив сборщика яиц, уносил его на сотню миль в глубь леса и там отпускал, то отныне эти дьяволы стали убивать людей на месте. Стомперы принялись устраивать массовые атаки на станцию; при этом они никого не берут в плен – они приходят только затем, чтобы убивать! Это продолжается уже сорок лет…

Тон Бидграсса изменился – ярость исчезла постепенно, ее сменила торжественная речь. Старик сидел прямо, точно аршин проглотил.

– Полуостров Ланди занимает около восьмисот тысяч квадратных миль. Никто не знает, что творится на этом огромном пространстве – возможно, там обитают миллионы диких людей и бесчисленные тысячи стомперов. Но я знал, знал еще до того, как вы разъяснили мне свои идеи насчет критической биомассы, я догадывался – Праотец-Стомпер стоит на пороге смерти. Он правил этой планетой миллионы лет, затем почти тысячу лет сражался за нее с человеком, однако его время безвозвратно прошло. Не смейся, юноша, я сейчас скажу еще кое-что. Вековые представления, слепая вера экс-дикарей и полудикарей рождают у них странные мысли. Они вбили себе в голову, что я и есть Праотец-Человек, ну, может быть, не совсем Праотец, а его представитель или исполняющий обязанности. Это не так уж важно. Важно другое – люди всерьез верят, что их сила вливается в меня и что придет время, когда… В общем, я знаю одно: когда наступит пора Ночей Хогги Дарна, я должен буду убить Праотца-Стомлера – и тогда великая война закончится. До срока осталось всего восемь недель.

– Я буду сражаться бок о бок с вами, Праотец… мистер Бидграсс!

– Приветствую ваше решение, мой мальчик! Да, вам придется сражаться, чтобы исправить свою ошибку. Ваша жизнь заложена – вы на подозрении у экс-дикарей. Вам придется выкупать свою жизнь…

– Это еще почему? – Коул привстал, но Бидграсс жестом усадил его на место.

– А как вы считаете, мой мальчик? Веками на населенных планетах обеспеченные и влиятельные люди поедали на дорогих банкетах вот эти самые яйца стомперов. Сейчас вам известно, чем питаются сами стомперы. Человеческим мясом! И что же должны подумать о нас эти люди, когда узнают, чем питаются стомперы?

– Что подумают?.. Ну, человек тоже может служить для кого-то продуктом – так устроена природа. Наша плоть в биохимическом плане не отличается от того, из чего сделаны свинья или курица. Человек стоит с ними в одной цепочке, да и сам он питается теми, кто поедает кого-то еще… а уж кого поедают эти «кто-то еще» – о том лучше не думать. Так что будь я проклят, если люди задумываются над тем, что едят!

– Биохимическая цепочка? Я думаю, мир населен не только экологами. Вы меня понимаете?

Появилась огромная служанка с дымящимся кофейником и чистыми чашками. Бидграсс принялся разливать кофе; затем они молча пили обжигающий губы напиток маленькими глотками. Спустя какое-то время Бидграсс медленно сказал:

– Знаете, как ньюкорнуоллцы называют инопланетян? Людоеды! Веками у нас складывалось ощущение, будто мы продаем иным мирам свое собственное, человеческое мясо – в обмен на оружие, с помощью которого должны освободить Праотца-Человека.

Он встал, возвышаясь над Коулом, и сказал неожиданно низким голосом:

– Все это оставило зарубки в наших мозгах: вина, чувство вины – за то, что делаем инопланетян ничего не подозревающими каннибалами; ненависть – за то, что инопланетяне не оставили нам другого выхода, И стыд, юноша, глубокий-глубокий стыд, перерастающий человека – за то, что наши собратья деградировали до такой степени, что превратились в наших лесах в мясных животных, перекочевывая оттуда на пышные столы богачей других планет… Вот возьмем Моргана – он нормален во втором поколении; его отец пал рядом со мной в последнюю Ночь Хогги Дарна. Если Морган узнает, что вы в курсе наших проблем, он убьет вас, не задумываясь, и даже я не смогу остановить его. Теперь понимаете, почему мы ожидали вас только со следующим рейсом «Горбэлса»? Чувствуете, в какой ад вы попали?

Коул кивнул и потер подбородок.

– Да, конечно. Но я не чувствую неприязни к Моргану – наоборот, он мне даже чем-то симпатичен… На Белконти живут совсем другие люди, они пресыщены и постоянно ищут, чем бы возбудить в себе аппетит. Рассказанное вами вызывает во мне чувство гордости за то, что я – человек. Прежде я даже не задумывался над этим… Я закончу свой отчет в прежнем духе и введу в заблуждение университет Белконти. Это будет обман с чистым сердцем. Может ли Морган это понять?

– Может. Но убьет вас в любом случае. Потому что вы-то знаете. И при всем вашем желании не сумеете забыть об этом.

Коул безнадежно взглянул на Бйдграсса.

– Значит – пропадать?

– Стоп, стоп! Есть один выход, – сказал Бидграсс, садясь на место. – Наши предсказатели уверены, что в человеческих душах после смерти Праотца-Стомпера многое изменится. Они говорят о радости, счастье, любви, доброте… Морган дал согласие на ваш приезд сюда – он хочет скрыть все концы нашей войны со стомперами как можно надежнее и полностью разделяет мой план. Ну, а в эру добрых чувств он, конечно, отнесется к вам благосклонно.

– Хотелось бы надеяться, – буркнул Коул.~ Но Морган странный тип. Почему Пайя боится его?

– Я объясню вам это, мой мальчик, – для того, чтобы вы лучше оценили грозящую вам опасность… Очень немногие из нас получили образование на Тристане. Двадцать три года назад мой младший брат увез туда свою дочь – мою племянницу Флэду. Она сбежала и вышла замуж за тристанийца Ральфа Вигноли. Ее отец погнался за ними, чтобы вернуть их и заставить жить по нашим законам, но Ральф поклялся не разглашать ту малую часть нашей тайны, которая была ему известна. Однако экс-дикари Нью-Корнуолла захотели, чтобы Ральф Вигноли приехал сюда – так он сохранит тайну надежнее. Но Вигноли отказался, и в конце концов они направили на Тристан человека, который должен был покончить с ним. Мой брат пытался отговорить их и сам был за это убит. И тогда я предложил компромисс:надо уговорить Ральфа переселиться на Нью-Корнуолл ради его жены и дочери. Пайе в то время было семь лет… Ральф был хорошим человеком и отважно вел себя в сражениях, но два года назад Морган со своими сторонниками явился в мой дом, когда я отсутствовал; они увели Ральфа с собой, а потом доставили на поляну в лесу Ланди, где стомперы часто откладывали яйца. Там они раздели его догола, забрали одежду и убрались восвояси. Зачем раздели? Для того, чтобы стомперы не убили его сразу, приняв за сборщика яиц, Морган хотел, чтобы стомперы унесли его в лес, как они поступают с заблудившимися дикарями, и использовали для пополнения человеческого стада. Потом он заявил, что во сне ему было видение и голос, звучавший в мозгу, велел поступить с Ральфом именно таким образом… Я думаю, Пайя ощущает комплекс вины за смерть отца. Мне приходилось видеть, как она избегает Моргана – ей кажется, что он думает о ней, о ее тристанийской крови…