Текст книги "Маленькая птичка (ЛП)"
Автор книги: Риа Уайлд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 21
РЕН
Выстрел пугает меня, когда я лежу в постели. В моей комнате темно, волосы все еще мокрые после душа и намочили подушку под головой, но у меня не было ни сил, ни желания, чтобы высушить их.
Я знала, что они делали что-то плохое в том сарае, и этот выстрел только подтвердил это. Он только что убил человека. Двоих за одну ночь.
Сколько других было? Сколько жизней разрушил этот человек. Десятки? Сотни? Тысячи?
Я глотаю новую волну тошноты и откатываюсь от окна.
В доме снова воцарилась тишина, такая, что я могла слышать, как падает булавка, пока дверь внизу не открывается и не закрывается, и его шаги эхом разносятся по коридорам. Как это заставляет меня надеяться, что он придет в мою комнату? Насколько это развратно?
Я такая же плохая, как он?
Могу ли я хладнокровно убить человека?
Мысли роятся в моей голове, я теряюсь в них, пока скрип открываемой двери не заставляет мои глаза зажмуриться. Чувствую, что это он. Ни у кого другого не хватило бы наглости вломиться в мою комнату не потому, что они боятся меня, а потому, что они боятся его.
– Я знаю, что ты проснулась, Маленькая птичка.
Я вздыхаю и поворачиваюсь к нему спиной, снова лицом к окну. Дверь захлопывается, и на мгновение мне кажется, что он ушел, но затем мягкий звук его шагов эхом отдается в темноте, и другая сторона кровати опускается, когда он переносит на нее свой вес. Мне не приходится долго гадать, что он делает, пока он откидывает простыни и устраивается позади меня.
– Что ты делаешь? – шепчу я.
– Это то, что ты делаешь, когда кому-то нужно утешение, не так ли?
– Хочешь меня утешить?
– Тсс, Маленькая птичка. – Его руки обвивают меня, притягивая ближе и сильнее. Его подбородок мягко ложится на мою макушку, в то время как его тело принимает форму моего.
Это странно.
Этот человек монстр.
И все же я нахожу именно то, что он сказал. Комфорт.
Безопасность.
Бессмысленно чувствовать себя в безопасности с дьяволом, но это именно то, что обрушивается на меня и тащит в беспамятство.
Когда я просыпаюсь на следующее утро, мои глаза будто засыпаны песком, а голова затуманена. Его тело по-прежнему является твердой опорой позади меня. Мы в том же положении, в котором заснули, и когда я пытаюсь вырваться из его рук, но они только крепче обнимают меня.
– Нет, нет, – сонно ворчит он, и в его тоне звучит мальчишеская невинность, – еще немного.
– Нам нужно поговорить, – шепчу я.
– Господи Иисусе, женщина, – рычит он, – еще даже нет семи.
– Ты бы предпочел, чтобы мы поговорили за утренним кофе и завтраком в постели? – Мой голос источает мед. Мед, который ядовит и заставит ваши внутренности гнить.
– Не говори со мной так, черт возьми.
Я сглатываю, когда чувствую, как его толщина давит на основание моего позвоночника.
– Я хочу знать, что произошло. Все.
– Я не имею права делиться с тобой этими подробностями.
– Тогда чем ты можешь делиться, хм? Ты убил человека прошлой ночью. На самом деле двух, если считать Лоусона.
Когда я говорю это вслух, у меня першит в горле.
– Да.
– Кто был вторым?
– Его звали Гарри.
– Ты чувствуешь себя виноватым?
Молчание отвечает на мой вопрос, но затем он вздыхает и отвечает:
– Нет.
– Ты злой.
– У зла много лиц, Маленькая птичка, то, что мы с тобой классифицируем как зло, очень разное.
– Так что же с ним теперь?
– Его почистят.
– Он исчезнет, – поправляю я.
– Да.
– Как давно ты этим занимаешься?
– Всегда.
– А Лоусон? Он хотел навредить мне?
– Да.
– Ты уверен?
– Если тебе нужно подтверждение, Райкер был свидетелем.
Я усмехаюсь.
– Как будто я поверю, что он скажет мне правду.
– Если бы я попросил его, он бы сделал это.
– Слишком рано для этого, – ворчу я.
– Ты хотела поговорить. – Александр отодвинулся от меня, и тепло его тело исчезло. Он сидит на краю, потирая руками лицо.
– Ну, я извиняюсь за то, что хочу понять, как я вписываюсь во все это.
– Происходит больше, чем я думал, но это все, что тебе нужно знать. – Он встает и потягивается. – Здесь ты в безопасности.
– С тобой, – невозмутимо отвечаю я.
Его стальные глаза заманивают меня в ловушку, но он ничего не говорит, просто смотрит, заставляя меня извиваться на кровати. Чтобы отвлечься, я вылезаю из постели и иду в ванную, закрывая и запирая за собой дверь. Я прислоняюсь к дереву, делая глубокий вдох.
Когда я выхожу через двадцать минут, моя комната пуста. Нужда в кофеине слишком сильна, чтобы его игнорировать, и так не может продолжаться вечно.
Я надеваю одно из своих любимых летних платьев, когда за окном палит солнце. Меня не выпускают на улицу, но я могу сидеть у окна и притворяться. Собрав волосы в хвост, я роюсь в вещах, которые он доставил в дом, и нахожу пакетик с таблетками.
Я пропустила так много, но я должна быть в порядке. Достаю одну и проглатываю насухо, прежде чем спрятать пакетик в косметичку и спуститься вниз.
На кухне раздается болтовня, приглушенные голоса, и на мгновение я думаю о том, чтобы отойти и подслушать, но взгляд, который бросает на меня один из парней Лекса, заставляет меня передумать.
Когда я вхожу в большую кухню, все разговоры прекращаются. Три головы поворачиваются ко мне. Лекс сидит на островке, потягивая кофе, пока Графф, он же Райкер, опирается на стойку, а блондинка, которую, как я теперь знаю, зовут Эйнсли, сидит на стойке, болтая ногами.
Она склоняет голову набок, изучая меня, прежде чем ее взгляд перескакивает на Лекса. Его глаза изучают мое тело, и одна темная бровь заинтересованно изгибается.
– Кофе, – ворчу я, вступая в неловкость. Эйнсли отходит, пока я наклоняюсь, беру чашку и ставлю ее под рожок на кофемашине, но ее глаза не отрываются от меня, как будто она может заглянуть прямо мне в голову и вытащить все мои мысли.
– Эйнс, – суровый голос Лекс заставляет ее голову резко дернуться в его сторону, – ты можешь это сделать или нет?
Она усмехается:
– Конечно, могу, я уже однажды взломала его систему, вернуться будет проще простого.
– За высокомерие тебя убьют, – ворчит Графф.
– Не будь ребёнком, – цедит она, – я вряд ли буду стоять лицом к лицу с расстрельной командой за экраном компьютера, к тому же я могу постоять за себя. – Я снова чувствую, как она смотрит на меня. Она, наверное, до сих пор злится, что я однажды надрала ей задницу.
Я могу сделаю это снова.
Когда мой кофе готов, я добавляю сахар и немного молока, а затем снова выхожу из комнаты, оставляя их наедине. Пока я там, они не станут обсуждать дерьмо, которое на самом деле даст мне какую-либо ценную информацию, так что какой смысл торчать здесь. Я направляюсь к дверям внутреннего дворика. Кажется, вокруг никого нет, и мне интересно, как легко я смогу выскользнуть наружу. Как ни странно, моей первой мыслью было не бежать, я просто хочу немного воздуха и солнца. Я собираюсь потянуться к рукоятке, когда звук заряжаемого пистолета заставляет мою голову повернуться.
– Отойдите от двери, мисс Рен, – говорит один из парней Лекса, и пистолет направлен прямо на меня. Он не нацелен ни на что жизненно важное, но, тем не менее, это будет больно.
– Я просто хочу немного воздуха, – говорю я ему.
– Приказ не выпускать вас наружу.
– Пожалуйста, – умоляю я, – Я сяду прямо здесь. – Я указываю на стулья и стол во внутреннем дворике. – Можешь даже связать меня, если хочешь. Просто немного воздуха.
– Я не могу этого сделать, мисс Рен.
– Все в порядке, – голос Лекса пугает нас обоих. – Опусти пистолет.
– Сэр?
– Сделай это, – рычит Лекс. – Выпусти ее.
Парень кивает и прячет оружие в кобуру, хмуро глядя на меня, прежде чем вернуться на свое место.
– Вперед.
Я тяну ручку вниз и сглатываю, ожидая подвоха.
– Я могу идти?
– Во двор, да. Но я думаю, ты знаешь, что если ты побежишь, я найду тебя.
Я прекрасно это знаю, и эта мысль воодушевляла меня. Может быть, однажды я проверю эту теорию.
Глава 22
ЛЕКС
Она свернулась калачиком в плетеном кресле, а ее летнее платье лениво спадает на согнутые колени, и она потягивает кофе. Ее глаза все еще слегка припухли, хотя выглядят яснее, чем прошлой ночью, и не так затуманены эмоциями.
Я не мог ожидать, что она поймет, и не мог надеяться, что она сможет обработать то, что она увидела, как остальные из нас. Ее приютили, держали в неведении, и тем не менее она была ценным игроком всю свою жизнь. Кажется жестоким держать кого-то вроде нее в тени.
Если бы не я, это был бы кто-то другой. До сих пор на Валентайна никто не обращал особого внимания, он был бесполезен, не то чтобы угроза, скорее досадная неприятность, пока он не решился напасть. Теперь я понимаю, что он устал быть маленьким человеком в этом мире и идет за большими пушками. Но это мой город. Если бы он выбрал другой город, они бы разобрали и его жизнь, нашли его слабые места и использовали их, кто знает, что могло бы случиться тогда с Рен? Есть так много способов, как такие девушки, как она, могут пропасть без вести, и не каждый раз это означает смерть.
Эта организация, Синдикат, они поддерживают его, и незнание того, кто они и откуда пришли, заставляет меня нервничать. Быть слепым в такой игре чревато смертельными последствиями.
Оставив Рен на веранде, я возвращаюсь на кухню, но вместо этого обхожу ее и иду в свой кабинет, доставая из кармана телефон.
Мой отец уже несколько месяцев не участвует в игре, он предоставил мне полную ответственность, хотя я знаю, что он все еще держит руку на пульсе. Ни за что, черт возьми, старик бы просто так ушел. Несмотря на то, что его жена умерла, а он обезумел, сломлен горем, город был его второй любовью. Так же, как это было у моих дедов и его дедов. Сильверы владеют этим городом уже давно, это у нас в крови.
Я набираю номер отца и устраиваюсь в кресле за письменным столом, включаю камеры, направляясь к одной из них. На нем показана задняя сторона дома, расположенная таким образом, что видны и лужайка, и балкон, на котором сидит Рен. Она заставила меня хотеть большего. Навязчивая идея, от которой я не могу избавится, и боюсь, что если она когда-нибудь исчезнет, я уже никогда не буду прежним.
Она такая же спокойная, как и все остальное, единственное, что выдает, что она вообще настоящая, это то, как нежно ветер дразнит ее волосы, и ее руки бережно обнимают чашку, поднося ее к губам каждые несколько минут, чтобы сделать глоток кофе.
Телефон звонит три раза, прежде чем он берет трубку.
– Сынок, – приветствует он хриплым и грубым голосом из-за того, что всю жизнь принимал неверные решения.
– Мне нужна информация.
– Ну и тебе привет.
– Привет, – ворчу я. – Достаточно хорошо?
У нас с отцом не было плохих отношений, но они не были наполнены любовью и состраданием. Нет, я воспитан в жестокости и враждебности. Моя мать была той, кто проявил ко мне сострадание. Она была той, кто нянчил меня и баюкал меня, когда я был ребенком, давая мне хоть какое-то подобие нормального детства. Я уважаю своего отца. Я ценю его. Но сострадание не было их сильной стороной. Отношения между ним и мной больше походили на деловую сделку, за всем всегда стоял скрытый мотив, и даже сейчас, когда я звоню ему и слышу его голос на другом конце линии, я не чувствую ничего, кроме как желания больше узнать об этом Синдикате. Мне было все равно, как у него дела, где он и даже увижу ли я его когда-нибудь снова.
Он хихикает, смех переходит в резкий кашель.
– Какая информация?
Мои глаза не отрываются от девушки, которая вторглась в мою жизнь.
– Синдикат. Кто они?
– Где ты услышал это?
– Так ты слышал о них?
– Да.
– Что ты знаешь?
Линия замолкает на долгое время, достаточное для того, чтобы я отодвинул телефон от уха, чтобы убедиться, что звонок все еще на связи:
– Не по телефону. Я скоро вернусь в город. Тогда мы встретимся, чтобы обсудить это.
– Когда? У меня нет на это времени, – рычу я. – Где ты, черт возьми, вообще?
– Не твое дело, – фыркает он. – Скоро, Лекс. Тогда увидимся.
Он вешает трубку. Он не предлагает ни больше, ни меньше. Мои руки сжимают телефон, пока разочарование и гнев переполняют меня. Я был слеп. Я был чертовски слеп и ни хрена не знаю. Теперь должен надеяться, что Эйнсли с ее техническими навыками сможет мне что-то дать, но я теряю терпение.
Я ни за что не позволил бы этому дерьму уйти или остаться в подвешенном состоянии на чертову неделю, не говоря уже о бесконечном количестве времени. Мне нужно было найти, кто такие этот чертов Синдикат, и покончить с ним. Сейчас.
Мой взгляд снова останавливается на Рен. Одна из моих домработниц вышла к ней на балкон и подает ей кофе. Она улыбается и берет его. Когда экономка оборачивается, ее лицо поднимается к камере.
Я ее не узнаю, а всех своих сотрудников знаю.
Ебать.
Я вскакиваю со стула и бегу по дому, вытаскивая пистолет из кобуры за спиной и щелкая предохранителем. Я замечаю, как она небрежно идет ко мне, когда она замечает меня там, она останавливается на полушаге, широко раскрывая глаза.
– Вниз! – ору я.
Мой голос пугает Рен позади нее, все еще держащую в руках чашку кофе.
– Поставь это, Рен. – Боль сводит меня с ума, что-то вроде страха и паники.
Она смотрит на меня, на пистолет, потом на кофе, ее брови сдвинуты, прежде чем она осторожно ставит кружку на стол и встает со стула.
– Что происходит? – спрашивает она.
– На пол! – кричу я снова, обращаясь к злоумышленнику.
Суматоха вывела Райкера и Эйнсли из кухни, в тот момент, когда Райкер замечает мое оружие, он убирает свое.
Женщина передо мной медленно поднимает руки, сгибая колени, чтобы опуститься на пол.
– Они заставили меня, – плачет она.
Я смотрю на нее, ее кожа прозрачна, кости на ее лице выступают так же, как ключицы и руки. Она выглядит больной, истощенной. Ее губы потрескались, а глаза налиты кровью.
– Лицом на пол, – приказываю я, одной рукой держа свое оружие направленным на нее, а другой рукой подзывая Рен к себе. Единственная причина, по которой я еще не выстрелил в нее, это то, что Рен здесь. Она повидала достаточно смертей за последний день, еще одну не стоит добавлять в копилку.
Рен подходит охотно, хотя она явно сбита с толку. Я прижимаю ее к себе, поворачиваясь, чтобы защитить ее.
– Я не знала, что она твоя женщина, – плачет девушка. – Мне этого не говорили. Они просто сказали, что она предала их, что она должна умереть, и если я это сделаю, они отпустят мою сестру!
– Ты знаешь кто я!? – Я рычу.
Она качает головой.
Я передаю Рен Райкеру, который следует тому же движению, что и я, прижимая ее к себе и защищая от того, какая хрень творится.
– Что в кофе?
– Цианид.
Ебать.
Они не мешкают. Этот Синдикат хочет смерти Рен. Наказание для Валентайна. Я бы посмеялся, если бы это не было таким пиздецом. Не мне ли пришла в голову та же идея, а теперь посмотрите на меня, защищающего девушку.
– Руки так, чтобы я мог их видеть, – говорю ей. – А затем вставай, медленно.
Девушка поднимает руки над головой, а затем медленно поднимается с пола.
– Райкер, отведи ее в сарай.
– Нет! – Рен кричит. – Нет, не делай этого.
– Сейчас не время для милосердия, Маленькая птичка, – рычу я.
Я слышу глухой удар чьего-то кулака по плоти и оборачиваюсь, ярость заставляет мою кровь кипеть так яростно и быстро, что я краснею. Только то, что я ожидаю увидеть, и то, что я вижу на самом деле, – две большие разницы.
– Она сломала мне гребаный нос! – Райкер стонет, обхватывая лицо руками.
Глаза Рен расширяются, когда она бросается ко мне, но она не смотрит на меня. К тому времени, как я понимаю, что, черт возьми, происходит, Рен вырывает пистолет из моей руки и нажимает на курок. От громкого хлопка в маленьком коридоре у меня звенит в ушах.
После того, как тишина оседает вокруг нас, как свинцовая гиря, раздаются три хлопка: один позади меня и два впереди.
Глава 23
РЕН
Я оборачиваюсь, мой кулак ударяется о нос Граффа. Это единственный способ заставить его отпустить меня, а он этого не ожидает, поэтому вкладываю в свой удар всю силу, какую я только могу собрать. Я вздрагиваю от звука соприкосновения моего кулака с его плотью, от хруста ломающегося носа, и от потока крови, струящейся из его ноздрей. Пытаюсь игнорировать боль в костяшках пальцев, отрывая кулак от его тела.
Я не могу позволить им причинить ей боль. Она оказалась здесь только потому, что кто-то другой подтолкнул ее к этому. Это несправедливо. Они не оставили ей выбора.
Сейчас ясно вижу, что она не здорова, истощена, нуждается в горячей ванне и хорошей еде, возможно даже в лекарствах. Я подумала так же, когда она принесла мне кофе, вернее, «мой отравленный кофе», уже тогда мне это показалось странным. Все сотрудники, которых нанял Александр, выглядят здоровыми, даже счастливыми, и возникает вопрос, они действительно знают, что происходит в этих стенах? Она не выглядела так, как будто ее это устраивало, но что я действительно знаю обо всем этом? Так я и задавалась вопросом. До тех пор, пока Лекс не бросился к нам, как демон, вырвавшийся прямо из ада, с оружием, направленным на девушку.
Бросаюсь к Лексу, я буду просить и умолять, пока он не помилует ее.
Но все меняется, когда я встречаюсь глазами с девушкой за плечом Лекса. Внезапно она вытаскивает свой собственный пистолет и целится в затылок Лекса. Ее рука дрожит, глаза широко раскрыты от мести и страха, и следующее, что я помню как вырываю пистолет из руки Лекса и нажимаю на курок.
Она тяжело оседает. Очень быстро дыра от пули в ее груди расцветает красным. Руки прикрывают рану, кровь просачивается сквозь пальцы, не замедляя густой поток. Когда ее тело, наконец, падает на пол, ее широко раскрытые глаза смотрят в стену.
О Боже.
О Боже!
Я убила кого-то. Дерьмо. Я убила ее ради него!
Пистолет выскальзывает из моей руки и падает на пол. Лекс смотрит на меня, словно онемев, когда пистолет ударяется о деревянный пол, а потом мои колени подгибаются. Боль, вина, тошнота от того, что я только что сделала, жалят меня. Мои колени хрустят на твердой поверхности, а из горла вырывается всхлип.
Что я сделала!?
– Э… она, – запинаюсь я, качая головой, пытаясь сформулировать слова, пока мой язык отказывается сотрудничать, – она собиралась убить тебя.
Все, что я вижу перед собой – это молодая девушка, она не может быть намного старше меня, ее волосы светлые, пепельные, но жирные и грязные. Ее глаза темно-синего цвета, и хотя ее кожа бледная и болезненная, у нее оливковый цвет лица, который, вероятно, светился бы, если бы она была здорова.
– Приберись! – рычит Лекс, но я его не вижу. Других я тоже не вижу, только мертвую девушку. Ту, кого я убила. Для него. Для Лекса.
Почему я это сделала? Сделала дважды. Дважды! Какого черта мне спасать человека, который хотел моей смерти всего несколько дней назад, спасать человека, который держит меня здесь против моей воли. Он чудовище, и все же я не хочу, чтобы он ушел из моей жизни. Он мне нужен.
Я никогда ни в ком не нуждалась, но по какой-то болезненной и извращенной причине он мне нужен.
Зачем вам нужен мужчина, которого вы знаете всего несколько недель? Как он вдруг стал для меня настолько важен, что все его проступки даже ничего не значат?
Он встает передо мной, закрывая вид на мертвую девушку. С ее исчезновением мир возвращается ко мне. Я вижу, как Райкер обходит меня, Эйнсли тоже, но они держатся подальше, стараясь не коснуться меня. Слышится шарканье, движение чего-то тяжелого, что тащат по полу, но я не вижу. Слезы текут из моих глаз, увлажняя мои щеки. Я не думала, что у меня остались слезы, но я не могу остановить их. Я рыдаю и плачу, пока Лекс не наклоняется и осторожно не поднимает меня с пола.
Мои ноги как желе, слабые, как будто кости превратились в кашу, но это не больно. Они просто не работают. Мой желудок переворачивается.
Ноги совсем не слушаются, Лекс наклоняется и поднимает меня в колыбель своих рук. Мои руки автоматически обвивают его шею.
– Не смотри, – шепчет он, – прижми лицо к моей груди. Не смотри.
Столько смерти. Столько крови.
Я плачу ему в грудь, смачивая его белую рубашку, пока он несет меня через весь дом в свою спальню.
Он осторожно кладет меня на кровать, где я тут же сворачиваюсь в клубок.
Должно быть, в какой-то момент он ушел в ванную, потому что теперь я слышу бегущую воду, но я не понимала, что он ушел, пока он снова не оказался передо мной.
– Ну, птичка, садись.
Я делаю то что он говорит.
Он стаскивает с меня платье, отбрасывая его за спину, а затем снимает с меня нижнее белье. Это не кажется сексуальным, но, тем не менее, мое тело реагирует на его прикосновения.
Я больна.
Кто возбуждается в такое время? После того, как только что убили кого-то.
У меня нет времени долго думать об этом, потому что в следующую минуту он поднимает меня с кровати и ведет в ванную. Ванна почти полная, но кран все еще работает, пока он ведет меня к нему, уговаривая окунуться в горячую воду. С поверхности поднимается пар, и я опускаюсь, позволяя воде омывать мою кожу.
– Тсс, – успокаивает Лекс, – все в порядке.
– Я причинила ей боль, – шепчу я.
– Все нормально.
Я качаю головой. Как могло быть все в порядке?
– Ты в шоке. Рен, подожди минутку.
– Посиди со мной? – прошу я тихим голосом.
– Ты хочешь, чтобы я был здесь?
Я киваю.
– Пожалуйста.
– Хорошо, дай мне минутку. – Он поворачивается, чтобы уйти, но моя рука выскальзывает, мои мокрые пальцы цепляются за его рубашку.
– Нет, не уходи.
Он кладет свою руку на мою и осторожно отрывает мои пальцы. Глядя на меня своими серебристыми глазами, он снимает свой костюм, обнажая все свои твердые, смертоносные мускулы, и на минуту я забываю. Я наслаждаюсь жестокой красотой этого мужчины. Я запоминаю каждый шрам, каждое напряжение и рельеф его мышц, редкие волосы на его пупке, которые спускаются до лобка вокруг паха.
Он двигается со смертоносной грацией льва, преследующего газель. Когда он забирается в ванну и опускается позади меня, уровень воды быстро поднимается, переливаясь через край ванны, но его, кажется, это не заботит, поскольку его руки тянутся вокруг и притягивают меня к его груди, усаживая в колыбель своих бедер, когда его руки нежно гладят мои.
Никогда не думала, что этот человек может быть нежным.
– У тебя это выглядит так просто, – тихо говорю я. – Как?
– Это было не всегда так. Но я выключаю чувства, птичка, я не чувствую.
– Я кого-то убила.
– Все нормально.
– Это нехорошо.
– Ш-ш, Маленькая птичка, расслабься.
ЛЕКС
Этого никогда не должно было случиться. Я слишком отвлечен. Уже дважды, менее чем за двадцать четыре часа, я отвлекся, и люди пострадали.
Мне на девушку наплевать, несмотря на ее мольбы, я бы не проявил пощады. Не будет пощады тому, кто придет за Рен.
Как и этот город, она принадлежит мне.
Когда Рен наконец засыпает, ее голова лежит на моих коленях, а я нежно глажу ее волосы, дикая и непослушная, слезаю с кровати, выключая свет.
Шок будет какое-то время, но она сильная и, в конце концов, поймет, что сделала девочке добро. Я бы так быстро не облегчил ее страдания.
– Как она вошла? – спрашиваю я, когда иду на кухню. И Эйнсли, и Райкер все еще здесь, у Райкера теперь распухший нос, а под глазами начинают появляться темные синяки.
– Вот. – Эйнсли указывает на запись с камеры, сделанную этим утром в семь тридцать. Большинство моих домработниц остаются на виду в небольших пристройках, установленных возле ворот, но некоторые заходят внутрь. Их проверяют и обыскивают у ворот, прежде чем им разрешают войти.
Я смотрю трансляцию и, когда охранник останавливает машину, вижу, как она проскальзывает внутрь, пока он отвлекается. Она бросается влево и прижимается к изгороди у стены. Проходит еще час, прежде чем она снова появляется, дальше по саду, рядом с тем местом, где на балконе сидит Рен. Я не заметил ее, когда смотрел ленту, потому что она не на прямой линии камеры, а на той, которая смотрит с другой стороны. Кажется, она замирает, когда видит ее на балконе.
Девушка была умна. Она знала, что если она выстрелит в нее там, то ей уже не выбраться с этой земли, поэтому она проскользнула через черный ход. После этого можно догадаться, как она маневрировала по дому, изображая из себя экономку. Никто бы не стал ее расспрашивать, у меня здесь каждый день несколько сотрудников, и она выглядит невинной и достаточно простой, чтобы вписаться в картинку. Она, вероятно, избегала кухни, в которой были Райкер и Эйнсли, они бы заметили, что она не совсем подходит, потому что они никогда не видели ее раньше, и они всегда знают, кого я нанимаю, поэтому она пошла бы на одну из трех других кухонь в этом месте, чтобы сварить тот маленький кофе, который она подала Рен.
Я слишком рассеян. Если бы не моя нынешняя одержимость девушкой, которая спит в моей постели наверху, ничего бы этого не произошло. Я не делаю ошибок, но я сделал несколько сейчас, и каждый раз они подвергают ее опасности.
Мне нужно было покончить с этим.
Маркус Валентайн последует за Синдикатом.
Никто не угрожает тому, что принадлежит мне.
Никто не покушается на то, что принадлежит мне.
Я чертов король, и пришло время напомнить им об этом факте.
