Текст книги "Долина тьмы"

Автор книги: Рэймонд Элиас Фейст (Фэйст)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Их привели в комнату, где лежали инструменты для пыток.

Стратег, в зеленом с золотом одеянии, разговаривал с чародеем Эргораном. Человек в красном колпаке молча ждал, когда трех пленников прикуют к столбам так, чтобы им было видно друг друга.

– Элгахар и Эргоран сумели убедить меня, что лучше будет пока оставить тебя в живых – хотя соображения у них разные.

Кажется, Элгахар поверил в твою историю, по крайней мере настолько, что решил узнать у тебя все, что можно. Мы с Эргораном так не думаем, но есть другое, что нам хотелось бы знать. Так или иначе, надо убедиться, что мы узнаем от тебя одну только правду. – Он сделал инквизитору знак, и тот разодрал на Доминике одежды, оставив одну набедренную повязку.

Инквизитор открыл запечатанный горшок и вытащил палочку, облепленную каким-то беловатым веществом. Он нанес немного вещества на грудь Доминика, и тот замер. Цурани, не знавшие металлов, изобрели: другие способы пытки, не такие, как в Мидкемии, но столь же действенные. Вещество оказалось весьма едким и сразу же начало разъедать кожу человека. Доминик зажмурился и закричал.

– Из соображений экономии мы решили, что ты скорее нам все расскажешь, если мы займемся сначала твоими друзьями. Судя по тому, что нам рассказывали твои бывшие сторонники и по непростительной выходке, которую ты учинил тогда на Имперском фестивале, можно сделать вывод, что ты, Миламбер, человек сострадательный. Ты скажешь нам правду?

– Я сказал тебе правду, Стратег! Не пытай моих друзей – ничего другого я тебе сказать не могу.

– Хозяин!

– Что? – Стратег взглянул на инквизитора.

– Этот человек... посмотри. – На лице Доминика больше не отражалась мука: он висел у столба, и лицо его было безмятежным.

Эргоран, встав перед монахом, внимательно на него посмотрел.

– Он в каком-то трансе?

И Стратег и чародей повернулись к Пагу.

– Что за штуки выделывает этот поддельный жрец? – спросил чародей.

– Он не жрец Хантукамы, это верно, но в моем мире он действительно жрец. Он властен сделать так, что его душа, несмотря на мучения тела, останется неуязвимой.

Стратег кивнул инквизитору, который взял со стола острый нож. Он шагнул к монаху и, не говоря ни слова, располосовал ему плечо. Доминик не пошевелился, даже не вздрогнул. Взяв щипцами красный уголек, инквизитор прижег им рану. И снова монах не шевельнулся.

Инквизитор отложил в сторону щипцы и сказал:

– Бесполезно, хозяин. У нас и раньше была со жрецами такая же беда.

Паг нахмурился. Хотя храмы не вмешивались в политику, но все же вели себя с Высшим Советом очень осторожно. Если Стратегу приходилось допрашивать жрецов, это означало, что некоторые храмы присоединились к движению, противостоявшему Партии Войны: А если Хочокена ничего об этом не знал, значит, Стратег действовал исподтишка и пытался разобщить тех, кто ему противодействовал. Паг все больше убеждался, что положение в Империи сложилось непростое, и не зря говорили, что сейчас страна балансирует на грани гражданской войны. Скоро должна последовать атака на тех, кто держит сторону императора.

– Этот не священник, – сказал Эргоран, подходя к Мичему. Он оглядел высокого охотника. – Он простой раб, так что с ним вполне можно будет справиться. – Мичем плюнул в лицо чародею.

Эргоран, который привык, что к Всемогущим относятся со страхом и почитанием, замер, словно его огрели дубиной. Он отшатнулся, вытер плевок и сказал, с трудом подавляя гнев:

– Ты заслужил медленную, мучительную смерть, раб.

Мичем улыбнулся. Паг впервые видел, чтобы он так широко, во весь рот, улыбался. Его лицо со шрамом на щеке стало просто ужасным.

– Я не жалею, ты, безродный мерин.

Мичем, забывшись, заговорил на королевском наречии, но чародей понял, что его оскорбили. Потянувшись, он схватил со стола инквизитора острый нож и полоснул Мичема по груди. Воин замер и побледнел – из раны хлынула кровь. Эргоран торжествовал. И тут мидкемиец плюнул еще раз.

Инквизитор повернулся к Стратегу:

– Хозяин, Всемогущий может все испортить.

Чародей отступил, уронив нож. Он снова стер с лица плевок, встал рядом со Стратегом и с ненавистью прошипел:

– Не торопись рассказывать, Миламбер. Мне бы хотелось побыть здесь подольше.

Паг попытался применить заклинание, которое свело бы на нет магическую силу наручников, но у него ничего не получилось.

Инквизитор взялся за Мичема, но воин сносил пытку молча. С полчаса инквизитор делал свое кровавое дело, пока Мичем, застонав, не потерял сознание.

Паг, которого боль Мичема, казалось, терзала так же сильно, сказал:

– Я сказал тебе правду. – Он посмотрел на Эргорана. – Ты же знаешь, что это правда. – Он понял, что эти уши останутся глухи к его мольбам, потому что взбешенный чародей хотел отомстить Мичему за плевок и его уже не интересовало, что там расскажет Паг.

Стратег указал инквизитору на Пага – пришел и его черед.

Человек в красном колпаке содрал с Пага одежду. Снова был открыт горшок с едким веществом, и его нанесли на грудь Пагу.

Годы тяжелой работы в лагере рабов на болоте закалили Пага – его тело было поджарым и мускулистым, сейчас оно напряглось, встречая боль. Сначала он ничего не почувствовал, но потом, когда вещество начало разъедать тело, боль обожгла его. Паг чуть ли не слышал, как лопалась кожа. Сквозь муку донесся голос Стратега:

– Почему ты вернулся? С кем ты встречался?

Грудь жгло огнем, и Паг закрыл глаза. Он искал спасения в успокаивающих упражнениях, которым учил его Кулган, когда Паг был его учеником. Еще мазок едкой кашицы – и новый взрыв боли, на этот раз на чувствительной коже с внутренней стороны бедра.

Душа Пага, встав на дыбы, кинулась искать защиты в магии. Снова и снова он бился, пытаясь разрушить барьер, образованный заговоренными браслетами. В молодости он был способен к колдовству только в минуты тяжелых испытаний. Свое первое заклинание он нашел, когда его жизни угрожали тролли. Когда он сражался со сквайром Роландом, магия помогла ему справиться с противником, а когда он разогнал Имперский фестиваль, силы для колдовства он черпал из бездонного колодца гнева и злости.

Сейчас его рассудок превратился в разъяренного зверя, который стремился разметать стены клетки, в которую его загнала магия, и, как разъяренный зверь, он действовал слепо, снова и снова ударяя в барьер – решив освободиться или погибнуть.

К его телу приложили горячие угли, и он закричал, как раненое животное, – боль и злость смешались в этом крике, и его рассудок вырвался из оков. Мысли смешались – словно вдруг он оказался в комнате, где все стены, кружащиеся вокруг него в бешеном темпе, были зеркальными, но эти зеркала отражали давно прошедшие события. Из одного зеркала на него смотрел кухонный мальчишка из Крайди, из другого ученик Кулгана. В третьем был молодой сквайр, в четвертом – раб в поместье Шиндзаваи. Но, вглядываясь в отражения отражений, туда, где зеркала смотрели сами в себя, он видел то, чего не было раньше. Позади кухонного мальчишки он увидел взрослого слугу, и кто этот человек, Паг знал точно. Это Паг, который, не став чародеем, ничему не учась, вырос в простого слугу в замке. Позади юного сквайра он увидел придворного под руку с женой – принцессой Каролиной.

Образы вихрем проносились перед ним. Он отчаянно пытался найти среди них что-то. Вот перед ним ученик Кулгана. За его спиной стоял искушенный чародей, последователь Малой Тропы. Паг попытался найти происхождение этого образа – отражения внутри отражения. И наконец он увидел источник этого образа, образа будущего, которое так и не наступило, – то событие, которое повело его жизнь по другому руслу. Среди множества извилистых путей нереализованных возможностей он наконец нашел то, что искал. Он нашел выход. Он понял.

Паг открыл глаза и посмотрел мимо фигуры инквизитора в красном колпаке. Мичем стонал, придя в сознание, а Доминик все еще был в трансе.

Паг, сделав усилие, отвлек рассудок от боли, причиненной телу. Боль отступила. И мысли его обратились к Эргорану. Один из Всемогущих Империи пошатнулся, когда Паг вперил в него тяжелый, немигающий взгляд. Впервые чародею Великой Тропы удалось овладеть искусством Тропы Малой, и Паг вступил с Эргораном в безмолвный поединок.

Паг почти сразу оглушил чародея, ошеломив его неудержимым натиском. Фигура в черном плаще качнулась, но вот Паг уже овладел и телом Эргорана. Закрыв глаза, Паг смотрел вокруг его глазами. Еще немного – и он вполне мог двигаться. Эргоран вытянул руку, и ливень лучей, вылетев из его ладони, поразил инквизитора в спину. Красные и малиновые сполохи танцевали по его телу, а он выгибался и кричал от боли. Инквизитор заметался по всей комнате, как марионетка в руках безумного кукольника, – неестественно и порывисто двигаясь и кромко крича.

– Что это? – вскричал Стратег. – Эргоран! Что это? – Он схватил чародея за край мантии, а инквизитор, ударившись о дальнюю стену комнаты, упал на пол. Когда Стратег дотронулся до чародея, энергия из ладони Эргорана потекла в его сторону.

Аксантукар, повалившись на спину, скорчился от нестерпимой боли.

Инквизитор поднялся с пола, потряс головой и, шатаясь, пошел к пленникам. Он взял со стола нож с тонким лезвием – палач понял, что это Паг причинил ему такую боль. Он шагнул к Пагу, но Мичем, ухватившись за цепи, подтянулся повыше и вдруг, резко выбросив ноги, схватил ими инквизитора за шею. Он крепко держал барахтающегося палача, со страшной силой сжимая ноги.

Инквизитор ударил Мичема в ногу ножом, потом еще и еще раз, но охотник давил все сильнее. Нож в руке палача поднимался и опускался, и вот уже ноги Мичема залила кровь, но инквизитор не мог нанести серьезных порезов маленьким ножом. Мичем издал ликующий крик и, резко надавив, сломал палачу гортань.

Инквизитор упал, и силы в тот же миг оставили Мичема. Он повис на цепях и со слабой улыбкой кивнул Пагу.

Стратег лежал на полу. Паг подозвал Эргорана к себе.

Рассудок Всемогущего казался Пагу чем-то мягким, податливым, и Паг каким-то образом знал, как управлять чародеем и в то же время контролировать свой разум.

Чародей начал освобождать Пага от цепей, а Стратег пытался подняться на ноги. Одна рука Пага уже была свободна.

Аксантукар, нетвердо держась на ногах, поковылял к двери. Паг пытался решить, как поступить. Если он будет свободен от пут, то сможет справиться с любым количеством стражников, которых позовет Стратег, управлять же двумя разумами ему не под силу, к тому же он боялся, что не сможет управлять чародеем достаточно долго, чтобы успеть уничтожить Стратега и освободиться. Или сможет? Пагу трудно было управлять чужим разумом, его мысли начали путаться. Почему он позволяет Стратегу уйти? Боль от пытки и усталость взяли свое, и Паг почувствовал, как он ослабел. Стратег уже дергал дверь, зовя стражу на помощь, и, когда дверь распахнулась, Аксантукар выхватил у кого-то копье.

Замахнувшись, он ударил Эргорана в спину. Чародей упал на колени, не успев освободить вторую руку Пага. Паг тоже почувствовал шок от боли и закричал в один голос с Эргораном.

Рассудок Пага покрывал туман. Что-то внутри сломалось, и мысли, смешавшись, стали морем плещущихся образов, зеркала памяти дрожали и качались – обрывки старых уроков, образы родных, запахи, вкусы, звуки смешались в его сознании.

Летели искры, или звезды, или просто отблески новых образов. Они вились и плясали, образуя узор, круг, туннель, дорогу. Он скользнул по дороге и обнаружил себя на новом уровне сознания. Он шел теперь новыми тропами, по-новому глядя на все вокруг. Та тропа, что была открыта болью и ужасом, теперь полностью принадлежала ему – шагай по ней, когда захочешь.

Наконец он научился управлять теми силами, которые достались ему в наследство.

Когда его взор прояснился, он увидел, что на лестнице теснятся солдаты. Паг сосредоточился на обруче, оставшемся у него на запястье. Вдруг он вспомнил старый урок Кулгана. В мыслях ласково обратившись к кольцу, Паг сделал его мягким и податливым и легко вытащил руку. Он поднатужился, и браслеты, сдерживавшие ноги, упали, распавшись на две половинки. Он посмотрел на лестницу и впервые задумался над тем, что же все-таки происходит. Стратег и его солдаты покинули комнату – наверху развернулось какое-то сражение. На ступенях рядом с солдатом в белом лежал мертвый солдат в синих доспехах клана Каназаваи. Паг быстро освободил Мичема от цепей и положил его на пол, раны охотника обильно кровоточили. Паг послал Доминику мысленную просьбу: "Вернись" .

Доминик сразу открыл глаза. Его оковы упали и Паг сказал:

– Позаботься о Мичеме. – Не спрашивая объяснений, монах повернулся к раненому товарищу.

Паг сбежал по лестнице туда, где в камере сидел Хочокена.

Удивленный чародей спросил:

– Что случилось? Я слышал какой-то шум.

Паг наклонился и превратил цепи в мягкую кожу.

– Не знаю. Наверное, наши единомышленники. Подозреваю, что нас хочет освободить партия Синего Колеса. – Он вынул руки Хочокены из мягких оков.

Хочокена поднялся. Ноги его дрожали.

– Мы должны помочь им, помочь нам, – решительно сказал он.

И задумался над тем, как Паг его освободил:

– Миламбер, как ты это сделал?

Выходя из камеры, Паг ответил:

– Не знаю, Хочо. Об этом стоит поговорить.

Паг побежал по лестнице наверх. В центральной галерее дворца солдаты сошлись в рукопашной. Воины в белых доспехах отступали под натиском воинов в доспехах других цветов.

Оглядевшись, Паг увидел, что Аксантукар прячется за двумя своими охранниками: они прикрывали его отход. Паг закрыл глаза и сосредоточился. Открыв глаза снова, он увидел созданную им невидимую руку; он чувствовал ее, как свою собственную. Словно котенка, схватил он за шиворот Стратега, подняв его в воздух, подтянул дрыгающегося, пинающегося Аксантукара к себе. Солдаты перестали биться, увидев, как Аксантукар, первый воин Империи, визжит от ужаса, дрыгаясь в воздухе.

Паг подтащил его туда, где стояли они с Хочо. Некоторые из имперских солдат, опомнившись, поняли, что именно чародей-отступник сотворил такое непотребство с их вождем.

Некоторые, бросив сражаться с солдатами в цветных доспехах, бросились на помощь Стратегу.

Раздался крик:

– Ичиндар! Девяносто Первый Император!

В тот же момент все солдаты, независимо от того, на чьей стороне они сражались, попадали на пол, уткнувшись лбами в каменные плиты. Офицеры встали, склонив головы.

Хочокена и Паг смотрели, как военачальники, одетые в цвета тех кланов, что создали партию Синего Колеса, вошли в галерею.

Впереди, в доспехах, годами лежавших без надобности, вышагивал Камацу, снова на время ставший военачальником клана Каназаваи.

Построившись, они разошлись в стороны, открывая путь входящему императору. Ичиндар, высшая власть в Империи, вошел в зал.

Золотые доспехи придавали ему внушительный вид. Он подошел туда, где стоял Паг, а в воздухе все еще висел Стратег, и внимательно рассмотрел всю сцену. Наконец он сказал:

– О Всемогущий! Ты и впрямь несешь разрушения туда, где появляешься. – Он посмотрел на Имперского Стратега. – Если ты поставишь его на пол, мы сможем разобраться в сути происходящего.

Паг разжал невидимую руку, и Стратег упал, тяжело ударившись о каменный пол.

– Очень интересная история, Миламбер, – сказал Ичиндар Пагу, сидя на тех же самых подушках, которые утром занимал Стратег, и прихлебывая чай из чаши бывшего хозяина дворца. – Проще всего сказать, что я тебе верю и готов забыть все, что было, но бесчестие, нанесенное мне теми, кого ты зовешь эльфами и гномами, забыть невозможно. – Вокруг него стояли военачальники кланов партии Синего Колеса и среди них – Элгахар.

– Позволит ли мне Свет Небес? – попросил разрешения говорить Хочокена. – Помните – они были всего лишь орудием, если хотите, инструментами в игре шех. Макрос пытался предотвратить появление Врага, об этом тоже не надо забывать.

То, что он повинен в предательстве, избавляет тебя от необходимости мстить всем, кроме него. А раз он считается мертвым, то и дело закрыто.

– Хочокена, у тебя язык проворный, как релли. – Император вспомнил о существе, напоминавшем водяную змею, известную своими плавными и гибкими движениями. – Я не стану мстить без достаточной причины, но мне не хочется и менять свое прежнее отношение к Королевству.

– Ваше величество, – сказал Паг, – это не мудро, ни сейчас, ни вообще. – Ичиндар вопросительно на него посмотрел, и Паг продолжал:

– Я же надеюсь, что когда-нибудь наши два мира встретятся, как друзья, но сейчас есть дела, которые требуют внимания. Сейчас надо вести дела в Империи так, словно наши два мира никогда не встречались.

Император выпрямился:

– Как ни мало я понимаю в таких вещах, я подозреваю, что ты прав. Меня ждут большие дела. Я должен быстро принять решение, которое может навсегда изменить историю цурани. – Он погрузился в молчание. Довольно долго он не произносил ни слова, как бы советуясь сам с собой, а потом сказал:

– Когда ко мне пришли Камацу и другие старейшины кланов и рассказали о твоем возвращении и о том, что над твоим миром нависла черная опасность из мира цурани, я решил пропустить все это мимо ушей.

Мне не было дела ни до твоих бед, ни до бед твоего мира. Мне было неинтересно даже думать о повторном нападении на твой мир.

Я опасался действовать, потому что после нападения на твой мир потерял лицо перед Высшим Советом. – Он опять ненадолго задумался. – Твой мир, то немногое, что я видел перед битвой, мне очень понравился. – Он вздохнул, устремив на Пага взгляд своих зеленых глаз. -Миламбер, если бы во дворец не пришел Элгахар и не подтвердил то, о чем доложили твои единомышленники из партии Синего Колеса, ты, скорее всего, был бы уже мертв, да и я бы последовал за тобой, а Аксантукар развязал бы кровавую гражданскую войну. Ему удалось надеть белые с золотом одежды только на волне гнева в ответ на предательство. Ты предотвратил мою смерть, если не большие бедствия для всей страны. Думаю, что здесь есть над чем подумать, хотя самые трудные времена в Империи только наступают.

– Я достаточно долго прожил в Империи и не могу не понимать, что Игра Совета станет теперь только еще более жесткой.

Ичиндар выглянул в окно, туда, где на ветру болталось тело Аксантукара.

– Надо будет спросить у историков, но по-моему, это – первый Стратег, повешенный императором. – Виселица была самым жестоким наказанием для воина, потому что она бесчестила его род. – Но раз он и сам готовил для меня позорную участь, думаю, восстания не должно случиться, по крайней мере на этой неделе.

Военачальники кланов, присутствовавшие в комнате, переглянулись. Камацу поклонился:

– Будет ли мне позволено говорить. Свет Небес? Партия войны понесла ущерб. Предательство Стратега лишило их возможности вести переговоры в Высшем Совете. Уже сейчас партии Войны не существует, а кланы и семьи, которые в нее входили, спорят, к какой партии присоединиться, чтобы обрести хоть какие-то остатки былого влияния. Сейчас правят умеренные.

Император, покачав головой, сказал неожиданно строго:

– Нет, достопочтенный воитель, ты не прав. В Цурануани правлю я. – Он поднялся, оглядывая тех, кто его окружал. – До тех пор, пока те затруднения, о которых нам рассказал Миламбер, не будут разрешены и Империя не будет в полной безопасности, или же окажется, что угроза несущественна, Высший Совет распускается. Не будет и нового Стратега, пока я не велю Совету избрать его. Пока я не издам другого закона, закон – я сам.

– А Ассамблея, ваше величество? – спросил Хочокена.

– Пусть все будет как раньше. Но смотри, Всемогущий, позаботься о братьях своих. Если еще раз окажется, что кто-то из чародеев, носящих черные ризы, вовлечен в заговор против моего дома, положение Всемогущих, которые стоят над законом, переменится в худшую сторону. Даже если мне придется положить всю армию Империи, чтобы одолеть ваше магическое искусство, даже если Империя рассыплется в прах, я никому не позволю снова посягать на верховную власть императора. Понятно?

– Да, ваше императорское величество. Признание Элгахара и деяния его брата и Стратега дают остальным членам Ассамблеи повод поразмыслить. Я потребую обсуждения этого происшествия в Ассамблее.

Император обратился к Пагу:

– Всемогущий, я не могу приказать Ассамблее восстановить тебя в своих рядах, и мне не очень нравится, что ты здесь. Но пока все не выяснится, ты волен приходить и уходить по своему усмотрению. Когда ты снова соберешься домой, сообщи нам о своих открытиях. Если возможно, мы бы хотели помочь тебе предотвратить уничтожение твоего мира. А теперь, – он поднялся и пошел к двери, – я должен вернуться в свой дворец. Надо восстанавливать Империю.

Все потянулись к выходу вслед за императором. К Пагу подошел Камацу:

– Всемогущий, кажется, пока все закончилось благополучно.

– Пока, друг. Позаботься о Свете Небес. После того, как станут известны сегодняшние решения, его жизнь может оказаться короткой.

– Воля твоя. Всемогущий.

– Давай заберем Доминика и Мичема, – предложил Паг Хочокене. – Наверное, они отдохнули. И отправимся в Ассамблею.

У нас много работы.

– Сейчас. У меня есть вопрос к Элгахару. – Тучный чародей посмотрел на бывшего фаворита Стратега:

– Отчего ты так резко сменил привязанности? Я всегда считал тебя помощником брата.

Тощий чародей ответил:

– То, что рассказал нам Миламбер, заставило меня задуматься. Я взвесил все возможности, и когда я предложил Миламберу очевидный ответ, он согласился. Эту опасность нельзя не заметить. По сравнению с ней все остальные дела несущественны.

Хочокена повернулся к Пагу.

– Не понимаю, о чем он говорит?

Паг едва держался на ногах от усталости, но сейчас он ощутил, как из глубин души поднимается страх.

– Я не решаюсь даже говорить об этом. – Он оглядел тех, кто стоял вокруг него. – Элгахар догадался о том, что я подозревал, но в чем боялся признаться даже самому себе. – Он помолчал, а когда все, кто был в комнате, казалось, затаили дыхание, закончил:

– Возвратился Враг.

Паг отбросил книгу в кожаном переплете.

– Опять тупик! – Он провел ладонью по лицу, прикрывая усталые глаза. Ему было тревожно – так много предстоит сделать, а время уходит! Паг никому не стал говорить о том, что нашел в себе способности следовать по Малой Тропе. Оказалось, в нем жило нечто такое, о чем он и не подозревал, и ему хотелось бы поразмыслить об этих новых открытиях в более спокойной обстановке.

Хочокена и Элгахар подняли головы – они тоже читали.

Элгахар старался изо всех сил, ему хотелось загладить былые промахи.

– Тут все перепутано, Миламбер, – сказал он.

Паг согласился:

– Я еще два года назад говорил Хочо, что Ассамблея стала слишком самонадеянна и беззаботна. Этот беспорядок – очередной тому пример. – Паг поправил черное одеяние. Когда стали известны причины возвращения, его по требованию старых друзей, поддержанному Элгахаром, восстановили полным членом без колебаний. Из действительных членов воздержались немногие, и никто не проголосовал против. Каждый из них прошел через Башню Испытаний и видел мощь и злобу Врага.

В комнату вошли Шимони, один из старых друзей Пага по Ассамблее и его прежний наставник, и брат Доминик. После встречи с инквизитором прошлой ночью монах продемонстрировал незаурядные дарования по части лекарского искусства. Он использовал свой дар целителя для лечения Пага и Мичема, но что-то не позволило ему применить его для себя. Однако он сумел поведать чародеям Ассамблеи, как составить лекарство, которое облегчило его боль от ран и ожогов.

– Миламбер, твой друг жрец просто чудо. Он знает удивительные способы, с помощью которых можно переписать названия всех книг в нашей библиотеке.

– Я просто поделился тем, чему меня научили в Сарте. Здесь немало путаницы, но все же, при ближайшем рассмотрении, не так уж и много.

Хочокена потянулся.

– Меня заботит, что пока мы нашли мало нового. Словно то видение, которое является всем в Башне Испытаний, – самое раннее воспоминание о Враге, и ничего другого мы не знаем.

– Может быть, и так, – сказал Паг. – Не забудь, что большинство поистине великих чародеев погибли на Золотом мосту, оставив только учеников и менее сильных чародеев. Наверное, прошло немало лет, прежде чем была сделана попытка снова начать записи.

Вошел Мичем – он нес огромную связку древних книг, переплетенных в кожу. Паг указал на пол рядом с собой, и Мичем положил связку туда. Паг раздал книги своим помощникам. Элгахар открыл доставшийся ему том; переплет скрипнул.

– Боги цуранские, какие же эти книги старые!

– Одни из самых старых в Ассамблее, – сказал Доминик. – Мы с Мичемом чуть ли не час их искали и еще час добирались до них.

– Язык такой древний, что почти не похож на наш, – сказал Шимони. – Здесь такие формы глаголов, о каких я никогда и не слышал.

– Миламбер, – сказал Хочо, – послушай-ка: "И когда мост исчез, Эйвари все еще настаивал на совете".

– Золотой мост? – спросил Элгахар.

Паг и остальные бросили свои занятия и прислушались к тому, что читал Хочокена:

– "Тринадцать их осталось из всех Альстванаби – Эйвари, Марли, Кейрой..." – дальше список имен, – "...и покоя не было меж ними, но Марли сказала слова властные и изгнала их страхи.

Мы – в мире, что сотворен для нас Чакейканом... ", – может быть, так в древности называли Чочокана? – "...и мы выстоим.

Те, кто следил, говорят, что Тьма нам больше не угрожает".

Тьма? Может быть...

Паг перечитал текст еще раз.

– Вот и Роуген употребил это же слово. Вряд ли это совпадение. Значит, в попытках убить принца Аруту не обошлось без Врага.

– Здесь есть еще кое-что, – сказал Доминик.

– Да, – согласился Элгахар, – кто это "Те, кто следил"?

Паг оттолкнул книгу – усталость последних дней навалилась необоримой сонливостью. Из тех, кто вместе с ним провел весь день в библиотеке, остался один Доминик. Ишапианский монах, казалось, мог избавляться от усталости усилием воли.

Паг закрыл глаза, собираясь посидеть так совсем немного.

Его мысли были заняты многим, и многое он отложил до времени.

Сейчас мысли замелькали, но ни одна из них не хотела остаться надолго.

Паг уснул, и ему приснился сон.

Он опять стоял на крыше Ассамблеи. На нем были серые одежды ученика, и Шимони показал ему ступени, ведущие в башню. Он понял, что ему надо подняться, чтобы опять встретить бурю, опять пройти испытание, которое принесет ему звание Всемогущего.

Во сне он поднимался вверх, и на каждой ступени видел цепочку мерцающих образов. Какая-то птица пыталась поймать в воде рыбину – ее алые крылья мерцали на фоне синего неба и воды. Потоком хлынули картины: жаркие джунгли, где надрывались рабы; бой, умирающий солдат. Тюн, несущийся через северную тундру; молодая жена, соблазняющая стражника, охраняющего дом ее мужа; купец в лавке, продающий пряности. Потом он оказался на севере и увидел...

Ледяные поля, обдуваемые резким холодным ветром. Все здесь дышало древностью. Из башни, сложенной из снега и льда, появились какие-то фигуры в плащах, защищавших от ветра. Они были похожи на людей, но двигались с легкостью, людям не присущей. Это были древние и мудрые создания, и мудрость их была людям невероятной; они искали знамения в небе. Они смотрели вверх и ждали. И следили.

Паг выпрямился и открыл глаза.

– Что такое, Паг? – спросил Доминик.

Позови остальных, – сказал Паг, – я знаю ответ.

Паг стоял перед друзьями, и его черные одежды развевались на ветру.

– Ты никого с собой не возьмешь? – опять спросил Хочокена.

– Нет, Хочо. Ты поможешь мне, если доставишь Мичема и Доминика обратно в мое поместье, чтобы они могли вернуться в Мидкемию. Кулгану я передам с ними все, что здесь выяснил: пусть всем, кому надо об этом знать, будут отправлены письма.

Может быть, я гоняюсь за легендой, пытаясь отыскать на севере этих Следящих.

Элгахар сделал шаг вперед:

– Если будет позволено, я мог бы отправиться с твоими друзьями в их мир.

– Зачем? – спросил Паг.

– Ассамблее не нужен человек, замешанный в делах Стратега, а ты говорил, что в твоей академии обучаются те, кому могут пригодиться мои знания. Я некоторое время поживу там, чтобы помочь тем, кто готовится к посвящению.

Паг задумался.

– Хорошо. Кулган скажет тебе, что делать. Не забывай, что в Мидкемии звание Всемогущего ничего не значит. Ты будешь просто еще одним членом сообщества. Тебе придется нелегко.

– Я буду стараться, – ответил Элгахар.

– Отличная идея, – заметил Хочокена. – Я давно думал об этой варварской земле, где ты родился, к тому же можно будет отдохнуть от жены. Я тоже отправлюсь туда.

– Хочо, – смеясь, ответил Паг, – академия – неустроенное место, там нет того комфорта, к которому ты привык.

– Ерунда, Миламбер, – ответил толстый чародей, – тебе ведь нужны союзники и в твоем родном мире. Может, я плохо говорю на твоем языке, но твоим друзьям может потребоваться помощь, и довольно скоро. Враг – сила, нам неизвестная и пока неподвластная. Скоро мы начнем с ним сражаться. А уж с неудобствами я справлюсь.

– Кроме того, – прибавил Паг, – ты облизываешься на библиотеку Макроса с тех самых пор, как я впервые упомянул о ней.

– Что он, что Кулган, – покачал головой Мичем. – Просто две горошины из одного стручка.

– Что такое горошина? – спросил Хочокена.

– Скоро узнаешь, – Паг обнял Хочо и Шимони, пожал руки Мичему и Доминику и поклонился остальным членам Ассамблеи. – Следуйте указаниям, как открыть врата. И не забудьте закрыть их, когда пройдете. Может быть, Враг все еще ищет проход, чтобы попасть в наши миры. Я отправлюсь в поместье Шиндзаваи – это самый северный пункт, где есть рисунок. Оттуда поеду на лошади через тундру. Если следящие все еще существуют, я разыщу их и вернусь в Мидкемию, узнав у них все, что они знают о Враге. Там мы и встретимся. Д пока, друзья мои, позаботьтесь друг о друге.

Паг прочел заклинание и исчез.

Остальные некоторое время не двигались с места. Наконец Хочокена сказал:

– Пора готовиться. – Он посмотрел на Доминика, Мичема и Элгахара. – Идемте же, друзья.