355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рэй Олдридж » Фермер любви (ЛП) » Текст книги (страница 2)
Фермер любви (ЛП)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 15:06

Текст книги "Фермер любви (ЛП)"


Автор книги: Рэй Олдридж



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

«Но… почему я? Ты только что сказал, что я никогда не любила». Она почувствовала внезапную горячую острую боль возмущения и её глаза высохли. «По крайней мере, не в соответствии с твоими стандартами».

«Не имеет значения – примерно на это я надеюсь. У тебя есть все необходимые качества, Эрриэнжел. Ты была богата, так что для большинства людей в пангалактических мирах твоя жизнь – уже мечта. По этой причине у тебя было свободное время, чтобы не отказывать себе в любовных отношениях. Ты родилась красивой; ты всегда была красивой – и знала это, что придаёт безошибочный привкус твоей памяти, вкус, по которому остальные изголодались». Он поцеловал ей руку – вежливый искусственный жест. «Я ещё не знаю, что пошло не так, но мы найдём и исправим это, под зондом».

«Я не знаю», – сказала она неуверенным голосом.

«Нет, нет. Не бойся. И помни, если ты мне дашь, что я прошу, я верну тебе свободу».

Она боялась поверить ему и её недоверие, должно быть, было очевидно.

Он засмеялся. «Здесь нет никакого альтруизма, Эрриэнжел. Когда я издам чип, ты станешь знаменитой. Когда ты станешь свободной, твоя популярность будет способствовать популярности чипа, а популярность чипа – твоей популярности. Корпорация, конечно же, получит выгоду от этого взаимодействия. Известность – крайне важна, даже для художников – если они не хотят умереть от голода ради своего искусства». Лицо его помрачнело, словно он обнаружил, что действительность – неприятна на вкус.

Когда он ушёл, она ждала в зонде.

Братья сидели в комнате управления. На экране Эрриэнжел сидела в ретрозонде, прямая, с видом сдерживаемого ужаса на своих прекрасных чертах лица.

«Мог бы выбрать менее пугающее воспоминание для моей демонстрации», – сказал Мэмфис.

Тэфилис пожал плечами. «Большого вреда не случилось, а?» Он повернулся к Мэмфису.

«В любом случае, она – жалкий выбор для твоих целей, Брат. Могу поспорить».

Мэмфис дотронулся до инфопластины и колпак зонда опустился на лицо Эрриэнжел. «Споришь? На что?»

Тэфилис оскалился, хищно блеснули белые зубы. «Шестинедельный доход от твоей части операций и одна акция из твоей доли акций переходят ко мне, если ты потерпишь с ней неудачу. И то же самое тебе, если окажется, что я – неправ. И просто, чтобы сохранить тебе уважение, у тебя есть только три попытки».

«Идёт», – легкомысленно сказал Мэмфис, сейчас всё его внимание было направлено на основной экран зонда.

«Ах…» – скзал Тэфилис в радостной уверенности. «Ты никогда не выиграешь это пари; интересно, почему ты продолжаешь их заключать. Однажды, всё наше наследство будет моим. Но не беспокойся, Брат. Я всегда буду держать место для тебя».

Она почувствовала, что маска опускается. Когда она закрыла ей глаза, она почувствовала краткое искажение своих ощущений, а затем оказалась где-то далеко и очень давно…

Она обнаружила, что идёт вниз по знакомому коридору и слышит звуки, как её одноклассники устраиваются в своих обучающих приспособлениях. Она немного опоздала, но не беспокоилась. Её учителя подождут, и никто не осмелиться резко разговаривать с ней.

Ей было тринадцать, заинтригованная изменениями в своём теле, процессом становления женщиной. Её школа была превосходной, благоприятной во всех отношениях, расположенной в эксклюзивном нижнеуровневом ареале, а её жизнь была совершенной. Она никогда не будет одним из тех неуклюжих подростков, неуверенной в своей ценности.

Она остановилась на пересечении коридоров и полюбовалась на себя в зеркале, которое там покрывало стену. Её телесная краска была самого правильного оттенка весенней зелени, а её одевальщик искусно подчеркнул выпуклость её молодой груди лёгкой красновато-коричневой тенью. Её бледные волосы, сплетённые в замысловатый любовный узел, спиралью спускались вниз у неё за спиной. На ногах были тапочки из серебряных чешуек с изысканными красно-гранатовыми пуговицами.

«Совершенство, само совершенство», – сказала она, искренне довольная. Она сделала грациозный полупируэт и вздрогнула, увидев мальчика постарше, который смотрел на неё с благоговейным одобрением.

Он сразу же отвернулся и, к её замешательству и досаде, целеустремлённо зашагал прочь.

Она фыркнула и пошла дальше, слегка подавленная.

Время незаметно перенесло её в следующий день. Она разговаривала со своей подругой Лоялуиз. «Я обернулась и он сразу притворился, что не пялился на меня. Вот чокнутый».

Лоялуиз, нынешняя лучшая подруга Эрриэнжел, была простой девочкой. Не будь её родители эстетически консервативными, она уже вылепила бы из себя близнеца Эрриэнжел. Но она компенсировала свою обыкновенную внешность прекрасным характером и живым умом, поэтому, у неё было почти столько же друзей и поклонников, как у Эрриэнжел.

«Кто он?» – спросила Лоялуиз.

«Не знаю».

«Как выглядит?»

Эрриэнжел задумалась. «На несколько лет старше нас. Невысокий. Кожа – смуглая, прямые черные волосы. Приятные черты лица, возможно, если улыбается».

«Его одежда?»

«Я не обратила внимание, во что он был одет».

Лоялуиз скрытно улыбнулась. «Ты никогда не обращаешь внимание; ты – лишком богата. Но я спорю, что его одежда была чуток поношена. Думаю, ты говоришь о Гэрсо-Яо, проект по бедности этого сезона». Каждый год школа даровала стипендию достойному ребёнку одного из множества Войтаунов Дильвермуна. Некоторые из них сделали выдающуюся карьеру; большинство же вернулись к тёмным коридорам.

Эрриэнжел сразу стало интересно. У неё никогда не было поклонников из бедных; в действительности, она не знала никого из бедняков. Каково это будет – иметь неимущего любовника? Годом прежде, когда она впервые выказа интерес в этом предмете, её полуотец нанял для неё дорогую и эксклюзивную сексуально-обучающую службу. Привлекательные молодые мужчины и женщины, которых служба направила к ней домой, доставили ей удовольствие, но их разрозненные умения стали надоедать. Правда ли, что бедняки занимались любовью с возбуждающей степенью грубости? Были ли их простые удовольствия сильнее из-зи их простоты? Но… возможно Гэрсо-Яо не был её обожателем – почему он ушёл так поспешно?

«Я спугнула его?» – громко поинтересовалась она.

Лоялуиз засмеялась. «Может быть. Или, может быть, у него просто нет времени для тебя. Я слышала, он – серьёзный трудяга. Всё время учиться. Полный решимости. Понимаешь».

«Понимаю…»

Время унесло её на неделю вперёд.

Она нашла Гэрсо-Яо в сенсориуме, он был в инфо-погружении. Было поздно и они были почти одни в огромной комнате с низким потолком. Лишь несколько кабинок были освещены, указывая на присутствие других ответственных студентов. Она встала позади его кабинки и смотрела на него. Он полулежал на диване инфо-погружения. Глаза его были закрыты, выражение лица – отсутствующее, смягченное каким-то чуждым чувством. Ей стало интересно, где он был, на что смотрел. Его рот был хорошо очерчен, а за губами блестели крепкие зубы, очень белые. Она скользнула в кабинку и потрогала его, пробежалась пальцами по резким изгибам скул под смуглой, упругой кожей. В этом соприкосновении было что-то невыносимо интимное, каким-то образом усиленное его бессознательным одобрением.

Она подняла глаза и выглянула через перегородку кабинки. В зале никто не двигался. Проктор ушла из стеклянной будки у дальнего края; возможно, пошла за чашкой стимулятора для долгих часов, оставшихся от её смены.

На Гэрсо-Яо была белая рубашка, распахнутая у горла. Его грудная клетка была гротескно широкой, словно его предки прибыли на Дильвермун с какого-то мира с разреженной атмосферой. Она скользнула руками под рубашку, дотронулась до его ключиц, врезанных в плоские ленты мышц.

Она ещё раз мельком глянула в зал, а затем сбросила свою блузку. Она оседлала Гэрсо-Яо, сердце глухо билось, весёлое и напуганное её собственной смелостью, и отсоединила контактную полоску, которая застёгивала его рубашку. У неё не было четкой идеии, что она собирается делать; она действовала в состоянии безрассудного побуждения – знакомой и удобной манере поведения.

Что теперь? На самом деле она не хотела будить его; она лишь хотела добавить чуточку содержания к своим несформированным фантазиям. Она наклонилась вперёд и легда грудью на его грудную клетку, её голова оказалась во впадинке у его плеча.

У него был слабый, едва заметный запах пота, совсем не противный. Она закрыла глаза и перенесла на него побольше своего веса.

Мэмфис смотрел из её глаз, пока она их не закрыла. После этого он направил зонд так, чтобы смоделировать отдельную точку обзора, которую он поднимал, пока они оба не заполнили экран, её стройное, бледное тело, очерченное его смуглостью. Здесь он секунду помедлил. Он вернулся к обратной съёмке, продолжил поднимать смоделированную точку обзора и, в конце концов, Эрриэнжел и Гэрсо-Яо стали просто смутным пятнышком в геометрическом лабиринте сенсориума, единственными двумя, которые делили кабинку в этом обширном, пустом пространстве.

«Славный кадр», – сказал Тэфилис – обычная колкость, встроенная в его голос.

Мэмфис проигнорировал его. Эрриэнжел дала ему этот образ; но именно его талант подсказал, как смысл этого мгновения может быть прояснён тем, кто, возможно, однажды испытает эту любовь… или прояснён настолько, насколько это возможно, для тех, кто был не способен любить. Тэфилис был одним из этих горемык, но он был хорошим ненавистником.

«Мэмфис», – сказал Тэфилис – «она – лишь ребёнок, и ребёнок удивительно неискушённый в этом. Зачем ворошить такое незрелое переживание? Во что это может перерости, кроме какой-нибудь жалкой щенячьей любви?»

«У тебя – одна область умения; у меня – своя», – сказал Мэмфис не поворачиваясь от экрана. Он умело управлял доской зонда и сцена в сенсориуме исчезла.

«Да, конечно», – казал Тэфилис безмятежно. Он поднялся и ушёл.

На параллельной сенсорной дорожке Эрриэнжел почувствовала, как Гэрсо-Яо зашевелился, когда стал выходить из инфо-погружения. На секунду она испытала испуг; она не собиралась так долго на нём лежать. Она подняла голову так, что могла ясно видеть его лицо.

Прежде, чем она смогла отстраниться, веки его затрепетали и он проснулся. Его глаза светились несфокусированным светом; затем они прояснились и он осознал, что не один. Он попытался дёрнуться назад и в это же самое время его руки крепко сжали её, что-то вроде защитного рефлекса. Она не могла дышать.

Долгое мгновение они оба лежали без движения. Он посмотрел на неё снизу вверх и его руки постепенно отпустили её. Она не отстранилась; она пристально глядела в его глаза, позволив себе обмякнуть на нём. Его смуглое лицо слегка разрумянилось. Она представила себя на его месте – как он чувствовал тепло её маленькой груди, давление её коленей, обхвативших его бёдра. О чём он думал?

Его глаза – которые сначала казались непознаваемыми жесткими чёрными камушками – изменились. Что-то высвободилось; открытый замок упал. Его руки снова сжались вокруг неё.

Эрриэнжел почувствовала новую разновидность возбуждения. «Да», – сказала она. «Но не здесь».

Мэмфис переключил временную шкалу Эрриэнжел на неделю вперёд. Она стояла в гостиной своей квартиры, голая и привлекательно взъерошенная от занятия любовью, руки вызывающе сложены на груди. Гэрсо-Яо колебался у двери, по виду – ему было неудобно.

Мэмфис вывел отдельную точку обзора над роскошной мебелью и изысканными игрушками, которые заполняли комнату. Он смягчил фокус так, чтобы обстановка смягчилась до плавной абстракции богатых красок и драгоценных огней.

Эрриэнжел произнесла резкий звук. «Почему?»

Мэмфис плавно вернулся к виду из её глаз.

Она не могла понять нежелание Гэрсо-Яо. Она любила его, но не могла его понять. Она была богата; он был беден – это неопровержимые факты, так почему он не может элегантно принять её помощь?

Он пожал плечами. «Я же объяснил, Эрриэнжел. Я благодарен тебе за предложение, но если я приму твои деньги, я буду ослаблен. В любом случае, тебе не следует беспокоиться; мои надобности – просты и школа вполне их удовлетворяет».

«Хорошо», – казала она сердито. «Допустим… хотя я не могу понять, как приличная одежда и хорошая инфо-пластина смогу фатально тебя развратить. Но почему ты не будешь жить здесь со мной?»

Он осмотрелся, быстрый взгляд, который, казалось, составил опись её многих удобств. «Я не могу рисковать. Я могу привыкнуть… ко всему этому». Он покачал головой. «Я знаю, тебе кажется это глупым. Но там, где я родился, преуспевают только самые сильные». Он вздрогнул и на мгновение его лицо приобрело необычное выражение – смесь страха и отвращения. «Это ужасное место, Эрриэнжел. Я не могу вернуться. Я не буду подвергать опасности свою здешнюю возможность». Его выражение смягчилось. «Я уже принял большой риск, влюбившись тебя, и вообще приходя сюда. Мне следует настоять, чтобы вместо этого ты приходила в мой отсек, но понимаю, что хочу от тебя слишком многого, и ты можешь отказаться».

После он ушёл.

Идиот, подумала она… но эта мысль была смягчена любовью. Она находила Гэрсо-Яо чрезвычайно интересным – это было, словно она любила инопланетянина, настолько он отличался от других её друзей. Он, бывало, рассказывал ей странные истории о своём ненормальном детстве на улицах Войтауна; он мог петь незнакомые песни сладкозвучным тенором; он был возбуждающим в постели со своим нетренированным энтузиазмом и своими непроизвольными жестами любви.

Она почувствовала приятное изумление своей собственной смелости в выборе такого необычного возлюбленного. «Ты – диковинка», – прошептала она, обращаясь настолько же к себе, насколько и к Гэрсо-Яо.

Мэмфис переключил её воспоминания на параллельный следовой вектор и прокрутил их на месяц вперёд. Его сенсоры предупреждали, что приближается точка главного решения; по всей его панели сверкали предупреждения.

Он смотрел, как она жалуется своей подруге Лоялуиз.

«Да что с ним такое?» – спросила она.

«Он боится, что должен будет вернуться в Войтаун; нет так ли он говорил?» Лоялуиз казалась довольно безразличной к жалобам Эрриэнжел. Наблюдая эту сцену, Мэмфис увидел, что её безразличие скрывало небольшую зависть: эта Эрриэнжел снова оказалась более быстрой, чем Лоялуиз, первой поэкспериментировала с этом древним чувством, любовью.

«Так, что я могу сделать?»

Лоялуиз пожала плечами. «Он боится бедности, правильно? Оплати дар на его имя для того, чтобы он мог всегда жить хорошо, не зависимо от того, как обернётся его обучение».

Эрриэнжел улыбнулась. «Конечно! Почему я об этом не подумала?»

«Ты – слишком богатая; ты плаваешь в богатстве, как рыба в воде, и ты никогда не замечаешь, в чём ты плаваешь».

Мэмфис смотрел, как несколькими днями позже Эрриэнжел и Гэрсо-Яо в постели, запутанные в простынях, делили бокал сладкого светлого вина.

«У меня есть сюрприз», – сказал она, отставила бокал в сторону и взяла маленькую инфо-пластину с прикроватной тумбочки. «Вот».

Он осторожно взял её и упрямое выражение появилось на его лице. «Я не могу принять это, Эрриэнжел».

«Не пластину, дурачок. Смотри!» Она дотронулась до пластины и она засветилась подробностями дара, который она сделала для него.

Глаза его расширились, рот – раскрылся.

«Теперь ты тоже богат и тебе никогда не придётся возвращаться в Войтаун, неважно, что случится», – сказала она. «Разве это не превосходно?»

Он посмотрел на неё снизу вверх, безмолвно. Его выражение не было для Эрриэнжел полностью удовлетворяющим. Несомненно, он был удивлён, но она также увидела и какую-то глубокую обиду, как такое случилось?

Вернулся Тэфилис. «О, да», – сказал он, глядя поверх плеча брата. «Её первая большая ошибка… но если бы это не случилось так, она нашла бы другой способ. Я знаю её; она – одна из моих».

«Нет», – сказал Мэмфис, уверенный, что на этот раз его брат ошибается.

Чтобы подтвердить свое суждение, он прокрутил закат первых любовных отношений Эрриэнжел.

Гэрсо-Яо попытался вернуть деньги, но Эрриэнжел была достаточно умна, чтобы сделать передачу средств необратимой, а основную сумму – неприкосновенной.

Мэмфис смотрел, как Гэрсо-Яо принял свое измененное благополучие. Сначала, это радовало Эрриэнжел; Гэрсо-Яо потратил большую часть своего нового огромного дохода на благотворительность, на дико эксцентричные подарки для неё, на развлечения для новых друзей.

Но затем Гэрсо-Яо медленно пришёл к пониманию того, что навязчивые побуждения, которые придали форму его существованию, стали неуместны.

Он превратился в очень странного молодого человека.

Конечно же, он бросил школу. Он экспериментировал с самыми дорогими цивилизованными пороками: мозговые импланты, псевдосмерть, зверятничество. Он снял апартаменты в Бо’эме, квартале, который часто посещали декадентские художники и их подхалимы. Он одевался с экстравагантной безвкусицей; покрыл свое тело татуировками мрачных изображений – кричащие лица, расчленённые трупы, орудия пыток – так, что Эрриэнжел чувствовала растущее нежелание брать его в постель. Постепенно он перестал быть интересным и начал быть ей помехой.

Единственное, что не изменилось, это сильная привязанность Гэрсо-Яо к Эрриэнжел. Когда она сменила школу, замочные пластины и отказалась видеть его, он совершил свой финальный акт неловкости.

Однажды ночью его закадычные друзья нашли его висящим на шёлковом шнуре снаружи её защитного иллюминатора. Она уехала на несколько дней и тем самым была избавлена от вида его раздутого чёрного лица.

По началу, она была мелодраматически безутешна, но в конце концов, он постепенно превратился в слегка печальное, романтическое воспоминание.

«Холодная», – сказал Тэфилис.

«Она была очень молода», – устало сказал Мэмфис.

«Конечно».

Лоялуиз пожала плечами. «Он боится бедности, правильно? Оплати дар не его имя для того, чтобы он мог всегда жить хорошо, не зависимо от того, как обернётся его обучение».

Эрриэнжел почувствовала внезапное искажение в своих ощущениях, чувство смещения. Она потёрла виски и это чувство потускнело. «Что?» – спросила она.

«Дар. Тогда деньги не будут проблемой между вами».

Эрриэнжел посмотрела на свою подругу и увидела в её обыкновенном лице что-то, что никогда не замечала прежде. Зависть? Лукавство?

«Я не уверена, что это будет хорошей идеей», – сказала она медленно. «Я должна буду подумать об этом».

Лоялуиз презрительно скривила свою тонкую губу. «Жадность? От тебя? Я едва могу в это поверить?»

«Не в этом дело; какая глупая идея». Эрриэнжел внимательно посмотрела на Лоялуиз новыми глазами и решила, что ей совсем не понравилось то, что она увидела.

Мэмфис смотрел на экран, пока процессоры переделывали реальность, записанную в воспоминаниях Эрриэнжел.

Некоторое время всё шло хорошо. Гэрсо-Яо продолжил свое обучение и преданность ей, и Эрриэнжел сама верила, что глубже погружается в любовь своей жизни.

В псевдовоспоминании прошёл месяц. События начали приобретать кисловатый вкус. Они оба чаще ссорились. Гэрсо-Яо по-прежнему рассказывал свои странные истории, но начал повторяться. Она негодовала по поводу времени, которое он тратил на свою учёбу; что пользы в том, чтобы быть молодой, красивой и влюблённой, если она не может пойди туда, где завистливые глаза смогут увидеть её?

Рот Эрриэнжел всё чаще и чаще приобретал выражение надутого недовольства, а Гэрсо-Яо похудел и стал слишком напряжёным.

«О, да», – сказал Тэфилис.

Мэмфис попытался скорректировать дорожку обратно на спокойный курс. Процессоры приблизились к перегрузке и Тэфилис засмеялся. «Это – жульничество», – сказал он.

«Заткнись», – сказал Мэмфис без раздражения. «Это – только первая попытка. Чего ты ожидал?»

Тем вечером, после того, как Эрриэнжел приняла ванну, пообедала и отдохнула, Мэмфис пришёл в её квартиру и показал ей запись. Они вместе сидели на диване, почти касаясь друг друга, смотрели на чувствоэкран, который опустился с потолка.

«Ты найдёшь это интересным… и возможно поучительным», – сказал Мэмфис бесцветным голосом.

Когда она увидела первые изображения Гэрсо-Яо, и себя, по-моложе, лежащую на нем в кабинке инфо-погружения, слёзы затуманили её взор. Она почувствовала внезапную острую боль горько-сладкого воспоминания.

«Это было так давно», – сказала она. «Я уже забыла».

«Вовсе нет», – сказал Мэмфис. «Всё было там, сразу под поверхностью». Он казался чуть измождённым, под глазами были чёрные круги.

Её сердце ёркнуло от сочувствия.

Эрриэнжел покачала головой, злая на себя. Мэмфис был рабовладельцем. Он использовал её самые личные воспоминания; почему ей следует волноваться о нём? Она обратила всё своё внимание на экран.

Когда запись достигла точки исправления, во время сцены с Лоялуиз, она открыла рот, чтобы сказать, что это было не так.

Затем она заметила, что инфополоса на экране сверкает новым сообщением. «МНЕМОНИЧЕСКАЯ ДОСТОВЕРНОСТЬ: ОТКЛОНЕНИЕ», – гласило оно.

«О», – сказала она.

Она смотрела.

На этой псевдодорожке прошло немного больше времени, прежде, чем всё пошло наперекосяк, и в её восприятии случилось странное искажение, так, что она почувствовала нелогичную благодарность за несколько дополнительных приятностей, которые показали ей искусственные воспоминания, за фрагменты дополнительного времени, счастливо проведённого в руках Гэрсо-Яо.

Но затем всё стало разваливаться, хотя не так гибельно, как это было в реальности. На этот раз Гэрсо-Яо не убил себя, когда она оставила его; он использовал свою отчаянную страсть, чтобы увеличить силу своего честолюбия, и в самом деле стал мрачным молодым человеком.

Тем не менее, она была утешена.

«По крайней мере он не умер», – прошептала она, когда запись закончилась.

Мэмфис посмотрел на неё. Какое-то плохо скрытое чувство высветилось сквозь усталость. Отвращение? «Эрриэнжел. Гэрсо-Яо всё ещё гниёт в своей могиле, жертва беспечного детского каприза и его собственной слабости». Он показал на экран, рука его дрожала. «Ты думаешь это реально? Это просто правдоподобная ложь – хотя в этом случае не особо милая. Или пригодная для продажи».

Она почувствовала ответный гнев. «Какое-то время мы любили хорошо; действительно очень хорошо. А ты выставляешь это, словно ничего не было. Ты – ошибаешься, хоть любовь и не длилась вечно. Когда он умер, моё сердце долгое время болело… думаю, и сейчас ещё болит. В любом случае, если тебе не понравилось то, как всё пошло, почему бы тебе не продолжить изменения?»

Мэмфис покачал головой и теперь выглядел лишь печальным и усталым. «Я бы с удовольствием, Эрриэнжел, но, пройдя определённую точку, процессоры не смогут справиться со сложностью изменений. Я могу перерисовать одно существенное событие, иногда два, но после этого я должен позволить событиям идти свом чередом. Если я этого не сделаю, процессоры перегрузятся и начнут отбрасывать прочь целостность формы перерисованной реальности, пытаясь освободить достаточно объёма, чтобы поддерживать дорожку. В конечном счёте, дорожка превратиться в мультфильм, если я доведу это до крайности».

«Понятно», – сказала она.

«Кроме того», – продолжил он, словно она ничего не сказала. «У меня нет иллюзий относительно моих способностей и устройств. Я полагаюсь на своих субъектов, для того, чтобы делать свое искусство. Мне не нравятся те фермеры любви, которые пытаются синтезировать своих персонажей из пустого воздуха, заставить их делать всё деревянными шагами, дёргая их за ниточки, вкладывая словам им в рты и фальшивый свет и их мёртвые глаза. Такие высокомерные, верят, что они понимают любовь настолько хорошо, что их слабые выдумки имеют какую-то красоту, какой-то отклик. Искусство – это наблюдение, а не создание; что кто-то может создать, что уже не было триллион раз сделано прежде?»

Его глаза загорелись сверкающей, болезненной яростью, и она снова испугалась его. Она отодвинулась, скрестила руки под грудью и отвернулась.

«Нет, нет», – сказал он голосом неожиданно мягким и низким. «Прости. Мне не следовало быть таким резким. Если Гэрсо-Яо мёртв, так это всё та, молодая Эрриэнжел – и она была всего лишь глупой, не злобной. Я верю, что мы можем учиться на наших ошибках и что мы можем измениться и стать способными любить». Она подняла взгляд и на мгновение увидела его лицо обнажённым, незамаскированным его обычной бронёй городской уверенности. «Я должен верить в это», – прошептал он, опуская взгляд, руки – на коленях, сцепленные вместе.

Она хотела обвиться руками вокруг него и подарить ему то утешение, которое могла… но не осмелилась… и после рассердилась на себя.

Молчание висело между ними до тех пор, пока она не подумала, что может задохнуться в нём. Наконец он заговорил. «Через несколько дней мы попробуем снова. Боюсь, я не правильно выбрал. В следующий раз я буду действовать лучше; буду изучать более тщательно, доберусь до самой сути. Мы справимся, я уверен». Он похлопал её по руке и одарил своей изумительной улыбкой.

Она кивнула.

«А пока», – сказал Мэмфис. «Мы отдохнём. Если хочешь, я могу показать тебе кое-какие развлечения, которые у нас здесь есть».

«Пожалуйста», – сказала она, скрывая желание. Она решила, что продолжить с ним общение – интересно. Она уже не была молодой девушкой, чтобы тотчас впасть в пламенные объятия страстной влюблённости, но всё же… было что-то интригующее в этом рабовладельце. Нет, поправила она себя, на самом деле он не был рабовладельцем; он был художником, чья работа требовала рабов. Она нахмурилась. Почему, собственно, так?

«Я могу спросить тебя о твоей работе?»

«Конечно», – сказал он. «Хотя на некоторые вопросы я предпочёл бы не отвечать».

«О. Ну, можешь сказать, почему ты используешь рабов в своём искусстве? Почему не записывать любовь свободных Граждан?»

Он ещё улыбался, хотя выглядел немного смущённым. «По нескольким причинам, Эрриэнжел. Одна – экономическая; Граждане потребовали бы слишком большую часть валовой прибыли за свой вклад, а наше ремесло – дорогое. Кроме того, большинство людей смотрит на свои любовные истории как на личные; они чувствуют нежелание делать свои переживания публичными. Сам я этого не понимаю… почему бы не прославлять свою любовь?» На мгновение он показался печальным. «Будь у меня большая любовь, вселенная узнала бы об этом».

Эрриэнжел нашла это очень странным. У него нет любимой? Непостижимо, если только его стандарты не были невероятно высоки. Возможно, он частенько превращался в отвратительное существо.

Он продолжал. «К тому же… те, кто сильно любят, часто и не богаты, и не красивы, и если я хочу найти спрос на свою работу, я должен помнить, что у большинства моих постоянных покупателей нет желания испытывать страсти невзрачных ничтожеств». Он выглядел грустным. «Жаль, конечно».

«Понятно». Она прислонилась к его плечу, наслаждаясь его теплотой. «И я полагаю, что маловероятно, чтобы самые важные Граждане позволили бы подобное вторжение в свою частную жизнь, и к тому же они потребовали бы больше денег».

«Ты понимаешь», – сказал он уныло.

«Я угадала. Так почему ты работаешь только с воспоминаниями? Почему бы просто не разыскать двух красивых людей, „которые могут любить“, как ты говоришь, и не свести их вместе?»

Он странно посмотрел на неё, словно она сказала что-то и умное, и смущающее. «В таком подходе есть проблемы», – сказал он осторожно. «Например, у тех, кто может любить, обычно уже есть кто-то для ухаживаний, и они были бы нерасположены менять свою эмоциональную заинтересованность для моего удобства. Кроме того, любовь – это такая нелогичная штука. Кто может сказать, почему начинается любовь, или почему она выбирает того, кого выбирает? Мои подопечные вполне могли бы презирать друг друга. Это был бы дорогостоящий риск».

«Допускаю».

«Есть и другая причина, по которой я предпочитаю работать с рабами – если они способны любить, они обычно разделены со своими любимыми».

«О».

Казалось, ему неуютно, и улыбка его увяла. Минуту он не говорил, и она не испытывала желания прервать это молчание.

«Скажи мне, Эрриэнжел», – сказал он наконец. «Ты бы предпочла быть в низкоуровневом борделе?»

«Нет», – ответила она. Она посчитала это излишне жестоким вопросом, хотя на его лице никакой жестокости не было.

Следующие дни прошли в симуляции нормальности. Пока тянулось это время, Эрриэнжел почти смогла поверить, что она была гостем какого-то богатого, живущего в уединении друга.

В сопровождении крошечного, ненавязчивого мех-гида она свободно бродила по обширному строению – хотя многие двери для неё были закрыты и она могла лишь воображать, что происходило за сталью.

Много времени она провела в хорошо оборудованном спортзале, использую тамошние приспособления, чтобы восстановить своё тело до совершенства. После нескольких энергичных часов её сожаления отступали перед анестезией изнеможения и некоторое время она могла быть счастлива.

Поблизости она нашла эйфориум самообслуживания, но не почувствовала интереса к наркотикам, которые он мог приготовить. В конце коридора, идущего от спортзала, был альков, полный сексуальных игрушек, включая автономных симулакров различных видов, которые подмигивали и улыбались ей из своих предохранительных ниш. Стеклянная дверь была закрыта перед ней. По какой-то причине ей не хотелось спрашивать Мэмфиса, почему это так; возможно она опасалась, что он сказал бы, что её растущая сексуальная неудовлетворённость хорошо служит его цели. Всю свою долгую жизнь она никогда не была без доступного дружеского общения, и сейчас у неё была ещё одна причина для недовольства.

Кроме того, поздно ночью в своей пустой постели она не могла перестать думать о Мэмфисе и его красоте, так, что её раздражение всё больше и больше окрашивалось невольной похотью.

Она плавала в большом бассейне с пузырящейся водой, наслаждаясь тёплой, поддерживающей водой. Одним из её любимых развлечений был разумный лабиринт с нулевой гравитацией, который переупорядочивал себя перед каждой из её многих попыток проникнуть в его сердце. Его трубы были сплетены из эмпатического пластика и когда она медленно проплывала по разветвлениям и поворотам, пластик сверкающими волнами менял цвет и пел тихую, постоянно меняющуюся музыку без слов.

Она выяснила, что её холоконтур можно настроить на видение Дистэн, этот огромный спутанный клубок истории и мифа, и поняла, что мелодраматические жизни видение-обитателей ещё сохранили для неё прежнюю привлекательность, даже в её изменившихся обстоятельствах. Спустя сотни лет её прежние любимцы были заменены новыми персонажами, но видение было таким же ярким, как и прежде.

Она удивилась, узнав, что Мэмфис тоже его смотрел, и они провели несколько вечеров вместе в её комнате при свете видение-экрана. Он говорил мало и она нашла недостойной мысль о том, чтобы проделать дружелюбные прелюдии по отношению к рабовладельцу, так что вечера прошли неловко. Тем не менее, это казалось более интересным, чем смотреть одной.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю