Текст книги "Маленькая птичка (ЛП)"

Автор книги: Риа Уайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 19

РЕН

Я беру свои слова обратно.

Хочу убить его.

Смотрю на стакан в своей руке и прикидываю шансы разбить и проткнуть его одним из осколков.

– Ну же, Маленькая птичка, садись сюда, хорошенькая задница. – Он хлопает себя по коленям, подзадоривая меня. Я не уверена, что задача состоит в том, чтобы бросить ему вызов или сделать, как он говорит.

– Этот стул очень удобен, – говорю ему, пытаясь звучать мило, но не попадая в цель.

Парочка парней вокруг нас ворчат, не в силах скрыть своего веселья. Лекс бросает на них такой взгляд, что они довольно быстро затыкаются.

– Это не вариант, – говорит он мне, – мне нужно пересесть туда?

Мои глаза мечутся по сторонам, так много людей, перед которыми нужно унизиться, а у него уже так много власти, я не хочу давать ему больше. Я скалю на него зубы, когда встаю, не грациозно топая к нему. Когда подхожу к нему, резко бросаюсь к нему на колени, убедившись, что моя задница приземляется прямо на его член, а мой локоть на его грудину. Он хмыкает и втягивает воздух одновременно. Хорошо. Я надеюсь, что это больно.

– О, извини, – мурлычу я, скользя рукой по его груди, – это было немного грубо?

Его люди не могут сдержаться и хохочут. Лекс не обращает на них внимания, взгляд впивается в меня, кипит.

– Ты продолжаешь, блядь, давить, Маленькая птичка, и я сейчас сломаюсь.

Я небрежно пожимаю плечами и допиваю остатки клюквенной водки. Новый стакан возникает в моей руке незамедлительно.

Его слова и тело воюют друг с другом. Гнев и раздражение сочится из него, но толстый твердый член, упирающийся в мою задницу, говорит мне, что ему это нравится. Ему нравится, когда я с ним пререкаюсь.

Я извиваюсь у него на коленях, и его челюсти сжимаются, когда его рука опускается на мое обнаженное бедро, пальцы впиваются в мою плоть.

– Полегче.

– Боишься, что я заставлю тебя спустить в твои дорогие штаны? – насмехаюсь я.

Толкать. Тянуть. Толкать. Тянуть. Это были наши отношения.

– Думаешь, я не трахну тебя прямо здесь и сейчас? – Он хрипит – И позволю им всем смотреть. Все будут знать, чья ты.

Эта мысль одновременно шокирует, и возбуждает меня.

Я краснею от щек до груди и даже дальше. Чувствую, влагу между ног, когда мое либидо берет дело в свои руки.

Его глаза вспыхивают в темноте, как расплавленное серебро.

– Тебя это заводит, да? Зная, что все эти люди здесь увидят, как я трахаю тебя так сильно, что ты забудешь свое собственное имя. – Его рука нежно ласкает мое бедро, пальцы дразнят подол, но не скользят под платье. – Это делает тебя мокрой, Маленькая птичка? Хочешь, чтобы мой член был в тебе?

Я открываю рот, чтобы возразить, но мои слова заглушаются, когда он прижимается к моему рту в поцелуе, так что обладание им поглощает все. Мои мысли, слова исчезают, когда его рот пожирает мой, язык сражается с моим, слышен лязг зубов. Здесь нет ничего нежного. Никакой сладости, только чистая первобытная потребность.

Его рука, наконец, скользит вверх по моему бедру, следуя по щели, и затем он замирает: и руки, и рот.

– Где твои трусики? – Он хрипит себе под нос.

Я ухмыляюсь ему в губы: – В этом платье нельзя носить нижнее белье.

Хватка на мне становится жесткой, наказывающей, но не болезненной, предупреждением.

– Никогда больше так не делай.

– Ты не можешь контролировать меня.

Одним пальцем он находит мою щель, проводя пальцем по моим складкам. Все кажется неправильным: так много людей, так много глаз, и все же удовольствие, которое заставляет мои бедра дрожать – это кайф, перед которым я не могу устоять. Я чувствую, как мои ноги раздвигаются, позволяя ему зайти дальше, и смотрю, как его язык проводит по его пухлой нижней губе.

Его глаза сужаются, и он открывает рот, чтобы заговорить, но его обрывают.

– У нас гости, – резко объявляет Райкер.

Он убирает руку от моего центра, но продолжает держать меня, его глаза следят за направлением, в котором смотрит Райкер, вниз к бару и танцполу. Трое мужчин в костюмах угрожающе стоят, но один выделяется. Мой отец. Или того, кого я считала своим отцом. Бенджамин Лоусон. Он смотрит прямо на меня, и в этом нет ничего родственного, он в ярости, ненависть так осязаема в этот момент. Его глаза перескакивают с меня на Лекса и обратно.

– Кто они? – Я слышу, как Лекс спрашивает, но не обращаю на него внимания, мой взгляд прикован к человеку, который меня воспитал. Замечаю, как он лезет во внутренний карман куртки.

– Лекс! – кричу я, хватая его и тяну на пол как раз в тот момент, когда раздается выстрел. Стеклянная панель балкона разлетается на тысячи мельчайших осколков. В другом кадре человек позади нас сильно бьет по балкону. Наши позиции внезапно меняются местами, и мое тело защищено его телом.

Крики теперь заглушают музыку, хаос и паника ощутимы. Руки Александра обхватывают мою голову, в то время как его большое тело прикрывает мое, но он перемещается на мне сверху. Мы вне поля зрения Бенджамина, но выстрелы продолжаются.

От громкого хлопка рядом с нами у меня звенит в ушах, затем еще один, на этот раз прямо над головой. Я поворачиваюсь, видя, как Александр протягивает пистолет.

Крики продолжаются, но проходят минуты, а выстрелов больше не слышно.

– Уведи ее отсюда, – рычит Александр, слезая с моего тела и помогая мне подняться на ноги. Его глаза быстро осматривают мое тело, цепляясь за порезы на моих руках, ладонях и ногах от стекла, но я их не чувствую. Я не чувствую ничего, кроме тошноты, когда смотрю вниз на массу перепуганных тел, видя только одно.

Бенджамин лежит лицом вниз на земле, из его головы вытекает лужа крови. Он мертв.

Райкер лишает меня последней связной мысли. Несмотря на все это, он был человеком, который меня воспитал, человеком, которого я называла папой. У нас не было хороших отношений, но что-то было. А теперь он мертв. Убит мужчиной, который держал меня так, как будто я хрупкая.

– Ты убил его! – кричу я.

– Он пытался тебя застрелить!

Он целился в меня? Почему?

– Валентайн бы этого не санкционировал, – говорит Райкер, закрывая меня, когда Лекс отодвигает меня. Он прижимает меня к себе, и я позволяю ему, потому что, если этого не сделаю, то закончу кровавым месивом на полу.

– Нет, он был изгоем. – Александр оглядывается: – Хватай одного из тех парней, с которыми он был, нам нужны ответы. Сейчас.

Райкер что-то кому-то говорит, и меня снова отпускают. Этот незнакомый и холодный, но он провожает меня к лифту, как ему велено, и идет рядом со мной, когда мы возвращаемся через подземную часть. Не похоже, чтобы они слышали шум наверху, тут все еще сидят, играют и засовывают себе в нос дерьмо. На нас не обращают никакого внимания, мы просто выходим наружу. Прохладный воздух успокаивает мою разгоряченную кожу. Крики и сирены эхом разносятся по улицам Бруксхилла. Меня усаживают во внедорожник, и мы уезжаем, оставляя хаос позади.

Тишина оседает, как молот, оглушая. Выстрелы, сделанные сегодня ночью, продолжают звенеть в моей голове, и мой желудок переворачивается.

Я понятия не имею, что думать. Зачем человеку, который меня вырастил, пытаться меня убить? Целился ли он в меня или Лекса? Возможно, было и то, и другое. Я не знаю.

Больше ничего не знаю.

ЛЕКС

Это гребаный беспорядок.

Я могу контролировать этот город, но подобное дерьмо выглядит плохо. Полицейские должны вмешаться. Приходится делать заявления. Это должно выглядеть так, как будто все процессы соблюдаются. Клуб сейчас пуст, свет высвечивает полный беспорядок. По полу разбросаны осколки стекла, кровь брызгами на стульях, стенах.

Сегодня не только Бенджамин получил пулю. Девушка не старше двадцати двух лет сидит на краю сцены, бледная и потная, пока парамедики стабилизируют ее, готовя к транспортировке в больницу. Она получила пулю в руку. Другой мертвый лежит прямо вместе с Бенджамином Лоусоном. Оба тела покрыты простынями, но их кровь все еще окрашивает мой пол. Один невинный и один не очень.

Он целился в Рен, пока она сидела у меня на коленях, целился в нее, и если бы она не сделала то, что сделала, ее тело, вероятно, было бы под одной из этих простыней.

Райкер разговаривает с офицером внизу, рассказывая какую-то историю, пока я пытаюсь разобраться во всем этом дерьме.

У меня есть подтверждение, что мы поймали одного из парней, который сбежал после первых выстрелов, сейчас он без сознания на заднем сиденье машины, которая следует на территорию. Они повесят его в сарае наготове, когда мы с Райкером вернемся.

Это совсем не то, на что я надеялся сегодня вечером.

Я знал, что люди Валентайна покажутся, и знал, что они сообщат, как ужасно уютно Рен выглядит с врагом, и, возможно, все закончилось бы тем, что данная девушка была голой и изнывающей подо мной. Но этого дерьма не произойдет.

Бенджамин Лоусон мертв. У нас есть один парень, а другой, вероятно, вернулся в ряды Валентайна и отчитывается.

Но зачем стрелять в Рен? Что это был за приказ?

Валентайн хочет вернуть свою дочь живой.

Мои мысли возвращаются к этому так называемому Синдикату. Мне не удалось ничего о них выяснить, но сегодня вечером это изменится. У меня были планы допросить одного из людей Валентайна, и у меня есть один, чтобы забрать его обратно в комплекс.

Как только с этим дерьмом разберемся, я уеду. Внешность и все такое дерьмо требуют, чтобы я пока оставался на месте, но мне не терпится вернуться.

Хотя бы для того, чтобы убедиться, что с моей маленькой птичкой все в порядке.

Глава 20

ЛЕКС

– Приведи его в сознание, – рычу я, вытирая кровь с рук тряпкой, которую держу здесь. Человек Валентайна обмяк в кресле, лицо окровавленное, но я еще далеко не закончил.

Пока он держит рот закрытым, но я чувствую приближение раскола, рано или поздно он сломается.

– Куда ты идешь? – спрашивает Райкер, наполняя ведро холодной водой.

– Проверить Рен.

Райкер смеется.

– Мудак.

Он качает головой:

– Ничего, босс. Иди проверь свою девушку.

Я прищуриваю глаза, но в итоге ничего не говорю, толкаю двери сарая и направляюсь к дому. Поднимаю глаза вверх и обнаруживаю, что свет в спальне на чердаке горит, но шторы задернуты. Она вполне могла бы спать, но полчаса назад я видел, как она выглядывала из окна, уставившись на сарай. Мои люди держали ее в доме, чтобы она не подошла слишком близко к тому, что мы делали, но она должна была знать, что происходит.

Внутри я мою руки и иду вверх по лестнице. Дверь в ее спальню приоткрыта, золотой свет льется в темный коридор, и в моих ушах отдается тихое хныканье.

Она плачет.

Делая паузу, я прислушиваюсь. Услышав глубокое прерывистое дыхание, она вдыхает, а затем выдыхает. Всхлип. Прочищаю горло. В конце концов, я захожу внутрь и обнаруживаю, что она сидит на кровати, подтянув ноги к груди. Она все еще в том же платье, в котором была в клубе, и запекшаяся кровь липнет к ее коже. Она даже не привела себя в порядок. Осколки стекла все еще вонзаются в ее кожу: блестят в свете наверху.

– Ты не дала обработать себе раны, – рычу я.

– Уходи.

Она отворачивается от меня, пряча слезы.

С ворчанием я выхожу и спускаюсь к медицинскому шкафу, выуживая свою аптечку, прежде чем вернуться в ее комнату. У меня нет времени на это дерьмо, но очевидно, что она не собирается делать это сама, и, черт возьми, я не позволю другому человеку прикасаться к ней.

– Я сказала, уходи! – Она кричит, когда я снова вхожу.

– Прекрасно слышал тебя, – огрызаюсь я, пересекая комнату.

Хватаю ее за лодыжку и прижимаю ее ногу к полу, чтобы получше рассмотреть ее колени. Стекло только на поверхности, несколько осколков тут и там, кроме нескольких ссадин, беспокоиться не о чем. Выуживая пинцет, я начинаю выщипывать мелкие фрагменты и помещать их в ватный диск. Я делаю так же с другим коленом, а затем ее руки и плечи, пока ее кожа не станет чистой и раны не покраснеют.

Я встречаюсь с ее глазами, красными и слегка опухшими. Кончик ее носа розовый, щеки раскраснелись, и она выглядит… разбитой.

– Ты убил его, – ее голос дрожит.

– Я сделал то, что должен был сделать, – говорю утвердительно. – Тебе нужно принять душ и поспать.

– Ты чудовище.

– Я никогда не претендовал на роль кого-то другого, Маленькая птичка.

Она усмехается и отворачивается:

– Я тебя ненавижу.

– Знаю.

Я поступил правильно. Бенджамин Лоусон убил бы ее, если бы у него был шанс. Если бы я оставил его в живых, не сомневаюсь, что он попытался бы это сделать снова. Мне просто нужно понять, почему.

Вы не можете жить с ребенком и растить его без привязанности, независимо от того, является ли он биологическим или нет. Он растил и заботился о Рен, давал ей все, в чем она могла когда-либо нуждаться, тот же человек, который направил на нее пистолет сегодня вечером.

– Ты убил его, – повторяет она, фыркая.

Понятно. Я сделал это. Независимо от ситуации, он был единственным мужчиной, которого она называла отцом, и я забрал это, оставив ее ни с чем. Семейные узы затмевают его предательство. Тот факт, что он потерпел неудачу, означает, что она смотрит сквозь розовые очки, не в силах полностью понять, что он пытался сделать сегодня вечером.

– Он бы тебя убил.

– Тогда, возможно, тебе стоило позволить ему.

– Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

– Забавно, – огрызается она, – я была в порядке до того, как ты появился. Моя жизнь была нормальной. Сейчас? Теперь это чертов беспорядок, и я внезапно живу в кошмаре, где мой собственный отец хочет моей смерти, а человек, с которым трахаюсь, хотел моей смерти всего несколько дней назад.

Сейчас она слишком возбуждена, слишком эмоциональна, и у меня сейчас не хватает терпения, чтобы справиться с этим.

– Душ. Кровать, – приказываю я.

– Засранец.

– Не дави, Рен.

Она слезает с кровати, слегка вздрагивая, когда кожа на ее ногах растягивается и шевелится, беспокоя ссадины. Она подходит и встает передо мной, наклонив подбородок, чтобы смотреть на меня сверху вниз.

– Я спасла тебе жизнь, – она тыкает пальцем в центр моей груди, – даже если бы он целился в меня, эта пуля попала бы и в тебя, или, может быть, он бы выстрелил в меня, а затем сразу же выстрелил в тебя. Я, черт возьми, спасла тебя, но я должна была позволить тебе умереть. Это имело бы смысл.

– Ты права. – Я хватаю ее за запястье, притягивая к себе. Она тяжело приземляется мне на грудь. – Ты должна была дать меня застрелить, но не сделала этого, и я теперь я в долгу перед тобой.

– Что?

– Ты спасла мне жизнь, я твой должник.

– Тогда отпусти меня.

– Извини, – это искренне, – я не могу этого сделать, даже если бы хотел, чтобы эта война не была сейчас на нашем пороге.

– Из-за тебя.

Киваю, соглашаясь.

Она тяжело вздыхает и начинает прижиматься к моей груди, пытаясь отстраниться от меня. В ней нет борьбы, нет напора, нет жара. Она просто выглядит побежденной, и это при мне.

Чувство вины тяжело сжимается в центре моей груди.

Я был частью этой жизни в течение тридцати одного года, большинство из которых прошли с кровью на моих руках, жизни были разорваны из-за меня, как прямо, так и косвенно, никогда не чувствовал ни капли вины. Никогда не заботился об этом.

И все же эта женщина, эта чертова женщина заползла мне под кожу.

Я чертовски забочусь о ней. И ненавижу это.

– Душ, – приказываю я. – Кровать.

Она смеется без юмора:

– Конечно, босс.

Я смотрю, как она неторопливо выходит из комнаты и направляется в ванную здесь, на верхнем этаже, загипнотизированный движением ее бедер, а затем она хлопает дверью. Я жду, пока не услышу, как включается вода, потом еще немного жду, пока дверь откроется и закроется, и ухожу.

Вернувшись в сарай, Райкер будит парня. Он плачет. Чертова киска.

Я хватаю стул и швыряю его перед ним, внезапный стук заставляет парня подпрыгнуть.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я, сажусь перед ним, кладу лодыжку на колено и небрежно сцепляю пальцы за головой.

Это я могу сделать. В этом нет чувства вины.

Мужчина смотрит на меня остекленевшими налитыми кровью глазами:

– Гарри.

– Хорошо, Гарри, мы можем покончить с этим чертовски быстро, просто скажи мне, что ты знаешь.

– Да пошел ты, сволочь.

Я смеюсь.

– Неверный ответ.

Я протягиваю руку Райкеру, который вкладывает мне в ладонь несколько скрепок. Я начинаю их разгибать, расправляя маленькие металлические стержни.

– Что ты делаешь? – Гарри запинается с широко раскрытыми глазами.

– Руки.

– Нет! – Мужчина паникует, когда Райкер хватает его связанные руки и тащит их вперед, заставляя пальцы одной руки растопыриться. – Нет!

– Ты собираешься говорить?

Он не отвечает.

Я помещаю один из стержней под ноготь среднего пальца, слегка нажимая:

– Последний шанс.

– Да пошел ты! – Гарри рычит.

Я дергаюсь вперед, вонзая скрепку так глубоко под ноготь, и уверен, что она касается его фаланги. Он воет, и я перехожу к следующему пальцу, делая то же самое с этим. Кровь и слезы смешиваются. Перехожу к следующему пальцу.

– Подожди! – Гарри плачет, третья скрепка уже на месте. Я немного поворачиваю его, медленно опуская дальше. – Подожди!

– Говори.

– Вы не понимаете, – умоляет он, – они меня убьют.

– Ты все равно покойник, Гарри, однако, как ты уйдешь, полностью зависит от тебя.

Он хмурится.

Я вздыхаю:

– Видишь ли, я просто буду продолжать причинять тебе боль, Гарри, чем дольше твой рот будет молчать, тем дольше это будет продолжаться. Я оставлю тебя в живых, но это будет больно. Хочешь узнать, что я буду делать дальше?

Его глаза широко распахнуты, моля о пощаде. У меня нет жалости к нему.

– Далее я воспользуюсь вот этой штуковиной, – поднимаю с пола овощечистку. Она ржавая и грязная, но лезвие в ней острое. – И я буду сдирать с тебя кожу, начиная с твоих ног, пока не доберусь до твоего лица, если ты не заговоришь. Скажи мне, что мне нужно знать, я сделаю это быстро.

– У меня есть жена, – умоляет он.

– И она все равно останется вдовой. Твой выбор, Гарри.

– Хорошо, – всхлипывает он, – хорошо.

– Хороший парень. – Я киваю, вытаскиваю скрепку, которая все еще ждет, чтобы ее вонзили в его палец, и швыряю ее на пол. – Ну и какого хрена сегодня Бенджамин Лоусон пытался застрелить Рен?

Он сглатывает:

– Эта сука – предательница.

Мой кулак быстро врезается в его челюсть.

– Не заставляй меня причинять тебе еще большую боль, Гарри.

Он сплёвывает кровь на пол и смотрит на меня,

– Она Валентайн, а сейчас с тобой. Это делает ее предательницей.

– Как может девушка быть предателем, если еще несколько дней назад она понятия не имела, что Маркус Валентайн вообще существует.

– Это не имеет значения. В тот момент, когда она узнала, должна была пустить тебе пулю в голову.

– Ну, она этого не сделала, так что, думаю, я выиграл этот бой. А теперь ответь на вопрос, Бенджамин Лоусон вырастил эту девушку и теперь хочет ее смерти, почему Валентайн заказал это убийство? – Я знаю, что он этого не сделал, но я все равно должен спросить.

– Валентайн – чертовски бесполезный кусок дерьма, – снова выплевывает Гарри, – с тех пор как ты забрал его дочь, он отвлекся. Совсем. Чертовски противно и не выполняет свою часть сделки.

– Какая сделка?

Гарри стонет:

– Валентайн работает с другой организацией, у которой есть сила, чтобы убрать тебя.

Я смеюсь:

– Конечно, если у них есть сила, почему они сами не здесь.

– Откуда ты знаешь, что это не так?

– Итак, эта организация, название?

– Синдикат.

– Итак, Синдикат связался с Валентайном и сказал ему начать войну с семьей, у которой больше связей, чем у него когда-либо будет. Почему?

– Они обещали ему город, если он это сделает. Но потом ты пошел и все испортил!

– Забрав его дочь.

– Да.

– Хорошо, значит, это не объясняет нападение на Рен.

Гарри вздрагивает, ерзая на стуле, но не говорит активно. Со скрепками, все еще в моей руке, я хватаю одну и втыкаю ее под его ноготь так сильно и так быстро, что она полностью вгоняется внутрь, оставляя только металлический блеск, виднеющийся сверху.

Мужчина кричит.

– Говори!

– Ладно, ладно! – Гарри всхлипывает. – Нам сообщили, что девушка была у вас в клубе, и Синдикат связался с Лоусоном и сказал ему, что если он избавится от отвлекающих факторов, то будет вознагражден. Если бы он заполучил и тебя, они бы убили Маркуса и поставили его во главе.

Я вздыхаю. Такая сила определенно изменит такого человека, как Лоусон.

Я смотрю на Райкера, который наблюдает за всем этим с прищуренными глазами и стиснутой челюстью.

– Этот Синдикат, – продолжаю я, – Почему мой город?

Затем Гарри маниакально смеется.

– Не только твой город, мудак. Все они. Это самая крупная подпольная организация, которую когда-либо видел мир, и как только вы завладеете ими, потому что они завладеют вами, они уничтожат остальных.

Я встаю со стула и вытаскиваю свой пистолет, наводя его на голову Гарри. Я обещал, что это будет быстро, и я человек слова.

Мой палец без задней мысли нажимает на спусковой крючок. Громкий взрыв рикошетом отскакивает от стен амбара, пуля пронзает мышцы и кости.

Но, несмотря на полученную информацию, я не чувствую себя лучше.

На самом деле, чувствую, что дерьмо еще не попало в вентилятор, но когда это произойдет, потому что это произойдет, я буду готов.

Должен быть.