Текст книги "Хорьки-фермеры"

Автор книги: Ричард Дэвис Бах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава пятая

– Ho!.. Но!.. Ий-я!

Юные хорьскауты по команде бросили мягкие лассо, свитые из шерсти радужных овец. Короткие «шеи»-столбики на покрытых сеном козлах для пилки дров служили мишенями. Все промахнулись; петли шлепнулись в пыль.

Инструктор добродушно пожал плечами. Щенки смотали разноцветные арканы и приготовились слушать.

Хорек Герхардт-Гренобль выбрался из такси и окунулся в летние ароматы Монтаны. Пахло шалфеем, сосной и полевыми цветами.

– Когда вы слышите «Ий-я», – втолковывал инструктор, поджарый хорек, закаленный в прериях, – ваше лассо должно попадать на шею овцы. Именно на шею овцы, а не на соседний камень или куст. На месте этих козел когда-нибудь может оказаться радужная овца, забредшая к самому обрыву, и тогда ваше лассо спасет ей жизнь. Вот потому-то нам и нужно тренироваться.

И он стал пятиться для броска, все дальше и дальше от цели – невозможно далеко, показалось щенкам.

– Стойте, Дакота! Слишком далеко! – выкрикнул один из хорьскаутов, но остальные только зашикали на него.

– А теперь надо как следует раскрутить веревку, – продолжал инструктор, демонстрируя, как это делается. – Пусть наберет обороты. Когда отпустите – она сама полетит в цель. Вот... так!..

Повар разыскал главный офис – дверь с табличкой «Хорек Джоди» – и постучался.

– Открыто.

В жизни фермер выглядел моложе, чем на газетном снимке. Широкая мордочка, гладкое, мускулистое тело... Он склонился над гроссбухом; напротив, спиной к двери, сидела какая-то хорьчиха.

Герхардт-Гренобль прищурился. На столе стояла фотография Хорьчихи Жасмины с надписью, которую ему никак не удавалось разобрать.

Джоди оторвался от бухгалтерских записей.

– Здорово.

Откуда же взялась в этой глуши фотокарточка его знаменитой подруги? Повар моргнул и взял себя в лапы.

– Здорово, – откликнулся он. Прозвучало не по-хорьскаутски. Скорей, по-швейцарски.

– Чем можем помочь?

– Я ваш новый повар.

Фермер улыбнулся.

– Очень приятно, мистер...

– Зовите меня Куки.

– Очень приятно, Куки. Спасибо за внимание, но у нас уже есть повар.

– Это хорошо. Будет мне помогать.

Джоди рассмеялся и привычно провел лапой по голове, зачесывая к затылку непослушную шерсть.

– По-вашему, Крошка захочет вам помогать? Куки кивнул.

– А не скажете ли вы, с какой стати Крошке переходить к вам в помощники, если он – наш главный повар со дня основания этого ранчо?

– Говорить не стану. Покажу.

Хорек Джоди пригладил усы.

– Покажете, значит?

– Да.

– И каким же образом? – снова улыбнулся фермер. Куки приподнял брови.

– Мне понадобится три яйца.

Хорьчиха, сидевшая за столом, обернулась и уставилась на него с любопытством. У нее оказалась темная, изящно очерченная маска. Острые, блестящие, будто вырезанные из черного дерева глазки смотрели внимательно и цепко, не упуская ни единой мелочи.

– Это Адриенна, – сообщил Джоди. – Наш администратор. – Он захлопнул гроссбух, вложив карандаш вместо закладки. – Ну что ж, несколько яиц раздобыть можно. Позаимствуем у Крошки.

Адриенна, все еще улыбаясь, протянула лапу новому знакомому.

Глава шестая

Покачиваясь в седле Соколицы, Хорек Джордан неторопливо поднимался в рассветной тишине к горным лугам. Черный шерстяной аркан свернулся кольцами у луки седла; позади лежала скатка. В холодном, резком воздухе полыхал беззвучным пожаром восточный край неба. Джордан дышал полной грудью.

Он как будто вдыхал чистый свет – свет и свежие живительные соки сосны, шалфея и ели, соки земли и травы, смешавшиеся с запахами проточной воды и полевых цветов, взволнованных невесомым дуновеньем ветра.

«Как хорошо, – думал он. – Никогда не надоест. Никогда».

Он снова глубоко втянул воздух, внюхиваясь в даль. На полпути к вершине пахнуло луговыми травами, а вскоре донеслись и запахи овец – сперва Земляники, а после и прочих: Цитрона и Персика, Мандарина и Черники, Лакрицы и Абрикоски.

Абрикоска выбежала ему навстречу – крошечная, всего в несколько лап ростом, ярко-оранжевая, точно спелый абрикос, и благоухающая так же вкусно.

«Ну что, Соколица? Попробуем понять, чего она хочет?»

Лошадка встала, откликнувшись на мысль, – не понадобилось ни слов, ни касанья. Фермер спешился и протянул лапу к клонированной малышке.

– Привет, Абрикоска! Развлекаешься?

Радужная овечка придвинулась ближе, и в сознании Джоди зазвенел тоненький голосок с шотландским акцентом:

– Джоди, мы заблудилисъ!

Хорек почесал ее за ушами.

– Как же так? Опять заблудились?

Абрикоска кивнула:

– Ага.

– А вы были на занятиях? Познакомились с навыками выживания? Вас учили ориентироваться на местности? Идти по следу?

– Ага.

– Ага. Но мы все время отвлекались, да?

– Там, у озера, были такие красивые цветочки, Джоди! Мы не могли не отвлекаться!

Легко застучали копытца, запахло Лаймом, Сливой и Вишенкой, и тотчас показались сами овцы – таких же чистых, ярких мастей.

Следом явился и поводырь – хорьскаут верхом на лошадке, крошечной в сравнении с Соколицей. На шее его красовался алый платок, голову прикрывала бурая широкополая шляпа.

– Доброе утро, сэр!

– Доброе, Баджирон. Как твои овцы?

– Отлично, сэр. Сегодня все встали полюбоваться рассветом. Скоро мы спустимся на нижние луга, а потом вернемся на ранчо.

– Все довольны?

– Да, сэр, похоже на то. Мы сегодня уже попрыгали через скакалку, сэр. А теперь они хотят чуток поплескаться в речке.

– Смотри, чтоб не простудились.

– Да, сэр. Полотенца и рубахи есть для всех. И если что, я могу отвезти их обратно в фургоне. Но у них уже такая длинная шерсть! И потом, они ведь радужные! Так что не замерзнут. Думаю, пассажиров наберется немного, сэр.

– Похоже, ты прав.

Джоди улыбнулся: малыш пытался говорить как взрослые и держался так серьезно! Хорек Баджирон был городской, но успел уже полюбить эти края всей душой. А еще он на диво тонко чувствовал язык. К словам у него был свой подход, изящный и легкий, – оставалось только развивать воображение и упражняться.

– Ты ведешь дневник, Баджирон?

– Дневник, сэр?

– Пишешь о Монтане? О небе, о речках. О чем говорят другие. О чем ты думаешь. Записываешь все это?

Щенок поглядел фермеру в глаза. Бурая шляпа съехала на затылок.

– Ну, да, сэр... Записываю...

– А ты знаешь, кто ты такой, Баджирон?

Щенок отвернулся и задумался. Наконец он снова поднял голову:

– Я надеялся, сэр...

– Ты не боишься работы? Тяжелой работы?

Щенок покачал головой. Неужели Хорек Джоди может предсказать его будущее?

– Тогда есть шанс, что твои надежды не напрасны. Но ты ведь понимаешь, что должен идти не столько за словами, сколько за идеями?

–   Не знаю, сэр.

–   Знаешь, Баджирон. Может, ты еще не осознал, но уже знаешь.

Соколица стронулась с места и двинулась прочь, хотя маленький хорьскаут не заметил никакой команды. Всадник не обернулся.

Овцы тотчас уставились на щенка, словно спрашивая: «Где мы, Баджирон? Где мы? И куда мы пойдем теперь?»

Юный наездник покачал головой и погладил свернутый в кольцо аркан из темно-красной шерсти – подарок от Земляники. «Ну и ну. Я знаю свое будущее?! А почему бы и нет? Если Хорек Джоди так сказал, то почему бы и нет?»

– Сюда, пожалуйста, – сказал он радужным овцам. Те уже отвернулись, залюбовавшись пейзажем. – Мандарин! Абрикоска! Пойдемте! Все за мной!

– Лапша под соусом! Внимание, внимание! Лапша под соусом!

В угасающем свете дня разливался металлический звон: Куки бил в треугольник, сзывая всех на ужин. Щенки прощались с овцами до утра, уговаривали их вернуться в лагерь, напоминали, что ночи стоят холодные не по сезону, раскладывали овсяные лакомства по чашечкам у постелей своих питомиц.

Хорек Джуп дописал очередную строчку, захлопнул блокнот и сунул его в седельную сумку Молнии рядом с зачитанным до дыр шедевром в бумажной обложке – «Путем хорька» Аведоя Мерека. Подъехав к походной кухне, он спешился у водопоя и отпустил лошадь напиться.

– Опять лапша под соусом?

Чувство юмора у Куки было что надо. Какие бы блюда ни подавали на стол, какие бы изысканные ароматы и экзотические вкусы ни извлекал этот чудо-повар из простейших ингредиентов, в меню, выписанном мелом на доске, всегда значилось одно и то же.

– Лапша под соусом не приедается никогда. – Внезапно повар уставился на него вопросительно: западный акцент он ставил себе с истинно швейцарской тщательностью. – Или надо было сказать «никода», Джуп? Надо пропускать «г»?

– Можно и просто «никокда», Куки. Ты делаешь успехи. – Джуп улыбнулся, что с ним случалось нечасто. – А кстати, ты откуда родом?

На этот вопрос повар всегда находил новые ответы.

Подтянулись первые едоки, и Куки плавными, мастерскими взмахами лапы принялся раскладывать порции по жестяным мискам.

– Из Восточной Монтаны, – ухмыльнулся он.

Джуп покачал головой.

– Ну-ну. Откуда-то, небось, к востоку от Цюриха...

А про себя подумал: «Что ж, повар имеет право на свои секреты».

Сегодня вечером «лапшой под соусом» именовалось воздушное, как облачко в ясном небе, souffle а la Nicoise с лесными грибами и гарниром из тушеных овощей с канадским рисом. У кухонного фургона стоял бочонок с горной водой; тут же висели черпаки.

И вскоре уже десятки щенков и взрослых фермеров, отпустив лошадей пастись, обступили теплую кухню, и рассказы о прожитом дне поплыли над синей льняной скатертью, которую Куки загодя расстелил у костра. Миски крепко зажаты в лапах; на земле – полные до краев кружки; тихонько позвякивают вилки. То там, то здесь слышатся удивленные возгласы – «до чего вкусно!», «просто объедение!», «молодец, Куки!». Все идет своим чередом – как обычно в час общего ужина.

Наконец заходящее солнце озарило небосклон прощальным заревом, и маленькие хорьки расселись вокруг костра – послушать о том, что здешним старожилам довелось повидать на лоне природы. Порой среди рассказов случались и правдивые.

Один из фермеров, Хорек Дакота, держался поодаль. Восседая на сером коне по кличке Тень, он вглядывался в холодную тьму: нес караул на случай, если какая-нибудь овечка вздумает погулять во сне и забредет на скалы. Поужинает он позже.

Утомившись за день и надышавшись свежим воздухом прерий, радужные овцы быстро уснули – все, кроме Фиалки, которая любила подолгу размышлять в темноте и одиночестве.

Куки скромно стоял у откидного столика. Он пробовал суфле и испытывал своего помощника Крошку: «А не добавить ли самую чуточку шафрана?»

Крошка не так давно пережил подлинное преображение. Прежде кулинария была для него просто работой; теперь она стала его страстью.

– Я бы лучше не клал шафрана, шеф. Но что вы скажете, сэр, насчет капельки кумина?

Куки улыбнулся. Помощник подавал надежды.

Джуп достал из седельной сумки блокнот для стихов, примостился с карандашом у костра и, вполуха прислушиваясь к беседе, медленно, строчку за строчкой, продолжал выводить свою эпическую поэму. В день, когда Джоди сыграет свадьбу, – если, конечно, такой день когда-нибудь придет, – этот немногословный фермер намеревался продекламировать невесте биографию своего кузена, положенную на стихи очевидцем важнейших ее событий.

Старый Хорек Барклай добрался до конца своей любимой повести о Последнем Льве из округа Больших Водопадов и счел про себя, что щенки потрясены должным образом. Он заметил, как они затаили дыхание и озираются украдкой по сторонам: не крадется ли в темноте гигантская кошка?

«Да, – подумалось ему, – сказка и впрямь страшноватая».

– Итак, друзья, для чего мы здесь? – спросил он, помогая малышам справиться с испугом. – Мы здесь ради...

– Настоящих дел! – хором выкрикнули щенки.

– Мы здесь ради...

– Приключений!

– Мы здесь ради...

– Романтики горных просторов!!!

– И тот, кто ищет, – добавил старый фермер, завершая ритуал, – обязательно найдет!

Он качнул головой в сторону Джупа.

– Теперь... попросите его.

Наконец малышка Алла пропищала с дальней стороны круга:

– Вы нам почитаете, Джуп? Прочтете, что успели написать?

Хорек поднял голову от блокнота.

– Всё?

– Если можно...

– Нет. Пожалуй, не стоит.

Тут его принялись упрашивать другие щенки – Персифаль и Питон, Баджирон, и Кайла, и Строуб, один за другим:

– Почитайте, Джуп! Пожалуйста!

Джуп терпеливо отвечал каждому:

– Спасибо, но лучше не надо... Это стихи не для щенков...

Наконец, не отходя от кухни, где Крошка старательно растирал зерна кумина, подал голос и Куки:

– Джоди сегодня ночью ушел с овцами на южный хребет, Джуп. Можешь почитать. Они тебя не выдадут. Верно я говорю, а, малыши?

Большой хорек прищурился и обвел щенков пристальным взглядом:

– Никому не расскажете? Ни словечка? Я ведь хочу когда-нибудь сделать ему сюрприз. Не годится, чтобы он узнал заранее. Обещаете?

Щенки переглянулись.

– Обещаем, – ответил за всех Строуб.

– Ну что ж, тогда...

Джуп поправил выгоревший шейный платок с цветочным узором – повернул его широким концом назад, чтобы читать было сподручней. Перелистывая истрепанные странички в поисках начала, он вдруг покосился на щенков недоверчиво:

– А вы уверены, что хотите это послушать?

Щенки серьезно закивали. Взрослые исподтишка обменялись улыбками. Они-то знали, что Джуп давно уже мечтал почитать свою поэму малышам.

Куки вынес из фургона фонарь – света от него было больше, чем от прогоревшего костра, – и Хорек Джуп приготовился наконец прочесть историю своего кузена Джордана. Он готов был признать, что кое-что присочинил от себя, а кое-что представил чересчур романтически. Но в основном он описал в точности то, что видел собственными глазами.

Он отхлебнул горной воды и снова обвел взглядом юных слушателей. Те кивнули: «Давай, Джуп».

И вот под звездами зазвучал его низкий, медленный голос, похожий на дым от костра, – голос, так же закаленный в ненастьях, как и сам этот бывалый хорек-фермер. И, будто вторя ему, где-то поодаль стрекотал в небе козодой.

Тому, пожалуй, повезло, кто в детстве встретил Джоди:

Светился ум в его глазах, стремление к свободе,

В его меху всегда гулял весенний буйный ветер,

И, может быть, как раз тогда он путь свой и наметил.

Джуп поднял голову. На мордочках слушателей было написано восхищенное внимание.

Был фермером его отец, поэтом мать была,

И это все природа в нем соединить смогла.

Хорьчонка Джоди навсегда степной простор пленил,

И конь под лапою его как шелковый ходил.

Вот так и вырос он в седле под звонкий стук подков.

Среди задиристых щенков, своих учеников.

В часы ученья и забав в кругу своих друзей

Шайен он встретил – ту одну, что всех была милей.

Щенки заерзали. Джоди был влюблен?! Джуп прочистил горло.

В тенистых рощах и лесах, под шум бурливых речек

Два сердца бились в унисон с их самой первой встречи.

Но как же трудно угадать, что дальше с ними будет!

Ведь он мечтал о лошадях, она – о Голливуде.

Они не думали тогда, что их разлука ждет.

Так день сменялся новым днем, и шел за годом год.

И вот настал печальный час – друзьям пришлось расстаться.

Но те, кто с детства дружен был, разлуки не боятся.

Остался Джоди с лошадьми среди родных степей.

Искусство выбрала Шайен профессией своей.

Себя всего он посвятил тому, что знал давно,

Ее навеки покорил волшебный мир кино.

Хорьчиха юная Шайен под именем Жасмины

Поистине смогла достичь невиданной вершины.

Любовь, и верность, и мечту, отраду и покой

Она несет с экрана нам блистательной игрой.

Хорьскауты изумленно уставились друг на друга. Хорьчиха Жасмина!

Ее талант нас окрылил и нам помог понять,

Чем мы живем, куда идем и кем мы можем стать.

Тот дух свободы, что всегда в сердцах хорьков царил.

Ее волшебный смелый дар вновь к жизни возродил.

Увы, ни слава, ни успех не могут счастья дать.

Пришлось на долгие года ей друга потерять.

В веселой праздничной толпе она была одна:

Распорядилась так судьба – жестокая цена!

«Вот это да! – думали щенки. – Джоди и Хорьчиха Жасмина!!!»

Но что же сталось с тем хорьком, что ею оставлен был?

Как он разлуку перенес и как он дальше жил?

Решил он знанья передать своим ученикам —

Таким, как сам когда-то был, молоденьким хорькам.

Он их учил всему, что знал: как выстоять в борьбе,

Учил их помогать друзьям – порой в ущерб себе,

Учил достойно побеждать усталость, боль и страх,

И то, что воспитал в себе, взрастил в учениках.

Он из взъерошенных щенков хорьскаутов растил.

Для них наставником во всем и верным другом был.

Любовь к свободе, к лошадям, к своим родным степям

Он, как умел, передавал молоденьким хорькам.

Однажды им пришло письмо с далеких берегов

Со странной просьбой, но весьма забавной для щенков:

Овечки из шотландских скал, что жили там всегда.

Вдруг захотели все уйти неведомо куда.

В долине озера Лох-Яр им стало тесновато,

Им захотелось повидать чудесный Дикий Запад

И, хоть на миг, одним глазком, в Монтану заглянуть.

Им надоело дома жить, они собрались в путь.

Овечкам радужным в тот год хотелось приключений,

Дождей холодных, и грозы, и новых впечатлений.

За этот праздник каждый день взамен их жизни пресной

Они позволят стричь себя всегда и безвозмездно.

Так состоялся договор овечек с нашим Джоди:

Лишь он один поможет им поближе стать к природе

И их заветную мечту в реальность воплотить —

Курорт для радужных овец, в горах у нас открыть.

Среди зеленых горных круч он свой курорт открыл

И все, что нужно для овец, в ущельях разместил,

На помощь он себе призвал доверенных хорьков

И юных преданных друзей – своих учеников.

Но овцам радужным одним гулять в горах опасно:

Ведь овцы – это не хорьки! Вы знаете прекрасно,

Ведь если думать о своем и по горам бродить,

То философский склад ума вам может навредить.

Свалиться могут со скалы беспечные овечки

И могут даже утонуть в бурливой горной речке,

В пустыне знойной забрести в зыбучие пески,

В пещере каменной пропасть от горя и тоски.

И то, что для овец – игра и просто приключенье,

Для всех, кто Джоди помогал, – совсем не развлеченье.

Быть постоянно начеку, беречь своих гостей —

Отныне не было для них занятия важней.

Конечно, радужная шерсть – хорошая награда,

Но дружба – это поважней, об этом помнить надо.

Всегда друг другу помогать, учиться и расти —

Вот Путь, которым нам судьба назначила идти.

Глухой рокот донесся из стылой темноты.

Джуп вскинул голову. Грохотало все громче, все ближе. Куки и Крошка смотрели на север. Кастрюли и сковородки в фургоне задребезжали, жесть зазвенела о медь и сталь. Землетрясение?

Все вскочили. Кони с испуганным ржаньем возвращались к костру, в безопасность.

Джуп выронил блокнот.

– Паника!

Грохот из-под земли нарастал.

– Овцы! – воскликнул Куки. – У них паника!

Бежать было некуда. Все стадо высыпало из шалашей и устремилось в ночь. Взметая за собой тучу пыли, приливная волна пушистых тел уже катилась через равнину и вверх по склону, к лагерю своих опекунов.

Ни одному хорьку прежде не пришло бы в голову думать о радужных овцах – этих нежных, кротких созданиях – как о стихийной силе. Но сейчас они мчались на юг, и остановить этот громыхающий копытами ураган казалось немыслимым.

Хорьки застыли посреди поляны в холодном свете луны. Овцы обезумели? Не может быть! Ведь мы же их любим! Они не могут нас затоптать! Никто, даже самые маленькие щенки, не усомнился в этом ни на мгновение. Они доверяли своим подопечным. Все молча смотрели на лавину овец, стремительно надвигавшуюся из темноты.

Лавина остановилась в тот самый миг, когда лагерь, казалось, уже не спасти, – в каких-то десяти лапах от походной кухни. Фиалка замерла впереди всех, тяжело дыша.

За нею встали Абрикоска и Черника, Цитрон, Персик, Апельсин и Голубика. Стадо, как обычно, благоухало цветами, пряностями и фруктами, – хотя сейчас это было совсем не к месту. Пыльная туча перекатилась через ряды овечек, окутав стадо и фермеров плотной пеленой, и лунный свет потускнел.

Джуп шагнул вперед.

– Что случилось? В чем дело, овцы?

Молчание.

«Опасность, – почувствовал Джуп. – Или какая-то беда». Был бы здесь Джоди, он бы сразу понял, что стряслось. Все еще не отдышавшись после бега, овцы колыхались перед ним разноцветной массой и сверлили хорьков настойчивыми взглядами. А потом, так же внезапно, все разом развернулись и помчались обратно на север, вниз по склону.

Джуп свистнул, подзывая Молнию.

– Все за мной! – крикнул он остальным, вскакивая в седло. – Они нас зовут!

Шквал выкриков и свиста захлестнул поляну. Минуты не прошло, как фермеры и щенки уже мчались вслед за стадом, и новая лавина с грохотом покатилась через ночь.

Во весь опор неслись кони по неровной земле, залитой лунным светом, перепрыгивая такие камни и расселины, к каким ни за что не подступились бы даже днем. На полном скаку они одолели брод через Овсяный ручей, взметая брызги и пену. И в таком согласии с настоящим мгновеньем были всадники, что даже юные хорьскауты летели сквозь ночь бесстрашно и уверенно. Стряслось что-то ужасное, и сейчас их долгом было всё исправить, а не споткнуться о камень и не потеряться в темноте.

Джуп уже настиг стадо и с трудом пробивался сквозь ходящую волнами ароматную гущу тел. Ловкая Молния сворачивала то влево, то вправо, огибая очередную овцу. «Они идут на скалы!»

Не задержавшись на лужайке, где стояли их шалаши, овцы уже мчались дальше – к горным водопадам.

«Где же дозорный? Где Дакота?»

«Нигде не видно... А без него...»

– Эй! Овцы! – взревел Джуп. – Там скалы! Скалы! Стойте, вы! Эй! Тпррру!

Никто ему не ответил. Ни одна овца и не подумала замедлить бег.

«Надо их обогнать, – подумал он. – Вперед, Молния! Обгоним их, остановим вожаков...»

Джуп не задумывался о том, что произойдет, если он и вправду обгонит стадо, но остановить овец не сможет. Тогда он первым окажется у обрыва...

А он уже добрался до первых рядов, уже почти догнал Фиалку, что по-прежнему неслась вприпрыжку, не оборачиваясь.

Слишком поздно. Черная пропасть уже зияет впереди. Не хватит нескольких секунд.

И в этот момент Фиалка встала как вкопанная у обрыва, – и все радужное стадо остановилось в тот же миг. Молния с разбега прорвала первый ряд овец: ничего другого ей уже не оставалось. Но затормозить все-таки удалось – на самом краю. Только камни из-под копыт с грохотом покатились в пропасть.

Джуп наклонился с седла:

– Фиалка! В чем дело, милая?

Овечка, громко пыхтя, взглянула на него, шагнула вперед, указывая носом куда-то в темноту, и снова посмотрела на Джупа. Уже подтягивались и спрыгивали на землю остальные хорьки.

Фиалка сделала еще шажок, пристально поглядела фермеру прямо в глаза и снова уставилась куда-то за край обрыва.

Джуп проследил за ее взглядом – и увидел у самого края вывороченный пласт земли. Рядом лежала петля голубого лассо. Веревка свешивалась за край.

– Дакота!

Джуп взялся за дело, не тратя слов.

– Барклай! Строуб! Питон! – окликнул он хорьков, стоявших ближе прочих. – Тут был обвал! Дакота и Тень упали. Держите веревку, я спускаюсь. Алла, Баджирон, идете со мной. Вперед!

И Джуп исчез за выщербленным краем скалы, закрепив конец лассо на упряжи Барклаевой лошадки. Юные хорьскауты двинулись следом. Протянув под мышками петли арканов и перебирая лапами по туго натянутой веревке, трое хорьков скользили в лунном свете вниз по крутой скале, а вокруг все еще катились камешки, грохоча и подскакивая на уступах.

Лошадь Дакоты лежала на дне, под грудой камней и песка. Чуть дальше, в нескольких лапах, распростерся неподвижно сам хорек-дозорный. Тело коня защитило его от обвала. Алла подбежала к нему, коснулась головы, приложила ухо к груди.

– Он жив, Джуп! Голова разбита... Ужасно холодный, но сердце бьется...

– Платок... – начал было Джуп, но Алла и сама знала, что надо делать. Она сорвала с шеи платок и, свернув вчетверо, уверенно перевязала рану.

– Что с Тенью? – спросила она.

Джуп и Баджирон уже трудились, разбирая завал. Когда они расчистили верхний слой, Тень заморгала, глотнула воздуха и, приподняв голову, потянулась в сторону Дакоты.

– Все с ним будет хорошо, – сказал Джуп лошади. – И с тобой тоже. Ты только лежи спокойно, дай нам убрать с тебя все это...

Тень повиновалась и легла, часто хватая ртом воздух. Хорек Дакота повернул голову.

– Алла... – прохрипел он. – Джуп... Обрыв...

– Шшш! – шикнула Алла. – Все потом. Лежите спокойно.

– Я в порядке...

– Да. Но пока что лежите.

Как только завал наконец расчистили, Тень извернулась и, вскочив на ноги, принялась вытряхивать из гривы камешки и песок.

– Крепко тебе досталось, а, Тень?

В паре шагов от хозяина лошадь пошатнулась, но устояла. Теперь она дышала глубоко, и с каждым выдохом морда ее окутывалась облачком пыли.

– Сесть-то мне хотя бы можно, мэм?

Дакота поднял лапу и нащупал у себя на голове повязку.

– Нет, – сказала Алла. – Только через минуту-другую. Не сейчас. Пока не шевелитесь.

Фермер усмехнулся – эта малышка им распоряжается! – но остался лежать как лежал, замерзший до полусмерти, но радуясь, что все-таки выжил.

Юный Питон тем временем сплел из сложенного вдвое лассо веревочное сиденье и передал веревку остальным спасателям, перебросив ее сперва через седло коня, привязанного на вершине скалы. Он понимал, что без дополнительной опоры раненых не поднять, но с рычагом их можно будет втащить почти без труда даже по такому крутому склону.

К рассвету обоих пострадавших устроили со всем возможным комфортом греться под одеялами у костра. Куки сварил Дакоте горячий бульон с крупой и овощами, а Крошка приготовил для Тени теплый салат из одуванчиков и пырея. Радужные овцы выстроились кольцом вокруг костра и стояли, переливаясь всеми красками рассвета на фоне утренней зари. Беспокоясь о здоровье хорька-дозорного и его лошади, они так и не разошлись по своим шалашам.

И только когда лошадь и хорек наконец отогрелись и перестали дрожать под одеялами, с южной тропы донесся цокот копыт, а вскоре и негромкий оклик:

– Всем привет. Как у нас дела?

Хорек Джоди спешился, легонько коснулся Дакоты и Тени и взглянул на пропитавшуюся кровью повязку на голове фермера.

Но вместо того, чтобы осмотреть рану внимательней, Джоди закрыл глаза, опустился на колени и застыл так, не шевелясь.

«Вот само совершенство, – думал он. – Совершенное проявление совершенной жизни: ничего нельзя изменить, другой истины нет».

Затем он повернулся к лошади и ощутил то же самое. Но остальные решили, будто он предпочитает изучать проблему внутренним взором.

Джуп искоса взглянул на Куки – заметил ли тот эту странность?

Повар перехватил его взгляд, приподнял бровь и медленно кивнул. «Любопытно, – подумал он. – Не так-то прост этот Хорек Джордан».

Джоди поднялся.

– Ну, жить будете, – проворчал он. – С чего это вы решили попрыгать с обрыва?

Узнать о том, что произошло, ему было неоткуда. Но он знал.

Дакота открыл было рот, но Фиалка уже протолкалась сквозь ряды овец и подбежала к Джоди. Тот кивнул ей и наклонился погладить шерстку цвета сумерек.

– А-а-а, вот без кого не обошлось! Кажется, кто-то решил погулять в темноте, размышляя о Мироздании, да только забыл, что надо иногда смотреть по сторонам?

– Извини, Джоди, – сказал Дакота. – Я и не заметил, как она мимо меня проскочила. Она уже была на самом краю. Я поймал ее арканом и оттащил. Думал, все уже позади. Двинулся было к ней – но тут под нами ка-ак ухнет! Земля ушла из под ног, мы с Тенью летим, вокруг камни откуда-то... Потом ничего не помню, а когда очнулся – холод ужасный, больно, и маленькая Алла надо мной стоит, голову мне перевязывает и... – он улыбнулся юной хорьчихе, – и отдает мне приказы.

Радужная овечка подошла к раненому фермеру вплотную, чуть не уткнувшись мордочкой в его щеку.

– Фиалка просит прощения, Дакота, – сказал Джоди. – Ей очень совестно. Она так жалеет, что не пошла погулять куда-нибудь в другое место!

– Не за что извиняться, Фиалка. – Фермер почесал овцу за ушками. – Мы с тобой оба просто делаем свое дело, и нам обоим надо быть осторожнее на обрывах.

Пушистая овечка взглянула на Джоди.

– Фиалка оценила твое великодушие. Она говорит тебе: «Спасибо, что ты спас мне жизнь».

– Не за что, – повторил фермер. – Если бы она не побежала в лагерь и не привела вас на помощь, мы с Тенью до сих пор бы там лежали. Наверное, уже превратились бы в ледышки. – Он вдохнул окутывавший овечку цветочный запах. – Мы спасли жизнь друг другу, Фиалка. А это всегда приятно.

Когда взошло солнце, радужные овцы пришли посмотреть на обвал. Они сгрудились на безопасном удалении от обрыва, не заступая за веревку, которую хорьки на всякий случай протянули на земле, и на своем безмолвном языке долго обменивались впечатлениями. Какая была ночь! Сколько опасностей, сколько приключений! Дикий Запад оправдывал их ожидания. Вот она, настоящая жизнь!

Разноцветные мысли кружились и складывались в прихотливые узоры, будто стеклышки в калейдоскопе. Вот облегчение: и Фиалка, и Дакота, и его лошадь остались в живых, и все обернулось к лучшему. Вот ужас перед разверзающейся землей. Вот грохот копыт по камням, отчаянный бег – скорей, скорей привести подмогу! Никогда еще им не доводилось бегать так быстро. А какой был звук, какой звук!

Стоя на голом уступе в стороне от лагеря, Абрикоска заново переживала ту восхитительную, отчаянную гонку. В мыслях ее снова зарождался тот дивный звук, и копытца сами начинали вторить ему в замедленном темпе. Отголоски ритмичного цокота донеслись до остальных: клак-клак! клик-клик-клик... клак-клак! клик-клик-клик...

Остальные овцы тоже почувствовали ритм, прочли его в мыслях подруги. Отыскав себе каменистые площадки, одна за другой они подхватили незатейливый танец Абрикоски.

Только на первых двух ударах они вторили ей, а легкий клик-клик-клик Абрикоска по-прежнему исполняла соло.

Клак-клак! – топнули первые несколько овечек.

Клик-клик-клик... – отозвалась Абрикоска.

КЛАК-КЛАК! – новые и новые овцы вступали в игру.

Клик-клик-клик...

КЛАК-КЛАК!!!!!

Захваченные ритмом, радужные овцы видели, как его рисунок вспыхивает в их объединенном сознании, слышали, как звуки катятся по камням, пронизывая саму землю. И очень скоро, по своему обыкновению, они начали вносить новшества в то, что изобрели:

Кликити-кликити-клик... – отстучала Абрикоска.

КЛАКИТИ-КЛАКИТИ-КЛАК, КЛАК-КЛАК!!! – ответило стадо.

Кликити-кликити-клик, клик-клик!

КЛАКИТИ-КЛАКИТИ КЛАКИТИ-КЛАКИТИ КЛАКИТИ-КЛАКИТИ КЛАКИТИ-КЛАК!!!!

Кликити-кликити, кликити-кликити, кликити-кликити, кликити-клик!

И наконец солистка и кордебалет сплели свои партии в общий узор:

КЛАКИТИ кликити КЛАКИТИ! кликити КЛАКИТИ!! кликити КЛАКИТИ-КЛАКИТИ, КЛАКИТИ-КЛАКИТИ, кликити-кликити-клик: КЛАК-КЛАК!!!!

С последним ударом радужные овцы замерли неподвижно, дожидаясь, пока умолкнет гремящее в скалах эхо. И вдруг сверху, с холмов, донесся новый раскат – аплодисменты? Овцы подняли головы. Там, наверху, топали, хлопали и свистели, выстроившись в кружок, фермеры и хорьскауты, взволнованные ритмом. До чего им хотелось сейчас превратиться на минутку в радужных овец и тоже вступить в общий танец!