Текст книги "Хорьки-фермеры"

Автор книги: Ричард Дэвис Бах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава восьмая

– Курорт Хорька Джоди «Радужная овца» и Центр подготовки хорьков-фермеров. Я – София. Чем мы можем вам помочь?

Хорек Джуп покачал головой. «Уж эти мне телефоны», – подумал он. В офис он заглядывал нечасто, а сейчас зашел за чистыми блокнотами для своей саги. Он не очень-то понимал, для чего фермеру офис, а телефон – тем более. Он, конечно, допускал, что с той поры, когда они с Джоди были щенками в пестрых шейных платках и поношенных ковбойских шляпах, мир изменился, но это еще не значит, что фермер в горах не может обойтись без телефона.

Он слушал вполуха, как бодрая молоденькая секретарша втолковывает по телефону то, что он слышал уже тысячу раз: «Сожалеем, но радужную шерсть нельзя приобрести сразу. Овцам полагается сообщить, в каких целях будут использовать их продукт, и за ними остается право одобрить или не одобрить это применение. Для этого овцы должны встретиться лично с автором проекта. График приема у нас свободный, но без поездки вам не обойтись. Ближайший от нас аэропорт – в Хелене, Монтана, а оттуда – два часа езды до нашей фермы. Спасибо за звонок...»

Джуп покопался в ящиках с канцелярскими товарами, нашел блокноты в тканевых переплетах и написал расписку: «Взял два таких. Джуп».

Снаружи донесся шум подъезжающего автомобиля. По-деловому короткий стук в дверь:

– Это офис?

– Да, мэм. – София поднялась, приветствуя посетительницу. – Вы попали по адресу.

Телефон опять зазвонил.

– Не подойдете ли, Джуп? – попросила секретарша.

Фермер уже был у двери, но вернулся и, просунув лапу между горшками с городскими растениями, которым под открытым небом здесь пришлось бы несладко, снял трубку.

– Овечья ферма.

Голос с легким французским акцентом:

– Это курорт Хорька Джоди «Радужная овца»?

– Ага.

– Я звонил на прошлой неделе. Не могли бы вы назначить мне время для визита?

– В пятницу, – сказал Джуп.

«День большого представления, – подумал он. – Все будут при параде».

– Я имею в виду, для одобрения... Мы могли бы встретиться?..

– Ага.

– В... э-э-э... в три часа?

– Ага.

– Меня зовут... – звонивший помедлил и сам все понял, – ...это не обязательно, да?

– Ага.

– Значит, в пятницу, в три.

Джуп бодро кивнул, повесил трубку и, выбравшись из офиса, направился в сарай.

Глава девятая

Юный Хорек Баджирон поднялся задолго до рассвета. Он стоял в морозной тишине пустого загона и, пристроив блокнот на среднюю перекладину, выводил при лунном свете слова:

«Я боюсь, – писал он. – Завтра большая прогулка, мы будем сами по себе, всю дорогу до высокого хребта, до самой Громовой горы. Овцам все равно, для них это пикник. – Он остановился и в задумчивости пожевал кончик карандаша. – Больше всего я боюсь скал. Нам со Строубом велено держать овец подальше от обрывов. Куки говорит, надо быть осторожным, в таких местах трудно искать следы. Питон и Алла пойдут за нами, чтобы я не заблудился...»

За спиной у него, в темноте сарая, чиркнула спичка – так неожиданно, что Баджирон развернулся прыжком, выронив карандаш.

– Раненько встаешь, Баджирон.

В пламени спички, лизнувшем фитиль фонаря, он различил маску и усы Хорька Джоди. На востоке было еще темным-темно. Джоди повернул спичку вертикально и встряхнул так резко, что пламя исчезло тотчас. Он еще немного подержал спичку, чтобы остыла, и воткнул себе за ленту на шляпе – для пущей безопасности.

– Да, сэр. – Баджирон наклонился за карандашом.

Тот, Который Умел Говорить с Овцами, повесил фонарь на длинный гвоздь, вбитый в стену сарая, перегнулся через верхнюю перекладину загона и уставился вдаль, на призрачные очертания гор, выхваченные лунным светом из тьмы на горизонте.

– Завтра – большая прогулка.

– Да, сэр.

– Волнуешься из-за обрывов?

– Да, сэр. Из-за них.

– Это хорошо.

Баджи задумался.

– Нас настигают те неприятности, из-за которых мы не волновались, – объяснил Джоди и, снова поддавшись воспоминаниям, добавил: – Если тебя застали врасплох – ты в беде.

Он повернулся, взял фонарь и направился к дому.

– Держу пари, когда записываешь, все становится иначе.

Хорьскаут двинулся за ним.

– Не знаю, сэр.

– Еще узнаешь. – Какое-то время они шли молча. Потом Джоди произнес: – Сюда много щенков приезжает, Баджирон. Но я могу отличить тех, которым предстоит изменить мир.

Еще какое-то время Баджи набирался храбрости, а потом все-таки спросил:

– Как же вы отличаете, сэр?

– Они знают, чего хотят. – Он неторопливо шагал к дому. Спешить было некуда. Шар золотого света от фонаря окутывал двух хорьков. – Вот, к примеру, Питон. Он привез в летний лагерь сумку с инструментами. Ясное дело, что когда-нибудь этот щенок станет первоклассным механиком! Не знаю уж, на каких машинах, знаю только одно: если Питон возьмется за дело, завертится любой мотор. Когда-нибудь другие хорьки будут вверять ему свою жизнь.

– Тогда что же он здесь делает, сэр? На овечьей ферме моторы ведь не нужны...

– Писатели тоже не нужны. – Джоди распахнул калитку и подставил мордочку первым лучам рассвета. – Питон здесь по той же причине, что и ты.

Баджи уверенно взглянул в глаза старшему хорьку.

– Чтобы доказать, что я на это способен!

А Джоди уже вел его за собой в личный обеденный зал – через анфиладу арок, обращенных на запад, по вымощенной плитками дорожке, упиравшейся во внутренний дворик: выбеленные стены, растения в кадках, стол, несколько стульев, саманный камин, пышущие жаром угли.

Джоди выдвинул стул для Баджирона, сам сел напротив и поставил фонарь на пол.

– Ты когда-нибудь читал Хорька Таминдера? – спросил он. – «Море и звезды»?

Баджи открыл было рот, снова закрыл... и тут его прорвало:

– «Море и звезды»?! Да, сэр! Как вы догадались? И «Зимний огонь»! И «К западу от дома»! Эта книга, сэр, она мне показала, как это может быть! Это уже не просто отпечатанные страницы! Эти слова... Они тают, и растекаются, и становятся разноцветными красками, и разными местами, и зверьми! Вот это – настоящее приключение, сэр! Весь мир исчезает, и ничегошеньки от него не остается, и ты тоже исчезаешь, а потом наконец просыпаешься, и каким-то образом... каким-то образом все это выходит из книги, из книги, которую можно подержать в лапах, но, если ее открыть, открыть на любом месте, опять попадешь туда, в его мир, и он – единственный, кто тебя может туда привести!

За все лето он сказал меньше слов, чем сейчас, в этой нежданной вспышке.

Фермер слушал, смотрел.

– Хочешь поговорить о том, как пишутся книги?

Позже, когда солнце уже выкатилось из-за холмов над Чертовой развилкой, появился Куки с тележкой полированного дерева, нагруженной ингредиентами. Этим утром он хранил почтительное молчание и только время от времени незаметно подмигивал гостю Джоди. На доске в столовой, под надписью «СЕГОДНЯ УТРОМ

ДЖОДИ ЗАВТРАКАЕТ С...», он вывел мелом: «Хорьком Баджироном».

Он установил медную сковородку на самое холодное место гриля, взбил oeufs a l'orange [2]2
  Яйца с апельсиновым соком (фр.)


[Закрыть], добавил специй, поджарил на медленном огне омлет – тоненький, как бумага, – и ловко разделил на две порции. Щенок все говорил и говорил, фермер слушал, то и дело кивая. А Куки тем временем с проворством фокусника изготовил riz espanol flambe', выложил полукругом на тарелки к омлету, добавил по веточке водяного кресса и щедро посыпал все монтанской сальсой. И вот уже перед двумя хорьками стоял завтрак, легчайший, как утренний воздух, и переливающийся всеми красками новорожденного дня.

– Спасибо, Куки, – сказал Джоди.

– Большое спасибо, – сказал щенок.

Баджирону казалось странным, что сегодня он – на особом положении и не может, как обычно, поболтать с Куки и посмеяться над экзотическим утренним меню.

Повар кивнул им обоим, улыбнулся в усы и тихонько покатил свою тележку прочь, оставив угли понемногу догорать в камине.

Только через час, когда остальное ранчо начало просыпаться под дивный звон металлического треугольника, Джоди поднялся из-за стола.

– Ну, у тебя, кажется, большой день впереди.

– Да, сэр. Спасибо, что уделили мне время, сэр. И за завтрак спасибо!

Но не успел малыш пройти и нескольких шагов по коридору, как фермер окликнул его:

– Стой, Баджирон! Это тебе!

Баджи обернулся и удивленно заморгал. Джоди протягивал ему книгу.

– Это твоя. Для тебя.

– Спасибо, сэр!

В общей спальне было пусто – все ушли завтракать. Только теперь Баджирон решился рассмотреть подарок.

Темно-синюю, как ночное небо, обложку наискось пересекал белый заголовок: «К западу от дома». Хорьскаут раскрыл книгу, лапы его дрожали. Напротив титульной страницы – размашистая, уверенная надпись темными чернилами:

«Тебе, юный писатель, кто бы ты ни был. Теперь, когда Хорек Джоди вручил тебе эту книгу, мой факел стал твоим. Зажги его собственным светом и пронеси еще один день, прежде чем передать дальше».

И подпись с завитушкой: «Хорек Таминдер».

Глава десятая

Хорьчиха Жасмина без сил опустилась на оборчатые подушки кресла перед гримерным столиком. Во вторник были съемки в Венесуэле, экстравагантный эпизод для «Феретимы». В среду – фестиваль «Боксксес-Фильм» на юге Франции. В четверг – очередные интервью для журналов и выпусков новостей. Вчера – церемония вручения наград от актерского колледжа. Вечер незаметно перешел в утро, времени на отдых не осталось. А сегодня – еще один перелет: один старый друг везет ее в какое-то таинственное путешествие.

Придвинувшись поближе к зеркалу, Жасмина принялась водить по своей серебристой шубке щеткой из эбенового дерева, старательно взъерошивая мех: скоро получится прическа, которую весь хоречий мир давно уже называл «под Жасмину». В уголке зеркала был прилеплен старый железнодорожный билет с дырочкой в форме сердца, а рядом – фото юного красавца-хорька в шейном платке и шляпе.

Почти вплотную к зеркалу красовались два хрустальных куба на серебряных подставках-шпилях с какими-то надписями, в отражении неразборчивыми. Ближе к переднему краю столика – два «Усача», тяжеленькие золотые статуэтки в виде хорьков. На первой значилось: «Лучшей актрисе – Хорьчихе Жасмине». На второй – главном призе вчерашней церемонии – «Щенки выбирают Хорьчиху Жасмину».

Осмотрев гардероб, она выбрала то, что лучше всего подойдет к медальону: тонкий, как паутинка, небесно-голубой шарф от Хорька Донатьена. Несколько взмахов щеточкой для усов, украшенной скромной монограммой, легчайшее касание пуховки – и Жасмина готова в путь. Даже несколько минут осталось в запасе.

Незаметно для себя самой она переменилась: сияющая красота ее теперь сочеталась с мудростью.

В круглом проеме окна виднелся пляж Малибу, за ним расстилался океан. Какая резкая, какая прямая черта горизонта! Зеленые луга и горы Монтаны остались в далеком детстве. Как же она соскучилась по тихому плеску реки, по чистому, спокойному воздуху нагорий!

Жасмина открыла медальон. И опять при виде той горной маргаритки перед ее внутренним взором развернулась сцена прощанья, не потускневшая от времени. Жасмина повиновалась своему призванию и ни о чем не жалела. Но какой же дорогой ценой приходилось за это платить! Одиночество, невозможность подлинной близости... Как же сердцу не превратиться в камень под таким тяжким бременем? «Я скучаю по дому, – думала Жасмина. – До чего же я скучаю по дому! Да полно... теперь-то, наверное, никакого дома у меня больше нет».

Тихий стук в дверь:

– Месье Донатьен желает вас видеть, мэм.

– Спасибо, Гвенет.

На изящные часы, стоявшие у зеркала, Жасмина даже не взглянула: она и так знала, что сейчас ровно час пополудни. В том, что касалось делового чутья, модельер не знал себе равных, а деловое чутье начинается с пунктуальности.

Актриса поднялась и прошла через лоджию в гостиную с видом на море. Стекло и полированная древесина, бархатная обивка диванов и кресел сверкали в ярких лучах солнца.

Безупречно причесанный хорек-космополит обернулся на звук шагов. Рядом с ним на столике стояла подарочная коробка песочного цвета.

– Привет, Жасмина. – Знакомый голос, легкий французский акцент. – Еще раз – мои поздравления! В среду – «Кубики льда» от «Боксксес», а вчера – еще два «Усача»! Magnifique, прелесть моя! Великолепно, как всегда!

– Привет, Донатьен. Спасибо.

– Я не вовремя? Ты, кажется, устала? Грустишь?

– Было немножко, – улыбнулась актриса. – Но ты меня развеселил.

– Просто у меня на душе радостно. Вот и тебе передалось. Как-никак, грядут перемены, Жасмина?

«Кто не способен чувствовать, что у других на душе, – подумала Жасмина, – тому в бизнесе делать нечего».

– Позже расскажу.

Она заметила коробку, но любопытствовать не стала.

– Ты обещала поехать со мной и не задавать никаких вопросов, – напомнил Донатьен. – Но вовсе не обязательно сегодня...

Жасмина снова улыбнулась и пожала плечами, стряхивая усталость.

– Никаких вопросов. Когда вылетаем?

– Сейчас же. – Модельер протянул ей коробку. – А это – тебе.

– Спасибо...

Жасмина развязала ленточку, сняла крышку. Внутри, под слоем папиросной бумаги, лежала широкополая ковбойская шляпа. Такая, какую не наденет ни один уважающий себя фермер: голубая, точно небо Монтаны.

Жасмина вздрогнула и уставилась на Донатьена во все глаза. «Откуда он знает?!»

Не дожидаясь, пока она оправится от изумления, модельер извлек шляпу из коробки и водрузил Жасмине на голову.

– Ай-я-яй... – пробормотал он.

Покачав головой – «нет, не годится», – он повернул шляпу и надвинул пониже на глаза. Мордочка его расплылась в улыбке.

– Volia'! C'est parfait [3]3
  Вот! Замечательно! (фр.)


[Закрыть]! Жасмина, ни слова!

Он подвел ее к зеркалу.

– Ни слова! Я и сам вижу! Тебе нравится!

Вскоре они уже подъезжали к аэропорту Ван-Нюйс. Актриса и модельер – роскошная пара – вышли из белого лимузина и поднялись на борт частного самолета, на черном фюзеляже которого красовалась золотая надпись «Донатьен». Никто не знал, о чем грезила Жасмина, прикорнув у иллюминатора и прикрывшись от солнца пыльно-голубой ковбойской шляпой. Но и так было ясно, какая заметка появится завтра в журнале «Кто с кем?».

Ближе к вечеру самолет приземлился в городском аэропорту Хелены. Актриса и модельер пересели в темный лимузин и двинулись на юг.

Жасмина слушала, как модельер, сам того не подозревая, сшивает лоскутки случайностей в узорный ковер совпадений.

Донатьен поведал ей, что для новой его серии шарфов необходима шерсть радужных овец, и никакая другая не подойдет. И кто бы мог подумать, что это – единственное в мире место, где можно достать такую шерсть?! Он уже позвонил и обо всем договорился. И теперь им предстоит встреча с радужными овцами. Встреча и переговоры, на которых он, Донатьен, должен убедить этих опасливых овечек, что линия шарфов «от кутюр» – достойное применение для продукта столь изысканного и редкостного.

И день сегодня отличный, – продолжал он. В самый раз, чтобы отдохнуть и развлечься. Жасмине непременно здесь понравится. Она увидит наконец горы и луга, о которых так часто ему рассказывала. И родные края ее где-то неподалеку...

Жасмина кивнула и улыбнулась:

– Донатьен, ты – ангел!

«Узнать ему было неоткуда, – думала она. – Я ему расскажу, но не сейчас». Если это чудесное совпадение привело ее сюда, не поможет ли оно и застать на ферме ее старого друга, чтобы пути их пересеклись вновь?

Сердце ее затрепетало. «Да, в мире есть порядок, – подумала она. – Прекрасный порядок».

Глава одиннадцатая

Xорек Джоди ехал на Соколице вверх по течению ручья к Северной Звезде – городку, который теперь, благодаря соседству с преуспевающим овечьим курортом, именовался «Вратами Радуги». Щенки нарисовали разноцветное пушистое стадо и поставили на обочине шоссе как дорожный знак.

Никуда не торопясь, оглядывая окрестные склоны и прислушиваясь к плеску ручья и щебету птиц, Джоди беседовал со своим сердцем.

«Все, чего я хотел, – думал он, – все, на что я надеялся, сбылось. Я – простой деревенский хорек. Я всегда любил горы, свежий воздух и Монтану – и вот я живу здесь, в своих любимых краях. Я всегда любил лошадей и хотел понимать всех животных, которые меня окружают, – и вот мне это удается, и очень даже неплохо, и мы все нашли общий язык. Я хотел исполнить их мечты... мечты этих шотландских малюток. И щенков... – Джоди улыбнулся. – Мы дарим им Настоящие дела, и Приключения, и Романтику горных просторов! И овцы счастливы, а щенки возвращаются домой сильными, мудрыми и добрыми, достойными уважения в собственных глазах. Этого я и хотел для них. И они это получают».

«У меня было несколько вопросов и о себе, – мысленно добавил он. – И я нашел на них ответы, которые меня устраивают».

Он снял шляпу и провел лапой по лбу, приглаживая мех. За одну жизнь душа может научиться многому, но все же...

Соколица фыркнула и встала, недоверчиво уставившись на маленькую хорьчиху, вдруг возникшую из ниоткуда у самой кромки воды.

Мерцающая шубка цвета мускатного ореха, гвоздичная маска, темные глаза на мордочке, исполненной серьезности и веселья.

– Привет, Джоди. Помощь нужна?

С улыбкой фермер указал кивком на волны, с плеском перекатывавшиеся через лапы хорьчихи-философа.

– Сойдет за отпечатки лап?

– Сойдет, спасибо, – ответила она. – Ну так как? Помощь нужна?

– Я скучаю по ней, Кинни. Я скучаю по Шайен.

– Она...

– Я знаю, что у нее – своя судьба, а у меня – своя. Когда я спрашиваю себя, приходит ответ, что все в порядке, что именно так мы и должны жить, как живем. По-моему, я исполнил почти все, ради чего пришел в этот мир. Она – тоже, может быть, а может быть и нет. Но когда я спрашиваю, почему мы с ней избрали родиться в Лапке и так подружиться, если всё, что нам предстояло, – это расстаться навеки... – Он надвинул шляпу пониже. – ...Я слышу в ответ только одно: «На то есть причина». А это – не совсем то, что я хотел бы услышать.

– Не всё...

– Осталось ли что-то такое, чего мы еще не сделали? Есть у нас с ней какая-то общая задача, Кинни? Или мне так и предстоит всё понимать – и всё же грустить по-прежнему? Я скучаю по ней, а значит, я еще не стал настоящим хорьком-философом.

– Может быть, и так, – сказала она и легким шажком приподнялась над водной зыбью. Волны уже не обтекали ее лапы, и никаких следов на воде больше не было. – А может быть, это означает, что вы все-таки связаны общей судьбой. Может быть, ты все-таки исполнил еще не все, ради чего пришел.

– А разве ты не можешь открыть мне, что должно с нами случиться?

Кинни покачала головой.

– Извини. Могу открыть тебе только закон пространства-времени: «То, что должно случиться, уже случилось». И еще – закон сознания: «То, что ты воспринимаешь, зависит только от тебя».

– Ты хотела сказать, что глупо грустить, когда меня везде и повсюду окружает любовь?

Темные глаза блеснули.

– Нет. Я хотела, чтобы ты сам это сказал.

– Звал ли я тебя? Просил ли говорить со мной так? – улыбнулся Джоди.

Словно не расслышав вопроса, Кинни молча смотрела вдаль, на пик Северной Звезды. Наконец она повернулась к Джоди и бодро кивнула.

– Ты – умница, Джоди. Ты многому научился. Тебя очень любят.

Соколица заморгала, уставившись туда, где только что стояла необыкновенная подруга ее наездника. Волны с тихим плеском перекатывались по камням. Лошадь тряхнула гривой, словно желая сказать хорьку: «Можно хотя бы принять к сведению. От тебя не убудет».

«К сведению приму, – мысленно ответил Джоди. – Иногда она выводит меня из себя, но уж так и быть».

Лошадь и всадник свернули на устланную сосновой хвоей тропу, поднимавшуюся от ручья к югу, где между деревьями уже то и дело проглядывал городок.

– Твой звездный час, Джоди! – Не успела захлопнуться за фермером дверь кафе, как Квилл уже приветственно поднял стакан с горной водой.

– Привет, Джоди! – обернулись остальные хорьки.

– Не мой, – поправил Джоди. – Их звездный час. Здорово эти овечки танцуют. Не усидишь – так и хочется самому пуститься в пляс.

Вот уже несколько месяцев «Маршевый корпус радужных зуавов Монтаны» и «Шотландская плясовая компания» готовились к большому представлению. Никто больше не отбивался от стада, никого больше не приходилось разыскивать: даже те, кто не отважились выступать сами, наблюдали за всеми репетициями, как завороженные.

Джоди сел у стойки, спиной к Главной улице.

– Что на сей раз, Джордан?

Рокси никогда не знала заранее, что закажет Хорек Джоди на сей раз. Он всегда брал что-нибудь новенькое – чтобы не чувствовать себя таким одиноким.

– Свежей клубники можно?

– Свежую клубнику? Сейчас будет.

«Будь у меня столько хлопот и волнений, как с этим сегодняшним праздником, мне бы не было одиноко», – подумала владелица кафе.

– Спасибо, Рокси.

– Ты, похоже, немножко не в духе, малыш? – спросила она, подавая Джоди ягоду, аккуратно разрезанную на четыре дольки.

– Нет-нет. С чего бы мне это быть не в духе?

В этот момент черный лимузин проехал мимо кафе; за стеклом смутно мелькнули силуэты двух пассажиров.

– О, еще один! – усмехнулась Рокси.

Пока Джоди оборачивался, автомобиль уже исчез, оставив за собой лишь легкое облачко пыли.

– Нас нанесли на карту, ребята! – объявила Рокси. – Уж и не упомню, сколько их за последние дни тут проехало. Дюжины две, не меньше. И все – к Джоди на ранчо.

– Шерсть им нравится, – пояснил Джоди. – И ничего удивительного. Другой такой на всем свете не сыскать, правда?

– Вот только цены кусаются, – заметил Квилл. – Но красотища неимоверная, тут не поспоришь.

– Вот и не будем спорить, – тихонько подытожил Джоди.

Сославшись на усталость, Хорьчиха Жасмина предложила Донатьену пойти на встречу с овцами без нее, но модельер не пожелал и слушать:

– Они очень красивые! – заявил он. – Когда-то тебе еще доведется встретиться с такими удивительными созданиями?

И Жасмина отправилась с ним, стараясь держаться как можно незаметнее.

Но переговоры пошли далеко не так гладко, как рассчитывал Донатьен. Радужные овцы не могли думать ни о чем, кроме предстоявшего им выступления. Они стеснялись модельера. А вдруг ему не понравится, как они танцуют? Вдруг он будет судить их слишком строго? И чем больше они об этом думали, тем больше убеждались в том, что не стоит им сегодня соглашаться на сделку. Потом, в другой раз.

Смущение овец передалось Донатьену.

– Насчет этих шарфов... – попытался он еще раз. – По моему проекту, сама расцветка этих шарфов должна излучать тепло и вселять спокойствие...

Овцы переглянулись. Нет, не сегодня.

Жасмина, наблюдавшая за переговорами из дальнего угла конференц-зала, поднялась. Когда-то, давным-давно, Джоди говорил ей: «Если животное делает что-то тебе непонятное, всегда задавай вопрос: «Что оно думает?»».

О чем же они думают, эти радужные овечки?

Вспомнив те давние уроки, она нащупала дорогу к их сознанию, единому в помыслах и чувствах, но охваченному сейчас каким-то непонятным смятением.

«Донатьен – модельер, это понятно, – думали овцы с тревогой. – Но ведь он еще и шоу-хорек! Что, если ему не понравится наше представление? Что тогда? А вдруг мы тогда станем ему безразличны? Мы и наша шерсть... И его шарфы выйдут не такими красивыми, как надо?»

Без единого слова Жасмина скользила мыслью по просторам их сознания, по обширным панорамам и широким террасам. Радужные овцы снова переглянулись. До сих пор они встречались здесь только с Хорьком Джоди. Но вот – еще одна гостья!

И тут Жасмина мысленно предложила им решение. Что, если приложить к каждому шарфу открытку с рассказом о происхождении редкостной шерсти и с фотографией радужных овец в танце? Что, если каждый шарф станет данью уважения «Маршевому корпусу радужных зуавов Монтаны» и «Шотландской плясовой компании»? Тогда все узнают, что радужные овцы – это не только шерсть, и даже не только самая красивая шерсть на свете.

Настроение переменилось.

«Хорек Донатьен признает нас и как артистов?» Жасмина кивнула.

«Если бы он не уважал вас, он бы сюда не приехал».

«А открытка тоже будет цветная?»

«Да».

«Спасибо».

«Решение принято: мы согласны».

Только что эти чувствительные создания собирались всем стадом броситься прочь из зала. Но теперь все стало иначе. Они чинно выстроились в ряд и одна за другой оставили на контракте отпечаток копытца: «Одобрено».

«А Донатьен придет посмотреть на генеральную репетицию?»

«Да».

Уважение и понимание – вот залог успеха в бизнесе.

Жасмина вышла из конференц-зала и через лужайку под окнами столовой двинулась к офису. Одна. «Хорьчиха Жасмина, актриса, – думала она. – Какая слава! И какое одиночество! Какая грустная жизнь!»

Но вокруг снова расстилались дивные просторы Монтаны. И Жасмина снова вдыхала запахи гор, лесов и рек, запах прошлого, запах детства – тех далеких дней, когда она была всего лишь малышкой Шайен из Лапки. В задумчивости она потрогала медальон, по-прежнему висевший у нее на шее, на серебряной цепочке.

– Хорьчиха Жасмина?!

Она обернулась на звук знакомого голоса. В дверях столовой, с медной кастрюлей в лапе, в сбившемся на одно ухо поварском колпаке, стоял Хорек Герхардт-Гренобль.

– Грен?!

«Этого не может быть!»

Серебристая хорьчиха бросилась навстречу старому другу, раскрыв объятия. Кастрюля со звоном покатилась по земле.

– Грен! Что с тобой случилось? Вот куда ты делся! Армонд... Мы из него ни словечка не вытянули. Только и сказал, что обещал молчать!..

От изумления усталость как лапой сняло.

– Это же Монтана! Здесь мой дом! Что ты делаешь... Она отстранилась и уставилась на повара во все глаза.

– Это и мой дом, Жасмина. Я больше не Гренобль. Зови меня Куки.

– Куки! – рассмеялась она. – Но ты же был так счастлив в «La mer»!

Повар бросил взгляд на окна офиса, взял Жасмину за лапу и повел в кухню. Простая дровяная печь, деревянные столы, миски и кастрюли, самодельные ложки и вилки... Вокруг кипела работа: Крошка и его помощники готовили передвижной буфет для зрителей, которые соберутся вечером на представление.

– Да, я был счастлив. Долго-долго. Пока мне было с кем соперничать. Но когда ты стал лучшим из лучших – что тогда? Я был звездой. Я давал интервью, путешествовал, жил в гостиницах, и все – один, один. Что это за жизнь такая – в одиночестве? Нет, стать лучшим из лучших – это еще не все.

– Я не знала, Гр... Куки.

– Нет, ты знаешь. Ведь и ты живешь точно так же.

Он потянулся к полке, достал огромную деревянную салатницу, поставил на стол перед Жасминой блюдо с листьями масляного латука, извлек из шкафчика две бутыли с итальянскими наклейками: одну – с натуральным оливковым маслом холодного отжима, другую – с бальзамическим уксусом. «Как же до нее достучаться?»

– Вымой лапы. И вытри насухо, – велел он. – А теперь разорви эти листья на мелкие кусочки, будь так добра. На мелкие-мелкие кусочки...

Жасмина молча смотрела на старого друга, на то, как он властвует без слов над своим новым миром, – и чувствовала, что в душе его теперь царит покой. Покой, которого она прежде никогда в нем не замечала.

– Ай-я-яй, Жасмина! – рассмеялся он. – Ты прекрасно знаешь, что это была за жизнь! От Куки ничего не скроешь! Я был Знаменитый Повар, и все мои друзья были знаменитостями... сама Хорьчиха Жасмина была моим другом! Она сфотографировалась со мной, и подписала фотографию, и я повесил этот снимок на стене в «La mer». Но она понятия не имела, что Герхардт-Гренобль одинок! Да и какое ей было до этого дело? – Он улыбнулся, пожал плечами. – Нет, это не жизнь.

Жасмина послушно рвала латук – на мелкие-мелкие кусочки.

– Мы по тебе скучали.

– Это не жизнь, – повторил Куки. Он достал из-под стойки для специй пестик и ступку, которые когда-то сам вытесал из камня, подобранного на пике Северной Звезды, и бросил в ступку веточку шалфея. – Это не жизнь, и ты это прекрасно знаешь, Хорьчиха Жасмина. – Широким взмахом лапы он обвел небо и горы, высившиеся на западе. – А вот это – жизнь! Настоящая жизнь!

– Но ты же по-прежнему одинок, Куки! Какая разница, где быть одиноким – в Беверли-Хилс, на Манхэттене или в Северной Звезде, в горах Монтаны?

Повар помотал головой, и Жасмина осеклась.

– Ты что – не одинок? – спросила она.

Куки истолок шалфей, выбрал и добавил еще две веточки и снова взялся за пестик.

– Я... меня... меня сюда привело, Жасмина. И в первый же день я получил награду. Я встретил Адриенну. Я тебя с ней познакомлю.

– Хорьчиха Адриенна? Финансовый директор «Пуш-ТВ»? Она здесь? Значит, когда она покинула Нью-Йорк в поисках простой жизни, она приехала сюда?

Повар кивнул.

«Подчинилась велению высшей истины», – подумала Жасмина.

– Я... я рада за тебя, Куки.

– А когда же Куки сможет порадоваться за тебя, Хорьчиха Жасмина?

– Никто не знает, кто я такая. На свете есть хорьки, которые могли бы полюбить Жасмину, но я не... – Забыв о листьях, она повернулась к нему и повторила: – Никто не знает, кто я такая.

– Хорьчиха Шайен знает.

Жасмина изумленно уставилась на повара. Но не успела она ответить, не успела спросить, откуда он знает это имя, как он схватил ее лапу и воскликнул:

– Дай я тебе покажу!

Он провел актрису вверх по узенькой лестнице, толчком распахнул деревянную дверь. От двери тянулся коридор: пол, выложенный красной испанской плиткой, выбеленные саманные стены, открытые деревянные стропила над головой.

– Где?..

– Джоди нет дома. Но ты должна взглянуть...

– Это – дом Джоди? А его нет дома? Куки, это неправильно! Пойдем отсюда!

Повар остановился. Ни один хорек не поведет другого туда, куда тот не хочет идти.

– Послушай, Жасмина!

Она не стала возражать. Ни один хорек не откажет, когда друг попросит его выслушать.

– Тебя сюда пригласили!

– Но Джоди...

– Тебя сюда пригласили в тот самый день, когда ты уехала из Лапки!

От кончика хвоста и до тщательно причесанных усов Жасмину пронизала дрожь.

– Грен...

– Я – не Герхардт-Гренобль! Ты – не Жасмина! Только не здесь! – От волнения повар заколотил хвостом по полу. – Дай же я тебе покажу!

Куки распахнул следующую дверь. Еще несколько ступенек...

В комнате было тихо и пусто. Любопытство взяло верх над благоразумием. Актриса просунула в дверь кончик носа, повертела головой и наконец шагнула через порог.

И прошлое вернулось. Нет, комната не была точной копией старого жилища Джоди, но здесь царил тот же милый, домашний уют, что и в Лапке. Открытый камин, широкий самодельный диван с резьбой на спинке: два щенка на лугу, усыпанном горными маргаритками. Вешалка для шляп, вытесанная из сосновой ветки. Все так знакомо, так привычно... и так неожиданно!

А на стене – фото юной Хорьчихи Шайен. Вот она сидит верхом на лошади у верхнего брода через Лапку-реку, а вдали, между деревьями, поблескивает Потайное озеро. «Я и забыла, что был такой снимок...» – подумалось ей.

Актриса медленно обошла комнату. Вот еще колышек в стене, а на нем – красно-белая клетчатая скатерть...

Вот надорванные билетики в кино – «Странствие без на...». Фото без рамки на столе – недавний снимок: состарившиеся Боффин и Звездочка бок о бок в углу загона. На ферме родителей Жасмины. Она невольно потянулась к фотографии, погладила ее. Медленно прошептала: «Звездочка, малышка моя...»