Текст книги "Не потеряй душу (ЛП)"
Автор книги: Рейчел Винсент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Ты рано. – Я опустилась рядом с ней без приглашения. В углу бормотал телевизор, по которому включили никому ненужные местные новости. Насколько мне известно, пациенты еще не встали. Как и солнце.
Лидия смотрела на меня, как и вчера, с кротким интересом, и, что не удивительно, полностью отрешенно. Наши взгляды скрестились на долгую минуту, никто из нас не моргнул. Это был странный вид вызова, словно я молча просила ее заговорить. У нее было что сказать. В этом я была уверена.
Но она не произнесла ни слова.
– Ты не много спишь, да? – Обычно я не совала нос не в свои дела – в конце концов, я бы не хотела, чтобы кто-то лез ко мне с вопросами о моей ментальной нестабильности – но вчера она смотрела на меня часами. Словно хотела мне что-то сказать.
Лидия покачала головой, и прядка тонких черных волос упала на ее лицо. Она откинула ее, крепко сжав губы.
– Почему?
Девочка только моргнула, пялясь прямо в мои глаза, словно они завораживали ее.
Я хотела было спросить ее, на что она смотрит, но остановила себя, когда что-то фиолетовое привлекло мое внимание на другой стороне комнаты. Высокая медсестра в штанах цвета баклажана проверяла нас с планшетом в руках. Уже прошло пятнадцать минут? Но прежде, чем она могла продолжить читать по списку наши имена, в двери появился Пол.
– Эй, у нас будет новенький с неотложки.
– Сейчас? – Женщина сверилась с часами.
– Ага. Она стабильна, но им нужно место. – Оба санитара исчезли в коридоре, а я повернулась к Лидии, видя, что ее лицо стало бледнее прежнего.
Несколько минут спустя раздался звонок входной двери, и она распахнулась. Медсестра торопливо шагала из приемной, пока санитар в простых зеленых штанах вошел в отделение, толкая перед собой инвалидное кресло, в которой сидела худая, на вид уставшая девочка. На ней были джинсы и фиолетовый топ, длинные тусклые волосы спадали и закрывали собой большую часть ее лица. Руки безвольно лежали на коленях, оба запястья перевязаны бинтами аж до середины предплечья.
– Вот ее рубашка, – мужчина в зеленом передал медсестре толстый пластиковый пакет с логотипом «Арлингтон Мемориал». – На вашем месте я бы это выбросил. Не думаю, что отбеливателем получится вывести такое количество крови.
Справа от меня Лидия поморщилась, и я подняла голову, видя, как она закрыла глаза, ее лоб прорезали складки от явной боли. Когда медсестра повезла девочку в инвалидном кресле мимо нас, Лидия замерла рядом со мной и сжала подлокотник так крепко, что на руках проступили вены.
– С тобой все в порядке? – прошептала я под поскрипывание инвалидного кресла, удаляющегося вниз по коридору.
Лидия покачала головой, но не открыла глаза.
– Что болит?
Она снова мотнула головой, и я поняла, что она была моложе, чем я сперва предполагала. Четырнадцать – максимум. Слишком маленькая, чтобы застрять в Лейксайд, и неважно, что с ней не так.
– Хочешь, позову кого-нибудь? – я начала вставать, но она схватила меня за руку, так что я внезапно подпрыгнула от неожиданности. Девочка казалась гораздо сильнее, чем выглядела. И быстрее.
Лидия покачала головой, встречая мой взгляд зелеными глазами с ярко выраженной в них болью. Затем она встала и напряженно походкой пошла вниз по коридору, прижав одну руку к животу. Минуту спустя дверь в ее комнату закрылась.
* * *
Остаток дня «порадовал» наполовину съеденной едой, расфокусированными взглядами и таким количество кусочков головоломки, что не сосчитать. После завтрака сестра Ненси снова вернулась на пост, остановилась в дверях и начала задавать различные бессмысленные вопросы. Но к тому времени меня уже раздражали пятнадцатиминутные проверки, и попросту выводила из себя нехватка свободного пространства.
Сестра Ненси:
– Ты ходила сегодня в туалет?
Я:
– Без комментариев.
Сестра Ненси:
– Ты еще ощущаешь желание навредить себе?
Я:
– Никогда не ощущала его прежде. Мне больше нравится себя баловать.
Дальше терапевт по имени Черити Стивенс проводила меня в комнату с длинным окном с видом на приемную, чтобы спросить меня, зачем я пыталась выцарапать себе горло и почему кричала настолько громко, что можно было разбудить мертвого.
На самом деле я была уверена, что мой крик этого бы не сделал – в смысле, не разбудил мертвого – но она даже не улыбнулась, когда я сказала это. И ее не убедило мое уверение в том, что я не собиралась причинять себе боль.
Стивенс поместила свою худую фигурку в кресло напротив меня.
– Кейли, ты знаешь, почему ты здесь?
– Ага. Потому что меня заперли врачи.
Улыбки не последовало.
– Почему ты кричала?
Я скрестила лодыжки под стулом, воплощая в жизнь свое право хранить молчание. На этот вопрос нельзя было ответить так, чтобы при этом не показаться сумасшедшей.
– Кейли…? – Стивенс сложила руки на коленях и ждала. Все ее внимание было полностью на мне, хотела я этого или нет.
– Я… мне показалось, что я что-то увидела. Но там ничего не было. Только обычные тени.
– Ты видела тени, – ее заявление больше напоминало вопрос.
– Ага. Знаете, места, куда не падает свет? – Как, собственно, психиатрическая лечебница…
– Что было в тенях такого, что заставило тебя кричать? – Стивенс уставилась в мои глаза, а я пялилась на кривоватый пробор на ее голове.
Они не должны были быть там. Тени клубились вокруг ребенка в инвалидном кресле, но не касались никого более. Двигались. Бились вокруг… Но такая правда лишь добавит мне время здесь взаперти.
Мне нужно было научиться справляться со своими паническими атаками, а не выворачивать душу наизнанку в поисках их причины.
– Они были… пугающими. – Вот. Размыто, но правда.
– Хммм, – она скрестила ноги в темно-синей юбке-карандаш и кивнула, словно я сказал что-то правильное. – Понятно…
Но она ничего не понимала. И я не могла объяснить, чтобы спасти свою жизнь. Или, пожалуй, хотя бы свой рассудок.
* * *
После ланча доктор пришел проверить меня с целым списком вопросов о моей медицинской истории. Согласно словам моих тёти и дяди, он был единственным, кто мог мне помочь. Но после сеанса с терапевтом я была настроена скептически, и прямые вопросы доктора мало что изменили.
Доктор Нельсон:
– Ты принимаешь какие-нибудь препараты в данный момент?
Я:
– Только то, что вы ввели мне вчера.
Доктор Нельсон:
– В твоей семье бывали случаи диабета, рака или катаракты?
Я:
– Понятия не имею. С папой связи нет, чтобы его можно было спросить. Но могу спросить дядю, когда он приедет сегодня вечером.
Доктор Нельсон:
– Есть ли в твоей истории болезни случаи ожирения, астмы, припадков, цирроза, гепатита, ВИЧ, мигреней, хронических болей, артритов или проблем с позвоночником?
Я:
– Вы серьезно?
Доктор Нельсон:
– В твоей семье есть случаи психических расстройств?
Я:
– Да. Моя двоюродная сестра думает, что ей двадцать один. А тётя считает себя восемнадцатилетней. Я их обоих называю психически неуравновешенными.
Доктор Нельсон:
– Ты сейчас или прежде пила или злоупотребляла кофеином, алкоголем, никотином, кокаином, амфетаминами или опиатами?
Я:
– О, да. Все и сразу. А чем еще мне заниматься в школьном коридоре? По факту, мне лучше бы забрать свою заначку у ваших «копов по найму», когда я буду выходить отсюда.
Наконец-то он поднял глаза от своего файла на коленях и посмотрел на меня.
– Знаешь, ты себе не помогаешь. Самый быстрый путь для тебя, чтобы выйти отсюда, это сотрудничать. Помоги мне помочь тебе.
Я вздохнула, пялясь на его значительного размера проплешину, блестящую на свету.
– Я знаю. Но вы должны помочь мне остановить мои панические атаки, так ведь? Но никто из персонала, – я посмотрела на файл, который так отчаянно хотела прочесть, – и пальцем не пошевелил, чтобы объяснить причину моего здесь нахождения.
Доктор нахмурился, сжимая губы в еще более плотную линию.
– К сожалению, всегда есть предварительные действия. Иногда употребление наркотиков ради развлечения может привести к симптомам, похожим на твои, и мне нужно выяснить это прежде, чем мы продолжим. Так что не могла бы ты просто отвечать на вопросы?
– Ладно. – Если он на самом деле мог помочь мне, я была готова вылечиться, а потом убраться отсюда. Коротко и ясно. – Я пью колу, как и каждый подросток на планете. – Я помолчала, задавшись вопросом, как много после этого он расскажет тёте и дяде. – И однажды пробовала пиво. Один раз летом. – У нас было только одно, так что мы с Эммой выпили его напополам.
– И все?
– Да. – Я не была уверена, доволен ли он моим ответом, или тайно посмеивается над тем, насколько дефектная у меня социальная жизнь.
– Ладно… – Доктор Нельсон снова записал что-то в файле, затем перевернул на следующую страницу слишком быстро, чтобы я могла прочесть. – Эти следующие вопросы более специфически направлены на твои проблемы. Если ты не ответишь честно, ты ограничишь нас обоих. Поняла?
– Конечно. – Пофиг.
– Ты когда-нибудь верила в сверхспособности? Например, возможность контролировать погоду?
Я громко прыснула со смеху. Не смогла сдержаться. Если это был симптом сумасшествия, тогда, вполне возможно, я была здорова.
– Нет, я не думаю, что могу контролировать погоду. Или летать, или задавать направление земной орбите. Никаких суперсил.
Доктор Нельсон только кивнул, затем снова посмотрел в файл.
– Было ли время, когда люди доставали тебя?
Чувствуя облегчение с каждой секундой, я сместилась на одно бедро, опершись рукой о кресло.
– Эм… Вполне уверена, моя учительница по химии терпеть меня не может, но она всех ненавидит, так что не думаю, что это что-то личное.
Он еще что-то записал.
– Ты когда-нибудь слышала голоса, которые никто не мог слышать?
– Нет.
Это был легкий вопрос.
Доктор Нельсон почесал плешь короткими, аккуратно постриженными ноготками.
– Твоя семья или друзья когда-нибудь утверждали, что сказанное тобой необычно?
– Вы имеете в виду, говорю ли я то, в чем нет смысла? – спросила я, и он кивнул, никак не задетый вопросом. – Разве что на уроке французского.
– Ты когда-нибудь видела то, что не могли видеть другие?
Мое сердце ухнуло в желудок, а улыбка растаяла, словно леденец в августовскую жару.
– Кейли?
Я скрестила руки на груди и попыталась проигнорировать страх, клубящийся вокруг меня, словно отголосок воспоминания от темного тумана.
– Ладно, слушайте, если я отвечу честно, это покажется бредом. Но тот факт, что я знаю, что это значит, не делает меня сумасшедшей, правильно? – Густые седые брови доктора Нельсона полезли вверх.
– Сумасшедшая – не диагноз, и не термин, который мы бы использовали здесь.
– Но вы знаете, что я подразумеваю, так ведь?
Вместо ответа он скрестил ноги в коленях и откинулся на спинку стула.
– Давай поговорим о панических атаках. Что стало причиной той, что ты испытала в торговом центре?
Я закрыла глаза. Он не сможет помочь тебе, если ты солжешь. Но не было и гарантии того, что он поможет мне, если я скажу правду.
Мы ни к чему не приходим…
– Я видела ребенка в инвалидном кресле, и у меня появилось ужасающее чувство того, что… что он скоро умрет.
Доктор Нельсон нахмурился, его карандаш замер над файлом.
– Почему ты подумала, что он умрет?
Я пожала плечами и несчастно уставилась на свои руки на коленях.
– Не знаю. Было просто такое странное сильное чувство. Словно тогда, когда вы можете сказать, что кто-то смотрит на вас. Или стоит у вас за плечом?
Несколько секунд он молчал, и слышно было лишь царапанье карандаша по бумаге. Затем доктор поднял взгляд.
– Значит, ты видела то, что не видят другие?
Ах, да. Изначальный вопрос.
– Тени.
– Ты видела тени? Откуда ты знаешь, что их больше никто не видел?
– Потому что если бы кто-то еще увидел то, что видела я, я бы не оказалась в центре внимания. – Даже если бы визжала так, что могла разорвать мозг. – Я видела, как тени сгустились вокруг ребенка в инвалидном кресле, но не прикасались больше ни к кому. – Я начала рассказывать ему остальное. Про туман и то, что клубилось и корчилось в нем.
Но затем хмурость доктора Нельсона исчезла, превратившись в терпеливый, покровительственный взгляд – снисходительное выражение, которое за время нахождения в Лейксайд я увидела довольно. Он считал меня сумасшедшей.
– Кейли, ты описываешь видения и галлюцинации. Сейчас, если ты на самом деле не употребляла наркотики и твой анализ крови это подтвердит, есть несколько других причин для твоих симптомов…
– Например? – потребовала я. Ощутила, как на горле ускорился пульс, а зубы сжались так сильно, что челюсти начали болеть.
– Ну, еще рано делать предположения, но после…
– Договаривайте. Пожалуйста. Если вы собираетесь сказать мне, что я сумасшедшая, по крайней мере, скажите, что именно со мной не так.
Доктор Нельсон вздохнул и закрыл файл.
– Твои симптомы могут оказаться вторичными проявлениями депрессии, или даже сильной тревоги…
Но было что-то, чего он не хотел говорить. Я видела это в его глазах.
– Что еще?
– Это могло быть одной из форм шизофрении, но это если очень забегать вперед. Нам нужно сделать больше тестов…
Но после этого я больше не слушала. Всего одним словом он со скрипом тормозов остановил мою жизнь и бросил мое будущее в неясный шторм неуверенности. Невозможности. Если я была сумасшедшей, как вообще возможно, что я могла стать кем-то еще? Когда-либо.
– Когда я смогу уехать домой? – Густая тьма внутри меня выходила из-под контроля, и все, чего мне в этот момент хотелось, это свернуться на кровати и провалиться в сон. Как можно дольше.
– Как только мы определим диагноз и выберем сбалансированное лечение…
– Как долго?
– Минимум две недели.
Я встала и практически потеряла равновесие из-за омывающей меня безнадежности. Останутся ли у меня друзья, если об этом узнают? Стану ли я теперь сумасшедшей девочкой в школе? Той, о ком все шепчутся? Вернусь ли я вообще в школу?
Но если я на самом деле была сумасшедшей, какая разница?
* * *
Мои следующие четыре дня в Лейксайд превратили фразу «умирать от скуки» в возможность воплотить ее в жизнь. Если бы не записка от Эммы, которую принес дядя Брендон, я бы уже полностью сдалась. Но весточка от нее, осознание, что она не забыла обо мне – и не сказала никому, где я находилась – вернули мне надежду на жизнь за пределами Лейксайд. Вернула значение вещам.
Эм по-прежнему планировала унизить Тоби на выходных, и держала пальчики скрещенными в надежде, что я вернусь в школу к тому моменту. В случае если нет, она планировала залить его позор на YouTube специально для меня.
Это стало моей новой целью. Делать и говорить что нужно, лишь бы выбраться. Вернуться в школу и к прежней жизни.
Каждое утро сестра Ненси начинала с одних и тех же вопросов на планшете. Я видела доктора Нельсона по нескольку минут каждый день, но он казался более сосредоточенным побочными эффектами медикаментов, им же прописанных, чем их практическим действием. На мой взгляд, тот факт, что у меня больше не было приступов крика, оказался простым совпадением, а не результатом каких-либо таблеток, которые меня заставляли принимать.
А таблетки…
Я заранее решила не спрашивать, от чего они. Не хотела знать. Но и не могла игнорировать побочные эффекты. Я была вялой все время и спала по полдня.
В следующий свой приезд дядя Брендон и тётя Вэл привезли мне мои джинсы и «О дивный новый мир», и следующий день между сном я читала. В тот вечер Пол дал мне шариковую ручку и блокнот размером А5, и я начала писать тест от руки, отчаянно скучая по ноутбуку, который папа прислал мне на прошлый день рождения.
На пятый вечер в «ла-ла-ленде» мы с тётей и дядей сидели на диване в общем зале. Тётя Вэл без умолку болтала о танцевальной рутине Софи, о многих этапах переговоров со спонсором команды по поводу новых униформ: трико с закрытыми ногами или отдельный топ и облегающие штаны.
Лично мне не было никакого дела, пусть Софи хоть голой танцует. По факту, жизненный опыт однажды откроет для ее карьеры интересные возможности. Но я слушала, потому что какими бы унылыми ни были истории тёти Вэл, они происходили в настоящем мире, а я скучала по нему больше, чем когда-либо по чему-нибудь в своей жизни.
Затем посредине подробного описания трико, несколько одновременных выкриков и ругательств в приемной привлекли мое внимание. Я не смогла разобрать слова из двух радиоприемников, но там происходило явно что-то необычное.
Мгновение спустя, крики стали громче обычных тонов, которые использовал медперсонал, и доносились откуда-то из-за приемной. Прозвучал пропускной звонок главного входа. Дверь в крыло открылась, и двое крупных мужчин в больничных штанах внесли парня примерно моего возраста, крепко держа его под две руки. Он отказывался идти, поэтому его босые ступни волочились по полу за ним.
Новенький выглядел истощенно и вяло, кричал так, что у него могла лопнуть голова, хоть мне и не удалось понять ни слова из им сказанного. Он также был абсолютно голым и пытался сбросить одеяло, которое кто-то набросил ему на плечи.
Тётя Вэл вскочила на ноги на своих высоких каблуках в ожидаемом шоке. Она открыла рот, плотно прижала руки к бедрам. Хмурый взгляд дяди Брендона мог бы парализовать каждого, кто увидел бы его. И пациенты из всего крыла вышли из своих комнат, ведомые интересом к происходящему.
Я осталась сидеть на диване, парализованная не только ужасом от увиденного, но и тем, что вспомнила. Я тоже выглядела вот так, когда медперсонал привязывал меня к кровати? Мои глаза были такими же блестящими и отрешенными? Конечности тоже мне не повиновались?
Естественно, на мне была одежда, но ее бы не было, если бы моя следующая паническая атака наступила, пока я принимала душ. Они бы выволокли меня голой, чтобы привязать к кровати?
Пока я, ошеломленная и объятая ужасом, смотрела, как санитары наполовину тащили новенького через крыло, дядя Брендон отвел тётю Вэл в угол ныне уже пустого общего зала. Он бросил на меня короткий взгляд, но я притворилась, что не заметила. Я понимала, что дядя не хотел бы, чтобы я услышала то, что он собирался сказать.
– Мы все делаем неправильно, Вэл. Она не должна оставаться здесь, – с яростью прошептал он, и внутри я возликовала. Есть у меня шизофрения или нет – а диагноз еще даже не подтвердили – мне не место в Лейксайд. В этом у меня не было сомнений.
Краем глаза заметила, как моя тётя скрестила руки на узкой груди.
– Доктор Нельсон не позволит ей уехать, пока…
– Я смогу его переубедить.
Если кто-то и мог, то это дядя Брендон. Он даже рыбе воду мог продать.
Один из санитаров выпустил руку своего подопечного, чтобы поправить плед, и парень толкнул его в спину, затем попытался избавиться от другого санитара, а теперь выкрикивал какие-то проклятья.
– Сегодня не его смена, – прошептала тётя Вэл, по-прежнему напряженно пялясь на суету. – Ты сможешь встретиться с ним только завтра.
Хмурость дяди усугубилась.
– Первым делом позвоню ему утром. Сегодня последняя ночь Кейли здесь, даже если мне самому придется вырывать ее отсюда.
Если бы я не боялась привлечь внимание к тому факту, что подслушивала, то я бы подпрыгнула и возликовала.
– Предполагая, что у нее больше не было… эпизодов после того случая, – сказала тётя Вэл, фактически маршируя по фойе.
И вот тогда я заметила Лидию, свернувшуюся клубочком в кресле в дальнем углу комнаты, ее лицо скривилось от боли, она наблюдала за нами тремя вместо того, чтобы смотреть на суету, как и все. Девочка даже не попыталась спрятать тот факт, что подслушивала, и даже улыбнулась мне тонкой грустной улыбкой, когда увидела, что я заметила ее.
Когда персонал взял новенького под контроль и безопасно успокоил его в закрытой комнате с ремнями, тётя и дядя быстро попрощались со мной. И в этот раз, когда дверь крыла закрылась за ними, мой обычный поток горечи и отчаяния прорезала тонкая, сладкая ленточка надежды.
От свободы меня отделяли восемь часов и один телефонный звонок. Отмечу это сожжением дизайнерского спортивного костюма.
* * *
Следующее утро стало моим седьмым днем в Лейксайд, и первой моей мыслью после пробуждения было то, что я официально пропустила танцы. Но слишком сильно расстраиваться по этому поводу было тяжело, потому что последовала вторая мысль – сегодня я буду спать в своей постели. Одно воспоминание об этом заставляло посмотреть на все в более ярком свете.
Может, в конце концов я не была сумасшедшей. Может, у меня всего лишь предрасположенность к паническим атакам, и таблетки, выписанные доктором, могли взять их под контроль. Может, я могла иметь нормальную жизнь, как только оставлю Лейксайд позади.
Я проснулась, когда еще не рассвело, и сложила половину паззла на пятьсот деталей до того, как сестра Ненси пришла в общий зал с вопросами о здоровье моего желудочно-кишечного тракта и моих суицидальных импульсах. Я даже улыбнулась, пока прикусывала язык, чтобы не дать сорваться словам о том, куда она может засунуть свои вопросы.
Остальным членам персонала мое хорошее настроение показалось подозрительным, и, клянусь, меня проверяли чаще, чем обычно. Что было бессмысленно, потому что я только и делала, что собирала паззл и пялилась в окно, жаждая свежего воздуха. И пончик. Я умирала от желания слопать пончик только потому, что я не могла его получить.
После завтрака собрала все свои вещи. Каждый дурацкий яркий спортивный костюм и каждую пару пушистых носков. Мой экземпляр «О дивный новый мир» и мою рукопись – эссе на тысячу двадцать два слова, каждое из которых я пересчитала. Трижды.
Я была готова уехать.
Сестра Ненси заметила мою упакованную сумку и аккуратно застеленную кровать, вскинула одну бровь, но не сказала ничего, когда проверила меня и сделала отметку на планшете.
К ланчу я бесконтрольно нервничала. Постукивала вилкой по столу, выглядывала в окно, высматривала дядину машину на парковке. Или тётину. Каждый раз, поднимая глаза, я видела, что Лидия смотрит на меня, немая хмурость написана на ее лице вместе с постоянной гримасой боли. Что бы с ней ни произошло, ей становилось хуже, я ей сочувствовала. И не могла не задаться вопросом, почему врачи не давали ей болеутоляющее посильнее. Или вообще, давали ли они ей таблетки.
Я собирала головоломку около часа после ланча, когда громкий треск послышался со стороны крыла для мальчиков, и санитары сорвались в том направлении. Пока они бежали, мою грудь, словно кулаком, охватила знакомая хмурая паника и сжала так сильно, что я не могла дышать.
Меня омыло отчаяние, горькое и отрезвляющее. Нет! Не снова! Я сегодня уезжаю…
Но только если не закричу. Если они не привяжут меня к кровати. Если не вколют мне полный набор успокоительных, чтобы я проспала следующие пятнадцать часов.
Сердце качало кровь по моей системе так быстро, что кружилась голова. Я оставалась сидеть, пока другие пациенты вставали, настойчиво двигаясь к широкому дверному проему. Крик еще не зародился. Возможно, если я абсолютно не буду двигаться, он и не вырвется. Может, в этот раз мне удастся его контролировать. Надеюсь, таблетки помогут.
Вниз по коридору что-то тяжелое ударялось о стены, и темная паника расцветала внутри меня, от чего сердце увеличилось и потяжелело от скорби, которую я не понимала.
Лидия поднялась со своего места, встав спиной к крылу мальчиков. Ее глаза были закрыты, и она морщилась. Пока я смотрела, замерев на месте, она упала вперед, согнувшись в талии. Ее колени ударились о виниловую плитку. Девочка уперлась одной рукой в пол, вторую прижала к животу от явной боли и негромко вскрикнула. Но никто не услышал ее из-за треска дерева, что раздался из коридора. Никто, кроме меня.
Мне хотелось помочь ей, но я боялась пошевельнуться. Уже сейчас крик зарождался внутри меня, прорываясь наружу. Горло сжалось. Я схватилась руками за подлокотники кресла, костяшки пальцев побелели от напряжения. Таблетки не работали. Это означало, что мои панические атаки не были признаком ни шизофрении, ни тревоги?
Широко распахнув глаза, я наблюдала, как Лидия попыталась встать, держась за край столика для равновесия. Одну руку она все так же прижимала к животу, вторую, уже свободную, протягивала мне, в ее глазах стояли слезы.
– Идем, – прошептала она, затем громко сглотнула. – Если хочешь уехать отсюда, пойдем сейчас со мной.
Если бы я не была занята тем, что сдерживала свой крик, я могла бы подавиться от неожиданности. Она умела разговаривать?
Я сделала глубокий вдох через нос, затем отпустила стул и подала ладонь в ее протянутую руку. Лидия потянула меня вверх с небывалой силой, и я последовала за ней через комнату, между пациентами, вниз по коридору крыла для девочек, пока все остальные пялились в противоположном направлении. Она остановилась лишь раз, на половине пути, снова согнулась от боли, когда ужасающий визг прорезал воздух в другой стороне крыла.
– Это Тайлер, – ахнула она, когда я потянула руку вверх и прижала кулак к своим губам, перекрывая рвущийся наружу крик. – Новенький. Ему так больно, но я не смогу забрать столько…
Понятия не имела, о чем она говорила, и не было сил спросить. Я могла лишь тянуть ее вперед, двигаясь ради нее сейчас больше, чем ради себя. Что бы ни было с ней не так, это как-то было связано с Тайлером, так что расстояние от места суеты точно будет к лучшему, как и для меня.
В конце коридора мы, спотыкаясь, вошли в мою комнату, когда визг стал громче. Лидия ногой пнула дверь, чтобы закрыть ее. В моих глазах стояли слезы. Причитание, словно песнь по мертвому, зарождалось глубоко в моем горле, и я не могла его остановить. Все, что выходило делать, это держать рот закрытым и надеяться на лучшее.
Лидия упала на мою кровать и протянула ко мне руки, ее лицо побледнело, покрылось крупными каплями пота, несмотря на кондиционирование в комнате.
– Поторопись, – сказала она, но когда я сделала шаг вперед, былая серость окутала комнату из ниоткуда. Она была повсюду. Просто внезапно появилась здесь, высосав цвет из всего, уплотнялась с каждой секундой, пока пронзительный визг пытался вырваться из моего горла.
Я залезла на кровать и рубашкой вытерла слезы с лица. Он был настоящий! Туман был настоящий! Но понимание этого принесло истинный страх. Если это была не галлюцинация, какого черта происходило?
– Дай мне руки, – ахнула Лидия, снова скорчившись от боли. Когда она снова посмотрела вверх, я взяла ее руку в свою, но второй продолжила прикрывать рот.
– Обычно я пытаюсь это заблокировать, – прошептала девочка, откидывая влажные коричневые волосы с лица. – Но сейчас у меня нет для этого сил. Это место полно боли…
Заблокировать что? Какого черта сейчас происходит? Неуверенность кольнула живот, почти равная по силе темному страху, подпитывающему мое неконтролируемое причитание. О чем она говорила? Неудивительно, что эта девочка ранее не разговаривала.
Лидия закрыла глаза, превозмогая волну боли, затем открыла их, и ее голос прозвучал так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы расслышать сказанное.
– Я могу позволить боли протекать естественно – от этого станет легче нам обоим. Или могу забрать ее у тебя. Так быстрее, но иногда я забираю слишком много. Беру не только боль. – Она снова поморщилась, и ее взгляд сместился на что-то за моим плечом, словно она могла видеть сквозь стены, что отделяли нас от Тайлера. – И не могу отдать назад. Но так или иначе, будет легче, если я буду прикасаться к тебе.
Она ждала, но мне удалось лишь пожать плечами и покачать головой, чтобы продемонстрировать смятение, мои губы по-прежнему были крепко сжаты, я удерживала вой, разрывающий меня изнутри.
– Закрой глаза и позволь боли протекать, – сказала Лидия, и я подчинилась, потому что не знала, что еще делать.
Внезапно, в одну секунду мою руку окутало и теплом, и холодом, словно меня бросало в жар и морозило одновременно. Пальцы Лидии дрожали в моих, и когда я открыла глаза, то увидела, как она содрогается всем телом. Я попыталась высвободить руку, но она хлопнула по ней ладонью, удерживая меня крепче, когда ее зубы начали стучать.
– Н-не отк-крывай гл-лаза, – дрожала она, – чт-чтобы ни случ-чилось.
Будучи объятая ужасом, я закрыла глаза и сконцентрировалась на том, чтобы не разомкнуть челюсти. И не видеть то, что водится в тумане.
И медленно, очень медленно, паника начала убывать. Сначала постепенно, затем диссонирующий вой, что вырывался из меня, утончился, подобно нити, напоминающей волосок. Хоть паника все еще нарастала внутри, теперь она была слабее, и я с блаженством поблагодарила Лидию за то, что она делала.
Я решилась посмотреть на девочку и увидела, что ее глаза были закрыты, лицо исказила боль, лоб блестел от пота. Свободной рукой она сжимала в кулаке свою мешковатую футболку, прижимая ткань к животу, словно та причиняла ей боль. Но никакой крови или другого признака ранения не было – я присмотрелась поближе, чтобы убедиться.
Она каким-то образом выкачивала панику из меня, и от этого ей было плохо. И как бы сильно я не хотела покинуть Лейксайд, я бы не приняла свободу ценой ее жизни.
Я все еще не могла говорить, так что попыталась отнять руку, но глаза Лидии распахнулись при первой же моей попытке.
– Нет! – Она вцепилась в мои пальцы, в ее глазах застыли слезы. – Я не могу прекратить это, а от сопротивления становится только хуже.
Боль не убила бы меня, но по тому, как это выглядело, она могла убить Лидию. Я снова потянула, и Лидия громко сглотнула, резко покачав головой.
– Больно мне, Кейли. Если я отпущу, станет лишь хуже.
Она лгала. Я видела это в ее глазах. Лидия слышала моих тётю и дядю и знала, что если у меня случится еще один приступ крика, дядя Брендон не позволит, чтобы меня выпустили. Лидия лгала, чтобы не отпускать, даже если ей было в разы больнее. Возможно, она убивала себя каждой долей паники, что забирала у меня.
Поначалу я позволяла ей, потому что она казалась настроенной сделать это. У нее явно были свои причины, даже если я их не понимала. Но когда чувство вины стало слишком тяжелым, и я снова попыталась отнять руку, девочка до боли сжала мою ладонь.
– Он почти добрался до конца… – прошептала она, и я поискала значение сказанного в ее глазах. Я до сих понятия не имела, о чем она говорит. – Все изменится. Боль Тайлера закончится, а твоя начнется.
Начнется? Потому что до этого все было шуточками….
Но прежде, чем мне удалось закончить эту мысль, руки Лидии обмякли на моих, и она расслабилась так внезапно и основательно, что казалась почти полностью лишившейся сил. Девочка улыбнулась на краткий миг, явно не чувствуя боли, и я начала думать, что все закончилось.
– Его больше нет, – тихо сказала Лидия.
Затем паника по-настоящему ударила по мне.
То, что я чувствовала до этого, было цветочками. Полное ощущение пришло только сейчас. Настоящий ужас. Как в торговом центре.
