Текст книги "Подонок в моей постели. Книга 2 (ЛП)"

Автор книги: Рэй Блэйс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Нравится. С тобой.

– Ты умираешь от желания, чтобы я сделал что-то с тобой, но ты настолько потрясена, что тебе всё нравится. Удивление на твоём лице такое чертовски сладкое на вкус, что заставляет меня хотеть идти дальше, делать больше шокирующего, чтобы увидеть, как далеко ты позволишь мне зайти.

Далеко и во всех отношениях. Вот как далеко я позволю ему зайти. Для нас нет конца.

Он раздвигает мои ноги, слегка подтолкнув стопы в стороны, дёргает мою простую чёрную юбку-макси вверх и улыбается, открывая ещё один секрет.

– У тебя вообще есть границы, Рейчел? – Он опускается на колени передо мной, долго ведёт языком по клитору, который теперь доступен для него, потому что, одеваясь дома, я не надела бельё.

Он всасывает мою киску в рот. Почему-то это похоже на одну из самых грязных фантазий, которые я когда-либо могла представить.

Я хотела этого, нуждалась в этом.

Я была влажной с момента, когда он открыл дверь, и его пальцы с лёгкостью проникают, одновременно снимая накопившуюся боль, которую я чувствовала с тех пор, как оставила его несколько часов назад, и усиливает её, заставляя меня хотеть гораздо большего. Это самое расстраивающее удовольствие, которое я когда-либо испытывала. Боже мой...

– Пожалуйста, не останавливайся.

Он продолжает, пока я не извиваюсь у него на языке, ноги у меня почти подгибаются. Затем он подхватывает меня и несёт в спальню, опустошая мой взгляд своим с каждым шагом. Уложив меня на кровать, Дилан не спеша снимает с меня одежду, по одному предмету за раз, пока я не остаюсь голой, а затем раздевается сам. Взяв презерватив с тумбочки, он надевает его, повернувшись ко мне, а затем приближается к моему телу. Он раздвигает шире мои бёдра своими, и я обхватываю его руками, едва дыша.

Дилан убирает волосы с моего лица.

– А знаешь, что ещё я люблю? Я знаю, что это не так, но всё время кажется, что у тебя это первый раз, и у меня тоже. С тобой всё новое. Ты заново вдыхаешь жизнь в моё существование.

До того, как изумление от его слов стихает, он толкается в меня, крадёт ответ из моих уст и разума, всё время глядя мне в глаза. На этот раз он не груб, не пытается доказать свою точку зрения. Сейчас его руки обнимают меня, бёдра не спешат, его толстый член медленно входит и выходит, давая ощутить каждый дюйм себя. На этот раз связь кажется более интимной, более эмоциональной, чем всё остальное. Стены в его взгляде рушатся, втягивая меня внутрь. За страстью Дилана стоит человек, которому небезразлично. Истинно, глубоко, сильно. Всё, чего он когда-либо хотел, это чтобы его поняли. Ему хотелось найти кого-то, как он. Чтобы кто-то услышал то, что он пытается сказать своей музыкой, и ответил тем же, чтобы был с ним так, как он того хочет.

Я ощущаю полное присутствие в каждом моменте. Меня не заботят последствия или ожидания других, я не трачу время на застенчивость. Он проживает жизнь без сожалений. Без страха. Именно так он заставляет меня чувствовать себя, когда я с ним.

О Боже. У меня. Такие. Проблемы. И они мне нравятся.

Я задыхаюсь и провожу рукой по его лицу, улыбаясь, когда он сильнее прижимается к моей ладони. Это всё равно, что ласкать тигра-людоеда и убежать невредимой, не приручить его, а признать достойным.

Дилан подтягивает мои колени вверх, кладёт мои лодыжки себе на плечи, толкаясь членом все глубже и глубже. Я прижимаюсь к спинке кровати, когда он потирает мой клитор, и моя грудь подпрыгивает при каждом его толчке.

Его взгляд, наконец, покидает мой, скользя вниз к моей груди и назад.

– Сделай это, – прошу я.

Он бешено вращает бедрами, трахая меня сильнее, чем когда-либо, его член утолщается ещё больше, широко распахнутые глаза полны нежности.

Я могла бы любить его.

Я его почти не знаю.

Я знаю его сердце.

Опускаю ноги и притягиваю Дилана ближе, отталкивая его руку и прижимаясь к основанию члена. Его ритм не сбивается ни на секунду, даже когда он крепко обнимает меня, и мы прижимаемся телами как можно ближе, достаточно плотно, чтобы причинить боль, но не в силах остановиться.

Горячее удовольствие струится в моих венах, пока я сжимаю член Дилана. Высвобождение прокатывается теплом по моему телу, заставляя изогнуться под ним и кончить так сильно, что пропадает голос.

Дилан кончает с глубоким стоном, резко вдыхая сквозь стиснутые зубы, пока его член сокращается во мне.

Никто из нас не разжимает объятий, даже когда наше дыхание выравнивается. Наконец он отодвигается достаточно, чтобы поцеловать меня.

Я украшаю гладкую кожу его спины бессмысленными узорами, рисуя их кончиками пальцев.

– Я хочу сводить тебя кое-куда.

– Ты только что это сделала.

Улыбку невозможно сдержать.

– Никогда не думала, что скажу это, но, Дилан Сент-Джон, одевайся.

* * *

Ключи от концертного зала уже в руках, гордость смешивается со страхом перед тем, что нас поймают, стоит мне только открыть дверь. Дилан настоял, чтобы понести мою виолончель. Это мило и заставляет меня почувствовать, что он мой парень, который несёт мои тетрадки домой. Я закрываю за нами дверь.

Беру свободную руку Дилана, веду его сквозь темноту этого места, которое уже знаю наизусть, щёлкаю выключателями, когда мы достигаем закулисья, а затем направляемся на сцену.

Дилан ставит мою виолончель и медленно осматривается вокруг, оценивая большой пустой зал и сцену, на которой стоит только рояль.

– Откуда у тебя ключи от этого места?

Нет ничего проще истины.

– От моего дирижёра.

Конечно, они предназначались для практики, но с другой стороны, маэстро сам сказал, чтобы я продолжала в том же духе.

Он подходит к пианино, берёт копию программы этого сезона, оставленную на сиденье, и переворачивает, видя фотографию Блэйна с его словами о предстоящем сезоне.

– Это твой дирижёр?

Я киваю.

– Расскажи мне о нём.

– Он – самый молодой из тех, кто когда-либо занимал должность руководителя. Он также маэстро. У него идеальный слух. – До чего странным кажется говорить о Блэйне с Диланом.

Он садится на скамью перед пианино и листает брошюру.

– Человек, добившийся успеха упорным трудом. Похоже на резюме. Расскажи мне, кто он, какой он.

– Он напористый. Блэйн не смотрит на тебя, а сразу анализирует, находит слабости и силу, выявляет лучшее во всех. Это место досталось ему, потому что он труженик, а не потому, что у него просто было свободное время.

– Ты восхищаешься им.

– Да, – улыбаюсь я. – Это также помогает простить случаи, когда он срывается на нас, требуя совершенства.

Дилан косится на меня.

– А ещё он красивый.

Пожимаю плечами, не отрицая этого.

– И что?

– Он хочет трахнуть тебя, – говорит Дилан.

– И что? – Потому что я не могу это опровергнуть. Да и не обязана.

– А то, что мне это не нравится. – Он хмурится, как ребёнок, и моё сердце взлетает. – Как насчёт того другого мудака?

– Какой мудака?

Его руки со злостью приземляются на ми минор, оглушая нотой меня и тишину зала.

– С которым ты была на моём концерте. Тот, кто смотрел на тебя так, будто хотел съесть.

– Пол?

– Ага, – усмехается он. – Пол. Придурок с микро-хвостиком.

– Он не придурок.

– Его бородка говорит сама за себя. Откуда ты его знаешь?

– Он виолончелист. – Я хватаю стул, открываю футляр для виолончели и начинаю подбирать мелодию для аккордов, которые нажимает на клавишах Дилан. Из моего горла вырывается короткий смешок. – Он водит смарт.

Дилан качает головой.

– Что ты нашла в этом парне?

– Ничего.

Удивившись, Дилан качает головой, но улыбается и продолжает играть, удерживая мелодию ровно в трёх четвертях, пока я сплетаю свою музыку вокруг его. Его мотив несложный. Он не профи, но играет хорошо. Аккорды, которые он выбирает и соединяет вместе, интересные, неожиданные, и они слажены. Он исполняет вступление к «Ground You Down», песне из его первого альбома, и я беру на себя ведущую роль, играя сопровождение к тому, что он обычно поёт, прежде чем мы направляем музыку к чему-то ещё, чему-то более тёмному, более первобытному.

Наши взгляды скрещиваются, когда мы улучшаем дуэт. Мы неплохо подходим друг другу в паре: пытаемся сосредоточиться только на музыке, на каждой ноте, которую играем; звучание мелодии вновь создает во мне удовольствие. Создание музыки с ним – новый вид прелюдии.

Оно и внутри него бурлит. Я чувствую это в его ударах по клавишам.

Его руки двигаются быстрее – мои вторят.

Его взгляд воспламеняется сильнее, как и мой.

Я опускаю виолончель и иду к нему, пока звучание наших последних нот пронзает воздух и умолкает, оставляя нас наедине со звуками нашего ускорившегося дыхания. Не знаю, считает ли он, что мы с Блэйном трахаемся или планируем, но Дилан очень взвинчен, а я хочу, чтобы он расслабился. Я и сама сейчас на взводе.

Он поворачивается на скамейке навстречу мне, а я опускаюсь на колени перед ним и нащупываю пуговицу его джинсов.

– У меня нет с собой презерватива, – произносит Дилан, качая головой с сожалением.

Я улыбаюсь.

– Это для тебя. Ты и мой рот.

– Прямо здесь? – То, как он кусает губу, делает меня влажной. Ещё более влажной.

Я киваю.

– Прямо здесь. Я хочу тебя также, как ты взял меня в «Наклоне».

– Нас могут увидеть.

– Ты меня предупреждаешь? – веду бровью я.

– Напоминаю, как плохо ты себя сейчас ведёшь. – Он запускает руки мне в волосы и достает из ширинки свой член. – Открой рот. – Он скользит между моими губами, и я провожу языком взад-вперёд, пробуя его на вкус, когда он толкается внутрь. – Мы отлично играем тандемом, – говорит он, и я понимаю, что он имеет в виду.

Полностью взяв его в рот, я сосу сильно один раз, прежде чем начать двигать губами по его жёсткой длине, всё время глядя ему в глаза и желая увидеть, что мои движения заставят его почувствовать. Кровь устремляется к его лицу, делая кожу более розовой, чем обычно, и в глазах появляется блеск. Я вращаю языком вокруг его головки, как он делал это с моим клитором, и использую руки, массируя основание его члена, чтобы простимулировать как можно больше плоти одновременно. Он откидывает голову назад, глаза закрываются, брови почти сходятся вместе, а бёдра дёргаются дважды.

Боже, я становлюсь от этого влажной, пока я вот так стою на коленях и сосу его член на сцене, на которой мне предстоит играть классику, в то время как богатые, консервативные меценаты будут смотреть на меня всего через пару недель. Я сосу сильнее, и его рука сжимает мои волосы. Он позволяет мне продолжать сосать и поглаживать, поклоняться ему своим ртом и руками.

Дилан стонет, и я отвечаю, усиливая посасывание и двигая руками быстрее, сжимая его крепче. Внезапно он напрягается у меня во рту, его тело замирает, а член сокращается и наполняет мой рот спермой. Я проглатываю всё, потрясённая своей дерзостью, настолько возбуждённая, что делала бы это снова и снова, чтобы увидеть это умиротворение, что в данный момент расслабляет его черты.

Это чувство быстро превращается в нечто нахальное и тёмное.

– Что?

Он поднимает меня и кладёт на крышку пианино, прижимая рукой и не давая сесть. Дилан задирает мою юбку до бёдер, открывая мою кожу прохладному воздуху и тёплым софитам сцены. Его глаза загораются, и он проходит мимо меня, возвращаясь с чем-то в руках.

Вижу одну из деревянных палочек маэстро.

Она короче, чем большинство других, с толстой, лакированной каплевидной ручкой.

– Что ты собираешься делать с этим? – спрашиваю я, уже зная ответ. Я должна остановить его. Это зашло слишком далеко.

– Буду тобой дирижировать. – Дилан опускается ртом на мой клитор, проталкивая рукоять палочки в мою мокрую киску и трёт гладкую древесину о мою точку джи.

Боже, это неправильно. Это чертовски неправильно, грязно и неуместно, но мои бёдра дико вращаются, соски превращаются в затвердевшие бусины, и мысль о том, как маэстро серьезно дирижирует во время исполнения симфонии с помощью палочки, которую Дилан использовал таким образом, вызывает оргазм, такой сильный и быстрый, что я чувствую, как влага стекает вниз по бёдрам и капает на пианино. Спазмы глубоко внутри не прекращаются в течение длительного времени. Дилан сладко слизывает влагу с меня, пока я не становлюсь слишком чувствительной. Он отстраняется, осторожно вынимает палочку и возвращает мою юбку на место. Когда я сажусь, кружится голова, мне тяжело дышать, и я не знаю, куда деть взгляд.

Это так странно. Он заставил меня кончить очень бурно, но почему-то этого недостаточно. Мало, потому что его не было в моей киске. Я не ощущала вес его тела на моём. Это было здорово, но безлико и слишком быстро. Моё тело насытилось, но я жажду большего. Как мне это выразить?

К счастью, Дилан начинает первым.

– Вернись в отель со мной. Ты мне нужна.

Я киваю. Мы оба только что кончили, но если он чувствует то же, что и я, то ему тоже мало. Мне нужно почувствовать, как он снова движется внутри меня, нужно соединиться и сплестись с ним до конца. Мне нужно снова оказаться в его руках.

Дилан прячет член обратно в джинсы и избегает зрительного контакта.

– Не встречайся больше с этим придурком.

Я становлюсь на ноги.

– Мне казалось, тебе было всё равно.

Он хватает меня за руку и сжимает.

– Просто... не встречайся.

– Хорошо, – обещаю я. – Не буду. – Это было самое простое обещание, которое я когда-либо давала.

 

Глава 8

Поездка в такси до отеля проходит в интимной обстановке. Никто ничего не говорит, но я сижу как можно ближе к Дилану, укрывшись под его рукой, положив голову ему на плечо и впитывая тепло его тела. Его голова мягко опустилась на мою, и он не отпускает мою руку с тех пор, как я положила мою виолончель в салон. Он уселся на неудобном месте посредине, отдав мне и моему инструменту удобные боковые места.

У главного входа собралась небольшая толпа, состоящая в основном из подростков и девушек слегка за двадцать, одетых в джинсы и узкие топы. На многих футболки с надписью «Падшие ангелы». Похоже, фанаты узнали, где именно в городе остановилась его группа. Напряжение меняет тело Дилана, делает его твёрже, разделяет наши тела.

Мой живот скручивает в узел от всех телефонов с камерами, которые я вижу у всех женщин, пришедших сюда, чтобы броситься на Дилана. Узнай они, что я с ним, меня возненавидят. Они бы многое отдали, чтобы занять мое место. Эти женщины сделают все возможное, чтобы быть с Диланом Сент-Джоном: преследуя его из города в город, и продолжая это делать даже в дороге.

Дилан поднимает голову.

– Проедьте к чёрному входу, пожалуйста, – обращается он к таксисту.

Он кладёт мою голову себе на плечо, но моё расслабление и тёплый гул из концертного зала улетучились. Реальность падает холодным комком в моём животе.

– Эй, – он гладит мою руку тыльной стороной большого пальца. – У меня есть пропуск на вход для сотрудников. Там никого не будет. Не волнуйся.

Его слова помогают, но он думает, что меня беспокоит только толпа, или же я просто завидую всем женщинам, которые наверняка будут кричать его имя и которые схватят его, как кусок мяса.

Ладно, может, он не так уж и не прав. Я ревную, и в груди появляется неуверенность, пока мне не начинает не хватать воздуха. Если бы меня здесь не было, он бы взял одну из этих женщин и отвёл бы в свой номер? Некоторые из них великолепны, и какому мужчине не захочется, чтобы кто-то позволил ему делать всё, что он хочет в постели? Перед ним очередь из женщин, выстроившихся коридором, где на каждый час можно взять новую. Или у него есть определённые девушки во всех городах, женщины, которых он знает, которым доверяет и которым звонит, когда находится в городе? Не уверена, что беспокоит меня больше. Нет, это всё неправда.

Всё дело в мысли о женщинах, чьи номера он хранит. Женщинах, с которыми он связан. Легкие отношения, длящиеся некоторое время, возможно, не один год.

Но больше всего меня беспокоит мысль о том, что он будет принадлежать им больше, чем мне.

Я просто ещё один пит-стоп для него?

Дилан расплачивается с водителем и хватает мою виолончель, но я забираю её у него. Он не мой парень и не должен носить её за меня. Нам нужно чётко обозначить границы, которые сейчас размыты.

Такси уезжает. Дилан был прав. У входа для сотрудников отеля нет толпы поклонников, преграждающих путь, поэтому мы входим в отель без фанфар. Осознание опасности того, что за нами может наблюдать множество любопытных глаз, заставляет меня сохранять дистанцию между нами, пока мы идём к лифту, и к тому времени, когда мы добираемся до номера, я не понимаю, какого чёрта я здесь делаю.

В лучшем случае это затягивание неизбежного, в худшем – введение в заблуждение.

Дилан закрывает дверь за нами и провожает меня взглядом, пока я медленно бреду по гостиной, обуреваемая слишком противоречивыми чувствами, которые втискиваются между тем, что я хочу сказать и моей способностью говорить. Слишком много всего, и в итоге я стою на месте, прижав к себе футляр с виолончелью.

Дилан приносит стул без подлокотников из столовой. Мягко улыбнувшись, садится на маленькую кушетку напротив меня.

– Сыграй что-нибудь для меня.

Это я могу, так что сажусь на предложенное место, немного задираю юбку, закрываю глаза и играю, побуждая эмоции покинуть сердце через руки, вливая их в музыку, чтобы они истощили меня. Игра приносит облегчение потому что, не выпусти я их, они бы разорвали меня. Я не могу выразить словами то, что мне нужно, так что остаётся только играть.

Спустя минуту хаотичного освобождения я наконец-то решаюсь посмотреть Дилану в глаза.

Словно он знает, но не понимает. Он наклонился вперёд, поставив локти на колени, его взгляд полон пристального внимания, но также лёгкого недоумения. С помощью полных скорби нот я объясняю всё, высвобождая каждое слово, накопившееся в моей душе, которое я не знаю, как выразить словами. Все мои переживания и сомнения по поводу будущего. Мечты, которые я не позволила себе разрушить, пока они полностью не сформировались и не заставили меня хотеть реальности, которая навсегда останется для меня недоступной.

Скрывшись за музыкой, я выражаю всё, что хотела бы сказать ему. О своих чувствах. О сожалениях. О том, что хочу от него гораздо большего, но знаю, что общее будущее нам не светит, потому что мы уже двигаемся, и даже если остановимся, всё будет не так, как раньше. То, что есть между нами, не должно продолжаться долго. Самые яркие моменты сгорают быстрее всего, и, если мы действительно попытаемся быть вместе, мы сгорим, потеряв себя.

Он слишком много значит для меня, чтобы я могла это допустить. Он считает меня примерной девочкой, и, если не считать безумств, которым я занимаюсь с ним, я такая и есть. За исключением того, что я не подхожу ему. И он мне не подходит. Он пробуждает во мне желание сжечь свою жизнь и станцевать на её пепле.

Но я не могу сказать это человеку, которого знаю всего несколько недель, поэтому вместо этого я играю, выражаясь музыкой, чтобы хоть немного облегчить душу. Одинокая слеза выдаёт меня, катится по щеке, поэтому я сосредотачиваюсь на роскошных обоях позади Дилана.

Он бросается ко мне и садится на корточки рядом, его пальцы впиваются в мои колени.

– Посмотри на меня.

Я крепче сжимаю виолончель, словно она щит, и продолжаю смотреть на стену позади него.

Он осторожно убирает инструмент из моих рук, откладывает его в сторону и занимает его место между моих колен.

– Рэйчел, посмотри на меня. – Дилан нежно вытирает большим пальцем слезу на моей щеке, а нежность в его глазах заставляет меня расплакаться сильнее.

Но я держусь.

– В чём дело?

– Ты мне очень нравишься. – Правда просачивается, тонет в его прекрасных бирюзовых глазах, в которых сейчас столько серьёзности, сколько я никогда не видела.

Он облизывает губы.

– И что тебя огорчает?

– Это делает меня глупой.

– Ты не глупая. – Его руки ласкают мои бёдра. – О чём ты? Ты хочешь большего?

Да, я хочу всё это. Я хочу больше этой яркой жизни, которую проживаю, когда ты со мной! Но это не может продолжаться долго. Могу ли я просто оставить своё место в одной из самых желанных симфоний в Америке и последовать за ним, как одна из поклонниц? Кем я тогда буду? Как я тогда останусь собой? А мои цели?

Если у нас не будет серьезных отношений, то я останусь ни с чем. И без этих отношений я стану безликой.

Было бы так легко сказать – да и потребовать – чтобы он забрал меня, но тогда я перестану быть Рэйчел и буду только девушкой Дилана.

Я хочу для себя большего. Плюс, у меня есть обязательства. И я даже не знаю, являются ли наши отношения для него чем-то большим, чем просто очередная интрижка.

Он берёт меня за подбородок и заставляет посмотреть на него.

– Скажи мне, – нежно звучит его голос.

Вздыхаю и говорю большую часть правды. Правды, которая важнее всего для меня.

– Я хочу знать, что я для тебя значу. Что я для тебя не очередная интрижка. Я хочу, чтобы это что-то значило.

– Ты что, шутишь? – Его голос дрожит от неверия, и он опускает руку.

Какая же я идиотка. Конечно, для него в этом нет ничего особенного.

– Прости. Это было так наивно, – мой голос настолько полон смущения, что у меня опускаются плечи. – Мне лучше уйти.

Его хватка на моей руке напоминает тиски.

– Нет, не лучше. Ты действительно думаешь, что ничего не значишь для меня?

Надежда больше смущает, чем стыд, но она наполняет меня, и я не могу оторвать взгляд от его лица.

Дилан качает головой.

– Ты глубоко внутри меня, прямо под моей кожей, Рэйчел. Я написал песню о тебе, чтобы попытаться избавиться от мыслей о тебе, но это не сработало. Я не могу перестать думать о тебе. И, кажется, уже никогда не перестану. Я больше ни с кем не был после ночи с тобой. – Он словно почти зол из-за этого. – Я не могу думать о том, чтобы трахать кого-то ещё. Не после тебя. Сколько песен мне нужно, чтобы вытащить тебя из моих мыслей?

Я набрасываюсь на него грубым поцелуем, единственным, что я могу сделать, потому что он сказал то, что жило у меня в сердце, но никакие слова не изменят наши судьбы. Мышцы его спины напрягаются под моими ладонями, когда я пытаюсь притянуть его ближе. Обвивая меня сильными руками, Дилан встаёт, закидывая мои ноги себе на бёдра и, подхватывая меня под задницу, несёт в спальню, нежно гладя руками и сверкая глазами.

Я расцепляю ноги и опускаюсь вниз, касаясь стопами пола и оставляя достаточно места, чтобы суметь раздеть его. Мне хочется запомнить каждый сантиметр его кожи и впитать как можно больше того, что откроет взору одежда, которая теперь растёт кучей на полу.

Я обвожу татуировку на его груди, Mi Vida Loca, и целую слово под его сердцем, пока моё собственное разрывается.

Доверие.

Дилан толкает меня назад к кровати, положив одну руку на нижнюю часть моего живота. Дрожь пробирает моё тело, и я отодвигаюсь назад, пока не касаюсь головой подушки, и жду, пока он присоединится и войдёт в меня.

Его член упирается в моё бедро, когда Дилан растягивается рядом со мной и выводит узоры на моём животе нежными руками.

– Я кое-что хочу.

Что угодно.

– Что?

– Я хочу трахнуть тебя без презерватива.

Секс без презерватива? Моё сердце ударяется о рёбра.

– Я никогда не делала этого раньше.

– Я тоже. Все мои тесты в порядке, я чист. Я хочу, чтобы между нами ничего не было. Мне нужно чувствовать твоё тепло на своём члене.

Я чиста и принимаю таблетки, и мне бы тоже этого хотелось: ощутить его внутри, чтобы он наполнил меня, когда кончит. Я доверяю Дилану и хочу получить последний сумасшедший опыт с ним, прежде чем жизнь увлечёт нас друг от друга. Я хочу быть первой в чём-то, чтобы он тоже меня запомнил, даже пусть только так.

– Мне тоже это нужно.

Он оставляет чувственные поцелуи на моей груди, прокладывая дорожку к соскам, обращаясь ко мне между движениями языка по моей коже и посасываниями:

– Я хочу, чтобы твоя киска пропиталась моей спермой, словно ты моя. Хочу, чтобы ты почувствовала, как она будет стекать по твоим бёдрам, когда ты будешь идти, а потом я снова трахну тебя и почувствую, насколько влажной я тебя сделал. А затем заставлю тебя истекать влагой.

Да.

Я таю под ним. Он тоже хочет чувствовать, что я – его. Эта мысль заставляет меня улыбаться, пока он не начинает целовать ниже, изгоняя все мысли из моего разума, кроме:

– Боже, да.

Мои глаза закрываются, и я тону от ощущений, которые остаются после движений его ловкого языка на моём клиторе. Резкий щипок по соску заставляет меня задохнуться и распахнуть глаза.

Дилан поднимает голову и отпускает меня.

– Не Бог поедает эту красивую киску, Рэйчел.

– Ты уверен? Мне кажется, будто я на гребаных небесах.

Он тянет меня дальше вниз по кровати.

– М-м-м. – Дилан переворачивается на спину. – Сядь мне на лицо и соси мой член своим грязным ртом. – При взгляде в его глаза я не смею спорить.

Поэтому не делаю этого.

Его член оказывается у меня во рту, прежде чем седлаю его грудь, чувствую широкий и твёрдый ствол, подёргивающийся на моём языке. Я осторожно потираю его напряжённые яйца, когда жестко опускаюсь ртом на член. Со стоном он хватает мои бёдра и тянет тело назад, раздвигая ноги и облизывая мои складки.

В такой позиции ощущения совершенно иные, и я наслаждаюсь разницей, играя с его яйцами и всасывая его так глубоко, как могу. Я не в силах остановиться, мои бёдра двигаются и прижимаются к его рту, когда он раздвигает мои ягодицы и проводит языком по анусу, сбивая меня с ритма.

– Мне нужно быть внутри тебя сейчас же.

Не говоря ни слова, я скатываюсь с него на кровать. Дилан раздвигает мои бёдра своими, устраиваясь на мне, и потирает головкой своей жёсткой длины вверх и вниз по моей киске, покрывая её моей влажностью.

Затем он отводит свои бёдра назад и ласкает мое лицо, глядя на меня с нежностью, грозящей разорвать меня пополам.

– Боже, ты такая красивая, – выдыхает он.

– Не Бог лежит под тобой.

Его улыбка нежная.

– Ты права. Передо мной богиня.

Его член толкается в меня, заканчивая разговор.

Жар его тела, мягкая бархатная кожа, двигающаяся внутрь и наружу – это почти нереально выдержать. Есть только он и я, и доверие, которое мы каким-то образом создали между нами.

Наши руки и пальцы переплетаются, чтобы максимизировать контакт. Я раздвигаю ноги шире, желая принять его глубже, но этого мало. Пытаюсь притянуть его ближе, но это тоже не работает.

– Перевернись.

Он вытаскивает член и поднимается.

Я лежу на животе и раздвигаю ноги, глядя через плечо на него. Этот стройный мускулистый торс действительно невероятен. С диким взглядом он поднимает мои бёдра вверх, подтягивая задницу, кладя подушку мне под бёдра.

– Твоя задница, детка, – он качает головой, разминает мои ягодицы твёрдым прикосновением, посылая боль в сердце.

– Пожалуйста. – Я немного ёрзаю, умоляя всем своим телом.

Его член возвращается в меня с резким толчком, его вес подталкивает мой клитор по подушке. Я развожу ноги так широко, как могу, задыхаясь, когда головка его члена проникает так глубоко, как только возможно.

– Ты в порядке, детка?

– Ещё.

О, и он даёт мне. Снова и снова, всё сильнее и быстрее, входя и выходя, наказывая мою киску невыносимым удовольствием. Мои руки сжимаются в кулаки, а пальцы на ногах поджимаются. То, что он умеет проделывать своими бёдрами, незаконно. Ни одна женщина не сможет отказать ему в чём-либо, пока он внутри неё, поглаживает её внутренние стенки идеальным членом и ровным ритмом.

Восхитительное трение между нами создаёт скользкий жар, который я никогда не чувствовала прежде, и он обливает меня, топя в удовольствии. Просовывая руку между подушкой и телом, Дилан осторожно потирает мой клитор.

Я пропала.

Во мне нарастает давление, и моя киска напрягается, чуть не сдавливая его член силой оргазма, проносящегося по моему телу, зажигая каждый нерв, как аварийный маяк.

– Я вот-вот кончу, – говорит он тихим встревоженным голосом.

Киваю, и через секунду Дилан напрягается и наполняет меня – я это чувствую – горячими струями спермы, прежде чем осторожно рухнуть на меня. Я хочу обнять его и притянуть поближе, но довольствуюсь его бицепсом и чувством его веса на себе. Когда наше дыхание замедляется, он заваливает на нас на бок, не выходя из меня, но подтягивая мои ноги к себе, чтобы я легла маленькой ложечкой. Его рука двигается по моему телу и между моей грудью.

Чувствую, что должна поблагодарить его, но это было бы странно, поэтому не говорю ничего. Его тело идеально прилегает к моему. Я буду скучать по этому.

Не думай о будущем.

Его вздох покрывает теплом мою лопатку.

– Я уезжаю из Бостона на следующий этап тура.

– Атлантик-Сити. – Нет смысла притворяться, что я этого не знаю. – Я посмотрела график.

Он кивает, лениво лаская мою грудь.

– Атлантик-Сити, потом Монреаль. После Лос-Анжелес.

– Да ты у нас международный мальчик.

Интересно, а его улыбка такая же слабая, как моя шутка? Я знаю, что теперь снова увижу его в журналах и на рекламных щитах. Когда меньше всего буду ожидать, попадусь в засаду, видя его на таблоидах или по ТВ. Я раскритикую каждую песню, надеясь увидеть в ней время, которое мы провели вместе. Будет слишком легко зациклиться на том, с кем он встречается. Расстаться будет сложнее, чем раньше.

Даже в концертном зале теперь остались его призраки.

Я обнимаю Дилана, желая остановить время, чтобы мы могли так жить.

– По крайней мере, у тебя довольно гибкий график, – говорит он. – У тебя есть время на жизнь вне работы.

Отвечаю ему смехом.

– О нет. Это только разминка. Когда начнётся сезон, я буду играть несколько раз в неделю, не считая репетиций. Ты застал меня в тишине перед бурей.

– А вот ты попала в поле поражения моего урагана. Как вовремя.

– Твой тур почти закончен, да?

Он снова вздыхает, на этот раз дольше.

– Потом нужно вернуться сразу в студию. Нам нужно разобраться с парой дел перед выпуском альбома. После мы, вероятнее всего, отправимся в другой мини-тур, на этот раз в Азию. Мы давно там не были, кажется, последний альбом действительно вышел в Токио. – Его голос звучит ровно и низко – он никак не хочет этого прямо сейчас – и это неудивительно. Он уже несколько месяцев в разъездах, и это началось сразу после безумия с реалити-шоу.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

– У тебя будет свободное время до этого?

Он приподнимается на локте, устраиваясь поудобнее, чтобы посмотреть на меня.

– У меня будет неделя, может, две, если мы запишем треки и быстро решим все дела в студии. – Лёгкая горечь оттеняет его тон. – А затем всё начнётся заново.

– Мне жаль, что у тебя нет больше времени для себя. – Я практически вижу тёмные круги, образующиеся под его глазами, пурпурные пятна истощения. Я знаю, как он себя чувствует.

– Нужно усердно работать, чтобы остаться на этой сцене. У людей короткая память. Если останавливаешься слишком надолго, они забывают.

– Никто не сможет забыть тебя и твою музыку, – я стараюсь прикрыть свою ошибку. – Интересно, если бы люди знали, что работа может превратиться в мечту, они бы всё равно всё бросили и сбежали в противоположном направлении? – Я целую его ключицу.