Текст книги "Доктор на просторе"

Автор книги: Ричард Гордон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Я с готовностью согласился.

* * *

В тот же день я отправился к портному, мастерская которого размещалась в мрачном, строгом и пыльном помещении на Сейвил-Роу. Обстановка внутри царила почти благочестивая. Помощники вели себя словно на похоронах, переговариваясь исключительно шепотом, а клиентов обмеряли в мрачных, облицованных темной древесиной кабинках, напоминающих исповедальни.

– Какой бы вы хотели пошить костюм, сэр? – спросил меня похожий на кочерыжку тщедушный стариканчик, трясущейся рукой обматывая меня вокруг талии мерной лентой.

– А что носят в наши дни прилично одетые врачеватели? полюбопытствовал я.

– Черный пиджак и полосатые брюки сгодятся всегда, сэр, – торжественно провозгласил этот гороховый стручок. – Молодые доктора порой предпочитают однотонные пиджачные пары. А вот один хирург, фамилию которого я не назову, потребовал даже... – голос портного сорвался, и я поспешно поднял глаза проверить, не отдал ли он концы, – ... костюм из твида, сэр.

– Очень хорошо, – кивнул я. – Значит, черный пиджак и полосатые брюки.

– Я очень рад, сэр, – просиял старикашка. – Вы сделали правильный выбор, сэр. Совсем как в наши доблестные прежние времена.

Я снял неплохую спаленку в Бейсуотере, а уже на следующее утро приехал в роскошную приемную на Парк-Лейн. Поскольку пока я был ещё облачен в костюм с Оксфорд-стрит, на лице почтенного доктора Поттер-Фиппса, несмотря даже на всю его доброжелательность, отразилась такая смертная мука, как будто я страдал сразу от проказы, эпилепсии и пляски Святого Витта.

– Может быть, дружок, вы пока чуть поосмотритесь, – осторожно предложил он. – Узнаете, что к чему. В белом халате походите. А то, знаете ли, с непривычки и перепачкаться недолго. Особенно, когда с незнакомой аппаратурой дело имеешь.

Целую неделю я просидел в небольшой лаборатории, переделанной из ванной, где проводил элементарнейшие анализы по пять гиней за штуку. Затем прибыл мой черно-полосатый костюм, и мне дозволили попробовать свои силы с парк-лейнской клиентурой. Начал я с самой верхушки: первым же моим пациентом оказался герцог.

В то утро доктор Поттер-Фиппс ворвался в лабораторию, когда я ковырялся с анализом крови. Впервые я увидел, что он встревожен.

– Жуткое дело, мой мальчик! – с порога воскликнул он. Я тут же вообразил, что кто-то только что скончался у него на руках. – Сегодня утром я должен навестить старого

Скай-и-Льюиса, а тут эта чертова актриса ухитрилась ларингит схватить. К кому же мне ехать?

Он нервно мерил шагами комнатенку, не в силах разрешить столь мучительную проблему.

– А нельзя ли чуть отложить один из этих визитов? – высказался я.

– Мальчик мой, – терпеливо ответил Поттер-Фиппс. – Наши больные никогда не ждут.

Несколько минут спустя он провозгласил:

– Пожалуй, я все-таки займусь актрисой. Должно быть, репортеры уже там. Да, решено. И электрокардиограф я прихвачу с собой – важно убедиться, что её сердце в порядке после такого жуткого стресса. А вы уж возьмите на себя герцога, мой мальчик. Только умоляю, – он трепетно взялся за мой рукав, – не забудьте, что мы с вами, слава Богу, живем не в эгалитарном обществе.

– Не беспокойтесь, сэр, – напыщенно ответил я. – Я вас не подведу.

– Вот и молодец!

И Поттер-Фиппс затрусил к выходу.

– Да, а чем занедужил герцог? – крикнул я ему вдогонку.

– Проведите ему обычную процедуру, – бросил доктор через плечо и исчез.

Я покатил к герцогу Скай-и-Льюису в "роллс-ройсе" номер два с полным ощущением, будто мне предстоит снова сдавать экзамены. Особенно меня мучило сомнение, что именно подразумевал Поттер-Фиппс под "обычной процедурой". Если не считать электрокардиографа, то сложных приборов у нас было раз, два и обчелся, а из всех инструментов с собой у меня были только стетоскоп, горловой фонарик, искрометр для свечей зажигания, куцая пластмассовая линейка с рекламкой микстуры от кашля, посеребренная бутылочная открывалка и крохотная щеточка для зажигалки.

Автомобиль остановился перед величественным зданием на Итон-сквер. Выбираясь на тротуар, я спросил шофера:

– Послушайте, дружище, вы ведь, наверное, давно сюда доктора Поттер-Фиппса возите. Не знаете, случайно, чем он лечит этого аристократа?

Шофер пожал плечами.

– Извините, док. За углом тут живет ещё один герцог, так у него геморрой и варикозные вены, это я точно знаю. Другого пэра хозяин от простатита пользует. Хотя нет – он эрл, я спутал...

Молоденькая горничная выпорхнула из дома и открыла мою дверцу.

– Я доктор, – тупо проблеял я, вдруг почувствовав себя разносчиком зелени.

– Сюда, пожалуйста, – прощебетала она.

Я прошествовал за ней, не чуя под собой ног от страха. Меня так и подмывало спросить горничную, не знает ли она, в чем состоит "обычная процедура"? И вдруг меня прошиб холодный пот: только сейчас меня осенило, что к этому пациенту следует обращаться строго подобающим образом. Хотя в свое время я тайком приобрел брошюрку "Титулы и формы обращения: справочник пользователя", именно этот раздел оказался для меня куда сложнее анатомии с физиологией. Я судорожно попытался вызвать в памяти нужную страницу, но, как и на экзаменах, когда я прекрасно помнил формулу ангидрогидроксипрогестерона, но напрочь забывал симптомы пневмонии, моя память вновь отколола надо мной свинскую шутку: сколько я ни тужился, мне удавалось вспомнить только одно – жены младших сыновей эрлов получали право носить их титул, но зато не смели помещать соответствующие буквы на своих визитных карточках.

– Его светлость примет вас через минуту, – сказала горничная.

Его светлость? Ну, конечно же! Как я мог забыть? Однако имел ли право я обращаться к нему: "Ваша светлость"? Или же так сейчас обращались лишь к архиепископу Кентерберийскому и Йоркскому?

Герцог Скай-и-Льюис оказался краснолицым толстячком с моржовыми усами. Он принял меня, возлегая на постели в шелковом халате канареечного цвета.

– Доброе утро, доктор, – приветливо поздоровался он. – Мне уже позвонили и предупредили, что старина Поттер-Фиппс не приедет. Жаль. Должно быть, больных сейчас много. Погода стоит совсем никудышная.

– Да, э-ээ, ваша... ваша... сэр.

– Присаживайтесь. Вы ведь не очень торопитесь, не правда ли? Поттер-Фиппс сказал, что вы в курсе моих болячек, но я все равно люблю побеседовать со своим лечащим доктором. Не хотелось бы, знаете ли, отдаваться в незнакомые руки. В этом есть нечто почти непристойное. Кстати, доктор, вы играете в гольф?

Минут десять мы с ним отчаянно спорили о том, как лучше выбивать мячик из ямы с песком, пока наконец герцог со вздохом не произнес:

– Что ж, доктор, наверное нам пора уже приступить к процедуре.

– Да, разумеется, – закивал я, вставая и медленно потирая руки. – Все как всегда, верно?

– Да.

– А как, – закинул я удочку, – вы себя там чувствуете?

– Примерно так же.

– Понимаю.

Я с умным видом кивнул. Воцарилось молчание.

– Приступайте же, доктор, – сказал герцог, устраиваясь на постели с видом мученика, идущего на казнь. – Чем быстрее начнем, тем скорее закончим.

Что же, черт побери, от меня ожидалось? Сделать ему массаж? Прокачать евстахиевы трубы? Вставить катетер? Клистир? А может – загипнотизировать?

– Давайте же, доктор! – В голосе герцога прозвучало плохо скрытое нетерпение. – Поттер-Фиппс со мной голыми руками в минуту управляется.

Вконец отчаявшись, я пролепетал:

– Простите за вопрос, сэр, но...

– А, вам новые нужны? – прервал меня герцог. – Они вон в той коробочке на камине.

Преисполнившись надежды, я метнул рысий взгляд на камин, но увидел там только массивные бронзовые часы и какие-то статуэтки.

– Да, сэр, новые бы, конечно, не помешали...

– Определенно, нужны новые, – пробурчал себе под нос герцог, вертя в воздухе босыми ступнями. И тут я наконец заметил... Господи, ведь от меня требовалось всего-навсего переклеить пластырь на его мозолях!

В конце процедуры герцог промолвил:

– Вы, по-видимому, рассчитываете на такой же сумасшедший гонорар, как и наш уважаемый Поттер-Фиппс?

– Трудно сказать, – ответил я, не скрывая облегчения. – У нас как-то не принято говорить о деньгах.

– Я вас понимаю, – согласился герцог. – В моей семье это тоже считается дурным тоном.

Глава 10

Порядку, царящему на практике у доктора Поттер-Фиппса, позавидовал бы владелец любого автомобильного завода. Каждое утро ровно в восемь трое рабочих в зеленых комбинезонах приезжали с пылесосами и наводили чистоту во всех помещениях; в восемь пятнадцать человек в ливрее форейтора привозил чистые полотенца, а ещё через пять минут рассыльный доставлял в комнату ожидания свежие газеты и журналы; в половину девятого девушка, похожая на леди Макбет, страдающую несварением желудка и подагрой, приносила цветы от флориста из Вест-Энда; в восемь сорок толстяк в сюртуке и котелке притаскивал свежеотутюженные костюмы доктора Поттера-Фиппса; в восемь пятьдесят появлялись шоферы, дворецкий, секретарша и медсестра, а ровно в девять мы открывались.

Обязанности медсестры состояли в том, чтобы сопровождать пациентов из комнаты ожидания в приемную; её белоснежная униформа была так тщательно накрахмалена и настолько безукоризненна, словно её только что достали из целлофановой упаковки. Вдобавок медсестра эта была одной из самых хорошеньких девушек, которых я когда-либо видел, что и побудило меня уже в первое утро завести с ней приятную беседу о студенческих годах.

– Вообще-то, дружочек, мне не довелось поработать настоящей медсестрой, – сказала она. – В больнице, я хочу сказать. То есть, я, конечно, ухаживала за моей бедненькой сестричкой, когда она болела. Но за инвалидами я никогда не ходила. Пиф-Паф – такая лапочка – взял меня на работу, сказав, что я идеально подхожу на эту роль чисто внешне. И ещё мне довелось однажды сыграть сестру милосердия. В фильме "Белые халаты". Вы его видели?

Я признался, что нет.

– Да и потом, дружочек, далеко не все, кто к нам приходят – настоящие больные. Более того, здесь у нас их, пожалуй, вообще нет.

Она нисколько не заблуждалась: большую часть наших пациентов составляли престарелые джентльмены, озабоченные тем, нельзя ли получить более крупную страховку, молодые джентльмены, озабоченные тем, не подцепили ли они неприятную заразу, и молодые женщины, озабоченные тем, не беременны ли они. Любого посетителя с малейшим подозрением на более серьезную хворь тут же отправляли на Оксфорд-стрит в клинику, врачи которой охотно сотрудничали с Поттер-Фиппсом, или Пиф-Пафом, как почему-то окрестили его подчиненные. Это был высококлассный вариант нашего травмпункта в Св. Суизине; впрочем, имея в своем распоряжении три "роллс-ройса", можно было без особой головной боли работать даже с доктором Хоккетом.

Пиф-Паф был всеобщим любимцем, и очень скоро в числе его почитателей оказался и я. Врач он был Божьей милостью, причем уникальная особенность его дара заключалась в том, что он с первого взгляда определял, нуждается пациент в настоящей медицинской помощи, или нет. Однако он оказался и не менее одаренным бизнесменом, вежливо-изысканная болтовня которого на финансовые темы неизменно приводила к тому, что пациенты давали ему больше, сами довольствуясь при этом меньшим. Омрачал наше общее благополучие лишь допотопный электрокардиограф, служивший постоянным яблоком раздора между Пиф-Пафом врачом и Пиф-Пафом бизнесменом. Дело в том, что Поттер-Фиппс прекрасно сознавал ценность этого прибора, который, с диагностической точки зрения, был почти бесполезен, однако наш доктор умел считать деньги и сама мысль о том, что такая золотая жила пропадает, глубоко претила ему. Вот почему всякий раз, как Пиф-Паф отправлялся посетить того или иного пациента, древняя махина следовала за ним по пятам в отдельном "роллс-ройсе".

После случая с герцогскими мозолями мне лишь раз довелось видеть Пиф-Пафа встревоженным – в то утро, когда он вернулся из квартиры газетного магната, которого хватил удар прямо в ванне.

– Ф-фу, еле успел, – пробормотал Пиф-Паф, отдуваясь и мотая головой. Еще какая-то минута – и все.

– Как, неужели вам удалось его спасти? – изумился я.

– Нет, он умер, разумеется. Но ещё чуть-чуть дышал, когда я электрокардиограф доставил.

Нашими самыми постоянными, да и прибыльными пациентами, были женщины-невротички; их ряды насчитывали несколько дюжин, и все они были по уши влюблены в доктора Поттер-Фиппса. Частенько днем он вел с ними бесконечные телефонные разговоры, утешал, увещевал и успокаивал, а вечерами то одна, то другая появлялась у нашего парадного, разодетая как живая реклама Картье.

– Разумеется, они в меня влюблены, дружок, – как-то раз признался мне Пиф-Паф. – Честно говоря, это единственное, что удерживает некоторых из них от суицида. А что тут такого?

– Но, Пиф... доктор Поттер-Фиппс, – робко попытался возразить я, неужели вы сами никогда не испытываете от этого неловкости?

– Ничуть, – пожал плечами Пиф-Паф. – В конце концов – меня ведь никто не заставляет испытывать к ним ответное чувство, не так ли?

Работа у Пиф-Пафа доставляла мне истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Вскоре я окончательно выкинул из головы мрачные воспоминания о докторе Хоккете, Жасмине и семейке Уилкинсов и даже сумел избавиться от ночных кошмаров, связанных с компанией "ВИЛСОН, ВЕРЕСКИЛЛЬ И ВОЗЛЮБЛИНГЕР". К сливкам лондонской аристократии меня, правда, больше не посылали, но зато мне довелось проконсультировать нескольких актеров и даже парочку парламентариев. Словом, я уже настолько привык к этой милой практике и прикипел душой к людям, что слова Пиф-Пафа в одно субботнее утро прозвучали для меня как гром среди ясного неба. К тому времени я работал в приемной доктора Поттер-Фиппса уже больше двух месяцев.

– Завтра, наконец, встречаюсь со своим компаньоном, – известил меня Пиф-Паф. – Он поправляется буквально не по дням, а по часам. Молодчина. Еще каких-то пара-тройка недель, и он вернется.

– Я очень рад, – соврал я с вытянувшейся физиономией.

– Вам ведь, должно быть, не терпится вернуться в родные Гималаи, мой мальчик?

– Не то, чтобы очень...

– Я очень признателен, что вы сумели выручить нас в трудную минуту. Не знаю даже, что бы мы без вас делали. Да и многие клиенты наши просто без ума от вас. Не далее как вчера, например, жена угольного промышленника сказала, что вы просто зайчик.

– Я очень тронут, – пробормотал я. – Откровенно говоря, мне и самому жаль будет покидать вас. Я даже подумываю, не обзавестись ли где-нибудь неподалеку отсюда собственной практикой?

На мгновение глаза Пиф-Пафа сузились.

– Не советую, мальчик мой. Очень не советую. Жизнь-то у нас собачья. Открывать новое дело с нуля – бр-рр! Врагу не посоветовал бы. А конкуренция? Сожрут ведь, ногами растопчут! Кошмар. Нет, дружок, в Гималаях вам будет гораздо спокойнее.

Комната ожидания была пуста, и мы с доктором Поттер-Фиппсом некоторое время постояли у окна. Стоял замечательный весенний денек, и почки деревьев в Гайд-парке набухали и лопались буквально на глазах, точно вылупляющиеся из скорлупы цыплята. На бледных лицах лондонцев, впервые оставивших дома свои пальто, заиграли веселые улыбки. Даже машины, и те шмыгали по Парк-Лейн с какой-то подкупающей бодростью.

– Весна наступила, мой мальчик, – произнес Пиф-Паф, довольно вздыхая, словно прослышав, что только что в нашу лифтовую шахту провалился и сломал ногу сказочно богатый мультимиллионер. – А знаете, с тех самых пор, как я встретил на скачках Гримсдайка, у меня ещё не было ни одного выходного. Вот какая у нас практика. От зари и до зари. Что ж, должно быть, за это они нам и платят. – Чуть помолчав, он добавил: – Я знаю, что сегодня у вас выходной, но все-таки хотел поинтересоваться, не согласились бы вы разок подежурить за меня?

– С радостью, Пиф-Паф. Ей-богу.

– Спасибо, малыш. Тогда я, пожалуй, рвану в Саннингдейл. Там и поужинаю, а к полуночи вернусь – на случай, если вдруг что-нибудь срочное объявится. Хотя вряд ли – в такой день все на уик-энд разъедутся.

После ланча он переоделся во фланелевый костюм, позвонил одной известной актрисе, уговорив её составить ему компанию, собрал клюшки и, усевшись в "роллс" номер один, "рванул в Саннингдейл" играть в гольф. Оставшись один, я сбросил туфли и блаженно растянулся на мягкой кушетке, предназначавшейся для осмотра пациентов. У изголовья я удобно пристроил стопку журналов "Нью-Йоркер" и "Лайф", томик "Цитадели" Кронина, коробочку конфет, обнаруженных в столе у секретарши, и бутылку "Кордон-Бле", извлеченную из шкафчика с лекарствами. Я искренне желал Пиф-Пафу приятного отдыха, но не видел ни одной причины, запрещавшей мне самому провести субботний день на работе с максимальным комфортом.

Не прошло и получаса после отъезда Поттер-Фиппса, как в дверь позвонили. Я вскочил, проворно натянул туфли, упрятал всякие излишества под кушетку и заспешил к двери. На пороге стоял высокий, приятной внешности седовласый незнакомец с гренадерскими усами. Одет он был в твидовый костюм, а в руке держал увесистый чемоданчик с золотым замочком.

– Добрый день, – любезно поздоровался незнакомец. – Я записан на прием к доктору Поттер-Фиппсу.

Прочитав, должно быть, несказанное изумление на моем лице, он пояснил:

– Мой личный секретарь записал меня. К сожалению, суббота единственный день, когда я могу позволить себе посетить врача. Надеюсь, я не доставлю уважаемому доктору лишних хлопот?

– Мне, право, неловко, – сбивчиво залепетал я, но, боюсь, произошло какое-то недоразумение. Доктор Фоттер-Пипс... то есть, Поппер-Тикс... Словом, доктор сейчас отсутствует. Я его ассистент. Одну минутку, я проверю по книге записи на прием...

– Благодарю вас, – степенно произнес седовласый с легким поклоном. Моя фамилия Бичем. Я решил, что проще будет заехать к вам самому, чем беспокоить доктора лишним вызовом на дом. – Он виновато улыбнулся. – К тому же это несколько экономичнее.

Я лихорадочно зашелестел страницами. Вот оно!

– Боюсь, сэр, что вам назначено на следующую субботу!

– Ах, дьявол! Как неудачно. И ведь такая путаница не впервые со мной случается. А в следующую субботу я буду уже в Эдинбурге. – Он смерил меня придирчивым взглядом. – Послушайте, доктор, а не могли бы вы меня проконсультировать? Мне бы уж очень не хотелось откладывать...

– С удовольствием, – согласился я. – Давайте пройдем в смотровой кабинет.

– Вам, без сомнения, потребуется мой анамнез, – промолвил он, усаживаясь. – У меня уже все в голове припасено. Возраст: шестьдесят один. Семейное положение: женат. Должность: член кабинета министров. В детстве переболел всем, чем положено. Вы за мной успеваете?

– Как вы сказали – "член кабинета министров"? – Даже для нашей весьма необычной практики, передо мной была птица высокого полета.

– Да, я министр по вопросам строительства, – скромно пояснил он, словно сообщая о своих успехах в гольфе. И вдруг я припомнил, что всего неделю назад видел его фотографию в газетах: министр перерезал ленточку на торжественном открытии очередного моста. Человек с виду вполне приличный, однако я впервые имел дело с живым министром и не знал поэтому, как к нему правильно обращаться. Для подстраховки я решил приравнять его к герцогу.

– Конечно же, сэр, – кивнул я. – Извините, э-ээ, что сразу вас не узнал. Простите меня, пожалуйста. Теперь, если не возражаете, э-ээ, я задам вам несколько вопросов. Вы позволите?

Министр скрестил на груди руки.

– Разумеется, доктор. Делайте все, что находите нужным. Я целиком и полностью в вашем распоряжении. Не далее как вчера я поделился с министром здравоохранения своими соображениями по поводу того, что, на мой взгляд, нет смысла посещать врачей, если затем не следовать их рекомендациям, напрочь отринув собственное мнение о своем здоровье. Он же ответил, что мнение пациента о враче и то – куда важнее. – Бичем улыбнулся. – Пошутил, конечно. У него вообще замечательное чувство юмора.

– Да, конечно. Итак, сэр, что вас беспокоит?

Беспокоили министра боли в позвоночнике. Указав на кушетку, на которой ещё несколько минут валялся сам, я предложил ему раздеться.

– Совсем раздеться, доктор?

– Да, будьте любезны. Я хочу вас как следует осмотреть.

– Ваше слово для меня закон, доктор.

Он принялся аккуратно расстегивать пуговицы жилета, а я едва успел задернуть перед ним портьеру, как в дверь снова позвонили.

– Прошу прощения, – извинился я перед министром. – Я только узнаю – и вернусь. Мигом.

– Конечно, доктор.

На крыльце стояла высокая, темноволосая и весьма привлекательная женщина в норковой пелерине. Увидев меня, она схватилась за горло и воскликнула:

– О Господи! Я погибаю! Боже, что мне делать!

Не найдя, что сказать, я тупо пробормотал:

– Послушайте, успокойтесь, пожалуйста...

Но дама не слышала меня. Оттерев меня плечом, она протиснулась внутрь и устремилась в комнату для ожидания, и навзрыд разрыдалась.

Я быстро закрыл дверь в смотровой кабинет, где раздевался министр по вопросам строительства.

– Если это в моих силах, мадам, я вам, безусловно, помогу, – сказал я. – Вы только постарайтесь хоть на минутку взять себя в руки...

– Пиф-Паф! – громко выкрикнула она. – Милый мой Пиф-Паф! Где он?

– Доктор Эразм Фот... Поттер-Фиппс взял сегодня выходной, – строго объяснил я. – Он уехал играть в гольф.

– Он там с женщиной! – всхлипнула она. – Джанет сказала мне, что он взял с собой эту стерву Хелен.

– Ну что вы, речь шла всего лишь о гольфе, – смущенно пробормотал я, вдруг осознав, что веду себя не как подобает врачу-профессионалу. За два месяца работы на Парк-Лейн я приобрел куда больший опыт общения с трудными пациентами, чем за пять лет, проведенных в Св. Суизине, где посетители относились к врачам с таким же благоговейным трепетом, как к полиции. И тем не менее влюбленные в Пиф-Пафа женщины оставались для меня непреодолимой проблемой.

– Что же мне делать? – застонала незнакомка, зарывшись лицом в кушетку. – Что мне делать? Я хочу умереть! Мне ничего другого не остается! Да, только умереть...

Пока я придумывал, как быть дальше, она вдруг встрепенулась и посмотрела на меня, словно видела впервые.

– Кто вы такой?

– Я ассистент доктора Поттер-Фиппса, – вежливо ответил я. – Я могу вам помочь?

– Никто не в силах мне помочь! – Ее красивое лицо побледнело, а размывшаяся краска стекала по щекам грязными ручейками. Вдруг она заломила руки и, запрокинув голову назад, истошно завизжала.

Что ж, по крайней мере, с легкими у незнакомки все было в порядке. Как, впрочем, и с трахеей и голосовыми связками. И тем не менее я посчитал своим долгом вмешаться.

– Прошу вас, успокойтесь, пожалуйста! – проорал я. – Бога ради, перестаньте кричать!

Но дамочка завизжала пуще прежнего. Вопя благим матом, она для пущей убедительности молотила себя кулачками по лбу и барабанила каблуками по паркету.

К этой минуте меня уже меньше беспокоило состояние её здоровья жизненная энергия била из красотки ключом, – чем моя собственная репутация. Годы, проведенные в Св. Суизине, выработали в каждом из нас железное правило: никогда не оставаться с пациенткой-женщиной наедине, без присутствия медсестры. В любую минуту двери приемной могли пасть под натиском полицейских, журналистов или даже просто случайных прохожих, которым не давали спокойно спать лавры сэра Галахада.

– Проклятье! – вскричал я. – Да замолчите же вы!

Однако поклонница Пиф-Пафа завопила ещё громче. На сей счет инструкции Св. Суизина ничего путного не предусматривали, однако, по счастью, я припомнил из художественной литературы, что спасительный рецепт состоит из звонкой пощечины. Собравшись с духом, я нагнулся к исходившей криком дамочке и со всего размаха отвесил ей увесистую оплеуху. Однако мое снадобье возымело обратное действие: вместо того, чтобы успокоиться, эта особа ответила таким апперкотом слева, что я отлетел к стене. В следующий миг разъяренная не на шутку дамочка тигрицей соскочила с кушетки и принялась швырять в меня всем, что попадало под руку.

Беспомощно барахтаясь посреди кучи журналов, телефонных справочников, расколотого фарфора и стекла, я все же сумел подняться как раз вовремя, чтобы увернуться от меткого удара массивной лампой, который наверняка оглушил бы меня, а то и вовсе раскроил череп.

– Что вы вытворяете, черт побери? – гневно вскричал я, хватая разбушевавшуюся посетительницу за руки. – Вы же меня убьете!

– И поделом тебе, мерзавец! – завизжала она. – Как ты посмел на женщину руку поднять? Неандерталец!

Последнее слово она произнесла уже почти спокойным тоном, заронив во мне надежду.

– А что мне оставалось делать? – миролюбиво вопросил я. – У вас началась истерика, и мне пришлось применить испытанное народное средство. Вы же набросились на меня как расфуфыренная дикая лесная кошка!

– Ненавижу вас! – кокетливо надулась она. И тут же свалилась мне на грудь, обливаясь горючими слезами.

В течение нескольких минут я только гладил её по спине и бормотал слова утешения. Затем произнес:

– Может, вам лучше вернуться домой и лечь в постель? Если хотите, могу выписать вам хорошее успокаивающее средство. Проспитесь, а потом сразу полегчает.

Незнакомка с шумом высморкалась. Вид у неё был пренесчастный.

– Я останусь здесь до возвращения моей рыбки, моего Пиф-Пафа, – с обожанием пробормотала она.

– Но доктор Поттер-Фиппс может задержаться на всю ночь, – возразил я. И тут же, увидев её гневно вспыхнувшие глаза, поправился: – В том смысле, что после гольфа его могут к больному вызвать и все такое...

Ее голова бессильно поникла.

– Отвезите меня домой. Пожалуйста. Я не могу этого вынести. Не оставляйте меня одну.

– Ну что вы... – замялся я. – Я не могу.

– Пожалуйста! – взвыла она. – Умоляю вас. Это недалеко. Совсем рядышком.

Меня по-прежнему обуревали сомнения. Наконец я решился.

– Ну что ж, я отвезу вас. – Ведь должен же я был каким-то образом от неё избавиться. – Только обещайте, что по пути будете вести себя прилично.

Она поспешно закивала, словно провинившаяся школьница.

– Обещаю.

Я помог ей выйти на улицу и, остановив такси, забрался следом за ней на заднее сиденье.

– Есть дома кто-нибудь, кто сможет за вами присмотреть? – спросил я.

Она молча помотала головой из стороны в сторону.

– А есть у вас родственники или друзья, которых можно об этом попросить?

– Я их всех ненавижу!

Я полюбовался в окно на ярко-синее небо, на солнце, весело золотившее крыши домов, и вдруг пожалел, что я не мальчик, который таскает вслед за Пиф-Пафом клюшки для гольфа.

Жила моя скандалистка в самом конце Керзон-стрит. Почти весь путь мы проделали в полном молчании, и уже подъезжали, когда она вдруг радостно воскликнула:

– Господи, ну и дура же я!

Повернув голову, я обнаружил, что моя спутница достала косметичку и, глядясь в зеркало, накрашивается.

– Должен признаться, что мне не совсем понятна ваша реплика, сдержанно произнес я.

Впервые за все время нашего знакомства она улыбнулась.

– Я ведь и правда дура, да? И чего так завелась, сама не понимаю. Должно быть, выпила лишнего за ланчем. Алкоголь на меня порой убийственно действует. А вы, наверное, решили, что у меня вообще крыша поехала?

– Откровенно говоря, подобные подозрения закрались ко мне в голову, сдержанно признался я. – Я даже подумывал, не вызвать ли психичку с санитарами.

– Спасибо, что не вызвали. Господи, а денек-то какой стоит, а? Загляденье просто. – Она со щелчком захлопнула косметичку. – Ну, вот мы и приехали? Заскочите на секундочку – махнем по рюмашке. После всего пережитого вам это просто необходимо.

Я заколебался.

– Может, не стоит...

– Ну что вы! Идемте сейчас же. Я позвоню на коммутатор и попрошу переводить все ваши звонки на мой номер. Пиф-Паф так часто делает.

Я мучительно раздумывал. Оставаться наедине с пациенткой женского пола и без того уже было отступлением от правил, распитие же спиртных напитков у неё дома наверняка квалифицировалось бы моими коллегами как настоящее грехопадение. Однако не забудьте, что все-таки на дворе стояла весна...

– Хорошо, но только на минутку, – кивнул я.

– Кстати, меня зовут Китти, – прощебетала она, отпирая дверь. Квартирка у меня крохотная, но уютная. Располагайтесь и чувствуйте себя как дома. Пиф-Пафу здесь нравится.

В её "крохотной квартирке" разместилась бы добрая дюжина моих бейсуотерских комнат, да и обставлена она была с такой богатой экстравагантностью, которая составила бы честь и самому Эразму Поттер-Фиппсу. Впрочем, возможно, он и приложил к этому руку, подумал я.

Распахнув окно, Китти высунулась наружу и пропела:

– Весна, весна, весна! Боже, как прекрасно! Вы любите весну? Ландыши, тюльпаны и колокольчики! Нет, непременно цветничок у себя разобью. Что вам налить, милый?

– Я уже пил сегодня бренди, – признался я. – Лучше бы уж не смешивать, если у вас оно есть, конечно.

– Есть, мой зайчик, – проворковала Китти. – Бренди у меня целый бар.

Она поставила на столик две рюмки и бутылку с этикеткой, на которой красовалась одинокая корона, а ниже я с изумлением разглядел цифры: "1904".

У меня перехватило дыхание.

– Эй, полегче, – выдавил я, глядя, как Китти небрежно наполняет рюмки. – Такой нектар пьется разве что наперстками.

Китти только игриво хихикнула и вручила мне наполненную до краев рюмку.

– За нашу удачу! – провозгласила она, отпивая. – Вот, совсем другое дело, – добавила она, облизываясь. Затем уселась на софу рядом со мной. Я отодвинулся. Китти тут же придвинулась ко мне, уже вплотную.

– Расскажите мне про себя, – попросила она, кладя руку мне на колено.

– А что тут рассказывать? – Я в свою очередь облизнулся, смакуя бренди. – Я всего лишь временный ассистент доктора Поттер-Фиппса, вот и все.

– Вы слишком молоды для врача, – кокетливо заметила Китти, гладя меня по ноге.

– Вообще-то, по правде говоря, врач я ещё новоиспеченный, – сказал я.

Китти снова хихикнула.

– Да, когда я свалилась в ваши объятья, то сразу поняла, что опыта у вас ещё маловато.

– Ну надо же! – удивился я. – А мне показалось, что я держался очень уверенно.

Она рассмеялась.

– Кстати, – добавил я, – прошу у вас прощения за эту пощечину.

– И вы, милый мой доктор, извините, что я едва вас не пришибла.

Мы улыбнулись друг другу, и выпили еще. Я почувствовал, как внутри разливается приятное тепло. Возможно, этому способствовала и Китти, прильнувшая ко мне, как котенок.

Несколько минут спустя она встала.

– До чего с вами приятно, – сказала она. – Подождите капельку – я переоденусь.

Я плеснул себе ещё немножко бренди. Напиток оказался совершенно восхитительным. Наслаждаясь его мягким, обволакивающим вкусом, я тем не менее нашел в себе силы призадуматься над непростой ситуацией, в которой оказался. С профессиональной точки зрения мое поведение было в высшей степени неправильным. Тут я припомнил буклет по врачебной этике, который таскал в бумажнике, и, достав его, принялся внимательно изучать. Так, размеры табличек, визитные карточки, дележ гонораров, отношения с лицами духовного звания и тому подобное. И – ни единого слова про отношения с пациентками, про ту коварную проволоку, натянутую между профессионализмом и галантностью, на которой я сейчас балансировал.