Текст книги "Аборт. Исторический роман 1966 года"

Автор книги: Ричард Бротиган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Возможно и одиннадцать

По ночам все иначе. Дома и городки далеко внизу требуют свою красоту и получают ее в виде дальних огоньков, мерцающих с невероятной страстью. Мы опустились в Лос-Анжелес, словно в кольцо с брильянтами.

Священнику не хотелось выходить в Лос-Анжелесе, но пришлось, потому что именно сюда он и летел. Возможно, Вайда ему кого-то напоминала. Возможно, красавицей была его мама, он не знал, как к этому относиться, и ушел в духовенство, а теперь красота Вайды будто вихрем унесла его назад сквозь зеркала времени.

Возможно, он думал о чем-то совершенно не похожем на то, о чем в своей жизни мог подумать я, – и мысли его были природы высочайшей, из них следовало отлить статую… возможно. Говоря словами Фостера, "на свете слишком много "возможно" и не хватает людей".

Я снова стал думать о библиотеке и пропустил тот миг, когда священник поднялся и ушел, чтобы влиться в Лос-Анжелес, добавить к его размерам свою долю и забрать воспоминания о Вайде в свое что бы там ни было.

– Видел? – спросила Вайда.

– Да, – сказал я.

– И вот так с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать, – сказала она.

Фресно, затем 3¹/₂ минуты до Салинаса

Стюардессы в этом рейсе были фантастически поверхностны – на свет их родила полуженщина, – совершенно безликие, если не считать хромированных улыбок. И все они, разумеется, были очень красивы.

Одна толкала по проходу тележку, предлагая коктейли. У нее был нечеловеческий певучий голосок – я больше чем уверен, его создал автомат.

– Покупайте коктейль.

– Покупайте коктейль.

– Покупайте коктейль.

Толкая тележку по небу.

– Покупайте коктейль.

– Покупайте коктейль.

– Покупайте коктейль.

Огней внизу не было.

Сияй, О талисман!

Я прижался лицом к окну, вгляделся очень пристально и рассмотрел звезду, и загадал желание, но не скажу, какое. Чего ради? Купите коктейль у хорошенькой мисс Ничтожество и найдите свою собственную звезду. В вечернем небе звезд на всех хватит.

Две женщины за нами разговаривали о лаке для ногтей все тридцать девять минут до Сан-Франциско. Одна считала, что ногти без лака следует заваливать камнями.

У Вайды на ногтях не было лака, но ей это без разницы, и она не обращала внимания на разговор женщин.

Время от времени самолет подбрасывала в небеса невидимая лошадка, но меня это не волновало: я влюблялся в 727-й авиалайнер, мой небесный дом, мою воздушную любовь.

Пилот или какой-то другой мужской голос сообщил, что если мы посмотрим в окно, то увидим огни Фресно, а через 3¹/₂ минуты начнутся огни Салинаса.

Я уже ждал Салинаса, но в самолете что-то произошло. Десять лет назад одна из женщин опрокинула свой лак для ногтей на кошку, отвлекшись на это, я на миг оторвался от окна и пропустил Салинас, поэтому решил для себя, что Салинасом был мой талисман.

Покровитель абортов

Мы уже заходили на посадку в Сан-Франциско, когда женщины закончили свою беседу о лаке для ногтей.

– Да я лучше умру, чем выйду из дома без лака для ногтей, – сказала одна.

– Ты права, – сказала другая.

До посадки оставалось три мили, и я не мог разглядеть крыла, что черным шоссе вело к моему талисману. Казалось, мы будем садиться без крыла – с одним талисманом.

Ах – крыло, как по волшебству, возникло снова, едва мы коснулись земли.

Повсюду в терминале были солдаты. Будто здесь встала на постой целая армия. Увидев Вайду, они посходили с ума. За то время, пока мы шли по аэропорту к оставленному на стоянке фургону, армия Соединенных Штатов выработала три тонны спермы.

Гражданское население тоже не осталось в стороне – похожий на банкира человек столкнулся с женщиной восточной наружности и уронил ее на пол. Та довольно сильно удивилась – она только что прилетела из Сайгона и никак не ожидала в Америке таких приключений.

Увы, еще одна жертва Вайды.

– Переживешь? – спросила Вайда.

– Надо загнать твои чары в бутылку, – сказал я.

– Шипучка Вайды, – сказала она.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, обняв ее.

– Хорошо, что уже дома, – ответила она.

Международный аэропорт Сан-Франциско изображал автоматизированный дворец "Плэйбоя", которому хотелось делать для нас то, к чему мы еще были не совсем готовы, в тот момент я почувствовал, что международный аэропорт – наш первый дом после Тихуаны.

Кроме того, я рвался в библиотеку, к Фостеру.

Статуя Буфано мирно ждала нас, но мы все равно не могли понять, зачем к огромной пуле, как боеголовки, прицепили таких странных людей.

Когда мы сели в фургон, я подумал, что хорошо бы поставить статую Покроовителю Абортов, кем бы он ни был, – где-нибудь на автостоянке, чтобы ее видели тысячи женщин, отправляющихся в то же путешествие, из которого только что вернулись мы с Вайдой: в Царство Огня и Воды, в расчетливые руки доктора Гарсии и его мексиканских помощников.

Слава богу, фургон отнесся к нам очень лично и по-человечески. Запахами и привычками фургон копировал Фостера. После путешествия по истории Калифорнии вновь оказаться в фургоне – очень здорово.

Я положил руку Вайде на колено – там она и оставалась все время, пока ехала за красными огоньками машин, розами сиявших нам по дороге в Сан-Франциско.

Новая жизнь

Мы доехали до библиотеки и первым, кого увидели, оказался Фостер – он сидел на ступеньках в своей традиционной майке несмотря на холод и темноту.

В библиотеке горел свет, и я не понял, чего ради Фостер сидит на ступеньках. Мне показалось, что это неправильный способ присматривать за библиотекой.

Фостер встал и помахал нам своей большой дружелюбной лапой.

– Привет вам, странники, – сказал он. – Как дела?

– Прекрасно, – ответил я, выбираясь из фургона. – Что ты здесь делаешь?

– Как моя малышка? – спросил Фостер у Вайды.

– Здорово, – ответила та.

– Почему ты не в библиотеке? – спросил я.

– Устала, милая? – спросил Фостер у Вайды. Он нежно обхватил ее рукой.

– Немного, – ответила она.

– Ну, так и должно быть, это ненадолго.

– Библиотека? – спросил я.

– Хорошая девочка, – сказал Фостер Вайде. – Как же я рад тебя видеть! Ты выглядишь на миллион долларов мелкой монетой. Какое зрелище! – И он чмокнул ее в щеку.

– Библиотека? – сказал я.

Фостер повернулся ко мне.

– Извини, – сказал он и повернулся к Вайде. – О, какая девочка!

– За что ты извиняешься? – спросил я.

– Не беспокойся, – сказал Фостер. – Все к лучшему. Тебе нужно отдохнуть, поменять обстановку. Так будет даже лучше.

– При чем здесь лучше? Что происходит?

– Н-ну, – сказал Фостер. Он обнимал Вайду, а та смотрела снизу вверх, пока он пытался объяснить, что происходит.

На его лице появилась легкая улыбка и, пока Фостер рассказывал, становилась все шире и шире:

– Ну, стало быть, так. Сижу я, присматриваю за твоим дурдомом, и тут с книжкой заходит эта дама, и она…

Я перевел взгляд с Фостера на библиотеку, откуда светил дружелюбный свет, и через стеклянную дверь увидел, что за столом сидит женщина.

Лица я не разглядел, но понял, что и сама женщина, и силуэт ее выглядят совсем как дома. Сердце и живот начали творить у меня в теле какие-то странные штуки.

– Ты хочешь сказать?.. – спросил я, не в состоянии подобрать слова.

– Вот именно, – ответил Фостер. – Она сказала, что то, как я обращаюсь с библиотекой, – стыд и позор, что я неряха, и отныне она берет дело в свои руки: большое спасибо.

Я рассказал ей про тебя, что ты провел здесь много лет, что ты с библиотекой обращался замечательно, а я за ней просто присматриваю, потому что возник непредвиденный случай. Она ответила, что нет никакой разницы: если ты доверил мне библиотеку даже на день, то ты не имеешь права больше ею управлять.

Я рассказал ей, что сам работаю в пещерах, а она сказала, что я там больше не работаю, отныне пещерами будет заниматься ее брат, а мне следует подумать и заняться чем-нибудь другим – например, поискать себе работу.

Потом она спросила, где квартира библиотекаря, я ей показал, она зашла и упаковала все твои вещи. А когда нашла там вещи Вайды, то сказала: "Я вовремя!" Она заставила меня все вынести на улицу, и вот с тех пор я здесь и сижу.

Я посмотрел на свои скудные пожитки, сваленные на ступеньках. Сначала я их даже не заметил.

– Я не могу в это поверить, – сказал я. – Я объясню ей, что все это – ошибка, что…

И тут женщина встала из-за стола, очень агрессивно прошагала к двери, открыла ее и заорала на меня, не выходя наружу:

– Забирай свое проклятое барахло отсюда немедленно и больше не возвращайся, если у тебя подмышкой не будет книги!

– Это ошибка, – сказал я.

– Да, – ответила она. – И эта ошибка – ты сам. Прощай, урод!

Она повернулась, и дверь закрылась сама, точно выполнила ее приказ.

Я стоял, как жена Лота в не самый удачный для нее день.

Вайда хохотала, как ненормальная, Фостер – тоже. Они танцевали вокруг меня на тротуаре.

– Это, должно быть, ошибка, – возопил я в пустоту.

– Ты слышал, что дама сказала, – сказал Фостер. – Черт! Черт! Черт! как я рад, что выбрался из этих пещер. Я уже думал, что подхвачу там туберкулез.

– Ох, миленький, – сказала Вайда, прекратив танцевать и обнимая меня, а Фостер тем временем начал грузить наши пожитки в фургон. – Тебя только что уволили. Теперь ты начнешь жить, как нормальный человек.

– Я не могу поверить, – вздохнул я. После чего они погрузили в фургон и меня.

– Ну, что будем делать? – спросил Фостер.

– Поехали ко мне, – сказала Вайда. – Это всего через квартал отсюда, на Лайон-стрит.

– Я всегда могу спать в фургоне, – сказал Фостер.

– Не нужно, у меня на всех места хватит, – сказала Вайда.

Почему-то оказалось, что фургон ведет Вайда, а потом она остановилась перед большим домом под красной черепицей, окруженным древней чугунной оградой. Ограда выглядела довольно безобидно. Время сточило с нее свирепость, а Вайда жила в мансарде.

Квартира у нее была простой и славной. Там практически не было мебели, а стены выкрашены белым, и на них ничего не висело.

Мы сидели на полу, на толстом белом ковре, посередине которого стоял мраморный столик.

– Хотите выпить? – спросила Вайда. – Кажется, нам всем не помешает выпить.

Фостер улыбнулся.

Она сделала нам очень сухие водки-мартини в полных льда стаканах. Без вермута. Стаканы украшали спиральки лимонной кожуры. Они лежали там, как цветы на льду.

– Я поставлю какую-нибудь музыку, – сказала Вайда. – А потом начну готовить ужин.

Меня потрясло, что я потерял свою библиотеку, и удивило, что я снова оказался в настоящем доме. Чувства расходились во мне бортами, как корабли в ночном море.

– Черт, а какая водка хорошая! – сказал Фостер.

– Нет, милая, – сказал я. – Пожалуй, тебе лучше отдохнуть. Я сам что-нибудь приготовлю.

– Нет, – сказала Фостер. – Маленький завтрак лесоруба – вот что нам нужно. Жареная картошка с луком и яйцами – все жарится вместе, а сверху – галлон кетчупа. У тебя есть компоненты?

– Нету, – сказала Вайда. – Но на углу Калифорнии и Дивизадеро круглые сутки открыт магазин.

– Ладно, – сказал Фостер.

И влил себе в рот еще немного водки.

– Ах… У вас, ребятишки, деньги остались? Я без гроша.

Я дал Фостеру пару долларов, что оставались у меня, и он отправился в магазин.

Вайда поставила на проигрыватель пластинку. "Резиновую душу" "Битлз". Я никогда раньше не слышал "Битлз". Вот как долго я просидел в библиотеке.

– Послушай сначала вот эту, – сказала Вайда.

Мы тихо слушали пластинку.

– Кто это? – спросил я.

– Джон Леннон.

Вернулся Фостер с продуктами и начал готовить свой завтракужин. На всю мансарду запахло жареным луком.

Это было много месяцев назад.

Теперь же – последний день мая, и мы все живем в маленьком домике в Беркли. За домом у нас есть небольшой дворик. Вайда работает в топлесс-баре на Норт-Биче, и осенью у нее будут деньги вернуться в университет. Она еще раз попробует заняться английским. У Фостера есть подружка – студентка из Пакистана. Ей двадцать лет, и она пишет диплом по социологии.

Сейчас она в соседней комнате готовит плотный пакистанский ужин, а Фостер с банкой пива в руке на нее смотрит. Он работает по ночам в компании "Вифлеемская Сталь" в Сан-Франциско – ремонтирует авианосец, что стоит в сухом доке. Сегодня у Фостера выходной.

Вайда ушла по каким-то своим делам и скоро вернется. Сегодня вечером она тоже не работает. Я провел весь день за столиком напротив Спраул-Холла, откуда в 1964 году отправили в тюрьму сотни этих ребят, что выступали за Свободу Слова. Я собирал средства для фонда "Американское Навсегда Итд.".

Я люблю раскладывать в обеденный перерыв столик у фонтана, чтобы видно было, как тысячи студентов высыпают через ворота Сазер-гейт, словно лепестки тысячецветного цветка. Мне нравится их радостный башковитый аромат и политические митинги, что они устраивают в полдень на ступеньках Спраул-Холла.

Около фонтана славно – вокруг зеленые деревья, кирпичные стены и люди, которым я нужен. Есть даже собаки – они шляются по всей площади. Собаки всех форм и расцветок. Очень важно, что в университете Калифорнии можно такое найти.

Вайда была права, когда говорила, что в Беркли я стану героем.